Форточница

Натали Лавру, 2021

Это был идеальный план: залезть в чужую квартиру, когда в ней никого нет, и поживиться… Но вот замок парадной двери щёлкнул, я юркнула в окно. Не тут-то было! Треклятые конфеты в карманах помешали мне выскользнуть обратно в форточку, и я попалась. Меня схватили прямо за… за это самое место! Кто бы мог подумать, что для меня, воровки-форточницы, с этого дня начнётся большая любовь? P.S. За юмор в книге автор ответственности не несёт. От автора: лёгкая добрая история со счастливым финалом. Для тех, кто хочет отдохнуть душой.

Глава 7. Охота на подкроватного монстра

Зря Эвелину Захаровну прозвали Эверестом. Такая аналогия знатно портит репутацию самой высокой в мире горы. Величественная горная снежная шапка не идёт ни в какое сравнение с меховым норковым набалдашником нашей Эверест.

И объясните мне, зачем на шапку вешаются шарики из меха? Когда наша Эверест гордо вышагивает по улице, шарики, болтающиеся на ниточках на её шапке, такие тынц-тынц-тынц…

Эвелина Захаровна похожа больше не на директрису, заступницу сиротских душ, а на охотницу за норковыми мошонками. Ой. Что-то меня распирает от «любви» к этой женщине. Мне никогда не понять такого извращения с меховыми шариками. И ради этого убивают животных.

В общем, не Эверестом её надо было прозвать, а Снежной Коров… Нет, не так. Эвелиной-истребительницей норок… Нет, не звучит. Для злобной героини харизмы ей не хватает катастрофически.

Эх, оставайся же ты Эвелиной Захаровной, так уж и быть. Только меня больше не трогай и пальцем своим сарделькообразным с нанизанными на него двумя золотыми колечками мне не грози. Не то я меховые шарики-то тебе поотрываю, останешься без трофеев.

***

Если Эверест думала, что, испепеляя меня презрительными взглядами, как-то пристыдит меня, то она глубоко ошибалась.

«Слова-слова, одни слова…» — мысленно напевала я, когда вспоминала её угрозы.

Никуда меня не перевели. Скалолазания не лишили. В чулан или изолятор не посадили. Живём!

Только вот вход в дом малютки мне был заказан. Таня с Машенькой ходили туда без меня. А я тосковала в своей комнате и питала надежду, что история эта вскоре забудется.

Может, сторож, которой Галина Николаевна строго-настрого велела не пускать меня, уволится, а новая не будет знать меня в лицо? Всякое же бывает… Или через крышу буду ползать, по пожарной лестнице. Не то как там Аришка без меня?

***

На удивление, Нина Алексеевна и Алёна Евгеньевна встали на мою сторону. Нет, конечно, они обе пожурили меня и сказали, что так делать нельзя, но в их глазах я осталась доброй девочкой.

Только от их отношения обе директрисы — та, у которой туго завязан пояс, и та, на которой пояс не сходится, — не перестали смотреть на меня, как на врага народа.

А Эверест зачем-то вызвала меня к себе ещё раз. Наверное, накопила в своей хищной пасти новых пакостей и решила излить их на меня. Срочно, пока не забыла.

У меня в этот день как раз не было тренировок по скалолазанию, и я сразу после уроков вернулась в детдом. На свою голову.

***

Захожу я в директорский кабинет, а там… Сидит Костя, тот самый, что сдал меня в детдом. Весь такой благородный, с иголочки одетый в серо-голубую рубашечку и пиджачок. У-ух! Аж бесит!

Обида разъедающей кислотой всколыхнулась у меня в душе.

«Сидят двое, — комментировал мой внутренний ворчун. — Обманщик и жирная Эверест. Чаёк попивают…»

А дальше, клянусь, всё случилось как-то само. Моя рука схватила Костину чашку, и обжигающе горячий чай оказался на его физиономии.

— Ай! — вскрикнул он.

— Ненавижу тебя! — от всей души выпалила я. — Ненавижу! Гори в аду, козёл!

Костя закрыл руками лицо и отвернулся. Видимо, в чашке был кипяток, раз его так перекосило.

— Константин Николаевич, о господи! — трагически воскликнула Эвелина Захаровна и подскочила к нему с невесть откуда достатым полотенцем. — Сильно обожгло? За стенкой есть туалет с раковиной. Сходите ополосните лицо. Авось, обойдется без ожогов.

И Костя, выставив одну руку вперёд, чтоб никуда не врезаться, вышел.

— Ты что творишь, маленькая дрянь?! — грозовой тучей нависла надо мной Эверест. — Пшла вон, паршивка неблагодарная! — прошипела она. — Мерзавка!

Меня не нужно просить дважды. Я вымелась вслед за Костей и припустила по коридору со всех ног.

«Ой-ёй, — напряглась моя филейка. — Дело-то пахнет жареным. После такого точно будут бить. Спасай меня!»

Да уж. Вытворяет буйная голова, а получает за это попа.

Но ничего. Пусть эти взрослые знают, что Наташа не на помойке себя нашла. И даже если на помойке, то не им меня судить.

***Я влетела в комнату, торопливо захлопнула дверь и вжалась в неё.

На своей кровати полулежала Таня с Машенькой в одной руке и учебником в другой. Малышка с упоением посасывала мамину грудь.

— Ты чего опять? — удивилась моя соседка.

— Хана мне, — выдала я. — Короче, если что, меня нет, — с этими словами я шмыгнула под кровать.

— Если что — это что? — не поняла Таня.

— Прикрой меня. Потом расскажу.

Пролежала я, как дурочка, под кроватью минут пять, и уже собиралась вылезти, как в дверь постучали.

«Вряд ли это Эверест. Та вломилась бы без стука, а от топота её ног случилось бы землетрясение. Нина Алексеевна стучится по-другому. Значит, это… Ох, нет! — догадалась я. — Мало ему было кипятка…»

Таня оторвала Машеньку от груди и застегнула халат.

— Кто там? — крикнула моя соседка с кровати.

Дверь плавно открылась, а я из своего тёмного подкроватного уголка увидела мужские ботинки.

— Константин Николаевич, здравствуйте! — пропищала слащавым голоском Таня.

«Да твою ж налево… Явился», — выругалась я про себя.

— Где Наташа? — спросил он.

— Э-э… Наташа? — затупила моя соседка. — Э-э… Да нет её вроде бы…

Вот запустить бы в неё тапкой! Что значит «нет вроде бы»? Н-ну Таня! Если этот козёл сейчас под кровать заглянет, быть войне! Фанатка хренова…

— Вроде бы? — переспросил Костя.

— Д-да, точно нет. Я не знаю, где она, — наконец-то выдала соседка что-то более-менее убедительное.

— Ясно. Тогда передай ей… — он нервно вздохнул и передумал. — Нет, ничего не передавай, — и вышел.

Дверь захлопнулась, за ней послышались удаляющиеся шаги.

— Нат-таш-ша… — медленно произнесла Таня. — Эт-то ч-что с ним?

— Я тебе так скажу, — очень важно ответила я, вылезая из-под кровати. — Сочтены мои деньки здесь.

— Э-э, ты объяснишь, что случилось или как? — теряя терпение, потребовала моя соседка.

— В общем, меня вызвали в кабинет к Эверест, а там — он. Ну, я и облила его чаем за всё хорошее.

— У-у… Хана тебе, — заключила Таня. — Эверест тебе такого не простит.

— Вот и я о чём, — кивнула я. — Линять мне пора.

— А, может, лучше не надо? На уши всех поставишь — ещё хуже будет.

— Надо, Вася, надо, — сказала я, вытаскивая пожитки из шкафа и засовывая их в пакет. Взяла только необходимый минимум. В бомжатнике вряд ли пригодятся белые блузки. — Помоги мне.

— Как?

— Если я с этим баулом пойду по коридору, меня точно никуда не пустят. Я выйду, встану под окно, а ты мне его скинешь. Идёт?

— А как я тут без тебя-то буду? — не поняла Таня. — Ты опупела что ли бросать меня?

— Да я б ни за что… — развела я руками. — Но ведь сама понимаешь.

— Угу, — буркнула соседка и надула губы.

Как только стемнело — а темнеет в декабре рано — я вышла на улицу «проветриться», завернула за угол дома, встала под окно, благополучно поймала пакет с одеждой… И прощай, детдом!

Я буду скучать по чистой тёплой постельке, Танюхе и малышам… А ещё по скалолазанию! Ведь своим исчезновением я разобью Сашино сердце и зарою в землю бриллиант.

Зато теперь у меня есть паспорт с настолько упоротой фотографией, что Таня, взглянув на неё, ржала минут пять. Глаза на фотке наполовину дурные, запечатлённые в процессе моргания. А лицо такое, как будто я изрядно выпила и пытаюсь доказать фотографу свою правоту, и неважно, в чём.

У кого что, а я моргаю от вспышки. К тому же не умею позировать. Остальные фото из той серии смело можно было бы выставить на конкурс самых неудачных снимков. Пальмовая ветвь самого плохого позёра досталась бы мне.

О чём это я? Ах да, у меня теперь есть паспорт, полис и прочая бюрократическая требуха. Без бумажки я букашка, а с бумажкой — человек. Вот пересижу годик с небольшим в гнёздышке, а потом как выпорхну, да как устроюсь на работу и заживу припеваючи.

Ну а что? Два года прожила, скитаясь по чердакам и ползая по форточкам. Проживу и ещё чуть-чуть. Где наша не пропадала.

***

Я обещала навестить деду Васю с Нинком, вот и навестила. Правда, я не собиралась возвращаться к ним жить. А оно вон как вышло.

В гнёздышке жизнь как текла с черепашьей скоростью, так и осталась. Всё по-старому. Тот же костёр на первом этаже, покрытые копотью стены, те же горы зловонных тряпок и заколоченные окна.

Приняли меня обратно душевно, обняли и густо обдали тошнотворным душком. Всё-таки за месяц в детском доме я отвыкла от бомжатника.

— Ну что, — спросил дядька Сашка, — осчастливила уже какого-нибудь мужика своей лункой? Вон, шмоточки, я смотрю, на тебе модные. Щедрый попался кавалер.

— Да что б ты знал, дя Са, — отмахнулась я от него. — В детдом меня забрали. Отстань со своими мужиками, кобель вонючий.

А вот Нинку я подробно расписала свои приключения за чашечкой чая с окаменевшими печенюшками. Эх, не встречала я более благодарного слушателя, чем Нинок. Мировая женщина. Жаль, что живёт в таких условиях.

Мне наговорили кучу милостей о том, что всё самое лучшее у меня ещё впереди, что и мужа-то я найду себе приличного, богатого, честного, да вырасту красавицей и умницей… Ах, как приятно слушать, ушей не оторвать!

***

Как в старые добрые времена, я улеглась ночевать в обнимку с немытыми моими добряками. Не то холодно. Разнежилась я в тепле, теперь вот снова привыкать к спартанским условиям. Эх…

Всю ночь я не спала. Ворочалась, мёрзла, прятала нос от смрадного запаха. Ужас. Как я раньше этим всем дышала?

Пожалуй, пора мне найти себе новое пристанище. К примеру, попроситься жить в другой детдом. Или найти отапливаемый чердак, где не так воняет.

Жаль, конечно, будет расставаться с Нинком и дедой Васей, который после инсульта почти не ходил и не говорил. Но, чувствую, мне здесь больше не место.

«Утром же отправлюсь на поиски нового пристанища», — решила я.

***

Однако на следующий день я увидела, как под козырьком ближайшего подъезда расклеивают ориентировку… с моей, не самой удачной, физиономией! Той самой, из паспорта. Расклейщик аж подпрыгнул, когда узнал во мне разыскиваемую личность.

«Оп-па-па! — заволновалось моё самое мудрое место. — Дёру! Дёру давай!»

И я, понимая, что сейчас меня могут узнать все кому не лень, снова юркнула в гнёздышко и затаилась.

А вечером… гнёздышко накрыли. Меня, в обнимку с пакетом пожитков, выволокли на улицу и посадили в УАЗик, как распоследнюю преступницу.

Замели братцы.

«Да вашу ж петрушку… — вздыхала я. — Надо было на чердаке прятаться…»

В отделении милиции за столом для допросов меня уже ждал Костя.

— Она? — спросил у предателя дядька в форме.

— Она, — подтвердил обманщик.

Я села и подпёрла щёки кулаками. Пусть хоть заспрашиваются меня, хоть пытают — ничего не отвечу.

— Что же ты творишь, Наташа? — воззвал к моей совести Костя.

Молчу.

— Мне известно, что ты проникла в кабинет директора дома малютки и отправила письмо. Я понимаю, что у тебя были благие намерения, но это подсудное дело. Ты это понимаешь?

«Ой, какие все правильные стали! — мысленно ворчала я. — А когда я хотела сама заработать Аришке на операцию и открыть благотворительный сбор, меня послали куда подальше. Вот пусть теперь им будет стыдно, а не мне».

— Это лучшее место, куда я мог тебя пристроить. У тебя есть практически всё. Зачем ты портишь себе жизнь? — снова обратился ко мне Костя.

Сижу в прежней позе, разглядываю царапинки на металлическом столе и молчу. Слишком много чести — разговаривать со всякими там предателями. Ничего он от меня не добьётся.

— Что ж ты такая трудная-то, Наташа? Как я смогу тебе помочь, если ты то бросаешься на меня, то молчишь?

И это не сработало.

«Ишь, помочь он захотел… — скептически фыркнуло моё внутреннее эго. — Нашёл доверчивую дурочку. Молчим. Делаем вид, что нам всё до фени и молчим…»

***

Этим же вечером меня доставили обратно в детский дом, только уже не на милицейском «козелке», а на Костиной иномарке.

Всю дорогу меня пытали. Ну, как пытали… И доканывали расспросами, и пытались разжалобить, и тяжко вздыхали. Всё тщетно. Я — крепкий орешек.

Перед тем как выпустить меня из машины, Костя сказал:

— Завтра я поговорю с директором, чтобы она не приставала к тебе. Но, пожалуйста, больше никакой самодеятельности! — от нажал на кнопку, и замок у дверцы автомобиля щёлкнул. — Всё, иди.

Наташу не нужно просить дважды. Секунда — и я выпорхнула прочь.

***

В комнате на меня налетел ураган по имени Таня.

— Преступница-то моя верну-у-улась! — повисла она на мне и чуть не сделала из живой преступницы неживую. — Фу, ты по помойкам что ли ползала? — Таня скривила лицо и с ужасом уставилась на свой халат. — Это я тебя такую ещё и обнимала! Фе!

— Ой, какие мы нежные! — ответила я и показала соседке язык.

Но Таня была права: запах — тот ещё. Самой бы смыть себя бомжатниковый душок, а потом — спать на чистой мягкой постельке! Не то после бессонной ночи и всех этих розысков и допросов я вымоталась. Все новости — завтра.

***

А днём, после школы, Таня сообщила мне очешуительную новость: малышку-Аришку поставили в очередь на операцию! Моё письмо попало куда нужно. Алёна Евгеньевна велела передать мне спасибо.

Ну, что я могу ещё сказать? Ура! Всё было не зря!