Девушка с Рублёвки. История о любви в забавных обстоятельствах

Наталья Баклина

Бросить всё и уехать в Москву – поступок. А когда ты мать-одиночка и тебе просто нужно заработать денег для своего ребёнка – поступок вдвойне. И когда судьба предлагает, вроде бы, прекраснейшие решения – романтическую поездку в Тунис, шефа, готового жениться и какую-никакую, но определённость – только вера в себя отводит от этого решения. Потому что приспособиться к жизни ещё не означает жить. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 2

Чайник на плите задребезжал крышкой, исходя паром, и я очнулась от мыслей. Чай в пакетиках оказался с бергамотом. Терпеть не могу бергамот! Скорее вытащить пакетик из бокала, пока не успел настояться! Отхлёбывая подкрашенный кипяток, я подошла к окну и открыла пыльную створку.

За окнами деловито сновали машины. Вот оно, Рублёвское шоссе. Самое обыкновенное, автомобили сплошным потоком. А для пешеходов переходы-галереи построили, мы с хозяином этой хоромины шли по такому от метро. Та ещё забава: карабкаешься по бетонным ступеням до высоты третьего этажа, потом спускаешься. Мне-то, молодой-красивой-лёгкой, несложно было. А вот пузан-квартировладелец пыхтел. А как старики здесь карабкаются? А с багажом как забираться? Интересно, те, кто этих «бандур» понастроил, пешком вообще ходят? Или сочиняют такие переходы, когда из машины вылезут?

Через дорогу виднелись многоэтажки поновее и посимпатичнее той, откуда я сейчас выглядывала. А слева вообще возвышался роскошный дом. Элитный, наверное — кирпичная башня с круглым застеклённым верхом. Кирпич красный, остекление голубое. Эффектно. Вот если бы Пенкин меня в такой дом поселил! Тоже ведь на Рублёвке! Если бы, да кабы… Всё, хорош страдать, хоть и убитая квартира, да почти задарма и отдельная. Еду в Бибирево за вещами.

Дверь в квартиру тоже была аховая. Когда её открывали, я как-то не обратила внимания, а теперь пришлось. Судя по всему, дверь когда-то высаживали: расщеплённый косяк был наскоро укреплён дощечкой с прорезью для язычка замка, а сам замок болтался в дверном пазу. Именно болтался: отверстие в двери было для него слишком просторным. Дерматин обивки, из-под которого торчали клочки ваты, маскировал это безобразие. И закрывалась дверь так: одной рукой её нужно было придерживать, а второй аккуратно поворачивать ключ. Иначе ключ вытягивал замок, тот съезжал и заклинивался. Значит, мне ещё и с дверью надо что-то делать. Ну, Пенкин! Он сам-то видел эти хоромы «на Рублёвке»?

Крысы на выходе из подъезда мне не попались. Зато под лавочкой возле подъезда валялся крупный седой старик. Рядом переминался товарищ помельче и помоложе.

— Плохо человеку? Скорую вызвать? — вскинулась я.

— Нет, нормально все, — остановил меня товарищ. — Это Иваныч перебрал маленько. Сейчас Толик спустится, и мы его домой отведем.

— На двенадцатый этаж? — я тут же вспомнила, где живёт протестующий алкаш. Так этот старикан, что ли, из протеста в лифте гадит?

— Зачем это? Иваныч на втором живёт, — не понял мужичок, а я не стала объяснять. Оказывается, в этом подъезде живут, по меньшей мере, два алкоголика. М-да, привет с Рублёвки. Не простыл бы старик. Хоть и тёплый апрель выдался, земля холодная ещё.

Я не сразу, но сориентировалась с обратной дорогой к метро: сначала между яблонь, потом по бульвару между скамейками. Бульвар радовал. Деревья уже зелёные, на клумбах тюльпаны высажены. Красные, жёлтые, белые, даже какие-то лиловые с волнистыми краями лепестков. Красивые! Кто бы сказал, что в двух шагах от этой красоты — и такие трущобы с крысами.

В метро народа было немного, садись, где хочешь! Я плюхнулась на одиночное место в углу вагона и закрыла глаза. Да, знаю я своего босса чуть больше месяца, и он с каждым разом меня изумляет всё сильнее. Какой-то он ненастоящий. Нет не так, — не взрослый. Он как ребёнок, который играет во взрослого и всем доказывает: «Я большой!». Хотя какой, нафиг, ребёнок, пятый десяток мужику. Может, это я чего не догоняю со своим провинциализмом?

А познакомилась я со своим нынешним шефом так. Мало на что надеясь, позвонила по номеру, нацарапанному на визитке моей случайной знакомой.

— Алё! — ответил мне сонный мужской голос.

— Виктор Алексеевич? Здравствуйте, я от Татьяны Николаевны!

— От кого? — голос в трубке зевнул. Может, попала не туда?

— Простите, это номер…, — назвала я номер.

— Ну да.

— Мне его дала Татьяна Николаевна… Белозерцева, — посмотрела я на оборот визитки, отыскивая фамилию.

— А, тёть Таня! — дошло до голоса. — И что вам надо?

— Вообще-то, я насчёт работы, вам ведь нужен личный помощник? — на всякий случай спросила я, чувствуя, что опять пролетаю.

— Вообще-то нужен. Ну, приезжайте сегодня, поговорим, — толком не проснулся голос в трубке.

— А куда приезжать, куда? — ну надо же, не пролетаю!

— Метро «Авиамоторная», первая улица Энтузиастов, дом…, — он опять раззевался, а я еле успела записать, надеясь, что правильно. Переспросить постеснялась. Всё-таки будущий начальник, подумает, что бестолковая!

— А в какое время приезжать?

— Да в любое. Давайте к часу, например, — окончательно уснул голос в трубке. В общем, договорились.

Выход из станции «Авиамоторная» оказался настоящим лабиринтом — длиннющий подземный переход, штук восемь выходов, ошалевшая плотная толпа и никто толком не знает, где эта улица, где этот дом. Я металась по этим выходам минут пятнадцать, как крыса по лабиринту, пока не добралась до последнего выхода и не встретила там сердобольную неторопливую старушку. Оказалось, мне именно сюда. А до нужной улицы надо идти вдоль рельсов, потом через переход, а там уже и спрашивать. Про то, как я неслась мимо рельсов и разыскивала нужный дом — отдельная песня, и все эти поиски свели на нет мой получасовой запас, который я себе отвела на передышку и знакомство с обстановкой. Примчалась на место в мыле, но ровно в тринадцать ноль-ноль… А господина Пенкина на месте не оказалось.

— А он, кажется, обедать уехал! Только что, — весело сообщил мне парень в камуфляже, восседавший за столом поперёк коридора, перегораживая вход в отсек, где, судя по всему, и располагалась искомая редакция.

— Как, уехал? Мы же с ним договорились на тринадцать ноль-ноль, — оторопела я. То есть, пока я металась по переходу и неслась скачками вдоль рельсов, этот Виктор Алексеевич проголодался и свалил? Он что, заспал нашу договорённость?

— Значит, плохо договаривались, — пожал плечами парень. — Попробуйте попозже зайти. Или подождите, — кивнул он в сторону двух обшарпанных стульев в углу лестничной площадки. Судя по обилию бычков возле стула, это было место для курения.

— А позвонить ему никак нельзя? Хотя бы узнать, когда он вернётся? — мрачно спросила я, имея в виду, чтобы меня допустили к телефону. Но парень понял меня по-своему, кивнул, и сам набрал номер на аппарате.

— Алло, Виктор Алексеевич, это Станислав Бойко, охранник. Виктор Алексеевич, тут к вам женщина пришла, говорит, вы на час с ней договаривались. Когда вы вернётесь? А, понял, ладно.

Парень положил трубку и повернулся ко мне:

— Виктор Алексеевич велел, чтобы вы вышли на улицу.

— Да? Ну, спасибо.

Меня будто холодной водой окатили. Стоило заставлять меня тащиться через весь город на метро и рыскать по этим окрестностям, чтобы вот так вот выставить вон! Ну, москвичи, гады-начальнички. Я развернулась, чтобы не ругаться в голос тут же, при охраннике, и понеслась вниз по лестнице. Рванула дверь, вылетела и чуть не сшибла стоявшего на улице усатого мужичка в мятых штанах и расстёгнутой куртке. Ты тут мне ещё!

— Извините!

— Вы Лариса? — придержал мужичок меня за рукав.

— Ну, допустим, — выдернула я руку. Не хватало мне ещё приставаний на улице!

— Садитесь, поехали, — кивнул мужичок в сторону серого «Жигулёнка», откуда выглядывал зверского вида водитель.

— Куда поехали? — попятилась я. Мамочки мои, что это? Углов, что ли, каких-нибудь рэкетиров на меня наслал?

— Обедать поехали. Я Виктор Алексеевич. И если хотите со мной работать, впредь не опаздывайте.

— Я ровно в час пришла, — пробормотала я, ошарашенная неожиданным превращением рэкетира в начальника. Но тот меня уже не слушал, а шёл к машине смешной походкой вперевалочку.

Обед в соседней столовке, — в трёх шагах, не понятно, зачем туда на машине ездить, — мой потенциальный шеф предложил мне выбрать и оплатить самой. Я ограничилась компотом и салатом из капусты. И уже к концу обеда, посмотрев, как он ест, оставляя на усах капли соуса, как отрыгивает, отвалившись на стуле, как важничает, перечисляя мои будущие обязанности и похлопывая по столу широкой ладонью с пухлыми короткими пальцами, поняла: как мужчина мне мой потенциальный шеф не нравится совершенно. А вот как работодатель… Зарплату хорошую обещает. Что же, ладно. Поработаем.

Работы, кстати, оказалось не так уж и много. Отвечать на звонки и отсекать нужных людей от ненужных — тех и тех можно было по пальцам пересчитать. Набирать на компьютере приказы, которые мой шеф писал вполне разборчивым, хотя и корявым почерком. Вызывать к нему в кабинет нужных сотрудников — самостоятельно снять трубку и пригласить их он почему-то не хотел, видимо, из-за каких-то своих соображений о субординации. Самой главной и основной моей обязанностью было ухаживать за шефом. Варить ему кофе, бегать за булочками, отправлять водителя за газетами, разогревать в микроволновке обед и подавать в кабинет. Оберегать его покой, когда он после этого обеда дремал на диванчике и врать всем входящим, что босс работает над номером и просил не беспокоить.

Над номером он, кстати, работал очень странно. Я, конечно, никогда прежде в издательствах не трудилась, сравнивать мне не с чем, но всё, что происходило на так называемых летучках, имело отчётливый привкус фарса. Летучки Пенкин проводил один раз в две недели. Собирал главного редактора, ответственного секретаря, двух штатных журналистов. Меня звали вести протокол. И не меньше часа эта компания обсуждала, как движется работа над номером. Редакторы и журналисты предлагали темы статей, Пенкин разбивал их в пух и прах. Мол, кому это интересно, только идиот может читать такое. А вот если написать о том-то и том-то… И он на голубом глазу пересказывал ту же самую идею, разве что другими словами. И сидел счастливый, в полной уверенности, что вот он как хорошо придумал, не то, что эти балбесы.

Редакторы и журналисты предлагали заголовки к статьям — Пенкин опять с удовольствием отвергал чужие идеи, выдавая взамен свои перлы. Иногда, действительно, приемлемые. А иногда — полный кошмар. Я, конечно, не журналист, но я читатель. И если я прочту в журнале заголовок «Дефлорация отменяется», то дальше читать не стану. И попробуй меня убедить, что это о пользе раздельного обучения в школах. Короче говоря, пришла я к Пенкину в марте, и уже к середине апреля, попав пару раз «под раздачу», когда он устроил мне разносы из-за какой-то фигни, явно срывая своё плохое настроение, чётко поняла, что он за человек. Капризный, не уверенный в себе, не очень понимает, как выстраивать отношения с людьми. Но, в общем и целом, вполне терпимый с учётом зарплаты на испытательный срок и тем более — после испытательного.

Интересно, сколько теперь мне потребуется времени на дорогу до офиса? Надо завтра пораньше выехать. То, что я должна являться на работу строго в девять тридцать, было у Пенкина тем ещё пунктиком. Хотя он сам не всегда являлся в офис точно в это время. Но если уж являлся, да ещё чуть раньше меня… Однажды я пришла в девять сорок пять. На улице была мерзкая погода с дождём и ветром, у меня сломался зонт, я замёрзла, промокла, очень мечтала прийти и заварить себе горячего чаю… Пришла, и огребла нотацию на двадцать минут. Шеф долго и подробно рассказывал мне, как важна дисциплина в редакции, что дисциплина эта начинается прежде всего с меня, личного помощника генерального директора, и что если я буду себе позволять такую расхлябанность, то и все остальные начнут являться на работу к обеду, а там, глядишь, рухнет весь так тщательно отлаживаемый им, Пенкиным, издательский процесс. (Ха, процесс! Первый номер журнала всё никак не выпустит!). Спорить, доказывать и что-то объяснять было бесполезно — человек наслаждался разносом. Поэтому я слушала, кивала, чувствовала, как стынут пальцы в подмокших ботинках, и гадала: простыну, или обойдётся?

В принципе, обошлось. Может, успела вовремя переобуться, может быть, чай помог горячий, возможно — таблетка аспирина, которую я раздобыла, пробежав по полупустой редакции (народ, как правило, подтягивался не раньше двенадцати) и обнаружив раннюю пташку, — Сан Саныча, редактора одела политики, очень запасливого человека. В общем, с тех пор я стараюсь не опаздывать — вдруг Пенкин уже на месте и кровожадно поглядывает на часы?

От Крылатского до Бибирево метро домчало за полтора часа.

— Обои по специальной цене, распродажа! — сунула мне листовку тётка на выходе из метро. Ну конечно! Надо сейчас не в квартиру за вещами идти, а пойти прицениться к обоям.

Огромный торговый комплекс, где торговали мебелью и стройматериалами, возвышался буквально трёх шагах от метро. За пару месяцев моей жизни в Бибирево у меня всё не было повода туда зайти. А теперь, вот, появился. Я пошла к ближайшему входу и наткнулась взглядом на скучающую тётку с табличкой на шее: «Ремонт квартир и офисов. Недорого».

— Скажите, а сколько это, недорого? — притормозила я.

— А что у вас? Квартира, офис? — оживилась тётка, вмиг стряхнув с лица сонное выражение.

— У меня двухкомнатная «хрущёвка», нужно побелить потолки, поклеить обои, отремонтировать дверь входную. И, наверное линолеум постелить.

— Вообще-то такая работа не меньше трёхсот тысяч стоит… — протянула тётка, следя за выражением моего лица. Реакцию мою уловила и радостно добавила:

— Но вам мы сделаем за полторы сотни!

— Спасибо, я подумаю, — поёжилась я, убегая от тётки внутрь комплекса. Сто пятьдесят тысяч! За поклейку обоев! За максимум неделю работы! Может, в штукатуры-маляры податься?

Я остановилась возле широкой лестницы на второй этаж и осмотрелась. Интересно, где эта секция с обоями? Что в листовке, написано? А-14. А что над той секцией, наискосок от меня? А-13. Значит, где-то здесь.

Обои оказались роскошными и безумно дорогими. Но красивыми, что есть, то есть.

— Молодой человек, а где же тут у вас распродажа? — тормознула я парнишку в красном жилете, деловито спешащего в сторону керамической плитки.

— Распродажа? А, вон там, — махнул он рукой куда-то в угол и позвал:

— Мэри, подойди! Покажи девушке обои с распродажи.

Смуглая Мэри повела меня за стенд с роскошными и дорогущими образцами. Там не менее прекрасные обои демонстрировали ценники с вдвое сниженной ценой.

— Вот, пожалуйста!

М-да… Хороши, конечно, но и так дороговаты. Я хоть и сбираюсь ремонт в счёт квартплаты делать, но денежки-то придётся свои кровные выкладывать.

— Вы не думайте, это очень хороший товар. Просто остатки, поэтому и уценили, — по-своему истолковала мою задумчивость Мэри. — Вот, смотрите, вот этих трёх зелёных рулонов хватит кухню оклеить. А если ещё вот эти два рулона серых добавить, на большую комнату хватит. Знаете, если панелями делать, на де трети стены тёмные обои, на треть — светлые. Правда, в этом случае лучше, если потолки квартире высокие. У вас какие потолки?

— Низкие. Девушка, мне бы что-нибудь совсем простенькое. Я хочу в съёмной квартире стены освежить, куда мне такая роскошь!

— А, ну тогда вам сюда! — просияла Мэри и отвела меня в самый конец отсека с обоями. — Вот, бумажные, украинские и белорусские.

— О, вот это другое дело! — обрадовалась я, увидев миленькие светлые рулончики по пятьдесят пять рублей. — А то я уж испугалась. На входе сто пятьдесят долларов за ремонт просят, вы обои дорогие предлагаете.

— А вы мастеров ищете? — заинтересовалась Марьяна.

— Теперь уже, наверное, не ищу. Нет у меня полутора тысяч долларов. Обои сама поклею, как получится. А с полом и дверями погожу пока.

— Пол, двери… Что у вас с квартирой, можно подробнее?

— Трущобы у меня там конкретные. А я хочу их хоть как-то сделать пригодными для жизни, — вздохнула я.

— И в какую сумму думаете уложиться?

— Да тут думай — не думай, денег все равно в обрез… Тысяч в пятьдесят вместе с материалом.

— Тогда вот что, — Мэри вытащила из кармашка карандашик и кусочек картона и начала быстро писать. — Выйдете вон в тот выход, прямо по коридору, там будет стоять пожилой мужчина в синей куртке. Отдадите ему записку, расскажете, что нужно сделать. Он хорошо делает и недорого берёт. Он вам поможет подсчитать, сколько и какого материала вам нужно.

С мужичком в синей куртке — таким же чернявым, как Мэри — всё сложилось волшебно. Он сразу понял, какая у меня квартира — сказал, что недавно в такой работал, Тут же прикинул, сколько мне нужно обоев для кухни и коридора, а сколько для комнат. И сообщил, что знает, где продают дешёвые раковины и мойки. В пятьдесят тысяч мы с ним не уложились, но всё равно сумма получилась божеская. В общем, обменялись мы телефонами, и я успокоилась — кажется, вопрос с приведением рублёвской трущёбы в жилое состояние разруливается. Теперь к чувашам, за вещами.

Чуваши гуляли. В квартире воняло пережаренным луком и самогоном.

— О, соседка пришла! Садись с нами, мы угощаем! — высунулся из кухни самый молодой из мужиков, Мишка.

— Спасибо, Миша, мне некогда.

Переобуваться я не стала, пошла по коридору в ботинках.

— Ты к ней не приставай, она гордая. Брезгует нами, — успела я услышать, не узнала чей, сиплый голос, прежде чем закрыла дверь в свою комнату, повернув замок. Да, Галка-Галочка, хорошую свинью ты мне подложила. Хотя, что на тебя обижаться. Это хозяйку второй комнаты жадность одолела, а мне расхлёбывать.

Я огляделась, прикидывая, с чего начать паковаться. Хорошая комната. Большая. Обжитая. Уютная. Если бы не соседи… До меня здесь жил мужчина по имени Толик. Толика я никогда не видела — он умер, и его брат Юрий сдал мне комнату в этой коммуналке. Нашла я его просто чудом: повесила объявление на столбе, а он откликнулся. Галка, она с Толиком в соседях полгода пожила, мне потом рассказывала, что прежний хозяин комнаты был добрым, обстоятельным, домовитым. Да я это и так видела — комната читсенькая, никогда не скажешь, что жил одинокий мужик. Галка говорила, что он на подлодке служил, дозу радиации хапнул и стал импотентом. Оттого не женился, очень переживал и говорил, что если бы нашлась женщина, которая жила бы с ним без секса, но с душевным теплом, он бы на неё комнату переоформил. Эх, Толик, Толик, и что бы нам не встретиться? Мне после Углова всякий секс настолько пофигу, что скрасила бы я тебе твою одинокую жизнь. И ты, глядишь, не помер бы от сердечного приступа. И мне не пришлось бы переживать нашествие чувашей и сбегать от них в трущобу на Рублёвке.

Чуваши появились в квартире две недели назад. До того, три недели назад, Галка вдрызг разругалась со своим мужем, отправила его домой на Украину, а сама переехала куда-то поближе к своей новой работе. Телефончик мне свой рабочий оставила, вдруг мне клининг понадобиться. Или уборщицей решу подработать. Или ещё чего неотложное потребуется.

Неотложное мне потребовалось в первый же вечер, когда новые соседи — а вселилось их четверо — напились, сожрали мою картошку, которую я по привычке оставила на плите в сковородке, активно зазвали меня в свою компанию, а потом до трёх ночи ломились в мою дверь, повторяя приглашение с разной степенью цензурности. По-хорошему, вызвать бы милицию, но я сама жила в этой квартире на птичьих правах, без регистрации. И вообще комната, пока Юрий не вступит в наследство, как бы ничья. Пришлось затаится и отмалчиваться. А утром, поскользнувшись в заблёванном туалете, я окончательно поняла, что пора искать новое жильё.

И вот тут-то выяснилось, какое это было чудо, что на меня свалился Юрий с этой комнатой. Теперь и призывы на столбах, и поиски в Интернете мне приносили только один улов: звонки от агентов, готовых поселить меня куда-нибудь за кучу тысяч рублей в месяц плюс столько же залога за последний месяц, плюс столько же им, агентам, за посредничество. Вот так вот, мою зарплату с гаком им вынь да полож, живоглотам. В общем, через какое-то количество бессонных ночей — по счастью, чуваши всем скопом работали каким-то вахтовым методом и дома ночевали не каждую ночь — даже мой самовлюблённый шеф заметил, что я плохо выгляжу. Спросил, что стряслось, а я вдруг разревелась — наболело, блин. И вот, похлопотал, благодетель. Переезжаю.

Вещей у меня набралось немного — сумка большая и сумка маленькая. Нормально, загружу на свой двухколесный «грузовик», допру помаленьку. И Юрию надо позвонить, что уезжаю, пусть за ключом придёт. Так, ключ на стол, дверь захлопнуть. Спасибо, Толик, за приют. Спасибо этому дому, пойдём к другому.

Я прогрохотала по коридору колёсами ручной тележки, — сумки удобно устроились одна поверх другой. Открыла замок входной двери и обернулась к кухне:

— Счастливо оставаться!

— Ты куда? — чуваш Миша откинулся на спинку стула и балансировал на двух ножках, маяча в кухонном проёме и разглядывая мою поклажу.

— Да переселяюсь я от вас. На Рублёвку, — сообщила я. И прежде чем закрыть дверь, успела увидеть, как стул опрокидывается, и Миша летит на пол. Во, как огорошила мужика! Приятно.