Пилюльки для души 2

Наталья Борисовна Хоц, 2017

Это небольшие рассказы про жизнь, знакомую каждому человеку. Своеобразное антистрессовое чтение с обязательно счастливым концом. Практически – лекарство для души. Содержит нецензурную брань.

Кафе «Лунная дорожка»

Я сижу на большом, нагретом ласковым крымским солнцем, камне. Передо мной лениво плещется Черное море. За свои двадцать два года я повидала много морей и океанов, повезло с родителями и со Стасом. Те воды были и теплей, и голубей, и чище, но только здесь так щемяще пахнет детством, только здесь я могу сидеть совершенно одна, ни слева, ни справа никого, сколько достает взгляд. Вернее, не так. Нас пятеро: мы со Стасом, Дрон, мой брат, с женой Лелькой, вообще-то, он Андрей, но так его зовут только чужие, для своих он Дрон, и Никитос. Мы только сегодня приехали. Добрались до Балаклавы, потом на кораблике приплыли в Голубую бухту, долго брели вдоль берега, пока не нашли замечательное место для стоянки на скале, метрах в десяти над пляжем. Установили палатки, соорудили ужин. Сейчас ребята сидят у костра, Дрон играет на гитаре, до меня доносятся знакомые звуки бардовских песен. А я пришла сюда, чтобы один на один поздороваться с моим старым, еще каким старым, другом — морем.

«Ну, здравствуй, дружище! Сколько мы не виделись? Десять лет. Сейчас тебе расскажу обо всем, что произошло в моей ничтожной жизни. Тебе ведь интересно? Ты же меня любишь. Любишь! Иначе никогда бы так нежно не целовало мои ноги маленькими, приветливыми волнами, никогда бы так бережно не несло в своих ладонях, наполненных водой, теплой, как парное молоко.

Так вот, я окончила школу, а в этом году институт. Хороший институт, поверь мне. Я до сих пор со Стасом, помнишь того худенького парнишку, что так отчаянно не хотел учиться плавать? Он вырос, вон сидит высокий и утонченно прекрасный. Я люблю его, а он меня. Через месяц мы поженимся, так что это наше предсвадебное путешествие. Как хорошо, что ты не будешь морализировать, ведь мы вместе уже целую вечность. Мы и так долго держались, ждали моего шестнадцатилетия. Почему не поженились раньше? Зачем? Нам и так было отлично. А теперь время пришло. Не понимаешь? Я и сама не очень понимаю, но все же попробую объяснить. Наши семьи дружат с тех пор, как родились Дрон, Стас и Никитос. Мамы подружились, гуляя с колясками, потом подтянулись отцы. Когда родилась я, это уже была такая сплоченная команда, что невозможно было себе представить праздников без тети Нины, дяди Толи, тети Люды, дяди Вани, Стаса и Никитоса. А потом дядя Ваня погиб, он милиционером был, и тетя Люда с Никитосом уехали куда-то на край земли, как мама говорила. Мне тогда лет восемь было, и мне казалось, что край света это где-то в районе Северного полюса, я даже плакала, боялась, что их съедят белые медведи. Это сейчас понимаю, что мама шутила, ведь уехали они всего лишь в Подмосковье, не такое уж далекое, в Электросталь. Но наше общение как-то потихоньку свелось к нулю. Только несколько лет назад Дрон нашел Никитоса, пересеклись где-то, и теперь нас снова четверо. Вернее, три мушкетера и Маринка-Малинка, или просто Ягода, то есть я.

Наши с Дроном родители во время перестройки организовали фирму, связанную с молочной промышленностью, всякое там оборудование, управление, бла-бла-бла, в общем наша семья — типичный представитель среднего класса: Турция, Таиланд, одежда из Меги и Европейского, семейные обеды в сетевых ресторанах, это все наше. А вот отец Стаса, дядя Толя, оказался в нужное время в нужном месте и теперь практически олигарх, правда, он терпеть не может этого слова. Говорит, «просто солидный человек». У него все ужас, как круто: дома в Лондоне, Ницце, Барселоне, еще где-то. Они с тетей Ниной знакомы, по-моему, со всеми медийными лицами, бывают на приемах в Кремле. Но когда устают от всей этой суматохи, то просто, как в старые добрые времена, мы собираемся вместе, и жарим шашлыки у нас на даче, правда, за забором маячит охрана дяди Толи, или едим раклеты у них или у нас дома, чаще у них, там намного больше места. Но мне не важно, что они такие богатые, я просто Стаса люблю. А он любит меня. Мы бы еще сто лет без штампа в паспорте прожили, но дядя Толя говорит, что пора Стаса в бизнес вводить, и почему-то будет лучше, если он будет женат. Ну, надо, так надо. Правда, там какое-то грандиозное действо организовывается человек на пятьсот! Пятьсот! Из них мы от силы 50 знаем, остальные — «нужные люди». Я такую истерику по этому поводу закатила, не хочу участвовать в этой вакханалии, ведь это моя свадьба, первая и последняя! Тетя Нина и мама долго меня успокаивали, уговаривали, хотя маму, по-моему, тоже пугает размах, но она старается вида не показывать, а у тети Нины просто выхода нет, дядя Толя сказал, будет так, значит, так будет. Скала! Хорошо, что у Стаса не такой крутой характер, с ним всегда можно договориться. В результате, уломали меня на свадьбу, которую придется просто перетерпеть, как сказал Стас, вслед за царем Соломоном, «пройдет и это», зато отпустили в этот неорганизованный поход, в который пять лет не пускали. Дрон с Лелей много лет по стране ходят с палатками, а нас со Стасом только в VIP отели Европы отправляли или в апартаменты семьи Стаса, раскиданные по всем курортам Старого Света. Другая бы девчонка за такую жизнь душу дьяволу продала, а я так по тебе скучала, Черное море мое! Ладно, побегу к своим. Не теряй меня, я рядом. Целых десять дней!»

Костер, разведенный на скале, чай с душистыми травами, кипящий в походном кане, уютные палатки и хорошая компания из пяти лучших друзей, что еще надо человеку для счастья!

— Смотрите, какая яркая лунная дорожка! Может, прогуляемся?

— Ты, Малинка, себя с Иисусом Христом-то не равняй, — Дрон тихонько перебирал гитарные струны, — прогуляется она по лунной дорожке! А вот поплавать ночью… — Голыми!

— А как же иначе! Это можно.

И мы, хохоча и перешучиваясь, побежали на берег, где целомудренно, девочки налево, мальчики направо, разделись и бросились в объятия моря. Лелька плавала у берега, она боится глубины, а мы с парнями устроили водные салочки. Для меня вода

— родная стихия, так что играю наравне с мальчишками, мне не нужны скидки на пол и возраст. Правда, когда я Стаса поймала, мы с ним долго целовались, и Дрон сказал, что ему завидно, и он тоже к Лельке лучше поплывет, а Никитосу ничего не оставалось, как выбраться на берег и отправиться разливать чай.

— Отлично! Теперь я работаю официантом в кафе «Лунная дорожка». Обслуживаю влюбленные парочки. Всю жизнь мечтал.

— Между прочим, — крикнул ему вслед Стас, — хорошая идея сменить профессию. Целее будешь!

Никитос офицер, закончил какое-то военное училище, был в горячих точках, а сейчас в МЧС служит, не знаю кем, но то, что работа не сахар, знаю наверняка. Он был женат, развелся, эта тема нами не обсуждается, может, он что-то ребятам рассказывал, хотя нет, мне бы Стас обязательно передал.

Потом мы сидели у костра и попивали чай с сушками. Дрон достал из рюкзака фляжку с коньяком и плеснул друзьям в походные металлические рюмки.

— Дамам не предлагаю, все равно не оцените благородство напитка… — Зато твое неблагородство мы оценить успели, жадина!

— Ну что за сеструха у меня, вечно перебивает! Все равно не налью, кто вас знает, может вы беременные…

Мы с Лелькой с опаской переглянулись, ты да? Да нет! Пока, во всяком случае.

— Мы такие же беременные, как вы за рулем!

— То есть потенциальные. Отвяжись, язва. Дай нам выпить за мужскую дружбу. Парни, за то, что мы друг у друга есть!

Они чокнулись и выпили.

— Интересная у нас компания, — я тихонько хихикнула, — один разведен, другой женат, а третий сто лет решиться не может. Трус, балбес и бывалый, — теперь хохотали все.

— Ты же сама не хотела, а теперь меня попрекаешь, — шепнул на ухо Стас.

— А нечего было меня слушать. Отвел бы в ЗАГС силой, и не надо было бы теперь мучиться с этой свадьбой.

— Вот и пойми тебя, Ягодка. Тогда раньше бы мучиться пришлось. По палаткам разошлись уже под утро. Зачем нужны дорогущие огромные гостиничные номера класса люкс, помпезные спальни в стиле барокко, как любит дядя Толя? Палатка, надувной матрац, нежные руки Стаса, его губы, тело, стройное, почти как у меня, если бы не размах плеч и… еще кое-что. Старалась не сильно вздыхать и охать, но в конце не сдержалась, протяжный стон все же вырвался… И эхом отозвался из палатки брата.

— Это уже порнография какая-то, — пробурчал Стас, — надо завтра палатку подальше переставить.

— Порнография начнется, если стонать Никитос начнет! — посмеялись, поцеловались и уснули.

Утром, не сговариваясь, Стас и Дрон молча переставили палатки подальше друг от друга. Никитос только посмеивался, помешивая кашу, он сегодня был дежурным.

— Я сегодня сварю вам настоящее харчо, кто со мной на базар?

— Какой еще базар? — Дрон потянулся и зевнул, — ты, как настоящий воин, должен уметь сварить кашу из топора.

— Сварить-то я сварю, только ты это жрать откажешься.

— Как хотите, а мы с Лелей сегодня никуда с места не сдвинемся. Будем плавать, загорать.

— Излишествами разными заниматься, — вставил Стас.

— А хоть бы и так. Имеем право! У нас, в отличие от некоторых, все чин чинарем, о чем и свидетельство есть.

— Вы, милостивый Государь, изволили заподозрить меня в бесчинстве, — Стас поднял увесистый сук, — защищайтесь!

Брат тут же подхватил другую палку, включившись в игру:

— Сейчас ты будешь отомщена, о, сестра моя!

— Так ты сестрат?!

— Увы! Не смею отрицать!

Великовозрастные мальчишки начали махаться, вроде дурачась, но толстые деревяшки трещали и ломались, как прутики. Обожаю этих дурачков. Но надо прекратить глупую забаву, как бы не покалечились, от лихости. Схватила кепку, за неимением платка, и кинула между ними.

— Прекрасная дама желает идти на базар. Кто из вас, доблестные рыцари, будет сопровождать меня в сим походе и оберегать от злых ворогов, тот получит мою руку и сердце, — и уже другим тоном, — а вас, Дрончик, я попрошу остаться!

— Да ладно! — заныл Стас, — Никитос прекрасно и один справится.

— Что?! Мой верный рыцарь хочет отдать меня в лапы варвара — наемника?!

— Ну, ладно варвар! Но почему наемник? — оскорбился Никитос, — Кто это меня нанял?

— Не будем вдаваться в подробности. Смирись, несчастный.

— Никогда! Я поднимаю бунт.

— Вот видишь, — обратилась я к Стасу, — кругом враги и бунтари, а ты еще не бежишь надевать штаны?!

— Да бегу я! Бегу!

Через полтора часа мы втроем подошли к местному рынку. Никитос быстро закупил все нужное, а мы долго выбирали необязательное. Около помидоров минут пятнадцать топтались, никак не могли определиться, какие лучше.

— Не теряй! — Никитос протянул мне мой кошелек.

— Ничего себе. Как это я… Спасибо…

Посмотрела на свою барсетку, она была аккуратно разрезана. Кошелек явно вытащили, а потом бросили что ли? Или Никита их спугнул? Непонятно! Больше я кошелек из рук не выпускала. Наконец, мы загрузились по полной программе и направились к выходу.

— Предлагаю нанять шерпа — носильщика, — Стас, нагруженный пакетами, выглядел комично. Обычно он их касается, только перекладывая из магазинной тележки в багажник машины, вынимает покупки уже кто-нибудь другой.

— Не получится, дорогой, мы не в Непале.

— Это не повод, чтоб мы пали. А где Никитос?

— Да вроде тут только что был, — покрутила головой, но друг, будто в воду канул, — пойдем на причал, может, он там нас ждет.

Мы уже вышли за территорию рынка, когда за какими-то строениями, то ли складами, то ли гаражами, куда только что прошмыгнули трое парней определенно маргинального вида, мне послышался голос Никитоса.

— Пойдем, глянем, что там. По-моему, там Ник.

— Что за глупости. Чего он там забыл? А если отошел по нужде, в твоей помощи точно не нуждается. Догонит нас потом.

— Не пойдешь?

— Нет. И тебя не пущу.

— За себя решу сама. Встретимся на причале.

Я была абсолютно уверенна, что Стас бросится следом спустя два удара сердца. Поэтому, когда завернув за угол увидела настоящее месилово, пятеро на одного, на нашего Никитоса, не испугалась, а заорав:

— Ну-ка, быстро прекратили! Стас…-закончить фразу не успела, чья-то рука зажала рот.

Мне понадобилось секунд пять на то, чтоб понять, это не Стас, а какой-то упырь, который начал меня откровенно лапать свободной рукой. И такая поднялась во мне ярость, то ли на Стаса, бросившего нас в такой ситуации, то ли на этого подонка, что я стиснула зубы изо всех сил и, видимо, откусила ему пол-ладони. От ужасного крика заложило уши, меня отпустили и я, развернувшись, со всего маха врезала амбалу между ног. Тот мешком повалился на пыльную землю.

— Ну, ты, Ягода, даешь! Идти сможешь?

Никитос оказался рядом, обнял за плечи. Только тут поняла, что меня трясет, как в лихорадке. И плююсь я человеческим мясом.

И ноги не идут. Он подхватил на руки и понес. Посмотрев через его плечо, увидела пять раскиданных по захламленной площадке тел.

— Они живы?

— Не бойся, живы. Скоро оклемаются. — Жаль. Пусти. Я сама.

Вышли из-за гаражей. Обычная городская жизнь — ходят люди, бегают дети и собаки, идет бойкая торговля, а кажется, другая планета. Или нет. Там другая планета. Какого черта нас туда занесло?!

— Какого черта тебя туда занесло? — зло уставилась на Ника.

— Меня?! Это ты как там оказалась? И где Стас?

Злость, как рукой сняло, стало стыдно…за Стаса.

— Он нас на причале ждет.

— А ты почему по подворотням шаришься? Ищешь неприятностей на свою…голову?

— Да я… Да я… — от возмущения потеряла дар речи, я же тебя, дурака, искала! Но процедила только, — писать захотела.

— С облегчением!

Посмотрели друг на друга и… улыбнулись.

— Это те, кто мою барсетку подрезал? — он кивнул, а я с изумлением посмотрела на свою левую руку, продолжавшую сжимать кошелек, я крута, — Ты им стрелку забил?

— Ягода! Что за жаргон? Насмотрелась второсортных сериалов?

— Ну, скажи, это ты их сюда затащил?

— Я на больного похож?

— Не увиливай!

— Так склалось. Но чего я никак не ожидал, это твоего эффектного появления.

Я ухмыльнулась:

— А оно было эффектным?

Он остановился и посмотрел на меня очень серьезным, прямо леденящим взглядом:

— Никогда не встревай в такие разборки. Никогда! Дай слово!

— Мог бы просто сказать спасибо. А впрочем, ладно, больше не буду. Раз ты такой неблагодарный.

Никитос перестал буравить меня глазами и расслабился, улыбнулся:

— Спасибо, Малинка! Они на тебя, реально, на мгновенье отвлеклись, мне хватило. Но что бы я делал, если бы ты сама с тем пацаном не справилась, а я бы не успел?!

— Если бы, да кабы, да во рту росли грибы… Ты бы переживал, да?

— Да. — Лаконично, но приятно, — Вон Стас сидит.

Мой почти что муж, сидел на скамейке и играл во что-то в телефоне. И подумалось, а хотела бы я, чтобы он оказался на тех задворках. Это совсем не его. Не уверена, умеет ли он драться. Я, правда, тоже не умела до сегодняшнего дня… Нет. Я не хотела бы, чтоб он там был. Странно, думаю о нем, скорее как мать, чем девушка. Непривычное чувство.

— Слушай, — вцепилась в руку Ника, — давай, ничего никому не расскажем.

— Ягода, ты меня пугаешь. Неужели есть девушки, способные не разболтать о таком событии каждому встречному поперечному?

— За одну такую поручусь. — За мной дело не встанет.

Мы хлопнули по рукам.

— Где вы пропадали? Что за видок у вас? Я тут с ума схожу, — Стас вскочил, оторвавшись от телефона с видимым сожалением, не доиграл.

— Мы…туалет искали, — промямлила я. — И нашли, — добавил Никитос.

— Вы что ли подрались за право войти туда первым? — Ага.

Дальше мы хохотали, как сумасшедшие, а Стас недоуменно переводил взгляд с меня на Ника и обратно, чем вызывал новые приступы смеха.

— А где мясо, которое ты купил?

При слове «мясо» веселье для меня резко оборвалось, я успела отбежать к ближайшим кустам, где меня вывернуло наизнанку.

— Что происходит? Малинка! Может ты…

— Нет. Она просто очень не хотела харчо, — грустно пошутил Никитос.

Наконец, мы добрались до нашей стоянки. Дрон с Лелькой вообще ничего не заметили, мы не сильно задержались. Стас пошел спать, Никитос принялся стряпать обед. Хотела ему помочь, но была решительно изгнана.

— Сегодня мое дежурство. Завтра ваше. И завтра я вам помогать не собираюсь, не надейся.

— Была бы честь предложена…

— Честь она предлагает…

— Дурак.

Мы опять обменялись взглядами и улыбками. У нас была общая тайна. Как-то неправильно это.

Опять я сижу на прибрежном камне.

«Море! Я совершенно растеряна. И мне не с кем поговорить, только с тобой. Сегодня оказалось, что Стаса я не знаю. Была уверена, что мы с ним как ниточка с иголочкой, куда один, туда другой. Так и было, когда дело касалось привычной для него среды обитания — фешенебельные дома, респектабельная публика, безукоризненный сервис. Но ведь жизнь, она разная! Кто сказал, что мы всегда будем в шоколаде? А если нет, что тогда? Я-то готова идти за ним куда угодно, а он? Вот Дрон бы ни за что ни Лельку, ни меня не бросил бы. Сам бы кинулся Никитоса разыскивать. Поэтому ему я тоже ничего не могу рассказать, мне стыдно за Стаса. Какое гадкое чувство! Стыдиться за любимого человека! С другой стороны он просто совсем не понял, что мне что-то угрожало. У него нет такого опыта. Можно ли его за это винить? А Никитос, конечно, просто герой! Пятерых уложил, с ума сойти! Но это его профессия. А вот если его куда-нибудь на прием дипломатический отправить? Там за него краснеть бы пришлось. Каждому свое. Спасибо, дружище. Я успокоилась. Вроде».

Вошла в теплую, ласковую воду. Нырнула в подбегающую волну, вынырнула далеко в море и размашисто поплыла к берегу. На сердце снова было ясно и спокойно.

Следующие дни были однообразно прекрасны. «Солнце, воздух и вода — наши верные друзья!» Конечно, не обошлось без приключений. Однажды ночью меня разбудил Стас.

— Слышишь, кто-то вокруг палатки ходит…

— Ну, Дрон, наверное, прикалывается, — сонно пробормотала я.

— Дрон! Харе шалить!

Тишина, а потом опять осторожные шаги. Сон пропал мгновенно. Это те, с базара, выследили нас и сейчас…

— Ребята, просыпайтесь, вставайте! — заорала не своим голосом и, схватив увесистый фонарь, как была голая, выскочила из палатки.

Вот что я думала? Что расстреляю их из фонаря? Или что мой вид испугает их настолько, что обратит в бегство? И чего я добилась? Через секунду рядом был Никитос.

— Ох, твою ж дивизию, — только и смог вымолвить он, старательно отводя от меня глаза.

Стас вылез из палатки мгновением позже и укрыл меня одеялом, следом примчались Дрон с Лелькой.

— Ну, — грозно спросил брат, — и что это было?

— Здесь кто-то ходит!

— Тебе это не приснилось?

— Нет, — Стас растерянно смотрел на меня, — я тоже слышал шаги. Мы обошли наше стойбище со всех сторон. Никого. И тут:

— Смотрите на этого бандита! — тихий смех Никитоса раздался за нашей палаткой.

Рванули туда. Сначала ничего не увидели, кроме сидящего на корточках Ника. Я включила фонарь, и тут стало понятно, что причиной переполоха стал обычный еж.

— Вот это да! Такой маленький, а топал, как взрослый мужик.

— Так это ты с мужиком собралась голой при луне плясать? — Стас был рассержен не на шутку.

— Ага! И зрителей созвала, чтоб веселей плясать было! Я, — смотрела исключительно на Никитоса, — испугалась очень. Боялась, что нас кто-то спящими застанет.

Он кивнул и ободряюще подмигнул мне, я тебя понял:

— Абсолютно правильная реакция.

— Правильная? — продолжал кипятиться Стас, — Вообще от тебя такого не ожидал, Ягода. Я бы сам все проверил. Зачем только разбудил тебя…

— «Не буди казака, Ваше благородие! Не буди, атаман, ты судьбу свою…» — напевая, обняв Лельку, удалился Дрон.

Ушел Никитос. Мы еще попрепирались немного, а потом уснули.

Еще Стаса в палатке укусила сколопендра. Тоже была кутерьма. Дрон ногу поранил топором, рубя дровишки для костра, но это все так, мелочи жизни, а вообще все было круто!

Утро восьмого дня тоже намеревалось стать добрым. Правда, море слегка штормило после вчерашнего дождя. Белые бурунчики сердитыми барашками бежали на берег, словно море пыталось что-то донести до нас непонятливых, но, конечно же, безуспешно. С утра была чуть-чуть на взводе. Мы со Стасом дежурили. Вернее как — мы. Стас спит, а я разожгла костер, сварила геркулесовую кашу на сгущенке, наделала бутербродов, заварила чай. А потом подумалось, какого художника! Почему Дрон с Лелей все делают вместе. Все! А я одна, да одна! Причем раньше у меня таких вопросов не возникало. А сегодня почему-то накрыло. Когда все расселись завтракать, якобы весело бросила Стасу:

— Я готовила, ты моешь посуду! — и впилась зубами в бутерброд. Стас посмотрел задорно:

— Не царское это дело!

— Так ты пока не царь!

— Именно что пока.

— Я сказала, ты услышал.

— Я услышал, ты-то слышишь, что говоришь и как?

— Брейк! — рявкнул Дрон — Избавьте нас от ваших семейных разборок, не портите аппетит.

Мы заткнулись. Но как бы там не было, Стас мыть посуду не пошел. Я подождала часа два, потом вымыла четыре миски и кружки, его посуду оставила грязной. Парни играли в преферанс, меня не взяли, дежурь, Ягода! Приготовила обед. Сама себя превзошла — первое, второе, третье и салатик.

Когда садились есть, Стас пробубнил:

— Что это наше кафе испортилось, посуда грязная…

— Посудомойка забастовку устроила, вернее устроил.

— А я не гордый. Из такой поем.

— Поешь-поешь, вместе с компанией муравьев, паучков, может, и твой дружок ежик подлизал остаточки. Но ты ж не жадный.

— Черт, — Стас вскочил и помчался мыть миску.

После обеда посуда снова была в полном моем распоряжении. Стас пошел на принцип. Я тоже. Оставила его приборы валяться у костра и смекала, как бы половчее отнести к морю за раз все миски, кружки, каны и сковородку.

— Я помогу, — Никитос быстро подхватил грязную посуду и направился к спуску.

— Стоять! Ложи взад! — Ник удивленно оглянулся, но остановился. — Мне не трудно.

— Поверь, мне тоже. Просто обидно. Ты дежурил вчера, я сегодня. Все по-чесноку.

— О`кей.

Но посуду не отпустил, все-таки донес до моря. Мне было приятно. Единственный приятный момент этого дня. Да, я сама пошла на конфликт. Могла бы все делать сама, как всегда, и молчать в тряпочку. Взбрыкнула, и вот вам, пожалуйста, Стас ходит надутый, как индюк, я злюсь, все какие-то пришибленные. Но ведь я права!

Ужинали в полном молчании.

— Такой вечер испортили, — Дрон поел и встал, — Лель, пойдем, побродим вдоль берега.

Они ушли. Я быстро вымыла посуду. Всю. И побежала на свой камень. Бурунов уже не было, а волны так же настойчиво стремились на берег, тяжело бухали о мелкую гальку и уползали с шипением обратно.

«Море, я не знаю, что сказать. Я сегодня сама не своя. Что со мной? К тебе хочу». С разбегу перемахнула линию прибоя, поднырнула под волну, а вынырнув, поплыла от берега прочь. Вот буду плыть и плыть, пока не успокоюсь. Пока голова не обретет ясность. Заплыла далеко, обернулась. Ой, мамочки, берега почти не видно. Пора назад. Вот так и вправляются мозги на место, отделяя важное от сиюминутного.

Какая разница, кто моет посуду, кто не моет, если я сейчас потону. Спокойно. Не утону. Надо просто размеренно дышать и плыть не торопясь. И читать стихи.

–

Над седой равниной моря ветер тучи собирает,

между тучами и морем гордо реет буревестник,

черной молнии подобный.

То крылом воды касаясь, то стрелой взмывая в небо,

он кричит, и тучи слышат

радость в гордом крике. Буря!

Скоро грянет буря…

Плыла и орала, как буревестник. Все равно никто не услышит за грохотом прибоя. Неслась к берегу со скоростью волны, казалось, оставляю за спиной пенный след, не знаю, ни разу не обернулась. Чуть притормозила, когда разглядела на берегу одинокую фигуру, сидящую на моем камне. Наверняка Стас. Переживает за меня. Небось, уже сто раз раскаялся в своем упрямстве. Все. Забыто. Проехали, вернее проплыли. Глубоко нырнула и всплыла там, где уже могла касаться ногами дна. На камне сидел… Никитос. С полотенцем. Настроение опять полетело в бездну.

— На, вытрись. Похолодало. Хотел плыть тебя спасать.

— Что со мной станется… — но протянутое полотенце взяла. Залезла в палатку, надела единственную теплую рубашку,

взятую на всякий случай, завернулась в спальник, отвернулась к стенке и уснула. Сквозь сон слышала, как пришел Стас. Это была первая ночь, когда мы спали спиной к спине.

За ночь море успокоилось, солнце сияло и пекло вовсю. Я во сне скинула с себя спальник, но и в одной рубашке было жарко. Привстала на локте, чтобы снять ее.

— Давай, помогу.

Оказывается, Стас уже не спал. Улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ. Что бы ни было, я люблю его. А он любит меня.

— Пошли завтракать, соня. Леля уже всех звала. Мы быстро оделись и выползли из палатки.

— А не обозреть ли нам окрестные холмы, — размышлял Стас, допивая утренний кофе, — завтра уезжаем, последняя возможность глянуть на наше кафе «Лунная дорожка» с высоты птичьего полета.

— Я за, — подхватил Никитос.

— Я и подавно, — куда Стас, туда и я.

— А мы пас, — Дрон с Лелькой были единодушны, как всегда, — мы по горам уже набегались. Хватит. Зачехлили ледоруб.

— Ну, до рубки льда, надеюсь, не дойдет, — я поежилась, — это же Крым, а не Гималаи!

— С горами никогда не знаешь, чего ждать, — Дрон сделал страшную рожу, — может, передумаешь, Ягода, пока не превратилась в мусс.

— Тебе бы зазывалой в турфирме работать, туристы валом бы в горы валили, включая новорожденных, беременных и престарелых!

— А ты себя, сестренка, к какой из этих категорий относишь?

— Я отношусь к категории кровожадных братоубийц, и рабочий день у меня уже начался. С этими словами с гиканьем и свистом налетела на Дрона, он потешно отбивался, потом перешел в наступление, и теперь отбивалась я. В общем, показательные выступления брата и сестры, отработанные многолетними битвами. Когда перестали дурачится, я висела на нем вверх ногами, зато его руки были так переплетены, что пошевелить ими было проблематично, и на нас с восторгом смотрели три пары глаз. Про две пары было все понятно, а вот на кого так смотрела третья?

После легкого обеда мы втроем начали восхождение.

— Никитос, чего ты так разоделся, жарко ведь? — я была в купальнике, Стас в плавках, а Ник нацепил треники и куртку!

— Жар костей не ломит…

— Ну-ну!

Сначала все было легко и весело, потом гора пошла вверх разнузданно круто. Но мы ползли. В какой-то момент, когда под ногами стали осыпаться камешки, я подумала, что стоит остановиться, пока не поздно.

— Да ладно, Ягодка, — Стас находился выше меня метров на десять, Никитос держался рядом, — до вершины рукой подать, еще немного, еще чуть-чуть!

Мы продолжили карабкаться. Когда смотришь вверх, не так страшно, видишь, куда можно ногу пристроить. Главное, не смотреть вниз! Уже тогда отчетливо понимала, что спуститься этой дорогой будет нереально, но старалась об этом не думать. И вот мы выбрались на верхнее плато. Конечно, ни о каком льде не было и речи. А вот прохладно было. Ник сразу отдал мне куртку. Она была явно не лишней. Глянули вниз. Склон, по которому мы сюда забрались, отсюда казался почти отвесным, а далеко внизу маленькими белыми точками летали чайки. Когда мы смотрели на чаек снизу, думали, что парят они над облаками. Ничего себе высота! Теперь вопрос, а как спускаться?

— Можно пойти в обход, — предложил Никитос.

Действительно, склон, ведущий от моря, был гораздо более пологий, весь в виноградниках, а внизу просматривалась деревня. Там, наверно, можно было бы взять машину, объехать гору, дальше на кораблик, и мы на месте. Но, во-первых, у нас не было с собой денег, а во-вторых, забравшись сюда за два часа, думается, что и спустимся тоже быстро. Уж как-нибудь. И мы пошли искать приемлемый спуск. Через сотню метров нашли русло пересохшей реки, наверно, весной тут бывает потоп, а сейчас просто тропа, ведущая к морю. Правда, чтобы спуститься на эту тропу, пришлось продираться сквозь какие-то колючие кусты, растущие на склоне. Ник отдал мне свои треники тоже.

— У меня аллергия на какую-то траву, — Стас ободрал руку и теперь с ужасом смотрел на большое саднящее красное пятно, — вдруг на эту? Вдруг я умру?

— Не волнуйся, выживешь! — сняла и отдала ему брюки и куртку. Ник промолчал.

Одетый Стас спустился первым. Мы шли следом, Никитос впереди, стараясь удерживать колючие ветки и одновременно страховать меня. Поцарапались, но не сильно, терпимо.

Какое-то время думалось, что нам повезло, мы спокойно добредем до моря, но не тут-то было. Первый обрыв был невысокий. Как-то мы его обошли, проскользили по осыпающимся краям, камни из-под ног с грохотом унеслись вниз по руслу реки.

На душе стало тревожно, а вдруг обрывчик не один? Накаркали. Второй был тоже невелик. Никитос придумал, как его пройти, лег на живот, подполз к краю, ногами вперед, повис на руках и оп, он внизу.

— Не бойтесь, давайте за мной, я поддержу. Стас, отдай Малинке одежду!

Какое там! Посмотрела на Стаса и поняла, что он панически боится. Взгляд безумный, подбородок дрожит.

— Я с тобой, — дотронулась до его небритой щеки, — все в порядке. Мы не замерзнем, не свалимся в пропасть. Посмотри, тут и пропасти нет. Просто маленькое приключение.

— Ма-аленькое… За каким чертом ты меня сюда потащила? — вдруг заголосил он.

— Это же ты предложил, посмотреть…

— За каким чертом мы поперлись в этот долбанный поход?! Я тебя спрашиваю!

Истерика. Настоящая. Классическая. Размахнулась и влепила Стасу затрещину. Помогло. Глаза обрели осмысленное выражение.

— Этого я тебе никогда не прощу!

Но лег, и пополз, и на руках повис, и спрыгнул вниз. Я быстро проделала тоже самое. Страшно было только в тот момент, когда надо было руки отпускать, а ноги-то земли не касаются, сколько лететь придется неизвестно. Но точно знала, Никитос поймает. Поймал. А Стас уже упилил вперед. Молча побрели за ним.

Впереди уже синело море. Мы почти спустились. И тут увидели третий обрыв. Больше первых двух. Вместе взятых. Под отрицательным углом он уходил вниз метров на десять. Спрыгнуть

— переломаешься об острые камни, наверх уже не вскарабкаться, орать бессмысленно, наши не услышат, далеко.

Стас сел на землю, обхватил голову руками и завыл. Я заткнула уши, слышать это было невыносимо. Никита схватил друга за плечи и встряхнул:

— Будь мужиком! Сейчас что-нибудь придумаем. Стас! Да ты что?!

С земли не встал, но вой прекратился, и на том спасибо. Обошли площадку. С краю рос куст, тот самый, колючий.

— Вполне приличный. Должен выдержать. Стас, снимай штаны и куртку.

— А трусы тебе не снять?

— Может, придется и трусы…

В нас полетела сначала куртка, потом треники. Внесла предложение:

— А верх от купальника пригодится? Здесь веревочки вроде прочные…

Никита мотнул головой:

— Пока не надо. Там посмотрим.

— На что посмотрим? — встрепенулся Стас, — На Маринкины буфера? Как тогда ночью, да? Я видел, как ты на нее пялился! — покраснела до корней волос, господи, как стыдно!

— Вломить бы тебе, — беззлобно пробурчал Никитос, — но сначала спуститься надо.

Он вытащил веревку из пояса штанов. Привязал хитрым узлом к кусту, на другой конец прикрепил одну брючину, ко второй привязал рукав куртки. Получилось нечто, метров на пять, если на ней повиснуть, останется метра три до земли, уже не так страшно.

— Значит так. Я пойду первым, за мной Марина, последним пойдешь ты, Стас!

— Щас! Эта хрень разорвется сразу. Первым пойду я. А вы тут разбирайтесь, как хотите.

И он, схватившись за импровизированную веревку, сполз, скрывшись за краем обрыва. Пара секунд, звук падения и я вижу, как мой почти что муж, прихрамывая, не оборачиваясь, уходит вперед… из моей жизни. Как в замедленной киносъемке вижу его еще сегодня утром родную спину, волосы, развевающиеся на ветру. Больше ничего не вижу, он скрылся за поворотом. А по щекам неостановимо текут слезы. Они даже не туманят взгляд, просто текут.

— Мариш. Он не в себе. У него шок, так бывает. Все наладится…

— Я-то, Никит, в себе. Нечему налаживаться. Давай спускаться. Ты или я?

Никита стал спускаться, и штаны с треском разорвались пополам. Он сумел сгруппироваться, перекатился через плечо и встал на ноги. У меня шанса спуститься не осталось. Да какая разница.

— Иди к лагерю. Веревку какую-нибудь принеси. Я подожду.

— Нет. Скоро стемнеет. Мариш, прыгай, как в прошлый раз. Я поймаю.

— Оба покалечимся, иди Никит.

— Ты прекрасно знаешь, без тебя не уйду.

Мне было не страшно, не больно, ни холодно, ни жарко, мне было все равно. Как-то все стало неинтересно.

Сзади послышался какой-то грохот. Сначала казалось, что это раскаты далекой грозы, но грохот нарастал, по руслу пересохшей реки что-то неслось на нас, то ли камни, то ли вода, откуда ей тут взяться?

— Беги! Ты успеешь!

— Прыгай! Ловлю! Это приказ!

В секунду легла на живот, повисла на руках и полетела. А Никита в эту же секунду всунул руки в рукава куртки и выставил ее перед собой. Мне казалось, что падаю я целую вечность, но он поймал. В куртку, как в пожарный брезент. И у нас было ровно одно мгновенье откатиться под обрыв, потом над головой пронесся поток камней и грязи и, слегка обрызгав нас, умчался к морю. Все стихло.

— Стаса не зацепило, как думаешь? — я лежала на куртке под Никитой. Он накрыл меня своим телом.

— Думаю, нет. Как ты?

— Не знаю. А ты?

— В порядке. Почему не знаешь?

— Пошевелиться не могу. Ты на мне лежишь.

— Прости, — он поспешно встал.

— Простить за то, что спас мне жизнь?

— За то, что не остановил, не пресек идею в корне, не взял с собой никакого снаряжения.

— Ты еще прощения попроси за то, что аборигены съели Кука.

— Смешно.

— Обхохочешься.

К палаткам мы пришли на закате. По дороге встретили Дрона с Лелькой, которые бежали нас выручать. Стас живой и невредимый сидел у костра.

–

Какой сумасшедший последний вечер, пойду поплаваю, — я поплелась на берег, сидеть рядом со Стасом была не в состоянии. «Море! Вот оно как». Больше слов не было. Вошла в теплую, соленую воду, то, что она соленая напоминала каждая царапина, коих было множество. Тело саднило, потом я просто перестала обращать на это внимание и поплыла. Вода казалась тягучим желе, каждым взмахом я резала ее, продвигаясь вперед. Сзади раздались крики, Дрон звал меня. Лениво оглянулась, увидела, что мне машут руками со скалы от нашего кафе «Лунная дорожка», а по берегу бежит, на ходу скидывая рубашку Никитос. Вот он бросился в воду и поплыл ко мне размашистым кролем. Что не так? «Дельфины», —

донеслось со скалы. Присмотрелась повнимательней, и в бликах закатного моря разглядела стаю дельфинов, которые плыли вдоль берега прямо на меня. Что испытала? Радость.

Но еще до того, как первый дельфин проплыл в метре от меня, рядом оказался Никитос.

— Тебе не надоело меня спасать?

— Нет.

— Спасибо.

— За что?

— За нет.

Мы смотрели друг на друга и улыбались, а вокруг, то справа, то слева, вода вскипала от очередного выпрыгнувшего дельфина. Мои ноги и руки касались их скользких, но совсем не страшных спин. Один дельфин остановился и высунул свою улыбающуюся морду прямо между нами. Не знаю, что на меня нашло, но я потянулась его поцеловать, а он, шалун, ушел под воду. Я же по инерции поцеловала Никиту. И он ответил на поцелуй. Да как! Я забыла, как дышать. Никогда со мной такого не было! Дельфины давно уплыли, а мы все болтались в воде, не в силах оторваться друг от друга. Наконец, доплыли до берега и появились у костра. Стас, видимо, ушел. Лелька сидела, не поднимая на нас глаз, а Дрон пел:

Вина твоя,

Вина твоя,

Что надвое,

Что надвое

Судьбу твою сломали ротозеи.

Жена твоя,

Жена твоя,

Жена твоя и лучший из друзей.

А все вокруг Как будто за,

И смотрят ласково в глаза, И громко воздают тебе хвалу.

А ты добыча для ворон,

И дом твой пуст и разорен,

Лишь гривенник пылится на полу…

— Как вы могли? — Дрон так ударил по струнам последним аккордом, что струна лопнула, — Что ты наделала, Ягода?

— Она не причем. Моя вина, — Никита загородил меня от брата. Напрасно. С братом мы всегда разберемся.

— С тобой отдельный разговор. Ты ей жизнь сломал, это ты понимаешь?!

— Он мне жизнь спас. Много раз за эти дни. Это ты ничего не понимаешь, Дрон. Не знаешь и не понимаешь. Мы еще вернемся к этому разговору потом. Дома. А сейчас молчи, чтоб потом стыдно не было.

— Мне стыдно?!

— Тебе! Тебе! И, кстати, сплю я сегодня с вами.

— Это еще что за новости?!

А Леля просто встала, обняла меня за израненные плечи и повела в свою палатку. Дрон поплелся следом, что ему оставалось.

На рассвете тихонько выскользнула из палатки, и побежала к своему камню. Еще не дойдя до пляжа, знала, Никитос там. Он действительно был там. Сидел и смотрел немигающим взглядом на море. Сколько он так просидел? Всю ночь? Камень большой, двоим места хватит. Села рядом. Он головы не повернул, только спросил:

— Тебе не холодно?

— Нет. Камень теплый.

Мы сидели и молчали. И могли бы так просидеть вечность.

Просто рядом. И не надо слов. Но все же, слова у него нашлись:

— Я ничего не могу тебе дать, Ягода.

«Разве я у тебя что-то прошу», — могла бы ответить, но промолчала.

— Даже если встану на уши, у меня не будет столько денег, как у Стаса.

«Не надо стоять на ушах. Неудобно».

— У него блестящие перспективы, а у меня сомнительное прошлое и очень напряженное настоящее.

— В каком смысле напряженное?

— Я трех друзей похоронил, — процедил сквозь зубы.

«Я буду молиться за тебя», — подумала, а вслух спросила:

— Ты меня любишь?

Он посмотрел на меня так отчаянно! И отвернулся.

— Нет.

Встал и ушел, не оглядываясь.

«Врет!» Сидела и улыбалась. Вот и первое признание в любви. Другого не надо.

«Море! Я не врала тебе. Я, правда, любила Стаса. Я и теперь его люблю. И буду любить всегда, как брата, как друга. Нет. Скорее, как брата. И он меня любит, как сестру. Только не понимает этого. Мы с ним все перепутали, приняли одну любовь за другую. Так бы и было, если бы не ты. Если бы не эти безумные дни и события. Спасибо тебе. Ты подарило мне Никиту. Оказывается, можно любить так, что дышать больно, когда он рядом. И я точно знаю, он не предаст, не бросит, спасет, поддержит. А я его. Понимаю, что делаю больно многим людям, Дрону, родителям, тете Нине, дяде Толе. Они еще с этой свадьбой потратились… Но как хорошо, что все прояснилось сейчас, не через годы, когда страдали бы еще и наши дети. Ведь все равно все бы кончилось, как только мы повстречали бы настоящую любовь. Хорошо, что сейчас. Я очень хочу, чтобы Стас тоже был счастлив. Только пусть в походы не ходит. Все перемелется, правда, море?»

На следующий день мы были в Москве. — С отцом сама говори.

Стас, как всегда, бросил на амбразуру меня. И вот я стою перед лицом «очень солидного человека», дяди Толи. А он мечет грома и молнии:

— А я сказал, будет свадьба!!! Девчонка! Ты думаешь, жизнь из подвигов состоит? Нет! Она из мелких житейских проблем. Где взять денег на еду, на шмотки, на отдых, на здоровье, на старость твоим родителям! Как и на что дом построить, детей родить и поднять. Вот что такое жизнь. И все это у вас со Стасом есть. От такого не отказываются, Ягода! Ты слышишь меня?! А из пожара пусть выносит Никита, на то он и спасатель. Это работа у него такая, спасать. Ему за это деньги платят. Только пожара у вас не будет! Потому что проводка будет хорошая. Ты поняла? Поняла?! — Хорошо. Я поняла. Только ответьте мне, дядя Толя, на один вопрос. Вы можете себе представить, что тетя Нина живет с Вами ради хорошей проводки, а любит всей душой какого-нибудь пожарного Ивана? Хорошо Вам будет?

Грозный солидный человек тяжело опустился в кресло и прорычал:

— Уйди с глаз моих! — а когда я была уже в дверях, устало бросил, — Свадьба отменяется.

Поехала не домой, в Электросталь. Вбегаю в подъезд, поднимаюсь на шестой этаж, а там из квартиры выходит тетя Люда.

— Ягодка! Как хорошо, что ты приехала. Расскажи мне, что у вас там произошло? Никитка приехал, на нем лица нет. Молчит. Все целы и здоровы?

— Все хорошо, тетя Люда. Все очень хорошо.

— Знаю, у тебя свадьба скоро. Поздравляю тебя и Стаса.

— Спасибо. Только не Стаса, а Никиту.

— Как Никиту. Какого Никиту?

— Нашего с Вами Никиту!

— А свадьба когда? — Никитос, стоял в глубине коридора.

— Не знаю когда, назначай!

Мы смотрим друг на друга. И все понятно. И не надо слов!

P.S. Через два года Стас женился. Наши родители по-прежнему дружат. Не было дня и ночи, чтоб я, хоть на секунду, пожалела о своем решении.