Иволга

Наталья Брониславовна Медведская, 2014

Даше Иволге окружающий мир и в детстве казался сказочно-удивительным. Повзрослев, девушка узнаёт, что он ещё и опасен для таких, как она. Погибает её бабушка, в один миг привычная жизнь Даши разбивается вдребезги. Что ещё ей остаётся кроме, как бежать от необычных жутких преследователей, спасая жизнь. Беглянке предстоит раскрыть семейные тайны и узнать: мир на самом деле не таков, как казался. Обнаружив в себе дар, сможет ли она правильно им распорядиться и понять, кто враг, а кто друг? И можно ли доверять странным незнакомцам, так, кстати, оказавшимся на её пути?

1947г поселок Беловодье

Семилетняя Вера играла с братом Мишей во дворе дома под большой старой шелковицей, присматривая за двухгодовалой сестрёнкой Катей. Сумерки медленно опускались на землю. Ко двору подъехала лёгкая пролетка. Мужчина придержал лошадей. Из пролетки вышла молодая женщина и быстрым шагом направилась к дому. Вера посмотрела на незнакомку — вокруг гостьи клубился серо-чёрный туман-дым. Когда она проходила мимо детей, язычки этого тумана потянулись к ним, но тут же, словно обожжённые, отдёрнулись. Девочку обдало потоком ледяного воздуха, что-то больно кольнуло в сердце.

— Ты видел? — поинтересовалась Вера у брата.

— Тётку? Ага, видел, — пробурчал недовольный Миша: у него развалился сложенный из спичек колодец.

— А облако тумана вокруг неё?

— Не выдумывай, не было никакого облака. Поменьше сказок читай!

— Что совсем, совсем не видел? — изумилась она, чувствуя странную тяжесть в груди.

— Хватит сочинять ерунду, — вспыхнул брат и стал собирать спички в коробку. Его всегда злили выдумки Веры, он считал их глупыми.

— Но я, правда, видела, — запротестовала Вера. — Я не лгу.

Миша показал сестре язык и, кривляясь, произнёс:

— Брехушка, лгунишка.

Маленькая Катя, молча пересыпавшая песок из одной плошки в другую, громко заревела. Малышка не любила ссор и всегда реагировала на них плачем. Из дома послышался шум. Бабушка Анастасия Глебовна кричала на гостью:

— Не приходи больше! Тебе нельзя помочь, ты сама во всём виновата!

Незнакомка, стоя на пороге дома, в сердцах топнула ногой.

— Я заплачу, вы таких денег и не видели!

— Деньги тут не помогут, — устало вздохнула Анастасия Глебовна, — только ты сама можешь себе помочь. Измени свою жизнь.

— Не вылечишь, шепну кому надо, и твою лавочку прикроют! — угрожала неприятная гостья.

Дети переглянулись между собой. Бабушка редко повышала голос.

— Иди с богом, — отмахнулась Анастасия Глебовна и закрыла дверь перед носом посетительницы.

Незнакомка выскочила из двора, как ошпаренная.

— Присмотри за Катей, я сейчас, — попросила Вера брата.

Бабушка сидела за столом, погрузившись в раздумья.

— Бабуля, что это за туман клубился вокруг тёти? Мне Миша не верит, обзывается.

Анастасия Глебовна взволнованно всплеснула руками.

— Ты видела туман?

— Да, и его язычки тянулись к нам.

— А какого цвета был туман? — поинтересовалась Анастасия Глебовна и зачем-то стала суетливо передвигать на столе тарелки.

— Серо-чёрный, — ответила Вера. Она впервые видела растерянность бабушки.

Анастасия Глебовна оставила посуду в покое и внимательно посмотрела на внучку.

— А раньше ты встречала таких людей?

— Нет, никогда.

Вера для убедительности покачала головой. Крупные кудряшки русого цвета подпрыгнули вверх.

— Послушай, солнышко, пусть это будет нашей тайной. Никому, ни детям, ни взрослым, ни в школе, ни на улице не рассказывай. Обещаешь?! — Она взяла внучку за плечи, ярко-бирюзовые, не по возрасту молодые глаза заглянули прямо в душу.

— Да, бабушка, обещаю! А что это такое? — Веру разбирало любопытство.

— Никто кроме меня, а теперь и тебя, не видит этот туман. И лучше никому не знать, что мы видим. Понимаешь сейчас такое время… лучше всё скрыть. Это была плохая тётя. Вот ты без разрешения взяла варенье из кладовой.

— Но я поделилась с Мишей, — стала оправдываться Вера и виновато опустила глаза, рассматривая некрашеный деревянный пол.

— Я не об этом сейчас. Вы с Мишей ели варенье. Руки и лица не домыли, и мы заметили вашу шкоду. Так и посетительница сделала что-то очень плохое, и оно, как варенье, прилипло к ней туманом. И чем больше человек делает скверного, тем чернее вокруг него цвет.

— А если бы она сделала доброе дело?

— Думаю, туман бы побледнел, — ответила Анастасия Глебовна, однако сомнение промелькнуло в её глазах.

Вера призадумалась:

— Болеет тётя из-за того, что натворила?

— Причин много и эта тоже. Ну, всё, иди за Катей. Уже совсем стемнело. И Мишу позови в дом, — напомнила она.

С того вечера жизнь Веры круто изменилась. По утрам они ходили в лес, в поле собирать травы. Анастасия Глебовна рассказывала внучке, когда и какую травку рвать, как сушить, от чего лечит. Вера училась делать отвары, мази, настои. Присутствовала при лечении больных, помогала накладывать компрессы, повязки, вправляла по мере сил вывихи. Мать Веры, Ольга, поначалу сердилась, что дочь освободили от домашней работы, но после разговора с матерью оставила её в покое.

Анастасия Глебовна была деревенской знахаркой. Не ведьмой, не колдуньей или ворожеей, а именно знахаркой, как до этого мать и бабушка. Люди шли к ней за помощью из соседних сёл и районов, отчаявшись вылечиться у врачей. Она лечила почти все кожные заболевания: «сибирку», «рожу», язвы, сыпь. Помогала при бессоннице, заговаривала испуг, убирала заикание, врачевала множество различных недомоганий. Принимала не всех, иногда без объяснения причин она отказывала в лечении и просила больного уйти.

Однажды к ним пришла молодая мама с грудным малышом.

— Он кричит, не переставая, особенно по ночам. Затихает только когда устанет. Я не знаю, что делать, — пожаловалась гостья.

Анастасия Глебовна развернула пеленки, осмотрела кроху. И тут Вера увидела светящийся всеми цветами радуги ореол вокруг посетительницы — это было так красиво. Девочка невольно подошла ближе, чувствуя исходящее от гостьи тепло, доброту, радость.

— Смотри, — сказала бабушка, обращаясь к матери малыша, — на его спинке щетинка. Она колется, ребёнок не может спокойно спать. Будем выкатывать.

— Но я ничего не вижу, — удивилась женщина, разглядывая сына.

Знахарка предложила ей проверить спинку ребёнка.

— Проведи пальцем по впадинке вдоль позвоночника, тогда почувствуешь. А ещё у крохи пупочная грыжа. Накричал, поэтому у него болит живот.

— Ой, и правда, что-то колется, — вскрикнула гостья, отдёргивая руку.

Анастасия Глебовна поманила внучку и ободряюще улыбнулась:

— Вера, иди сюда, попробуешь «загрызть грыжу», ты ведь умеешь.

— Я боюсь, — стала сопротивляться девочка. Паника тотчас охватила её.

— Попробуй, у тебя всё получится, — подбадривала знахарка, настойчиво подталкивая внучку к лежащему малышу.

Так Вера впервые начала лечить.

Когда посетительница со спящим малышом ушла, она спросила бабушку:

— Почему эта тётя светилась, как радуга? Возле неё так приятно находиться рядом.

Анастасия Глебовна вздохнула и погладила Веру по мягким кудряшкам.

— Тебе повезло внучка, ты встретила солнечного человека.

Глаза Веры загорелись любопытством.

— Отчего этот свет?

Анастасия Глебовна подошла к окну, с минуту помолчала, наблюдая за внуками. Миша катал Катю на качелях, малышка смеялась и просила брата, раскачивать сильнее. Потом задумчиво произнесла:

— Я точно не знаю, но думаю, что поступки, дела определяют свет вокруг человека. Доброта, честность, умение и желание помогать людям дают красивый ореол. Злость, обиды, ненависть, преступления гасят его. Я многого не знаю. Учись, Вера, и сможешь объяснить это с научной точки зрения. Наши предки умели и знали больше. Мы их потомки подрастеряли знания. В доме есть рукописные книги прадеда, но никто не может их прочесть. Мы забыли язык, на котором они написаны. Осталось только умение лечить людей, и предупреждение: никогда не помогать людям, вокруг которых клубится туман. Этим «тёмным» не тело, а душу лечить надо. Просто убирая телесный недуг, им не помочь. Свою душу они сами должны спасать. По молодости я пробовала их врачевать, но каждый раз сама болела. А они, подлечившись, творили страшные дела. Сами гибли и других губили. Эти люди меченые, мы не должны их выручать. От них спасаться нужно.

Вера внимательно слушала, затаив дыхание. Потом, сощурив глаза, поинтересовалась:

— А отчего ты еле светишься, ведь стольких вылечила?

Анастасия Глебовна растерялась:

— Понятия не имею. Себя-то я не могу видеть, а моя бабушка мне не объяснила. Думаю, она сама этого не знала. — Знахарка устало опустилась на стул, сложив маленькие, сильные руки на коленях.

— А другого цвета люди бывают? — спросила девочка, рассматривая себя в зеркало.

— Однажды, я видела голубовато-сиреневый цвет вокруг монаха. Красный у молодого парня, но чаще не видно, никакого ореола. — Анастасия Глебовна с улыбкой наблюдала за попытками внучки разглядеть, есть ли у неё свечение?

Потерпев неудачу, и, не заметив у себя никакого ореола, раздосадованная Вера осведомилась:

— А почему не все светятся?

— Наверно, мы видим только сильные проявления чего-то, или наш дар небольшой. Как с плохим зрением, что-то видим, а не понимаем что. Даже в нашей семье этот дар не у всех. У твоей мамы его нет, у брата тоже, про Катю ещё неизвестно. Как говорила моя мама: «Без этой способности видеть — лечить не получится.

***

С того разговора прошло пятьдесят три года. Вера стала Верой Фёдоровной. Анастасии Глебовне было уже девяносто восемь лет, но она сохранила прекрасную осанку, ходила, держа спину ровно. Её прежде густые совершенно белые волосы поредели. Кожа на лице и руках стала похожа на сухой пергамент. Она так и жила в родовом доме вместе с матерью Веры — Ольгой, тоже уже старушкой. Мужчины, кроме деда Фёдора, в их семье не задерживались: мало кому понравится жена, вечно занятая с больными. Её могут поднять среди ночи и позвать на помощь. Готовит урывками, да ещё смотрит так, словно видит насквозь.

Мать Веры — Ольга никогда не выходила замуж. После рождения Миши дети мужского пола в их семье больше не рождались — только девочки. В шестнадцать лет она родила первенца Мишу от заезжего солдата. Последующих дочек тоже не баловала отцами. Вера появилась от командировочного. Катя, спустя четыре года, от студента, бывшего на практике в их колхозе. Чтобы дети не носили разные отчества, всех записали на имя деда Фёдора. Дара к лечению у Ольги не обнаружилось. Время от времени она пыталась устроить свою судьбу — уезжала в город, оставляя детей на мать. Ольга была красивой, доброй, но невезучей: в спутники жизни всегда выбирала не подходящих людей. Пока матери не исполнилось тридцать восемь лет, Вера видела её редко. Но однажды она вернулась худая, осунувшаяся, поблекшая, долго болела. Выздоровев, больше уже не покидала семью. Пытаясь наверстать упущенное время, Ольга попробовала подружиться с детьми.

Михаил пресекал все попытки матери сблизиться (ему шел двадцать второй год). Он не признавал компромиссов — не мог простить ей грехов молодости. На очередную попытку Ольги поговорить по душам, сын сказал, как отрезал: «Не было нормальной матери и не надо». Отслужив в Морфлоте три года, он уехал на шахту в Донбасс и перестал приезжать домой.

Катя приняла мать теплее, со временем простила её. Они стали часто за вечерним чаем обсуждать сельские новости. У самой Веры приезд матери не вызвал никаких чувств: бабушка всегда была ей роднее и ближе.

Окончив медицинское училище, Вера получила профессию медсестры, но в больнице не проработала и пяти лет. Анастасия Глебовна старела. Вера всё больше подменяла её, принимая больных. Она не заметила, как ей исполнилось тридцать четыре года. Её крепко спящую душу не потревожило ни одно любовное приключение. Проснулась Вера в один миг, когда увидела на пороге дома статного, молодого мужчину. Впервые не могла бесстрастно принимать посетителя. Спросила чуть дрогнувшим голосом:

— Вы ко мне? На что жалуетесь.

Молодой человек протянул руку для приветствия. На загорелом, симпатичном лице сверкнула улыбка.

— На жизнь, красавица, жалуюсь. А вообще-то сильно болит желудок. У врачей был, лекарства пил — не помогло. Говорят, вы волшебница.

Вера смутившись, пожала тёплую ладонь. Жестом пригласила его войти в дом.

— Да какая волшебница, помогаю по мере сил. — Её сердце испуганным воробьём забилось в груди.

— А я новый агроном. Меня зовут Егор. Вас — Вера. Уже наслышан. Многозначительное имя для лекаря, вам не кажется?

Вера, досадуя на себя, пожала плечами.

— Не задумывалась об этом.

Посетитель с улыбкой рассматривал её лицо: большие карие глаза, нежную кожу, родинку на щеке, упрямую складку на лбу.

«Пребывание в этой деревне начинает мне нравиться», — подумал Егор.

Она вылечила его, а со временем их отношения переросли в нечто большее.

Дальнейшее Вере вспоминалось прекрасным сном. Прогулки под луной, поцелуи, объятия, охапки полевых цветов, даримые каждый вечер, пылкие признания в любви, и печальное окончание этой истории. Ещё вечером она была счастлива, сообщая Егору о беременности. А уже через секунду ледяным душем прозвучали его слова:

— Ты что, дура, не могла предохраняться? А ещё медсестра! Решила, если забеременеешь, то я женюсь на тебе? Ошибаешься, это не входило в мои планы! В селе оставаться я не собираюсь! Думаю, для тебя не проблема избавиться от этого. — Он брезгливо показал рукой на живот.

В одну минуту её мир рухнул.

Не слушая жалкий лепет женщины, Егор грубо сбросил со своих плеч её руки. Оглядев заплаканное лицо Веры равнодушными глазами, ушел, ни разу не оглянувшись. Она не могла поверить, что ласковый, весёлый Егор превратился в незнакомое чудовище.

Анастасия Глебовна не стала напоминать, что предупреждала. Внучка словно ослепла и оглохла, не слушала ничьих предостережений. Не видела эгоизма, бессердечия и жестокости молодого человека.

Бабушка попыталась утешить её:

— Жизнь не окончена, она продолжается. В тебе растет чудо — это самое главное!

Но Вера зло ответила:

— Мне не нужен ребёнок без отца!

Анастасия Глебовна впервые накричала на внучку:

— И тебе, и мне, нужно отмаливать эти слова! Нам повезёт, если всё обойдется.

Казалось — обошлось. Аня родилась крепким, здоровым ребенком. Малышку полюбила вся семья. В десять лет у девочки проявился дар. Рядом с мамой и бабушкой она начала учиться искусству врачевания. Вера, глядя на дочку, оживала. Грустное лицо женщины озарялось улыбкой. Аня обещала вырасти в сильную знахарку: могла исцелять наложением рук. Обнаружилось это случайно. Ставя соседскому мальчишке примочки от фурункулов на живот, ей захотелось подольше подержать руки над ранками. На следующий день обнаружилось, что гнойники прорвали и даже частично зажили, чего раньше никогда не было. Потом проявились и другие свойства дара. Аня убирала головную боль, прикоснувшись к вискам больного. Могла снять приступ почечной колики, усмирить зубную боль, мышечные спазмы. Подрастая, девочка превращалась в чудесную девушку. Внешне она очень походила на отца, но характером мягким, добрым, искренним пошла в мать. Анна вышла замуж за одноклассника, родила дочку Дашу. Молодые вместе жили мало, больше находились в разлуке. Отец девочки учился в институте, Аня с дочкой жили у бабушки, ожидая, когда молодой папа закончит учебу. Ничего не предвещало беды, но она постучала к ним в дом и осталась надолго.

На вечерней улице пьяный водитель сбил Аню — такую официальную версию следователь озвучил её родным. Ни водителя, ни машины так и не нашли — расследование вскоре прекратили. Дочь Веры Фёдоровны прожила всего двадцать один год. Её короткая жизнь была яркой и насыщенной. Она помогла многим больным выздороветь. Девушка сделала только одну ошибку: не слушая мать, взялась исцелять «тёмного человека». Вера Фёдоровна считала, что именно это и погубило дочь. Бабушка Настя подумала так же, увидев тело внучки. Аня выглядела на много лет старше, словно кто-то перед смертью забрал молодость. Только маленькая Даша не дала Вере Фёдоровне сойти с ума от горя. Игорь, отец девочки, напивался и плакал на кухне, к гробу не подошел ни разу. От него не было никакой помощи.

Спустя месяц после смерти Анны — пропала Екатерина, приехавшая в поселок к родным. Катерина Фёдоровна пятидесятилетняя, солидная дама не могла исчезнуть без следа, но именно так и произошло. Вышла в магазин за хлебом и не вернулась. Заявили в милицию, искали, но никто ничего не видел. Муж Кати погоревал и уехал домой. Детей у них не было, он остался один в опустевшей без жены квартире.

Вера Фёдоровна, уложив годовалую Дашу спать, пошла на кухню пить чай. За столом сидела сухонькая невесомая бабушка Настя.

— Мне нужно поговорить с тобой, Вера. Необходимо, чтобы вы с Дашей уехали. Хватит с нас потерь. Вокруг нашей семьи что-то происходит: появились «чёрные» люди, а мы им, видимо, мешаем. На новом месте не лечи. Не привлекай к себе внимания. Твоя задача — вырастить Дашу! Она будет очень сильной. Ей всего год, а малышка уже светится. Здесь ей не дадут вырасти. Погибнет, как Аня. Я поставила девочке щиты, чтобы скрыть свет. Пока я жива, они закроют Дашу от «тёмных», пусть считают, что девочка лишена дара. После моей смерти щиты продержатся недолго. Дальше будешь защищать её сама. Береги малышку! — Анастасия Глебовна поправила белую косынку на голове, тонкие сухие пальцы старушки подрагивали от волнения.

— Бабушка, почему я ничего не знаю о защите?

— Извини Вера, но я не учила тебя этому. Считала, что это знание не пригодится. Зачем скрывать свет от знающих людей? А теперь, когда ты слаба, поставить Даше щиты всё равно не сможешь, не хватит сил. За год ты должна восстановиться. После моей смерти тебе придется самой защищать Дашу. Я объясню как. Всё иди, собирайся.

Анастасия Глебовна опустила голову, разглядывая рисунок на клеёнке. Она не хотела, чтобы внучка видела, как тяжело ей дается расставание.

Вера схватилась за голову:

— Как я вас, двух старушек, брошу? Кто за вами присмотрит? Куда мы поедем с Дашей? Где будем жить?

Вера оглядела кухню. Всё в ней радовало глаз: покрытый бесцветным лаком пол, жёлтые шкафчики для посуды, большой старинный стол, огромное окно, на широком подоконнике которого стояли горшки с её любимыми цветами.

— Не о том думаешь! — рассердилась бабушка Настя. — Вот адрес. Дом не большой… я купила его два года назад, после того как Миша перестал звонить. Чувствую, что его тоже нет в живых.

— Бабушка, почему ты молчала, — перебила Вера.

— Это ты помолчи и послушай! Я предполагала, что он может пострадать. С каждым годом вокруг нас становилось всё больше «тёмных» людей. Такое впечатление, что они постепенно окружали нашу семью, а теперь начали уничтожать одного за другим. Ты стала невнимательной или, как я подозреваю — «не видящей». Я права?

Вера покаянно опустила голову.

— Давно ты потеряла дар? Почему скрыла от меня? — в голосе старой знахарки чувствовалась боль и обида. В её солидные годы она была по-прежнему бодра, сохранила острый, ясный ум.

— Он неокончательно исчез: изредка я вижу и свет, и тьму вокруг людей. Не говорила потому, что не хотела тебя расстраивать. А ты, бабушка, не преувеличиваешь опасность?

Вера встала и подошла к окну, вгляделась в залитый лунным светом сад. В этом доме она прожила всю жизнь. На высоком тутовом дереве у ворот до сих пор висели качели. Шелковица выросла, детские качели теперь болтались высоко над землей. Аня называла их — небесными качелями. Здесь всё было дорогим и милым сердцу. По дорожкам сада бегала её дочь… Вера закрыла лицо руками, глухой стон вырвался из груди.

Анастасия Глебовна дернулась всем телом, крепко сжала руки в замок.

— Не лги себе, Вера, ты видела, как изменилась Аня. В гробу лежала не молодая девушка, а пожилая женщина. Тот, кто убил нашу девочку, выпил её жизненную силу. В последнее время ты лечила без сердца, сама говоришь, что дар видения совсем ослаб. Вы должны уехать. За нас не бойся, мы с Ольгой справимся. Вряд ли «тёмным» нужны старухи. Приедешь только хоронить нас, одна, без Даши. Не рискуй!

Голос Анастасии Глебовны дрогнул, на глазах заблестели слёзы. Она помолчала. Потом справившись с собой, продолжила:

— На чердаке дома, в сундуке, лежат старинные книги на персидском языке, Мы потомки тех, кто их написал. Язык забыли, знания подрастеряли, и теперь никто не может прочесть эти записи. Дом закроешь, книги заберёшь. Вдруг внуки смогут их перевести. Письма не пиши, только звони. Твой номер будет у верного человека, он и позвонит, если что с нами случится. Никто не должен знать, куда вы уезжаете.

Вера посмотрела на бабушку и подумала: «Откуда она берет силы бороться».

Лично ей хотелось просто лечь и заснуть навечно, чтобы больше ничего не чувствовать. Но ради Даши ей придется жить.

Они переехали за четыреста километров от родного дома в станицу Алексеевскую. Отец девочки не возражал: он учился на последнем курсе института, ему светила армия и ребёнок был «не с руки». Игорь обещал навещать дочь на новом месте и никому не говорить, где они теперь будут жить.

Всё потихоньку налаживалось. Даша росла крепким, весёлым, умным ребенком. Когда ей исполнилось три года, умерла бабушка Настя, не дожив до ста лет всего месяц. Вере позвонила мать, передала просьбу бабушки: не приезжать на похороны. Через год ушла Ольга. Незнакомый мужской голос в трубке телефона сообщил:

— Приезжайте, Вера Фёдоровна, умерла ваша мама.

Вера замерла с трубкой в руке. Она ждала этого, знала, что матери уже восемьдесят, но всё равно сообщение ошеломило. Боль потери разлилась в груди, она ощутила пугающую пустоту в сердце.

«Может, зря я послушалась и уехала? Была ли бабушка права, отправляя меня с ребёнком из Беловодья? Они обе закончили свой земной путь вдали от нас, никто не услышал их последних слов и просьб. Как больно. Стоил ли отъезд того одиночества, на которое они обрекли себя добровольно?» — роились мысли в её голове.

Вера попросила знакомую няню из детского сада трое суток побыть с Дашей. Свой отъезд объяснила срочным обследованием в медицинском глазном центре Краснодара.

***

Покидая родной поселок Беловодье, она печально оглядела старый крепкий дом. Тут прошло детство, здесь познала счастье и горе, здесь осталось её сердце. Окна, наглухо закрытые ставнями, рвали душу. Соседи за небольшую плату согласились присматривать за домом, косить траву в саду и огороде. Вера Фёдоровна не решилась продать семейный дом: лелеяла надежду, что когда-нибудь сможет сюда вернуться. Хотелось кричать в голос: она осталась одна с маленьким ребенком на руках. Даже на расстоянии бабушка Настя поддерживала её дух — без неё она стала слабой.

«Никому мы с тобой Даша не нужны», — печалилась Вера, стоя перед домом.

Игорь за прошедшие три года позвонил только один раз. Сухо сообщил, что снова женился. Молодая жена ждёт ребёнка — чужая дочка ей совершенно не нужна. Больше звонков от него не было.

И вот теперь предстояло объяснить внучке: почему у соседки щупальца из тумана?

Вера Фёдоровна с ужасом ожидала этого дня и втайне надеялась: у Даши не будет семейного дара, и она спокойно проживет тихую обычную жизнь. Вера Фёдоровна души не чаяла в крохе и после всех потерь, надеялась сохранить хотя бы её. Сегодня на кладбище их спокойный мир рухнул, разлетелся на осколки, внеся суматоху в налаженный быт. Вере Фёдоровне пришла в голову спасительная мысль.

За завтраком она поинтересовалась у внучки:

— Солнышко, помнишь тётю Полю на кладбище?

— С осьминожками? — уточнила Даша. — Конечно, помню.

— Дашенька, не пугайся — это у тебя дефект зрения. Никаких щупалец вокруг тёти Поли нет. Глазки твои немного болят. Ну, видишь ты так, — пыталась объяснить бабушка и донести до внучки свою мысль. — Помнишь, ты смотрела через цветное стекло, и всё вокруг было разноцветным?

Малышка прекратила есть кашу.

— Помню, а где мое стекло? Я снова хочу смотреть в него.

— Даша, послушай меня внимательно. Твои глаза неправильно видят, как через стекло. Ты поняла меня?

— А это не больно? — забеспокоилась Даша.

— Нет, не больно. Просто не обращай на это внимания. Только не говори никому, а то дети дразниться будут.

Вера Фёдоровну собрала посуду со стола и задумчиво посмотрела на внучку: «Сработает или нет эта уловка, покажет время. Права ли бабушка Настя, ограждая девочку от семейного дара? Нужно ли скрывать это от Даши? Не похожи ли мы на страусов, прячущих голову в песок? И как долго мне удастся морочить малышке голову?»

Даша получила трехцветное стекло и теперь развлекалась, рассматривая сквозь него улицу.

— Можно я пойду гулять во двор? Скоро Ира выйдет из дому. Покажу ей своё стеклышко.

Даша состроила уморительную рожицу, ожидая ответ.

— Иди, а когда выйдет твоя подружка, гулять будете у нас во дворе. Хорошо?

Даша послушно кивнула, деловито уложила игрушки и цветное стекло в детскую сумочку. Вера Фёдоровна усмехнулась, внучка выходила на прогулку, будто собиралась в поход.

За прошедшие четыре года Вера Фёдоровна так и не смогла привыкнуть к новому дому. Она постоянно ощущала тоску по прежней жизни, по оставленным друзьям, по старому дому. Нынешнее жильё было небольшим: две маленькие спальни, зал, коридор и крохотная кухня. Вместо сада на заднем дворе раскинулся огородик с травами. Вся улица Садовая состояла из одинаковых, стандартных домов, построенных совхозной строительной бригадой для рабочих. После перестройки, приватизировав дома, некоторые собственники продали их: слишком неудобными и тесными оказались жилища. А самое главное: возле построек было мало земли. Две сотки для села — насмешка над душой деревенского жителя. Основным достоинством этих домов была дешевизна. В первый же год после переезда Вера Фёдоровна, напуганная «тёмными», превратила дом в крепость. Поставила железную входную дверь, на окна — крепкие ставни. Через несколько лет спокойной жизни она перестала закрывать ставни на ночь и успокоилась: «тёмные» потеряли их след. Единственная представительница вражьих сил соседка Полина вскоре утратила свою черноту.

«Значит, люди могут меняться в лучшую сторону, — размышляла Вера Фёдоровна. — Полина всегда радушно общается и ничего плохого не делает. Бабушка Настя просила спасти Дашу, и если для этого нужна ложь, что ж так тому и быть. Лишь бы задумка с дефектом зрения сработала».