Тонкий тающий след

Наталья Лирник, 2020

Она отказалась от своего дара, чтобы обеспечить благополучие близких. Но жизнь не прощает подобных жертв: взамен таланта у нее появился порок, заставляющий жить в вечном страхе разоблачения. Судьбы героев причудливо переплетаются, пока каждый из них ищет свой путь к счастью. Как сохранить самое главное, когда близкие уходят навсегда, любимые лишают поддержки, а роковая слабость заставляет совершить преступление? Как увидеть тонкий тающий след, который выведет к свету?

Глава 3

После ужина все разошлись по своим комнатам.

Немножко повозившись на кухне, Надя тихо стукнула в дверь мужниной мастерской. Это на работе у них принято входить в кабинеты сразу, едва обозначив свое присутствие за дверью, как требовал шеф. Дома у Невельских порядки были старосветские, здесь уважали личное пространство.

— Да… — вяло ответил Вадим…

— Ну как, что скажешь?

— Ну, этюдник как этюдник, но, конечно, старый, грязный, как-то не очень мне это нравится. — Его голос звучал брюзгливо, и из-за этого Вадим казался старше и слабее, чем был.

— Не старый, а винтажный, — попробовала разрядить атмосферу Надя. — Пятна ототрем, времени на это полно, пока еще погода для пленэров установится.

— Инструменты должны вдохновлять, а я буду таскаться с этим старьем, как неудачник…

— Вадим, ну что за глупости. Это не старье, а вещь с историей. Кто на них смотрит, вообще? Не знаю, новый приличный стоит тысяч пятнадцать, а то и двадцать. Ты уверен, что он тебе нужен? — Она взвесила этюдник на ремне. Удивительно, какой тяжелый. Почему это совсем забылось, или в юности он не казался таким уж увесистым?

— Надя, если я говорю, что нужен, значит, нужен. Я намерен вернуться к работе с натуры! — Вадим что-то перебирал и переставлял на огромном, заваленном художественными материалами, набросками и книгами строганом столе.

— Ну, может, попросить у Майи Васильевны этюдник твоего отца?

— Я даже не уверен, что она его сохранила. Мастерской больше нет, зачем он ей? Наверно, давно отдала кому-то.

— Вадим, ну может, ты хотя бы поинтересуешься? В конце концов, ты и сам на этюдах не был больше двадцати лет, это сейчас внезапно тебе понадобилось…

— Слушай. Ты прекрасно знаешь, что я на все готов, лишь бы вырваться из этого творческого кризиса. — Вадим смотрел на нее отчаянно, с болью, и Наде вдруг стало стыдно.

— Ну прости меня. Я не права. Да, давай, конечно, сделаем все, как ты скажешь. Говорят, поменять жанр бывает полезно. Вадим, ты же знаешь, и я знаю — у тебя настоящий талант. Подлинный. Просто не всем доступно то, что ты делаешь… А те, кто понимает, они видят. И я люблю твои работы. И ты прав, что не изменяешь себе. Творчество требует мужества, и у тебя оно есть, ты молодец! Кризис обязательно закончится, надо просто делать что-то, пусть понемногу, но постоянно, каждый день. — Изрекая банальности, которые надоели уже им обоим, Надя тихонько двигалась по мастерской мужа.

Картины здесь были повсюду: стояли рядами у стен, опирались на ножки огромного стола, заляпанного красками разных цветов, висели на стенах и лежали на стеллажах. Надя легко прикасалась к подрамникам, скользя взглядом по давно и хорошо изученным работам мужа. Современное нефигуративное искусство. Такое правда требует профессионального, тренированного взгляда. Пока Вадиму не везло: желающих купить его картины было… мягко говоря, крайне мало. Несмотря на многочисленные попытки свекрови Майи Васильевны и ближайшей подруги Ленки вмешаться в процесс поиска галеристов, Надя была непреклонна: Вадим сам должен решать судьбу своих работ. Нельзя унижать творца и мужчину попытками помочь.

— Слушай, знаешь что? А давай расчистим немного твое пространство?

Вадим резко выпрямился на диване, с которого теперь следил за женой, и сложил руки на груди:

— Ты опять?

— Вадим, дорогой, ну правда, может, стоит упорядочить весь этот хаос? Разгрести завалы, вытереть пыль, сложить работы по сериям, наконец… — Надя старалась говорить с ним мягко, как с больным. Она правда хотела помочь.

— Надя, я тебя очень прошу оставить эту затею, — отчеканил Вадим. — Я здесь работаю, и только мне решать, как здесь все должно быть.

— Но у тебя же все стеллажи в пыли! Картины перепутаны, готовые работы вместе с этюдами, альбомы разбросаны по полу… — Она оглядывала кабинет и на каждом метре его находила подтверждение своей правоты.

— Еще раз повторяю, оставь, пожалуйста, в покое меня и мою мастерскую! Мама никогда не позволяла себе вмешиваться в работу отца!

— Ну, ей это было проще, — хмыкнула Надя. — Игорь Павлович ведь работал не дома, а в отдельной мастерской. А мы здесь живем.

Рывком встав с продавленного дивана, Вадим подошел к окну без штор и уставился в вечернюю мглу. Коренастый и невысокий, он обычно выглядел крепким и мужественным, но сейчас вся его фигура показалась Наде какой-то жалкой. Бедный мой, неприкаянный талант. Она подошла и обняла его сзади.

— Хо-ро-шо. Вадька, будь по-твоему. — Она редко называла его уменьшительным именем, от которого пахло их общим детством, развеселой компанией из художественной школы и студенческими тусовками, на которых, впрочем, Надя провела не так много времени, быстро став женой подающего надежды потомственного художника и будущей матерью продолжателя творческой династии Невельских. — Никакого чертова порядка. Пусть в твоей берлоге царит дух первозданного хаоса. Да будет так! — Она поцеловала мужа в растрепанный затылок.

Не отвечая, он повел плечами, как бы освобождаясь из ее объятий. Надины руки соскользнули и остались не у дел. Вадим вернулся к дивану и нажал кнопку на пульте телевизора.

— О, хорошее кино. Посмотришь со мной? — произнес он ровным тоном, будто никакой стычки и не было.

— А что показывают?

— «Побег из Шоушенка» с Морганом Фрименом. — Вадим уже уселся и смотрел в телевизор.

— Про преступников? Ой, нет, знаешь, это не моя тема, я лучше своими делами займусь. — Надя повернулась, чтобы выйти, и услышала, как на телефон мужа подряд пришли четыре сообщения. Дзинь, дзинь, дзинь, дзинь. Он вынул телефон из кармана и принялся тыкать пальцем в экран, не заметив, как жена тихо вышла за дверь.

* * *

В комнате сына все происходило одновременно: играла музыка, на планшете жило и двигалось видео, а в компьютере была открыта сотня вкладок, между которыми будущий победитель криминала переключался мгновенно и безошибочно.

Когда Надя, постучав, вошла, Леша быстро набирал текст в мессенджере социальной сети.

— Мам, ты чего? Ищешь, чем заняться? — Иногда Лешка в своей снисходительности бывал откровенно грубоват.

— Да нет, я так, пообщаться. Если у тебя время есть.

— Мамуль, веришь: ни минутки. Ты извини, пожалуйста. Я просто нарасхват, — сын говорил, не отрывая взгляд от монитора. — Мы с Машей не виделись уже пять дней, Сидоров в гости зовет на выходные, с ним надо договариваться, и еще по работе одну штуку нужно успеть сделать — Прохоров мне загадку загадал, да еще и предупредил, что однозначного ответа нет. А завтра спросит! И если я поплыву, будет троллить, он в этом деле мастер… ломастер…

— Чем там Маша занята? Все у нее хорошо? — Надя уже три месяца слышала имя новой подружки сына, но до сих пор не была с ней знакома.

— Да, спасибо, мам, учится она, все хорошо. — Лешка ни на секунду не переставал щелкать клавишами ноутбука.

— Привет передавай. Надо бы как-нибудь нам с ней повидаться, а то уже неудобно, это заочное знакомство затянулось.

— Ага, конечно, передам… — Леша склонился к монитору и прищурился. — Ну Прохоров, а Прохоров!

— О чем загадка-то?

— Да он сказал, что бывают случаи, когда виновного в краже освобождают от ответственности. А я, оказывается, об этом ничего не знаю.

— Ну, ищи. Лешк, только не засиживайся, ладно? У меня завтра важное совещание, надо пораньше в офисе быть, чтобы подготовиться. Так что в восемь уже выезжаем.

— Конечно, мам. Спокойной ночи.

Надя поцеловала теплую макушку, радуясь, что поглощенный компьютером сын слишком занят, чтобы стыдливо отмахиваться или отчитывать ее за телячьи нежности.

* * *

В спальне, которая находилась дальше всего по коридору, двадцать с чем-то лет назад началась семейная жизнь Невельских. Сначала это была комната Нади, потом здесь поселился и Вадим, здесь был зачат Лешка, и здесь же он жил с родителями первые три года, пока не пришла пора вылезать из детской кроватки с опускающейся решеткой. В последние месяцы Надя была здесь в основном одна.

Изначально в квартире, где все три одинаковые прямоугольные комнаты выходили в длинный коридор, ближайшее к входу помещение было маминым. Марина не очень интересовалась кухней, хозяйством и не вникала в дела дочери, зато была человеком легким и удобным в быту. Когда Надя привела в дом приятеля по художественной школе и объявила об его новом статусе жениха, мать без лишних вопросов согласилась, чтобы он жил в комнате Нади, а среднюю отдали ему под мастерскую: до вступления в Союз художников отдельного помещения Вадиму не полагалось, а уж потом он, конечно, куда-то переедет с работами, и в средней комнате, наверно, будет детская.

О том, что комната для малыша молодой семье понадобится достаточно скоро, Марина узнать не успела. Пока Надя готовилась сделать матери важное заявление, та внезапно сама огорошила молодых: выхожу замуж, уезжаю, чтобы вам, ребята, не мешать. Смертельная обида на то, что все это было проделано так быстро, решительно и «без учета мнения семьи», застыла в груди Нади холодным камнем, похожим на тот, над которым хлопочут в керлинге: большим, округлым и каким-то неумолимым в своей тяжеловесности. Она так и не сказала матери о беременности — та устроила все дела с отъездом буквально за пару месяцев, а к моменту, когда Наде пришла пора рожать, уже неплохо освоилась на новом месте в тихой европейской стране и начала посылать молодым Невельским открытки, активно зазывая в гости. Марина вообще быстро приспосабливалась, покойный дед звал ее с намеком на чеховскую героиню — «попрыгунья».

Надя тогда запретила отвечать на междугородние звонки. Проболталась бабушка, Галина Дмитриевна — для нее никогда не было проблемой указать непутевой дочери на ее очередную непоправимую ошибку. От новости о рожденном тайком от нее внуке Марина чуть не сошла с ума. Мгновенно примчалась из своей Чехии, но замки на Плющихе уже заменили, на телефон никто не отвечал, а молодые родители и новенький малыш были по причине дачного времени неизвестно где. И родная мать непутевой Марины, она же Надина бабушка и Лешина прабабушка, наотрез отказалась говорить своей дочери, где они прячутся. Принципиальность — это у нас генетическое, говорила она с горькой гордостью. Помыкавшись пару недель, Марина уехала. Никто из семьи даже не знал, где она ночевала в тот приезд в Москву.

Потом Марина бывала в Москве еще несколько раз, и постепенно даже какой-то контакт наладился: Галина Дмитриевна отвозила правнука на свидания с ней в парке или кафе-мороженом, иногда к Лешке присоединялся Вадим, и так вот, через посредников, мать и дочь узнавали друг о друге. Общаться с матерью Надя не хотела ни за что. И подарки принимать запретила.

Она даже ремонт сделала так, чтобы в доме не оставалось следов Марины: только темные полы из натурального дерева, белые стены, метлахская плитка с геометрическим узором, серая и белая мебель. При матери здесь все было иначе. Она обожала яркие краски, мастерски с ними обращалась, и все помещения в старой квартире были похожи на декорации к театральному спектаклю вроде «Принцессы Турандот»: экзотично и пестро выкрашенные, забитые бесконечными безделушками, привезенными друзьями и знакомыми из дальних странствий, подушками и пледами, статуэтками и книгами, огромной коллекцией разноцветных необычных бутылок. Надя вычистила все. Ну, почти все — некоторые вещи попали под защиту Вадима, который до поры до времени сдержанно симпатизировал Марине, и упокоились на антресолях, потому что могли служить реквизитом для учебных натюрмортов.

* * *

Шкатулка, которая сейчас стояла на узком белом столике, была частью той, прежней жизни и смотрелась в Надиной комнате чуждо и странно, как клоун в больнице. Про шкатулку когда-то говорили, что ее привез Марине из Марокко Надин отец, о котором она больше, можно сказать, не знала ничего. Мать говорила, что он «был невероятно красив», а бабушка уверяла, что ничего не помнит об этом мерзавце, потому что Марина их едва познакомила, прежде чем он исчез. Фамилия у Нади была по матери, и отчество тоже: обе Юрьевны. Лишь по косвенным признакам можно было догадаться, что, видимо, он был блондин: иначе сложно понять, как у огненно-черноволосой Марины появилась девочка такого сдержанного, тонкого колорита, как Надя. Фигурой она тоже была не в мать: присущая Наде хрупкость, по-видимому, тоже была подарком загадочного мерзавца.

Так, надо заняться делом. Ленка же не отстанет, пока я не посмотрю этот вебинар. Ленку нужно слушаться, иначе на споры с ней уйдет все время, которого и так нет.

Надя сдвинула шкатулку вглубь стола, уселась на простой стульчик и открыла крышку ноутбука. Платформа для прохождения онлайн-курсов узнала ее сразу: Надя училась постоянно, самому разному, прилежно доводила каждый курс до финала и получала сертификаты, некоторые из которых даже распечатывала и вешала на стенку. Риторика, навыки самопрезентации, методики ведения переговоров, улучшение памяти, скоро чтение и, конечно, неизменный и совершенно не нужный в ее жизни английский — который она учила просто потому, что его незнание занозой сидело в мозгу со школьных лет. Ленка тоже любила учиться, но ее направления были другими: она интересовалась психологией, модой, кулинарией, методиками соблазнения разной степени целомудренности, а в последнее время внезапно увлеклась дизайном. Тебе, говорила она Наде, сам бог велел все это изучать, у тебя ж два курса Суриковского! Все основы знаешь. Надя отказывалась даже говорить на эти темы: это все было давно и неправда. И вообще, у меня муж — художник, он ничего такого дизайнерского с курсов дома не потерпит, у нас, думаешь, почему все стены белые? Борьба с излишествами.

Но в последнее время Надя начала больше прислушиваться к институтской подруге, которая была хоть и любимая, самая близкая, но все же совершенно иная по привычкам, целям, внешности, всему. Их объединяла давнишняя дружба, настолько тесная, что Ленка иногда называла Надю своей сестрой. И в качестве такой вот самой близкой на свете женщины она в какой-то момент начала потихоньку, исподволь, но достаточно настойчиво интересоваться семейной жизнью Нади. И делиться женскими хитростями, потому что некоторые проблемы у Невельских действительно были. Даже не проблемы, так, проблески. Какой-то холодок, то ли от усталости, то ли просто слишком привыкли друг к другу… Обмен опытом выглядел странновато: Ленка была хронически одинокая и страстно мечтала завести себе мужчину (она даже это нейтральное, в принципе, слово выговаривала с некоторым нажимом). А у Нади был один на всю жизнь Вадим, с которым познакомились в двенадцать, поженились в двадцать один, и с тех пор еще двадцать лет прожили, и еще дважды по столько проживут. С другой стороны, именно из-за этой стабильности Надя могла потерять нюх, хватку и что там еще надо, чтобы муж пореже ночевал на диване? А у Ленки — постоянная практика: если не роман на работе, так флирт на сайтах знакомств или кастинг в брачном агентстве.

Тренинг, который подруга подарила Наде на день рождения, назывался «Достигая невозможного» и включал в себя вебинары «по всем важнейшим аспектам успеха современной женщины». Первый вебинар был посвящен раскрытию потенциала женственности: «Я как это увидела, — ласково ворковала Ленка, — сразу о тебе подумала, моя радость. И решила тебе подарить этот курс».

Запустив видео, Надя приготовилась к долгому вступлению, но, видимо, из-за того, что курс был платный, лектор почти сразу перешла к делу. У современных женщин, часто вынужденных выполнять мужские функции, не остается времени на себя. Надя кивнула. Женственность, которая дает нам истинную силу, в наши дни нужно культивировать сознательно и раскрывать через ежедневные ритуалы и смену привычек. Эту часть можно было даже не записывать: ну куда ж без ритуалов и привычек, это теперь во всех курсах как под копирку повторяется. Лектор давала материал щедро: показывала слайды с типами внешности, рассказывала о длине юбок и высоте каблуков. Понятно, что настоящей женщины без этого всего просто не бывает — но революционность данного тренинга была в том, что здесь разрешали, пусть изредка и по очень уважительной причине, иногда отказываться от каблуков. И даже юбку или платье можно было изредка заменить штанами — только, чур, широкими, которые собирают энергию Матери-земли и направляют ее в половую чакру Садхистану. От чего совсем никак нельзя отказываться — это от украшений, длинных волос и их окрашивания.

Волосы, мысленно застонала Надя. Ее волосы были темой вечных препирательств между подругами. Ленка была убеждена, что сила женщины — в волосах, и много лет уговаривала Надю отрастить хотя бы каре. Но короткая стрижка, открывавшая уши и шею, была такой привычной, удобной, такой безупречно никакой, что Наде и думать было муторно о завивках и укладках. «Я же не мифический герой Самсон, Лен, ну в самом деле. Ты прямо как моя бабушка с этими волосами. Ну не люблю я длинные, не идут они мне», — отбивалась Надя. Единственное, в чем она уступила Ленке, — начала красить волосы. Даже не красить, а тонировать в разные насыщенные и темные цвета типа красного дерева, махагона или бронзы. Нельзя сказать, что с такими волосами Надя себе больше нравилась, — но в ней появлялась яркость, которой нельзя было добиться с природным «мышиным» оттенком, и эта яркость отлично сочеталась с деловыми костюмами по фигуре, которые она любила носить на работу: и удобно, и представительно. В деловой среде женщины должны выглядеть энергичными, напоминала себе Надя и когда выбирала раз в пару недель оттенок шеллака на маникюре: что-то классическое и броское, типа «русского красного».

«Молодость — время максимального контраста во внешности. С возрастом контрастность уменьшается, поэтому ее надо воссоздавать, — объясняла лектор. — Украшения не только повышают контрастность, но и помогают обратить внимание окружающих на те детали внешности, которые вы хотите подчеркнуть. Используйте украшения, чтобы направить взгляды мужчин в правильном направлении и помочь раскрыться потенциалу вашей внутренней Венеры».

Ох, мамочки. Внутренняя Венера. Ну кто в здравом уме может во все это верить? Хотя, может, я поэтому и не верю, что моя Венера крепко спит? Надо хотя бы попробовать. Надя придвинула к себе шкатулку и открыла крышку.

Длинные подвижные серьги в виде металлических павлиньих перьев. Золотистые в виде округлых палитр, из которых торчат кисточки, — что это, латунь? Эмалевые серьги, похожие на кометы с переливающимися розовато-зелеными головками и хвостами. Длинные проволочные капли с матовыми металлическими шариками в нижних петлях. Еще одни, из какого-то прозрачного стекла русалочьего серо-зеленого оттенка: на металлической цепочке шарик, ниже шарик побольше и внизу капля. Надя подошла к шкафу, достала шейный платок и, вернувшись, постелила его на столик. Лектор перешла к советам о подборе украшений по типу лица, и Надя, слушая вполуха, вынимала предметы один за другим и выкладывала на платок. Серьги. Еще серьги. Браслет. Цепь с подвесками — надо же, какая необычная. Еще браслет. Мама носила их парами, вспомнила Надя, совсем как у Лермонтова в «Маскараде». Заколки с камушками — у матери была буйная шевелюра, и, хотя она всегда стриглась довольно коротко, заколки в черных волосах мелькали часто. Бисерный чокер с бахромой — очень тонкая работа, кажется, его привезли из Венгрии. Плетеный поясок из очень тонкой, потемневшей от времени золотистой проволоки с пряжкой в виде змеиной головы, два зеленых каменных глазка. Она машинально примерила поясок на себя — сошелся, даже с запасом. Колье из самоцветов: диски из камней отполированы и нанизаны группами, перемежающимися резными металлическими бусинами.

Вся поверхность платка уже была завалена пестрыми вещицами, а в шкатулке до сих пор не было видно дна. Лекция закончилась призывом перебрать все имеющиеся украшения и начать с сегодняшнего же дня постоянно носить хотя бы одно — колье или серьги, вам подскажет ваша внутренняя Венера. Надя провела ладонью по кучке безделушек… начала раскладывать их так и этак по квадрату платка. Венера упорно молчала — может, с непривычки? Подсказок не было. Одни сережки — вот эти, с переливающимися шариками и каплей внизу — должны были подойти по тону к Надиным серым глазам. Но их невозможно представить с этой стрижкой, с привычной одеждой, в офисе. Нет, ерунда. Да и вообще, ей уже сорок с хвостиком, а бижутерия — это для молодых.

Она сгребла украшения обратно в шкатулку, положив русалочьи серьги сверху. Шкатулку после недолгих раздумий убрала в шкаф: ее аляповатый дизайн и правда раздражал. Зайти, что ли, с зарплаты в ювелирный? Наде всегда было жалко денег на золото, к тому же дизайны в обычных магазинах были удручающе банальны, а на авторские украшения нужно было целое состояние. Кстати, может, надеть то кольцо?

Несколько месяцев назад Вадим подарил ей шикарное, нетипичное украшение. Тридцать лет знакомства! Оказалось, он помнил дату, когда впервые увидел ее в художественной школе, куда она перешла из школы попроще, чтобы развивать свой «несомненный талант». Был октябрь, сказал ей тогда Вадим, и золотая листва за окном удивительно рифмовалась с цветом твоего платья, я его навсегда запомнил. Надя чуть не расплакалась от нежности. Действительно, у нее тогда был сарафан из рыжего вельвета, с накладными карманами, ну надо же, как он только не забыл… Кольцо, подаренное мужем, было явно дорогим и сделано с большим вкусом: крупный прямоугольный камень в центре и россыпь мелких бриллиантов вокруг. Надя была изумлена — такой подарок никак не сочетался с их семейными привычками. Жили они, что называется, нормально, но кредит за машину она выплачивала уже два с лишним года, а Вадим давно ничего не зарабатывал. На ее осторожные вопросы он не ответил, но сам так сиял от гордости, что смог сделать жене подарок, что она не стала настаивать. В конце концов, возможно, им наконец начало перепадать что-то от щедрот свекрови, великолепной вдовы большого художника — кто знает…

Кольцо на ее маленькой кисти смотрелось странно. Может, дело в маникюре? Красные ногти, а камень синий, получается грубовато. К тому же такое украшение — явно не повседневная вещь, в офис его не наденешь. Полюбовавшись, Надя сняла кольцо и убрала в бархатную коробочку. Встала, потянулась и легкими шагами снова подошла к мужниной двери. Стукнула. Подождала ответа. Спустя несколько секунд все же заглянула.

Он сидел на диване и то ли спал, то ли глубоко задумался…

— Ты спать не идешь?

— Нет, я пока еще посижу, мне тут надо… — Что такое было надо, осталось неясным, но расспрашивать Наде было неудобно.

— Хорошо, я пойду, мне вставать завтра рано. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Протянув руку, чтобы выключить свет, Надя прикинула, удастся ли ей уснуть. Попробую сегодня без снотворного. Но через час она встала и прошлепала босиком на кухню, чтобы выпить таблетку мелатонина. Под дверью мастерской Вадима светилась узкая полоска.

Что будет, если он узнает…