Пещера Тимура

Наталья Низамудинова

Описанные путешествия пронизаны романтикой, удивительными приключениями, искрометным юмором и, конечно, любовью. С именем Амира Тимура – основателя империи тимуридов на Востоке в Средние века – связано множество легенд, с одной из них героям этого романа пришлось соприкоснуться в 80-е годы прошлого века.

***

— Вот, мамочка пришла! — улыбнулся Коля. — А мы уже готовы!

В середине комнаты стояли рюкзаки — 2 больших и 2 маленьких.

— Вот лепешки, Коль, надо перекладывать вещи, я не поеду. Мне надо завтра быть в Обкоме — обреченно сказала Аня.

— Вот еще — новость! Поехали! Ничего они тебе не сделают! Поорут на Рашида, он, в свою очередь, поорет на тебя в понедельник, но подумай! В ПО-НЕ-ДЕЛЬ-НИК!! А эти 2 дня уже будут ТВО-И-МИ! Поехали! Я объясню тебе в горах, как надо отвечать на всякие нападки и открою тайну магических слов. А сейчас: «Цигель-цигель! Ай-лю-лю! (крылатое выражение из к.ф-ма « Бриллиантовая рука»)

— Что за ерунду ты несешь? Какая магия? — недоверчиво покосилась Аня. — Говорю же — долго объяснять! Ну, не дрейфь, Анюта! Да за твою зарплату, ты должна работать 2 дня в месяц, как говорил Райкин — 5-го и 20-го и то, с 9 до 10-ти утра! Ну, подумай, что ОНИ могут тебе сделать? — Побить? — Нет! Лишить премии? — нет!, потому что премий у вас не бывает! Понизить зарплату? — НЕТ! — ниже не бывает!!! Уволить? — Нет! — Где они еще найдут такую «Изауру»? Да если ты сама захочешь уйти — не отпустят!

— Да уж, в этом ты прав — Аня вспомнила реакцию Рашида на свое заявление. — А ну их всех! И — правда!! Что ОНИ мне могут сделать?!

Аня улыбнулась, вдруг осознав свою безнаказанность! — Поехали!!

— Ну?! УМНИЦА! Конечно! Пусть завтра парятся, доказывают — кто прав — кто — виноват, а ты будешь в Агалычке балдеть!!!!

Агалычка — горная речушка, протекающая по склонам Агалыкских гор. Вода в ней необыкновенная чистая, прозрачная и лечебная, содержащая большое количество буры, которая играет роль естественного антисептика. Интересно то, что любые ранки на коже — будь то — нарывы, ссадины, или порезы, заживают в ней буквально за считанные часы…

Сидя на большом валуне, Аня опустила в воду натертые пятки в воду… Сегодня днем она была еще на работе и почти уверенна, что вот этот чудесный вечер пройдет без нее… — Спасибо Коле, если бы не он, она ни за что бы не решилась бы ослушаться начальство. Как хорошо то, Господи!

Вода бьется о камни, журчит и словно напевает свою успокаивающую бесконечную мелодию…

Уже стемнело, Сашка накрыла «стол» и разложила по кругу лепешки:

— Анюта! Ты чего там мечтаешь в одиночестве? Давай, сюда! Уже все готово! Рюмки ты несла? — перекрикивая шум воды, позвала Сашка.

Аня встала по колено в воду и вышла на плоский берег, покрытый мягкой ровной травой. Речушка в этом месте была чуть пошире. Ниже, по течению — она сужалась, и там ребята устроили из речных камней небольшую плотину — «запруду», сквозь которую вода продолжала течь, но все же замедляла свою скорость. Так получилось небольшое озерцо. С обеих сторон ручья высились старые горы Агалыка. Скалы почти полностью заросли землей, образовав холмы, которые весной покрывались густой зеленью с огромными полянами красного мака. Но с прекращением дождей, трава моментально высыхала и горы становились колючими, серо-желтыми. Только вдоль речки все лето буйствовала живая природа — трава, осока, аспарагус и плотные шапки кустов, дававшие спасительную тень чабанам и редким туристам

— Здравствуй, Агалычка! — торжественно, будто на трибуне принимая первомайский парад, традиционно прогремел Колин голос:

— Гип, гип — ур — р рааа! — Ура!.Ура! Ура! — отозвался слаженный хор. Все выпили — взрослые водку, дети — лимонад. Сочные, еще теплые котлеты, пожаренные Лерочкой буквально перед отъездом, издавали аппетитный аромат, который смешивался с запахом свежего салата, чеснока, укропа, тархуна, и райхона. Примятая трава благоухала чебрецом, душицей и мятой. Казалось Агалычка быстро-быстро, взахлеб, перебивая самое себя, рассказывает, как она прожила эту неделю, как ждала, как соскучилась и, как она, наконец, рада шумным, веселым друзьям.

Черное бархатное небо засияло огромными, южными звездами.

— Вон НАШ Олень появился! — тихо прошептала Сашка. Все повернулись к расщелине между двумя грядами гор, которые четкими черными силуэтами врезались в чуть светлевший на горизонте, ночной купол. Перед полуночью, там появлялось, нарисованное звездами, гордо парящее животное. Изящно выгнутая шея несла улыбающуюся мордочку, увенчанную короной из ветвистых рогов. Передние ноги застыли в прыжке и создавалось впечатление, что Олень перелетает пропасть от одной вершины к другой. Его полет будет длиться часа полтора. Потом за горой исчезнет сначала одно копытце, затем — полностью — передние ноги, грудь, втянутый живот и, наконец, скроется весь…

Причем, Олень вырисовывался только с этой площадки. Если компания по каким — то причинам останавливалась выше, или ниже «своего места», звезды не складывались в этот рисунок, а хаотично разбегались…

— Ну, что ты там говорил о «волшебных словах»? — лежа на спине, безразлично, лениво, спросила Аня.

— А-а… — отозвался Коля: — «Кусак касал»…

— ЧТО — что?

— Кусак — живот, касал — больной — перевел Коля.

— Ну? И?…

— Мой отец в 50-е годы работал агрономом в колхозе «Коммунизм» — Коля закурил и продолжил свой рассказ:

— С дисциплиной после войны, тогда было очень строго. За опоздание на 5 минут объявлялся строгий выговор с занесением в личное дело, за 15 минут — могли уволить по статье с клеймом «разгильдяйство». С такой трудовой книжкой уже не было надежды устроиться на другою работу. Слова начальника были непререкаемыми. На сезонные сельхозработы отправляли солдат строевой службы, школьников, студентов, рабочих — ну всех, как сейчас отправляют на хлопок. (В сентябре в Средней Азии созревает хлопок и всех горожан и поныне мобилизуют на 2 месяца на сбор урожая). Тогда, в 53-ем, отцу дали 2 группы студентов для сбора яблок. Ребята работали нормально, но все равно не успевали и отец попросил увеличить рабочий отряд по меньшей мере — вдвое. К нему направили еще 20 человек, но не студентов, а «люля»

— «Люля»? — переспросила Лерочка.

— Ага, «люля». Это — узбекские цыгане

— Узбекские цыгане? Что, бывают и — такие? А негритянские цыгане может тоже бывают? — засмеялась Аня.

— «Люля» и по сей день живут за Регистаном (Регистан — древний архитектурный ансамбль из 3-х мечетей) — невозмутимо продолжал Коля. — Они строят глинобитные лачуги без всяких планов, разрешений и регистраций, образуя свой городок — без правил, который прозвали «Шанхаем». Вот к ним-то и отправили участкового мента с заданием: — «мобилизовать на сельхозработы местное население». Мент пригрозил свободношатающимся Советским гражданам, что запросто арестует всех за тунеядство, если те ДОБРОВОЛЬНО не помогут Родине в борьбе за спасение урожая.

Та-аак. Привезли, значит, цыган в колхоз «Коммунизм». Отец выделил им часть сада для сбора яблок. «Люля» подтвердили, что поставленная задача им ясна и принялись за работу: поставили ящики из тонких дощечек в длинные ряды, установили лестницы-стремянки…, короче — все путем. Часа в 2—3 отец делал обход рабочих точек. Подошел к участку «люляшек» — никого нет. Лестницы стоят так же, как их утром поставили, ящики пустые. Ни одного яблока не собрано.

— Да куда они подевались-то? Неужели сбежали? — подумал отец, растерянно озираясь.

Сентябрьское солнце грело по-летнему жарко, но в тени, на ветерочке — было просто приятно-тепло. Сонную дремоту сада иногда нарушало мычание коров, доносившееся издалека, лай собак, или пение «бедонажки», (Среднеазиатский скворец) перебиваемое чириканьем воробьев… Вот добавился еще какой-то звук… Толи — рык? Толи — свист… Отец прислушался.

— Показалось, что ли? — Нет, вот — опять:

— Пр-р-р-р… сью-ууу…

Пройдя метров 15, он вдруг увидел цыган! Все они преспокойно спали в арыке, заросшим густой травой. Дружный храп просто безобразно звучал в середине рабочего дня.

— ВСТА-А-АТЬ! — заорал отец

Некоторые «люля» лениво приоткрыли глаза, некоторые — продолжали спать. Наконец, отец растолкал и поднял лентяев.

— Как это понимать? Почему не работаете? — Вне себя от ярости бесновался отец.

Невинно улыбаясь, «люля» в один голос коротко ответили: — «Кусак касал»

— Какой живо-о-от? Что? У всех сразу? И эта «животная» болезнь не помешала вам храпеть?!! — отец продолжал возмущенно кричать, призывая к совести, невинно моргавших наглецов. Но все его слова были, как о стенку-горох. «Люля» молча слушали, не перебивали и не оправдывались. Но на любой намек, требование, или приказ — идти работать, односложно твердили: — «кусак касал».

Промучившись с ними 2 дня, отец сам выгнал их домой, чему они были, конечно, рады.

Закончив свой рассказ, Коля ласково приобнял жену:

— Так вот! Я и говорю! На все вопли твоего Рустамова в понедельник, опускай скромно глазки и тверди свое: — «Голова болела», повторяя про себя, как заклинание — «кусак-касал». Пусть он бесится, психует, выкручивается, оправдывается. А ты — СВОБОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК! И чем скорее ты это поймешь и ощутишь себя таковой, тем труднее ИМ будет тебя «согнуть»! Поняла?

— Я на эту тему анекдот вспомнила! — воскликнула Сашка: — Морда спрашивает у задницы: — «Скажи, дорогуша, как тебе удалось так сохраниться? Ведь мы с тобой одного возраста, принадлежим одному и тому же человеку, но я вся в морщинах, а ты — такая пухленькая, гладенькая, молоденькая? Жопа подумала немного и ответила: — «Да срать надо на все больше».

Дружный взрыв хохота разбудил сонных детей. Родители засуетились, уложили ребят в палатки и, затушив костер, отправились спать.

Зеленовато-серое утро неслышно подкралось в палаточный лагерь. В 6 утра приятная прохлада, как заботливая мать, нежно оберегает сладкий сон своих детей. Но вот кому-то уже не спится. Тихонько, на четвереньках, Костик выползает из палатки, выпрямляется во весь рост, потягивается, подходит к холодному очагу и начинает разводить костер. Потом, зачерпнув чайником воду из Агалычки, ставит его на огонь. Голубоватый дымок струйкой поднимается вверх. Днем, когда наступит жара, дым от костра будет стелиться по поляне и есть глаза, а пока он ровным столбиком устремляется в светло-голубое небо…

Из соседней палатки высовывается заспанное, чуть припухшее Лерочкино личико. Она выбирается тоже неслышно, чтоб никого не разбудить. У нее в руках полотенце, зубная щетка, паста и мыло. Устроившись на плоском валуне в середине речки, Лерочка, чуть повизгивая, умывается обжигающе-холодной водой.

Постепенно поляна все больше заполняется проснувшимися туристами, разговаривающими шепотом, чтоб не разбудить тех, кто еще нежится в последних минутах прохлады.

— Дядь Кость, скипел?!! Я кофе хочу!!! — громко, «по — дневному» орет Пашка.

Все возмущенно шикают на него: — «Тише! Тише! Еще рано!»

— Че-оо! Ра-но! Все уже проснулись!

Растерянно оглянувшись, Сашка пересчитывает осторожно снующих по траве, обитателей лагеря. И вдруг хохоча с визгом бежит к речке:

— Да все!!! Все уже встали!!! А-а-а-а!! —

Брызги ледяным веером разлетаются вокруг Сашки, бомбой ворвавшейся в сонную гладь озера. Все… Понеслось… День начался.

— Ань! Достань там яйца! — укутавшись в полотенце, Сашка машет рукой в сторону дерева, на котором висит болониевая котомка.

Лерочка мечется от палатки к палатке, вытаскивая из них одеяла и раскладывает их вокруг дастархана (длинная скатерть — по узбекски). Аня, стоя на коленях, намазывает хлебные ломтики маслом.

И вот, наконец, вся компания садится завтракать. Наступило первое субботнее утро. Тень от горы быстро сокращается и Его Величество Солнце неутомимо поднимается над ущельем, речкой и поляной, настойчиво загоняя людей в озерцо. Вода еще прохладная, но уже не такая обжигающая, как в 6 утра, к полудню она еще потеплеет, а к 3—4 часам станет вообще почти горячей…

— «Доброе утро, товарищи!» — приветливо-бодрый голос диктора из «спидолы» наполняет беззаботным счастьем маленький островок оазиса, среди бесконечных, пышущих зноем, Агалыкских гор. Низкий баритон задорно разносится из приемника: — «Выйду на улицу, гляну на село — девки гуляют и мне — весело!»

Пашка, стоя по колено в воде, хлопает ладонями по зеркалу озера, поднимая фонтан бриллиантовых брызг и самозабвенно вторит певцу тоненьким писклявым голоском: — «Девки гуляют — и мне весело!!»

Лерочка, тихонько улыбаясь, кивает головой подругам: —

— Гляньте-ка, «ему весело» от того, что «девки гуляют»…

Потом запела Пугачиха: — «Я так хочу, чтобы лето не кончалось…»

Сашка лежит на полотенце с прикрытыми глазами. Сквозь мокрые ресницы видно пронзительно-синее небо, окруженное ярко-желтыми горами.

Было всего 11 часов утра… Впереди — целый день, теплый вечер, прохладная ночь с костром, а завтра — ЕЩЕ такой же день… И никуда не надо торопиться… И лето в Узбекистане длинное-длинное…, бесконечное…