Хрустальная тайна

Наталья Олива

Когда научный сотрудник краеведческого музея Анна Воронцова узнала о том, что хранящийся в их семье старинный хрустальный кувшин обладает некоей зловещей тайной, сгубившей её родителей, она решает во что бы то ни стало её разгадать. Запутанные головоломки, неожиданные встречи, опасные приключения ждут её на пути к разгадке.Сумеет ли Анна разобраться в том, действительно ли кувшин убивает своих владельцев, а разгадав тайну хрусталя, обрести счастье в личной жизни, как гласит семейное предание?

Глава 5

С этих пор жизнь Ани изменилась. Она перевелась на заочное отделение университета и стала совмещать учёбу с работой. Бабушка постепенно шла на поправку и, наконец, была выписана из больницы с самым строжайшим предписанием врачей: не волноваться, правильно питаться и вовремя принимать все положенные лекарства. Аркадий отошёл на второй план, да и сам он старался о себе лишний раз не напоминать. Постепенно встречи их сошли на нет, они оставались приятелями и только.

В бешеном ритме жизни: работа, дом, бабушка, аптеки, больницы, сессии — Ане ни минуты не оставалось для себя. Однажды, находясь в музейном архиве, она почувствовала недомогание и, потянувшись за стаканом воды, упала в обморок. Обследование показало восьмую неделю беременности. Аня тотчас позвонила Аркадию и договорилась с ним о встрече.

Они плыли в речном трамвайчике. Зелёные волны, чайки, красота прибрежной природы успокоили Аню, и она решилась начать разговор.

— Аркаша, я беременна, уже восемь недель.

— А знаешь, я ведь тоже хотел тебе новость сообщить. — Он словно не слышал, что сказала ему подруга.

— Какую новость? — Аня была поражена реакцией Аркадия, вернее, полным её отсутствием. Она морально была готова к любым его эмоциям: радости, на что, в общем, не надеялась, к растерянности, даже к агрессии, но только не к безразличию.

— Я с родителями улетаю на днях в Швейцарию. Отца направляют в посольство. Мать, сама понимаешь, при нём, а у меня появилась прекрасная возможность учиться за границей. Я не могу упустить такой шанс. Мы замечательно проводили время, и я очень тебе за это благодарен. Но пойми: в мои планы на данный момент не входят ни ты, ни твой ребёнок.

К такому цинизму Аня тоже не была готова.

— Он не только мой, но и твой тоже.

— Да очнись ты, какой ребёнок при сложившихся обстоятельствах! Ты забыла, я уезжаю, а у тебя на руках больная бабка. Пораскинь мозгами, как ты со всеми управишься? Единственное, чем я смогу тебе помочь, это дать деньги на операцию. Не будь дурой, не губи жизнь ни свою, ни мою.

Аня вдруг поняла, насколько она заблуждалась в отношении Аркадия. На душе стало так омерзительно и грязно, она физически ощутила эту грязь, да так сильно, что захотелось вымыться.

— Нет, денег твоих я не возьму, они тебе пригодятся на новом месте. Ты поезжай, Аркаша. Забудь, что я тебе наговорила, это была шутка. Нет никакого ребёнка.

— Ну и шуточки у тебя! — Аркадий не мог скрыть своей радости. — Скажи, ты действительно так неудачно пошутила, или явишься к моим родителям со счастливым известием перед самым отъездом?

Аркадий нервничал, он хорошо знал Аню и был абсолютно уверен, что она не шутит. Но его устраивала её позиция, и он надеялся, что она от неё не откажется. И оказался прав.

— Успокойся, — словно прочитав его мысли, сказала Аня. — Я действительно пошутила, хотела тебя разыграть. Передай своим от меня привет с наилучшими пожеланиями. Не провожай.

На ватных ногах Аня спустилась по трапу и пошла прочь с набережной, с места, где её предали и растоптали. Слёзы застилали глаза, земля уходила из-под ног, она присела на скамейку и, успокоившись, приняла решение: эта страница перевёрнута, и надо забыть её содержание навсегда.

После отъезда Аркадия жизнь Ани покатилась по проторенной дорожке — работа, учёба, заботы о больной бабушке. Беременность протекала сложно. Наблюдавший Аню врач посоветовал лечь в больницу, но бабушку не с кем было оставить, поэтому о стационаре не могло быть речи. Тем временем Анастасии Павловне становилось легче. Ходить без посторонней помощи она по-прежнему не могла, но к ней вернулась речь, и это обстоятельство вселяло надежду на полное выздоровление.

Однажды в один из долгих зимних вечеров Аня и Анастасия Павловна сидели в тёплой, уютной кухоньке и пили чай.

— Анюта, мне бы не хотелось, чтобы моя внучка считала меня выжившей из ума старухой. Обещай мне, что ты внимательно и без иронии меня выслушаешь.

— Бабушка, как ты можешь такое говорить!

— Могу, ведь после инсульта мои рассуждения кажутся некоторым довольно странными.

— Ты имеешь в виду свою любимую подругу Ольгу Сергеевну?

— Её. Она не говорит мне напрямую, но я же вижу, как она на меня смотрит.

— Бабуленька, милая моя! — Аня нежно обняла Анастасию Павловну. — Обещаю, я очень серьёзно отнесусь ко всему, что ты мне скажешь.

— Вот и ладно. Мне кажется, что все наши беды начались с того самого момента, когда я подарила тебе кувшин и он занял своё место на тумбочке возле твоей постели. Я абсолютно в этом уверена. Ничего не говори, послушай. Он долгие годы хранился в коробке, обёрнутый в плотную бумагу. Я наивно полагала, что это для того, чтобы ценная вещь не разбилась, а теперь понимаю: бумага и коробка были гарантией нашей безопасности.

— Что привело тебя, бабушка, к такому странному выводу?

— Вот видишь, и тебе мои слова показались странными. Только каждый раз, когда кувшин покидал своё укрытие, в нашей семье происходили неприятные события, которые всегда заканчивались бедой. Я это только сейчас поняла. У меня словно пелена с глаз упала. Твой дед, Пётр Афанасьевич, царство ему небесное, — Анастасия Павловна перекрестилась, — любил прихвастнуть, при случае, старинной вещицей. У нас в те годы множество народу бывало, как сейчас говорят, «бомонд», сливки общества. Все любовались кувшином, восхищались тонкостью резьбы, красотой узоров и переливами его граней. А потом твоего деда забрали по доносу, так и сгинул в лагерях.

— Да, бабушка, — Аня вздохнула, — это печальная история. Но я не думаю, что кувшин сыграл здесь какую-то роль. Время тогда такое было — репрессии. Деда потом ведь реабилитировали, восстановили его честное имя, снова стали печатать его труды. Студенты на факультете до сих пор пользуются дедушкиными статьями по этнографии.

— Я тоже так считала, только время тут не при чём. Вот скажи ты мне, какое такое время твоего отца и мать погубило?

— Ты рассказывала, что они погибли на раскопках — несчастный случай. Или это не так, бабушка?

— В этой истории, Анюта, больше вопросов, чем ответов. Но что кувшин тому виной, я теперь не сомневаюсь. Перед поездкой в Крым твой отец выпытывал у меня, как эта вещь появилась в нашей семье, и знаю ли я, в чём, собственно, состоит тайна кувшина. Согласись, внученька, по меньшей мере, странно: из поколения в поколение передаётся легенда о некоей тайне кувшина, но в чём она состоит, никто достоверно не знает. Отец твой в различных архивах тонны документов перелопатил и был уверен, что вплотную подобрался к разгадке. Вот кувшин его и погубил, а тайну не открыл. По преданию четвёртой в роду Анне откроет свою тайну хрусталь, а четвёртая в роду Анна — это ты. Девочка моя, Христа ради прошу тебя, убери кувшин с глаз долой и обещай мне никогда и никому ничего не рассказывать о нём. Пусть тайна останется тайной на веки вечные. Не пытайся её разгадать. Обещаешь?

— Хорошо, бабуленька, обещаю, ты только не волнуйся. Давай я тебе капелек накапаю.

— Надоели они мне хуже горькой редьки. Ну, хорошо, давай свои капли, только и себе накапай, тебе тоже успокоиться надо. Вижу, разбередила я тебе душу, только вида не подаёшь.

Рассказ Анастасии Павловны и впрямь зацепил Анну. Она долго не могла уснуть, думая о том, мог ли, в самом деле, кувшин таким негативным образом повлиять на судьбы её близких людей. В конце концов, она решила, что к несчастьям, случившимся в её семье в разное время, кувшин не имеет никакого отношения, скорее всего, это трагические совпадения.

Аня проснулась поздно. Какой необычный сон ей приснился! За те десять лет, прошедшие со времени гибели родителей, они снились ей лишь дважды, и оба раза, когда жизнь её подвергалась опасности. Они словно предупреждали о беде и своим появлением во снах уводили её от края. Так было накануне автокатастрофы. Когда Аня возвращалась из детского оздоровительного лагеря, в их автобус врезался грузовик, несколько ребят тогда погибли. Это была страшная трагедия, о которой даже сейчас, по прошествии стольких лет, Аня старалась не вспоминать. Второй раз родители приснились ей тогда, когда будучи студенткой первого курса, она была на раскопках древнего городища в Новгородской области. Всю их группу засыпало на дне раскопа обвалившейся внезапно землёй. К счастью, тогда никто не погиб. И вот снова. На этот раз ей приснилась бабушка. Они с чемоданом стояли на перроне, прибыл поезд. Из него вышел отец с мамой, подошли к ним, обняли. Так радостно и тепло на душе! И вдруг отец сказал: «Пора». Они втроём поднялись в вагон, помахав на прощание. Поезд тронулся, и Аня вдруг поняла, что родители и бабушка уезжают, а она стоит и не может сдвинуться с места. И уже издалека до неё долетели слова отца: «Не грусти, дочка, будь умницей, ты справишься!»

На кухне засвистел чайник, Аня улыбнулась. Милая бабушка! Сама ещё не совсем здорова, еле ходит, а всё норовит за ней поухаживать! Не стоит ей про сон говорить, тревожный он какой-то, зачем её беспокоить, лишний раз волновать.

— Бабуль, чайник закипел! — ответа не последовало, чайник продолжал свистеть. Аня вошла на кухню. За столом, уронив голову на грудь, сидела Анастасия Павловна. Она умерла в больнице в тот же день, так и не придя в сознание.

Похороны, поминки — всё как в тумане. Роддом, яркий свет операционной, белые халаты — всё словно во сне. Очнулась Аня уже в палате. Напротив женщина средних лет, неподалёку ещё одна, девочка лет восемнадцати, кормили грудью своих малышей. Аня приподнялась на кровати.

— Лежи, тебе пока рано вставать, — сказала та, что постарше. Роды у тебя тяжёлые были, отдыхай, сил набирайся.

— Я ведь не знаю даже, кто родился, мальчик или девочка. А вы, случайно, не знаете?

Женщины переглянулись, и та, что старше, ответила: «Ты, голуба, отдыхай. Врач придёт, вот у него и расспросишь». Медсестра, пришедшая за детьми, сказала Ане, что она ещё слишком слаба и что ребёнка ей принесут завтра. По крайней мере, она узнала, что родила девочку и заснула успокоенная.

Утром её пригласили в кабинет главврача, где она узнала, что её дочь родилась мёртвой. Это был удар такой силы, который Аня вряд ли смогла бы пережить самостоятельно. Её определили в клинику неврозов, в которой лечили довольно длительное время. Она долго не могла смириться с мыслью, что осталась совершенно одна, и очень боялась того неизбежного дня, когда нужно будет войти в пустую квартиру. Но Аня нашла способ справляться с приступами страха и неуверенности. В критический момент она вспоминала слова отца: «Ты справишься», которые обладали магическим свойством придавать ей силы.

Шли годы. Почти десять лет прошло с тех пор, когда Аня видела Аркадия последний раз. Она смирилась со своим одиночеством и стала воспринимать его как данность. С молодыми людьми общалась в рамках вынужденной необходимости, сугубо по работе. Благодаря Аркадию у Ани выработался стойкий иммунитет к мужчинам как к чему-то абсолютно чуждому и не имеющему к её жизни никакого отношения. Она не была феминисткой или мужененавистницей. Она просто не замечала мужчин, они перестали для неё существовать. Однако для молодой, красивой женщины такое состояние было противоестественным. Рано или поздно на её пути должен был возникнуть мужчина. И он возник.

Однажды, коротая одинокий вечер, Аня листала книгу об истории самодержавия во Франции. Выполненная в форме альбома книга была иллюстрирована великолепными репродукциями известных художников. Аня рассматривала портреты монархов. Взгляд её привлекло изображение молодого мужчины с тонкими, благородными чертами лица и грустными глазами. Эти глаза смотрели прямо в её душу, она физически почувствовала этот взгляд, устремлённый на неё сквозь столетия. В нём было столько тепла, сочувствия и участия, что Ане стало не по себе. «Ваше Величество, я польщена Вашим вниманием. Приятно осознать вдруг, что тебя понимают и так искренне тебе сопереживают». Аня услышала свой голос и замерла. Неужели она произнесла это вслух? Ей вдруг стало так легко и радостно, все тревоги как-то разом отступили, и Аня рассмеялась звонким, заливистым смехом беззаботной девчонки. Теперь она здоровалась с ним каждое утро, желала ему спокойной ночи каждый раз, когда ложилась спать, или просто безмолвно смотрела на него, когда было тяжело на душе. Удивительно, но портрет излучал тепло! Аня ощущала его каждой клеточкой своего тела. Она мгновенно успокаивалась, когда была раздражена и блаженно засыпала с портретом в руках.

Перемены, произошедшие в молодой женщине, заметили все сослуживцы. Её словно подменили. В общительной, обаятельной хохотушке трудно было узнать теперь прежнюю, замкнутую в себе Анну. Все дружно решили, что она влюбилась, и делом чести женской половины музейного сообщества стало непременно узнать, кто же этот таинственный избранник.

Аню совершенно не смущала нелепость ситуации. Она влюбилась в бесплотный образ, в мужчину, который умер более двухсот лет назад! Ну и что? Ей с ним легко, он идеален, он всегда выслушает и поймёт, он никогда не предаст! Конечно, она понимала, что её отношение к портрету Людовика XVI смахивает на клинику, однако к психиатру не торопилась. К тому же её не оставляло чувство, что этот человек жив, и не менее странная уверенность в том, что она его обязательно встретит. Это легко было объяснить — влюблённые люди склонны выдавать желаемое за действительное. Однако разубеждать себя Аня не хотела.