Отдам босса в хорошие руки

Наталья Ручей, 2020

Мое хобби – сводить людей вместе, я даже смогла организовать свадьбу заместителю босса! Но, похоже, именно это и оказалось последней каплей для самого босса… Чтобы меня "утихомирить", он поставил ультиматум: либо я нахожу ему жену, либо увольнение. Задача не из лёгких, но если он думает, что я не смогу найти жену для деспотичного карьериста-тирана, то ошибается! Вот только почему вместо попыток узнать вторую половинку он всё чаще обращает свой взгляд на меня? Содержит нецензурную брань

Глава № 8. Лев

Несмотря на жизненный опыт, временами у меня все же закрадывается мысль, что человек, о котором уже составлено мнение, не такой, каким кажется. Наверное, это отголоски детства, когда родители убеждали, что не стоит судить по первому впечатлению, что внешность значения не имеет, ну и прочее высокопарное и благородное.

На практике же стоит дать еще один шанс, и чувствуешь себя идиотом, которому захотелось дважды наступить на острые грабли.

Так и сейчас.

Я ведь на пару секунд даже поверил этой помощнице Пашки. Она так искренне негодовала, когда я усомнился, что она может когда-нибудь в обозримом будущем занять должность начальника отдела продаж. И так убедительно уверяла, что не обычный секретарь, а хороший «продажник».

Она выглядела решительной, уверенной в себе и оскорбленной. Говорила четко, дерзко и так завелась, что глаза засверкали, возвращая ту ехидную красотку в огненном платье, при взгляде на которую многие мужики истекали слюной. В какой-то момент мне даже захотелось вместо эскимосов выкупить снег — лишь бы она говорила и дальше.

Поймав себя на этой мысли, словно очнулся. Да, заговорить она может и врет хорошо. Я ведь прекрасно знаю, да и она наверняка в курсе, что у ее непосредственного начальника на любые цветы аллергия. У них даже на свадьбе невеста обошлась без букета.

Мои слова про цветы были проверкой. Но она притворилась, что покорилась, и со смирением отправилась поливать то, чего в ее кабинете не было и не будет.

Терпеть не могу, когда притворяются, лицемерят и лгут. И лучше бы она заперлась в приемной и не попадалась мне на глаза. Тем более в этом ужасном костюме, который хочется распахнуть, чтобы освободить ее от уродливой оболочки. Да и юбка под стать пиджаку — молния через весь зад, с раскачивающейся змейкой, за которую легко потянуть, и…

На свидание в таких костюмах и с таким бардаком на голове не приходят. Так что еще одна ложь. Сказала бы честно, что танцевала на свадьбе практически до рассвета, с кем-то из тех, с кем отплясывала, уединилась и подтерла слюну, потом заскочила домой на минуту, перепутала шкаф и наспех взяла что-то из гардероба матери или старшей сестры.

Но все же закралась мысль: а если я ошибаюсь? Если на самом деле все не так, как мне кажется?

И я запросил ее личное дело.

Довольно скудное, на коленке составленное, от распечатанных листов еще пахло принтерной краской, а надпись на папке оставила на моем пальце желтый маркерный след. И еще до того, как успел ознакомься с документами, понял, что эта помощница явно в любимчиках не только у Пашки. Вместо того чтобы сразу уйти, главный бухгалтер удобно устраивается в кресле и принимается осыпать интересующий меня объект похвалой.

Если верить ее словам, то у Аллочки столько обязанностей, что я удивляюсь: когда у нее остается время, чтобы отвечать на звонки? И то она контролирует, и тем занимается, и там помогает.

И да, если она все это делала, Пашка явно варил себе кофе самостоятельно, во что верится слабо.

Первую помощницу он с меня вытребовал именно с этими целями — чтобы принимала звонки и делала кофе так, как он любит. Да и вторая, когда уволилась предыдущая, не утруждала себя чем-то большим. Они даже не составляли ему расписание на неделю. Обычно он обходится парой заметок в блокноте, а дальше решает все на ходу.

— Достаточно, — устав слушать оды помощнице, прерываю монолог Марины Ивановны. — Уверен, остальное я почерпну из личного дела.

Никогда не думал, что увижу, как наш главный бухгалтер смущается. Стойкий и жесткий профессионал, многие годы бок о бок с налоговой! Но она по-девичьи опускает глаза, прикусывает губу и в который раз теребит свою блузу, на которой кое-как болтается верхняя пуговица, явно намереваясь соскочить со своей работы и перестать удерживать то, что так рвется наружу.

Не желая, чтобы это произошло в моем кабинете, говорю бухгалтеру, что больше ее не задерживаю. Она все равно не уходит, и я, не глядя на нее и показывая, что мне есть чем заняться и на что смотреть, кроме ее внезапных терзаний, открываю папку и принимаюсь разбирать документы.

Копия диплома о высшем образовании — хм, с отличием, в сфере менеджмента. Но это не значит, что все с этой корочкой хорошие управленцы. Или продажники, хоть здесь и цели поменьше. Курсы, сертификаты, какая-то грамота, что ли…

— Лев Николаевич, — отрывает меня от документов бухгалтер, и я поднимаю голову, чтобы встретить неуверенный взгляд, — а вам какие женщины нравятся?

— В первую очередь, — говорю, не раздумывая, — те, которые понимают меня с полуслова.

И стоит мне вновь взглянуть на документы из папки, как главный бухгалтер стремительно подрывается с места, вежливо сообщает, что не будет меня отвлекать от работы, и наконец-то уходит.

Понятно, что вопрос был задан с целью разведки. Уж не для Аллы ли? Помощница Пашки хочет найти подход и ко мне?

Трата времени.

Но бухгалтер уходит вовремя, за что я ей благодарен. Потому что уже вне стен моего кабинета, в приемной, раздается характерный стук удара о пол. Пуговица с блузы бухгалтера все же уволилась.

Так, ладно, что у нас здесь…

Хватает пяти минут, чтобы ознакомиться не только с опытом работы Карениной Аллы Геннадьевны, но и понять, что в одном пункте в отношении нее я действительно заблуждался. У нее нет сестры. Мама, папа и младший брат. Значит, костюм все-таки матери. Да уж, многие женщины, заполучив в паспорте штамп, и сами со временем превращаются в эту черную метку, перестают стараться выглядеть хорошо для того, кто, по их рассуждениям, уже не отвертится.

Конечно, встречаются исключения, но не всем везет так, как моему отцу. Из недавнего и очевидного: парочка моих приятелей, которые кинулись на красоток, теперь пытаются рассмотреть, кто с ними бок о бок и ежедневно. Надеюсь, Максу с Пашкой подфартит значительно больше.

Но речь не о том, да и в любом случае их возможные поиски утраченного пройдут без меня. Я могу только найти им замену на ночь, чтобы утешились.

О насущном.

Так как у меня все же промелькнула мысль, что Алле повезло не только с внешними данными, я внимательно просматриваю список фирм, в которых она работала. Недолго, слишком частые увольнения, но на то могли быть причины. Черт знает какие, но что-то же ее заставляло уходить из перспективных и довольно известных компаний.

Вот и узнаем, что именно.

Совершив звонки, чувствую укол легкого разочарования. Легкого, потому что особо ведь не надеялся, что у меня под боком действительно хороший специалист, которого мы все просто не замечаем.

Пять компаний. Пять человек. С одним я даже знаком и был рад пообщаться, потому что мы не виделись после школы, а теперь она замужем за учредителем фирмы, осуществила мечту.

И все пятеро практически в унисон заявили, что были счастливы избавиться от такого сотрудника, как помощница Пашки.

— Она ничего не умела и не хотела чему-нибудь научиться, — поделились со мной в первой компании. — Думала, что ей будут платить просто так, за красивые глазки. Но, слава богу, у нас руководитель ценит людей за работу, а не мордашку. Она даже не прошла испытательный срок!

— Не справлялась, — ответили коротко во второй компании, где я запросил рекомендации. — Советовать не можем, да и не будем. Не советуем, в общем.

— Настраивала коллектив против политики нашей фирмы, — ответили в третьей. — Не избавились бы от нее — лишились бы действительно ценных специалистов. Мы слишком бережем хорошие кадры, чтобы ими разбрасываться. Так что избавились от одной.

— Пыталась «подсидеть» людей, которые долго работали в нашей компании, — ответили мне в четвертой. — К тому же никак не могла определиться и выбрать, с кем хочет встречаться. У нас не приветствуются личные отношения между сотрудниками, тем более такие свободные.

А из последней компании ее даже хотели уволить по статье за систематические прогулы и нарушение дисциплины, но в последний момент пожалели. Этим со мной поделилась как раз давняя знакомая, так что сомнений, что это правда, не возникало.

Итог звонков: лучшее, что может делать Каренина Алла Геннадьевна, — это то, от чего она так отпиралась. Варить кофе и отвечать на звонки.

Ну и подрабатывать непрошеной свахой, пожалуй.

Это ее уровень максимум.

Но есть и хорошая новость. Эскимосы могут расслабиться, смело прятать свои кошельки и рассчитывать исключительно на собственный снег.

Окончательно червячок сомнений насчет помощницы Пашки дохнет в конвульсиях, когда я замечаю, что она уходит с работы минута в минуту. Еще одно подтверждение тому, что она не занималась тем, что ей пыталась приписать главный бухгалтер, иначе с отъездом моего заместителя она бы, как наш айтишник, сутками не выходила из офиса.

А Каренина очень спешит — настолько, что моего присутствия в коридоре не замечает. На ходу бросает прощание девчонкам из отдела закупок, которые только подумывают собираться, одаривает воздушным поцелуем отдел продаж — те еще увлечены телефонными разговорами, и правильно, молодцы. Минует кабинет айтишника, который успел на ночь забаррикадироваться. Молнией проносится мимо охраны в холле, дергает свою многострадальную юбку, толкает дверь, вырываясь на улицу, и замирает у лестницы.

Она делает глубокие вдохи, будто не может надышаться, с любопытством посматривает по сторонам и опять же не замечает, что я позади нее.

Или удачно притворяется, думая, что меня заденет такой очевидный игнор.

Плевать.

Совершенно.

Но мне хочется, чтобы она знала: я разгадал причину ее маскарада, на самом деле у нее нет никакого свидания. Просто последствия бурной ночи, когда она с кем-то там развлекалась.

С кем-то, кому позволила донести себя на руках до ближайшего номера. Или даже бежала сама, поторапливая, чтобы скорее, скорее уединиться.

Ее длинные черные волосы отливают редкими нитями рыжины в лучах застывшего солнца. Собраны так небрежно, как будто она не провела в офисе целый день, а все еще лежит на огромной кровати, сминает казенные простыни и сонно смотрит в чужие глаза мужчины, который над ней нависает.

Трогает, будит ее…

И она откликается на его поцелуи, совершенно не думая о работе и о том, что я просил не задерживаться! Еще бы, впереди, можно считать, целый отпуск отгулов и генеральный, которого, по ее мнению, легко одурачить!

Специально ее задеваю, чтобы увидеть в зеленых глазах ноты вины, возможно смущения.

Мне хочется взять с нее хоть какую-то плату за те пять минут, что я верил. Немного настоящих, непритворных эмоций.

Но она даже не оборачивается. Отвечает с усмешкой, все такая же уверенная в себе, какой была в моем кабинете. А потом, сказав, что не может пожелать мне добрых снов, садится в машину к какому-то мужику и, не бросив ни единого взгляда в мою сторону, уезжает.

Неплохую партию себе присмотрела — у него одни туфли как ее зарплата за полгода, не меньше. Не стар, явно следит за собой, что видно и через костюм, ну и не брызжет слюной, как те, с которыми она крутилась на свадьбе.

Вряд ли давно встречаются — он бы не пытался выйти с букетом на всеобщее обозрение, чтобы его увидели как можно больше людей, и в первую очередь — я. Отдал бы цветы, когда она сядет в салон.

Наверное, решили закрепить предыдущую ночь.

Пройдя на стоянку, сажусь в Ауди, которая меня заждалась, но через пару метров вынужденно нажимаю на тормоза. Что за нах…

Перед глазами не дорога, а смятые простыни, которые с силой сжимают женские пальцы…

Выдыхаю.

Так, ладно. Видимо, это знак, что пора и самому отдохнуть.

— Настя, — набираю номер любовницы, — через полчаса буду дома. Что заказать на ужин, пока ты приедешь?

Поначалу я не могу ничего разобрать, так как в трубке отчетливо слышится музыка и какие-то голоса, но потом Настя, видимо, выходит на улицу. Она явно соскучилась, потому что долго болтает о пустяках, с воодушевлением перечисляет блюда из мексиканского ресторана, но в компенсацию за мое терпение обещает, что будет лететь ко мне молнией и, возможно, даже обгонит меня.

На деле же она медлительна, как все женщины. Я успеваю доехать домой и после душа переодеться, принять заказ, прослушать фоном последние новости, полистать журнал и проголодаться всерьез. А Насти все нет.

Ладно, полчаса не могла расстаться с подругами — списываю на это, пусть еще максимум час добирается. Понятия не имею, в каком она конце города, а сейчас вечерние пробки.

Но ее нет уже два часа.

Начав всерьез волноваться, пытаюсь ей дозвониться. Телефон издает гудки, но абонента не вызывает, что на нее не похоже. Так, подруга… у нее есть подруга… только я нахожу ее номер в контактах, как в дверь звонят.

— Настя… — начинаю я, открывая дверь.

И замолкаю, заметив, в каком состоянии долгожданная гостья. Лицо бледное, она нервно кусает пухлые губы, держится за стену, смотрит на меня чуть испуганно своими мультяшными глазищами, а потом опускает их и молчит.

В квартиру она не заходит. Обнимаю ее за плечи, заставляю взглянуть на себя, приподняв пальцем лицо.

— Что случилось?

— Я… — вздыхает, снова упрямо молчит, а потом хватается пальцами за мою футболку, заливается внезапным потоком слез и немного испуганно шепчет: — Я… прости… я… я так спешила к тебе, что… нога подвернулась и… сильно болит…

— За что ты просишь прощения? — недоуменно взглянув на нее, впрочем, не пытаюсь получить внятное пояснение. — Левая болит или правая?

— Ле… — Она задумывается, всхлипывает, видимо прислушиваясь к боли, и уточняет: — Правая.

Она так крепко держит меня, словно думает, что я закрою дверь у нее перед носом, отправив ее восвояси. С трудом отцепив ее пальцы, осторожно беру ее на руки, усаживаю на пуфик в прихожей, убедившись, что ей так удобно.

На щиколотке правой ноги действительно какое-то покраснение. Припухлости пока нет, и, так как Настя пусть и с трудом, но может ходить, это больше похоже на растяжение связок, о чем я и говорю.

Но лучше поторопиться и убедиться.

Оставив ее, приношу стакан с водой и болеутоляющее. Пока Настя пьет таблетку, переодеваюсь, накинув то, что первое подвернулось. А когда выхожу в прихожую, меня снова встречает растерянный взгляд.

— Ты куда? — спрашивает она удивленно.

— Мы, — поправляю ее. — В клинику — куда же еще.

— Правда?

От ее вопроса становится немного не по себе. И я молча подхватываю ее, на руках доношу до машины, размещаю с максимальным комфортом и вдавливаю педаль газа.

— Как это произошло? — спрашиваю ее по пути.

— Очень спешила к тебе, — рассказывает она, — перебегала дорогу, потому что такси остановилось не там, куда я его вызывала. С этим общественным транспортом часто так неудобно… прости…

Мне хочется спросить, почему она не позвонила из такси, чтобы я встретил ее. Хочется узнать, почему не отвечала, когда звонил я.

А еще это ее «прости», виноватый и чуть испуганный взгляд заставляют меня проглотить вопрос, почему она приехала ко мне, если повредила ногу еще до того, как вообще села в такси.

В первую очередь нужно думать о себе, остальное все после.

Но ощущение такое, что она больше боится не того, что у нее может быть все-таки вывих вместо растяжения. А того, что я могу быть недоволен.

— Ты могла мне сказать, — говорю я вместо тех слов, которые собирался.

— Ты так меня ждал, — отвечает она, виновато прикусывая губу. — И вчера я к тебе не приехала…

— Все это неважно, — вздыхаю от ее непонятливости. — Ты могла мне просто сказать, а не мучиться от боли. Просто сказать, понимаешь?

Настя едва заметно кивает, а я, взглянув на нее, вдруг отчетливо сам понимаю, что нет.

Она может сказать о том, что ей нужны деньги на новую безделушку или такой же телефон, как увидела у подружки. Может сказать, что хотела бы съездить на пару дней в Париж и закупиться шмотками в фирменных магазинах.

Но о том, что, как она думает, может вызвать мое недовольство и пошатнет наши стабильные отношения, она и дальше будет упрямо молчать.

Спорить, отстаивать свою точку зрения, настаивать, пытаться что-то мне доказать помимо того, что самый крутой отдых — клубы и танцы… Нет, все это не ее. У нас ровные отношения, в которых штиль сменяется бурей только в постели. И так удобно двоим — мне и ей, только вот…

Впервые за долгое время мне кажется, что этого мало.

Чертовски удобно, но мало.