Артефакт. В поисках неизвестного

Наталья Скоробогатова (2023)

Потеряв в авиакатастрофе своих родителей, учёный-историк Марта отправляется на поиски артефакта, способного исполнять любые желания. Её желание — вернуть их к жизни. В то же время информация об артефакте попадает в руки бывшему наёмнику Алексу. Его желание… Впрочем, он пока не решил, но решит точно, как только артефакт окажется в его руках. Ну и как же без злодеев, которые хотят заполучить средство исполнения всех желаний только для себя?

«Не верьте ничему: вас всё равно обманут».

Пролог

1900 год. Январь. Российская Империя. Нежнин

— Вань, ну, послушай же ты, — Володька дёрнул друга за рукав, заставляя обратить на себя внимание. — Это правда. Ху сказал, что всё правда — и камень этот, и миф. И желание исполнится любое, вот совсем любое.

Они сидели у него в комнате и жевали вкусные сдобные булки, которые поутру выпекла тётка Марья, запивая их лёгкой наливкой, почти детской. Почти, но не совсем. Ванька стащил у отца бутылку настойки на рябине, и они добавили её в кувшин с вишнёвым компотом, который принесли на завтрак.

В голове у Володьки немного шумело, но зато настроение поднялось до той высоты, когда захотелось рассказать всем и каждому, а в особенности — лучшему другу, о своей задумке. О поездке далеко-далеко, в Поднебесную, так её называл мистер Ху. О загадочном артефакте, который когда-то исполнял желания и наверняка исполнит ещё. И даже пролитый на ковёр «компот» совсем не огорчал.

Ванька посмотрел на Володьку и хмыкнул. Он же совсем не думает о том, что сейчас не время, чтобы заниматься всякими там экспедициями. В Питере, говорят, постоянно какие-то волнения. Революции опасаются. Отец вон, по лету сразу отправляет его в армию, говорит, что только она может из мальчишки мужчину сделать. Ну, отец-то сам точно мужчина, у него все в доме по струнке ходят. Даже Володька, когда в гости приезжает. А Ванька и не против: вот отслужит, вернётся и сразу женится. Да хоть на Женьке, сестре Володькиной. Она ничего так, мелкая, правда, ещё, на целых три года младше его, но время-то есть, вырастет.

— Нет, я не смогу, — покачал он головой. — Да и где деньги на всё взять? Представь себе, это же надо целую экспедицию организовывать. Обозы там, еда, оружие. Люди, опять же. Нет. Тем более, что отец меня после гимназии посылает в Третий Стрелковый. — Ванька поправил рукав рубашки, который дёргал захмелевший друг. — Я не могу отказать, он уже с Владимиром Михайловичем договорился.

На последнем имени Володька скривился, словно его кнутом по спине огрели. Впрочем, так оно и было однажды. Приезжал к ним как-то этот Кашерининов, общался с отцом, а потом, узнав, что мелкий тогда ещё тёзка напакостил — подсунул любимому генеральскому коню огромную голову соли вместо пары кусков моркови, — отходил его нагайкой. Отец стоял и смотрел, не вмешиваясь, а после попрощался с этим типом, как с братом родным. Радовало одно: что Володьку точно в армию не отправляют, у него мозги в другую сторону работают. Он деньги считает, а не пушки и мундиры.

— Слушай, а если потом? Ну вот представь, ты уже такой, командуешь этим самым полком, я целый банк в кулаке держу, и мы соберёмся? Тогда же нам никто ни слова против не скажет, я уверен. И деньги будут, и люди, и… — Володька споткнулся, глядя в смеющиеся глаза Ваньки. — Что?

— Мечтатель, так тебя маменька моя называет. Так и говорит: «Когда там твой мечтатель в гости приедет? Я ему целую гору книг привезла из столицы!» — и смеётся. Кто его знает, что там будет через несколько лет. Если революция случится, то неизвестно, будем ли мы с тобой такими, как сейчас, и нужен ли нам будет этот твой камень. — Ванька хмыкнул, вскочил с тахты и молодецки повернулся на каблуке вокруг своей оси, показывая, что о всяких артефактах он сейчас думать не собирается. — Пошли лучше, у бати твоего спросим, может, он разрешит нам выездку организовать? На улице-то как хорошо, а! И снег свежий ночью выпал.

Степан Андреевич подозрительно пригляделся к чуть покачивающемуся сыну, но увидев, что друг его вполне крепко стоит на ногах, взять лошадей на конюшне разрешил. Обрадовавшись, что их не застукали за неблагочинным делом, парни быстро собрались и выбежали на улицу, веселясь, словно им не по восемнадцать, пусть и почти, а всего по шесть. А на конюшне их уже ждали два молодых взнузданных и осёдланных жеребца.

— Иван! — окрикнул Ваньку с крыльца старый Михей, когда они, упаренные и довольные, вернулись с прогулки. — Тут твой отец приехал.

— Бегу! — Ванька соскочил с седла, бросив поводья подбежавшему конюху, и кинулся в дом, на пороге резво снимая удобные для выездки сапоги и переобуваясь в лицейские ботинки, которые когда-то привёз с собой да так тут и оставил. — Где?

— В гостиной. Ждут только тебя, — произнесла Наталья Фёдоровна, мама Володьки.

Ванька вошел в гостиную и остановился на пороге. В центре комнаты за большим столом сидели Степан Андреевич, его отец — Алексей Игнатьевич — и ещё один незнакомый офицер в звании полковника.

— Добрый день, господа, — обратился он ко всем, по-военному щёлкнув каблуками. — Вы меня ждали?

— Да, Иван, — произнёс отец, — присаживайся. — Он кивнул на свободный стул у стола. — У нас к тебе серьёзный разговор.

— Да, отец, — Ванька согласно кивнул, прошёл и сел, аккуратно сложив руки на коленях. — Слушаю вас.

— Завтра ты отправляешься в полк.

— В полк? Но ведь набор в Третий Стрелковый будет только в марте? — Он недоумённо оглядел сидящих перед ним мужчин.

— Ты не едешь в Третий Стрелковый, нечего сидеть под крылом у дядек с тётками. Мы посовещались с Богданом Демидовичем, — отец кивнул на полковника, — ты будешь служить на Дальнем Востоке. Там сейчас как раз неспокойно — желтолицые так и лезут. Понюхаешь пороху, вернёшься мужиком. А потом уже и думать будем, в Третий Стрелковый или куда ещё.

В голове закружился ворох мыслей, заставивших бросить взгляд на вход в гостиную, в котором уже стоял Володька. Ну, вот и всё, не факт, что Ванька вернётся, не факт, что они куда-то поедут, не факт… И в этот момент он обратил внимание, как друг сжимает и разжимает кулаки, что означало состояние крайнего бешенства, которое Володька не хочет показывать окружающим. Дался же ему этот камень, а? Он тут к чёрту на кулички едет, а у этого одно на уме…

— Да, отец, — кивнул Ванька. — Тогда мне стоит отправиться домой — собираться?

— Отправляйся, — отец кивнул в ответ, пятернёй взлохматил ему волосы, и в следующих его словах проявилась совсем не свойственная ему мягкость: — Я и не заметил, как ты вырос.

Володька же смотрел на то, как его Ваньку отправляют туда, куда он сам только что собирался, но без него; и в голове мелькала мысль сбежать из дома, чтобы отправиться следом.

1932 год. Апрель. РСФСР. Нежнин

Вчера на консилиуме врачи наконец решили, что на него всё-таки подействовала терапия, и уже сегодня утром в палате появилась санитарка Ольга Сергеевна — дородная женщина с чисто убранными под белую косынку волосами и доброй улыбкой. Под левой мышкой она несла таз, а в правой руке — кувшин с горячей водой. Из кармана её форменного фартука торчали ножницы и расчёска, а через плечо висело полотенце. Следом за Ольгой Сергеевной вошел санитар, имени которого Владимир не знал, но похож тот был на его лучшего друга Ивана — такой же громила с чёткими, словно стамеской вырезанными чертами лица.

Санитар внёс и поставил на подоконник зеркало, прислонив его к запотевшему от влажной духоты окну. Владимир посмотрел на своё отражение и грустно улыбнулся: на него смотрел старик. Если бы не знал своего возраста, то точно дал бы ему не меньше семидесяти за глубокие морщины вокруг запавших, потерявших бывшую когда-то яркой голубизну глаз, за длинные нечёсаные волосы, уже почти полностью седые, и за сутулое сухое тело. Только кожа осталась светлой, лишь приобрела большую белизну, почти сливаясь по цвету со стенами. И ничего не осталось от того молодого мужчины, каким он попал сюда.

— Присядьте. Дайте я вам помогу, — произнесла санитарка, и Владимир, поддерживаемый её сильными руками, покорно уселся на стул у подоконника. На том рядом с зеркалом уже стоял кувшин с водой. На табурет перед Владимиром Ольга Сергеевна поставила таз и попросила наклониться над ним. Он послушался, терпеливо дожидаясь, пока она обрежет все его лохмы и вымоет голову, и молчал, не отвечая на её вопросы, оставляя за ней право сделать так, как покажется верным.

После Владимиру принесли чистую одежду: выцветшую, пахнущую хлоркой байковую пижаму, тёплые вязаные носки, бурки, шапку и телогрейку. Он переоделся, ощущая, будто бы понемногу начинает всплывать из небытия, в котором находился последние года, и следом за санитаром вышел на улицу — в сквер при клинике.

— Врач велел гулять, дышать воздухом, — пояснили ему на немой вопрос.

В сквере было много людей. Кого-то Владимир помнил, кого-то видел впервые, но почти все вели себя отрешённо, словно впервые вышли на свет и до сих пор не могли понять, где находятся. Они крутили головами, останавливали проходящих мимо и задавали им вопросы, кидались туда, где под ещё не стаявшим снегом продолжала увядать прошлогодняя трава. Санитары срывались за ними и под тихую ругань возвращали беглецов на очищенные тротуары.

Владимир двинулся по аллее, осторожно ступая по хрустящей под подошвами ледяной корке, дошёл до пустой одиноко стоящей под раскидистой елью скамейки, аккуратно очистил её от жёлтых сухих иголок, сел и закрыл глаза. Перед внутренним взором тут же проявилось воспоминание о дальнем путешествии, из которого он привёз только одно исполненное желание…