Виват, Петербург! Выпуск 8

Наталья Смирнова

В книгу вошли произведения участников литературного объединения «Виват, Петербург!»: поэзия, проза, стихотворения юных поэтов.

НАТАЛЬЯ СМИРНОВА

Больше, чем любовь…

Я сегодня пройду по Фонтанке, вдоль Летнего сада,

Полной грудью вкусив аромат распустившихся лип.

Ты, конечно, со мной, мой властитель, Судьба и отрада,

Мой единственный Бог — лучший город огромной Земли.

Я к тебе приросла, прикипела с момента рождения,

Каждый жест твой и вздох ощущая в Душе и в крови.

Может, то не любовь… а всего лишь мираж, наваждение?

Может быть, не любовь, а гораздо сильнее любви.

В обнимку

Мы с тобою пройдём в обнимку

И сегодня, и каждый вечер.

И совместные наши снимки

Улетят для потомков в Вечность.

Я на всё для тебя готова,

Всё сумею, смогу, познаю

И пойму тебя с полуслова.

Вот такая любовь земная.

Мы хранимы одной Судьбою,

Наши узы навек нетленны.

Я в обнимку иду с тобою,

Лучший город во всей Вселенной.

Букет. Посвящение родному городу…

Родному Петербургу-Ленинграду в День его Рождения посвящаю…

Майский ласковый день, облака суетятся в реке,

В День рождения твой долгожданное Солнышко вышло.

Петербург. Ленинград. Я дарю тебе… просто букет

Из душистых черёмух, сирени и веточек вишни.

В нём невольно искрятся аллеек твоих витражи,

Пробивается свежесть чарующих Невских рассветов.

Может быть, в этом хрупком букетике — вся моя жизнь,

И она — для тебя. Ты, конечно же, чувствуешь это.

Может, в сердце одном не бывает так много любви?

Но ведь есть она. ЕСТЬ. Без корысти, без лести, без фальши.

И во имя любви расцветай, дорогой, и живи

И сегодня, и завтра, и дальше, и дальше, и дальше…

Июньское танго

Строптивое сердце внезапно забилось свирелью,

И белою ночью светло, словно радостным днём.

А в воздухе пахнет дождём и персидской сиренью.

Июньское танго звучит в Петербурге моём.

Волшебное танго любви расплескалось повсюду,

Сиреневой ранней зарёю спустившись к реке.

И каждый из нас, несомненно, уверовал в чудо,

Пятилепестковое счастье сжимая в руке.

И даже суровой зимою порой будут сниться

Волшебные тайны июньских сиреневых снов,

Где белая ночь, осторожно лаская ресницы,

Исполнит «на бис» искромётное танго без слов.

А мы с тобой — из города дождей…

Светлой Памяти моей мамы в её День Рождения.

Сегодня, в День Рождения мамы, с утра льёт дождь, и синоптики обещают осадки в течение всего дня. Но нам не привыкать. Мы из «Города дождей» — лучшего города Земли. Правда ведь, Солнце моё?..

Опять плывут стальные облака,

И ласковый Июнь слегка простужен.

Грустить не будем. Нам не привыкать

Смотреть, как капли прыгают по лужам.

Ведь мы с тобой из «города дождей»,

Мы с ним Судьбою связаны, родная.

С ним можно быть и в счастье, и в беде,

Но без него нельзя прожить, я знаю…

Он словно Ангел, добрый и большой,

Такой родной, что слёзы счастья — градом.

Конечно, где-то тоже хорошо,

Но только мне-то этого не надо.

Мне больно с ним расстаться и на миг,

Хоть иногда приходится. Что делать…

Но он-то знает, он давно привык,

Что я вернусь волшебной ночью белой.

А, может, хмурым утром сентября

Вдруг пролечу, как птица, над перроном.

Иль в час, когда апрельская заря

Ласкает слух скворцовым перезвоном.

Вернусь всегда — и он уверен в том.

В его душе мы все давно, как дети,

Которых ждёт и непременно встретит

С большим, как небо, стареньким зонтом.

И словно в незатейливом кино,

Не замечая серого ненастья,

Я тихо прошепчу: «Привет, родной.»

И вдруг заплачу…

под дождём…

от счастья!

На Невском

А на Невском опять суета, суета…

Повседневная дань неуёмной Судьбе.

Словно Клодтовы кони сбежали с моста,

Искромётной рысцой растворившись в толпе.

А на Невском опять непокой, непокой…

От потока людей — наяву миражи,

Словно кто-то тихонечко машет рукой

Или целой рекой под названием «Жизнь».

А на Невском опять то мороз, то жара,

То крикливое Солнце, то взбалмошный дождь.

И со светлой тоской провожая «вчера»,

Вновь от «завтра» чего-то волшебного ждёшь…

Танго на Фонтанке

На старенькой Фонтанке

Волна танцует танго,

А вместе с ней поёт моя Душа.

И хочется, как прежде,

Раскрыть окно надежде

И жизнью наслаждаться не спеша.

Ах, танго, танго, танго!

Звенит-поёт Фонтанка,

А вместе с ней танцует Летний сад.

И, словно Солнца лучик,

Поймав счастливый случай,

Вновь хочется поверить в чудеса!

Август в январе

Посвящаю Саду 9-го января — прекрасному саду моего счастливого детства.

Снова сквозь Алый парус на мир смотрю,

Мне от привычки той никуда не деться,

Снова спешу средь августа к январю —

Там, на его дорожках, осталось детство.

Сколько же лет промчалось? Помилуй, Бог!

Жизнь заставляет изредка встрепенуться.

Рано ещё всему подводить итог,

Но почему-то тянет туда вернуться.

Там, как и прежде, ярче встаёт заря,

Листья нежнее светятся изумрудом.

И, возвращаясь в «августах» к «январям»,

Каждый из нас, наверное, верит в чудо.

Родина

Посвящаю родному Автово — району на юго-западе Санкт-Петербурга (Ленинграда), в котором я родилась. Там же находится самая красивая в мире станция метро, построенная в 1955 году.

Спускаюсь в метро. Ну, здравствуй, родная станция —

Подземный большой дворец, или детства музыка.

И мысленно вновь слегка закружусь как в танце я,

Слагая куплет, подсказанный пылкой Музою.

О, сколько дорог исхожено в жизни, пройдено.

Но только сюда вернусь навсегда однажды я,

Есть много красот на свете, но это — Родина,

Особенный мир, и свет, и тепло для каждого.

…

Живите, друзья, не вздумав на жизнь обидеться,

Творите Судьбу, не внемля её пародиям,

Пусть счастье для вас всегда многоликим видится,

Хранимое тем, что с детства зовётся Родина…

Осень в скверике Виктора Цоя

Осень в скверике Виктора Цоя —

Пожелтевшие листья трусцою

Всё летят и летят, и снуют, и снуют,

Словно тоже о жизни поют.

Осень в скверике Виктора Цоя

Мне тихонько посмотрит в лицо и

Незаметно оставит свой след навсегда,

Как по имени Солнце звезда…

Вечная музыка и пальто в гардеробе

Светлой памяти моей мамы…

Вечер обещал быть прекрасным, ибо сегодня нам предстояло, наконец, посетить Филармонию. Для гурманов классической музыки, каковым являюсь и я — это настоящее большое событие. Я бы даже сказала — таинство соприкосновения с прекрасным. Многое изменилось за последние годы. Билеты теперь покупаются онлайн. Да и распечатывать их не надо, достаточно предъявить штрих-код в телефоне. Но магия классической музыки остаётся неизменной. Долго без неё прожить нельзя, сразу создаётся ощущение нехватки чего-то очень важного и необходимого.

Память тут же перенесла меня в начало века, в так называемые «нулевые», когда народ, прошедший горнило несносных девяностых, стал вновь возвращаться в театры. Конечно, наша семья не прекращала посещение театров даже в то несносное десятилетие, но очень уж грустно было видеть полупустые зрительные залы, порою заполненные всего лишь на треть.

И вот в начале века картина изменилась. Опять аншлаги. Как приятно! В те годы мы с мамой часто ходили в Филармонию, очень часто. Я всегда любила классику, а для мамы она и вовсе была сродни воздуху, без которого само существование невозможно. Мы приходили заранее, ибо мама всегда обожала просто посидеть перед концертом в зрительном зале, почувствовать его ауру или постоять в фойе среди портретов Великих композиторов. А аура в Филармонии, действительно, была потрясающей. Как и публика! Тактичная, высококультурная, искренняя, лишённая всякого снобизма и пафоса, иными словами — та самая Ленинградская интеллигенция, пришедшая к нам из далёких военных и первых послевоенных лет. Она всегда была особенной. И, находясь среди них — уникальных, замечательных людей уже уходящей эпохи — я ощущала настоящий прилив сил. А мама же и вовсе являлась частью той эпохи, поэтому чувствовала себя, как дома. Обладая врождённой культурой речи, она легко могла найти собеседника — как среди зрителей, так и среди служителей Филармонии. Особенно запомнилось её общение с одним молодым гардеробщиком. А точнее — студентом Консерватории, подрабатывающим по вечерам в гардеробе. Как и когда они разговорились впервые — я уж и не припомню, но беседы стали регулярными. Поскольку приходили мы заранее — очереди в гардеробе ещё не было. И за те две-три минуты, пока я поправляла причёску перед зеркалом, мама со своим собеседником успевали поделиться впечатлениями о композиторах, исполнителях, да и просто о музыке. В конце диалога она всегда желала ему удачи, а он ей — здоровья.

Казалось бы — что общего у совершенно незнакомых людей, между которыми полвека, а то и более. О чём они могут разговаривать? Но они говорили и говорили. Мама смотрела на него с теплотой. Возможно, видела в нём образ внука, которого у неё никогда не было. А, может, просто была благодарна молодому человеку, решившему посвятить себя великой музыке в то время, как его ровесники в те годы почти поголовно мечтали стать бизнесменами. Он же смотрел на неё с безграничным уважением и даже восхищением. И это было отнюдь не только уважение к ценителю высокого искусства. Иногда мне казалось, что, общаясь с ней, он пытается запомнить в её лице тот самый образ настоящей Ленинградской интеллигенции, которая начинала потихоньку уходить, ибо никто в нашем мире не живёт вечно.

Как-то раз в Филармонии был джазовый вечер. И мы тоже посетили его, но не с мамой, а с подругой. Наш гардеробщик заулыбался, увидев меня после концерта, и подал моё пальто даже прежде, чем я отдала ему номерок.

— Ты его знаешь? — удивилась подруга.

— Это знакомый моей мамы.

— Мамы?!!!

— Да. Он студент Консерватории.

— И где же они познакомились?

— Здесь, в гардеробе. И меня он запомнил по ней. Я же всегда её сопровождаю…

Последний раз мама посетила Филармонию в сентябре 2012-го года. На открытии сезона звучала наша знаменитая «Ленинградка» — Седьмая симфония Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Знакомый гардеробщик к тому времени уже окончил Консерваторию и, вероятно, приступил к работе. Мама искала его глазами среди оркестрантов, ей почему-то казалось, что он непременно будет в оркестре Александра Сергеевича Дмитриева. Но его не было. Да и разглядеть оркестрантов не представлялось особо возможным, ибо во время исполнения «Ленинградской» на глаза всегда наворачивались слёзы…

В феврале следующего года мама ушла в Вечность… И только через три месяца после этой трагедии я смогла переступить порог нашей Филармонии. По ступенькам поднималась, как в тумане, поздоровалась с билетёршами.

— А где же Ваша мама? — неожиданно поинтересовалась одна из них. — Что-то её давно не было.

С трудом сдержавшись, чтоб не расплакаться, я сообщила им, что в реалии в этот зал мама больше не придёт, но незримо всегда будет в нём присутствовать… где-то там, на хорах, над оркестром…

Эмоции переполняли. Это и пронзительная горечь потери, но в то же время и гордость — гордость от того, что маму помнят. Прошло восемь месяцев со дня её последнего визита, но её помнят в этом «Храме» Ленинградской интеллигенции — той уникальной формации людей, которой уже практически не осталось, но она обязательно возродится. И дело совсем не в названии, а в нашей человеческой сущности. И я почему-то в нас верю…

Чёрно-белая осень

История одной фотографии

Жизни былыми страницами

Светится старый альбом,

Цифрами, датами, лицами —

Где, почему и о ком?

Осень на острове Каменном —

Как же прекрасна она!

Искренна, чувственна, пламенна,

Словно хмельная Весна.

С лёгкой улыбкой на фоне я

Осени этой стою,

Ей сочиняю симфонии

И серенады пою.

Что же в ней столь необычного?

Многим понять не дано.

Фото — привычней привычного

И чёрно-белое, но…

…Время прекрасное было тогда,

Все ещё живы, и я молода…