Агрессор

Наталья Соболевская, 2023

Я любила Глеба, как любят лишь раз, но он обокрал фирму моего отца и с деньгами бесследно исчез. В эту версию событий я верила шесть лет, пока Глеб не рассказал мне иную, по которой его подставили, оболгали, лишили свободы, и теперь он вернулся, чтобы мстить. Бизнес отца он уже растоптал, и сейчас у него на очереди моя жизнь.

Глава 7

Ничего, кроме правды, ведь не сказала, а Глеб счёл, что наспех сказочку сочинила, или ещё хуже выдала заранее тщательно продуманную ложь, чтобы себя в его глазах отбелить. Такое чувство, как будто в лицо плеснули помоями, а потом в довесок ещё и оплевали.

— Я сказала правду, но не могу, да и не собираюсь, это доказывать. Убеждать кого-то, что ты не индюк — самое бесполезное в мире занятие. Жизнь обычно потом сама всё по местам расставляет, а если нет, значит, для чего-то так нужно. Если это хоть как-то помогло бы отцу, чёрт с ним взяла письмо на свою совесть и о том, что родители шесть лет мне лапшу на уши вешали, даже не заикнулась. Да только это всё без толку. Рванье — ради вранья. Ты, что задумал сотворить с моей семьёй, то и попытаешься сделать. Но имей в виду, здесь я тебе не помощник. Пугай чем угодно, хоть пожизненным заключением, хоть дуло пистолета к виску подставляй, наговаривать на отца, я не стану. Если и выступлю в суде, то только на стороне защиты.

Громов слушал внимательно, даже вдумчиво, но ровно до тех пор, пока не озвучила, что против отца не пойду, тут мужчина начал поглядывать в сторону и стучать по столу пальцем.

— Тему письма и что тебе там родители пели — опускаем. Нет смысла месить стародавнюю грязь. Проехали и забыли. А вот сегодняшнее твоё решение глупое. Елизавета, ещё раз объясняю. Вопрос стоит так, либо Андрей Романович сядет один, либо вы оба. Варианта, что из вас никто не сядет — не существует. Я к тебе не за помощью обратился, а сделал одолжение, дал возможность с минимальными потерями выйти из ситуации. Спрашиваю ещё раз, готова сотрудничать со следствием?

Обхватила голову руками, прикрыла глаза и в прямом смысле застонала.

— Как же с тобой тяжело говорить, как с глухим. Это же мой отец, человек который жизнь дал, — вместе с выдохом руки соскользнули с макушки и повисли вдоль тела, а я открыла глаза и обомлела.

Громов зачем-то поднялся с кресла на ноги и, нахмурившись до глубокой морщины между бровями, с тревогой уставился на меня.

— Кровь носом пошла? — с ходу предположила потому как другого объяснения взгляду мужчины у меня не нашлось, и сразу мазнула ладонью под носом, но следов крови не обнаружила. — Да, нет. А что тогда?

— Ещё раз подними руки, — вместо ответа прорычал Глеб.

Твою же…

Теперь до меня дошло… Когда голову руками обхватила, широкие рукава комбинезона упали вниз, обнажая багрово-синие подарочки Петра Тимофеевича в виде синяков.

— Может, мне ещё ноги задрать?! — огрызнулась я.

Нагрубила, потому что разозлилась, на себя, конечно, в первую очередь. Это же надо было забыться и именно Громову синяки показать. Он тут весь деловой, вершитель судеб, пуп земли, и я средней руки актриса, побитая продюсером.

Мужчина за секунду оказался рядом и навис надо мной словно скала.

— Рукава засучи!

Ага, ещё чего. Не буду я ничего показывать и унижаться.

— Не хочу, — скрестила на груди руки, чтобы он сам не задрал.

— Выбирай. Либо ты это сделаешь добровольно, либо я тебя заставлю.

— Интересно мне как? — усмехнулась я и уже в следующую секунду самым возмутительным образом, была поднята на ноги, Громов вытянул мне руку и до плеча отодвинул ткань комбинезона.

— На другой, так понимаю, тоже живого места нет, — рявкнул мужчина и принялся левую руку осматривать.

— Охренел. Больно вообще-то.

В действительности Глеб хоть и творил с моим телом, что хотел, но был предельно осторожен, даже капли физической боли не причинил, а протестовала из-за стыда. Жертва насилия, которая смолчала и не пошла искать справедливости, не только жалкая, но и оскорбительная роль.

Закончив с осмотром, Громов на несколько шагов отошёл от стола, где-то минуту я наблюдала за его напряжённой спиной, а потом он обернулся и тихим, но леденящим душу голосом, спросил:

— Кто это сделал?

— Никто. Упала, ушиблась.

— Упала на чьи-то две пятерни?! — я даже вздрогнула, как рявкнул Громов. — Хватит врать. Лиза, у тебя на коже отчётливо видны пальцы.

Ничего не понимаю, Глеба, словно подменили. Ровно до этой секунды, я от него и крошки эмоций не видела, а сейчас, как сорвался с цепи. Ноздри вон как раздулись, губы исчезли, глаза злобой сверкают, того и гляди, разорвёт, агрессивный адский пёс.

— Глеб, отстань, а? — сбавив тон, чтобы и дальше не накалять обстановку, не потребовала, а именно попросила я. — Мы чужие люди, не лезь в мою жизнь.

Пара размашистых шагов и кипящий гневом мужчина вновь совсем близко, даже руку вытягивать не требуется, чтобы до него дотронуться.

— Это Заморыш тебя так на прощание приласкал?

Бьюсь об заклад, Громову даже не пришлось игнорировать просьбу, не совать в мои дела нос, он до такой степени сейчас не в себе, что попросту её не услышал.

— Заморыш — это вообще кто? — не поняла, о ком идёт речь.

— Женишок твой недоделанный.

— Никита?! Нет. Он тут совсем ни при чём.

— Кто тогда?

— Сказала уже, не буду я перед тобой объясняться, — заявила и тут же взвизгнула, потому как мужчина, схватив за плечи, тряханул так, что голова только каким-то чудом от туловища не отвалилась. — Из ума выжил!

— По-хорошему или по-плохому, но я в любом случае узнаю, кто это был. И имей в виду, сейчас было ещё по-хорошему.

Смотрю на Глеба и понимаю, у него же от ярости разве что только пена изо рта не идёт, и он ни капли не шутит, ведь действительно в буквальном смысле вытрясет из меня имя.

— Это был Астахов, только не Никита, а Пётр Тимофеевич — его отец.

Мужчина, прикрыв глаза, глубоко вздохнул, выдохнул и задал новый вопрос:

— Ты же беспроблемно от Заморыша отказалась, чего он ещё хотел?

— Чтобы спала с ним ради ролей.

Глеб, глядя куда-то в ноги, несколько раз отрывисто и нервно кивнул.

— Ясно. Синяки ещё где-нибудь, кроме рук есть? — и тут мужчина с головы до ног меня всю осмотрел.

Сглотнула и отшатнулась.

— Надеюсь, не собираешься требовать, чтобы разделась?

— Скажешь правду — одетой останешься, нет…

— На бедре и на боку, — не стала дожидаться, пока озвучит альтернативу и перебила.

Пока мужчина, глядя на воду, о своём думал, взяла его бокал и допила остатки вина. Обычно не снимаю стресс алкоголем, но обычно я и не признаюсь, что чуть не стала жертвой насилия.

— Глеб, а ты чего так разнервничался? Неужели пожалел дочь врага?

Громов резко ко мне развернулся.

— Не выношу, когда без спроса топчут моё игровое поле.

— А-а-а, — протянула я и усмехнулась. — Ты недоволен, что другой кот гоняет твоих мышей. Как же, оказывается, всё просто, а я-то уже подумала…

— Глупость ты подумала, — заявил он и, вынув из кармана визитку, бросил на стол. — В общем так, о сделке со следствием ещё размышляй, примешь верное решение, позвонишь. Утром пришвартуемся к берегу, и пока можешь быть свободна.

— А почему утром, можно и сегодня пришвартоваться? — бросила удаляющемуся мужчине вдогонку.

— Потому что я так решил, — не оборачиваясь, отозвался он.

— Охренительно исчерпывающий ответ.

Настроение — дрянь, прошлая неделя — дрянь в квадрате, а этот день вообще — дрянь в кубе.

Пойду и найду ту барную стойку позади которой на стеллажах ровными рядами стояли бутылки, и стащу одну в терапевтических целях.

Подогнув под себя ноги и укутавшись покрывалом, забралась в кресло и сидела так, пока из бутылки в бокал забулькала не очередная порция белого сухого, а выпрыгнула всего одна капля.

— Ой-ё, — только после того, как приняла вертикальное положение, поняла, что выпила лишнего — это, если интеллигентно сказать, а если как есть на самом деле, то наклюкалась в зюзю.

С грехом пополам, держась за перила, дотопала до каюты, как смогла, так умылась, на всякий пожарный случай поставила возле кровати мусорное ведро, кидая вещи на пол, разделась и плюхнулась на постель.

На кой чёрт, спрашивается, пила? Проблемы все на месте, гадость на душе как была, так и осталось, только вертолётик и тошнота в гости зашли.

Заснула хоть и мгновенно, но полноценным сном это было сложно назвать, скорее дремала. Ещё бы, ведь пить хотелось больше, чем жить, горло терзала сухость, язык словно чем-то липким намазан, плюс под одеялом мучилась от жары, но стоило его с себя скинуть, как тут же начинала от холода покрываться мурашками. И если с отвратительным самочувствием — банально смирилась, а с некомфортной температурой — справилась, укрыв одеялом лишь часть тела, то со снившимся кошмаром ничего поделать не могла. Поёрзав или перевернувшись на другой бок, вроде неприятный сон прогоняла, но он как не убиваемый раз за разом всё равно возвращался.

Снилось, как будто я полностью обездвиженная лежала в кромешной темноте во влажном и в то же время душном помещении, а рядом раздавалось чьё-то тяжёлое дыхание. Как ни старалась, человека ну или ни человека разглядеть не могла и каждый раз, когда он дотрагивался до меня, гладил, сжимал кожу или же легонько царапал ногтями, задыхалась в немом ужасе.

Услышав, как хлопнула дверь, сразу поняла, то был не иллюзорный звук из сна, а вполне себе реальный, широко распахнула глаза и резко села.

— Кто здесь?! — старалась придать голосу больше уверенности, но всё равно прозвучала, как до смерти перепуганная, да к тому же трусливая девчонка. — Эй-й…

Разумеется, ответа не получила. Если забрался вор или ещё хуже извращенец, то навряд ли бы он стал откликаться, скорее всего, спрятался и затаился.

Хоть сквозь ночную темноту различала только очертания комнаты, до включателя лампы всё равно тянулась, не отрывая взгляд от двери, чтобы быть готовой, если именно в эту секунду кто-нибудь нападёт.

Тусклый свет ночника показал, что на первый взгляд в каюте, кроме меня, никого нет, но в любом случае это надо ещё проверить.

Осторожно без лишнего шума сползла с кровати, подняла с пола босоножку и взяла её так, чтобы, если придётся защищаться, била я ею не каким попало местом, а именно травмоопасным высоким каблуком. Трясясь от страха, крадучись осмотрела каюту, заглянула в шкаф, проверила каждый угол, открыла дверь в ванную и тоже включила там свет.

Выдохнула, я одна, всё-таки померещилось, никто не входил.

Или же… я услышала, не как человек входил, а наоборот уже выходил.

Ещё раз осмотрела каюту, но уже на предмет, все ли вещи на месте и там ли где я их оставила.

Комбинезон, который, как мне казалось, вчера перед сном бросила на пол, сморщенной кучкой валялся на сиденье кресла. Крышка чемодана откинута, а у меня в памяти есть отчётливый момент, как ещё днём застегнула крышку и больше не раскрывала. Выдвинут верхний ящик письменного стола, но я к столу вроде бы даже не подходила.

Вроде бы, да кажется — всё, что могу сказать. У меня же вчерашний вечер наполовину стёрт алкоголем. Что конкретно трогала и точно передвигала в каюте, даже под пытками не назову. Так что, забрался ко мне кто или нет, скорее всего, никогда не узнаю. Разве только если замечу пропажу, но опять же особо ценного с собой не брала. Что вору красть? Помаду? Утюжок для укладки волос? Трусы?

Дальше ложиться спать не отважилась, зато неспешно приняла душ и собралась. Как Громов и обещал, к рассвету яхта пришвартовалась, и я беспрепятственно и с превеликим удовольствием сошла на берег.

Пока катила по пирсу за собой чемодан, целых три раза споткнулась и даже знаю причину, наверняка Глеб из каюты украдкой меня провожал своим дурным взглядом. На тот случай, если этот так, развернулась и в сторону яхты вытянула руку с оттопыренным средним пальцем.

До чего же гадким был вчерашний день, впрочем, сегодняшняя ночь прошла ничем не лучше, но тем не менее неплодотворным это время никак не назовёшь. Во-первых, Громов приоткрыл свои карты, и теперь знаю, что у него на уме и в планах. Во-вторых, ощутимо поправила финансовое положение, как только телефон поймал сеть, тут же пришло сообщение, что на карту упала вторая часть суммы оплаты заказа. Прощай квартира Макса, здравствуй новое съёмное жильё, да не абы какое, мне ведь очень даже на приличное хватит. В-третьих, нежданно-негаданно вырисовался незапланированный выходной, Глеб же меня отпустил раньше на целые сутки.

Морально вымоталась, полночи не спала, конечно, хотелось поскорей забраться в кровать и с пультом от телевизора валяться на подушках до следующего утра, но в приложении такси указала не адрес Максима, а родительский дом. Громов дал мне время подумать, отлично — будет для нас с отцом фора, мы обязательно изобретём способ, как дать достойный отпор.

Надеялась, папа опровергнет слова Глеба и заверит, что никакое тюремное заключение нам не грозит, потому что мы белые и пушистые законопослушные граждане, на деле же вышло всё в точности наоборот. Родитель обрисовал ситуацию, в которой мы оказались куда более тёмными красками, даже нежели чем Громов.

— Я втянул тебя по дурости в это дело, мне одному и отвечать. Нечего рассуждать, Лиза, принимай сделку, пока предлагают, — припечатал папа вердикт.

Первой отреагировала мачеха, что до этого тихонько не вмешиваясь, находилась вместе с нами в кабинете, но сидела чуть поодаль от стола на диване.

— Андрей, но как же так, тебя же тогда точно закроют!

— А ты хочешь, чтобы я родную дочь заставил платить за свои ошибки? Не будет этого никогда! — грубо ответил Софии отец.

— Немедленно прекратите повышать друг на друга голос, — вмешалась я. — Между собой нам только грызни не хватало. Пап, а что если мы выберем компромисс. Будем бороться в суде изо всех сил, а если уж сильно прижмёт, и другого выхода вообще не будет, сменим линию защиты и заявим, что я в той фирме была только номинально директором, а фактически делами не руководила.

— Андрей, а ведь Лиза права, чем не выход? — поддержала мою идею София.

— Девочки, да вы просто не знаете, о чём говорите. Лиза, если судебная машина завертится, тебя из процесса уже так просто не выкинешь. Мы не сможем доказать, что в действительности ты фирмой не руководила.

— Почему, я ничего даже не подписывала. Почерковедческая экспертиза…

— Какая к чёрту экспертиза? — раздражённо ругнулся отец. — Сейчас всё, начиная от платёжных документов и заканчивая договорами, заверяют электронно-цифровой подписью. Помнишь, оформляли такую? Так что с юридической стороны всё ты подписывала, и неважно, что кнопку нажимал другой человек.

— Пап, а ты к Роману Сергеевичу обращался за помощью? Он всё-таки мой крёстный и прокурор.

— Рука руку моет, слышала выражение? Я же теперь вышел в тираж, и у Романа Сергеевича нет причины мне помогать, я же ему взамен ничего не предложу.

— А кто ему давал беспроцентную ссуду на покупку участка и строительство дома, м? — напомнила Софья. — Андрей, ты с ним за любую услугу давным-давно расплатился авансом. Настало время ему вернуть долг.

— Вот! — подняла я вверх палец. — Папа, надо попробовать.

На том и остановились, в эту субботу в загородном клубе, членами которого мы всей семьёй являемся, состоится съезд кого-то там…, в общем, называется красиво, а на деле обычная светская тусовка, чтобы каждый мог перед другим прихвастнуть, там-то мы с отцом Романа Сергеевича и прижмём к стенке. Мачеха — просто умница, вовремя и к месту про заём вспомнила.

Главное — чтобы в клубе Глеб не объявился, а то, как пить дать попытается спутать нам карты.