Кинжал Зигфрида

Наталья Солнцева, 2008

К Астре Ельцовой, неофициально занимающейся частными расследованиями, обратилась за помощью Леда Куприянова – ее жених Влад уехал в командировку и не вернулся. Решив побольше узнать о семье Леды, Астра выяснила, что ее отец был увлечен поисками кинжала Зигфрида, якобы принадлежавшего легендарному скандинавскому воину… Следы Влада потерялись в глухих лесах Новгородской области, куда он зачем-то отправился на охоту. В тех же местах десять лет назад погиб известный профессор Лианозов, состоявший в отдаленном родстве с Куприяновыми. Он тоже был одержим поисками кинжала. Неужели клинок мифического героя все же существует, и Влад поддался лихорадке кладоискательства?

Глава 8

Новгородская область. Заброшенная деревня Камка

Каждое утро Филофея вытаскивала из колодца несколько ведер воды — на приготовление пищи, на стирку, для бани, выливала в две большие фляги, установленные на тачке, и везла к избе сестер Василисы и Улиты. Те топили здоровенную русскую печь, варили в чугунках постные щи, картошку. После еды полагалось молиться, читать духовные книги. Сестры без очков не видели и просили читать вслух молодую послушницу.

Электричество в Камке давным-давно отрезали, газа здесь отродясь не бывало. Женщины грели воду и мылись все вместе в покосившейся баньке, стирали тут же, в корыте. Зачастую без мыла, по старинке — золой. При старце Авксентии нужды ни в продуктах, ни в одежде не было: снабжали богомольцы и пришедшие за исцелением больные и их родственники. После кончины преподобного и без того скудное бытие затворниц стало нищенским.

Дав обет «питаться чем Бог пошлет», женщины не роптали, стойко сносили тяготы и скорби земные. Держали курочек, козу, возились в огороде не покладая рук. Собирали в лесу грибы, ягоды. Осенью на болотах наливались спелым соком клюква, морошка.

Такая аскетическая, полная черного труда жизнь Филофею только радовала. Некогда предаваться пустым мечтам, некогда грустить, скучать, думать о мирском. Она жаждала ощутить в сердце сияние святости, изнуряя тело постом, молитвами и работой. Но свет сей никак не загорался…

Преподобный Авксентий иногда утешал Филофею, стращал грехом гордыни. Ибо стремление к святости не что иное, как мания величия.

После таких слов молодая помощница убегала на чердак или в сарай и лила горькие слезы. Далеко ей до ангельской чистоты! Далеко до бескорыстной самоотверженности! Ведь она будто награду себе вымаливает у Бога, будто поощрения ждет. А это хуже, чем уподобиться обычному человеку, живущему в свое удовольствие.

— Господь испытывает нас, — говорила Василиса. — Мы ошибаемся, спотыкаемся и падаем на уготованном нам тернистом пути. Он же многотерпелив и многомилостив. Он простит тебя, дитя.

Временами Филофее казалось, что она вытравила из себя все плотские желания, чувства, мысли. Но никто не мог подсказать ей, достаточно ли этого. Она прислушивалась к своей душе, пытаясь уловить божественный свет… Увы, ничего такого не происходило.

Филофея мучилась, раскаивалась, терзалась сомнениями, и этот внутренний надлом, жестокая борьба с собственной гордыней лучше всего показывали, что прорыв не состоялся. Что еще она должна сделать?

В самые невыносимые дни послушница, если позволяла погода, отправлялась в Дамианову пустынь. Каждый камень разрушающейся обители, каждая былинка на монастырском дворе были ей смутно знакомы. Девять лет назад сестра Василиса показала ей дорогу через болота.

Филофея, затаив дыхание, стояла в соборной церкви, и на облупившихся стенах проступали некогда бывшие здесь фрески — фигуры Богоматери и святых в длинных складчатых одеяниях, Николай Чудотворец, Варвара-великомученица… Через пустые окна купольного барабана вливалось солнце, золотило остатки иконостаса.

— Что с тобою? — испугалась Василиса. — Побледнела, как полотно.

— Покажи мне… кельи.

— Идем, — вздохнула сестра. — Там одни руины.

Ступив на порог тесной комнатки без потолка, девушка задохнулась от нахлынувших слез, угадывая, где стояло твердое ложе, где висел образ Спасителя, где горела по вечерам лучина. Свечи считались роскошью, которую монахини дозволяли себе по светлым праздникам Рождества Христова, Пасхи, Троицы. Здесь, в этих некогда чисто выбеленных стенах, страдала и молилась юная инокиня Филофея, усмиряла сердечный жар и смуту в крови, прося у Бога избавить ее от искушений дьявольских.

Сюда под покровом темноты принесла она краски, кисти — дар молодого иконописца, расписывающего собор сценами из Святого Писания, — дабы запечатлеть являвшегося ей Ангела. Лучезарный образ как будто сам лег на свод стены, засиял нестерпимо, так, что Филофея зажмурилась и сомлела.

Ее житие, отягченное содеянным грехом, ибо наносить какие-либо изображения на стены кельи строжайше воспрещалось, превратилось в ежедневную, еженощную пытку. Один вопрос жег ее, раскаленным жалом терзал душу. Можно ли возлюбить Ангела плотскою любовью? Но никому не смела несчастная задать его.

Игуменья заметила неладное, подошла в трапезной, ласково спросила:

— Что тебя сушит, сестрица? Почему лицо твое белее полотна, а в глазах тоска? Исповедуйся… Любовь Господа простирается на чад его и укрепляет в испытаниях.

Филофея смолчала. Губы ее деревенели, язык не поворачивался признаться, какие чувства охватывают ее при виде Ангела. Такого ее уста вымолвить не могли. Молодая инокиня чахла, томилась сердечной мукой, пока тяжелая болезнь не сразила ее.

Тогда вошли в ее келью и увидели пресветлого Ангела, сияющего ярче солнца. Игуменья приказала сестрам замазать изображение мелом и никому о том не проговориться. Грозилась наложить тяжелую епитимью.

Монахини исполнили повеление, но наутро Ангел снова проступил сквозь слой побелки и засиял пуще прежнего. Сколько его ни замазывали, все оказалось бесполезно. Разрушать стену игуменья не решилась и только запретила Филофее покидать свою келью, а другим сестрам нарушать ее уединение.

Все эти картины пронеслись перед молодой послушницей как наяву. Девушка повернулась к Василисе, как бы пытаясь удостоверится, что она не спит и не видит чудесный сон.

— Ну что с тобой? — спросила та. — То бледнеешь, то краснеешь, как маков цвет.

— Расскажи мне о монахине Филофее! — пристала к ней девушка. — Раз я взяла ее имя, значит, нас что-то связывает.

— Да ты в уме ли? Подумаешь, имя! Многие сестры принимают одинаковые имена при поступлении в иночество. В каждой женской обители можно встретить Елену или Агафью. А нас никто не постригал, мы самовольно дали обет служения Господу нашему, — истово перекрестилась Василиса. — И ты послушание возложила на себя сама, и мирское имя поменяла на духовное. При чем тут Филофея, которая давно вознеслась на небеса?

— Что ты про нее знаешь?

Василиса сжала губы и осталась непреклонной.

— Читай Псалтырь, — сказала. — Житие святых изучай. Там найдешь ответы на все вопросы.

С того памятного момента не было дня, чтобы послушница не уносилась мыслями в заброшенный посреди болот монастырь, в келью с остатками каменного свода. Все казался ей на той стене Ангел в золотых одеждах, с легкими, как солнечный дым, кудрями, с ясным лицом и белоснежными крыльями за спиной. Все тянуло ее туда, где инокиня Филофея дареной кистью и запретными красками рисовала лик посланника Божия…

Зачем он к ней являлся? Какую весть приносил?

Украдкой ходить в Дамианову пустынь не получалось. В Камке, где только четверо жителей, — все на виду. У Авксентия был особо зоркий глаз, несмотря на плохое зрение. Он сердцем чуял, что вокруг происходит.

— Куда ты пропадаешь? — спросил как-то у молодой помощницы. — Чай, в пустынную обитель бегаешь? Не боязно одной-то? А ну как в болоте утопнешь?

— Я дорогу хорошо знаю. Не утону!

— Что тебя влечет туда?

— В храме помолиться хочу…

— Господь вездесущ, — мягко произнес старец. — Вся земля — его храм.

Новоявленная Филофея устыдилась. Негоже обманывать преподобного! Молилась она в храме — это так. Но на самом деле ее влекло к Ангелу на стене кельи. Пришлось признаться.

— Что ж, показался он тебе? — прищурился старец. — Не каждый его видит.

— Я видела! — горячо выдохнула девушка. — Видела! Золотой весь, с крыльями. Светится едва заметно… сквозь черную сырость, сквозь потеки.

Авксентий молча жевал губами. Размышлял. Как отвадить девицу от пагубы? Пропадет ведь, как та юная монашенка.

— Плохой конец был у Филофеи, — наконец вымолвил он. — Страшный! Сказывают, утопла она.

— Как… утопла?

— Умом тронулась. Все ждала Ангела… слышала его зов. Как ей удалось сбежать из кельи, точно неизвестно. Хватились сестры утром, а ее, горемычной, и след простыл. Искать стали. За сук поваленного дерева клочок рясы зацепился, оторвался… как раз близ топкого места. Тот год дождливый выдался, всюду вода стояла, болота сделались непроходимыми. Только безумный мог пуститься в дорогу через топи, не дожидаясь зимы. Сколько ни звали беглянку, она не откликнулась. Кроме обрывка рясы, монахини ничего не обнаружили. Молились сначала за спасение «блаженной Филофеи», а потом уж, когда поняли, что не вернется она, за упокой ее души. Келью ту перекрасили, и постепенно страсти улеглись, ужасное событие стало забываться…

Старая Русса

Улицы провинциального городка утопали в садах. Расцветала сирень. В озерах отражалось синее небо, белые храмы.

— Останови у монастыря, — попросила Астра.

Она залюбовалась строением, которому почти восемь веков, — скупые, суровые формы, мощные стены, узкие окошки, тяжеловесная колокольня. Монастырский собор идеально вписывался в пейзаж — древние зодчие чувствовали гармонию пространства и не нарушали ее.

— Сходим в музей? — предложил Карелин.

— Потом. Сначала найдем Неверова.

— Куда ехать? В санаторий, в гостиницу? А если этот господин снял комнату или дом?

— У него машина, внедорожник. Где-то же он ее оставляет?

— Джип не иголка, — согласился Матвей. — Пожалуй, начнем с санатория.

Он свернул не в ту сторону. Пришлось спрашивать дорогу у двух симпатичных девушек, жующих резинку. Они подкрепляли объяснения выразительными жестами.

— Туда езжайте, потом налево…

В теплом воздухе запах цветущих деревьев смешивался с запахом соли.

— Соленое озеро, — сказала Астра, потягивая носом. — Здесь отдыхали знаменитости, между прочим.

В санатории женщина-регистратор отрицательно покачала головой.

— Нет, господин Неверов у нас не проживает. И не проживал.

— Это мой друг. Мы договорились встретиться, — вступил в разговор Матвей. — Я специально приехал из Москвы.

— Извините, ничем помочь не могу. Спросите в гостинице, может, он там остановился. Многие вообще предпочитают частный сектор.

— Как же нам быть? — огорчилась Астра.

«Я тебе говорил?» — выразительно посмотрел на нее Карелин.

— Ладно, пошли. Теряем время.

В гостинице их ожидал тот же ответ: «Господин Неверов у нас не проживает».

— Ты уверена, что девушка Женя из питерского офиса не направила нас по ложному пути? — ворчал Матвей.

— Зачем ей это нужно?

— А если она в сговоре с Неверовым? Или просто из спортивного интереса.

— Я думаю, Влад действительно искал в Сети информацию о местах отдыха. Приехал сюда, посмотрел, не понравилось, уехал.

— Вот так, да? Мы пилили столько километров, чтобы похлопать глазами?

— Что ты предлагаешь?

— Я пить хочу. Давай хоть попробуем их знаменитую минералку.

Вода оказалась приятной на вкус, холодной. Путешественники набрали пару бутылок с собой.

— Есть идея, — повеселел Матвей. — Надо поговорить с гаишниками. Серебристый джип в небольшом городке — машина приметная. Вдруг кто-то обратил на нее внимание?

На сей раз им повезло. Первый же сотрудник дорожно-патрульной службы вспомнил, что видел такой автомобиль.

— Мы друга ищем, — объяснил Карелин. — Ехали вместе, потом он оторвался и как в воду канул. На звонки не отвечает. Не случилось ли чего?

— Я бы не обратил внимания, — сказал патрульный. — Но ваш друг сильно превысил скорость, чуть не создал аварийную ситуацию. Пришлось его остановить, проверить документы и прочее. Знаете, это давно было — дней десять назад или больше.

— Так мы и потеряли его давно, — не растерялась Астра. — Пытались догнать, не получилось. Погостили у родственников, теперь возвращаемся в Москву и на обратном пути снова ищем. Звонили ему домой, мать говорит, он еще не приехал.

— Да, на трассе всякое бывает.

— Вы фамилию нарушителя не вспомните? Мало ли одинаковых машин?

Она была очень убедительна в роли женщины, всерьез озабоченной судьбой друга. Молоденький патрульный ей поверил. Он отошел в сторонку, связался с кем-то, потом вернулся со словами:

— Кажется, Неверов его фамилия была. Напарник подсказал. У него не память, а фотоаппарат. Раз увидел, щелкнул — есть кадр.

Астра просияла — она готова была расцеловать парня. Не зря они тащились в такую даль! Неверов все-таки здесь.

— А где вы остановили его машину? В центре города или на окраине?

— Кажется, на Н-ской улице, — охотно пояснил патрульный. — Потом джип поехал дальше. А остался он в городе или нет, не знаю. Больше мне на глаза не попадался.

— Вы нам очень помогли, — проникновенно произнесла Астра. — Спасибо!

На улице, которую назвал патрульный, росли плакучие березы. Их нежная листва ласково шелестела, и ветер раздувал висячие ветки, как девичьи волосы. Вдоль двухэтажных деревянных домов тянулись запущенные палисадники, над кустами шиповника вились пчелы.

«Неверов проезжал здесь случайно или с какой-то целью? — думал Матвей. — Возможно, хотел снять жилье на время отдыха. Если он это сделал, то машина должна стоять в одном из дворов».

Астра ощущала в груди тревожный холодок: значит, они напали на след. Где-то совсем рядом кончик той ниточки, за которую потянешь — клубок и распутается.

Улица уходила вниз, к реке, домики стали одноэтажными, а заборы более добротными. Попадались новые срубы.

— Небось богатые петербуржцы скупают участки, — сказал Матвей. — Строят дачи над рекой. Место курортное. Озера, целебные источники, грязи, красотища кругом. Не исключено, что Неверов тоже присматривал участок для дачи. Надо же куда-то вкладывать наворованные в компании деньги.

— Ты считаешь его вором?

— Люди с чистой совестью не прячутся.

— Тогда нам следует посетить здешнее агентство недвижимости, — загорелась Астра.

— Подожди. Мы пока что ищем серебристый джип.

Но ни в одном дворе, куда им удалось заглянуть, такого автомобиля не было. Из-за заборов лаяли собаки.

— В гаражи нас никто не пустит, — уныло протянула Астра. — Да и гаражей-то нормальных не видно.

— Машину можно загнать за дом. Сады вокруг старые, густые; за деревьями не то что джип, танк укроется.

— Что же нам, каждый двор обшаривать?

— Надо было об этом раньше думать, — усмехнулся Карелин. — А теперь, госпожа Груздь, полезайте в кузов!

— Я просто устала… — буркнула она. — И проголодалась.

— Терпи.

По улице вразвалочку прогуливались подростки, по всему видать, местные. Парни пили пиво из банок, девушки курили. Молодежь явно была под хмельком. Матвей легко нашел с ними общий язык. Попросил зажигалку, угостил дорогими сигаретами. Девушки жеманились, хихикали. Слово за слово, он спросил о джипе.

— Друга ищем, — придерживался он первоначальной «легенды». — Мы на вашей улице домик собирались снять. Влад вперед поехал, обещал позвонить. И молчок!

— Прикалывается… — предположила одна из девчонок.

— А нам не смешно! Темнеет уже, спать охота. Выехали мы из Питера ни свет ни заря, спешили, на обед даже не останавливались. За его джипом не угонишься! Может, кто из вас видел его тачку?

— Джип, говорите? — заинтересовался крепко сбитый паренек в спортивных штанах и тенниске. — Какого цвета?

— Серебристая «Хонда».

— Кажется, у нашего соседа на заднем дворе стоит такая, — сказал паренек. — Только она давно стоит, больше недели.

— Ты бы еще про царя Гороха вспомнил! — засмеялись девчонки. — Говорит же человек, они сегодня из Питера выехали. Се-год-ня!

— Нужно взглянуть, — со всей серьезностью произнес Карелин. — Чем черт не шутит?

— Вообще-то у нашего соседа постоянно гости, — сконфузился подросток. — Он это, охотничьими делами занимается. Ну, возит мужиков на охоту. Места знает, со всеми егерями дружбу водит.

— Так ведь не сезон сейчас. Охота запрещена.

— У кого деньги водятся, для тех всегда сезон! — ухмыльнулись парни.

— Ладно, покажи, где сосед живет, — попросил Матвей. — Как его зовут, кстати?

— Шемякин, Егор Петрович. Только я с вами не пойду. Не хочу, чтобы он на меня отцу нажаловался.

— Вован к его дочке клинья подбивает! — захохотали подростки.

— Хватит вам… — без обиды буркнул паренек. — Во-о-он тот забор! — показал он Матвею на высокий коричневый штакетник, за которым буйно росла калина. — Лучше в калитку не входить. У него собак тьма!

Егор Шемякин оказался мужчиной средних лет с военной выправкой, одетым в камуфляжные брюки и безрукавку. Он цыкнул на собак, пропустил Матвея и Астру во двор.

— Мы ищем Влада Неверова, — прямо заявила она. — Он говорил, что заедет к вам. Насчет охоты.

Хозяин молча изучал взглядом посетителей. Кто такие? Зачем пришли?

— Мы его друзья, — пояснил Матвей. — Целый год собирались на кабана. Нам посоветовали обратиться к вам.

— Кто посоветовал?

— Охотники. Говорят, вы можете настоящее «сафари» устроить за соответствующее вознаграждение.

— Приезжайте, когда откроется сезон.

— Разве Влад не решил с вами этот вопрос?

Егор Петрович потерял терпение:

— Понятия не имею, что вам наплели про меня! Я не браконьер.

— Послушайте, позовите Влада, и мы все обсудим, — предложила Астра. — Мы вам заплатим.

— Мало того, что он свою тачку тут оставил, так еще и приятелей натравил! — взвился Шемякин. — Вы не за того меня принимаете, господа! Я сам вашего Неверова ищу. Пусть забирает джип! У меня частный дом, а не парковочная площадка.