О жизни так, как есть

Наталья Трубникова

Жизнь, как мгновение, как один взмах ресниц. Мы рождаемся, учимся, создаём семьи, сталкиваемся с предательством, непониманием, болезнями… Падаем и вновь поднимаемся, чтобы Жить! Чтобы поймать это мгновение и запомнить его. Цените момент здесь и сейчас. Другой Жизни у нас с вами не будет.

Сладкие грёзы

Когда мы ещё совсем маленькие, то не задумываемся, насколько для нас в будущем станут важными воспоминания… Мы балуемся, растём, учимся, ошибаемся. Встречаем разных людей, дружим, расстаёмся, влюбляемся, ссоримся. Но ни на секунду не останавливаемся. Бежим, спешим, живём… И только когда у нас самих появляются дети, мы вдруг начинаем проводить параллель, а какими сами были в 5, 7, 10, 15 лет? Многое ли вам удаётся вспомнить? И насколько вы честны перед собой, перед своими детьми в ваших воспоминаниях?

Я помню короткие отрывки, начиная с пятилетнего возраста. Вот мама везёт меня в садик зимой на санках. Жили мы в то время на Дальнем Востоке, а зимы там, хочу вам сказать, не сравнятся с Центрально-Чернозёмными, куда мы переехали позже. Сугробы доставали порой окон первых этажей! А на мне, как сейчас помню — клетчатое красное пальто, валенки, вязаная шапка и коричневый шарфик. Как мы не мёрзли тогда? Ведь сейчас у наших детей: пуховики, натуральные шубки, термобельё, шерстяные свитера и обувь из эко кожи. Мы даже не знали, что такое может быть! Но ведь не мёрзли! И болели намного реже! Кстати, помню и чудодейственные бабушкины варенья из малины или клубники, которые она присылала нам на другой конец света по почте в деревянных ящиках, густо переложив газетами. Чем нам лечили простуду? Да вот этим замечательным вареньем, космическими банками, в которые отец подносил спички с синим пламенем, а потом быстро прикладывал на спину. И мы через одного ходили в зимний период с красивыми синяками, меряясь у кого их больше. Или «душераздирающие» горчичники, которые щипали так, что сил терпеть не было. И когда родители отлучались из комнаты, я приподнимала краешек и дула себе на грудь или аккуратно чесала раскрасневшуюся кожу, чтобы хоть как-то выдержать положенное время. А вот парить ножки в горячей воде (всё с той же горчицей) любила. И надевая колючие шерстяные носки, после всех процедур, нас укладывали под пуховое одеяло. И читали книги. Или мы сами читали, пока глаза не смыкались в приятной неге.

А вот ещё — помню, как у нас в детском саду над беседкой жил крестовик. Это самый распространённый паук в Приморском крае. Встретить их можно было где угодно, но почему-то я запомнила его именно там, под козырьком крыши, в огромной паутине. И играясь в песочнице, постоянно поглядывала на крестовика, не спустился ли он к нам поближе.

Или помню, как мы, прячась от воспитателей, грызли сосульки. Такими они нам казались вкусными! Воображая, словно в руках у нас мороженое, мы облизывали их, соревнуясь, кто быстрее расправится. То ли после этих ледяных лакомств, то ли по другой причине — я оказалась в больнице с желтухой. Что было самым страшным — меня положили одну. Маленькую девочку без родителей! В общей, со взрослыми, палате. И ни раз уже в настоящее время, когда мои дети частенько оказывались в здании больниц по разным поводам, я в ужасе представляла себя — пятилетнюю, с чужими людьми, с жестокими медсёстрами, которые ставили капельницы, кололи уколы и никто… никто меня после всех процедур не жалел и не обнимал. Единственной моей отдушиной был дядя Юра из соседней палаты. Украдкой я сбегала к нему, а он так ловко мастерил мне из проводов использованных капельниц разные игрушки: рыбок, человечков, что казался просто волшебником. И помню, что мне приходилось прятаться под его кроватью, когда по коридору слышались шаги медперсонала. Только сейчас я понимаю, что мы лежали в инфекции и больным нельзя было общаться друг с другом.

И последнее, что осталось ещё в моей памяти от пятилетнего возраста — это как нам нравилось ходить в магазины. Покупали мы совсем простые продукты: молоко, хлеб, масло. Когда оставалась сдача — позволяли купить себе брикет сухого киселя. Думаете мы несли его домой? Нет! Там же, спустившись со ступенек магазина, мы разрывали бумагу и, вдыхая клубничный аромат, откусывали добротный кусок сухой смеси. И сразу же губы начинали слипаться вместе с щеками, но нам так это нравилось! Что творилось потом в наших желудках, я не знаю — но мы выросли живые и здоровые. И вкуснее того киселя, той корки хлеба, которую мы тоже надкусывали по дороге домой, я ничего не ела!