Прислушалась: а это дождь

Наташа Кер (2023)

А что, если двадцать пять лет спустя ты снова закрутила роман со своей первой любовью? Главная героиня Зося давно живет в Париже и ведет размеренную жизнь.Получив грустную новость о смерти отца, она возвращается в город детства, Питер.Спустя много лет Зося снова встречается с крышами и мостами, друзьями и близкими ей людьми. Но захочет ли тот, от кого она когда-то удрала на край света, снова ее увидеть?Что говорят друг другу двое, встретившись через четверть жизни? Да и нужны ли здесь слова..

Глава 5. 06.12.1992 Саша

Была зима. Такая, какие бывали тридцать лет назад. Снег глыбами лежал на улицах или кис под толстым слоем соли. Сосульки размером с человеческий рост угрожающе свисали с крыш домов. Пироги снега съезжали с крыш, как только хоть чуть-чуть теплело.

Мы без конца ходили по парку, толкали друг друга в снег, целовались на холоде и прогуливали вечерние занятия для поступления в институт. Точнее, прогуливал я. Зося ходила, а я таскался с ней и сидел на ее уроках. На кафедре не топили. Все грелись в куртках. Опушка ее фиолетового пальто, слипшаяся сосульками от мороза, вечно залетала ко мне в рот. Мы беззвучно хихикали на последнем ряду и обнимались, отплевываясь от меха.

В тот вечер забежали к ней домой на пятый этаж. Бежали на перегонки. Я, как всегда обогнал. У дверей мы остановились, она два раза щелкнула ключом.

— Раздевайся. Пошли погреем руки горячей водой в ванной.

Мы приходили в ванную, включали воду и забывали обо всем. Я присаживался на бортике, а она стояла близко близко. У нее были ледяные краснющие щеки и тонкие холодные пальцы, которые она имела привычку запускать ко мне под свитер. Раздразнив меня, она понеслась на кухню.

— О, мама оставила записку.

— Ну и? — мне уже явно было не до записок.

— Сварите щи на вечер. — Далее следовал последовательный рецепт: «Пассеруем лук» — начала читать Зося. Я расхохотался: «Серьезно? А просто обжарить — никак?»

Итак, мы взялись готовить. Пассеровали, шинковали, целовались и опять шинковали. Добавляли соль и сахар, пробовали из поварешки, хохотали и прыскали кислой капустой друг другу в лицо. Пересыпали перца, безнадежно попытались его выловить. Наконец, все было готово и мы, закрыв крышкой сомнительное варево, оставили его «томиться на медленном огне».

На мне был пиджак, единственный тогда в моем шкафу: серо-бежевый в елочку. «Say you, say me» — пело радио голосом Лайнела Риччи на углу журчащего холодильника. Зося вдруг прижалась ко мне и подняла глаза.

— Знаешь, я хочу тебе что-то сказать.

— Говори, — я гладил ее шею, чуть отодвинув волосы в сторону.

— Я..я..

— Что? Что? — мне вдруг стало жарко. Хотелось снять пиджак, свитер, рубашку.

— Я не знаю, как сказать, — она вдруг еще больше покраснела и заулыбалась.

Опустила голову, прижалась ко мне всем телом. Я обнял ее и легонько поцеловал в макушку.

— Ну что ты? Что? — спрашивал и спрашивал я, пытаясь заглянуть ей в глаза.

— Мне кажется. Я не знаю. Я.. я..Она подняла глаза, и я вдруг увидел слезы. Она улыбалась и плакала одновременно. И я вдруг тоже ощутил, что плачу. Я наклонился к ней, слизнул слезинку, потом другую. Прижался своей мокрой щекой к ее щеке. Мы вдруг разом захохотали. Она шмыгнула носом и уткнулась в мой свитер.

— Я тоже хочу что-то тебе сказать, — неожиданно прошептал я куда-то ей в затылок.

— Давай месте? — она вытерла слезы и теперь смотрела на меня спокойно, просто улыбаясь.

— Давай. — Я немного отстранил ее от себя, чтобы видеть ее глаза. Она светилась.

— У тебя счастливые глаза, — сказала вдруг она.

— И у тебя. Все. Давай, концентрируемся. — сказал я.

— Я, — сказала она.

— Тебя, — я ощущал, как стучало в горле сердце.

— Люблю, — она засмеялась и спряталась в моем пиджаке. А затем подняла на меня смеющееся лицо, все еще мокрое от слез. В двери повернулся ключ.

— Доча, почему так горелым пахнет?

Я приоткрыл крышку кастрюли. На дне кочевряжилась прикипевшая ко дну капуста и когда-то золотистый «пассерованный» лук.