Город моего сердца

Ника Черменская

Психологический роман о возвращении к себе, поиске своего места в жизни и предназначения. Эта книга похожа на метафорические карты. В ней каждый найдет ответ на свой вопрос: с чего начать изменения в жизни, или как наконец отпустить человека?Переводчица Амалия в один день решает бросить все и переехать в другую страну. В город, который она увидела на той самой метафорической карте. И с этого начинается ее новая жизнь – новое место, интересы, люди… Но почему все кажется настолько знакомым?

Глава 8

— Спасибо за помощь, — Оливия забирает у меня из рук очередную коробку. Я в ее квартире, на стуле, достаю вещи с антресоли.

— Не за что, всегда рада помочь.

Прошло чуть больше месяца с тех пор, как я сюда переехала. Иногда ловлю себя на мысли, что прошлое — это такой длинный-длинный сон, после которого наконец-то очнулась. Или книга, в которую погружаешься с головой, а когда она заканчивается, некоторое время приходишь в себя и осознаешь, что все произошло с ее персонажами, а не тобой. И вроде все, что в ней описано, будто теперь — часть твоего опыта. И в то же время, это не так.

— Адель, теперь вон ту коробку, справа, — показывает Оливия. Послушно вынимаю тяжелый картонный ящик, и передаю ей. Когда я сюда вошла, это была большая уютная гостинная, немного старомодная, со шкафом цвета дуба во всю стену. Во всю стену — это не преувеличение. Он действительно занимает все пространство от одной стены до другой, от пола и до потолка. Часть полок открытые — на них стоят фотографии семьи Оливии и ее друзей, а также книги. Целая библиотека, в которой перемешаны классика и современность, любовь и документалистика, соотечественники и иностранцы. Такая же пестрая и многогранная, как и ее хозяйка.

— Спускайся, сейчас разберемся с этим, а потом достанем еще, — уходит на кухню и возвращается с ножом для фруктов. Маленький и острый, прекрасно справляется со скотчем на коробке. Аккуратно слезаю со стула, и уже на полу замечаю:

— Ну и хаос мы здесь развели!

Действительно, комната сейчас выглядит так, словно было совершено ограбление или хозяйка готовится к переезду. Дверцы шкафа открыты, вещи брошены на них, на стол, диван, кресла, пакеты и коробки.

— Это точно. Зато потом какие будут простор и свобода. Давно нужно было разобраться со всем этим старьем, — Оливия резко замолкает. Коробка перед ней открыта.

— Что там такое? — подхожу, но она резко встает, закрывает собой коробку.

— Сентиментальные глупости, давай оставим на потом. Хочу сначала разобрать остальное, — это выглядит странно, но я соглашаюсь. Мы разбираем старые лыжные костюмы, винтажные платья, потертые сумки, сувенирные статуэтки, посуду и журналы. Иногда среди вещей попадаются резко отличающиеся по стилю — забытые прежними квартирантами.

— Я собирала их перед тем, как вселить нового жильца. Вдруг среди них есть что-то важное, что хозяева захотят вернуть? А потом как-то забывала выкинуть.

— А здесь что? — открываю небольшую обувную коробку. — Пластинки?! Оливия, у вас есть патефон?

— Да, в правом ящике, — она перешагивает мешок со старой одеждой и достает темно-коричневый потертый чемодан. Отодвигает стопку журналов на угол стола и ставит его там, открывает. Это и есть патефон.

— Давай что-нибудь, — продолжает она возиться с устройством. Вытягиваю верхнюю пластинку и отношу ей. Смотрю как бережно устанавливает пластинку, крутит ручку, затем наклоняется и ставит иголку на какую-то особую точку, которая не отличается от других. Сначала слышно лишь легкое потрескивание. Затем едва слышно, медленно играет пара нот. Замираю, прислушиваясь. Постепенно мелодия нарастает, становится ярче и вместе с тем нежнее. Саксофон! Не американский тягучий джаз, а легкие, мелодичные переливы. Оливия стоит, прикрыв глаза. Закрываю свои. Какая чудесная мелодия.

Какое-то время мы не двигаемся, околдованные ею. Потом начинается другая композиция, более быстрая, тоже саксофон, но под аккомпанемент фортепиано. И комната будто бы преображается — вместо старья я вижу историю. Реликвии, уникальные по своей сути. Становится жаль отпускать каждую из них. Если он не нужны Оливии, может, забрать себе? Ведь ничего подобного тому, что вижу здесь, я не найду больше нигде и никогда.

— Жан Мари Лонде кс, — читаю карандашную пометку на уголке картонки, в которой лежала пластинка.

— Он настоящий волшебник. Француз во всем, — кивает хозяйка, а затем возвращается к той стопке платьев, которую разбирала до этого. Решаюсь спросить:

— А вам не грустно расставаться со всеми этими вещами?

— Расставаться всегда грустно. Со многими из них связаны теплые воспоминания. Но если хранить все, можно не заметить самое ценное.

Сажусь рядом, и помогаю складывать одежду в аккуратные стопки.

— Понимаешь, в прошлом есть удивительные сокровища, которые не должны покидать нашу жизнь просто потому, что появилось нечто более современное. Но кем бы я была, если бы выкинула патефон, когда сын привез мне первый магнитофон? Да, на нем не послушаешь радио, не узнаешь, что сейчас популярно и какие песни слушает молодежь. Но зато можно вечером просто покрутить ручку, поставить иглу на пластинку и перенестись в тот момент, когда мы с мужем слушали его вживую. Наш медовый месяц в Бордо. Это чудо. Сокровище, понимаешь?

Я киваю. Но сейчас каждая вещь кажется мне таким сокровищем, о чем я и говорю Оливии.

— Потому что ты чувствуешь себя, как в музее. Для тебя все здесь пропитано тайной и историей. А для меня это платье — просто что-то, что можно было носить, когда я поправилась после рождения Жана. С не связано воспоминаний, и тогда такие носили многие. Это просто вещь из прошлого. Но она хорошо сохранилась, поэтому убери вон в тот пакет — отнесем в секонд хенд, возможно, кому-то из любителей винтажа оно понадобится.

— Вы так говорите, как будто мы сейчас пойдем выставлять часть вещей на e-Bay, — улыбаюсь я, начиная понимать ее логику.

— Если тебе это интересно. Я предпочитаю просто отдавать их в секонд хенд или ретро магазинчик. А там уже разбираются, что ценно, что нет, и выставляют на продажу или относят в центры помощи.

— На самом деле, не очень. Видимо, от Софи Аморузо я далека. Не люблю возиться с поиском покупателей.

— Зато любишь с текстами? — Оливия внимательно смотрит мне в глаза. Будто подозревает во лжи.

— Я люблю читать. А когда понимаю, что своими переводами дам возможность узнать произведения большему количеству читателей, чувствую себя полезной. Но когда нужно перевести что-то по работе, понимаю, что лингвист из меня отвратительный. Я не плохо работаю с текстами, но страстью это точно не назовешь.

— Тогда почему выучилась на переводчика?

— Не знаю. Иногда мне кажется, что я просто с рождения говорила на французском. Наверное, пошла по пути наименьшего сопротивления.

— Похоже на правду, — кивает женщина скорее своим мыслям, чем в ответ на мою реплику. Затем улыбается, будто берет себя в руки, и спрашивает:

— Хотела бы взять что-то из этого себе? Может, тут есть что-то винтажное, но интересное. Мода ведь циклична. И если что, все можно перешить.

— Спасибо, — порываюсь обнять хозяйку, но для этого нужно перелезть через башню из только что сложенной одежды. Лучше не рисковать.

Еще пару часов мы разбираем одежду, раскладываем ее по мешкам и полкам. Немного памятных, красивых или новых и стильных вещей Оливия повесила в другом шкафу, в спальне хозяйки. Или сложила там же в комоде. Большую же часть мы упаковали до вечера — за ними приедет кто-то из ее знакомых, отвезет в магазин.

Еще раз просматриваю свою стопку — несколько винтажных платьев, оригинального кроя брюки и юбка, ретро джинсы и пара безумно дорогих, но слегка поношенных сумок, которые Оливия не хочет оставлять из-за свободной формы. Оказалось, она — рьяный приверженец жестких форм и четкой геометрии. Для нее даже круглая сумка лучше «этого мешкообразного безумия хипстеров». А мне кажется, что они крутые.

В шкафу в гостинной остаются только те вещи, которым там действительно место — коллекция пластинок, книги, сервиз из безумно тонкого фарфора и другие памятные, раритетные или дорогие Оливии вещи. На одной из полок ставим коробку с фотографиями — нужно купить для них альбом. Патефон занимает прежнее место, потому что ни на одной открытой полке не помещается. На антресоль возвращаются пластиковые прозрачные контейнеры с елочными игрушками, зимней одеждой, лыжи и прочие мелочи.

— Остались финальные штрихи, и мы свободны, — сажусь на кресло и пододвигаю к себе одну из оставшихся коробок, легкую, но объемную, будто от телевизора. Открываю и пару секунд пытаюсь осмыслить увиденное.

— Оливия, а кем вы работаете?

— Работала. Сейчас живу на квартирную плату, — отзывается она, протирая оставшиеся свободными полки.

— Так кем?

— Секретарем, бухгалтером, одно время вела финансы в фирме мужа. А что?

— Не швеей…

Не замечаю, как Оливия подходит ко мне. Это та самая коробка, которую она от меня закрывала. Внутри — разобранный манекен, измерительная лента, ножницы, подушка с иголками и несколько толстых тетрадей.

— Можешь посмотреть тетради, — предлагает она, присаживается рядом. Киваю. Открываю их. Зарисовки одежды. Сочные цвета, оригинальный крой. Много ассиметрии, захлеста и других оригинальных элементов. А главное — все удивительно просто и лаконично. Очень красиво!

— Чье это?

— Одной квартирантки.

— Она очень талантливая. Почему не вернулась за всем этим?

— Видимо, там, куда она переехала, это не нужно, — пожимает плечами женщина. И затем спрашивает:

— Любишь шить?

Я вспоминаю, как подростком много времени проводила за рисованием эскизов и воплощением своих идей. Тогда это было единственной страстью. Не помню, почему бросила это. Наверное, после поступления перестало хватать времени. Пытаюсь почувствовать, любила ли я это. Не знаю. Люблю ли сейчас? Тоже.

— Не знаю, — отвечаю честно. — Давно не брала иголку в руки.

— Судя по тому, что ты сегодня навыбирала, скоро узнаешь. Нужно привнести в это старье стиль и видение, не находишь? Нельзя просто взять вещь из прошлого века, и попытаться носить ее сейчас, не обыграв. Согласна?

— Да, — не могу оторвать глаз от тетради. Марк говорил, что я не стремлюсь ко вниманию. Но эти яркие цвета и смелые формы меня не пугают. Наоборот! В груди поднимается знакомый жар. Последний раз чувствовала подобное, когда переезжала. Почему-то мысль о том, чтобы выйти на улицу в подобном, завораживает.

— Не помните, как звали ту квартирантку? Может, найду ее в сети, вдруг она до сих пор шьет.

— Помню, но это бесполезно. Я точно знаю, что она уже давно не брала иголку в руки.

— Та самая?

— Да.

— А чем она занимается?

— Фрилансит, зарабатывает головой, но не креативом, и не руками, — как-то неопределенно качает головой Оливия.

— Жаль. Одежда потрясающая!

— Тебе нравится, — она пару секунд сидит, чуть нахмурившись, будто вспоминает. Затем быстро ныряет в другую коробку, роется в ней пару минут, а затем достает черный пластиковый для одежды. Расстегивает. Вижу внутри нечто ярко-желтое.

— Держи, это она сшила мне когда-то. Но вкус с годами изменился, сейчас храню его только как память.

Это плащ. Двубортный, чуть ниже колена, приталенный, чем-то напоминает платье. И невообразимо яркий. Сначала хочу отказаться — не думала, что вживую это выглядит так смело. Может, все-таки не мое? Но ведь секунду назад была готова искать ее в сети, лишь бы надеть что-то столь яркое!

— Хорошо, давайте примерю, — забираю плащ, иду в прихожую — там есть зеркало в полный рост. Встаю спиной к нему. Надеваю. Зажмуриваюсь. Считаю до трех, оборачиваюсь. Открываю глаза.

Это не я. И это я. Больше я, чем когда-либо. Но не та я, которой была минуту назад. Делаю шаг к зеркалу. Наклоняюсь, рассматриваю отражение. Как блестят глаза! Улыбаюсь. Такая счастливая! Шаг назад. Поворачиваюсь то одной стороной, то другой. Смотрю через плечо. Со спины тоже красиво. Но дело даже не в красоте. Это я! Это то, какой я должна быть на самом деле. Какой бываю только во снах.

В глазах собираются слезы. Неужели простой плащ может вызвать столько эмоций?

— Выглядит превосходно, — одобрительно кивает Оливия. У нее тоже блестят глаза.

— Спасибо, — шепчу я. И в этот момент понимаю — научусь. Вспомню, как держать иголку. Если у той девушки жизнь сложилась как-то иначе, это не значит, что я не смогу носить всю эту красоту. В конце концов, она бросила эти рисунки. Почему мне не воспользоваться ими?

— Оливия, можно я заберу ту коробку для шитья? Хочу вспомнить, что умею.

— Конечно, — кивает хозяйка, подходит и порывисто прижимает меня к себе. Быстро отпускает.

— Рада, что тебе нравится, — в ее глазах стоят слезы. Может, вспоминает ту девушку. А может, что-то другое, связанное с этим плащом.

— Кажется, я поняла, что вы говорили о сокровищах, — снимаю, отношу в гостиную и бережно складываю подарок в швейную коробку.

— Хорошо. А теперь отнеси это к себе, и возвращайся, поможешь перенести пакеты в прихожую, — кивает Оливия. Замечаю, как она открывает маленькую коробку с надписью «хрупко». Подхватываю отобранные вещи и иду к себе.

Закрываю за собой дверь. Ловлю чувство — происходит что-то важное. Пока не понимаю, что, но что-то очень важное. И прекрасное. Да.