Кровавый и непокорённый

Николай Анатольевич Кривошея

Бродяга – это типичный герой поколения девяностых и нулевых. Сумасшедший мясник, чудовище, способное только причинять боль и страдания. Неокрепшая страна, отсутствие любящей семьи, перспектив в жизни, душили уверенность в светлое будущее. Именно поэтому главный герой окунается в омут холода, жестокости и крови. Несмотря на испытания, несмотря на все его зверства, в душе он остаётся романтиком, который все ещё надеется на возвращение к привычной жизни. Это и не даёт ему сойти с ума.

Кровь и наркотики. Часть II

Тихонько пошел к дому, пройдя минут пять по тихим деревенским улочкам, от самого вокзала, не встретив ни души, в принципе, меня это ничуть не удивило. Маленькая, глухая деревушка, чего еще можно ждать? Я повернул, наконец, за угол и увидел знакомые до боли ворота из листов алюминия. Пожалуй, я сильно слукавлю если скажу, что Бродяга — это частый гость в этих местах, но всё же с каждым приездом в душе возникает чувство, что я и не уезжал отсюда никогда. Дома моих родных были по левую сторону улицы, второй и третий. Во втором жили дедушка с бабушкой, а за их домом, стоял дом моего дяди, по линии отца, и его семьи, его жены и двух дочек. Я по обыкновению с силой навалился на ручку и открыл дверь в воротах, перед моими глазами открылся до боли знакомый двор. За все года, которые я был здесь, ничего не изменилось. Меня приветливо встретил старенький дом из белого кирпича, который местами уже немного потрескался. Я робко переступил порог и вошёл во двор. Как это обычно бывает во время моих приездов сюда, меня никто не встречал. Ну… Разве что только гуси приветливо размахивали крыльями и крякали от всей души. То ли приветствуя, то ли предупреждая хозяев о визите нежданного гостя. Мне уже и не зачем было задумываться о том, почему всегда меня никто не встречает, я чётко знал, что деревенская жизнь слишком суетная, как говорил Тимур в таких случаях: «даже поссать некогда». Я прошел пару шагов вперед и встал на толстые листы железа, лежавшие по центру двора, окинул взглядом двор. Все было как обычно — по-старому, казалось, что ничего здесь никогда не меняется. Справа от меня стоял старенький гараж, я до сих пор не понимаю, из чего он был сделан, частично из досок, частично из шпал, частично из чего-то мне неведомого. Из крыши гаража, параллельно земле торчало толстое деревянное бревно, на которое в своё время дед вешал качели, когда я еще приезжал к ним совсем ещё маленький. Внутри самого гаража сиротливо нашел свой последний приют старенький мотоцикл с самодельной люлькой. Дед рассказывал, что он его сам сделал, еще в послевоенные годы, из всего того, что в колхозе нашел. На первый взгляд, казалось, эта рухлядь еще царя видела, но я-то знал, что он еще на ходу. Вот только кончится у деда сено, так он сразу заведет своего верного, железного коня. Чуть поодаль от гаража, в центре двора, занимая почти все свободное место уютного дворика, стоял трактор, по большому счёту, не трудно догадаться, что дед собрал своими руками и его. Дальше, за трактором, в огород, я заходить не стал. Разувшись в веранде, я прошел в дом. Поднялся по ступенькам, открыл железную дверь и прошёл на кухню. На кухне меня встретили дед с бабушкой, называть вам их имена не вижу смысла. Давно они меня не видели. Мы посидели, поговорили, о том, о сём. Ну… Знаешь… Как это часто бывает при встрече родни, они рассказали о своих делах и новостях, я рассказал о своих. Хотя, если по правде мои дела их мало волновали, точнее будет сказать, что они не волновали их вообще, впрочем, как и я сам, но всё же, родня есть родня, какой бы плохой она не была. Какой-то мудрый человек когда-то сказал: «Уважать всех ты не должен, но относиться уважительно обязан — это твоё воспитание». Собственно, я так и поступаю. Нет, нет, я не в коем случае не говорю, что они плохие и всё такое… хотя, с другой стороны, это очень спорный вопрос… но это уже как вы поняли другая и очень длинная история, достойная, наверное, отдельного упоминания этой книге. После запоздалого завтрака на скорую руку, для меня завтрака, для них обеда, я по обыкновению спросил, могу ли я чем-то им помочь по хозяйству. Тут же, как по щучьему велению нашлась работа. Сказать, что её было много это ничего не сказать, её было дофига! Но я ничего, другого и не ждал. Такое случалось, каждый раз, когда я приезжал сюда. Остаток дня пронёсся для меня на одном дыхании: прополи огород, почисти сарай, натаскай воды на кладбище, дай поросятам, приготовь сено, покорми голубей, сходи за коровами.

В общем, пришёл в себя я только после знатной бани, уже ближе к ночи. Немного попарившись, я вышел из бани и дошёл до скамейки, которая стояла вне двора, то есть по ту сторону забора, на улице. Присел я тут в надежде «отойти» от баньки и от веников, которыми мой дядя Юра любезно «избивал» меня последние минут двадцать и немножечко побалдеть. Минут десять я просидел на лавочке без единого движения, в почти уже полуночной тиши, тупо смотря на забор, который находился по другую сторону дороги. Уже было темно, на часах, наверное, было около одиннадцати или двенадцати часов вечера. По почти уже ночной дороге никто не проходил, ни одна живая душа. Коровы давно разошлись по своим хозяевам на вечернюю дойку, даже кошки не пробегали. Остался только я, один на один со стрекотанием сверчков, возникающими, как будто из не откуда, первых звёзд и блаженной ночной прохладой. Просидел на лавочке у дороги минут десять, все это время я смотрел на забор на противоположной стороне дороги, не отводя глаз. Забор всегда казался меня весьма и весьма странным. Он был слишком уж высокий, даже по деревенским меркам, без единой щелки, весь из дерева. Из-за забора виднелась крыша солидного, длинного особняка. Этот дом был не ровня старым и ветхим покосившимся деревенским домам, окружавшим его. Я знал, кто тут живёт. Это была очень большая семья, то ли цыган, то ли армян. Главу семьи зовут, кажется, Ахмед. Имена его трех жен за давностью лет сейчас я уже и не вспомню, а детей уж тем более. Я не слишком разбирался в этнографии и национальности этой семьи, да мне и дело до них особого не было, живут и пускай живут. Я медленно прикрыл усталые глаза. Стрекотание сверчков резко заглушил донесшийся со станции голос громкоговорителя с вокзала. Затем, минут через пять устало прошёл гружёный товарняк. Я, наверное, просидел с закрытыми глазами, вслушиваясь в тишину и находясь в экстазе от воздуха, места и просто духа, который здесь обитает минут двадцать пять. Да, это именно то место. Место, где я могу отдохнуть морально по-настоящему и набраться сил. Ни одно другое место, ни на каком-либо континенте, ни на какой-либо планете и ни в какой-либо реальности не заменит его. Уверен, что у каждого человека такое место есть, в которое он каждый раз едет с трепетом в душе и с замиранием сердца, а по приезде в такое туда, ликует как мальчишка, получивший на новый год долгожданный подарок. Но вдруг со двора нашего дома послышались шаркающие шаги. Почему-то это не выдернуло меня из океана блаженства, в котором моё бренное тело тогда находилось, я даже не открыл глаза. Я и без зрения мог сказать, кто это был. Скрипнула ручка на двери калитки и массивная железная дверь в воротах с шумом отворилась. Через пару секунд справа от меня на лавочку сел дед. Он что-то резво проговорил, и я ничуть не удивился тому, что я ничего не понял из того, что он сказал. Он говорил с очень сильным украинским акцентом. Хоть он и говорил по-русски, но его акцент сбивал все попытки понять суть его слов. И как правило, любую первую его фразу я не понимал и пропускал мимо ушей.

«Эка ночка сегодня вышла», — сквозь акцент с трудом сумел разобрать я.

«Да, не то слово», — сказал я, не открывая глаз. «Так хорошо, так тихо, спокойно. Век бы сидел тут», — не открывая глаз, продолжал я.

Дед промолчал.

«Знаешь, я вот что заметил», — сразу начал я.

«Мммм», — донеслось в ответ.

«Ты весь день ходишь как тень, весь в себе. Что-то случилось?» — поинтересовался я у старика.

«Да что может случиться, внучок? Да помаленьку всё, помаленьку», — улыбаясь, ответил он.

Но даже не открывая глаз, по одному только его голосу было слышно, что эти позитив и беспечность были наиграны.

«Не, ну я же вижу, что что-то не так», — настаивал я. Я открыл глаза и повернулся к нему лицом.

Так мы препирались минут пять семь. Затем он резко выпрямился, посмотрел на часы и огляделся. Немного помешкав, он сказал:

«Бабка ведать корову подоила уже и сейчас ужин готовит», — многозначительно сказал дед, осматриваясь по сторонам.

«Ну… Наверное, да», — неуверенно протянул я, не совсем понимая к чему он клонит весь этот разговор. Но по правде говоря, я в дневной своей суете упустил ее из виду и доподлинно не знал, где она и чем занимается.

«В общем, был на днях случай гадкий», — нехотя вымолвил дед, опустив голову.

«Что за случай?», — с нетерпением выпалил я. В голове промелькнула мысль, что что-то тут не чисто, ведь он никогда не говорил о своих проблемах, кому бы то ни было, тем более мне.

«Да как тебе сказать…», — снова нехотя начинал дед, как бы жалея о том, что вообще это разговор начался.

«Есть тут один Ахмед, ну ты его не знаешь», — продолжал дед и исподлобья покосился на высокий забор через дорогу.

«Он отсюда?», — моментально спросил я и кивнул головой на дом через дорогу. В забор именно этого дома я смотрел, не отводя глаз последние минут десять до прихода деда.

«Да уж, отсюда», — с горечью вздохнул дед.

«И чего?», — снова с нетерпением, и почему-то постепенно нарастающей злобой и гневом на этого Ахмеда, переспросил я.

«Ну, повстречались мы с ним на днях, глаза б мои его не видели, ну так помаленьку слово за слово разговорились. Ну он про внучек моих спрашивал. Говорил, что скучно, наверное, им тут. Что он может скрасить им жизнь.» — покраснев и потупив глаза, выдавил из себя дед.

«И каким же образом?», — приподняв бровь от удивления, заинтригованно спросил я.

Даже не зная, кто он такой вообще, мне показалось, что у этого горе ловеласа нет ни единого шанса.

«Ну, он говорил, что есть у него травки всякие, таблетки и порошки. В общем, дрянь вот эта всякая, про которую по телевизору все твердят» — закончил он, обрушив на меня цунами мыслей.

Это было для меня, как гром среди ясного неба, как снег на голову. Я, конечно, мог подумать, что этот чёрт возомнил себя, эдаким, ловеласом и решил так глупо подкатить к моим сёстрам. Но про наркотики я и подумать не мог. Я слышал много историй правдивых и не очень про то, как выходцы из бывших союзных республик, каких именно не трудно догадаться, толкали разную дрянь у нас в городе, да и по области тоже, да и по всей стране. Но почему-то я никак не мог подумать, что это будет здесь, в такой глуши. В большом городе можно было представить похожую ситуацию, но не в деревне. Сразу закралась мысль, что неспроста у них такой забор высокий, значит, им есть что скрывать. Былую благодать как рукой сняло.

«Дед, ну а ты чего?», — яро спросил я, не медленно требуя ответа, при этом говоря тихо, что бы нас никто другой не услышал.

«Швырнул в него вилы, да он, как уж — вывернулся в самый последний момент. Он ведь как-то после этого сказал, что мол «не сейчас так потом, рано или поздно еще встретимся, и вы все ответите за это, вы все кровью захлебнетесь», — с досадой сказал он.

«Мне кажется, я знаю, что это значит», — злостно выпалил я.

Мне казалось, что он каким-то образом хочет подсадить их на это дело. Чтобы его жертвы сами шли к нему за дозой.

«А бабушка знает?», — продолжал расспросы я.

«Нет, конечно», — быстро выпалил дед, оглядываясь по сторонам, — и ведь не мне одному предлагал. Вся деревня уже знает, всей деревне предлагал и шастают к нему всякие… И ночью и днем…», — в его голосе, как мне показалось, начинали прослеживаться нотки дикой горести и отчаяния.

«Тут вот еще какое дело, слухи по деревне, конечно, ходят разные. Поговаривают, что у них дома полным-полно оружия. За себя-то я не боюсь, а вот за внучек страшно», — уже окончательно опустившись на дно отчаяния и безысходности закончил дед.

«Ну, слухи слухами, а вот ты же в живую не видел, правда? А наболтать могут что угодно и свои, и чужие», — попытался я немного успокоить и подбодрить деда.

Затянулась долгая пауза, показавшаяся мне бесконечностью. Дед не смотрел на меня, я тоже не отвечал взаимностью. Предметом нашего зрительного изыскания стал высокий деревянный забор. В моей голове крутились мысли, а что вообще в это время может происходить по ту сторону этой высокой преграды.

«Не, ну подожди… — секунду поразмыслив, я сказал — а дяде Серёже ты говорил об этом, Олежке говорил?», — сказал я.

«Да нет, у них там и без нас проблем хватает», — как мне показалось, совсем потеряв надежду, сказал дед.

Вдруг во дворе послышались шаги, только по звуку это были совсем другие. Дед резко выпрямился и приободрился. Отворилась дверь в воротах и со двора на улицу вышла бабушка и пошла в сторону лавочки, где мы сидели. Мы с дедом сидели, держа театральную паузу, глядя при этом друг другу в глаза и думая в этот момент об одном и том же.

«Вы чего это тут? А?», — удивленной ухмылкой сказала она, — я там, значит, наготовила, а они тут сидят, лясы точат. А ну быстро за стол!», — в свойственной только ей манере сказала она. Дед медленно и нехотя встал, не поднимая глаз, покорно подчинился её воле. Я понимал, о чём он думал в этот момент и на самом деле не до еды ему сейчас было, да, впрочем, и мне тоже. Чувство голода, в связи с поступлением новой информации, отошло далеко на второй план.

«А ты чего сидишь? А? Давай, а то остынет всё», — уже разворачиваясь, проговорила бабушка.

«Сейчас, сейчас, иду», — не вставая с лавочки, нехотя пробормотал я. В этот момент тяжелая дума просто сковала мое тело и идти ну абсолютно никак не хотелось.

«Ага, знаю я тебя, умника. Придет он», — возмущенно сказала она.

«Вы идите, я вас догоню», — сказал я, как мне показалось уже куда более убедительнее.

Тут вмешался дед: «Все, бабка, не шуми, сказал подойдет, значит, сейчас подойдет».

«Давай, смотри внучек, я уже все наложила», — поворачиваясь, сказала она.

«Ага», — сказал я им в след и с головой окунулся в мысли о том, как решать создавшуюся ситуацию.

Послышался вновь звук шаркающих сапог, и дедушка с бабушкой неспешно вошли с улицы во двор. И снова я остался один на один с ночью и со своими мыслями. Я, конечно, все понимаю, мелкие споры или недопонимание это одно, но вот прямые угрозы моей семье, это совсем другое, это он зря, это ему дорого обойдется, не на тех напал.

Дорогой друг, ты, наверное, спросишь, что творилось у меня тогда в голове, что я чувствовал в то время, когда над моей семьёй нависла угроза? Я тебе отвечу, что в голове у меня металась только одна мысль звонить или не звонить. Пара секунд на раздумья, и вот рука потянулась в карман. Найдя в записной книжке своего сотового абонента с именем «дядя Сережа», я нажал на трубку. Обычно свои проблемы я решаю всегда сам, без чьей-либо помощи, но сейчас было все иначе, нашей семье угрожали, это были наши общие проблемы. Ситуация была серьезной, если я бы пошел и избил его до полусмерти или порезал его и его корешей, которые, как мне казалось, сто процентов были, этих мер было бы недостаточно. За ними наверняка тоже стояли серьезные люди, ибо такой бизнес не может свободно процветать без позволения сверху и позволения милиции. Поэтому я решил сразу вызывать тяжелую артиллерию в виде своего брата.

Гудок, гудок, еще гудок, потом на том конце трубки раздалось хриплое: «Слушаю. У тебя что-то случилось?».

Мой дядька был на том конце провода.

Секунду помедлив я произнёс: «Здорова, извини, что так поздно. Олег дома? Есть разговор…»