Автобиография с отступлениями и размышлениями. Часть 1. До войны

Николай Анисимович Уров

Первая часть воспоминаний, в которой описывается счастливое детство в приволжском селе, раскулачивание и высылка с семьей на север, учеба в школе и в институте. Эта часть заканчивается 22 июня 1941 г., когда объявили о начале войны.

Отец

Благодаря четырем классам церковно-приходской школы и красивому каллиграфическому почерку, всю действительную службу вплоть до Октябрьской революции отец прослужил в должности писаря в Главном Морском штабе, а точнее — в Гвардейском экипаже, в здании, что расположено на Дворцовой площади напротив Зимнего дворца.

Служба в столице, к тому же в такой привилегированной части, постоянное общение с чинами штаба, среди которых безусловно были образованные люди, позволила отцу расширить кругозор, приобрести внешние и внутренние черты, которые впоследствии отличали его от других крестьян. Он регулярно брился, имел летнюю и зимнюю одежду городского типа, имел даже наручные часы, что было в то время редкостью вообще, а в деревне тем более. Эти часы он выиграл в лотерею во время службы. Мне они запомнились одной деталью, которую мне не приходилось видеть больше ни в одних часах — они были с решеткой, которая предохраняла стекло от повреждения.

Были у отца и другие внешние отличительные черты, которые свойственны людям, прослужившим в армии или во флоте, но главное, что выделяло его среди других крестьян — это широкий кругозор и интеллектуальный уровень. Он любил читать и читал много. Собственных книг было в доме немного, большинство религиозного содержания, книги он брал у местной интеллигенции — двух учителей, и у попа, с которым он был в большой дружбе. Любовь к чтению он привил и всем своим детям. Что всего удивительней, он любил и ценил оперное искусство. Мне запомнились его рассказы о каком-то певце Шаляпине, который пел так, что при этом раскачивались люстры и дребезжали стекла в окнах театра. Эти рассказы, сильно конечно преувеличенные предназначались и рассказывались не мне, а взрослым, но я к ним прислушивался, хотя в то время не имел никакого понятия об опере, о Мариинском театре, даже о самом Петрограде.

Возможно эти рассказы отца не сохранились бы у меня в памяти, если бы не два обстоятельства. Во-первых, в селе у нас был собственный Шаляпин, так звали одного басовитого мужика, певшего в церковном хоре. Настоящая фамилия его была Бачарин, а уличное привившееся прозвище пошло, как мне кажется, от отца, который восхищался Шаляпиным и много о нем рассказывал. О любви отца к опере свидетельствовал и такой факт. Однажды, когда мы жили уже в городе и испытывали нужду в деньгах, так что их не было на детские билеты в кино, отец повел меня с матерью на оперу «Борис Годунов», которую в местном клубе железнодорожников ставила какая-то заезжая труппа. Не помню, какое впечатление произвела на нас опера, но хорошо помню как на этот раз отец более подробно рассказал нам с матерью о своей службе в столице, о Мариинском императорском театре, о Ф.И Шаляпине, которого он неоднократно слышал, в том числе в заглавной роли в опере «Борис Годунов».

Отец не рассказывал как ему, простому матросу, удавалось много раз бывать в ведущем столичном театре, а, может и рассказывал, но я забыл, и лишь недавно смог разобраться благодаря воспоминаниям одного видного деятеля искусств. Оказывается, на роли статистов массовых сцен в Мариинский Императорский театр приглашались только моряки Гвардейского экипажа, где отец был штабным писарем! Пользуясь своим служебным положением, отец, очевидно, мог включать себя в список статистов с согласия начальства, конечно. И таким образом бывать в театре. Возможно, что он посещал театр и в частном порядке, по увольнительной, поскольку штабные писаря во всех армиях пользуются некоторыми неписанными привилегиями, в чем я сам мог убедиться, работая в различных штабах во время Великой Отечественной войны.

Я уже отмечал, что отец любил читать, во время жизни в городе, он часто покупал книги на базаре, затрачивая порой последние деньги. Помню как однажды он принёс целую стопку подержанных, но очень интересных книг, среди которых были «Князь Серебряный», «Юрий Милославский», несколько исторических романов Данилевского, одна очень интересная книга из жизни древних христиан, повествующая о том, как их преследовали в древнем языческом Риме, как бросали в цирках на съедение диким зверям на потеху избалованной римской публике.

Среди этих книг была «История XIX века», большеформатная, объемистая книга со множеством прекрасных иллюстраций. Это была подлинная энциклопедия, в ней описывались все войны, которые велись в этом веке, все достижения в области науки и техники, в искусстве, в ремеслах, медицине и т. д. Этой книгой я зачитывался не менее, чем книгами Майн Рида, Фенимора Купера, Вальтера Скотта, Конан Дойла. Книга была издана небольшим тиражом, и сейчас ей бы цены не было К сожалению, листы этой книги мать во время войны использовала как оберточный материал, благо листы был размером с половину газетного листа.

Должен признаться, что портить эту книгу начал я и при таких обстоятельствах. На очередном уроке музыки в 6 или 7 классе проходили Бетховена. Учительница рассказывала его биографию, историю создания Героической симфонии, которую автор посвятил Наполеону Бонапарту, когда тот был республиканцем, а затем снял это посвящение, когда Наполеон стал императором. В заключение учительница проиграла несколько отрывков и дала задание выучить биографию композитора. Желая блеснуть глубиной знаний предмета, я вырезал из книги портреты Бетховена и Наполеона, наклеил их в тетрадь по музыке и показал тетрадь учительнице. За усердие в изучении музыки учительница поставила мне пятерку и такая же итоговая оценка оказалась в моем аттестате, хотя я не знаю ни одной ноты и не смогу отличить одну симфонию от другой.

Заканчивая характеристику отца, должен сказать, что он не курил и не пил за исключением очень важных и торжественных событий, не употреблял нецензурных слов, в Бога не верил, характер имел мягкий, спокойный, ровный. Он помогал односельчанам в написании разных прошений, ходатайств, заявлений и пользовался у них уважением. Умер он молодым, на 42 году жизни, и причиной его смерти была порядочность и верность служебному долгу, о чем я намереваюсь рассказать дальше, при описании соответствующего периода жизни.