Сингл

Николай Боевкин, 2023

Бесконечность космоса и бездна человеческих отношений… И только две истории.Встретить родственную душу – это божественное провидение или обыкновенное самовнушение? Броситься ли в омут отношений или ударить, пока не поздно, по тормозам? Каждый решает для себя…Непризнанный астроном публикует в социальной сети сообщение о приближающемся к Земле гигантском астероиде. Угроза действительно существует или это очередной фейк? Смогут ли люди и государства объединиться перед лицом смертельной опасности? Время пошло…

Наваждение

Он настиг меня в подворотне, в двух шагах от спасительного подъезда. Сильные, привыкшие повелевать пальцы вцепились в волосы, грубо прижав лицо к кирпичной стене. От нее, несмотря на жару, пахло сыростью и плесенью, не то чтобы противно, скорее — остро, словно от завалявшегося в дальнем углу холодильника кусочка сыра. Сам кирпич был прохладным и довольно гладким, но из швов, подобно крему в многослойном торте, вылезал шершавый цемент. Синяков вроде быть не должно, а вот царапины на скуле останутся почти наверняка.

Шею обдавало жаркое, как будто из печки, дыхание. Я находилась в полнейшей прострации: не хотелось ни бежать, ни отбиваться, ни кричать. Одна надежда на…

Обхватив меня за талию, мерзавец резким движением отклячил на себя таз. Медленно повел рукой снизу вверх по внутренней стороне бедра. Вопреки ожиданиям, его прикосновение не было отвратительным, скорее какая-то странная смесь страха и возбуждения. Ну давай, не телись! Долго мне еще здесь враскоряку стоять?!

Вдруг прямо над ухом раздался истошный вопль, барабанная перепонка жалобно зазвенела, но железная хватка моментально ослабла. Видимо, со стороны я сейчас выгляжу весьма забавно: поза — нелепее не придумаешь. Надеюсь, это было не преждевременное семяизвержение?

Я оторвалась от стены и обернулась, все еще ощущая на себе его тяжелые руки. Маньяк лежал на асфальте, не подавая признаков жизни. Так и должно быть, замаскированный электрошокер сработал как надо. Я подняла сумочку, вытащила из нее пластиковые хомуты, что есть силы стянула горе-насильнику запястья и ступни ног. Затем густо побрызгала на физиономию несмываемой краской из баллончика. Почувствовав легкое саднение на лице, в сердцах пнула паразита под ребро. Надо было бы, конечно, наподдать по причинному месту, да не подступишься. Ишь, подлюка, как скрючился, даже в бессознательном состоянии оберегает свое сокровище. Пес с ним! Ну ладно, пора отчаливать, не забыть только поставить устройство на подзарядку, во избежание, так сказать…

— Вот бредятина! И как ты можешь такое читать?! — вздохнул он, забрасывая книгу на кресло.

— Пожалуйста, не посягай на мое личное пространство, — безразлично ответила жена. — У тебя есть твои друзья, твоя фирма. Я бы тоже могла что-нибудь покритиковать.

— Послушай, ты же умная была. И со вкусом полный порядок. Куда все подевалось?

— Ну, конечно, бабы дуры, знакомая песня.

— Я такого никогда не говорил.

— А как еще прикажешь понимать твои слова? Скажи мне, пожалуйста, как женщине быть умной, если она предоставлена самой себе? Если ее муж все время на работе? Если он не прилагает ни малейших усилий для ее развития?

— Так это я должен тебя развивать?

— А то кто же? Кто из нас мужчина?

— Не понял, а есть у нас хоть что-то, за что отвечаешь ты? Ты не работаешь, практически не готовишь. Не организуешь семейный досуг. Мы не ходим в музеи и театры. Путевки на отдых всегда покупаю я. Оказывается, и саморазвитием тоже заниматься некогда!

— Еще ты забыл упомянуть, что и ребенка родить я тоже за двадцать лет не удосужилась.

— Не будем о грустном. Чем ты занимаешься целыми днями? Раз в неделю пылесосишь квартиру? А дальше?

— Да я кручусь как белка в колесе! Вам, мужикам, не понять.

— Как раз нам, мужикам, все прекрасно понятно. Салоны красоты, массажные кабинеты, тряпичные магазины, многочасовые телефонные переговоры. Книги типа этой в лучшем случае.

— Извини, но все это не ты оплачиваешь. Зачем работать, если мне папа наследство оставил?

— Да при чем тут деньги? Мы же говорим о совершенно других вещах. Человек должен по жизни чем-то заниматься. И не обязательно за зарплату.

— Не надо обращать всех в свою веру. Ты считаешь так, а я — иначе. Я же не требую, чтобы ты перенял мой стиль жизни! Папиных средств нам бы и обоим вполне хватило.

— Ну-ну, — ухмыльнулся он.

— Конечно, пришлось бы немножко поджаться.

— Множко.

— Какой смысл это обсуждать?! Да и вообще: не нравится эта жена — поищи себе другую. Сто раз уж тебе об этом говорила.

— Ну, говорила. И насколько серьезно?

— Вполне. Квартиру мне, загородный дом тебе. Больше делить нечего. Никаких трагедий.

— Что же сама на развод не подала?

— А меня все устраивает.

— А меня — не устраивает! Семьи у нас уже давно нет. Есть только общий быт, которого по большому счету тоже нет.

— Твои проблемы.

— Неужели ты забыла, как мы жили когда-то? Как бегали по выставкам, сплавлялись на байдарках, мерзли за лишними билетиками? Ходили в гости к друзьям, гуляли под дождем, а потом, мокрые, целовались в подворотне? А теперь там прописался этот самый маньяк-неудачник?

— Тогда у нас просто не было квартиры, — пожала она плечами.

— И всего-то? Любопытный рецепт семейного счастья. Знаешь, иногда мне кажется, что у нас в доме мужчина это ты, а женщина — я.

— Вот именно.

— Только странный какой-то мужчина. Который ни за кого и ни за что не отвечает.

— Вполне обычный по теперешним временам.

— Ладно, поговорили. Спать пора, завтра тяжелый день.

— Да и у меня, дорогой, тоже что-то голова разболелась.

***

Он шел по пешеходному мосту и с удовольствием прокручивал в голове сегодняшний день. Важный договор наконец заключен — это раз. Звонил юрист по бракоразводным процессам — это два. Через полторы недели суд, и — свобода! Собственно, вещи на съемную квартиру он уже перевез. Давно надо было собраться с духом и отрезать. Ни ей, ни ему уж бог знает сколько времени друг от друга ничего не нужно.

Он любил этот мост, красиво раскинувшийся неподалеку от московской площади Европы. Сколько фильмов снято, сколько свадеб сыграно! А сколько судеб связано — ведь существует поверье, что поцеловавшись на этом мосту, влюбленные не расстанутся уже никогда. В свое время здесь кажется был даже установлен мировой рекорд по этому не лишенному приятности времяпрепровождению. Вот появился и у нас свой «поцелуйный мост», чем мы хуже Питера и Парижа?

Одно время мост заполонили безликие торговые палатки. И разрушилась в одночасье хрупкая аура, не выдержав столкновения с наглым золотым тельцом, которому нет никакого дела до романтики. Молодоженов сюда и калачом было не заманить, разве что клея «Момент» прикупить, если у невесты вдруг каблук отвалится. Но, к счастью, вскоре опомнились и ларьки демонтировали. Не нужна Москве жалкая пародия на Понте Веккьо и Риальто! Достопримечательностью снова завладели влюбленные и киношники.

Сам мост и подходы к нему прикрыты громадными стеклянными колпаками — очень современно, практично и симпатично. Особенно ночью, когда они светятся разноцветными огнями. Беда только, что об эту роковую красоту каждую весну и осень бьются перелетные птицы. Столетиями их маршрут пролегал вдоль русла Москвы-реки, и вдруг — такая засада. Не видят они, сердешные, прозрачной преграды, а подсказать — некому. Нет бы городским пернатым устроить здесь вахту, предупреждать неразумных кочевников. Ну, голубям, пожалуй, не до того, сотовые вышки вконец расстроили их безупречную когда-то систему ориентации, а воронам, похоже, вообще на все наплевать. Но вот к воробьям вполне могут быть претензии, ведь гибнут тут чаще всего их близкие родственники, корольки и зяблики.

Дворники чуть ли не ежедневно сгребают с утра пораньше окоченевшие трупики в мусорный контейнер, чтобы не мозолили глаза, и со спокойной душой идут дальше по своим производственным делам. Некоторые птицы выживают, отлежавшись на земле, но у тех, кто упал в реку, нет ни единого шанса.

А слабо наклеить на стекла силуэты хищных птиц в натуральную величину, как это делают в цивилизованных местах? Чтобы, соединяя людские судьбы, не разлучать навеки братьев наших меньших.

Осенью по пути на работу он всегда проходил по мосту с наружной левой стороны, а весной — с правой. Иногда удавалось подбирать и выхаживать травмированных птиц. Собственно, выхаживать — это слишком громко сказано. Оглушенные птахи замерзают без движения на земле, и обычно бывает достаточно их просто отогреть. Возьмешь аккуратно пушистый комочек в кулак и чувствуешь, как часто-часто бьется его маленькое сердечко.

Пройдет буквально пара часов, и птица оживает, начинает опробовать крылья в кабинете, на шкаф вспорхнет или зацепится лапками за потолок. Как они там держатся, уму непостижимо. На это время лучше всего задернуть жалюзи. А потом распахиваешь настежь окно — добро пожаловать на свободу, догонять своих сородичей.

С работы он тоже возвращался по наружной стороне моста, хотя в это время птиц здесь уже нет. Впрочем, вечерами встречаются пташки совсем иного сорта.

***

— Мужчина, угостите даму сигареткой!

Она вызывающе смотрела на него, облокотившись на гранитный парапет.

Любопытный экземпляр. Одета строго и со вкусом, но поза довольно-таки провокативная. Лицо приятное, неглупое, и косметики наложено ровно столько, сколько нужно, а пьяна в дупель. На губах играет беспечная улыбка, однако тушь на глазах кое-где поплыла.

— Я не курю. Уж извините.

— Надо же, какое совпадение!

— Зачем тогда спрашиваете?

— Сама не знаю…

Н-да, на профессиональную путану или потаскуху по натуре совсем не похожа.

— И что мы сегодня так весело празднуем?

— Крушение надежд.

Все ясно. Истерика, залитая несусветным количеством алкоголя. Надо птичку спасать. Неизвестно, к кому она пригреется в таком состоянии под крыло. Или кто сам к ней прицепится. Охотников воспользоваться ситуацией немало найдется. Симпатичная девка, жалко. А хоть бы и не симпатичная…

— Ну что, едем к тебе? — решился он. — И там продолжим веселье?

— А у тебя чего-нибудь выпить найдется?

— Конечно, всегда с собой. Специально для таких случаев. Вот в этом самом портфеле.

— «Бриальди», — мельком взглянула она. — А вы разбираетесь в коже.

— Хочется иногда в несущейся неизвестно куда стеклянной современности прикоснуться к чему-то основательному, старорежимному.

— Понимаю вас. Я тоже обожаю, — она икнула, — ретро. Пардон, месье.

— Так что, поехали?

— Вперед! А можно я возьму вас под руку? Эти ступени не для моих каблуков.

— Валяйте. И какого лешего вас сюда занесло? Есть же эскалатор.

— Да кто меня знает…

— Надеюсь, топиться не собирались?

— Я тоже очень сильно на это надеюсь.

Они спустились по каменной лестнице и вышли на набережную. Он достал смартфон.

— Диктуйте адрес.

Она назвала.

— Так, белый Hyundai Solaris, две минуты.

— Угу.

— Здесь, в общем-то, недалеко, вполне можно было и пешком дойти. Хотя… — он скептически оглядел спутницу. Возбуждение, как это обычно и бывает в таких случаях, уже сменилось апатией.

За пять минут пути она успела заснуть, доверчиво прильнув к его плечу. Нет, ему не было неприятно, скорее наоборот.

— Меняю сорокалетнюю жену на двух двадцатилетних, — промелькнуло в голове.

Машина остановилась у подъезда.

— Подъем! Я вернусь через пару минут, — попросил он водителя. — И поедем дальше.

— Десять минут максимум, — понимающе улыбнулся тот.

Он пожал плечами.

— Давай, просыпайся, горе луковое.

— Что, зачем? — встрепенулась она.

— Приехали. Пошли, провожу тебя до квартиры.

— Нет, туда я не пойду, — мотнула она головой. — Ни за что на свете.

— Не понял… — опешил он. — И почему же?

— Я с этим козлом ничего общего иметь более не желаю. Так ему и передайте. Вот.

— Какого же дьявола тогда адрес говорила?!

— Ну, ты спросил, я ответила.

— Вот навязалась на мою голову, кошка драная!

— Я не кошка, я мышка, — хихикнула она.

— Крыска ты! Городской вредитель.

— Нет, — на этот раз она была совершенно серьезна. — Крыски гадкие, а мышки миленькие. Носиком туда-сюда нюх-нюх… Где у нас там что-нибудь вкусненькое завалялось?

— Мачеху твою за ногу! Все, поехали, — сдался он, называя свой адрес.

Таксист всю дорогу ухмылялся в зеркале заднего вида. Ну и хрен с ним, пусть думает что хочет.

***

Она проснулась в чужой постели и удивленно огляделась по сторонам.

— Где я, черт побери?!

— А вы совсем ничего не помните? — улыбнулся он, входя в спальню.

— Абсолютно.

— Я подобрал вас вчера на мосту Богдана Хмельницкого. Ехать к себе вы наотрез отказались, пришлось привезти сюда. Не бросать же на улице. Как самочувствие?

— Так себе. Голова раскалывается.

— Неудивительно. Завтракать будете?

— Кофе, если можно.

— Можно, конечно. А больше ничего?

— Нет, благодарю.

Она оделась и вышла на кухню.

— О, Nespresso! Именно то, что нужно. Сделайте, пожалуйста, чашечку единиц на пятнадцать-двадцать. А лучше — две.

— Тут максимальная крепость — тринадцать.

— Да знаю я. А жаль.

— Сори, у меня только Ristretto, другого не держу. Сойдет?

— Более чем, это мой любимый сорт.

— Сахар добавить? Сколько?

— Нет, не надо.

— Ну а я предпочитаю сладкий.

— Вообще-то я тоже, но, пожалуй, не сейчас.

Она села за стол и вопросительно взглянула на него.

— Не было ничего, о чем бы вам стоило беспокоиться.

— А точнее?

— Так, небольшой, ни к чему не обязывающий дружеский орал.

— О, господи! — ее передернуло.

— Я пошутил, извините.

— Ну и шуточки у вас…

— Должен же я иметь хоть какую-то компенсацию за вчерашние мучения?

— Это вы про минет?

— Нет, про шуточки.

— Послушайте, не надо любую подвыпившую девушку воспринимать как проститутку.

— А я что, произвожу впечатление человека, который притаскивает в дом шлюху с Киевского вокзала?

— Да кто вас знает.

— Тот же, кто и вас.

— Извините. Да, и спасибо, что приютили. Мне действительно вчера некуда было деваться. Так получилось…

— А сегодня?

— Не волнуйтесь, я разберусь.

— Really?

— Правда, все нормально.

— Ну и чудесно. Мне надо идти, так что… — положил он ладони на стол.

— Не беспокойтесь, я вас не задержу, — заторопилась она.

Они спустились из подъезда на улицу.

— Еще раз спасибо, — улыбнулась она, коснувшись рукой его локтя. — Мне вчера чертовски повезло. Пока.

— Чао, прекрасная незнакомка, — бросил он ей вслед. — Поаккуратнее с це-два-аш-пять-о-аш.

— Постараюсь, папочка. Целую.

***

Он бродил по отделу технической литературы книжного магазина «Библио-Глобус». Доставал с полок увесистые тома, не спеша пролистывал оглавления, бегло просматривал заинтересовавшие разделы. Работать со старыми добрыми бумажными изданиями ему нравилось гораздо больше. Правда, электронные варианты тоже имеют немало преимуществ: не пылятся, не занимают места, но самый главный плюс — контекстный поиск. Предметный указатель — это, конечно, каменный век. Вот так и живем: одна библиотека на сервере, другая — на полке.

Тут, однако, все, теперь неплохо бы подняться на второй этаж и быстренько пробежаться по литературе художественной.

— О, Добрый самаритянин, вот так встреча!

Она шла навстречу с томиком Ремарка в руках и улыбалась.

— Зяблик?! — остановился он посередине лестницы. — Какими судьбами?

— Да вот, спешу заполнить пробел в образовании. Смотрите, что я отыскала!

— «Приют грез»… Не советую.

— Вы ничего не понимаете в литературе. Ремарк — удивительный писатель. Мой любимый.

— Мой тоже. Я говорю о конкретной вещи. Это его первый роман, откровенно слабый. Не заслуживает не то чтобы вашего внимания, а даже публикации.

— Вы это серьезно?

— Вполне. Академическое издание для специалистов, разумеется, не в счет. Я имею в виду массовый тираж. Вот представьте — человек ничего не знает о писателе, берет в руки эту книгу, и все! Впечатление испорчено навсегда. Разве можно допустить такое по отношению к Ремарку?

— Убедительно. Но я все равно куплю. Вы уже закончили? Пойдемте в кассу.

— Если ваше мнение об авторе сформировано, тогда конечно. Давайте вернемся, я тоже хочу приобрести парочку-троечку экземпляров. Чтобы неофитам меньше досталось.

— Вы это серьезно?

— Да нет, шучу на сей раз. Будем считать, что закончил. Пойдемте. Кстати, мне кажется, женщинам редко нравится Ремарк.

— А мне кажется, вы находитесь в плену стереотипов. Мужчинам, которые читают одни боевики, он тоже, полагаю, не понравится. Книги Ремарка о человеческих страданиях, а кому, как не женщинам, присуще участие и милосердие?

— Возможно, вы и правы.

— Хорошо, а кто нравится вам?

— Ну, много кто…

— Это понятно, но все же? Навскидку, не думая. Быстро!

— Стефан Цвейг.

— Обалдеть! Я его тоже обожаю. Такая неприкрытая чувственность и такой тонкий психологизм! Вот уж точно довольно необычно для мужчины.

— Ну почему же? Цвейг дает очень глубокий и подробный анализ женской природы, а это не может нас не волновать.

— Забавно. А знаете, мне кажется, тут дело вовсе не в гендерных различиях. Сангвиники и флегматики, несомненно, по-разному воспринимают литературу. Видимо, у нас с вами одинаковый темперамент, поэтому и нравятся одни и те же авторы.

— Вот тебе и вся химия! Неужели так просто?

— Но я ведь тоже могу ошибаться, — лукаво улыбнулась она.

Они расплатились в кассе и вышли на улицу.

— А знаете, тут раньше был магазин «Детский мир», — вскользь заметил он. — Который потом переехал напротив, в специально построенное всем известное здание, а здесь открыли книжный.

— Неужели это было уже при вас?

— Шутите? Но если серьезно, я настолько древний, что помню еще времена, когда хороших книжных было всего ничего. Давным-давно я тут работал неподалеку, с тех пор и прикипел к нему. А вы как здесь оказались? Тот же Московский Дом книги гораздо ближе к вам расположен.

— Вы забыли, я ведь там уже не живу.

— А, ну да. Но ведь сейчас есть масса других приличных магазинов.

— Все до предела банально. Этот нравится больше других. Не знаю почему.

— Слушайте, а как вы отнесетесь к тому, чтобы где-нибудь перекусить? — неожиданно сменил он тему разговора.

— Я не голодна… А вот чаю или кофе выпила бы с удовольствием. Но только с одним условием.

— Каким же?

— Сегодня угощаю я.

— Да пожалуйста.

— Тогда пошли? Тут вверх по Мясницкой в двух шагах есть «Шоколадница». Или можно немного дальше пройти, до чайного дома Перлова, там варят превосходный кофе.

— Кофе в бумажном стаканчике не может быть превосходным по определению. Вне зависимости от содержимого. Также как и кофе навынос.

— Пожалуй.

— А интересное совпадение, не правда ли? Чайный магазинчик в чайна-хаусе. Вряд ли ведь это однокоренные слова? Как считаете?

— По-моему, они даже из разных языков. Ну так что, тогда в «Шоколадницу»?

— При всем уважении, осмелюсь предложить другой вариант. Надо будет минут десять прогуляться, до Охотного ряда.

— Без проблем. Погода сегодня отличная. Так что такси не предлагаю.

— Вижу, кое-что из нашей первой встречи вы все-таки помните.

— Увы, к стыду моему.

***

— Куда вы меня привели?! — удивленно спросила она. — Это ведь стейк-хаус! По-моему, я ясно дала понять, что хочу в кафетерий.

— Неправда. Вы ясно дали понять, что хотите чаю или кофе. А здесь подают прекрасный десерт. Не нравится — можем вернуться обратно. Погода сегодня и впрямь чудесная.

— Пожалуй, останемся, — ответила она после минутной паузы. — Я передумала. Что-то по пути успела проголодаться, хочу чего-нибудь посущественнее.

— Тогда предварительное условие аннулируется.

— Хорошо, платим пополам.

— Договорились.

Он подозвал официанта.

— Пожалуйста, сет филе-миньон, Medium Rare, зеленая фасоль, красное вино. А вам я рекомендую дамский вариант того же самого, вот этот. Порция немного меньше. Годится?

— Да.

— И бокал красного девушке, такого же, как мне.

— Гарнир, хлеб?

— Нет, этого достаточно.

— Хорошо, — официант удалился.

— Часто здесь бываете? Ведете себя как завсегдатай.

— Да нет, не то чтобы. Иногда. Точнее, изредка.

— Ясно… Схожу руки помыть.

— Давайте.

Когда она вернулась, вино уже стояло на столе.

— Це-два-аш-пять-о-аш?

— Что-нибудь имеете против?

— Нет, нисколько. А можно? Папуля позволит? — ухмыльнулась она.

— Давай договоримся так — ты будешь спрашивать разрешения, начиная с четвертого бокала.

— Заметано.

Они чокнулись и выпили.

— Итак, дорогой мой Добрый самаритянин, с прозой мы разобрались. А как обстоят дела с поэзией? Кто первым приходит в голову?

— Ну уж нет, второй раз на те же грабли я не намерен наступать. Чтобы исключить взаимное программирование, предлагаю поступить так. Мы пишем на салфетке каждый своего любимого поэта, не показывая друг другу, а затем открываем одновременно. Для чистоты эксперимента.

— Прекрасно. Только мне нечем писать.

— Мне, в принципе, тоже. Можно на смартфоне.

— Поехали.

Он набил: «Мой — Лермонтов. Твои — Цветаева (70%), Ахматова (20%), Блок (9%)».

— Ты что там столько пишешь? — улыбнулась она. — Мы же договорились — по одному.

— Все верно, я еще попытаюсь угадать твое мнение.

— А, чудесно, я тоже.

— Только быстро, наши стейки уже идут сюда.

— Готово. Ну что, на счет три?

На ее экране светилось: «Лермонтов, а твой — Пушкин».

— Да, забавно, — озадаченно произнес он.

— Что-то не так? — спросил официант, ставя тарелки на стол.

— Да нет, все замечательно, это мы о своем. Спасибо.

— Приятного аппетита.

— Благодарю.

— Н-да, — заметила она, проглотив первый кусочек, — начинаешь понимать, почему англичане не признают ничего кроме говядины.

— Нравится?

— Не то слово.

— Я рад.

— Ну что, разбор полетов?

— Изволь.

— Ты не угадал. Вообще ничего. Цветаева и Ахматова, конечно, замечательные поэтессы, но на второе место я бы все же поставила Александра Сергеевича. Возможно, это покажется кому-то банальным.

— Ну почему же? Объективно, полагаю, Пушкин — это номер один. Банальность заключается в том, что его «проходят» в школе.

— Не говори, мне столько времени пришлось потратить, чтобы избавиться от этих литературных клише!

Конец ознакомительного фрагмента.