Охотовед
Первая книга из серии книг об охотоведе Алексее Фомине.Еще совсем юным Алексей увлекается изучением дикой природы, идя по стопам охотников своей семьи. Однажды, он натыкается на останки лосихи и маленького лосенка, оставленные в лесу после незаконной добычи жестокими и кровожадными браконьерами…Роман не про банальную добычу диких животных, а про охоту, как трепетные отношения человека и дикой природы. В книге описывается жизнь диких животных и их взаимоотношений между собой и с человеком. Книга содержит нецензурную брань.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Охотовед предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 3
Киров опять удивил и поразил Алексея. Во-первых, градусник напротив вокзала показывал — 43оС. Такой температуры Леша никогда не видел и, тем более, не ощущал. На удивление дышалось легко. Мороз, сухой и безветренный, покалывал щеки, непривычно склеивал ресницы. Второе, что удивило Алексея, это валенки. Их носили все: и молодые, и старые, и женщины, и мужчины. Без калош! Это было поистине чудо. У него на родине валенки носят только в деревнях, и то — старушки, деды, а еще часто их носят рыбаки зимнего подледного лова. Но чтобы в городе в валенках! Третье — обилие снега. Тротуары от улиц ограждал «забор» из снега, в котором были прорублены, прокопаны туннели на пешеходные переходы и остановки. На таких тротуарах непривычно тихо: не слышно даже гула машин.
Добравшись до института, пока еще пустого и торжественно тихого, Леша нашел себя в списках зачисленных на заочное отделение и, несмотря на имеющийся вызов, вздохнул облегченно. Оставив чемодан в вестибюле, пошел по проспекту в общежитие. Прошел через вахту без проблем — общага уже проснулась. На третьем этаже жили только мужчины, а в связи с этим туалеты были задымлены сигаретным дымом, по коридорам сновали сонные студенты, среди которых Леша так и не встретил ни одного знакомого лица. Разочарованный, вернулся в институт, где дождался начала рабочего дня и, отметив в деканате вызов, получил направление в общежитие, но уже не в городское на проспекте, в котором они жили летом, а в другое, которое находилось где-то за городом или на его окраине. Улыбаясь вятскому говору, узнал, как доехать до этой общаги. О такси речь даже не шла — жалко денег. Оказалось, автобус ехал как раз туда, куда с первого взгляда почему-то и тянулась душа. Если с высоты Октябрьского проспекта глянуть туда, куда смотрит Сергей Миронович Костриков15, то там, где-то далеко за городом, тянется и манит к себе синяя полоса леса. Еще летом Леше так хотелось попасть в этот лес. Ему виделась тайга, следы лосей, медведей, черные тени глухарей. Но автобус его до тайги, увы, не довез. Проехав остановку со смешным названием «Дурни», он, по подсказке пассажиров, ничего не видя сквозь заиндевевшие окна, вышел и оказался в лабиринте снежных переходов. Быстро сориентировавшись, он нашел «свое» общежитие — двухэтажный деревянный дом, оштукатуренный изнутри и снаружи глиной по дранке. Внутри, первое что бросилось в глаза — широкая деревянная, под старину, скрипучая лестница на второй этаж и явный запах туалета. Леша решил сначала обойти первый этаж: деревянные скрипучие полы, зеленые стены, коричневые двери с поломанными замками, комната с малым столом бильярда и с подшипниковыми шарами, величиной с перепелиное яйцо. Дошел до источника запаха: умывальник с желтыми от ржавчины эмалированными раковинами, а дальше — зеленые двери кабинок. Поднявшись на второй этаж, обнаружил Ленинскую комнату с телевизором, который смотрели несколько человек.
— Эй, парень, че ищешь-то? — окликнули его из ленкомнаты.
— Здравствуйте, мне бы комнату снять.
— Комнату? Ты че, заочник? А че так рано приехал-то? Праздник-то сегодня, а ты.
— Да я издалека. Вот, из института направление.
— А, так ты на охотфак? Заочник? Проходи, че! Знакомиться будем. Мы тоже заочники охотфака. Ты на первый курс, поди, зачислен-то? А мы уже заканчиваем. Вот, «хвосты» сдавали, да и остались. Я Игорь, это Автондил, он грузин. А это Юра из Переславля-Залесского. А ты?
— Я Леха Фомин. Из Белоруссии.
— А! Помню! Это вас «поперли» летом за драку? Все путем — наш человек, — Юра, здоровенный краснощекий парняга, похлопал Лешу по плечу, — пошли, я тебя коменданту покажу.
Комендант, молодая девушка с усталыми грустными глазами и таким же именем — Клава, окинула Лешу пристальным взглядом. В сером, с поясом, теплом пальто, в сурковой рыжеватой шапке, из-под которой выбивались русые, слегка рыжеватые кудри, открытым простым взглядом серых, с синевой глаз, Леша не произвел на комендантшу Клаву никакого впечатления. Повесив на батарею пеленку, она вздохнула, достала из стола книгу и записала Лешины данные.
— Та-а-ак. Вино не пить! Девок не водить! Драк не затевать! В комнате не курить. В туалете не сорить. Порядок соблюдать. Белье не портить. Посуду не бить. За кухней следить. Стирать в умывальнике. В бильярдной не материться. После одиннадцати вечера общежитие закрывается на замок. Все понятно? За нарушение — выселение. Понятно? Че молчишь?
— Понятно, чего уж. А комнату мне на втором этаже можно?
— Комнату?! — рассмеялась Клава, — пойдем, дам тебе комнату, — она взяла связку ключей, прошла по коридору и открыла дверь. — Входи, Леша Фомин. Вон — твоя комната. На всю сессию.
Леша вошел и перестал дышать: десяток пружинных кроватей без белья, грязный стол, окно, замерзшее почти полностью, без штор, лампочка под потолком, немытая лет сто. Потертый и обшарпанный деревянный пол. В трещинах и дырах, выкрашенные ядовито-зеленой краской только до половины, а дальше побеленные известью стены.
— Вот, Леша, — это твоя комната. Студенты приедут, как положено, после Нового года. Так что размещайся и приходи за бельем и посудой, — Клава положила отстегнутый от связки ключ с биркой, на которой выгравирован номер «11».
Юра, Автондил и Игорь помогли найти ведро, тряпку и швабру, и почти до обеда Алексей мыл полы, подоконник, стол, стулья, лампочку. Видя старания нового поселенца, Клава выдала ему кроме положенного стакана и тарелки еще и кастрюльку, чайник, сковородку и дополнительное одеяло. Сходив в недалеко расположенный магазинчик, Леша купил чая, хлеба и… белорусской солянки. Разложив на столе принесенную еду, задумался — Новый год же! А в чемодане лежит заветная фляжка с домашним самогоном, настоянном на чаге, сало, которое мама заботливо и щедро посыпала тмином и чесноком. Отрезав солидный кусок, он занес его комендантше, которая охнула и, засуетившись и пряча глаза, стала благодарить. Сам, смутившись, Леша ушел в свои «апартаменты». Время — на два часа вперед домашнего. Здесь уже совсем скоро Новый год.
Пришли пацаны, уже изрядно поддавшие, чуть ли не силой утащили Лешу к себе. Войдя в прокуренную комнату, Леша с удивлением обнаружил там Федю-Якута.
— Однако здравствуй, булбаш Лоша! — Якут сквозь тонкие щелочки ресниц блеснул черными глазами, — говорил я, что твоя будет заочником? Будешь наливать! Много-много знаю, много-много наливать надо. Неси свой железный бутылка. Хороший бутылка у тебя в чемодане!
Опять Якут все знает! Леша удивленно уставился на Федю:
— Здоров, Якут! Ты опять шаманишь? Откуда про фляжку знаешь?
— Федя все знает. На — стакан. Наливай.
— Садись за стол, Леша, не слушай этого сохатого.
— А почему «сохатого»?
— Не «СОхатого», а «САхатого». Потому что, я не лось, а Саха-якут, однако.
Ребята достали из-за форточки сумку, из которой извлекли огромный почерневший кусок сырого мерзлого мяса — лосиный окорок, кое-де даже с волосками лосиной шерсти.
— Леша, ты кем работаешь?
— Егерем в военном хозяйстве.
— Охотишься давно?
— С детства. Давно, — Леша быстро отвечал на сыпавшиеся вопросы, следя за действиями за столом.
Игорь порезал черный хлеб, открыл две банки солянки, горчицу, посыпал на кусок газеты соль:
— Строганину любишь?
— Строганину? Не знаю.
— Ты не ел еще строганину?
— А что это? Мясо? Мороженое?
— Вот оно! Лосятина! Так, мужики, — Автондил поднял наполовину наполненный водкой граненый «малиновский» стакан, — предлагаю проводить старый год и выпить за знакомство, и за братство народов, и…
— Авто, — Игорь перебил грузина, — я уверен, что у тебя припасено миллион тостов! Давай, а то мясо нагреется!
Леша удивился последнему предположению, протянул руку со стаканом, чокнулся по очереди и залпом выпил. Игорь, тем временем, остро отточенным охотничьим ножом строгал замороженное мясо тонкими, завивающимися красно-белыми стружками. Парни, хватая пальцами эти «стружки» и обмакивая в соль или в горчиц, тут же отправляли их в рот, вприкуску с хлебом. Чтобы не быть «белой вороной», Леша забросил кусочек мерзлого мяса с солью себе в рот. После водки мясо обожгло нёбо. Леша, не чувствуя вкуса, стал жевать. Сладко-соленый непривычный вкус. Холод. Мясо, кажется, растет во рту. Кое-как прожевав кусочек, который скорее сам растворился, нежели пережевался, он проглотил свою порцию, словно что-то нехорошее. Прислушался к ощущениям… А что? Вкусно! С братом они с детства втихаря от родителей пробовали жареное на палочке на костре мясо ворон, сорок, мелких птиц и разных рыб. Вот и в Казахстане он «научил» не только родню, но и их соседей готовить сурчатину, тешеную с картошкой. Вкусив ощущения, Леша снова потянулся за «стружкой» замороженного мяса. Теперь оно уже не казалось таким холодным и обжигающим, а привкус уже ласкал язык и нёбо. К тому же, по телу разлилось тепло от выпитой водки. Проводив старый год, Леша сходил к себе в комнату и принес на общий стол яблок, сала, домашней колбасы, привезенных из дома. К столу присоединились еще несколько человек, как узнал позже Леша — тоже охотоведы, задержавшиеся из-за несданных зачетов или экзаменов. Все они заочники. Все давно работают в охотничьих хозяйствах, зверосовхозах охотниками-промысловиками, егерями, охотоведами. Для Леши — непочатый край романтики, море вопросов и ответов, столько же уважения к сильным, уравновешенным, спокойным даже во хмелю сибирякам, Коми, уральцам. Ведь биологов-охотоведов в Кирове готовили для всех регионов необъятного СССР. За новогоднюю ночь Леша наслушался рассказов и о медведях, и о тиграх, и о котиках-тюленях, и о приливах-отливах, и о горных лавинах, и о солончаках Приаралья. Не ленясь, студенты-заочники уходили в свои комнаты и приносили фотографии, слайды, шапки. Почему шапки? Потому что это была настоящая выставка трофеев: росомашьи, беличьи, собольи, рысьи, лисьи и даже волчья, тяжеленая, были продемонстрированы счастливому бульбашу. Среди ночи заглянула комендантша Клава, поздравила, выпила со всеми сто граммов водки, закусила салом и, предупредив, чтобы не шумели, ушла. Парни тут же рассказали, что у Клавы маленький ребенок, а живет она здесь одна. И, несмотря на то, что в сессию два этажа занимают одни мужчины, да какие мужчины — охотоведы, она никого к себе не подпускает. Под утро пьяный Леша добрался до своей кровати, разделся и тут же уснул. Журчащая вода в трубе отопления у изголовья напомнила журчание ручья у Криницы в Бобовках. И под эти воспоминания Алексей и уснул, счастливый и хмельной от новой неизведанной жизни студента-заочника. Не просто студента, а студента биолога-охотоведа!
Проснулся от жажды. Встав и включив свет, ошарашенно заматерился: все стены и стол кишели тараканами. Этих «зверей» дома у Леши не было, поэтому он с отвращением снял со стула вещи, оделся, глянул на часы — девять утра. В коридоре тишина после встречи Нового года. По пути к умывальнику встретил Клаву и пожаловался на «живность» в комнате. Клава посоветовала простое и надежное средство — открыть на полчаса окна. Вскипятив воды и попив чая, Леша с большим трудом открыл примерзшие створки окна. В комнату ворвался морозный воздух. Озябший Леша уехал в город, оставив окна открытыми.
Институт не работал, но был открыт. Леша с удовольствием побродил по этажам, разглядывая расписания занятий, открытые аудитории, выставки и стенды. Очередной сюрприз его ждал в пельменной: мало того, что пиво к пельменям при тебе подогревали в чайнике, так и пельмени оказались ручной работы, точно такие же, как готовила мама. И всего за тридцать копеек порция! Целый день Леша бродил по холмистым улицам Кирова. Заглядывал в магазины, сходил на пустой рынок. Приехав в общежитие, обнаружил, что окна кто-то закрыл. Оказалось, что это Клава побеспокоилась. Заодно комендантша «подогнала» ему клеенку на стол, три новых стула и занавески — тюль на окна. И тюль, и клеенка преобразили комнату, и Леша уже по-домашнему переоделся в спортивный костюм. Вымел целый совок «окочурившихся» от мороза тараканов и сварил кастрюльку супа из пакетов, привезенных из дома. Зашедшие в гости соседи были в восторге от такого супа: в то время в Кирове концентратов в продаже, кроме гороховых брикетов, не было и в помине вообще. В этот вечер Алексей отказался выпить, чем вызвал неописуемый восторг и уважение у Федора Якута:
— Ты, Лоша, большим человеком будешь. Вино не пьешь, целый чемодан книжек привез! Надо, однако, учиться настоящей охоте.
— Как это, Федя? Я с детства охочусь.
— Это у вас не охота. Это у вас — магазин, зоопарк. На машине охотитесь. Бригадой большой. Лес как парк. А в тайге и тундре — другая охота. Мороз. Снег. Ни одного человека на три дня пути.
— Эх, Федя! Так это ж моя мечта! Это — романтика!
— Это, Лоша, не романтика. Это — каторга! Ты посмотри: молодые мужчины из тайги больными приходят. Радикулит, бронхит, хондроз, язва. И все болезни запущенные, хронические. Поэтому, это не романтика, а тяжелый кропотливый труд совсем не за большие деньги, Лоша. Но это жизнь. Это образ жизни, зов природы, зов крови, зов генов. А разве пойдешь против своего характера и своего предназначения? Вот поэтому, когда станешь большим начальником, ты не забудь, что охота — это неволя души, данная нам предками, но не всем! Уже единицам. Поэтому и сохрани, Лоша, традиции, о которых узнаешь, знания, которые получишь здесь, сохрани и дух, который наполнит тебя от охотников-промысловиков, с которыми ты здесь познакомишься. Если их дух войдет в тебя, там, на Западе, где ты живешь и охотишься, ты, Лоша, будешь непобедим. И в жизни, и в охоте. Вот, что я тебе говорю, вот, что я тебе желаю…
Ошеломленный таким напутствием, Алексей смущенно смотрел на якута. А тот, словно забыв о том, что только что говорил, забросил в рот кусочек сала и стал жевать без хлеба, зажмурив и без того узкие глаза.
Весь вечер Леша просидел в соседней комнате, слушая нескончаемые рассказы сибиряков о промысле, о леших-кикиморах, о встречах с медведями, тиграми, рысями, о долгих зимних месяцах, проведенных на промысле в избушках-зимовьях. В свою очередь, мужики интересовались природой и организацией охот у Леши дома. Почти все им было в диковинку: кормушки, кормовые поля, ремизы, охотничьи базы с банями, бильярдами, мангалами. О каких веточках на шапках за добытого зверя?! О каких коллективных выездах на зайца-русака? О каких путевках на уток? Еще никто у них не платил за путевку на вальдшнепа, на зайца, на утку. Не понимали они, как можно день отходить по полям, ради одного-двух выстрелов по зазевавшемуся русаку или перепелу. Как и не верилось им, что в продовольственных магазинах и гастрономах свободно лежит говядина по рубль девяносто и шоколадное масло. А уж про то, что водка стоит на витринах и продается без талонов и очередей, вообще верить не хотели. В то же время Леша забрасывал вопросами новых знакомых о жизни и работе в тайге, пустыне, на море, в степи. К третьему января его комната, как и все общежитие, была занята студентами-заочниками со всех концов СССР. Водка, привезенная с собой, лилась рекой. Диковинные закуски передавались из комнаты в комнату путем обмена: копченый и вяленый омуль, тушеная медвежатина, сушеные подкопченные белки, замороженная лосятина, бастурма из оленины и баранины, икра паюсная, икра просто «самосол»: черная, красная, желтая; балыки кижуча, семги, вяленый хариус, сушеное мясо северного оленя, консервы из осьминогов и кальмаров, китовое мясо, копченый палтус и паштет из печени трески в трехлитровых банках. А вот меньше всего, почти ни у кого, не оказалось сала. Так что привезенный Алексеем пласт домашнего, сдобренного чесноком и тмином свиного бока пришелся по вкусу всем, набрал вес в цене повыше кетовой зернистой икры, которая была почти в каждой комнате, и сравнялся с ценностью вяленых беличьих желудочков с кедровыми орешками внутри, пережеванными и наполовину переваренными.
Занятия в институте длились целый день, порой до шести вечера, поэтому поужинать в столовой не всегда удавалось, а поздний ужин в общежитии перерастал в застолье — праздничное, веселое, с гитарой, магнитофоном и рассказами о работе до утра. Как же не послушать Сашу Федорова из Магадана об Охотском море, об уникальных природных зонах приморья: от тайги, через лесотундру, к тундре, на побережье с их уникальной природой! О соболе, о лосе, о медведях и росомахах в тайге, о жизни лис и песцов, появляющихся вместе с северным оленем на побережье в тундре. О нересте кеты, горбуши, кижуча. О золотых приисках и о старателях! Как не заслушаться Юру Турловского о богатстве Прикаспийской поймы Волги. Как остановить Зазу с его рассказами о красотах Грузии! Сколько интересного было услышано в рассказах о Туве, Красноярском крае, о великих реках Оби, Лене, Енисее, об Арале, о калмыцких степях. И как же самому не похвастаться стадами диких кабанов по шестьдесят голов, о брачных турнирах европейского благородного оленя или стадах косуль по тридцать голов зимой. Рассказать о тысячах, десятках тысяч охотников, которые с удовольствием охотятся на уток, зайцев, куликов и добровольно работают в охотхозяйстве, кормят диких животных яблоками, картошкой и капустой, даже не помышляя в большинстве своем о куске дармового мяса-лосятины или бесплатной вседозволенной охоте за свою работу в охотхозяйстве у него дома в Белоруссии. В институт на лекции, несмотря на поздние разговоры и загульные вечера, Алексей ходил прилежно. Еще бы! Какие преподаватели! Только от одних фамилий — Злобин, Мараков, Никульцев, Колеватова, Козловский, Корытин, Данилкин — захватывает дух! А ведь это они, профессора, доценты, стараются для них, студентов, отдают им свои знания, опыт, передовые взгляды, технологии и научное обоснование всего охотоведения: биологию, биологию и еще раз биологию. В процессе обучения придется изучить, например, только пять разделов химий, высшую математику, физику, иностранные языки, все разделы биологии, физиологию, гистологии, эмбриологию животных, много специальных предметов, таких как охотоведение, техника добычи диких животных, оленеводство, рыбоводство, кинология и т. д. Но биология есть и остается основополагающим предметом всего курса обучения биологов-охотоведов. Как устроить жизнь живому дикому природному творению — дикому зверю или птице — чтобы в условиях активного и постоянно возрастающего человеческого влияния на его численность и на условия его жизни, в том числе и путем различных видов охот на него, этот вид не только оставался бы постоянным объектом существующего биоценоза, но и имел такую численность, которая способствовала бы сохранению биологического равновесия в дикой природе в данном биологическом сообществе без особого ущерба другим видам животных, растительности или даже самому этому виду. Но это все станет ясным и понятным позже, а пока нужно было научиться слушать лекцию, выхватывать все ценное, быстро конспектировать все в тетарадь даже тогда, когда, например, «циклопентанпергидрофенонтрен» не удается и запомнить с первого раза. Но… Впереди вечер. Вечер заочников: уже работающих, уже выросших в охотничьем хозяйстве, уже познавших мир дикой природы. Сколько открытий! Сколько нового, сколько откровений об охоте, о природе, о конкретных диких зверях звучит в общежитие, где живут охотоведы-заочники. Рассказы о суровой жизни в тайге, на промысле лесах, в степях и в пустынях сменяются рассказами о жизни и быте в селах, в городах. Это ли не радость познания во времена, когда о компьютерах с Интернетом и о заграничных поездках вообще никто ничего почти и не знал и не помышлял. Но Алексей успел познакомиться и со студентами-очниками. А они жили компактно в центре города в общежитии, в котором он уже успел пожить летом — не совсем удачно. Бородатые, веселые, голодные романтики! В их комнатах — чучела уток, широкие лыжи, рюкзаки, палатки, удочки. В их комнатах — стерильный беспорядок бродяг. В их комнатах — редчайшая литература, уникальные гербарии. А слайды! Камчатка, Алтай, Командоры, Курилы, Апатиты, Кавказ. Это все — их снимки из экспедиций, лабораторных и практических занятий. Вечера здесь у ребят обычны и размерены: от спокойных диспутов на тему интересной лекции прошедшего занятия в институте, до спора, на что потратить последние общие десять рублей или обсуждения темы, например, выживания яиц глиста цепня в условиях промерзающей тундры. Почти в каждой комнате есть гитара. А по праздничным вечерам священные слова гимна охотоведов: «…так ведь профессия у нас — охотовед! Романтику охоты с детства мы постигли…», — звучат не только в комнатах, но и на коридоре, куда по случаю праздника выносятся медвежьи и другие шкуры, ящик недорого вина, нехитрая закуска, свечи… Приходят и скромненько мостятся девушки с верхних этажей, где живут студенты других факультетов. И звучат песни, звучат тосты: за женщин, за родителей, за охоту, за природу — мать нашу! Скромные пирожки из студенческой столовой на закуску «Медвежьей крови», скромное и целомудренное и тайное сжимание ладоней понравившейся девушки, постоянный спор о биологии, технике добычи, особенностях борьбы с браконьерством и о заслугах дедушки Мантейфеля — основателя советского охотоведения. Алексея как представителя «цивилизованной» части страны принимали с интересом и уважением. Много спрашивали об экологии края, об экономике, о нравах: «…а это правда, что у вас девчонки без лифчиков ходят?». Алесей отвечал просто и доступно и вскоре стал душой любой компании, хотя приходил к очникам лишь по выходным, когда их общага пустела: многие заочники, живущие до Урала, на выходные уезжали, улетали домой.
В один из субботних вечеров Леша вернулся в свое общежитие на последнем автобусе — гостил у очников. Постучав в окно и выслушав выговор узнавшей его дежурной бабушки, вошел в холл общаги и остолбенел. Пол в холле был залит кровью. Кое-где даже сгустками. Возле стола дежурной горничной лежат четверо то ли мужиков, то ли парней. Вроде, дышат. Разбитое стекло из шкафа в холле собирает в совок Клава и плачет.
— Что здесь произошло? — Алексей обратился к дежурной.
— Так че? Эти-то вон, забрали шапку у Саши с девятой комнаты. Он-то с ребятами нашел их в поселке, и побили-то они их. Шапку свою-то забрали, а те, напившись вина, приехали сюда разбираться. И вот-те-на: лежат-то, как мертвые! А кровищи-то! Вот, ждем милицию. Клавка-то позвонила…
Алексей быстро поднялся наверх в девятую. Ребята сидят за столом, тихо пьют водку.
— Мужики! Вы че вино-то хлещите? — затараторил Леша, — к нам милиция едет!
— Ну и че?
— Так из института попрут. Как нас летом!
— Ну и че?
— Как че?! Хорош пить-то, мужики! Идите в умывальник, мойтесь. Я буду с милицией говорить, если эти еще живые.
— А чем им! Живые! До утра оклемаются.
В это время в замерзшем окне замелькали разноцветные огни милицейской мигалки. Леша опустился вниз, растолкав мужиков по комнатам. Втроем сошли вниз по скрипучей лестнице, склонились над спящими окровавленными «бойцами», пытаясь привести их в чувство.
— Стоять всем на месте! — с порога заорал старшина в тулупе, — всем на месте! Документы к осмотру! Кто комендант?
— Я, — Клава устало глянула на протолкнувшихся в двери еще троих милиционеров, но уже в шинелях, — я комендант общежития.
— Это вы звонили?
— Я. А кто у вас старший?
— Старший лейтенант Окунев, — офицер подошел к Клаве, глянул на лежащих на полу бандюков и Лешу с товарищами. — А это кто? — он указал на Лешу.
— Это? — Клава задумалась на секунду, — это свидетели. Они все видели и все расскажут. Я спустилась, когда эти уже лежали в кровище!
Теперь старший обратился уже к Леше:
— Вы кто? Ваши документы.
— Мои документы наверху, — начал было Алексей, но старший перебил его:
— Кто вы и откуда?
— Я? Алексей Фомин. Из Белоруссии.
— Из Белоруссии? — старший заметно оживился, — я служил в Барановичах, а вы откуда?
— Я из Бобруйска.
— Вы студент охотфака? И эти с вами?
— Да.
— А что здесь произошло?
— Здесь? Эти вот пьяные устроили драку между собой, пришлось их утихомирить…
— Они дрались тут?
— Да, командир. Мы были наверху. Слышим — крики, драка. Спустились, думали свои. А это — они. Ну, мы их растащили… и спать слегка положили…
— Живые хоть?
— Живее всех живых, командир! — Леша заулыбался, достал сигареты, протянул милиционерам.
— Ого! «Ява»! — милиционеры с удовольствием угостились, но курить не стали, поглядывая на озадаченную Клаву.
— Может, скорую им вызвать? — Клава обратилась к старшему лейтенанту.
— Не надо. Мы их сами-то отвезем-то и там подлечим! Берите их в машину, ребята, — приказал он милиционерам, — а ты, бульбашик, если что — обращайся прямо ко мне. Я Окунев, тезка-то твой — Леша. Заходи, если че — помогу!
— Спасибо, Леша, — Алексей протянул руку, — до встречи.
Милиция с побитыми местными уехала, а Клава разыскала по комнатам спрятавшихся «бойцов» и заставила отмывать кровь на первом этаже…
В институте, да и на курсе, никто не узнал об инциденте, только посмеялись над синяком под глазом у Саши-магаданца: поддатый на лестнице поскользнулся, мол. Клава же, расщедрившись, подарила комнате номер одиннадцать черно-белый ламповый «Рекорд-6» и антенну — до окончания сессии и под Лешину ответственность, которого единодушно «избрали» старостой комнаты улыбающиеся бородачи.
Разрезая иголкой, вставленной в деревянную палочку-ручку, брюшко замоченного в формалине дождевого червя, Леша сосредоточенно вглядывался в открывающиеся внутренние органы. Вот уж никогда бы не подумал, что будет он резать червяков, лягушек и той же иголкой указывать преподавателю органы препарируемого животного. Никогда не думал, что череп крысы амбарной так же серьезно отличается от черепа полевки лесной, как, скажем, череп лисицы от черепа собаки. Кто бы мог подумать, что лань и на латыни звучит элегантно — «Cervus dama», а бобр — он и есть «Castor fiber», а что смешно, медведь бурый — «Ursus, почему-то вдруг, arctos». Но Карлу Линнею виднее, он — биолог, и Леша тоже станет биологом. Не просто биологом, а биологом-охотоведом, только вот наука… Эх, нелегко! Одних тушканчиков на латыни не перечесть, не говоря уже о ластоногих, полорогих, парно-и-непарнокопытных. Всех на латыни, по-русски, по черепам, по шкуркам… Ян Станиславович Козловский спуску не дает. С костью моржового «penis» вместо дубинки готов принимать зачет до десяти вечера. И принимает. Точнее, более половины не сдают сразу экзамен или зачет. «Сдав» латынь, «сдав» черепа и шкуры, Леша заваливается на простом — ареале какого-то дикого европейского кота. Забыл Алексей, что этот кот числится у него в Белоруссии, да и не знал, что последние встречи с ним были где-то в пятидесятые годы. Ткнул указкой на карте участок вдоль Урала и… получил кивок в сторону двери — «свободен». Эх… ареал, едрена корень! Но это только зачет, который можно и нужно сдавать на сессии за первый курс. Но все равно обидно — вчера, точнее сегодня, полночи сидел в Красном уголке с чайником крепкого чая, учил латынь. Зато успел сдать зачет по зоологии беспозвоночных. Ему легче — он сразу после школы. Мужики ему завидуют, у них уже сложнее с запоминанием лекций, приходится сидеть за учебниками и конспектами. А Леша еще у очников набрал конспектов и шпаргалок по предметам на три года вперед…
В гардеробе института по графику дежурят девушки с других факультетов. Леша заприметил, что одна из них подает ему его пальто без очереди и без жетона. Запомнила? Каждый раз она ему улыбается, и озорные огоньки-искорки играют в ее глазах, а на щеках появляются симпатичные ямочки.
Набрав в столовой пирожков с повидлом, Леша в большой перерыв между парами пришел в гардероб. Девушка уже собралась идти за его пальто, но Леша ее остановил:
— Одну секунду, барышня! Можно вас угостить? А я еще поучусь сегодня, не поеду никуда.
— Ой, спасибо, — засмущалась девушка. Подруги, дежурившие рядом, мгновенно забыли о работе.
— Берите-берите. С повидлом, — Леша протянул пакет с пирожками, — а меня Леша зовут. Я с охотфака.
— А я знаю! — Девушка смущенно взяла пирожок, — я знаю, как вас зовут.
— Хм… откуда?
— Это просто — вы всегда с компанией приходите, ну и…
— Ясно! А вас как зовут?
— Лида, — девушка опять смутилась.
— Ого! А у нас город есть — Лида!
— А у нас — это где?
— Это в Белоруссии! Берите еще пирожки и угостите своих подружек, — Леша показал глазами на притихших однокурсниц Лиды.
Поговорив о пустяках, Леша пригласил Лиду в кино, и она, поколебавшись, согласилась.
Лида приехала в Киров из Коми-Пермятского автономного округа, и комяцкие черточки лица, в виде слегка выступающих скул, больших «оленьих» глаз и своеобразного акцента отчетливо разглядел Алексей при прогулках с Лидой после занятий. Медведь — «ош», хлеб с маслом — «выя-нянь» — учила она Лешу их языку. Они вечерами гуляли по городу, ходили в кино, планетарий, кафешки. На прощание целовались в подъезде общежития, где жила Лида: Лешу вахтеры категорически не пускали к ней в комнату.
Сессия подошла к концу. Февраль в разгаре. Леша стал скучать: дома уже синицы «звали» весну, крумкачи выписывали в воздухе брачные пируэты. Начался гон у волков — вот где охота! Здесь же — лютая зима! Ребята-однокурсники выпытывали у Леши белорусские словечки. Особенно им понравилось название месяца февраль — люты. По их рассказам, февраль в тайге действительно лютует. Заметает самоловы, избушки. По рыхлому снегу не пройдешь пешком, не проедешь на снегоходе, с трудом проберешься на лыжах. Обильный снег на льду озер сжимает воду — происходит замор рыбы от недостатка кислорода. В глубоком снегу бескормье лосям, кабанам, косулям. Лишь волки лютуют — им проще добычу заморить, изгрызенную, искусанную острыми клыками, загнанную до изнеможения по глубокому снегу. Леша много рассказывал о том, как в условиях относительно малоснежных зим оказывается существенная помощь диким животным у него дома: корма для диких животных, заготовленные с осени как егерями, так и охотниками, выкладываются в подкормочных комплексах не только регулярно, но и в полном необходимом объеме. Соль, подрубка осины, веточный корм — для всех оленьих. Картофель, зерно, желуди, зерноотходы, дикие яблоки и кукуруза — для диких кабанов. Мужики вздыхали: у них на родине не то что лосей — коров иногда нечем кормить!
— Мужики, я хочу привести девушку к себе в гости. Что скажете? — неожиданно объявил Леша. Пауза затянулась…
— Ну… ээээ… надо сначала комнату прибрать, чтобы стыдно хоть не было, — пророкотал Паша. Все заулыбались, загалдели:
— Ну, бульбаш! Ну, отличник! Ну, тихоня. Барышне голову вскружил своими кудряшками. Да уж, действительно — кудри вьются у б…й, отчего ж не у людей! — смеялись все, издеваясь над смущенным Алексеем.
Добро было получено, и в субботу, когда большинство ребят уехало домой, Леша тайком от Клавы провел Лиду к себе в одиннадцатую комнату. Мужики, кто остался, добросовестно взяв кто книгу, кто журнал, удалились. Из-за окна через форточку Леша достал мясо, настрогав ножом мелкой стружки, слепил котлеты и, смешав с луком и обваляв в сухарях, поставил жариться на маленькую электрическую плитку, любезно предоставленную Клавой. Пол-литровая банка красной кетовой икры, копченый омуль, очищенные кедровые орешки, квашеная капуста и тарелка соленых груздей были водружены на стол. Пока жарились котлеты, Лида начистила кастрюльку картошки, которую она привезла с собой из общежития, узнав у Леши, что картошку они воруют на ферме учебного хозяйства института, расположенного недалеко от общежития. Вскоре стол был накрыт, и Леша собрал скучающих по чужим комнатам мужиков к «себе» домой поужинать. Заранее приготовленная бутылка коньяка, продаваемого, как ни странно, без талонов, дополнила собой богатый стол. Оказалось, что Лида играет на гитаре, и вскоре «На маленьком плоту» хором затянула вся компания. Ближе к полуночи комната опустела. Оставшись наедине, Лида и Леша поняли, что ребята не просто пошли гулять, а тактично разбрелись по общаге, намеренно оставив их одних. Выключили свет. И свет уличных фонарей, проникая сквозь иней замерзших окон, окутал комнату волшебным лунным светом, полным загадочности, таинства, волнения и романтики. Гитара, тренькнув струной, аккуратно легла на табурет. Скрипнули пружины кровати, зашуршала одежда, губы нашли друг друга… Замок Леша отомкнул только утром, провожая Лиду на первый автобус в город, пообещав приехать за ней после обеда.
Собираясь в ресторан, студенты-заочники по жребию выбирали непьющего, у которого были на весь вечер общие деньги на оплату стола и на поездку домой на такси. В ресторанах в ту пору на стол разрешалось заказать не более ста граммов водки на человека за вечер, поэтому водку приносили с собой. Лучше всего для этих целей подходили «четвертушки», которыми затаривались загодя. В этот вечер «старшим трезвенником» был Алексей. Скинувшись по пять рублей, ребята заняли три столика в «Вятке». В разгар вечера началась «работа» у Леши: то утихомирить разгулявшегося приятеля, то объяснить дружинникам, что здесь все под контролем, то усадить в такси и оплатить проезд уже «готовому» собрату. Из двенадцати человек, пришедших с вечера, к закрытию осталось пятеро. Кто-то был «отправлен» домой Лешей, кто «снял» подружку и, оставив координаты, исчез до утра. Рассчитавшись по счету, впятером, с песнями толпой отправились пешком на Комсомольскую площадь — прогуляться по ночному Кирову. По пути шутили, орали песни, «купались» в снегу, естественно в одежде, но к прохожим не приставали. Да и не было их в такой поздний час на заснеженных улицах. У самой Комсомольской площади ватага местных «бакланов» не упустила случая «потрясти» поющих пьяных бородачей, но драка закончилась, едва начавшись. На морозе шлепки ударов звучали сухо и хлестко. Четверо нападавших остались лежать на снегу, остальные, человек восемь, бросились врассыпную. Охотоведы, утерев снегом разгоряченные лица, быстро ретировались за снежные стены тротуара, но УАЗики с мигалками преградили путь к площади. Всех бесцеремонно затолкали в «собачники» и доставили в отделение. Успокоившись, заочники расселись на узкой скамеечке в клетке, а Леша, добившись аудиенции у дежурного, пытался доказать их непричастность к драке.
— О, бульбаш! А ты чего тут? — кто-то хлопнул по плечу. Оглянувшись, Леша узнал старшего лейтенанта Окунева, когда-то служившего в Белоруссии и приезжавшего на вызов в общежитие.
— Да вот — друзей повязали ни за что! — он указал на клетку.
— Опять студенты-охотоведы?
— Да-да, мы все вместе шли…
— Ак че, ясно! Дежурный! Выпусти этих, — он показал на клетку, — я их знаю — хорошие ребята. Они и муху не обидят, ха-ха-ха. Да и трезвые-то они. Да, Леша? Дыхни-ка, пожалуйста, дежурному, а то не верит!
Леша, улыбнувшись, подошел к дежурному, дыхнул. Тот, покачав головой, открыл клетку, где дружно храпели Лешины товарищи, уставшие за день и считавшие теплую клетку неплохим пристанищем, пока Леха «вопросы решает». Таксист за двойную плату довез их к общежитию уже за полночь. Зайдя в комнату и увидев хитрые Пашины глаза и чистоту в комнате, Леша все понял, глянув на свою кровать. Там, свернувшись калачиком, спокойно спала Лида. Паша рассказал, что она приехала вечером, привезла картошки и сварила им всем борщ с мясом лосятины, которое предварительно обжарила на сковороде крупными кусками. Мясо в борще от этого получилось сочное и вкусное. Потом они смотрели телевизор, играли на гитаре. Паша и Саша договорились, что Лида познакомит их со своими подругами. Только не дождалась она, как ни крепилась — уснула на его кровати. Сами же мужики старались не шуметь, чтобы не разбудить ее. Леша от еды отказался, а вот стакан водки выпил — за вечер ведь ни капли не взял принципиально. Вбросил в рот две полных ложки черной икры с кусочком батона, запил морсом. Пока умывался, мужики тактично разбрелись по другим комнатам. Леша закрыл дверь на ключ, подошел к безмятежно спящей Лиде. Набрав чайную ложечку меда, аккуратно провел медом по губам. Лида открыла глаза и заулыбалась, облизывая губы…
— Окышт мэнё16, — прошептала она и, обвив его шею руками, притянула к себе…
Окончилась сессия. Леша, досрочно сдав несколько зачетов, забежал в общежитие к очникам-охотоведам попрощаться. Принес с собой бутылку водки — Саша-магаданец поменял свою соболью шапку на ящик водки в соседнем гастрономе. Студенты тут же организовали яичницу, гренки, ломтики сушеной стерляди. Нашлось и у них спиртное — брага в двух трехлитровых банках. Опять гитара, опять на магнитофоне «Pink Floyd» — «Animals» и, уже хорошо выпив, неизменная «На маленьком плоту». В комнате на четыре кровати собралось человек пятнадцать. Алексей улыбался, принимая подарки, сувениры и приглашения посетить именно такую-то комнату в следующий приезд. Кто-то принес пять выделанных шкурок ондатры, кто-то — иголку со шкуры дикобраза, кто-то высушенную морскую звезду, кто-то кусок бивня мамонта, кто-то коготь медведя. Подарков собралась целая тряпочная торба. Счастливый Леша доставал их из сумки, вертел в руках, цокал языком, предвкушая, как будет показывать их дома друзьям, и в первую очередь — Федору, с которым с детства дружит, а в последние годы вместе не вылезают из леса. Студенты проводили Лешу до автобусной остановки и пообещали завтра прийти вечером на вокзал, проводить его на поезд.
Еще один сюрприз ждал его в комнате. Друзья и здесь собрали ему торбу: копченую рыбу, две литровых банки икры, большущую раковину и двадцатисантиметровый кусок панта изюбра — пригодится от всех болезней. Не остался стороне и Федя-якут. Он подарил Леше кусок клыка моржа с искусной резьбой по нему. Растроганный Алексей, красный от смущения, принимал подарки, не уставая благодарить. Взрослые серьезные мужики радовались вместе с Лешей, и скоро в комнате номер одиннадцать начался пир — Леша уезжал первым. У него нет «хвостов» по учебе, ему ехать далеко, билеты уже куплены: его и провожали со всей помпой. Да и остро стоял вопрос — увидятся ли? Леше скоро в армию, и этот курс, конечно же, его обгонит на два года, так как абсолютное большинство его новых друзей-коллег уже отслужили. В эту ночь они спать и не ложились: разговоры, воспоминания, мечты и планы. В конспекте по гистологии полтетради исписано адресами: от Калининграда до Камчатки…
Проснулся Леша от прикосновения руки по его лицу. Открыл глаза — Лида! Прижал ее холодную руку к своему горячему лбу, чмокнул губами в ладошку.
— А я тебя вчера весь вечер ждала, — потрепала Лида его за ухо, — а ты так и не явился! Видно, пил с парнями-то?
— Извини. Мы тут… Вчера меня провожали. Выпили неслабо. Не смог я бросить мужиков. Извинишь?
— Конечно, — она поцеловала легонько его в губы, встала и, сбросив шубу, принялась наводить порядок на столе и в комнате.
С трудом преодолев боль в висках, скорее всего из-за кружки браги, примешанной к водке, Леша поплелся умываться.
— Че, Леш, хорошо ли столь вина-то пить, а? Болит голова-то, небось?
— Угу. Плохо-то столь-то пить-то! Болит!
— Не кривляйся, пожалуйста, а ставь чайник, будем пить чай, я пирожные принесла.
— Ой, Лид, какие пирожные? Сейчас бы рассолу какого, что ли.
— Будешь знать, как вино-то пить. Болей! — Лида, заканчивая подметать пол, начала читать ему лекцию о вреде алкоголя.
— Не, мать, так дело не пойдет, — Леша достал свою знаменитую фляжку, встряхнул. — Вот он — признак алкоголизма. Но без него никак! — он сделал несколько глотков, скривился, выдохнул, — надо ехать домой. Иначе и вправду спиться недолго. Или отравиться…
— Ты так домой хочешь, Леша? Соскучился? Все хочу у тебя спросить: а девушка тебя дома-то, небось, поджидает?
— Девушка? Дома? Хм. Ты знаешь, удивительно, но девушки дома у меня и нет!
— А почему?
— Сам не пойму. Как-то, вроде, и некогда мне. Работа, лес, дом.
— Ой-ёй. Сам мне рассказывал: и на концерты ходишь, и в театр, и в ресторан. И чтоб один? Не верится!
— Почему один? С друзьями, одноклассниками. Девчонки там тоже есть, но они не мои девушки, они — друзья женского пола. Понимаешь?
— Да, Леша, но… Ты так целуешься, аж дух захватывает! И… другое… — она покраснела, — ты у меня первый мужчина, и мне так хорошо с тобой! Я ни о чем не жалею, даже если у тебя там есть девушка. Ты ведь летом приедешь?
— Приеду. Если в армию не заберут. Обязательно приеду!
— А я уже узнала в деканате — у вас сессия в июне. Мы еще здесь будем. Ты, наверное, ко мне… и не подойдешь? Думаешь, я плохая? Гулёна?
— Ну что ты, Лид, — Леша притянул ее к себе. — Ничего плохого я не думаю. Мне тоже хорошо с тобой. Ты же видишь! Не надо о грустном, ладно? Я тебе адрес оставил, письма мне будешь писать, а я тебе. Потом встретимся здесь же. Время пролетит быстро. А ты учись хорошо, моя девочка-Лидушка.
Готовая расплакаться, девушка уткнулась ему в плечо, и он нежно гладил ее темно-каштановые шелковистые волосы.
Под музыку «Прощание славянки» фирменный поезд «Вятка» плавно тронулся, оставляя перрон, морозный вечер и большую толпу провожающих Лешу друзей. Спереди стоят Пашка и Сашка, махая Лешиной сурковой шапкой, которую он бросил им из уже отходящего поезда, так как они сами ни в какую не хотели ее брать. Ничего, теперь у них рублей сорок-пятьдесят есть в запасе. Деньги у всех под конец сессии заканчивались. Даже у тех, кто привозил с собой тысячу рублей, не говоря уже о таких, как Леша, который приехал с двумястами рублями на сорок пять дней. Чуть в стороне ото всех стоит Лида, одной рукой в пуховой рукавичке пряча заплаканное лицо, другой, с зажатым в ней подаренным им флакончиком духов, машет вслед уходящему поезду…
Москва встретила слякотью, грязью и утренней суетой сонного Казанского вокзала. Быстро добравшись на метро до Белорусского вокзала, Леша закомпостировал билет, сдал чемодан с книгами и подарками в камеру хранения и отправился снова в метро. Он страшно соскучился по Московскому зоопарку, в котором успел побывать по пути в Киров летом. Вот и «Красная Пресня». Зоопарк закрыт — рано. Леша бесцельно прокатился в метро до Ленинских гор, потом на Красную площадь, подождал смену караула, но в Мавзолей не пошел — очередь начиналась где-то у Александровского сада.
В зоопарке, несмотря на слякоть и холод, протоптался целый день. И, успев купить авоську апельсинов, благополучно покинул Москву уже вечером. Как же он соскучился по дому! По лесу, по работе, по охоте! Поезд сквозь темень несет его к его мечте — к его егерскому обходу, где он знает каждую тропку-дорожку, каждое урочище, каждую криничку и каждый островок-гряду на болоте. Леша, засыпая под стук колес, думал о подкормочных площадках, о кормушках, о запасах кормов, соли, о диких зверях, которых как ему казалось, он знал почти всех «в лицо»: от зайца или белки до лосей. Он вспоминал следы на тропах, вспоминал встречи с косулями, оленями, кабанами. Вспоминал охоту на них. Представлял, где и как сейчас находятся и что делают ЕГО звери. Вот, кабаны. Они сейчас подходят к кормовым точкам. Осторожно, принюхиваясь, опасаясь засады или подвоха от человека. Впереди идет свиноматка, за ней по тропе в снегу идет все стадо. А секач? А он ходит отдельно. Его не устраивает матриархат, и он периодически рычит и хрюкает, показывая, что он сильный и опасный зверь. Но дикие свиньи идут за главной маткой. Они знают, что хозяйка стада — она. А вот лоси — они сейчас больше в молодых сосняках. Рога у самцов сброшены где-то там же. Весной, когда растает снег, стоит поискать по молоднякам, если мыши-полевки или дикие кабаны не погрызут. Лоси будут и в делянках. Поваленные осины — лучший и сытный прокорм для них сейчас. Надо будет выписать лесорубочный билет, да срубить по делянкам десятка три-четыре осин. И для лосей, и для косуль, и для беляка будет хорошее подспорье, а потом в них солонцы сделать. А у зайцев начинается гон. Наследили, натоптали дорожек за ночь. Зайчиха «понаставила меток» на снегу, а зайцы с ума сходят, бегая по следам и устраивая такие драки между собой так, что пух летит! Бесстрашные зайцы! Звучит смешно, но много их теперь гибнет из-за потери своей заячьей бдительности, которую люди почему-то называют заячьей трусостью.
Февраль в разгаре. Глухари уже перебрались к месту токовищ и «чертят» по утрам на снегу свои незамысловатые узоры. Лисица и рысь пользуются любым удобным случаем, чтобы незаметно подкрасться к лакомой добыче. Но не тут-то было: зоркие глухарки-каплухи, нахохлившиеся на ветках и наблюдающие за танцующими по снегу «кавалерами», заметив приближающуюся опасность, заквохтав, предупредят их о грозящей опасности. На полянах, где под глубоким снегом спрятана густая подсушенная трава, пасутся косули. Лунный вечер. Где-то завыли волки, и косули напряженно заводили ушами — опасно! А у голодных волков тоже гон. Драки, вой, совместная охота и свадьбы. Не повезет тому зверю, чей путь пересечется с волчьей свадьбой. Это знает и енотовидная собака. Потеплевший влажный воздух, проникший в нору енотов17, разбудил их от зимней дремы, и они полусонные, вялые вылезли из своих зимних убежищ — стоит ли мир на месте? На месте все, только вот волки где-то рядом, надо бы спрятаться, хотя волки и обходят стороной своих родственников — енотовидных собак и обычно их не трогают. А если и тронут, можно притвориться мертвым и протухшим — даже охочие до падали собратья отвернутся и, брезгливо сморщив носы, уйдут. Ну и что с того, что обслюнявили и укусили, зато живы остались!
А в это время где-то по густым ельникам вышла на охоту куница. Ловко цепляясь за заснеженные лапы елей, она перепрыгивает с дерева на дерево, пока не услышит легкое потрескивание невдалеке. А это белка, сорвав огромную еловую шишку, усевшись ближе к стволу, в затишек, с аппетитом разгрызает твердые лепесточки шишки, доставая вкусные семена. Куница подкралась сверху незамеченной. Но посыпавшийся с ветки снег вспугнул белку, и она, бросив недогрызенную шишку, метнулась по мохнатой заснеженной ветке на другое дерево. Поздно! Куница настигла ее в прыжке. Схватив белку поперек туловища, куница не удержалась, и они закувыркались в ветвях, падая вниз. Куница так и не выпустила из острых зубов верещащую белку и, упав в снег, перекусила ей позвоночник.
Дикие кабаны подошли к подкормочной площадке, устроенной на лесной поляне. Под навесом находится гора зерноотходов, а в длинные корыта засыпаны картошка и овес. Свиноматка, застыв на месте, долго принюхивается к запахам. Но молодые свиньи не выдерживают искушения голодом, игнорируя грозное сопение старшей самки-вожака стада, они нетерпеливо высовываются из-под нависших еловых лап, а затем наперегонки бросаются к кормам. Свинья, тем временем, уловив непонятный запах, обходит поляну под ветер — и не зря! Огромная самка рыси притаилась под деревом недалеко от подкормочной площадки в ожидании маленького или слабого поросенка. Свинья грозно засопела, уставившись маленькими злыми глазами на кошку. Та же, выгнув спину, зашипела, показав тонкие острые зубы. Грозно и злобно блеснули, отражая свет луны, изумрудные глаза. Разозлившись за такое безответственное хамство, свинья, подняв хвост и клацая зубами, бросилась на рысь. Не искушая судьбу, кошка не стала убегать по глубокому снегу — сходу забралась на толстую елку и оттуда зашипела на подскочившую к дереву огромную дикую свинью. Та, злобно урча и сопя, побродила вокруг дерева и, убедившись, что рысь больше не угрожает ее стаду, отправилась на подкормочную площадку, оставляя за собой глубокую борозду в рыхлом снегу. К этому времени на подкормочную площадку вышел и секач. Он бесцеремонно разогнал стадо от корыта с кукурузными початками и сейчас громко чавкает. Свинья смело устроилась рядом, секач не посмел угрожать хозяйке стада, помня, что именно она в этом году в период закончившегося гона была его подругой, а весной станет матерью их деток, оставив стадо до середины лета.
Рысь, проследив за грозной дикой свиньей с дерева, поняла, что сегодня поросенка из стада ей не отбить. Осторожно спустившись с дерева, кошка, оставляя большие, круглые, чуть ли не тигриные следы, отправилась к болоту, где легче добыть зазевавшегося рябчика или тетерева, а если повезет — танцующего на снегу глупого глухаря. На вой волков рысь не обратила внимания. Она лишь повела чуткими большими ушами с черными кисточками и, хрипло мяукнув, оставив у пня «отметку» своих владений, неспешно, прислушиваясь — не пискнет ли по пути мышь под снегом, отправилась по известному только ей одной маршруту. Проходя мимо остатков накануне пойманного и съеденного наполовину зайца-беляка, рысь даже не посмотрела в сторону торчавших из-под снега лап зайца. Рысь знает себе цену — к вчерашней трапезе она не прикоснется. Еда останется на обед куницам или вездесущим сойкам. На поляне лоси глодают кору поваленных осин. Кошка обошла их стороной. Лось — не её добыча. Хоть маленького лосенка она однажды выследила, спрятавшись на высокой осине, в то время как мать этого лосенка уводила в сторону неожиданно появившихся бродячих охотничьих собак. Несколько секунд рысь смотрела в доверчивые большие глаза жертвы, даже не веря подвернувшейся удаче. Потом, резко спрыгнув, вцепилась зубами в шею. Лосенок запищал, забился, но было уже поздно: артерию рысь прокусила в следующее мгновение. Взмыленная, уставшая от преследования злых собак, которых увела далеко в болото, лосиха вернулась только тогда, когда уже взошло солнце. Лосенка на месте не было. Его, распотрошенного рысью, она нашла в густых зарослях ивняка. До поздней ночи простояла убитая горем лосиха у кустов, и лишь жажда, голод и природный инстинкт жизни заставили её уйти от растерзанного тела ее дитя. Рысь же к кусту больше не вернулась. Обильная добыча досталась семье вечно голодных енотовидных собак и падальщиков-воронов. Сегодня рысь обошла лосей стороной, хотя те и увидели её. Лось всхрапнул, опустив голову, словно на ней были рога, сделал несколько шагов к кошке, но та, словно и не было лосей, шла своей дорогой, гордо задрав вверх свой толстый мохнатый «хвост-обрубок».
С вечера за делянкой в глухом ельнике заухал филин. Февраль — это и его брачный месяц. Громкие крики филина далеко разносятся по лесу, и рысь немедленно свернула с намеченного маршрута, решив попробовать подкрасться к филину — знатной и вкусной добыче. Филин сидел на высоченной мохнатой елке. Рысь увидела его издалека, однако подойти близко, а тем более бесшумно влезть на дерево не смогла. Заметив подкрадывающуюся кошку, филин неожиданно и молниеносно спикировал на рысь и пролетел совсем близко от нее, вжавшейся в снег и оскалившейся хищным оскалом. Когти филина пронеслись в нескольких сантиметрах от головы кошки. Ожидать повторной атаки рысь не стала. Выгнув дугой спину, она прыжками ускакала под защиту подлеска и уже оттуда зашипела в звездное небо. Так, на всякий случай.
Приближалась ночь, лес затихал, но приближение весны чувствовалось уже по всем приметам: от становившимся прозрачным и сырым по вечерам воздуха до звонкого и веселого пения синиц днем, переливчатого звона воды в лесных ручьях, берега которого истоптали целыми тропами-дорогами не имеющие страха перед рысью выдры. И хотя мороз ночью сковывал поверхность снега жестким настом, кора деревьев уже не трещала по ночам, а пряный ее запах от теплого дневного солнца парил в воздухе даже и ночью…
Лежа на верхней полке плацкартного вагона, голодный и даже без чая, (деньги закончились совсем), Леша не обращал внимания ни на какие неудобства: ни на соседок снизу, доставших из своих баулов копченую курицу, ни на соседа сбоку, храпящего как бульдозер, ни на детский плач из соседнего «купе», ни на запах из соседнего с ним тамбура, ни на толкающего его уже в третий раз «глухонемого», предлагающего купить по рублю фотографии икон, святых и порнографических карт. С каждым стуком колес, с каждым звенящим переездом, с каждой остановкой — он ближе к дому, к семье, к любимой работе. И он в мыслях уже цепляет лыжи, просмоленные и обильно пропитанные парафином, на лыжах идет в лес, в свой обход. Сначала по лугу вдоль реки, потом по Бобовкам вдоль Криницы. Как там бобры, их плотины? Потом острова-гряды. Лоси, косули, кабаны — что с ними? Что там нового и интересного произошло за эти полтора месяца? Потом из болота — в большой лес. Сначала — Белый берег, с его дубовой рощей. Есть ли следы кабанов на желудях, есть ли там же косули, а по дуплам — куницы? Оттуда — в Боровичное. По поросшим сосняком холмам проверить лисьи и барсучьи норы, убедиться в наличии многочисленных разрытых в снегу до мха косульих лежек. Там же находятся несколько кормушек, солонцов — проверить. Где-то к середине дня, когда солнце уже ощутимо пригреет спину через бушлат, забраться на кучу валежника и вздремнуть… В чистейшем, словно выполосканном синем небе, «кувыркаются» в замысловатых кульбитах брачных танцев вороны, а в лесу весело перекликаются синицы, поползни. Отяжелевший снег скользит и падает с хвойных веток. Хорошо в лесу накануне весны! Душа поет с пробуждающейся природой. С каждым следом, с каждой тропой звериной оживает и пробуждается чувство радости за зверей, переживших суровые испытания холодом, голодом, бескомпромиссной борьбой за выживание. Весна приносит в лес оживление, праздник, теплоту и жизнь во всех ее ярких проявлениях. И после долгих и суровых зимних испытаний и птицы, и звери радуются теплу и ласке природы. Возвращаясь с весной в отстроенные давно гнезда или строя новые, скоро своим гомоном птицы заполнят весь лес. Потихоньку и звери перемещаются к своим весенним пастбищам и стоянкам. Все мамки, и птиц и зверей, готовят гнезда. В них родится новая жизнь, а они, родители, давшие эту жизнь, будут бережно эту жизнь взращивать, защищая, обучая, любя и жертвуя, если понадобится, своей собственной жизнью ради этой новой жизни, которую они сотворили. Так было сотни, тысячи веков, так будет, пока существует жизнь в дикой природе… А он знает жизнь диких зверей и птиц, и скоро будет знать еще лучше, еще больше, еще глубже. Ведь он станет не просто защитником диких зверей, а еще и посредником между жизнью сообщества диких животных и обществом людей. Посредником-адвокатом между дикой природой и природопользователями — людьми. Посредником между прошлым Земли и ее будущим. Потому что биолог-охотовед — это не только профессия, это еще и призвание, предназначение по жизни, переданное с генами определенному, ограниченному кругу людей. Оно заключается и в том, чтобы не только умело и продуманно сохранять, беречь жизнь окружающего людей обитателей дикой природы, но и оставлять при этом людям изначальное и незыблемое их право на общение с этой природой в виде охоты, определяя, в том числе целесообразность, способы и сроки такой охоты — чтобы не навредить…
Так думал голодный будущий биолог-охотовед, лежащий на голой и холодной полке, возвращаясь в свою родную стихию — на работу в свой егерский обход.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Охотовед предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
