Вкус вишневой смолы. Рассказы и повести

Николай Коровин

«Вкус вишневой смолы» сборник биографических рассказов автора Николая Коровина о юности, о нравах московских дворов в далекие 70-е годы, о подростковых драках, о дружбе, о первой любви и первом поцелуе, о том, как сложились судьбы друзей детства. О службе в армии, в спортроте, о работе на телевидении и о многом другом. Это ностальгическое, романтическое и захватывающее путешествие на машине времени в ушедшие реалии прошлого века. Книга содержит нецензурную брань.

ВКУС ВИШНЕВОЙ СМОЛЫ

рассказ.

Витька Засухин жил на втором этаже нашего дома на Щелковском шоссе. Он был старше меня на три года и стало быть, когда мне было пятнадцать, Витька уже был серьезным восемнадцатилетним пацаном. Он знал всю окрестную шпану, хотя сам хулиганом не был, но и ботаником его назвать было нельзя. Он всегда держался как-то особняком от нашей дворовой компании, может быть был просто старше и у него был свой круг друзей.

Лето в московском дворе семидесятых было мертвым сезоном. Все друзья и знакомые разьезжались кто-куда. Кто к бабке в деревню, кто в пионер лагерь, а кто с родителями на юга. Оставалось два — три человека и они слонялись по двору, изнывая от скуки и жары. Впрочем, развлечения были. Одним из самых веселых времяпрепровождений были набеги на фруктовые участки, прикрепленные к хрущевкам — пятиэтажкам. Сейчас уже таких не осталось, а раньше у каждого дома был свой, огороженный сетчатым забором надел земли и там был фруктовый рай. Благоухали антоновки и белый налив, дразнили фиолетовыми боками сочные сливы, рассыпались по зеленому разноцветные бусины красной, черной, белой смородины, малины, крыжовника. Манили набухшие, бордовые вишни, на чьих заскорузлых стволах, словно капли темного янтаря застывали потеки пурпурной, пахнущей пряным, вишневой смолы, которую мы отколупывали от коры и с удовольствием засовывали в рот.

Вот на это дворовое богатство и были нацелены наши мальчишеские взгляды. То, что у каждого из нас, дома, в холодильнике было полно яблок и абрикосов, никого не волновало. Владельцы фруктовых садов, как правило жившие на первых этажах, естесственно не испытывали особой радости от посягательств на их добро и частенько караулили ночных визитеров. Так, что дело это было небезопасное, можно было огрести по полной программе. Опасность придавала ночному предприятию особый привкус. Под покровом тьмы мы перелезали через забор и начинали скрупулезно обрывать яблоневые, вишневые и смородиновые кусты. Если же вдруг, на первом этаже загорался свет и из распахнувшегося окна вылетали матюки, мы, как стайка вспугнутых воробьев моментально разлетались кто-куда и собирались уже на лавочке во дворе, ухахатываясь при виде физиономий, перепачканных вишневым и малиновым соком.

Вторым развлечением было купание. Раньше, когда наши родители только вьехали в этот дом, лес начинался сразу по другую сторону от Щелковского шоссе. Я помню, как мы с отцом ходили в этот лес за грибами, проходили мимо свинарников, в которых мирно похрюкивали большие и ужасно вонючие хавроньи. Постепенно городская застройка отодвигала лесной массив все дальше и дальше. Так появился жилой микрорайон Гольяново с улицами Байкальская, Уральская, Усурийская. На краю района построили кинотеатр Урал, куда мы сбегали с уроков смотреть Генералов песчаных карьеров. За кинотеатром начинался лес. И если пройти вглубь километра полтора, то как раз уткнешься в несколько небольших прудов, расположенных цепочкой друг за другом. На эти пруды мы и приходили купаться, благо от нашего дома до этого места можно было добраться минут за двадцать.

И вот, как-то летом, во время пересменки в пионерлагере, я оказался в Москве. Здесь, во дворе, уже изнывал от скуки мой сосед по этажу, двоешник Сашка Смирнов, которого звали Цаца. Вместе с Цацей мы решили отправиться купаться на Гольяновские пруды. Во дворе, на наше счастье встретился Витька Засухин, который с удовольствием вписался в нашу компанию. Втроем мы доехали на автобусе до кинотеатра Урал, сошли на остановке и углубились в лес. Вскоре мы уже с диким визгом, с разгону прыгали с берега, в нагревшуюся за день воду пруда. Внезапно, словно из ниоткуда, перед нами выросла компания ребят. Их было шестеро. Гольяновские парни, которые считали себя хозяевами этой территории.

— Кто такие?

— Откуда?

— Деньги есть?

Откровенно говоря, мы с Цацой струхнули. Ребята были явно приблатненого вида с синевшими на пальцах перстнями наколок. Денег у нас было немного, копеек пятьдесят. На эту сумму тогда можно было прожить весь день. Фруктовое мороженое стоило семь копеек! Стакан газировки с сиропом — три. У Витьки, судя по всему, денег было больше и отдавать свои кровные он не собирался. Один из Гольяновских приказал ему вывернуть карманы, на что Витька просто послал его. От такой наглости парни опешили. И тогда Витька сказал, что готов драться с любым из них, но, один на один. Видимо блатная этика не позволяла после такого предложения накинуться на нас всем скопом. От их компании вышел крупный пацан и они с Витькой отошли от нас метров на двадцать. Внезапно чужак бросился на нашего друга и попытался врезать ему кулаком в голову. Нырнув под удар, Витька левой рукой схватил противника за волосы, чуть пригнул его к земле и, со всего маху врезал ему правой ногой прямо в лицо. Тот заверещал, схватился руками за окровавленный, раздробленый нос и, как подкошенный рухнул на землю. Увидев такой расклад, от толпы Гольяновских отделился еще один гопник и молча бросился на Витьку. Правило один на один мнгновенно отменилось. Каким-то неуловимым движением Витька успел сдернуть с пояса солдатский ремень. В один прием намотал его на руку и наотмашь влепил тяжелую латунную бляху со звездой прямо в лоб нападавшему. Второй враг был повержен. Оставшиеся четверо были шокированы таким неожиданным раскладом. Но, ненадолго. Я увидел в руках у одного из них нож. И тут мы все втроем бросились наутек. В тот день мы долго не могли пробраться из леса к автобусной остановке. Подходы были заблокированы Гольяновскими. Нас ждали. На нас была обьявлена охота. Не помню, как, но, ближе к вечеру, мы все же сумели добежать до автобуса и через 10 минут уже были в безопасности, в своем дворе. Однако, история на этом не закончилась. Все только начиналось.

Как выяснилось потом, не сумев изловить нас на выходе из леса, чужаки снарядили в район карательную экспедицию. Их отряд напоролся на наших взрослых пацанов и те изрядно навешали Гольяновским. Это стало началом полномасштабных боевых действий между микрорайонами. Щелковское шоссе превратилось в рубеж. По одну сторону держали оборону мы, по другую Гольяновцы. Чужаков отлавливали и били нещадно, как с одной, так и с другой стороны. По вечерам мы стали выходить на улицу, прихватив из дома хоккейные шлемы или строительные каски, у кого, что было. Дело принимало серьезный оборот. Моего одноклассника, Юрку Афонина поймали в чужом районе и изрезали лицо опасной бритвой для бритья. Хорошо, не убили.

Однако и в своем собственном дворе мы не могли себя чувствовать в безопасности. Как-то вечером, с компанией друзей, мы собрались на школьной площадке, посидеть на бревнах на полосе препятствий, покурить, побренчать на гитаре. Я был со своим закадычным другом Косыревым Сашкой. Сашку в районе уважали. Небольшого росточка, крепко сбитый, храбрый и дерзкий, он никому не спускал обиду и никогда не уходил от драки. Как только расселись на бревнах, Сашка выщелкнул ногтем из пачки сигарету и загундосил под гитару песню про коней, утонувших в океане. Тут из чернильных сумерек выплыли чужаки. Один из них зашел, бренчавшему на гитаре Сашке за спину и без всяких разговоров рубанул ребром ладони ему по шее. Гитара выпала, Сашка как-то нехорошо харкнул и едва не упал. Вся наша ватага броссилась в рассыпную. Я тоже рванул прочь. Но, убегая, обернулся. В ночи, при свете уличного фонаря, тускло освещавшего школьную площадку Сашка Косырев дрался один против пятерых. Молча, как бультерьер, он набрасывался на чужаков и впечатывал кулаки в их скулы и подбородки. Тут и мой страх лопнул, как мыльный пузырь! Я развернулся и понесся навыручку другу. Тогда мы еще не знали никакого каратэ, но все видели, как ловко дрались ногами бразильские беспризорники в фильме «Генералы Песчаных карьеров». Добежав до места ристалища, я высоко выпрыгнул и впечатал пятку прямо в ухо ближайшему пацану. Увидев подмогу Сашка принялся махать кулаками с удвоенной силой. Враги дрогнули и побежали. Схватив валявшуюся на земле гитару за гриф, Сашка погнал того самого гада, который подло ударил его сзади по шее, настиг и обрушил фанерный изгиб инструмента ему на спину. Мы победили. В этот вечер я пришел домой очень поздно. Бедная мама плакала. Рубашка моя была разорвана в клочья, под глазом наплывал огромный синяк. Но, я чувствовал себя героем и безумно гордился тем, что у меня есть настоящий друг, Сашка Косырев.

Что же касается Засухина Витьки, Гольяновские так и не смогли его отловить, чтобы насытиться местью и он еще долго ходил в дворовых героях, а рассказ о том, как он вырубил двоих гопников обрастал все более и более неворятными подробностями. Но, война между районами продолжалась. Каждый вечер на улицы выходили патрули пацанов, экипированных хоккейными шлемами и защитными щитками. В руках были обыкновенные доски от заборов, бейсбольные биты тогда не продавались.

И вот, теплым июльским вечерком я возвращался домой. Не помню откуда шел, не помню почему оказался один. Когда до подьезда оставалась всего пара сотен метров, я увидел, как в сумерках на меня движется патрульный отряд пацанов из соседнего двора. Ничего не подозревая я шел им навстречу. Внезапно, от толпы отделилися один парень, молча подбежал ко мне и со всего маху обрушил строительную доску прямо мне на лицо. Закрыться я не успел! Лишь почувствовал, как лопнула кожа на щеке и как весь рот изнутри мнговенно заполнился горячим и соленым. В глазах потемнело. Кое как доплелся до подьезда, вызвал лифт и позвонил в дверь квартиры. Открыла дверь мама. Бедная моя мама! Она не плакала, она побелела и молча схватилась за сердце. В зеркале на стене я увидел свое отражение. Зрелище было жутким. Из развороченной щеки розочкой вылезало кровавое мясо. Переносица лопнула и оттуда текло что-то черное. Левого глаза не было видно вообще! Но его, слава богу не выбили. Сидевший на кухне с приятелем мой старший брат Валера, ни слова не говоря, вытащил из отцовского ящика для инструментов гаечный ключ и так же молча выбежал за дверь вместе с другом. Примерно через час нам позвонили из районного опорного пункта охраны порядка и попросили придти. Как выяснилось, мой брат и его товарищ выследили на улице каких-то пацанов с палками в руках и набросились на них. В самый разгар сражения всех повязал милицейский патруль и доставил в опорный пункт, который находился в пяти минутах хотьбы от нашего дома. Придя в околоток, я сразу же обратил внимание на окровавленного парня, сидевшего за решеткой обезьянника. Мой братишка хорошо поработал. Сам он находился здесь же, в комнате и рассказывал нашему участковому о причине конфликта. Причина, то есть я, стояла во всей красе, с развороченным лицом и разбитым носом. Участковый спросил, узнаю ли я того, кто нанес мне удар доской? Ответить положительно я не мог. Во первых, было темно и хотя я разглядел черты нападавшего, но, это были ребята из соседнего двора, а значит свои. Я замотал головой и сказал: Нет, это не он!

Заполнив какие-то бумажки и пообещав найти виновников, нас с братом отпустили домой.

В травмпункте мне зашили развороченную щеку и переносицу. Темные нитки, пропитанные йодом топорщились из моих ран и в совокупности с фиолетовой гематомой придавали физиономии вид ужасающий. В школу я не ходил неделю.

Тем временем у брата наметилась свадьба. В назначенный день гости, друзья, родственники были приглашены в ресторан Интурист, куда после обряда бракосочетания в загсе заявились и молодые. Перед свадьбой в нашей семье состоялся совет! На повестке дня был вопрос брать меня в ресторан или нет. С одной стороны — родной брат, а с другой — такая рожа, что все гости разбегутся. Решено было замазать меня маминой пудрой и надеть огромные черные очки, привезенные братом из Пицунды. Свадьба прошла на ура. Гости пели, плясали, веселились, поднимали тосты за здоровье молодых и кричали неизменное Горько! Все это время я сидел молча и сосал шампанское. Бокал за бокалом. В какой-то момент я, видимо, нарезался и потерял границы разумного. Пошатываясь я встал, застучал вилкой по хрустальному бокалу и попросил внимания. В глубоко прочувствованном и, как мне казалось, проникновенном тосте я пожелал счастья и достатка молодым, поблагодарил родителей за то, что подарили мне такого замечательного брата. Сказал спасибо его верным друзьям и совершенно не к месту помянул Витьку Засухина, благодаря которому развязалась война районов итогом которой стали мои боевые раны. На этих словах огромные черные очки, закрывавшие пол лица, со стуком упали в ведерко со льдом из под шампанского и всем гостям открылась сияющая физиономия с обрывками черных, пропитанных йодом ниток, торчащих из зашитой переносицы и распухшая щека, заплывшая большущим фиолетовым синяком. Далее последовала немая сцена, как в финале комедии Николая Васильевича Гоголя Ревизор!