Сатир и нимфа, или Похождения Трифона Ивановича и Акулины Степановны

Николай Лейкин, 1888

Бытописец России конца XIX – начала XX века, сатирик Николай Александрович Лейкин как всегда точно ухватывает подсмотренные им в жизни образы соотечественников самых разных сословий и характеров. В этом, в чем-то смешном, а в чем-то грустном романе остроумно обыграны самые разные типы персонажей. Одинокий пожилой купец Трифон Иванович Заколов проникается теплыми чувствами к своей кухарке Акулине. Скромная и тихая женщина по-настоящему преображается под влиянием своего нового статуса в доме, и динамика между «сатиром» и «нимфой» кардинально меняется. Подруга-горничная дает Акулине полезные, с ее точки зрения, советы, а родственник из деревни просится на хлебное место, и далеко не сразу ясно, к чему приведет цепь событий, начавшаяся с простой симпатии.

XXI. Нимфа ставит на своем

На второй день рождественских праздников Трифон Иванович обедал дома, вместе с Акулиной. Акулина пробовала было сделать так, чтобы и Пантелей обедал вместе с ними, но Трифон Иванович наотрез отказался.

— Прислужающему — и прислужающая честь. Ты знаешь, у меня не заведено, чтобы прислужающие вместе с хозяином обедали, — сказал он Акулине. — Хочешь, чтобы он жил на приказчицкий манер, пусть пока живет, нет — поворот от ворот.

Акулина не настаивала и только спросила:

— А отчего вы говорите «пока»?

— А оттого, что есть у меня воображение дворником его в доме сделать, и тогда он будет на дворницком положении.

— Нет, нет, я не хочу дворником… Я хочу, чтобы он был чисто одемшись и на купеческий манер ходил. А то что это такое: тетка в дамы вышла, а племянник на сером положении. Нет, нет, нешто можно даме с дворником якшаться?

— А зачем же тебе с ним якшаться-то? — подозрительно задал вопрос Трифон Иванович.

— Как зачем? Кровь… Ведь он кровная родня… Кровь-то свою из горницы не выгонишь. Ино придется и чайком попоить у себя в горнице.

— Да ведь и на приказчицком положении он будет, так все равно будет чай пить с приказчиками, а не с нами.

— Да я про вас и не говорю. Может быть, я вздумаю подчас у себя в горнице его чайком попоить. Ведь кровный племянник.

— Да племянник ли? — протянул Трифон Иванович.

— Ну вот! Опять ревность! Экий вы какой невероятный человек!

— А вот пусть прежде паспорт покажет. Коли вы с ним одной фамилии, то, значит, племянник.

— Что ж, смотрите и паспорт… — пробормотала Акулина и слезливо заморгала глазами. — Ведь какой вы обидчик, право. Ничему не веруете… Неужто уж я столько-то не заслужила?

— Кто тебе говорит, что не заслужила! А мне, как хозяину, все равно от него паспорт отобрать следует. Ведь прописать парня надо… Он чей племянник-то: с твоей стороны или со стороны мужа?

— Да что вы, как становой на мертвом теле, меня расспрашиваете! — раздраженно сказала Акулина.

— Да ведь я его в люди к себе беру, так должен же я спросить.

— Вы вон и Анисью брали в люди, да так не расспрашивали.

— Да что у тебя язык-то переломится, ежели ты скажешь мне, с чьей стороны он племянник, — с твоей или с мужниной.

— Знамо дело, с моей… Мой племянник. Сестрин сын.

— Ну а сестрин сын, так и по паспорту его догадаться нельзя, племянник он тебе или нет.

Акулина сердито отодвинула от себя тарелку. Трифон Иванович молчал и соображал. «Нет, в дворники Пантелея не след брать, — мелькало у него в голове. — Будет жить в дворниках, так ежеминутно может быть при ней. Он при доме, и она при доме, а я целый день в лавке. Без меня они тут и невесть каких вертунов в квартире наделать могут. Лучше же уж я возьму его в приказчики; по крайности, он тогда у меня целые дни на глазах будет. Я в лавке, и он в лавке. А потом, коли к делу будет негоден, то можно ему и другое место найти».

— Ну ладно, так и быть… Возьму уж я твоего Пантелея в лавочные приказчики, — сказал он вслух.

— Голубчик вы мой! — улыбнулась в ответ Акулина. — Я ведь знаю, что вы добренький, что вы всегда меня послушаете. Только, Трифон Иваныч, ему одежду настоящую надо… Чтобы спиньжак, брюки и все эдакое…

— Да уж ладно, ладно, купим, а потом он заживет эти деньги.

— Позвать его сейчас сюда? — встрепенулась Акулина.

— Зачем же призывать-то? Бога ради, чтобы он как можно меньше тутотка мотался.

— Я думала, что вы ему свое решение скажете.

— Сама скажешь.

Обед кончился. Трифон Иванович, по заведенному порядку, прилег соснуть часок-другой. Пока он засыпал, Акулина сидела около его постели и говорила:

— Ведь вот как я вас люблю-то: приехал племянник, виделся с мужем моим, а я его еще и об муже не успела хорошенько порасспросить. А вы этого не цените.

— Ну что тебе теперь муж! Муж — уж такой товар, что, можно сказать, третий сорт, — бормотал в ответ Трифон Иванович и стал уже всхрапывать.

— Ну, не скажите… Вот ведь уж скоро паспорту моему срок… Вышлет ли еще паспорт-то?

— Отчего же не выслать? Ведь высылал же раньше.

— А вдруг слухи дошли. Сюда ведь ко мне и земляки наши приходили, так могли и передать мужу, что вот, мол, так и так жена твоя законная… А за уксусное поведение он всегда может жену к себе потребовать, чтоб проучить.

Трифон Иванович не слышал этих слов. Он уже спал. Акулина посмотрела на него и, улыбнувшись, отошла прочь.

Через два часа, когда Трифон Иванович отправлялся к себе в лавку, то Акулина провожала его на лестнице и кричала ему вслед:

— Не забудьте Пантелею спиньжак-то купить! Смотрите, сегодня купите.

— Да уж ладно, ладно.

— И картуз хороший.

— Хорошо, хорошо.

— И пальто приказчицкое или чуйку, а то у него окромя нагольного полушубка ничего нет.

— Присылай его вечером в лавку. Старший приказчик купит. Ведь надо тоже примерить.

— Вы всю одежду ему купите. Надо и рубашку крахмальную.

— Купят, купят.

— И платки носовые! А то как же ему без платков?

Трифон Иванович не отвечал.

— Да не забудьте и мне обещанное! Вы вчера меня разобидели и потом в утешение обещались браслетку с бриллиантами купить. Вы даже побожились, что купите. Так непременно купите. Сегодня купите. Да захватите клюквенной пастилы для меня.

Этих слов Трифон Иванович даже уже и не слыхал. Акулина постояла еще на лестнице, потом вошла в квартиру и послала кухарку Анисью за своей наперсницей, полковницкой горничной Катериной.