Еще не вечер

Николай Леонов

Подполковник Лев Гуров покойников в своей жизни видел немало. Ему вполне хватило беглого взгляда, чтобы убедиться: девушка мертва. Казенный гостиничный номер, труп, – в общем, обычное дело. Только необычен способ убийства – не нож, не пистолет, а яд. Почему преступник воспользовался именно этим способом, ведь ему, похоже, никто не мешал?..

Катастрофа

Проснулся Гуров от телефонного звонка и молниеносно вскочил — сработал выработанный годами рефлекс. «Начало восьмого, совсем сбрендили от безделья друзья, — подумал он и трубку не снял. — Соскучились, понимаю, но ничего, позавтракаете без меня, я еще сплю». Он не спеша отправился в ванную, спокойно брился, полоскался под душем, слушал вновь оживший телефон и отчего-то злорадствовал: «Звони-звони, торопиться некуда, здесь не Москва, я никому ничего не должен».

Лев Иванович Гуров не так давно стал заместителем начальника отдела МУРа, подполковником. Когда перед отъездом на юг он зашел в парикмахерскую, мастер посоветовала ему оставить баки — молодому человеку, на ее взгляд, очень идет седина. «Она вас не старит, — рассуждала девушка, щелкая ножницами, — а придает некоторую загадочность. А то у вас глаза больно озорные, легкомысленно выглядите».

Лева ответил парикмахерше, что, пожалуй, подумает, а сегодня виски все-таки подстричь, черт с ней, с загадочностью.

Сейчас Гуров, причесываясь, внимательно осмотрел себя в зеркало. Виски действительно чуть серебрились, но, чтобы заметить это, необходимо зрение орла.

Гуров надел костюм и выбирал галстук, когда в дверь постучали.

— Я сплю! — громко сказал Гуров.

«А чего я, собственно, вчера разбушевался? Знакомые тебе не нравятся? Вроде бы преследуют тебя, прессингуют? Мания величия! Кому ты нужен, подполковник? Непогода, скучно людям, они не привыкли к безделью и одиночеству, тянутся друг к другу и к тебе не более, чем…»

В дверь снова постучали. Гуров поправил галстук, одернул пиджак, открыл дверь, театрально поклонился.

— С добрым утром!

— Гражданин Гуров? — В номер вошел сержант милиции.

Гуров отметил настороженный блеск его агатовых глаз. Черные усики сержанта воинственно топорщились, юношеское лицо своей строгостью рассмешило Гурова.

— Уже и гражданин? — Он некстати хихикнул. — Но и с гражданами полагается здороваться, товарищ сержант.

— Почему вы не снимали трубку, Лев Иванович? — Сержант быстро прошел в номер, заглянул в ванную, хотел открыть шкаф, но не открыл. — Почему отвечаете, что спите?

— Долго объяснять, товарищ сержант, — серьезно ответил Гуров. — Сначала связывал простыни, все-таки третий этаж, а дама испугалась. Потом возился с наркотиками, тайника нет, пока спрячешь… Вы завтракали? — Он шагнул через порог, вынул из двери ключ, вставил с обратной стороны. — Пошли выпьем по чашке кофе и спокойно обсудим ваши проблемы. А то вы от неопытности и служебного рвения начинаете нарушать закон.

Сержант растерялся, усики у него поникли, он бросил взгляд на номер, который ему явно хотелось внимательно осмотреть, стоял в нерешительности.

Гуров почувствовал себя неловко. «Мальчику максимум двадцать два, наверное, только в армии отслужил, опыта ни жизненного, ни милицейского, а я, старый волк, над ним подшучиваю, вроде куражусь. А чего он явился? Может, Отари не мог дозвониться и послал за мной? Глупости, сержант бы вел себя иначе».

Они так и стояли, хозяин уже в коридоре, а гость — в номере.

Гуров оценил нелепость ситуации и миролюбиво спросил:

— У вас ко мне дело? — и почему-то усмехнулся. — Идемте, идемте, выпьем по чашке кофе и потолкуем.

«Самоуверенный какой, одно слово — москвич! — Сержант рассердился. — Усмехается нагло. Дверь не открывал. Шуточки. Что-то неладно с постояльцем».

— Вы где работаете, гражданин? — Сержант полагал, что такое обращение должно подействовать на человека. «Будьте вежливы, но не забывайте, кого вы представляете, — вспомнил сержант наставления начальства. — Вы всегда должны владеть инициативой». — В нашей гостиничной карточке написано, что юрисконсульт. В каком учреждении, министерстве?

Гурову надоело: «Стоим, как сопляки, и препираемся».

— Все! Выходите из номера. — Он кивнул сержанту. Когда тот нерешительно шагнул, поторопил его, подтолкнув под локоть: — Идем к администратору, там объяснимся!

— Но-но, только без рук! — вспылил сержант.

Гуров не ответил, запер номер и быстро пошел по коридору, милиционер затрусил следом, догнал и дышал в затылок.

Начальник уголовного розыска майор милиции Отари Георгиевич Антадзе сидел в холле первого этажа и, поглаживая полированную голову, беседовал с Артеменко и Майей. Майор видел спускающегося по лестнице Гурова, не улыбнулся, даже не поздоровался, глянул безразлично и продолжал разговор. Четвертым за их столом сидел старший лейтенант милиции. «Следователь, — понял Гуров, — но не прокуратура, значит, никого не убили. Видно, обворовали моих приятелей, а меня вчера весь день не было».

Подполковник Гуров ошибся. И он довольно быстро сообразил, что рассуждает поспешно. За соседним столом сидели двое в штатском, оба с чемоданчиками. Один из них — эксперт, другой — врач. «А почему врач? И почему Отари хочет, чтобы о нашем знакомстве не знали? Здесь что-то не так. — Гуров тяжело вздохнул, как дремлющий в гамаке человек, услышавший, что его зовут окучивать картошку. — Подите вы все от меня! Никому я ничего не должен, я отдыхаю! Это ваши грядки!» Ничего подобного Гуров вслух не произнес, злость же сорвал на незадачливом сержанте:

— Да не дышите мне в ухо, не сбегу! Поздно уже, вон сколько вас понаехало!

Отари на них не посмотрел, но улыбки не сдержал, тихо беседовал, никаких записей не вел. Следователь, отложив официальные допросы, делал какие-то пометки в блокноте.

Чертыхаясь, покряхтывая, Гуров словно распрямил затекшую поясницу и, совершенно не желая того, начал работать. Все небритые, у эксперта ботинки в грязи, брюки мокрые. Врач читает и правит свое заключение. Труп либо тяжкие телесные… И не в гостинице, оперативники на улице лазили, промокли плащи, что лежат на одном из кресел, уже лужа натекла. Подняли группу ночью, сюда они прямо с осмотра, работали три-четыре часа, значит, дело дерьмо.

«Отари определенно имеет на меня виды».

Гуров подошел к столу, за которым Отари и следователь беседовали с Майей и Артеменко, и сказал:

— Здравствуйте. Извините, что прерываю. Моя фамилия Гуров, живу в триста двенадцатом, доставлен под конвоем.

Артеменко рассеянно улыбнулся и кивнул. Майя взглянула на Гурова неприязненно:

— Мою «Волгу» угнали.

— Черт побери… — пробормотал Гуров. — Приношу свои…

— Кажется, Лев Иванович? — перебил Отари. — У нас к вам несколько вопросов. Зайдите в отделение, скажем, часов в двенадцать.

— Майя, я не умею утешать, да и бессмысленно. — Гуров перевел взгляд на Отари: — Я не знаю, где здесь милиция. Если я вам нужен, пришлите за мной машину. И что за порядки? Вламываетесь в номер…

— Вы не подходите к телефону, — вмешался в разговор следователь.

— Между прочим, со вчерашнего дня, — вставила Майя.

— Извините, Лева, женщина нервничает, — сказал Артеменко.

— Да чего уж, понятно. Я в кафе на втором этаже, — Гуров кивнул Артеменко. — Договорились?

Он сделал общий поклон и ушел. «По угону не выезжают бригадой во главе с начальником розыска, — рассуждал Гуров, доедая яичницу и прихлебывая теплый прозрачный кофе без вкуса и запаха. — Так почему такой аврал? Не буду гадать, скоро все выяснится».

Когда он спустился на первый этаж, группа уже уехала. Артеменко прохаживался у гостиницы. Гуров спросил:

— Владимир Никитович, вы словно сошли с рекламного проспекта, как вам удается быть постоянно в форме?

— Лева, когда ты разменяешь второй полтинник, поймешь, что оставаться в строю непросто. Где вчера пропадал?

— Не скажу.

— А я видел твою пассию, даже знаю, как ее зовут и где она работает. Берегись.

— А где Майя? Машина была застрахована? — поинтересовался Гуров.

— Застрахована, застрахована, — говорил Артеменко, явно думая о другом и брезгливо кривя губы. — На полную стоимость, и тачке одиннадцать лет, крылья и пороги гнилые. Майечке лишь профит от этого угона. Она же изображает… — Он махнул рукой. — Актерка! — Артеменко вздохнул, оглядел Гурова с головы до ног, спросил: — А что, по каждому угону выезжает такая группа?

— А кто его знает.

— Конечно, вы юрисконсульт и не в курсе милицейских порядков.

Артеменко знал, где и кем работает Гуров. Поэтому усмехнулся, а потом не выдержал и рассмеялся.

Парадокс ситуации заключался в том, что Владимир Никитович знать-то знал, но все вытекающие отсюда последствия не учел. Его насторожил выезд опергруппы на элементарный угон, он задал Гурову вопрос, рассчитывая, что «юрисконсульт» может проговориться. Тот не проговорился, а вот сам Артеменко, посмеиваясь над собеседником, наболтал лишнего.

Гуров, поддерживая разговор, согласно кивал, беспечно улыбался и напряженно просчитывал ситуацию. Точнее, не просчитывал, лишь выстраивал вопросы, на которые впоследствии он постарается найти ответы.

Откуда Артеменко знает сумму страховки, возраст и внутреннее состояние машины? Внешне «Волга» выглядела великолепно. Почему он обратил внимание на количество и состав приехавших сотрудников?

Веранда в доме Отари была большая, деревянные столбы обвиты плющом. Хозяин сидел в торце длинного, человек на двадцать стола, ел яичницу с помидорами, запивал мацони и изредка поглядывал на Гурова из-под припухших после дневного сна век. Отари не пользовался ни вилкой, ни ложкой. Взяв кусок хлеба, он ловко собирал еду с тарелки и, не уpонив ни крошки, не пачкая ни губ, ни своих коротких, толстых пальцев, отправлял еду в рот.

Гуров следил за приятелем завороженно, он и не представлял, что можно есть так аккуратно и аппетитно без помощи привычных приборов. Обнаженный торс Отари бугрился мышцами. В одежде майор производил впечатление нескладного толстого увальня, а обнаженный походил на Геркулеса. Он вытер рот и руки полотенцем и сказал:

— Как выражаетесь вы, русские, вот такие пироги.

Гурова привезли в дом полчаса назад, он и понятия не имел о пирогах, тем не менее согласно кивнул.

— Машину нашли в ущелье около трех утра. Лепешка, водитель тоже. Семь километров от города. Думаю, угнали «Волгу» примерно в два. Лепешка-каpтошка. — Отари потер свою голову, вздохнул. — Не нравится мне все, плохое дело, грязное. Воняет. — Он поднес к носу пальцы, сложенные щепотью. — Хозяйка машины — плохая, мужчина ее — плохой, все пахнет. Понимаешь?

— Нет, не понимаю, — признался Гуров. — Вокруг Майи много мужчин. И я…

Отари прервал его жестом:

— Перестань. Вы все так… зелень вокруг мяса. Артеменко. Плохой человек.

— Оставим вопрос, кто с кем спит. — Гуров рассердился.

Он несколько дней провел с людьми, не думал, как говорится, в голову не брал, кто с кем в каких отношениях. Лишь утром, когда Артеменко сказал о машине и страховке, Гуров подумал, что знакомство Владимира Никитовича с Майей на отдыхе — плохое кино.

А Отари поговорил с людьми час и, пожалуйста, раскусил. «Он на работе, а я на отдыхе», — оправдывал себя Гуров.

— Дороги у вас, известно… Гнал ночью, не вписался в поворот.

— Не сказал я тебе, Лев Иванович, виноват. Угонщик наш, местный, ас. Ночью с завязанными глазами самосвал прогонит. Да и сорвался он совсем не в опасном месте. Такие пироги. Облазили мы все, смотрели хорошо. У него переднее колесо слетело, на дороге осталось. Кто-то ему машину приготовил. Понимаешь?

— Сговор?

— Не знаю. Думал долго, версий много, больше, чем пальцев на руке. Зарегистрировали как угон и несчастный случай. А как начальству докладывать? Я мальчиком много врал, да разучился. И время сейчас, сам понимаешь, люди правду знать хотят. Повесить на себя убийство? Ты сам сыщик, понимаешь.

— Зарегистрировали правильно, по факту, — ответил Гуров. — А работать надо по версиям.

— Как работать? Что делать? Допрашивать? Кого? О чем? Что спросить могу? Работать, Лев Иванович, ты будешь. Ты можешь, я — не могу. Понимаешь?

— Слушай, Отари. Ты меня отдыхать пригласил. У меня нервное истощение, врачи в санаторий направляли, — быстро заговорил Гуров.

— Это правильно. Значит, версии такие, запоминай. Они продали «Волгу» тысячи за две-три, рассчитывая получить страховку. Потом испугались, что мы угонщика поймаем, и гайки крепления отвинтили.

— Пустое, не те люди. — Гуров сорвал с вьюна лист, прикусил и тут же выплюнул. — Кофе свари! Хозяин называется. Признайся, ты грузин или армянин? Гостеприимство! Ты почему жуликов в гостинице расплодил? Ты там кофе пил?

Отари сверкнул улыбкой, соскочил с табуретки и перестал походить на Геркулеса — ноги коротковаты, ростом не вышел.

— Сердитый какой! Нехорошо, товарищ подполковник, на младших по званию так шуметь. — Он побежал в дальний угол веранды, где стояли газовая плита и кухонные шкафы. — Кто говорил мне: «Отари, я прилечу к тебе, если обещаешь, что не будет ни одного застолья?» Кто честное слово с меня брал? Я жуликов не развожу, они сами размножаются, газет не читают, о перестройке не слыхали.

Отари поставил перед Гуровым чашку густого ароматного кофе и стакан холодной воды. Гуров осторожно пригубил горячий кофе, запил водой. Он знал, что у Отари трое сыновей, и спросил:

— Семья где? На курорт отдыхать уехали? — Гуров улыбнулся, пытаясь шуткой развеселить хмурого хозяина.

— У отца в горах работают. — Отари оглядел пустую веранду, казалось, прислушиваясь к тишине пустого дома, и ударил кулаком по столу. — Я им устрою отдых!

Гуров понял, что коснулся больной темы, вида не подал, кивнул, хлебнул кофе и обжегся.

— Человек что ищет, то и находит. Ты думал, как люди живут в нашем городе? Тысячи и тысячи приезжают сюда отдыхать, год работают, три недели отдыхают. Ты, Лев Иванович, заметил, что для тебя рубль в Москве есть рубль, а здесь? — Отари дунул на открытую ладонь. — Наш город завален дешевыми деньгами. Нет, вы их честно заработали, но здесь они теряют цену. Дед, отец и я этот дом построили. Зачем? Чтобы мальчики в нашем доме выросли уродами?

Отари говорил путано, сбиваясь, но Гуров понимал. Проблема соблазнов в больших городах давно признана, а проблема курортного городка?

— Родственники, их друзья, соседи друзей, знакомые соседей! — Отари снова хлопнул по столу. — Здесь дом — не турбаза! Я жене сказал, второй раз повторил! Утром пьют, днем опохмеляются, вечером опять пьют! Деньги ползут, бегут, летят, все отравили, девки голые ходят. Я взял шланг, из которого сад поливаю, здесь встал и как пожарник! — Отари махнул рукой.

— Наверно, шумно было?

— Шумно, — согласился Отари. — Выговор по партийной линии недавно сняли. Семья на трудовом воспитании, дом пустой, я один. — Он вздохнул. — Ты меня, Лев Иванович, не отвлекай. Начинай думать, работать тебе надо.

— Мне? — удивился Гуров.

— Перестань! — Отари широко взмахнул рукой. — Ты мужчина! Гордый! Отказаться не можешь! Шары-мары, слова-молва, брось, пожалуйста!

— Да, Отари, ты не дипломат.

— С врагом или с чужим я могу крутить. — Отари толстыми пальцами повернул невидимый шар. — Я о тебе много знаю, Лев Иванович, уважаю, обижать не могу.

— Черт бы тебя побрал! — Гуров допил кофе. — Одевайся, поедем в твою контору, мне надо поговорить с Москвой.

— Зачем Москва? — Отари нахмурился.

— Товарищ майор, старшим вопросы не задают. И еще, мне не нравится сержант, который утром приходил за мной. И вообще, кроме вашего начальства, я не хочу, чтобы знали, кто я и что задействован.

Гуров разговаривал со Станиславом Крячко, который возглавил некогда его, Гурова, группу.

— Много работы, Станислав? — задал он праздный вопрос, разгоняясь.

— Отдыхаем, Лев Иванович, начальство на курорте, мы тут подсолнухи грызем, с губы не сплевываем.

И Гуров словно увидел, как Станислав, быстро улыбнувшись, уже открыл блокнот и достал авторучку.

— Я рад за вас. — Гуров подвинул к себе протоколы допросов и стал диктовать данные на Артеменко, Майю, Кружнева, номер машины, номер уголовного дела.

— Мне нужно знать об этих людях максимально больше. Ты, Станислав, взрослый и умный, тебя учить — только портить. Материал передай по ВЧ начальнику уголовного розыска.

— Спасибо, Лев Иванович, — ответил Крячко. — Я рад, что вы не сгорите под солнцем и не потеряете спортивную форму.

— У тебя когда отпуск? В августе? Я распоряжусь, тебе забронируют номер.

— Благодарю за внимание, но я отдыхаю в местах, где бронь не требуется, отсутствуют не только ВЧ, телефон-автомат, почта, но и канализация.

— Жизнь покажет, Станислав.

— Вам она уже показала.

— Не хами начальству! Жду!

— Хорошей погоды, товарищ подполковник. Мы все вам кланяемся.

— Вот язва, — усмехнулся Гуров, положил трубку, взглянул на Отари. — Оставь меня одного, я почитаю допросы.

Эксперт, осматривавший разбившуюся машину, не сомневался: гайки крепления правого переднего колеса были ослаблены, свинчены до последнего витка. Следовательно, катастрофу подготовили. Кто? И для кого? В показаниях Артеменко и Майи Степановой существовали противоречия. Артеменко утверждал, что утром он собирался ехать в совхоз за бараниной. Майя дала показания, что Артеменко от этой поездки отказался, они поссорились, и она сама хотела днем, одна (было подчеркнуто), ехать в санаторий, где отдыхает ее подруга. В какой санаторий, как зовут подругу, следователь не уточнил. «Необходимо выяснить, — думал Гуров. — Но как? Если произошел лишь угон и несчастный случай, такой вопрос покажется странным».

Угонщик находился в средней степени опьянения. В машине обнаружена бутылка коньяка и букет цветов. Коньяк еще как-то понятен, хотя угонять машину пьяным, с запасом спиртного?.. Ну, а цветы? Гуров позвонил следователю.

— Где техпаспорт?

— У хозяйки, естественно. — Следователя раздражало, что к работе привлекли чужака.

Гуров недовольство следователя почувствовал, сказал:

— Если свободны, зайдите. — Положил трубку.

Логика следователя Гурову была известна. Произошел угон и несчастный случай. Завинчены гайки, не завинчены — гори они голубым огнем. Работы хватает. А что брошенный с горы камень, если его не остановить, может вызвать лавину, ему плевать. И вообще, пусть думает начальство. Мы люди маленькие, прикажут — выполним.

В кабинет зашел Отари, посмотрел на Гурова виновато.

— Лев Иванович, прошу, не звони этому. — Он кивнул круглой полированной головой на дверь. — Совсем плохой, уже жалуется. Не могу понять, слушай! Начальник меня голосом давит. Я тебя что? Сарай в моем саду попросил сделать? Виноград подвязать попросил? А?

— Честь мундира, — улыбнулся Гуров.

— Может, они правы? — Отари вновь кивнул на дверь. — Бумаги в папку, папку в архив, и все! Парень, что разбился, неплохой был, но время от времени попадал к нам — то да се, по-вашему двести шестая. Как и кто с кем договаривался, кто гайки крутил? Мне надо? Тебе надо?

— Отари, дед и отец у тебя торгуют, а ты милиционер. Почему?

— Не скажу. — Отари нахмурился.

— Молодец, что в артисты не подался, таланта у тебя нет. Ты мне МХАТ не устраивай.

— Не буду, извини. — Отари смущенно улыбнулся.

— Значит, так. — Гуров закрыл папку с документами, отодвинул. — Я сговор между владельцем и угонщиком отметаю. — Он провел ладонью по столу. Коньяк, цветы, отсутствие техпаспорта. В случае сговора Майя бы заявила, что техпаспорт оставила в машине, такое случается. Вы работайте — установите, куда опаздывал погибший. Предполагаю, что он торопился к женщине, сел в машину, а угодил в ловушку.

— Я так думал, потому и прошу помощи. — Отари шумно вздохнул, опустил голову. — Если ставят капкан на одного зверя, а убивают другого, то ставят другой капкан. И надо этого охотника взять!

Дождь не шел — мельчайшими капельками висел в воздухе.

Гуров шел по набережной, кроссовки хлюпали, фирменный костюм прилипал к плечам и бедрам. Время от времени Лева ладонью проводил по лицу, словно умывался.

Если машина была, как выразился Отари, капканом, то убийство заранее готовилось. Чтобы найти убийцу, следует сначала определить жертву. Ведь за что-то с ней хотят расплатиться. И это что-то существует в биографии жертвы. Выбор невелик. Охотятся либо за Майей, либо за Артеменко. Только они могли сесть за руль «Волги». Каждый из них утверждает, что ехать утром собирался именно он. Возможно, каждый хочет выглядеть в глазах следствия жертвой? Значит, один из них убийца, другой — жертва. Надо определить, кто лжет — тот и убийца. Сообщник? Существуют ли в подготовке преступления сообщники? Если да, то только в единственном числе. Сообщник. Кандидатуры тоже две. Толик и бухгалтер. Если Кружнев действительно бухгалтер. Что ответит Москва? Стоп! А Татьяна? Прелестная пляжная знакомая? Гуров вспомнил: позавчера Татьяна с Майей шли вдвоем и, увидев Гурова, свернули на другую аллею. Возможно, они дружат давно? «Девушка знает мое имя и отчество. Есть у нее подруги среди обслуживающего персонала или нет? Отари. Срочно выяснить».

Гуров стал искать две копейки и, конечно, не нашел. Хлюпая по лужам, двинулся в гостиницу.

Гуров при случае любил прикинуться дурачком, недумающим служакой. При равенстве сил тот, кого недооценят, всегда в выигрыше. Обсуждая с Отари очередность необходимых мероприятий, Гуров сказал, что перво-наперво подозреваемых, причем каждого в отдельности, надо поставить в известность, что машина разбилась не случайно. Но сделать это не напрямую, а в ситуации, когда глупый милиционер беседует с умным интеллигентом.

Гуров вернулся в гостиницу, стянул с себя сырой, липнувший к телу костюм, принял душ и переоделся. Потом спустился в кафетерий. А Отари работал.

С физкультурником Толиком Зиничем он обошелся по-простецки, без затей. Знакомый оперативник встретил Толика «совершенно случайно» и, как с местным старожилом, взяв предварительно с приятеля обет молчания, поделился кошмарными новостями.

За Майей, Артеменко и Кружневым Отари прислал машину, попросил подъехать в милицию, мол, надо побеседовать.