Каллиграфия убийства

Николай Леонов (2024)

Легендарный детективный тандем Леонов — Макеев. В столице объявился маньяк, криминальный «почерк» которого отличается странной закономерностью — все убийства как две капли воды похожи на преступления, совершенные тремя знаменитыми маньяками в советское время. Нынешний убийца так же тщательно подбирает жертвы в разных районах, расправляется с ними, доставляет в определенное место и раскладывает в точности, как когда-то лежали прежние трупы. И при этом не оставляет никаких следов. Полковники МВД Гуров и Крячко и приданные им в помощь студенты-психологи предполагают, что для незаметного перемещения трупов преступник может использовать сеть подземных ходов под Москвой. Оперативники спускаются в подземелье и обнаруживают там бункер, оборудованный ванной со следами свежей крови. Похоже, именно здесь новоиспеченный маньяк обрабатывал трупы… Сыщики решают устроить в бункере засаду, еще не догадываясь, что последует за их поспешным решением… Николай Леонов, в прошлом следователь МУРа, не понаслышке знал, как раскрываются самые запутанные уголовные дела. Поэтому каждая его книга — это правдивая захватывающая история с непредсказуемой интригой и неожиданным финалом. Главный герой этих книг, полковник Лев Гуров — сыщик высокого класса, к тому же с массой положительных человеческих качеств. Его уважают друзья, боятся враги и любят женщины. Он — настоящий отечественный супермен. Романы о Льве Гурове вот уже сорок лет неизменно привлекают поклонников отечественного детектива. Ставшая классической серия «Черная кошка» насчитывает более 200 книг, вышедших тиражом в десятки миллионов экземпляров.

© Макеев А.В., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

1

Лев Иванович Гуров стоял в своем кабинете возле окна и смотрел на улицу. Настроение у него было под стать серому и унылому ноябрьскому дню — такое же хмурое и серое. В руках оперуполномоченный Главного управления уголовного розыска по России держал кружку с растворенным в горячей воде «ТераФлю» с лимоном и время от времени, морщась, делал глоток.

— Надо было тебе оставаться дома, в постели, как советовала Мария, — подняв голову от компьютера, высказал мнение Станислав Крячко — коллега и друг Гурова. — А вдруг ты заразный и всех тут перезаразишь? Все уйдут на больничный и некому будет раскрывать преступления, — не то с укором, не то с надеждой добавил он.

— Кого тут заражать? — скептически посмотрел на него Лев Иванович. — В кабинете, кроме нас двоих, никого нет. А преступления, по крайней мере, те, что были у нас, мы с тобой уже все раскрыли. И вообще — «но, боже мой, какая скука с больным сидеть и день и ночь, не отходя ни шагу прочь», — процитировал он и добавил: — Никто почему-то не подумал, что болеть — еще более скучное занятие, чем ухаживать за больным. Вот скажи мне, пожалуйста, тебе нравится болеть и лежать в постели?

— Нет, конечно, — хмыкнул Крячко. — Болеть нравится только школьникам и старушкам. Первым — потому что не нужно идти в школу, а вторым — потому что есть повод привлечь к себе внимание родственников и сходить в поликлинику, чтобы встретить там родственную душу.

На некоторое время в кабинете повисла тишина — оба его хозяина были заняты каждый своим делом. Станислав что-то выстукивал на клавиатуре, а Лев Иванович тоскливо смотрел на улицу. На улице шел снег, было сыро и промозгло. Машины ехали по дорогам, а пешеходы спешили куда-то по своим делам по тротуарам — все было как всегда, а поэтому было скучно. Лев Иванович предпочел бы сейчас заняться каким-нибудь делом. Даже нелюбимая бумажная работа была бы для него хоть каким-то видом деятельности. Но… Но простуда, а особенно сильный насморк, угнетали его и сводили все его желания на нет. Ему и вправду вдруг захотелось лечь в постель и уснуть, тем более что предыдущую ночь он практически не спал.

— Может, и вправду домой поехать, — задумчиво пробормотал он.

— Что ты там себе под нос бормочешь? — спросил Станислав и потянулся на стуле.

— Ноябрь, — философски заметил Лев Иванович, не отрывая взгляда от окна.

— Ага, а ты только что это заметил, да? — поддел его напарник.

Лев Иванович хотел что-то ответить и повернул к Крячко голову, но ничего сказать не успел, потому что в кабинет вошли трое. Гуров и Крячко удивленно и в то же время настороженно посмотрели на вошедших. Ничего хорошего, кроме как нового задания, этот визит им явно не сулил.

— Отлично, оба на месте, — обрадованно сообщил непонятно кому — себе, оперативникам или тем, с кем он пришел, — генерал Орлов.

Орлов Петр Николаевич хотя и был хорошим другом Гурова и Крячко, но прежде всего был их непосредственным начальником. Обычно он вызывал оперативников к себе в кабинет, а сам заглядывал к ним редко. И эти редкие визиты обычно заканчивались или сложным расследованием какого-нибудь преступления, или дальней командировкой. А зачастую и тем и другим. Поэтому и в этот раз Лев Иванович и Станислав насторожились. И не потому, что боялись сложной работы, а скорее, из-за того, что одним из спутников Орлова был хорошо знакомый им следователь из Главного следственного комитета — Арцыбашев Илья Иванович. Именно его присутствие как раз и наводило сыщиков на мысль, что им предстоит необычное и довольно сложное дело.

Арцыбашев слыл у всех, кто с ним когда-либо сталкивался по работе, весьма мягким и интеллигентным человеком. Что в общем-то не мешало, а возможно, даже и помогало ему быть весьма дотошным следователем. Этот приземистый, полноватый человек с ранними залысинами и в очках с тонкой оправой чем-то напоминал сельского доктора — такого, каким его обычно описывали в произведениях конца девятнадцатого — начала двадцатого столетия. Голос он никогда не повышал, говорил ровно, спокойно, и собеседнику трудно было понять, какие у Ильи Ивановича эмоции. Он даже отчитывал кого-нибудь из своих помощников так, словно не ругал их вовсе, а наставлял, давал ценный совет, предлагал что-то исправить, но при этом не настаивал на выполнении своей просьбы.

Вторым, а вернее, второй спутницей Орлова была совсем молодая, лет двадцати четырех, девушка. Внешность у нее была, надо сказать, несколько экстравагантная. В иссиня-черных волосах пробивались голубые и зеленые прядки, в тонкой ноздре был виден пирсинг в виде колечка с камешком, джинсы, несмотря на прохладную ноябрьскую погоду, были по-модному порваны в разных местах, а свитер на ней был такого ярко-радужного цвета, что у Льва Николаевича зарябило в глазах. К груди девушка двумя руками, как некое сокровище, прижимала весьма объемную и, по всей видимости, тяжелую папку.

— Думаю, что представлять вам Илью Ивановича нет нужды, — бодро заговорил Орлов. — А вот эту милую барышню, — Петр Николаевич отступил на шаг, открывая взору оперативников всю прелесть представляемой им девушки, — зовут Елена Витальевна Сухова. Она студентка последнего курса ИМПЭ имени Грибоедова на курсе психологии. А также проходит заочные курсы криминального специалиста-профайлера в Академии детекции лжи. Будущий, так сказать, психолог-профайлер, которая, вполне возможно, скоро будет работать у нас в управлении.

После этих слов начальника Гуров и Крячко невольно переглянулись. Эта девушка никак не напоминала им будущего специалиста по профайлингу. А уж тем более работающую в Главном управлении уголовного розыска. Но оба промолчали. Начальству виднее, кого оно будет принимать на работу. Словно прочитав их мысли, Орлов добродушно улыбнулся и сказал:

— Вы не смотрите на ее внешность. Нынче молодежь еще и не таким образом себя позиционирует. Главное в нашей работе не внешность, а цепкий ум, уверенность в успехе раскрытия преступления и внимательное отношение к мелочам. А все это, как я понял из слов Ильи Ивановича, Елене Витальевне не занимать. Если бы это было не так, то она бы не была лучшей студенткой на своем потоке и тем более не стояла бы сейчас рядом с нами в этом кабинете.

В этот раз слова Орлова вызвали не только вопросительные взгляды оперативников, но и некоторое смущение на лице девушки. Хотя она и пыталась не показать, что слова Петра Николаевича задели ее (лицо оставалось непроницаемо-серьезным), опытный взгляд Гурова сразу отметил вспыхнувший на ее щеках румянец.

Орлов посмотрел на часы на своем запястье и проговорил:

— Так, давайте я вас скоренько введу в курс дела, а то мне нужно срочно быть в министерстве на совещании, а потом вы тут сами разбирайтесь дальше.

— Вы идите, Петр Николаевич, а я сам все ребятам объясню, — предложил Арцыбашев. — Тут «скоренько» не получится.

— Да? Ну тогда я побежал, а вы, Илья Иванович, сами тогда все и расскажете.

Орлов кивнул, хитро подмигнул Льву Ивановичу и быстрым шагом вышел из кабинета. Это подмигивание не очень-то понравилось Гурову, но он виду не подал и, гундося из-за насморка, предложил:

— Давайте тогда хотя бы сядем для начала.

Он два раза чихнул, успев при этом, правда, поднести к носу платок.

— Прошу прощения. Простыл вот, — извинился он.

— Давайте-ка я нам чайник поставлю, — предложил Крячко, покосившись на Льва Ивановича, и прошел к столику, где у них стоял чайник. — Есть чай и есть кофе. Кому что?

— Я ничего не буду, спасибо, — быстро ответил Арцыбашев, усаживаясь на ближайший к нему стул.

— А мне черный кофе без сахара, — приятным грудным голосом заказала девушка и тоже села, но поставив свой стул так, чтобы ей было видно одновременно и Арцыбашева, и Гурова, который так и остался стоять у окна.

— Пять секунд — и все будет готово, — бодро отозвался Крячко.

— Я пока расскажу суть дела, если позволите, — предложил интеллигентный следователь и откашлялся.

— Да, конечно, мы внимательно слушаем вас, Илья Иванович, — предложил Лев Иванович и присел на подоконник, поставив свою уже опустевшую кружку рядом с собой.

— Начну с того, что расскажу немного о нашей Елене Витальевне. — Он вполоборота повернулся к девушке и кивнул, словно бы спрашивая у нее разрешения на рассказ.

Та только опустила голову и стала молча рассматривать что-то у себя под ногами, делая вид, будто все, что будет происходить в этом кабинете, ее не касается. Гуров нахмурился. Он, наблюдая за девушкой, пока никак не мог определить ее характер. Единственное, на что он обратил внимание, так это на ее глаза, а вернее, на взгляд, который показался ему весьма необычным. Девушка избегала смотреть в глаза, но даже когда Елена смотрела на кого-то прямо, казалось, что она смотрит не на человека, а сквозь него. Словно бы смотрит и не видит того, на кого обращен ее взгляд.

— Скажу прямо, как есть. Елена Витальевна по праву считается лучшей студенткой своего курса, да и всего университета в целом. Внешность, как и сказал Петр Николаевич, — это не главное. Может, именно по этой причине мы не очень строго требуем от нее… Как это сейчас говорят — придерживаться дресс-кода в нашем учреждении.

— Просто когда я так одета, я чувствую себя уверенней, — тихо добавила Елена.

— Что? Простите, я не расслышал? — снова повернулся к ней Арцыбашев. — Ах, ну да. Да. Просто Елена так чувствует себя уверенней, — громче озвучил он слова девушки. — Так вот, Елена Витальевна, — тут он сделал нажим на ее отчестве, — проходит у нас практику и собирает материалы для своей дипломной работы. Как называется работа? Впрочем, это неважно, — тут же добавил он. — Важно то исследование, которое провела Елена Витальевна и которое дало интересный и, я бы так сказал, ужасающий результат.

— Криминалистика и сама по себе весьма ужасная наука. Каждый день иметь дело с разного рода преступлениями… — высказался Станислав Крячко, подавая кружку с горячим кофе Елене. — Почему такой симпатичной девушке, как вы, вдруг захотелось иметь дело с преступниками? — спросил он у нее. — Профилированием могут заниматься и сами оперативники. Нас тоже в свое время обучали этому делу, что помогает нам с успехом до сих пор ловить преступников.

Девушка, прежде чем принять кружку из рук Станислава, огляделась вокруг, не зная, куда лучше ей положить папку. Так и не определившись с местом, положила ее к себе на колени.

— Я стала изучать криминалистику и профайлинговую психологию, потому что мне это интересно, — ответила Елена, не глядя на Крячко. — Одно дело — использовать свои знания, чтобы успешно вести бизнес, а совсем другое — выявлять всяких подлецов, убийц и аферистов, которые наносят вред и каждому человеку в отдельности, и всему нашему обществу в целом. Я…

Она вдруг резко замолчала, поджала губы и стала смотреть на кружку так, словно увидела ее у себя в руках в первый раз и удивилась, как она к ней попала.

— Неважно, почему я выбрала именно эту профессию, — сказала она наконец.

— Да, так вот, — после некоторого молчания продолжил говорить Илья Иванович. — По ходу своих изысканий Елена Витальевна обнаружила, что у нас в Москве уже полтора года орудует… э-э-э… маньяк-убийца. Причем не просто убийца, а убийца-подражатель.

— Во как! — удивленно склонил голову Станислав и посмотрел на Льва Ивановича.

Гуров на такое сообщение следователя никак не отреагировал, но на его лице была написана явная заинтересованность.

— Интересно, как это в Московском УГРО было упущено такое явление, как маньяк-убийца, которое явно даже для студентки? — вопросительно посмотрел на Елену Станислав.

— Он не просто убийца, а убийца-подражатель, — заметил Арцыбашев. — Причем подражает он не какому-то одному убийце, а нескольким совершенно разным, но в свое время весьма знаменитым маньякам. К тому же все преступления он совершил не в одном районе, что, собственно, и стало причиной того, что никто не связал все три совершенно разные убийства в одно дело.

— А Елена Витальевна, значит, связала, — с некоторым скепсисом в голосе спросил Гуров и снова увидел, как щеки девушки вспыхнули.

— Знаете, я первоначально тоже засомневался, — ответил Арцыбашев. — Но аргументы, которые были приведены Еленой Витальевной в пользу своей версии, убедили меня, что она права. Собственно, по этой причине мы и пришли сегодня к Петру Николаевичу. Хотели, чтобы этим делом занялись более опытные специалисты, чем…

Следователь замялся, не желая обижать остальных сотрудников Московского уголовного розыска напрасным недоверием. Ведь и среди тех, кто работал «на земле» в окружных управлениях, наверняка были и весьма опытные и знающие свою работу оперативники.

— В общем, Петр Николаевич посоветовал нам вас, Лев Иванович, и вас, Станислав Васильевич, — закончил свою фразу Арцыбашев, обращаясь к сыщикам и чуть кивая, чтобы придать своими словами уважение к тем, к кому он обращался.

В этом и был весь Илья Иванович — сама тактичность и вежливость.

— Ну, хорошо, — после небольшой заминки отозвался Лев Иванович. — Предположим, что все обстоит именно так, как вы, уважаемый Илья Иванович, нам говорите. Но хотелось бы выслушать и саму Елену Витальевну. Ее аргументы, факты, мысли по поводу…

Гуров посмотрел на девушку.

— Мне нужна доска, — спокойно и без тени смущения проговорила Елена.

Гуров и Крячко непонимающе переглянулись.

— Э-э-э, Елена Витальевна имела в виду магнитную доску, — поспешил объяснить Арцыбашев.

— Она у нас в комнате для оперативных совещаний, — заметил Крячко. — Но я могу ее прикатить. Она передвижная.

— Да, пожалуйста, если нетрудно, — снова вместо девушки ответил Арцыбашев.

Крячко вышел, и в кабинете повисла пауза. Студентка допивала свой кофе, Гуров смотрел на нее, пытаясь определить ее характер, а Илья Иванович смотрел на Гурова, немного нахмурившись и размышляя о чем-то своем.

— Елена Витальевна, вы москвичка? — чтобы хоть как-то нарушить тягостную для всех тишину, спросил Лев Иванович.

— Нет, я из Коломны. — Елена подняла голову и впервые за все время своего пребывания в кабинете прямо посмотрела на Гурова. Посмотрела быстро и внимательно, словно сканируя, но тут же опустила глаза и спросила: — Где можно помыть кружку?

— Помыть можно только в туалетной комнате, а поставить можно и на стол, — улыбнувшись одними уголками губ, ответил Лев Иванович. — Так что ставьте и не заморачивайтесь с «помыть». Всему свое время. Вдруг вам снова захочется кофе.

— Да, спасибо, — тихо ответила девушка, глядя в сторону.

Вошел Крячко и прикатил доску.

— Куда ее лучше поставить? — спросил он, глядя на Елену.

— Я сама.

Девушка встала и едва не уронила с колен тяжелую папку, но вовремя ее подхватила и положила на край стола, который был ближе всего к ней — стол Гурова. Потом подошла к доске и откатила ее к окну, вопросительно при этом глянув на Льва Ивановича.

— Понял, ухожу, — улыбнулся Гуров.

Он встал с подоконника и прошел к тому месту, где раньше сидела студентка, взял стул и поставил его рядом со стулом Арцыбашева. Крячко, тихо хмыкнув, тоже взял стул и сел с другой стороны от следователя. Втроем мужчины воззрились на пока еще пустую доску и на девушку.

Ничуть не смущаясь их взглядов, Елена подошла к столу, раскрыла папку, немного полистала в ней бумаги и, найдя нужное, подошла с несколькими листками к доске и начала неторопливо развешивать их. На листках были отпечатаны копии фотографий с места преступления. Всего их было шесть. Три фотографии Елена разместила вверху, а три под ними. С первого взгляда казалось, что нижние фото в точности повторяют те, что висели над ними, но, присмотревшись, Лев Иванович понял, что верхние фотографии были сделаны с копий старых фото и были не такие четкие, как копии с нижних изображений, которые, по всей видимости, были сделаны с современных снимков.

— В верхнем ряду, — начала объяснять Елена, — вы видите снимки первых жертв таких серийных убийц советского времени, как Ряховский Сергей Викторович, Кузнецов Олег Владимирович и Цюман Юрий Леонидович. В нижнем ряду — жертвы убийств, совершенных за последние полтора года, — студентка замолчала, давая время Гурову и Крячко внимательно рассмотреть все подробности на фотографиях.

— Елена, напомните, пожалуйста, нам, кто такие Ряховский, Цюман и Кузнецов, если вам не трудно, — попросил Арцыбашев и вопросительно посмотрел на Гурова. — Не против освежить память, Лев Иванович?

— Нет, не против. Было бы интересно вспомнить. Тем более что важно знать, почему именно их выбрал в свои учителя наш гипотетический маньяк.

— Он не выбирал их в учителя, — нахмурившись, категорично заявила Елена. — У него были совершенно другие планы в отношении выбора… Выбора тех, кому он подражал.

— Ну хорошо, — примирительно улыбнулся Лев Иванович, — вы нам потом и этот нюанс разъясните. А пока давайте вспомним о тех, кому он подражал. Что в них было особенного?

— Ряховский Сергей Викторович родился в тысяча девятьсот шестьдесят втором году в Балашихе. Первые преступления — нападения на женщин и попытки изнасилования — он совершил в тысяча девятьсот восемьдесят втором году. В этом же году был осужден на четыре года колонии общего режима. В тюрьме был, как это и принято для насильников, опущен, и когда вышел на свободу, то уже знал, что свои жертвы он оставлять в живых не будет…

Рассказывая о Ряховском, Елена вдруг преобразилась и из замкнутой и отстраненной сделалась открытой и пылкой. Она легко и гладко говорила и даже, как отметил про себя Лев Иванович, смелее смотрела на слушателей.

— Начните с первого убийства, — подсказал студентке Арцыбашев.

Елена кивнула и сразу же перешла к главному:

— Первое убийство было совершено Ряховским в июне восемьдесят восьмого года в небольшом лесу возле поселка Битц. Жертвой стал скрытый гомосексуалист Вилкин, с которым Ряховский познакомился накануне на одной из остановок в Измайлове. Если опустить все подробности, то нападение произошло внезапно, когда оба шли через лес по направлению к даче будущей жертвы. Ряховский ударил Вилкина четыре раза отверткой в спину, раздел и, придав ему непристойную позу, положил тело поверх поваленной молодой березки. Что отлично видно на фото выше.

Девушка показала на первую из трех верхних фотографий.

— Насколько я могу судить по нижней фотографии, положение жертвы современного маньяка весьма схоже с положением жертвы Ряховского, — заметил Станислав.

— Да. И именно это было первым, на что я, собственно, и обратила внимание. Но когда я прочла дело, то поняла, что не только поза жертвы весьма схожа, но и сама жертва практически повторяет личность убитого Ряховским Вилкина.

— То есть убитый был гомосексуалистом? — уточнил Лев Иванович.

— Да, — кивнула девушка. — И не просто гомосексуалистом, чем сегодня никого не удивишь, а именно скрытым. У него была вполне себе нормальная семья — жена и двое детей. И так же, как у Вилкина, вскоре должен был родиться внук… Или внучка, — добавила серьезно Елена. — Что весьма примечательно в подражательном убийстве — это то, что удары были нанесены практически в те же места, что и Вилкину. Отклонения буквально сантиметровые.

— Интересно. И что, никто не догадался сравнить это убийство со старым делом? — риторический вопрос Крячко повис в воздухе.

— Мало ли похожих убийств совершается, — почесал подбородок Арцыбашев. — Тем более что одно убийство — еще не повод думать, что орудует маньяк. А поэтому давайте послушаем Елену Витальевну дальше.

Он кивнул девушке, давая ей сигнал продолжать.

— Кузнецов Олег Владимирович, родился в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. И тоже в Балашихе…

— Прямо рассадник маньяков эта Балашиха, — недоуменно покачал головой Крячко. — Ох, извините, что перебил.

— Ничего страшного, — кивнула в ответ на извинения Елена и продолжила: — Как и Ряховский, он начинал с нападения на девушек и их изнасилования. После того как одна из жертв заявила на него в милицию, он решил не оставлять свои жертвы в живых и начал убивать. В отличие от Ряховского Кузнецов преследовал и еще одну цель — грабеж. Хотя брал он вещи жертв не столько для личной наживы, сколько просто из… из любви к искусству ограбления, скажем так, — нашла подходящее сравнение Елена.

— Что отличало Кузнецова от Ряховского? — решил уточнить Лев Иванович. — Известно, что у каждого убийцы, а тем более серийного, со временем вырабатывается свой почерк.

— Да, это так. Первые свои убийства Ряховский совершал отверткой, и только убив жертву, он вступал с ней в сексуальную связь. Вещи и драгоценности жертв его не интересовали. Кузнецов же сначала насиловал, а потом убивал свои жертвы. И если Ряховского в свое время судили, то Кузнецов избежал наказания за изнасилование и бежал из Балашихи на Украину. Первые осмысленные убийства, то есть убийства, совершенные намеренно, он совершил именно в Киеве. Особенностью его почерка стало выкалывание глаз жертве.

— Ага, — вдруг оживился Станислав Крячко. — Я теперь вспомнил этого Кузнецова! Он потом вернулся в Москву и продолжил насиловать и убивать. А когда его поймали, сказал, что выкалывал глаза жертвам, потому что боялся, что на сетчатке глаз умерших женщин осталось его изображение и это поможет милиции его быстро поймать. Дурацкое объяснение. И с чего он взял, что остается какое-то изображение?

— Да, именно выколотые глаза и стали визитной карточкой Кузнецова, — согласно кивнула Елена. — А насчет того, откуда он взял, что его могут поймать по застывшему в глазах жертвы изображению… Он просто был весьма впечатлительным, но не очень умным человеком и, посмотрев фильм про Шерлока Холмса, решил, что теория, о которой говорилось в фильме, реальна.

— Ах, так это та самая теория, когда якобы в глазах убитых или умерших людей сохраняется изображение последнего, что видел умирающий! Глупости все это и байки для простачков, — махнул рукой Крячко.

— Как бы там ни было, а Кузнецов попался на эту байку, — улыбнулась Елена, и улыбка у нее, как отметил Лев Иванович, была просто очаровательной.

— Если судить по обеим фотографиям, то эти два убийства также идентичны, — привлек внимание сыщиков Арцыбашев. — Елена, скажите…

— Да. Убийство подражателя в точности копирует первое, спонтанное убийство Кузнецова, совершенное им в тысяча девятьсот девяносто первом году, когда он работал водителем на грузовике, — проститутки, которую он подобрал голосующей у дороги. Причем того, что она проститутка, он не знал, а когда жрица любви потребовала от него плату за утехи, то взбеленился и, вытащив раздетую женщину из машины, привязал ее к дереву в каком-то перелеске неподалеку от дороги, ведущей к поселку Купавна. А потом просто забил монтировкой. По всей видимости, его вдохновило, что в тот раз его не поймали, и он утвердился в мысли, что нужно убивать жертвы изнасилования.

— А как же насчет визитной карточки — выколотых глаз? — поинтересовался Крячко. — Разве Кузнецов и в первом случае выколол женщине глаза?

— Нет, — покачала головой Елена и опустила взгляд. — Кузнецов в первом случае не выкалывал глаза. Убийство было совершено им в состоянии аффекта, гнева. Но вот подражатель, копируя это убийство, — она показала на фото, — позаботился о подсказке и выколол глаза девушке-проститутке, которую убил так же, как и Кузнецов, — забив монтировкой.

— А второе убийство так называемого подражателя вы тоже случайно обнаружили? — внезапно спросил Гуров и внимательно, чуть склонив голову набок, посмотрел на студентку.

— Нет, Лев Иванович, не случайно, — снова быстро посмотрев на него и так же быстро опустив глаза, ответила Елена. — Но давайте я все расскажу по порядку.

— Хорошо, — согласился Гуров. — Кто там из маньяков у нас следующий?

— Цюман Юрий Леонидович, тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения, уроженец города Таганрога. Свое первое убийство семнадцатилетней девушки он совершил в мае девяностого года. Хотя, по его же словам, попытка убийства имела место еще в восемьдесят шестом. Но тогда его жертва, которую он сначала пытался изнасиловать, а потом, видя безуспешность своих попыток, начал бить и придушил, осталась жива.

— Восемьдесят шестой год… На тот момент ему должно было быть лет семнадцать, — быстро сделал подсчеты в уме Лев Иванович.

— Да, нападать на девушек он начал еще до службы в армии, — кивнула Елена. — Дело в том, что Цюман испытывал страх перед половой близостью с женщинами и в связи с этим считал себя неполноценным в сексуальном смысле. Впоследствии, нападая на женщин, он хотя и испытывал сексуальное напряжение во время своих агрессивных действий, но разрядки не получал, что в общем-то не сильно его и волновало.

— Скажите, а жертвы подражателя были изнасилованы? — спросил Гуров.

— В первом и в третьем случае — нет. Убийца все-таки придерживался правил и старался максимально похоже воспроизвести картинку тех давних убийств, — ответила студентка. — Например, в первом случае подражательного убийства все вещи убитого гомосексуалиста были раскиданы в том же радиусе, что и вещи Вилкина, а в третьем случае джинсы девушки так и не были найдены. Известно, что Цюман тогда унес с собой джинсы Анны Линебергер. Они ему, видите ли, приглянулись. И еще одна деталь — Цюман уже после удушения девушки нанес ей несколько ударов кулаком в голову и лицо. Точно таким же образом поступил и подражатель.

Елена замолчала, по-видимому, ожидая вопросов. Но когда их не последовало, она продолжила:

— Визитной карточкой в убийствах Цюмана были черные колготки, которые оставались на практически голой в остальном жертве. При нападении на Линебергер Цюман не знал, что на девушке под джинсами окажутся еще и колготки, хотя была почти середина мая и уже достаточно тепло. Но потом, по словам «черноколготочника», так Цюмана окрестили в народе и прессе, он намеренно стал выбирать девушек, одетых в черные колготки.

— Цюман забирал себе что-то из вещей убитых им женщин? — уточнил Станислав.

— Да, — ответила Елена, — забирал. В основном драгоценности и новые или почти новые вещи. Что-то он продавал, а что-то раздаривал родственникам. Но в нашем случае были унесены только джинсы — все, как и в случае с убийством Линебергер.

— Хорошо, в общих чертах мы поняли, что объединяло старые преступления и новые, — с интересом посмотрел на девушку Гуров. — Но хотелось бы теперь узнать, как вы объединили все три таких непохожих друг на друга убийства в одну серию.

— Когда я совершенно случайно наткнулась на первое убийство… — Елена вдруг замолчала, нахмурилась, словно какая-то мысль вдруг пришла ей в голову, но тут же ускользнула от нее. После небольшой паузы она продолжила: — Я хочу сказать, что очень подробно в свое время изучала все материалы, которые касались отечественных серийных убийц. Собственно, моя дипломная работа будет основана на сравнительном анализе психологических портретов серийников советского времени и современных убийц. Наверное, именно по этой причине я, прочитав незаконченное дело полуторагодовой давности, увидела в нем сходство с убийством Ряховского. Но там были и отличительные особенности, которые навели меня на мысль, что это преступление не единственное, которое могло быть совершено в этом ключе… В этой манере.

— То есть вы хотите сказать, что, несмотря на подражательность, у этого убийства был свой, своеобразный почерк, который все-таки отличал его от первого убийства Ряховского? — уточнил Лев Иванович.

— Да, такая особенность прямо-таки бросалась в глаза, — согласно кивнула Елена и поправила упавшую на лицо прядь волос. — Убийство было не просто убийством ради убийства, а убийством ради… — Она на секунду задумалась. — Ради того, чтобы показать свою уникальность. Все сводилось к одному — к постановке.

— Ага, я понял, — быстро сказал Крячко, — вы имеете в виду, что убийство было постановочным и задумывалось таким с самого начала.

— Да, именно так, — согласилась Елена. — Дело в том, что само убийство произошло не там, где было обнаружено тело, а в каком-то совсем другом месте, а затем жертву перевезли и расположили в соответствии с задуманным сценарием. Вернее, уже с готовым сценарием. Ведь подобное убийство уже случалось. То, что убийство было совершенно в другом месте, отмечается и в описании, и в протоколах.

— И именно это навело вас на мысль, что это убийство не единично? — задумчиво спросил Гуров. — Но мало ли преступников убивают в одном месте, а переносят свои жертвы в другое? Мне кажется, что было что-то еще.

Елена кивнула и ответила:

— Преступник не оставил ни одного следа, ни одной зацепки, ни одной улики против себя. Эксперты осмотрели всю территорию вокруг тела чуть ли не с лупой. Медицинский анализ и вскрытие жертвы проводились настолько тщательно, насколько это возможно в современных условиях, — и ничего. Создавалось такое впечатление, что труп перенесли по воздуху. О том, что тело было тщательно вымыто, а одежда выстирана и даже выглажена, я уже не говорю.

— Надо же, какой каллиграф нам попался, — недоуменно покрутил головой Арцыбашев. — Повторяя прошлые убийства, он тем не менее «переписывал» их настолько филигранно, что получалось просто-таки идеальное убийство. Как вы уже поняли, — обратился он к Гурову и Крячко, — совокупность всех необычных для такого преступления нюансов и навела Елену Витальевну на мысль, что вполне возможно, что это не единственное в своем роде такое преступление, и она…

Следователь кивнул студентке, давая понять, чтобы она продолжила его мысль.

— Да, так вот, — задумчивость Елены как рукой сняло. Она снова оживилась и, глядя прямо на своих слушателей, стала объяснять: — Понимаете, все три преступника-серийника советских времен явно относились к типу дезорганизованных асоциальных серийных убийц. Все убийства Ряховским, Кузнецовым и Цюманом были совершены спонтанно. Они не выбирали специально жертвы, не следили за ними, не готовили и не планировали убийства. Все происходило спонтанно, под воздействием обстоятельств и психоэмоционального чувства, овладевающего на этот момент преступником. К тому же все трое были довольно низкой социальной культуры. Мало читали, воспитывались в тоталитарных семьях, где мать или отец не скупились на тумаки и презрительные замечания. Все трое имели проблемы в общении с женщинами. Хотя у Кузнецова была любовница, и он свободно мог знакомиться с любой женщиной, но и у него с матерью были плохие отношения. У Цюмана была сожительница, но он мог иметь с ней хоть какие-то маломальские половые отношения, только если на ней была соответствующая одежда — черные колготки и такого же цвета купальник и туфли.

Елена вдруг замолчала, оглянулась и попросила у Крячко воды. Станислав подал ей стакан и улыбнулся подбадривающей улыбкой.

— Отличная лекция, — пошутил он.

Но Елена его шутку или не поняла, или не приняла и, нахмурившись, ответила:

— Я просто пытаюсь объяснить, почему мне пришла в голову мысль, что это не единственное убийство, которое совершено, скорее всего, одним человеком.

— Да я ничего, — вдруг стушевался Крячко. — Я ведь в хорошем смысле сказал. Не хотел вас обидеть.

— В случае же, где… — Елена подыскивала подходящее слово, — где убийца действовал, подражая Ряховскому, явно просматривается тип организованного несоциального убийцы. Контроль над всем, начиная от выбора жертвы, заканчивая мелочами, которые он использовал в постановке убийства на месте, где оставлял трупы, говорят о его высоком уровне самоконтроля. И кстати, все жертвы были похищены за двое или трое суток до того, как их потом находили уже убитыми. Время смерти не превышало двадцати четырех часов, а это значит, что похититель не убивал жертв сразу, а где-то держал их какое-то время. Я внимательно изучила первое дело и пришла к выводу, что убийца не просто так срежиссировал старое убийство, а с каким-то намеком. Вроде как предложил некую игру…

— Кому он ее предложил? — наклонил голову Гуров.

— Ну, не знаю, — вдруг растерялась девушка. — Может быть, полиции или обществу в целом. Смотря какие у него амбиции.

— Вот вы — будущий криминальный психолог-профайлер. Как вы думаете, для кого были воссозданы все эти убийственные постановки? — не унимался Лев Иванович.

Елена немного подумала, опустив глаза, а потом ответила:

— Сначала, когда я обнаружила подражание первому убийству, я вообще не думала о нем как об игре. Но когда я нашла второе и третье, то… Мне кажется, что это вызов для всей системы правосудия. Понимаете, и Ряховский, и Кузнецов, и Цюман в свое время наделали много шума своими убийствами, но их арест и суд совпали со временем, когда смертная казнь была отменена. Все смертные приговоры, которые были вынесены этим убийцам, были заменены на пожизненные сроки. И мне кажется, что именно это послужило толчком, идеей к тому, что наш современный Чикатило начал убивать, подражая этим выродкам. Прошу прощения за слова.

— Да нет, все нормально, — ответил ей Станислав. — Они и есть выродки и нелюди. Так, значит, изучив подробно первое дело, вы поняли, что наверняка могут быть и еще подобные дела?

— Да. И я оказалась права. Хотя все три убийства различаются по почерку и совершены в разных районах Москвы, их объединяло одно, а вернее, целых три нюанса. Первый — подражание одному из серийных убийц конца восьмидесятых — начала девяностых годов прошлого столетия. Второй нюанс — все жертвы были не случайны, а тщательно подобраны так, чтобы максимально и по внешности, и по социальному статусу походить на жертвы советских маньяков. И третий — убийства происходили не в местах нахождения трупов и не имели никаких следов, которые бы могли указать на личность убийцы.

— А не мог убийца быть кем-то, кто раньше работал в уголовном отделе или был еще как-то связан с государственными органами правопорядка и правосудия? — спросил Лев Иванович.

— Не обязательно, — вздохнула Елена. — Сегодня в интернете можно найти все подробности, включая и фотографии, — она махнула рукой на фото на доске, — жертв серийных убийц.

— Но ведь по какому-то принципу он выбирал, кому будет подражать? Вот вы каким принципом руководствовались, когда искали нужные убийства?

— Я, в принципе, ничем таким особенным не руководствовалась. Вернее, я запросила все незаконченные за последние два года дела, в которых бы фигурировали убийства без явных следов и улик и эти убийства были бы совершены не в том месте, где были найдены тела.

— Думаю, что вам пришлось попотеть, выискивая те, что подошли бы под описание убийств Кузнецова и Цюмана, — усмехнулся Крячко. — Таких убийств в год случается явно не одно. Я имею в виду убийства, которые совершены не на месте нахождения трупов.

— Я четко оговаривала в своих запросах, что мне не нужны убийства, в которых тела были бы найдены в воде или после сильных дождей, — добавила Елена. — Насколько я знаю, все громкие серийные преступления в советский период не были совершены у воды и убийцы не сбрасывали своих жертв в реку. Да, вода смывает все улики. Но мне нужны были такие тела, где убийца сам смывал все улики. И таких дел в Москве и Подмосковье набралось восемь за два года.

— Из восьми вы выбрали только два. Почему?

— В остальных шести не были соблюдены все три условия, — пояснила Елена. — Вернее, не было одного, самого главного условия…

— Они не были подражательными, — закончил за нее Лев Иванович и встал. — Что ж, Елена Витальевна, убедили. И мне… Апчхи! — вдруг громко чихнул Гуров и выругался: — Чтоб тебя! Проклятая простуда. Извините.

— Будьте здоровы, — улыбнувшись, пожелала девушка и добавила: — А я вас помню, Лев Иванович.

Гуров молча и удивленно посмотрел на нее, ожидая пояснения.

— Вас как-то приглашал к нам на лекцию наш ректор — Ревякин Сергей Владимирович. Я еще тогда на первом курсе училась.

— Да? Не помню. И что я там рассказывал?

— Много всего. Мы тогда еще только знакомились со своей будущей профессией, и вы отвечали на наши вопросы относительно того, как вести себя с подозреваемыми и со свидетелями, как лучше их разговорить, какое поведение выбрать и какие вопросы задавать, чтобы человек раскрылся.

— Не помню, если честно, — смутился Лев Иванович. — Наверное, так и было, раз вы помните. Просто меня почти каждый год куда-нибудь приглашают к студентам. Так что… — он развел руками.

— Так значит, вы, Лев Иванович и Станислав Васильевич, беретесь за это дело? — Арцыбашев встал и довольный посмотрел на сыщиков и на Сухову. — Тогда я уверенно оставляю Елену Витальевну на ваше попечение, а сам удаляюсь. Меня ждут неотложные, хотя и временно отложенные мной, дела. — Он протянул руку для прощания.

— Я думал, что мы… — растерянно проговорил Гуров, пожимая ему руку и поглядывая на студентку.

— Нет-нет, Елена Витальевна по праву должна участвовать в этом деле. Ведь именно она нашла сходство в трех, казалось бы, совершенно разных убийствах и соединила их в одно дело. Девушке нужна практика. А где, как не у вас, она получит должное внимание к своим талантам? Молодежь, Лев Иванович, нуждается в нашей поддержке. Тем более талантливая молодежь, — скороговоркой говорил Илья Иванович, задом отступая к двери. — Вы ведь не станете возражать, что Елена Витальевна — весьма перспективная кандидатура для работы в уголовном розыске?

— Да, наверное, — растерянно ответил Гуров и покосился на Крячко.

Тот стоял с невозмутимым видом и кивал. Но Лев Иванович-то видел, что в глазах его напарника скачут веселые бесенята. Станиславу явно понравилась идея понянчиться (читай поработать) с симпатичной и, Лев Иванович должен был честно себе признаться, неглупой студенткой.