Глава 2
Сыск — работа обычная
Гуров вошел в свой кабинет, швырнул плащ, обогнул стол, сел в кресло, крепко припечатал ладонь к лежавшей перед ним папке, пошевелил губами, проглатывая матерщину, и довольно спокойно сказал:
— Вот такое интеллигентное я дерьмо, Станислав. Мне неудобно выгонять бездарей и лентяев, потому убивают несчастных людей.
— Что-то я не видел, чтобы покойник был особо несчастным, хотя, ты прав, мы с тобой виноваты. Оба виноваты, а не ты один. — Крячко прошел между креслами, проверил, плотно ли закрыта дверь. — Не рви на себе тельняшку, думай. У главбуха должна была быть с собой папка либо портфель, на месте ничего не обнаружено. Какие документы пропали?
— Я запретил Ивану Сидоровичу выносить из офиса серьезные документы.
— Я запрещал своему Лешке из рогатки пулять, так он, паршивец, самострел соорудил…
— Главбух был человек серьезный. — Гуров поморщился, снял трубку, соединился с Юдиным. — Борис Андреевич, я у себя, через час зайду с докладом.
— Лучше через час сорок, Лев Иванович. И не ты ко мне, а я к тебе, меньше мешать будут.
— Договорились. Распорядись, чтобы в бухгалтерии приготовили копию документации, которую имел при себе Ситов.
— Мы как раз говорили об этом… Кажется, Иван не имел при себе документов.
— Но папка или портфель у него имелись или нет? Бухгалтер не ходит с пустыми руками. Прикажи, пожалуйста, проверить. Я у себя, — Гуров положил трубку. — Начнем работать?
— Мотив? — спросил Крячко.
— Завладеть документацией. — Гуров включил магнитофон. — Главбух одинокий, работает, а не служит, обязательно таскает с собой бумажки.
— Тогда плохо, — сказал Крячко. — У него работают три девочки, хоть одна, но знать должна бы, что начальник берет с собой.
— Срочно провести ревизию всех бухгалтерских документов. Узнай, не делал ли он ксерокопий. Если выяснится, что все документы на месте и никто не видел, чтобы главбух снимал копии, то убитый станет для нас фигурой номер один. Повторяю, я никогда не поверю, что при нем не было каких-нибудь финансовых документов. Вывод один — документы были, но он данный факт скрывал. И хватит об этом, может, все объяснится в ближайшее время. Итак, мотив?
— Месть. Отказался дать информацию либо дал, но не полную, — сказал Крячко. — На меня он производил впечатление человека чистоплотного и не способного вести двойную игру.
— Сам себе противоречишь. — Гуров вынул из сейфа дискету, вложил в компьютер. — Давай взглянем на мои вымыслы…
Загорелся экран компьютера, Гуров начал выборочно читать:
— Пятьдесят два года… Разведен… Сын и дочь. Постоянная подруга, — Гуров взглянул на Крячко. — Проверить. Не пьет… уравновешен… малоинициативен…
Гуров выключил компьютер, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза.
— Чего молчишь? Человека расстреляли из автомата в подъезде собственного дома. Ты начальник отдела МУРа, должен знать все. Ответь, пожалуйста, за что расстреляли?
— Я бывший начальник, — задумчиво пробормотал Крячко. — Когда работал, так знал, а теперь понятия не имею. — Он помолчал, затем нехотя продолжил: — Ты, Лев Иванович, полагаешь, что по своим человеческим качествам покойник для вербовки не годился?
— Я этого не говорил, — перебил Гуров.
— Ты так полагаешь, и я с тобой согласен. С таким мягким, нерешительным, лишенным тщеславия человеком никто связываться не станет — слишком велик риск… Не забивай мне голову, никаких копий с документов он не снимал, никого не обманывал, жил человек тихо-тихо, половину зарплаты отдавал бывшей жене. Эту информацию я тебе дарю… Его новая мадам не хищница, тихая, некрасивая женщина, с которой он встречался два раза в неделю. Обычно они проводили вечер у него в квартире, иногда ходили в театр, реже в кафе или ресторан. Если научишься дарить девушкам шоколадки и пить с ними кофе, тоже будешь много знать. Убили Ивана Сидоровича потому, что он узнал то, чего ему знать не полагалось. И тут мы с тобой, многоопытный и гениальный сыщик, поплыли, так как криминальную информацию он узрел в бухгалтерских бумажках, а мы с тобой в этом деле профаны.
— Ты умный, — с искренней завистью произнес Гуров, выпрямился, открыл глаза, облокотился на стол. — Оставим пока покойника, поговорим о живых. Убийца?
— Ты имеешь в виду исполнителя? — Крячко потер ладонями лицо. — Муровский опер разыскал двух свидетелей, которые видели темноволосого худощавого мужчину в темном плаще, лет тридцати. Я позже позвоню в контору, узнаю, что удалось разыскать еще, но полагаю, что это он. Выскочил из подъезда сразу после стрельбы, свернул в проходной двор, думаю, на параллельной улице сел в машину. Сейчас плащи не носят, все в куртках. Под куртку автомат не упрячешь, потому плащ.
— Я хожу в плаще, — возразил Гуров из чистого упрямства. — Ты проверь жильцов подъезда.
— Учи, учи… Муровцы пахать по делу не станут, но такую проверку проведут. Узнаю. Надо полагать, убийца не уголовного окраса, бандит, заскочил в Москву с какой-нибудь войны. Ты спросишь, как на такого стрелка заказчик вышел? А он на убийцу не выходил, обратился по наезженному каналу к москвичам. А у них гость приблудился, они ему долю отстегнули и направили. Так что ежели гром средь ясного дня грянет и убийцу возьмут, так от него к заказчику пути не будет.
— А кто заказчик? — без интереса спросил Гуров.
— Из дружков и сотоварищей Бориса Андреевича Юдина, нашего с тобой нового хозяина и благодетеля.
— Без любви вы обо мне говорите, господа сыщики, — сказал Юдин, переступая порог и направляясь к кофеварке. — Я не дослышал, кто что из моих сотоварищей?
— Организатор убийства, — ответил Гуров. — Борис, свари кофейку и на мою персону.
— Тут вы ошибаетесь, господа, — Юдин начал возиться с кофеваркой, затем достал из стола бутылку коньяку, налил в три стакана, взял один из них и пригубил.
Гуров встал, вышел из-за стола, с хрустом потянулся.
— Что сообщили из бухгалтерии? Какие документы были при убитом?
— Несколько копий последних платежек, ничего серьезного, — ответил Юдин. — А Ивана не могли убить по ошибке, приняв не за того?
— Это вряд ли. — Гуров тоже взял стакан, кивнул Крячко. — Станислав, глотни, помянем Ивана Сидоровича.
— К вечеру и помянем, — на деревенский манер ответил Крячко. — Я на службе не употребляю. — Он встал, направился к дверям. — Я пойду с вашего разрешения. — И вышел, не ожидая ответа, плотно прикрыв за собой дверь.
— С характером, — сказал Юдин.
— Мужик без характера не мужик — евнух. — Гуров выпил. — Я уволил Арепина, оформи приказом или как это у вас делается. Временно, пока не найдем человека, начальником охраны будет Крячко.
— Ты уверен?
— Обязательно. Я опоздал, следовало с этого начинать. Твоя охрана ни хрена не годится. Практически я плюю вслед ушедшему поезду. Смерть Ситова на моей совести.
— Ты же говорил, что охрана в порядке.
— Врал, и не будем об этом. — Гуров отодвинул одно из кресел, освободил проход, начал расхаживать вдоль стола. — Расскажи, как организовывалась фирма, как, где ты собирал людей, чьи мнения и деньги легли в основу… Не пойму, что со мной творится, я с этого должен был начинать.
— Ты считаешь, что в убийстве замешан кто-то из моих? — Юдин смотрел возмущенно и одновременно испуганно. Выглядел он плохо, лицо посерело, кожа обвисла, седые волосы, всегда тщательно причесанные, торчали в стороны, обнажились пролысины.
— Не распускай слюни, никогда не спрашивай, что я предполагаю. Во-первых, я сам не знаю, во-вторых, буду знать, никогда не скажу. Ты будешь получать только достоверную информацию, проверенные факты. На данный момент факты свидетельствуют, что дела наши хреновые и убийство главбуха только начало.
Гуров убрал со стола бутылку и стаканы, налил кофе, закурил.
— Я не люблю, когда со мной разговаривают в таком тоне, — Юдин расправил плечи, дернул подбородком, хотел продолжать, но Гуров перебил:
— Я разговариваю не с тобой, так как виноват. Ты коммерсант, а я сыщик, должен видеть чуть дальше собственного носа. Скажи мне, пожалуйста, кто, когда, на какие деньги купил Ситову квартиру и мебель?
— Что? — Юдин растерялся. — Квартира? Черт побери! Зачем тебе? — Он недоуменно взглянул, понял, что никаких объяснений не получит, начал вспоминать: — Иван развелся года три назад, снял комнату. Мы еще еле-еле сводили концы с концами, начинали разворачиваться. Я очень ценил Ивана, он был блестящий бухгалтер и честнейший человек. Серьезные деньги появились два года назад. Я сразу выдал Ивану ссуду на обустройство, тогда цены были другие, да и связи у меня, сам знаешь. Иван в житейских делах был лопух. Я это поручил Илье Вагину, он уже работал у меня. Ссуду Иван давно выплатил, да и деньги там были ерундовые. А почему тебя интересует это?
— Потому, — ответил Гуров. Ему не давал покоя вопрос, отчего человек в большой, благоустроенной квартире жил лишь в одной комнате.
Крячко сидел в бухгалтерии, пил чай и помалкивал. Он знал, что Ганна, Зина и Лина, работающие в бухгалтерии, относились к своему покойному шефу с прохладцей. Главбух был педантичен, суховат, стеснителен, однако занудно требователен. Человек умер не от инфаркта, к чему за последние годы привыкли, а был расстрелян из автомата, и девушки были удручены смертью и взволнованы ее трагическими обстоятельствами, живого начальника девочки недолюбливали, а теперь, когда человек погиб, вспоминалось только хорошее, даже трогательное.
— Он любил вишневое варенье, — сказала улыбчивая от природы Ганна, сведя смоляные брови.
— И всегда стеснялся попросить, — толстушка Зина взглянула на Крячко недовольно, ведь так хотелось поговорить с подружками, а в комнате все время посторонний.
Сначала толклись, проверяли документацию, теперь Станислав расселся, словно у себя дома, третью чашку пьет и уходить не собирается. В общем-то он парень свойский, не то что его начальник красавец-супермен, который лишнего слова не скажет, хотя уж они, девушки, чувствуют, что «особист» тот еще бабник.
Крячко прекрасно понимал, что мешает, но решил сидеть до победного: девчонки должны разговориться, долго им не выдержать. Но опытный оперативник ошибся. Увидев, что мужчина не уходит, и зная о месте его прежней работы, девушки не начали разговор между собой, а засыпали его вопросами, обрушились с критикой:
— Милиция совсем не работает.
— Убивают, грабят, насилуют, а менты чаи гоняют.
— Если бы только чаи, с утра водку глушат.
Крячко понял: все равно не отстанут, — и решил перехватить инициативу.
— У Ивана Сидоровича папка черная была. Он вчера с ней уходил?
— Вон лежит, — Зина указала на пухлую папку из кожзаменителя. — Вчера Иван Сидорович ушел с коричневым портфелем, мы об этом уже сто раз говорили.
— Уже и список документов, которые находились в портфеле, давно составили, — недовольно сказала Ганна.
— Станислав, если по-честному, тебя из милиции за что погнали? — зло спросила Лина, самая привлекательная и уверенная. — Треплются, что ты даже в МУРе работал?
— Язык у людей без костей, что угодно мелют, — лениво, без обиды ответил Крячко. — Вчера Иван Сидорович на работу рано пришел?
— Как обычно, без пятнадцати девять…
— Уезжал днем? Он вообще часто отлучался из офиса и где бывал? — спросил Крячко.
Рассуждал оперативник незамысловато: раз в документах главбуха ничего интересного не было, значит, человек подхватил секретную информацию на стороне — и решил составить график трех последних дней убитого. Где он бывал, с кем встречался, о чем говорил?
Григорий Байков, юрист фирмы «Стоик», в прошлом году отметил тридцатилетие, четвертый раз женился и третий раз неудачно. Первая жена Григория умерла при родах, и он не успел понять, удачная была его первая попытка начать семейную жизнь или нет.
Дочка осталась жива, росла здоровенькой на руках своей бабушки, матери Байкова, женщины еще молодой, интересной и не собиравшейся заканчивать свою жизнь в бабках. Мать, которая рассталась с отчимом Григория с год назад, внучку любила, но и себя обожала, потому в третий раз вышла замуж и намекнула сыну, что Дашенька — так звали девочку — существо хотя и очаровательное, но ребенок должен жить с родителями. И Байков двухлетнюю девчушку забрал к себе, в однокомнатную квартиру, и быстренько подыскал для нее маму. Молодая, хорошенькая, сама считавшая себя красавицей, избранница продержалась в однокомнатной обители Гриши Байкова менее полугода. Она желала — кто ее осудит! — беззаботной жизни и мужа, который бы ублажал, развлекал, в общем, соответствовал. А получила чужого ребенка, заботы, которые ни к чему и перечислять, и замордованного мужика. Григорий в тот год заканчивал вечерний юрфак и начал работать во Внешторге, где получал нищенскую зарплату. Где у претендентки в красавицы были глаза до загса, остается гадать. Справедливости ради то же самое можно было бы сказать и в адрес самого Байкова, так как супруга и не изображала любовь к детям и тягу к семейному очагу.
Григорий женился еще дважды. Со стороны казалось, что человек упрямо пытается начать новую жизнь по старому сценарию: все жены походили друг на друга, разве что следующая оказывалась стервознее предыдущей.
Парадоксально, но факт: Григорий Байков лишь в выборе супружницы был опрометчив и неразумен. В остальном он проявлял себя как человек хваткий, даже жесткий, дальновидный. Можно смеяться сколько угодно, но он разбирался в людях и был осторожен в знакомствах. В фирме «Стоик» Байков работал чуть ли не со дня ее основания. Борис Андреевич Юдин своего юриста ценил, так как последний не раз доказывал свою проницательность и неподкупность — качества, ценимые во все времена.
Узнав, что главбуха расстреляли, Байков заперся в своем кабинете, припомнил события последних месяцев и понял: он дошел до края, еще шаг — и падение неизбежно. Однако, просчитав возможные варианты, юрист убедился, что и обратной дороги для него нет, точнее, есть, но одному никак не выбраться, нужна квалифицированная помощь. Шеф помочь не может, о сотоварищах по мозговому центру фирмы и говорить не приходится, остается только начальник службы безопасности. Дело в том, что у Байкова были знакомые как на Петровке, так и в Министерстве внутренних дел. Только появился Гуров, юрист навел о нем справки. Он не делился полученной информацией с коллегами — совершенно ни к чему, чтобы люди знали, какой ас пришел в фирму. Байков словно предчувствовал приближение развязки и понимал, что только маститый сыщик сможет оказать помощь.
Необходимо сегодня же встретиться с Гуровым, выложить все начистоту, пусть гений сыска и решает, как ему, Григорию Байкову, жить дальше.
Разговор с Юдиным затянулся, но, как Гуров и предполагал, ничего конкретного не принес. Гуров не любил торопиться с оценками, впитывал информацию, позже, оставшись один, начинал разбираться, благо памятью обладал прекрасной, выборочной. Он мог забыть, как зовут случайного знакомого, но прекрасно помнил имена, клички, характеры, даже мельчайшие приметы многочисленных преступников, с которыми работал.
— Не будем спешить… Однако складывается у меня впечатление: я для твоей фирмы человек малополезный, — сказал Гуров. — Такое обтекаемое слово «малополезный». Охранников я тебе подберу, а с убийством вряд ли разберусь.
— Не пори горячку, Лев Иванович, — сердито ответил Юдин. — Как ты сам любишь выражаться, еще не вечер.
— Человек еще не придумал слова «криминалистика», а уже изрек: кому выгодно? Невозможно расследовать преступление, не понимая, кому оно выгодно. А я в финансовых вопросах на уровне таблицы умножения. Видишь ли, твой главбух узнал, что ему знать не полагалось…
— Ты хоть и умен, а говоришь глупости, — перебил Гурова Юдин. — Следуя твоим рассуждениям, ты не можешь расследовать никаких преступлений, кроме бытовых. Убьют архитектора… биомеханика… Существуют тысячи профессий, в которых ты ни черта не смыслишь. Я тебя и слушать не желаю!
— Я не знаю, с какой стороны и подступиться, — Гуров вздохнул, безвольно опустил руки, решая, не переигрывает ли в своей растерянности. Он прекрасно помнил, как однажды ему сказали, что актер он бездарный.
Но Юдин смотрел сочувствующе, даже вздохнул в унисон. Он не ведал, что Гуров никогда не бросает начатого дела, тем более если произошло убийство, к тому же он хотя и косвенно, но виноват. Да Гурова сейчас от данного расследования не то что плетью — обухом было невозможно отшибить. С каждым часом он все больше наливался злостью и упрямством. В подобных случаях его товарищи и подчиненные начинали жаться по углам, даже генерал Орлов, друг и начальник, старался с Гуровым встречаться пореже, ожидая, пока «Левушка не определится во времени и пространстве».
— Ты мое предложение принял и приступил, должен слово держать, — сказал Юдин, поглядывая с опаской на расхаживающего по кабинету Гурова.
— Купля… продажа… контракты… поставки! — повысил голос Гуров. — Я в этом не смыслю ни… совсем! Я не знаю полномочий бухгалтера. Может бухгалтер передернуть без твоего ведома?
— Бухгалтер многое может, но он был занудный, въедливый, честнейший человек, и его документация в полном порядке.
— Убийство не случайное, а заказное. Это я тебе говорю! Так за что же его убили?
— Ты сыщик — узнай.
— Не буду! Я хозяйственными делами в жизни не занимался!
— Будешь!
— Так дай же мне хоть что-нибудь! — Гуров протянул руку, сложив ладонь горсточкой, словно нищий.
Гуров не верил, что генеральный директор ничего о причинах убийства не знает. Человек часто скрывает какой-то факт, считая, что последний не имеет к существу дела никакого отношения. Случается, человек не может выделить главное событие из общего потока повседневных дел и в своем умолчании бывает вполне искренен. И наконец, самое скверное, Юдин может быть замешан в криминале, который совершался с его молчаливого «неведения».
— Мне нечего тебе дать, — ответил шеф, и Гуров почувствовал, что он лжет. — Как все нынешние бизнесмены, мы ходим по грани дозволенного, порой переступаем черту, но в российских законах сегодня ни один юрист в мире не разберется. Но наша жизнь типична для сегодняшнего дня, иначе и шагу не сделаешь, я уж не говорю о прибыли. Тебя это не касается. Я тебе сказал, у нас уходит информация, мы терпим финансовый ущерб…
— А я тебе говорю, что ты лжешь! — перебил Гуров. — Знаю, ваши трали-вали касаются налогов. Но налоговое управление не нанимает автоматчиков.
— А это твоя головная боль.
— Согласен. Мы с тобой однажды бились об заклад. Помнишь?
— Насчет бриллиантов, которые находились в «Мерседесе»? — Юдин непроизвольно улыбнулся.
— Верно. Говорю, как тогда: я пойду к тебе работать шофером, если в ближайшее время тут кого-нибудь снова не прихлопнут… или того хуже…
— Хуже не бывает…
— Ты же знаешь, что бывает. И главное! — Гуров ткнул Юдина в грудь так больно, что шеф охнул и упал в кресло. — Когда я это дерьмо разгребу, ты вспомнишь сегодняшний день и признаешься, что мог мне помочь и не помог.
В дверь стукнули, на пороге появился Крячко, мгновенно оценив ситуацию, попятился, пробормотав:
— Ничего срочного…
— Станислав, заходи, мы тут играли в детскую игру «веришь не веришь». Выяснили, что не верим другу другу абсолютно, потому решили дружить до гробовой доски. — Гуров махнул рукой в сторону кофеварки. — Рабочий день не кончился, потому не предлагаю крепкого.
— Игра интересная, и решение вы приняли верное. — Крячко прошел мимо Гурова, глянул мельком, отметил, что голубые глаза шефа как бы прихвачены ледком, и искренне улыбнулся Юдину, так как генеральному директору в этот момент не завидовал. — Пить я ничего не могу, кофе и чай у меня в горле булькают.
На пульте управления раздался щелчок, затем уверенный, с чуть заметной хрипотцой, голос секретарши:
— Лев Иванович, шеф у вас? Скажите ему, что приехали из прокуратуры.
Гуров нагнулся к микрофону и ответил:
— Спасибо, Борис Андреевич сейчас будет.
— Началось. — Юдин встал, поправил галстук и уныло произнес: — Теперь, известно, житья не дадут, затаскают.
— Нормальный ход! — Крячко шлепнул себя по ляжкам. — У твоего приятеля подчиненного убили, а они…
— Станислав, — Гуров болезненно поморщился, — не первый год замужем, отлично знаешь, Борис нормальный мужик: зуб болит, а к врачу идти не хочется. Выкладывай, что раздобыл?
Крячко пробормотал что-то о христианстве и всепрощенчестве, достал из кармана бумагу, но разворачивать не стал.
— Если бухгалтер схватил смертельную информацию, то, полагаю, за последние трое суток. Скорее это произошло вчера, иначе его бы ликвидировали раньше. Я попытался составить график, по которому передвигался убитый, за два дня, так как третьего дня он из офиса не выходил, обедал за рабочим столом.
Позавчера бухгалтер пришел на работу лишь к обеду, утром на Белорусском вокзале встречал свою приятельницу, которая была в отпуске, отдыхала у родственников. Я с женщиной разговаривал. Покойный действительно ее встречал, на вокзале ничего необычного не произошло, взяли носильщика, так как было много вещей: родственники насовали банок с соленьями, — Крячко сделал паузу, затем продолжал: — Вчера бухгалтер работал до обеда, потом поехал на склад, но пробыл там всего ничего, минут сорок, сказался больным и уехал домой.
Крячко замолчал, смотрел вопросительно. Вопрос напрашивался, и Гуров произнес его вслух:
— Вчера приболел, сегодня убили. Случайное совпадение или причина и следствие?
— Можно предположить, что бухгалтер обнаружил на складе… неположенное. Человек он был мягкий, нерешительный и растерялся — доложить страшно и не докладывать совестно.
— Прост же ты, Станислав, как штыковая лопата, за что и люблю тебя. Бухгалтер занимается бумажками, а не проверкой груза. А в бумажках криминала, который бы нес смерть, быть не может. Не банковские счета — накладные, у бухгалтера экземпляр, на складе копии, или не так?
— Ты со своей критикой в Думу отправляйся. Критиковать и ломать каждый может. Лучше предложи что-нибудь конкретное, а я послушаю. Да будет тебе известно, гений, что накладная все стерпит, а фактическое наличие груза может написанному не соответствовать.
— Мысль интересная, главное, свежая. — Гуров подмигнул приятелю и, передразнивая, надул щеки. — Теперь выдохнем дружно и продолжим.
Но продолжить им не удалось, в дверь постучали, и в кабинет вошли коммерческий директор Крупин и юрисконсульт Байков.
— Не помешали? — спросил Крупин и, не ожидая ответа, шагнул к Гурову, хотел взглянуть грозно. — В офисе шурует прокуратура, менты в штатском расселись по кабинетам, а служба безопасности, которая получает заработанные нами деньги, попивает кофеек и в ус не дует. — Он наступал, теснил сыщика.
Крупин, щуплый и небольшого роста, с торчащими ушами, рядом с широкоплечим Гуровым смотрелся несерьезно, словно беспородный щенок, атакующий волкодава. Крячко прыснул в кулак и уселся в самое дальнее кресло, прикидывая, даст шеф мальчишке «раза» или поступит иначе. Станислав знал Гурова очень давно, но не всегда угадывал реакцию друга в острых ситуациях.
— Ну, извини, Егор, — Гуров мягко отстранил Крупина, обогнул стол-крепость, вроде отступил и спрятался. — Ты должен меня понять: я бывший, а они при исполнении…
— Егор! — Юрисконсульт Байков, фигурой покрупнее, запоздало схватил приятеля за локти. — Ты же интеллигентный человек, стыдно, ей-богу!
— А за что мы им деньги платим? — Защищенный от Гурова столом, чувствуя, что его держат, Крупин начал еще больше распаляться, даже пнул стоявший рядом стул.
— А черт его знает! — воскликнул Гуров, усаживаясь в свое начальственное кресло и с любопытством наблюдая за молодыми начальниками.
— Вы знаете, сколько банкиров и служащих коммерческих структур убили за последнее время? — спросил Крупин и по-детски хлюпнул носом.
Гуров пожал плечами, взглянул на Байкова.
— Григорий, сварите себе кофе, на нижней полке есть коньяк. Станислав, узнай, кто приехал из прокуратуры и каковы намерения?
— В отношении последнего могу сказать сейчас, — буркнул Крячко и вышел.
Юрист ловко сварил кофе, налил Егору Крупину рюмку коньяка, когда оказался между ним и Гуровым, положил на стол сложенный вчетверо листок бумаги, подтолкнул Гурову. Сыщик взял листок, убрал в карман и спросил:
— Я слышал, но не вникал в подробности, что вы готовите к отправке в Германию большую партию товара. Интересно, чем мы можем заинтересовать столь отсталую страну?
— Плетеной мебелью, — ответил Крупин. — Мы закупаем во Вьетнаме тростник и бамбук, специальные лаки и делаем мебель, которая пользуется в Европе спросом.
— Так прямо и делаем, и пользуется спросом? — с сомнением произнес Гуров.
— Егор, объясни по-человечески, — сказал Байков.
— Ну, плетет тростник, создает эскизы и цветовую гамму Вьетнам, а нам присылает полуфабрикат, мы собираем и освежаем лаком.
— А на кой вы Вьетнаму нужны, торговали бы напрямую? — удивился Гуров.
— В собранном виде мебель очень громоздка, отправлять ее морем дорого, — сухо ответил Крупин. — Складированная плетенка и бамбук занимают места в десять раз меньше и идут по железной дороге, а это четыре пятых пути.
— У вас большие мастерские? — спросил Гуров.
— Нет, они расположены при складах, — ответил Крупин.
Гуров неожиданно для себя сложил простейшую конструкцию преступления, к которому, не ведая, что творит, мог прикоснуться главбух. Сыщик давно уяснил, что если конструкция по-детски проста, то это отнюдь не означает, что предположение ложно. Он неумышленно поднял глаза на юриста Байкова и увидел в лице его не только тревогу, просто панику. Но взгляд Гурова юрист выдержал и чуть заметно кивнул.
