Откройте, я ваша смерть

Николай Леонов, 2019

Новый роман о мастере сыска полковнике Льве Гурове. Четверть века на книжном рынке! Один за другим погибают крупные чиновники, вышедшие на заслуженный отдых. Почерк преступлений схожий: в критический момент старики не получают у себя дома нужное лекарство, и наступает смерть. После этого злоумышленники обчищают квартиру и исчезают. Полковник МВД Лев Гуров решает проверить старые связи потерпевших и допросить скупщиков краденого. Но все безрезультатно. Следствие в замешательстве… Случайно выясняется, что все погибшие пользовались услугами помощников из одного и того же благотворительного фонда. Проверить страшную догадку Гурову помогает его смекалка и… незаурядный артистический талант.

© Макеев А.В., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Глава 1

День был дрянной во всех отношениях. Игорь Лобачев редко жаловался на судьбу и не слыл среди друзей и знакомых нытиком, но то, что творилось сегодня, можно было назвать просто каким-то средоточием невезения. С самого раннего утра в салоне связи, где работал Игорь, начались проблемы. Сначала пропал интернет, и две недовольные дамы, у которых по неизвестной причине с телефонов ежедневно списывались деньги за неоформленные услуги, отправились с жалобой в Роспотребнадзор. Вдобавок отключили на целый час свет, и в салоне сорвалась очень выгодная продажа. Потом позвонил шеф и наорал за то, что со склада до сих пор не забрали новые поступления. Игорь не стал пускаться в объяснения и оправдываться, ссылаясь на то, что им не выделили машину, несмотря на заявку. Он просто побежал на стоянку возле дома, чтобы взять свою машину и съездить на склад. Это было бы самым простым решением проблемы, но машина почему-то не завелась. Вот просто намертво встала, и все тут. Скрипя зубами, Игорь помчался домой и, не спрашивая разрешения у жены, взял ключи от машины тещи, которая в настоящий момент отдыхала в Таиланде.

На складе ему поцарапали крыло на самом видном месте. Как это произошло, никто не видел, а может, просто не стали признаваться. А под конец какой-то умник во дворе торгового центра, в котором располагался салон связи, поставил свою «Газель» так, что Игорь не смог выехать. И вечером ему пришлось оправдываться перед женой. А потом, ближе к полуночи, ему позвонили охранники и сказали, что «Газель» ушла и что машину лучше забрать сейчас, потому что ночью придут две фуры и двор окажется перекрытым на весь день.

Ругаясь и проклиная сегодняшний день, Игорь вышел под моросящий дождь. Повезло хотя бы с такси, которое пришло вовремя. Осмотрев еще раз поцарапанное крыло при свете тусклых фонарей грузового двора торгового центра, Игорь пришел к неутешительной мысли, что скрыть происшествие не удастся. Теща все узнает, и тогда его жизнь превратится в сущий ад. И в этом настроении он выехал на улицу. Дворники лихо смахивали с лобового стекла дождевую воду, наводя своими мерными взмахами на еще более унылые мысли. Игорь так погрузился в себя, что не успел сразу нажать на педаль тормоза, когда в Масловском переулке прямо из-за столба на проезжую часть метнулась темная человеческая фигура.

Пронзительно завизжала резина, машину сразу понесло чуть в сторону, потому что Игорь дернул рулем. Но быстро остановить ее на мокром асфальте не получилось, и, зажмурившись, Игорь почувствовал жесткий удар о капот. Все! Как хотелось думать, что ничего не произошло и все это — лишь дурной сон, наваждение. Но глаза открывать пришлось. И выбираться под дождь из кабины пришлось тоже.

Уже откуда-то сбоку, перепрыгивая через лужи, бежали парень с девушкой. Остановилась встречная машина, и из нее вышел мужчина. Возле тела, лежавшего перед капотом тещиной машины, быстро собрались люди. «Откуда их столько в такое время?» — отстраненно подумал Игорь, глядя на тело пожилого человека. Потом кто-то сказал: «Все, насмерть!»

Хотелось биться головой о столб, о тот же самый капот. И, когда подъехала полицейская машина и Игоря, посадив на заднее сиденье, начали опрашивать, его будто прорвало. Захлебываясь в словах и эмоциях, он стал рассказывать, что так люди не ходят, что старик сам прыгнул на проезжую часть, что это самоубийство какое-то. Тут же всплыло из подсознания умное слово «суицид», и Игорь старательно вворачивал его в каждое предложение. Ведь ночь, дождь, и он ехал, не превышая скорости…

Его всего трясло, и капитан, составлявший протокол, с подозрением поглядывал на глаза Игоря. Не ломает ли его, не наркоман ли он?..

Гуров сидел в своем излюбленном третьем ряду в партере. Как же хорошо, что можно вот так расслабиться, не думая о работе. Не спеша облачиться дома в вечерний костюм, который очень любит Маша, и приехать в театр на премьеру. Приехать с запасом времени, пройтись по фойе, вдохнуть запах театра. А потом — тот самый миг, когда медленно гаснет под потолком огромная люстра и сейчас начнется действо с Машей в главной роли.

Гуров посмотрел на часы. Крячко опоздал к началу, вот нехорошо как! Цветов, что ли, не смог купить? Ну ничего, Станислав никогда не подводит. Мысли о старом друге и неизменном напарнике быстро испарились, Лев сейчас видел только сцену, погружаясь в мир иллюзий и волшебства театральной сцены. А потом вышла Маша со своим монологом, и он вообще перестал думать обо всем, любуясь женой, вслушиваясь в ее голос. Сколько вариантов этого монолога он уже слышал дома, пока Маша репетировала, но сейчас поразился тому, как она читала.

Спектакль был поздний. Начался он в одиннадцать вечера, специально, чтобы дождаться гостей из Питера и из Минска. Прилетел автор пьесы, после спектакля должен был быть банкет. Несчастье случилось в конце первого акта, когда неожиданно на сцене погас свет. По зрительному залу пронесся взволнованный вздох, потом на сцене раздался стук падающей мебели, потом женский вскрик и новый звук, похожий на падение человеческого тела. В зале зашумели с новой силой, но тут со сцены прозвучал властный, сильный голос режиссера, призывавший не волноваться и не паниковать, специалисты со светом сейчас разберутся. Потом он принес извинения, и воцарилась тишина. Гуров посидел несколько минут, затем решительно поднялся и стал пробираться через ряд, задевая чужие колени.

Свет включился, когда он уже шел на ощупь по коридору, ориентируясь по мелькающему свету фонарика и взволнованным голосам.

— Маша! Я как чувствовал! — бросился Лев к жене, сидевшей в кресле в своей гримуборной.

Возле ее вытянутой и уложенной на мягкий пуфик ноги хлопотали гримерша и девушка-костюмер. На лице Марии было написано не столько страдание, сколько огорчение и разочарование. Подруга жены, Виола Палеева, увидев вошедшего Гурова, картинно прижала руки к груди:

— Вот ведь какая досада, Лев Иванович! Надо же было свету погаснуть, когда Машенька спускалась по ступеням.

Мария протянула мужу руку, и он, присев рядом с ней, приложил ее пальцы к губам. Посмотрев Марии в глаза, Гуров сразу понял, что она сейчас чувствует. Плакала премьера, к которой Мария Строева так готовилась, в которой она должна была блеснуть во всей своей красе примадонны. Девушки щебетали, что перелома, скорее всего, нет, просто сильный ушиб и растяжение.

В помещение вбежал всклокоченный режиссер. Увидев Гурова, он бросился с извинениями пожимать ему руку, а потом утащил Палееву на сцену заменять Марию Строеву в премьере.

— Машенька, — покачал головой Лев, с грустью глядя на жену, — надо ехать в травмпункт. Ну что делать, бывают в жизни огорчения, но ведь ты у меня сильная и мужественная. Все зрители знают, что это несчастный случай, и будут ждать тебя, ждать с нетерпением. А когда ты снова выйдешь в этом спектакле на сцену, их восторгу не будет предела. Поверь мне.

Мария смотрела на него, слушала его слова, и на душе у нее теплело. Она устало улыбнулась и провела рукой по волосам Гурова.

— Вот за что я люблю вас, мой полковник, так это за то, что вы всегда умеете найти нужные слова. Правда, спасибо тебе! Вези меня в травмпункт, хотя, уверяю тебя, что ничего серьезного с моей ногой не случилось. Видишь как! Премьера — и обязательно интрига!

— А где у нас примадонна?! — послышался с порога громкий веселый голос Крячко.

Он сиял и расшаркивался с дамами. Но тут же понял, что все присутствующие не очень радостно настроены, и, пробираясь между актрисами, воскликнул:

— Дамы! Не пугайте меня!

— Станислав! — грустно улыбнулась Маша, разводя руками. — Я сегодня не играю. Ты зря спешил с этим роскошным букетом.

— Настоящий полковник всегда преподносит цветы, как знак восхищения, а не применительно к датам! — склонив голову, изрек Стас.

Поездка в травмпункт заняла много времени. Крячко привез Гурова и Марию домой уже в четвертом часу утра. Немного удовлетворения приносил факт, что ничего серьезного с ногой у жены не случилось, хотя и вторая степень повреждения связок — вещь не простая. Уставшая от боли Мария уснула, а сыщики уселись на кухне.

— Ты за рулем, а я могу себе позволить, — хмуро проговорил Лев, доставая из бара бутылку водки.

— Да черт с ним, с рулем! — махнул Станислав рукой. — На такси домой доеду. А утром вернусь за машиной, заодно и тебя прихвачу на работу. Разве я брошу друга в таком состоянии? А еще лучше, пусть стоит до вечера. Обойдусь завтра без колес. Пардон, сегодня!

Гуров посмотрел на хитрую улыбающуюся физиономию напарника и достал вторую стопку из шкафа. Выпили за скорейшее выздоровление Марии, и Крячко принялся рассуждать о профессии театральной актрисы, для которой травма ноги — боль не столько физическая, сколько моральная, душевная.

— Да ладно тебе! — отмахнулся Лев. — Что об этом говорить. Все будет хорошо. Не первая премьера и не последняя. Валентина пока заменит ее, все равно ей играть вторым составом этот спектакль.

— Виола! — многозначительно поправил друга Крячко, который хорошо знал, что Виола Палеева по паспорту является Валентиной Кузнецовой. — Давай еще по одной, а потом поговорим о делах.

— Молодец! — улыбнулся Лев, чувствуя, что нервное напряжение стало немного отпускать. — Еще по одной рюмке водки, а потом о делах.

— Ну, есть у меня еще скрытые таланты, о которых ты не подозреваешь, — заявил Крячко. — Кстати, Орлов просил утром к нему зайти. Планерки не будет, его к заместителю министра вызывают.

— И ты только сейчас, в первом часу ночи, мне об этом говоришь? — насторожился Гуров. — Или?..

— Тебя не проведешь! — добродушно усмехнулся Станислав. — Я ему звонил, когда ты с Машей у врача был и ей рентген делали. Он не сказал зачем, но думаю, что дело срочное.

— Не люблю я этих заданий для особо одаренных и особо приближенных, — поморщился Лев. — Опять у жены какого-нибудь чиновника высокого ранга шкатулку с драгоценностями украли. Это дело МУРа, а не Главка уголовного розыска. А помнишь, Стас, как мы в МУРе работали?

— Конечно, помню, еще когда Петр туда начальником пришел, — заулыбался Крячко. — Хороший коллектив у нас подобрался.

— Хороший коллектив подобрал Петр, — поправил друга Гуров. — Хороший, работоспособный, профессиональный. Между прочим, именно за эти заслуги Орлова и поставили возглавлять Главк. Он умеет организовать работу.

— Да, — задумчиво произнес Крячко. — Нас трое друзей и осталось, разбросало коллег. Кто на пенсию, кто на повышение в регионы или в Подмосковье. Давно мы вот так не сидели втроем, а?

Дверь из приемной в кабинет Орлова была раскрыта настежь. Генерал кого-то разносил по телефону, не особо стесняясь в выражениях. Гуров посмотрел на пунцовые щеки новой секретарши Людочки и, прикрыв дверь, спросил:

— Давно свирепствует?

— Ой, нет… — смутилась девушка, потом быстро глянула в свои рабочие записи и поспешно добавила: — Петр Николаевич просил, как только вы и Крячко появитесь, чтобы сразу зашли к нему.

Орлов, мельком глянув на вошедших офицеров, сделал знак присесть, а сам продолжил разговор по телефону, расхаживая по кабинету. Тональность беседы явно изменилась. Или собеседник признал свою вину, или Петр Николаевич выдохся, но разговор он закончил уже спокойно, а через минуту положил трубку на стол и посмотрел на сыщиков:

— Ну что, пришли? Хорошо.

— Петр, ты помнишь, кто у тебя там сидит в приемной? Ты хоть дверь закрывай, когда используешь ненормативную лексику в телефонном разговоре, — заметил Гуров.

Орлов посмотрел на старого друга, подошел и, задумчиво похлопав его по плечу, невесело усмехнулся:

— Знаю, все знаю, Лева. Ты у нас эстет. Тебе позволительно слыть эстетом и гурманом. Ты отвечаешь только за свою работу, а я за всех вас. И еще за тех, кто за тысячи километров от Москвы ерундой занимается вместо нормальной службы. Знаю, что ты мне сейчас ответишь. Скажешь, что сам выбирал себе работу, сам соглашался на эту должность, и нечего кивать на обстоятельства, расшатанные нервы и раздолбаев в подразделениях уголовного розыска, которые встречаются еще на просторах нашей страны.

— Скажу, — кивнул Гуров. — Просто надо…

— Ладно, перестань! — махнул рукой Орлов. — Мне самому стыдно бывает за несдержанность. Негоже быть несдержанным мужику, нервами расшатанными кичиться. Тем более офицеру. Я вот погляжу на ваши физиономии строгие, и мне сразу хочется жить и улыбаться.

— У, как все запущено, — тихо шепнул Крячко, пряча улыбку.

— Вспоминаю молодость, — продолжал Орлов, усаживаясь напротив старых друзей. — Эх, какими мы были тогда! Порой думаю, послать бы все дела побоку и позвать вас посидеть за бутылкой хорошей водочки. Да с хорошей закуской. Повспоминать!

— Я тебе говорил, — снова прошептал Крячко. — А на премьеру не приехал. Стыдно!

— Как Маша? — вдруг серьезно спросил Орлов. — Я уже слышал, что там ЧП какое-то случилось. Вы со Стасом всю ночь в травмпункте проторчали.

— Ничего страшного, заживет, — поморщился Гуров. — Обидно, что премьеру ей испортили, обидно, что отпуск срывается. Куда ее с такой ногой. При самом благоприятном исходе раньше чем через месяц к полноценной жизни ей не вернуться. Так и просижу с ней весь отпуск.

— Давай перенесем его, — предложил Орлов.

— Куда? У Стаса свои планы, и…

— А я и не против, — с готовностью вставил Крячко. — Я ехать никуда не собираюсь, все равно отпуск проведу в Москве. Мне что через месяц, что через два, все едино. Как говорится, что в лоб, что по лбу.

— Ну вот и решили, — заулыбался генерал и, поднявшись, пошел к своему столу. — Раз месячишко ты еще в моем распоряжении, то возьми-ка одно дельце. Я его из МУРа забрал.

— «Месячишко», «дельце», — повторил за ним Гуров. — Когда ты начинаешь так выражаться, я сразу чувствую проблему. Тем более что ты дело из ГУВД Москвы забираешь в Главк. Что там, Петр?

— Там смерть, Лева. Смерть заслуженного пенсионера.

— Заслуженного? — насторожился Крячко. — Наверняка занимал в былые времена высокие посты, а сейчас на покое, болезни всякие одолевали? Как-то мне не особенно верится в криминал, когда умирают старики, хотя частенько родственники пытаются доказать нечто подобное. Дай угадаю. Кто-то покушался на квартиру заслуженного пенсионера?

— Даже если и покушались, — подхватил Гуров, — то почему это дело ты забрал из МУРа?

— Все, кончили умничать? — недовольно спросил Орлов.

— Ага, — с готовностью отозвался Крячко.

— В мое чутье перестали уже верить, умники? — снова недовольно спросил генерал.

— Ладно, Петр, извини! — Гуров жестом остановил Крячко, пытавшегося пошутить. — Ты тоже нас пойми. Все на нервах, у Маши сорвалась премьера, травмпункт, месяц с ногой маяться, ночь не спали. Рассказывай, что там тебя смущает.

Орлов несколько секунд смотрел на друзей, потом заговорил своим обычным тоном. Говорил, как будто рассуждал вслух, проверял собственные мысли на весомость.

— Андрей Сергеевич Колотов ушел с госслужбы с должности главы департамента МИДа. Сейчас ему 84… Было. На заслуженном отдыхе он 12 лет, до этого долго не отпускали, привлекали к консультациям и аналитической работе. Но здоровье у старика было уже не очень, отпустили. Сердечно-сосудистая система, давление, атеросклероз. Короче, полный набор старческих хворей, плюс он был еще и астматиком. Как показало вскрытие, умер он, собственно, от удушья. Да и обследование места показало, что старик вовремя не дотянулся до ингалятора, когда ему вдруг стало плохо.

— Прежде чем задавать вопросы по существу, — поднял руку Лев, — ты ответь на один вопрос: лично ты был знаком с Колотовым?

— Если имеешь в виду мой личный интерес в этом расследовании… — насупился Орлов, но Гуров его перебил:

— Нет, я не об этом! Ты лично знал Колотова? Встречался с ним, можешь его охарактеризовать как человека, знаком с его жизнью на пенсии, с его привычками?

— Честно говоря, пару раз я с ним встречался. В последний — год назад примерно. Он меня хорошо помнил. С головой у старика все было нормально. И в остальном он был в порядке. Одевался чисто, не выглядел брошенным запущенным стариком, хотя и жил один.

— В каком департаменте он работал? — вставил свой вопрос Крячко, делая какие-то пометки в блокноте.

— Огорчу, Станислав. Это департамент по связям с субъектами Федерации, парламентом и общественными объединениями. Скучная работа. Никакого тебе терроризма, никаких кризисных районов и тому подобного.

— Тогда квартира и накопления, — деловито заключил Крячко.

Громко пискнул коммуникатор. Орлов поднял трубку и коротко разрешил пригласить. В кабинет вошел молодой капитан с папкой в руке, доложил о том, что затребованное дело по факту смерти гражданина Колотова доставлено, и положил на край стола папку. Гуров оживился и сразу поинтересовался, не занимался ли капитан этим делом. Но когда узнал, что тот просто завез по пути документы, махнул рукой.

— Все, забирайте! — Орлов пальцем сдвинул папку на край стола. — Сегодня вам время на ознакомление, а завтра утром после планерки жду ваших соображений.

Гуров и Крячко вернулись в свой кабинет. Станислав направился к журнальному столику в углу кабинета и включил чайник. Насыпая в чашки кофе, он продолжал рассуждать:

— Я Петру верю. У него интуиция просто невероятная, он настоящий сыщик. И если он что-то в этом деле увидел, то стоит задуматься.

— Ты сейчас меня или себя уговариваешь? — задумчиво проговорил Гуров, листая дело.

— Ну да. — Крячко замер с ложкой в руке. — Хотя я просто размышляю вслух. Ведь причин смерти может быть только две: естественная и насильственная. Болезни или несчастный случай — для нас это не тема. Да и Петр бы не стал забирать дело к нам из МУРа из-за этого. А вот если смерть насильственная, то причины желать смерти этому старичку лежат в его прошлом, настоящем или будущем. Правда, настоящее и будущее я бы объединил в одно. Что ценного у старика? Недвижимость, накопления. Вот и все. Помочь умереть и присвоить. Так что либо черные риелторы, либо дальние родственники.

Налив в чашки кофе, он подошел к столу, поставил одну перед Гуровым и уселся на свое место за столом напротив.

— Рассказывай, что интересного там уже есть. Что накопали в МУРе?

— Интересен сам факт возникновения этого дела. — Лев взял один из листков бумаги и откинулся в кресле, перечитывая текст. — Так бы, наверное, никто и не обратил внимания на смерть 84-летнего больного старика. Но поступило заявление от некой гражданки Светловой Елизаветы Николаевны, 1954 года рождения. И эта гражданка просит очень серьезно разобраться в деле о смерти гражданина Колотова. Она считает, что его убили.

— Упс! — Крячко замер, так и не поднеся чашку к губам. — Вот это поворот! И что, у нее есть основания так полагать? Или конкретные подозрения?

— Толком ничего в заявлении нет. — Лев бросил лист на стол и взял следующий. — Видимо, опера не успели ее допросить по какой-то причине, хотя живет она в Москве. А вот соседей опросить успели. Ага… ходили к старику люди. Незнакомые.

— Объяснения от соседей?

— Нет. Только рапорт оперативника, в котором он докладывает, что опрашивал соседей и что ему удалось установить. Оболтус! Это не работа, а попытка свести все к «отказному». А вот запрос о родственниках сделан. Ну, хоть что-то толковое сумели сделать. А это у нас… Результаты вскрытия. Так… Ну, как и говорил Петр, ничего криминального медики не нашли.

— Тогда давай по обычной схеме, — допивая кофе, заявил Крячко. — Выводы нам делать не на чем, для любой версии не хватает исходного материала. Ни для дедуктивной методики, ни для индуктивной.

— Хорошо, давай разберемся с показаниями. Ты езжай к соседям покойного пенсионера, пообщайся с народом, при твоей общительности и твоем обаянии тебе там работы на пару часов. А я попробую разыскать эту Светлову. — Гуров потянулся к телефону. — Кто у нее заявление принимал, почему без подробностей все записано? Отмахнуться хотели, что ли?

Она была красива даже сейчас, в свои 54 года. И она знала это. Женщина была одета в облегающую юбку, стильную блузку. И ее шаг в туфлях на высоком каблуке сразу наводил на мысль о подиуме. Возраст немного выдавала кожа на шее и руках, но как она держалась! Гуров не без удовольствия оглядел вошедшую в кафе женщину с ног до головы и сразу представил, как она выглядела в двадцать или в тридцать лет, когда работала секретаршей у Колотова. Тут же возник вопрос, а не были ли они любовниками со своим шефом. Вопрос ни в коем случае не пошлый или неуместный. Для сыщика в данной ситуации он имел важное значение.

— Здравствуйте! — Гуров поднялся и отодвинул для женщины кресло у столика. — Это я вам звонил. Меня зовут Лев Иванович.

— Я помню, — одарила полковника очаровательной улыбкой Светлова. — У меня профессиональная память секретарши. Вы знаете, что самое главное в работе секретарей? Наверное, думаете, что подавать шефу кофе?

— О кофе я подумал в последнюю очередь, — с уважением склонив голову, ответил Лев.

— Правильно. Секретарь должна все знать и все помнить. Она — хранилище информации для своего шефа, причем активное хранилище. Секретарь всегда напомнит и шефу, и его сотрудникам обо всем, что должно иметь место, произойти или не произойти.

«Беда, — подумал Гуров, — если она патологический философ, то я погиб: рисуясь передо мной, заболтает. Кажется, ей скучно сейчас живется, но мне не очень хочется оказаться ее развлечением. Один плюс — такие любители философствовать и просто болтать обо всем часто могут сболтнуть лишнего, чего и не собирались делать. Попробуем на этом сыграть».

— А сколько вы проработали секретарем у Андрея Сергеевича?

Светлова сразу стала серьезной и как будто постарела лет на десять. Нет, возразил сам себе Лев, разглядывая женщину и оценивая ее странную реакцию на такой простой вопрос, она не пустая болтушка, она играет эту роль, чтобы скрыть свое отношение к Колотову. Для нее его смерть, кажется, и правда большая боль.

— Двадцать шесть лет, — ответила Светлова, бросив мельком взгляд на руки официантки, ставившей на стол чашки с кофе. — Не считая перерывов. Мне нравилось у него работать. С Андреем Сергеевичем было интересно, он заражал своей энергией, работоспособностью, желанием постоянно учиться. Он был умен, а работать с по-настоящему умным человеком всегда приятно и интересно. На работу идешь с желанием, и уходить домой не хочется.

— Вы сказали о перерывах в работе, — напомнил Гуров. — Вы увольнялись, переходили на другую работу? Или была другая причина?

— Дважды я уходила в декрет. Я ведь была замужем. Или вы думаете, что между секретарем и ее шефом отношения всегда перетекают из чисто служебной плоскости в интимную?

Это был вызов, Гуров сразу почувствовал, как женщина внутренне напряглась, готовая сражаться за своего шефа. Любила она его или это просто уважение, любовь чисто служебная?

— Знаете, Елизавета Николаевна, — улыбнулся он открытой улыбкой человека, которому нечего скрывать и который ведет разговор искренне, — моя профессия как раз способствует тому, чтобы видеть в людях главное, видеть отношения между людьми, понимать мотивацию поступков. Но, увы, большая часть моего общения происходит как раз с преступниками и людьми, склонными к совершению преступлений и правонарушений. Надеюсь, вы меня не станете судить за то, что негативное мне в голову может приходить раньше, чем позитивная оценка?

— Вы сейчас оправдываетесь тем, что для вас привычно думать о людях плохое? — усмехнулась Светлова.

— Нет, — покачал головой Лев. — Просто за годы работы в уголовном розыске у меня сформировалась своеобразная привычка первым делом обращать внимание на плохое в людях. Если в человеке неожиданно откроется хорошее — это станет приятным сюрпризом. Хуже, если будешь обращать внимание на хорошее, а потом для тебя станет сюрпризом нечто скверное. Вы не согласны?

Сам Лев так не думал, но ему сейчас было важно спровоцировать реакцию женщины на свои слова. Как она отнесется к такой философии, каков уровень цинизма в ее душе, умеет ли она вообще любить, относиться с человеческим теплом к кому-то, кроме себя. Уж очень она ухоженная и на руки официантки успела посмотреть, проявив недовольство неухоженными ногтями девушки.

— Не согласна? — переспросила Светлова. — Я даже немного шокирована! Разве можно с таким отношением к людям жить? Боже мой, видеть только плохое и ждать, проявится ли само в них хорошее. Неужели все полицейские такие циники? Я вам не верю! У вас слишком умное лицо для человека, исповедующего подобную пошлую философию. Лучше вы уж прямо спрашивайте все, что хотите узнать. Я верю вам, в вашу порядочность.

— Тогда и мне остается поверить вам, — улыбнулся Гуров. — Раз уж мы с вами договорились об откровенности, начну вас расспрашивать по порядку. Почему вы решили, что Андрея Сергеевича убили, что его смерть не была естественной смертью пожилого больного человека?

Сначала Лев решил, что Светлова его не расслышала, так как лицо ее вдруг приняло какое-то отстраненное выражение. Но потом понял, что на Елизавету Николаевну накатили воспоминания, и не стал торопить ее с ответом.

— Не знаю, поймете ли вы меня, Лев Иванович, — заговорила наконец женщина. — Можно ответить, что это интуиция, но что вам проку от нее, когда вам нужны факты и доказательства. А у меня их нет. Но вы не торопитесь! Я сейчас вам еще кое-что скажу. Андрей Сергеевич был одиноким человеком. Родственников практически нет, жена умерла давно, а женщин у него не было, он слишком любил свою покойную супругу. Вы наверняка собирались задать мне вопрос: а была ли я любовницей Колотова? Не была, конечно. И не могла быть. Ни я, ни кто другой. Я иногда навещала его на протяжении этих двенадцати лет. С днем рождения поздравляла, с Днем работника МИДа.

— Есть такой праздник? — удивился Гуров.

— Есть, — грустно улыбнулась Светлова. — С 2002 года есть. 10 февраля. Это связано с историей возникновения первого внешнеполитического ведомства России — Посольского приказа. В документах Российского государства упоминается дата 10 февраля 1549 года.

— Колотов радовался вашим визитам?

— А вы проницательный человек, — усмехнулась она и опустила голову. — Нет, не радовался. Он стыдился того, что из года в год становится все более немощным, что стареет. Честно говоря, и мне было больно смотреть на него такого, но я старалась не показывать вида. Все-таки столько лет проработали вместе. Никто с ним не был так долго, как я.

— И все же! Почему вы решили, что его убили?

— Потому что неожиданно к нему стали ходить какие-то люди. Никогда никто не ходил, по крайней мере так часто. А в последнее время я вдруг узнаю, что к нему постоянно кто-то приходит. Стала расспрашивать его, но Андрей Сергеевич отмалчивался. Может быть, это соцработник, а может, и нет. Соседи видели, как приходила девушка, молодой человек, может, и не один. Вы ведь лучше меня знаете, как у стариков выманивают квартиры. Я думаю, что здесь имел место как раз такой случай. Квартира не маленькая, в престижном районе, в старом элитном доме.

— Может, с возрастом у Андрея Сергеевича появилась потребность в общении? Вы полагаете, что это невозможно?

— Не знаю, — задумчиво произнесла Светлова и стала смотреть в окно. Потом решительно потрясла головой, будто отгоняя ненужные мысли, и ответила: — Нет, Лев Иванович, это невозможно. Нет, он свыкся с одиночеством, он хотел одиночества, я это чувствовала.

— Вы его любили, — неожиданно решившись, произнес Гуров. — Так?

Женщина уставилась на него своими большими, все еще красивыми глазами. В них было напряжение, какая-то затаенная грусть или даже тоска. Потом взгляд стал мягче, а потом она опустила глаза, помешивая ложкой остывший кофе, и прошептала:

— К чему теперь скрывать? И какое это уже имеет значение? Любила. И сейчас, наверное, еще люблю. Хотя я вышла замуж, родила двоих детей. У меня хорошая семья, я ею дорожу. Но мой муж совсем простой человек, я к нему убежала, как в спасительную пещеру от всего мира. Я, правда, когда возвращаюсь домой, как будто отгораживаюсь от всего, в том числе и от прошлого, толстенной стеной. Любила, только это была, наверное, не такая любовь, о которой все говорят. Это безграничное уважение к мужчине, я его боготворила. И если бы он захотел переспать со мной, то я бы его не оттолкнула. Это была бы своего рода дань за ежедневное общение с ним, дань за возможность поработать вместе с таким человеком. А ведь я не развратная женщина, не подумайте.

— Я и не думаю, — серьезно ответил Гуров. — Больше скажу, я вас прекрасно понимаю. Жизненный опыт мне подсказывает, что это возможно и такое отношение встречается довольно часто. Спасибо вам, Елизавета Николаевна!

— Мне? — Светлова удивленно посмотрела на Льва. — Да за что же? Я ведь вам не сказала ничего конкретного, только поделилась догадками и предположениями. Больше даже — страхами.

— Спасибо за доверие! — улыбнулся он и положил свою руку на ее кисть. — Это сегодня такая редкость, когда доверяешь незнакомому человеку или доверяют тебе. Многие, знаете ли, разучились. А вы — нет!

Ни утром, ни днем побеседовать с Орловым так и не удалось. И только вечером, когда улицы наполнились светом фонарей, Петр Николаевич пригласил к себе старых друзей. Выглядел генерал уставшим. Такое с ним бывало всегда, когда он занимался административной работой. Оперативная работа скорее давала ему не усталость, а усталое удовлетворение. Орлов был профессионалом и мог своим делом заниматься сутками без сна и отдыха. Он черпал силы из своей работы. Но вот административная деятельность изматывала его основательно. Тем более в такие вот напряженные дни, как сейчас, когда шла подготовка к очередному заседанию Общественного совета при МВД, когда согласовывались доклады и выступления, заготавливались заранее резолюции.

Увидев входящих в кабинет полковников, Орлов решительно бросил на бумаги авторучку, поднялся, потягиваясь, снял китель.

— Садитесь, ребята, я вас сейчас угощу хорошим чаем! Лучше бы коньяком, но мне еще работать и работать. Да и вам тоже.

— Что, нелегка генеральская служба? — осведомился с улыбкой Крячко, усаживаясь на мягкий уголок у окна и разглядывая новые чашки. — Откуда сервизик с таким откровенным восточным орнаментом?

— Орнамент кавказский, — подсказал Орлов, усаживаясь напротив. — И чай тоже. Лучший сбор. Подарок от старого знакомого. Вчера только виделись.

— Думается мне, в подарке от кавказского друга был не только чай, — усмехнулся Стас. — И вино там было домашнее или чача. А может, и коньяк, о котором ты так вскользь упомянул. Но! Мы с Львом Ивановичем не претендуем.

— Ну а если не претендуете, то пейте чай!

Чай был и правда превосходный. Темно-коричневый напиток наполнял чашки, а заодно и воздух кабинета ароматами солнечных склонов Кавказских гор. Трое друзей потягивали его из тонких чашек хорошего фарфора и говорили о погоде, об отпусках, кто и где бывал недавно, какие впечатления до сих пор не оставляют, о рыбалке и хорошей ухе, под которую нет ничего лучше отечественной хорошей водочки.

— Так, опять нас понесло, — покачал головой Орлов. — С усталости, что ли, все темы плавно перетекают в разговоры о выпивке. Давайте-ка о делах. Что у вас появилось по делу Колотова? Какие мнения?

— Мнения очень противоречивые, Петр, — поставив чашку на журнальный столик, заговорил Гуров. — Я встречался с этой дамой, которая написала заявление и считает, что пенсионера убили. И хотя она ничего конкретного не сказала, мне передалось ее впечатление. Видишь ли, она проработала с покойным очень много лет и знала его очень хорошо. В некотором смысле была в него даже влюблена все это время и изредка навещала старика. Единственный факт, но не самый убедительный, который они привела, — это то, что возле пенсионера стали крутиться какие-то люди, и это впервые за последние двенадцать лет. И еще то, что он не хотел говорить, кто эти люди. Точнее, девушка, хотя есть подозрение, что бывали и парни или парень. Но не факт.

— Квартира? Черные риелторы? — спросил Орлов. — Родственники есть у Колотова?

— Родственников нет. Справку нам официально скоро пришлют, но я выяснил, что жена умерла четырнадцать лет назад, сын погиб в автокатастрофе шестнадцать лет назад. Сын был холостяком на тот момент, детей у него не было. На имущество жены Колотова и его сына никто не претендовал. Станислав перетряс всех соседей.

— Да, я поговорил с соседями, особенно с теми, с кем Колотов больше общался. Ходила чаще всего девушка. И, судя по сумкам и пару раз услышанным соседями разговорам, она помогала пенсионеру. Ходила для него в магазин, в аптеку. Убирала ему квартиру.

— Ты говоришь, что чаще приходила девушка? — задумчиво произнес Орлов, покусывая дужку очков.

— Именно «чаще». Бывал и парень, вроде даже два. Но не факт, что они приходили именно к Колотову. Они могли, как считают соседи, приходить просто вместе с девушкой, ну, как ее друзья. Или помочь ей донести для пенсионера тяжелые сумки из магазина.

— Так, — неудовлетворенно вздохнул Орлов. — Пустышка, значит? И эта ваша мадам просто паникерша? Да еще влюбленная?

— Мадам довольно умная женщина, — возразил Гуров. — И мне показалось, что ее страхи не пустые. Она, при всей их близости с покойным, так и не смогла от него добиться ответа, кто же к нему ходит и зачем. Слабенькие аргументы, но все же.

— Слабенькие, — хмуро согласился генерал. — Ладно, можете считать, что убедили в том, что меня подвела интуиция.

— Нет, Петр, она тебя не подвела, — хмыкнул Крячко, доставая из папки какие-то листки бумаги со штампами. — Есть один момент, который следует учитывать в данном деле. Ни районное отделение Комитета по социальной поддержке населения, ни один из фондов социальной защиты к Колотову своих сотрудников не присылал. Он не стоял у них на учете, потому что не подавал туда никакого заявления.