Очень большие деньги

Николай Леонов

Бывший наркокурьер сдал ФБР своего Хозяина и уехал из Америки в Москву. Хозяин послал за ним вдогонку сразу двух киллеров. Все, кто стоял на пути к беглецу были убиты. Полковник из МУРа Лев Гуров и Стас Крячко вышли на след киллеров…

Глава 1

Все началось с того, что в один из теплых ясных дней на исходе сентября дежурная группа ППС из четырех человек выехала на происшествие, случившееся в районе Инженерной улицы, неподалеку от Алтуфьевского шоссе. Сигнал о происшествии поступил по рации и особого энтузиазма ни у одного из членов группы не вызвал. Криминальная бытовуха — это всегда головная боль и никакой прибыли. Милиционеры тоже люди и не менее прочих любят покой и безопасность. Искателей неприятностей среди них мало.

Была суббота, и многие граждане давно отдыхали. Настолько давно, что кое-кому отдых уже довольно сильно ударил в голову и вызвал желание разобраться, почему мир устроен так несправедливо. Обычно в таких случаях разбираются с домашними, которые рядом и потому отвечают за все — за пересоленный суп, за международное положение, за глупое начальство, за рост цен, за качество водки и еще за многое другое. В данном случае, по сообщению дежурного, некий электрик Иванченко разбирался с собственной супругой у себя дома — в типовой пятиэтажке — с применением огнестрельного оружия, а именно охотничьего ружья «ИЖ», о чем вроде бы свидетельствовали соседи, позвонившие в милицию. Им, видите ли, не нравилось, что на пятом этаже стреляют по стеклам мелкой дробью и сыплют невразумительными угрозами. При этом вроде бы жене Иванченко удалось самостоятельно выбраться из квартиры, и жизнь ее была вне опасности. Электрик, таким образом, бушевал теперь в полном одиночестве, но вряд ли от этого стал менее опасен. Ему не на ком было разрядиться — тем более что стекла в квартире он уже побил.

Правда, под рукой у него наверняка были еще мебель и бытовая техника. Предполагая это, старший патруля сержант Гусев не торопился. И вообще, прежде чем заехать в нужный двор, они остановили машину в переулке и немного посовещались.

— Вроде не слыхать выстрелов-то? — с тайной надеждой произнес самый молодой из четверки — милиционер Рукавишников. — Может, ложный сигнал? Или уже угомонился артист этот, электрик?

— Ты когда на грудь примешь, быстро успокаиваешься? — скептически поинтересовался у него сержант Личутин, который единственный в компании носил усы. — Раз человек за оружие взялся, значит, накипело у него. Ему в такую минуту все равно — милиция перед ним, прокуратура или сам господь бог. Момент истины называется.

— Момент истины у него наступит, когда он завтра на нарах сопли размазывать будет, — мрачно заключил сержант Гусев. — Но это ты правильно сказал, что сейчас ему все равно, в кого пулять. А поэтому мы с вами должны все продумать. На амбразуру бросаться не будем, я думаю. Если положение серьезное — сразу вызываем подмогу. Пусть специалисты огневые точки берут. А мы реагируем в пределах своей компетенции. Возражения есть?

— Возражений нет, — подхватил сержант Личутин. — Короче, сейчас все выясняем на месте, успокаиваем граждан, а если обстановка позволяет, то и вступаем в переговоры с нарушителем. Я правильно понимаю?

— Ну, в общих чертах все правильно, — согласился Гусев. — А ты, Рукавишников, все понял? Никакой самодеятельности, а тем более баловства с табельным оружием. Оружие на то и оружие, оно и незаряженное раз в год стреляет.

— Да я чего? — засмущался молодой Рукавишников. — Я и сам не люблю.

— Вот и хорошо, — кивнул Гусев. — А то последнее время до черта жалоб развелось. Менты, мол, совсем обнаглели: чуть что — за оружие хватаются. Да и если честно, то мало дураков, что ли? Один подозреваемого грохнул ни с того ни с сего, другой по пьянке кореша завалил, третий с соседом бабу не поделил… На последней летучке начальство на этот вопрос сильно напирало.

— Начальству легко, — неожиданно сказал Личутин. — А людей тоже понять надо. Наша служба, как сказано, и опасна, и трудна. Ночей не спишь, жизнью рискуешь. А кого это, извиняюсь, колышет? В Чечне, считай, каждый второй побывал. Это тоже даром не проходит. И одни менты обнаглели, что ли? Жуть берет, что вокруг делается. Поневоле за пушку хвататься будешь.

— Ну, это все философия, — жестко заметил Гусев. — В нерабочее время я тоже не против пофилософствовать. А сейчас…

— Вот что касается оружия, тут я вам одно скажу — пока не подопрет, ты и сам не знаешь, на что способен, — вдруг заявил молчавший до сих пор водитель Хряпов, мужчина лет сорока, замкнутый с виду, с начинающими седеть висками. — И я на этого электрика, который жену дробью шугает, совсем не удивляюсь. Эти бабы могут до чего угодно довести. Я свою швабру сам раз десять собирался прикончить, пока не догадался развестись. В метраже потерял, конечно, зато вздохнул спокойно.

— Ты чему нашу смену учишь, Хряпов? — недовольно произнес Гусев, который чувствовал некоторую ответственность за молодого Рукавишникова. — Молодых на положительных примерах воспитывать надо, на морально устойчивых товарищах. А что они вынесут из твоих речей?

— Да ладно, Никитич, мораль читать! Я говорю, как оно в жизни бывает. А молодежь пускай мотает на ус, чтобы не повторять наших ошибок… А ты лучше погляди, Никитич, какая парочка! Вон из подъезда напротив вышли. Черные которые. Зуб даю — без регистрации проживают в столице нашей родины! А прикид на них, между прочим, первого класса!..

Все остальные тут же уставились на двоих незнакомых мужчин, которые только что вышли из подъезда дома напротив. Они и правда были смуглы и очень неплохо одеты. «По-европейски! Костюмчики небось за тысячу баксов, не меньше! — с завистью подумал молодой Рукавишников, разглядывая незнакомцев. — У одного вроде даже печатка на пальце — отсюда видать — здоровая. Торгаши небось… Да еще нездешние — регистрации наверняка нету. Вон как в нашу сторону зыркнули — точно совесть нечиста!»

Рукавишников вопросительно посмотрел на старшего. Гусев недовольно поморщился.

— На что намекаешь, Хряпов? — спросил он. — Мне какое дело, есть у них регистрация или нет? Мы здесь по конкретному делу.

— Не скажи, Никитич! — упрямо покачал головой Хряпов. — Забыл, как нас каждый день накачивают — бдительность и еще раз бдительность? Терроризм еще никто не отменял. Ты сегодня поленился у подозрительного гражданина регистрацию проверить, а завтра он Манеж взорвал.

— Так, значит? — прищурив один глаз, сказал Гусев.

Хряпов пожал плечами.

— Смотри сам.

Гусев посмотрел. Двое по-прежнему стояли возле подъезда и о чем-то озабоченно переговаривались. У обоих в зубах дымились сигареты.

— Точно черные, — авторитетно сказал Рукавишников. — Особенно который в песочном костюме. Натуральный кавказец.

— Да ни хрена он не кавказец, — возразил Личутин. — Он больше на этого похож, на индуса… У меня жена индийское кино обожает. Она их тысячу пересмотрела, ну и я заодно. Вот там один здорово на этого похож.

— Нет, он не на индуса, — покачал головой Гусев. — Он скорее на этого похож, из голливудского боевика… Ну, на этого, как его… Да вы все его смотрели! Там они еще в поезде чего-то бегали с пушками. И все взрывалось на хрен! Ну что, не помните, что ли?

— Ну ты объяснил, Никитич! — засмеялся Хряпов. — Они там все бегают и взрываются. Только тут не кино, и чего от этих ждать — еще большой вопрос. Ты на их хари погляди! Откуда здесь индусу взяться? Типичные абреки! Гляди, как глазами зыркают!

Незнакомцы Гусеву тоже не понравились. Смуглые они были чересчур, не по-нашему. И еще невооруженным глазом было заметно, что они как-то не так косятся на патрульную машину. Вообще-то Гусев давно к этому привык — в наше время милиция мало у кого вызывает уважение, и в этих косых взглядах не было ничего исключительного. Гусев не считал, что виновата милиция, — просто время такое пришло. Уважение вообще стало дефицитом. Каждый сам себе голова, и чтобы заставить себя уважать, нужно обязательно сначала напугать хорошенько. Гусев не думал, что у этой парочки динамит за пазухой, — уж слишком роскошно они для этого были одеты. А вот с деньгами у них наверняка полный порядок, и припугнуть их стоило, хотя бы для того, чтобы с большим уважением смотрели на людей в погонах. Только сделать это надо было тонко, чтобы не наломать дров. Тем более что они сейчас на задании.

— Короче, так сделаем, — сказал он как бы совсем равнодушно. — Мы с Хряповым сейчас на происшествие, а Личутин с Рукавишниковым проверят документы у этих «индусов». Только чтобы все было в рамках, поняли? Как учили. А потом быстренько к нам!

— Нам, татарам, все равно, — сказал Личутин. — Можно и проверить. Только что делать, если у них и в самом деле с регистрацией проблемы?

— А ты не знаешь, что делать? — уничтожающе произнес Хряпов и тут же умоляюще сказал Гусеву: — Эх, Никитич! Кому ты такое дело доверил? Давай-ка сам! Минутное же дело!

— Дело как дело, — сердито буркнул Личутин. — Не хуже тебя знаем эти дела. Пошли, Рукавишников! Учителей до хрена развелось! — Ему на самом деле совсем не хотелось разбираться с пьяным электриком. Безоружные аккуратные люди с пухлым бумажником нравились ему куда больше. К тому же у них действительно могли оказаться проблемы с регистрацией.

Личутин открыл дверцу и ступил на асфальт. Молодой Рукавишников поспешно выбрался за ним. Хряпов с сожалением покачал головой, нажал на газ и развернул машину в проезд между домами.

Но пока они спорили, парочка успела разойтись. Точно что-то почувствовав, мужчины с сигаретами развернулись и зашагали в противоположные стороны. А еще через секунду один из них вдруг нырнул в ближайший двор и исчез. Второй, на котором был песочного цвета костюм, быстро шагал по тротуару к перекрестку.

— Как тараканы разбегаются! — проворчал Личутин. — Давай, Рукавишников, за тем, который в пределах видимости, а я пока этого шустрого поищу. Что-то мне не нравится, как быстро он смылся!

Рукавишников кивнул и бодро припустил вдогонку за человеком в песочном костюме. Личутин поправил кобуру на поясе и, зорко оглядевшись, пошел туда, где, по его расчетам, должен был находиться второй подозрительный тип. Теперь он был на сто процентов уверен, что у этих двоих совесть нечиста. На глаз трудно было решить, что здесь такое — проблемы с регистрацией или кое-что посерьезнее. Зря, наверное, не послушали Хряпова, подумал Личутин, а он как в воду смотрел. Если бы сразу их прижать, то никаких проблем бы и не было. Глядишь, еще кое-что на карман положили бы. Но Гусев рассудил по-другому. Личутин его понимал — Гусеву положительная характеристика сейчас больше всего нужна, он в юридический поступать собирается, на повышение квалификации. Глядишь, и вырастет в будущем в начальника отдела. А зачем будущему начальнику отдела пятна в биографии? Рукавишников еще совсем мальчишка, может что-то не так понять, да и с Личутиным у Гусева отношения не слишком приязненные. Не доверяют они друг другу, что тут поделаешь! Такие вещи случаются сплошь и рядом. Так что Личутин Гусева отлично понимал. Тот как бы давал понять — «черных» пощипать можно, но только он лично тут ни при чем. Получится — он в доле, не получится — его хата с краю. Наверное, на месте Гусева так поступил бы каждый. Все дело в том, что профессия у них специфическая: и честь мундира соблюсти нужно, но и семью кормить тоже надо. Как хочешь, так и вертись.

Однако теперь приходилось бегать по дворам, как мальчишке, потому что момент был упущен. Личутин начинал злиться, потому что не любил выглядеть смешным, а что может быть смешнее милиционера, потерявшего след?

Он быстрым шагом прошелся вдоль дома, где на клумбах перед фасадом оранжевым огнем отгорали последние астры, и остановился, нахмурившись. В первую минуту ему показалось, что он упустил того, за кем гнался. Но вдруг метрах в тридцати от него за стеклянной дверью аптеки мелькнул стального цвета пиджак — точно такой, как на том мужике. Личутин сдвинул брови, озабоченно пригладил усы и двинулся к аптеке.

Он вошел внутрь и сразу обрадовался — этот тип был здесь. Он стоял возле витрины с лекарствами и разглядывал яркие пакетики с лекарственными травами. Только без очков было видно, что травы эти были ему необходимы как корове седло. Этот парень был далеко не травоядным. «С такой гладкой харей он, наверное, одни бифштексы жрет с картошкой! — неприязненно подумал Личутин. — Да сметаной закусывает. Кто же он, интересно, по национальности? На южанина похож, но не кавказец, точно. Может быть, грек? Сейчас все выясним!»

Незнакомец был смугловат и, пожалуй, красив для мужчины — четкие, чуть угловатые черты лица, медальный профиль, крепкий подбородок, густые черные волосы. Но назвать этого человека красавчиком язык не поворачивался — слишком холодным и даже мрачным было выражение его лица, и как-то чересчур странно смотрели его глубокие темные глаза. Личутин мог бы поклясться, что это глаза прирожденного убийцы — ему доводилось такие видеть. От их взгляда мурашки сами собой бегут по всему телу. У этого мужика взгляд был ничуть не лучше.

Личутину стало немного не по себе. Он вдруг сообразил, что остался один и если что, то помощи ждать неоткуда. Но праздновать труса он не собирался. Не такой у него был характер. Он только не знал, как лучше поступить — затеять с мужиком разговор прямо здесь, на месте, или дождаться, пока тот выйдет из аптеки? Пожилая равнодушная женщина в хрустящем белом халате, стоявшая за прилавком, одинаково неодобрительно косилась и на Личутина в помятой форме, и на гражданина в хорошем костюме. Она чувствовала, что прибыли не будет ни от того, ни от другого.

Однако южанин не торопился покидать аптеку. Он меланхолично рассматривал порошки и клизмы, выставленные за голубоватым стеклом витрины. На самом деле он ловил в стекле отражение маячившего у него за спиной Личутина. Во всяком случае, у сержанта сложилось именно такое впечатление.

Он решил избрать компромиссный вариант. Аптека — место все-таки культурное, для мужского разговора мало пригодное. Личутин решил предложить гражданину выйти. Он подошел сзади, строго кашлянул. Смуглый неторопливо обернулся, с напряженным вниманием посмотрел на милиционера. Он был на полголовы выше Личутина.

— Будьте любезны пройти со мной на минуточку! — официальным тоном сказал Личутин. — Нужно поговорить.

— Не понял, — отчетливо и с расстановкой сказал смуглый гражданин. — Вы хотите со мной говорить?

У него был отчетливый правильный выговор человека, долго и прилежно учившего русский язык. Что-то подобное Личутину приходилось слышать из уст коренных жителей прибалтийских республик, долго живших среди русских. Этот факт окончательно уверил Личутина, что с незнакомцем не все чисто. Прибалтам он доверял еще меньше, чем кавказцам. Первые уже откололись и были совсем чужими, тогда как кавказцы все-таки числились своими. Вот только ни на эстонца, ни на латыша этот человек совсем не походил. Уж скорее он мог оказаться каким-нибудь испанцем или итальянцем. Интуристом, короче говоря, с которого взятки гладки. Богатый интурист может устроить такой скандал, что небесам жарко станет. С такими лучше не связываться. Но Личутин уже завелся, да и что-то подсказывало ему, что никакой этот человек не интурист.

— Да, у меня к вам есть несколько вопросов, — подтвердил он казенным голосом. — Я долго вас не задержу. Прошу пройти! — Он жестом показал на дверь.

Смуглый пристально посмотрел на него и без разговоров пошел к выходу.

«Кажется, возникать не будет, — с некоторым облегчением подумал Личутин. — Если паспорт у него не наш, принесем извинения, и счастливого пути, господин хороший! Нам международных конфликтов не надо. Со своими разобраться бы».

Смуглый гражданин вышел на крыльцо, странно осмотрелся по сторонам, будто не узнавая всех этих типовых домов, осенних цветов на клумбах, окон, весело искрящихся послеполуденным солнцем, людей, одетых еще совсем по-летнему, сизовато-голубого неба над крышами, а потом, обернувшись к неотступно следовавшему за ним Личутину, проговорил правильным до тошноты голосом:

— Мы далеко будем идти? — Все-таки он, похоже, волновался, потому что и фраза на этот раз была скроена не совсем по-русски, и ударения не все оказались на своем месте.

Личутин посмотрел на него с прищуром.

— Зачем далеко? — добродушно заметил он. — Здесь и поговорим. Документы ваши проверим, а если все в порядке…

— Документы? — нервно удивился чужестранец. — Для чего это? Я что-то нарушал?

— Для того что у нас такой порядок, — важно объяснил Личутин. — Москва — город большой, в нем всякий народ водится. Бывают и криминальные элементы. — Он объяснял, как ребенку. — Мы обязаны проявлять бдительность. Для вашего же блага. Поэтому обижаться на это нечего. Говорят, там, у вас, насчет этого дела еще жестче. С полицией вообще не спорят… Так что попрошу документы, гражданин!

Личутин не вполне представлял, где это «там, у вас», но, как ни странно, этот аргумент успокоил гражданина. Он только вроде еще больше помрачнел и молча полез в карман за документами. Личутин внимательно смотрел за его руками, проявляя бдительность, — он еще не забыл, как этот иностранец прятался от него по дворам и аптекам, — значит, была какая-то на то причина?

Смуглая рука вытащила из кармана и протянула Личутину всего-навсего паспорт, но это простое действие неприятно поразило милиционера, потому что он уже успел поверить в иностранное происхождение незнакомого гражданина, но паспорт, который тот держал в своей руке, был российский!

Личутин даже документ принял с некоторой задержкой — пытался осмыслить, как же он мог дать такого маху — не узнать своего. И еще он засмотрелся на особую примету — на пальце у гражданина темным золотом отсвечивал перстень. Что на нем было вырезано, Личутин до конца так и не понял — какая-то экзотическая птица. Хищный изгиб крыла, ломаный клюв. Чем-то, кстати, гражданин, стоявший перед Личутиным, смахивал на эту птичку.

А в паспорте на первый взгляд не было ничего необыкновенного. Даже о московской регистрации разговор не получался. Гражданин был в Москве прописан. Судя по документу, с девяносто четвертого года. По адресу — улица Коперника, дом… Судя по документам, холост, детей нет. Фотка на месте, печати. Вроде все как полагается. Но Личутину что-то в документе показалось странным. И вообще, теперь он мог без колебаний предъявлять гражданину любые претензии. В конце концов, они теперь на одной поляне, а претензии у Личутина имелись. Он хотел понять, почему человек, не имеющий проблем с регистрацией и прилично одетый, так старательно избегает контакта с родной милицией?

Да и по поводу документа у Личутина имелись вопросы. Паспорт был выписан на имя Тарасова Валентина Ивановича, шестьдесят девятого года рождения — только кто же поверит, что этот итальянистый тип и в самом деле Тарасов!

Он взял под козырек, строго посмотрел в глаза человеку, который ни капли не был похож на Тарасова, и категорически заявил:

— Вам придется пройти со мной до начальства. Возникли вопросы по вашим документам, гражданин. Возможно, просто недоразумение. Попрошу оказать содействие органам правопорядка.

Тарасов слушал с напряженным вниманием человека, не сразу улавливающего смысл чужого языка. Личутин готов был держать пари, что этот парень с улицы Коперника лет десять назад не знал ни единого слова по-русски. Но он был чертовски способным учеником. Вот только кто был его учителем — этот вопрос не давал покоя Личутину.

— Я понял, — вдруг сказал Тарасов. — Арест? Я деловой человек. Не могу тратить время. Сколько хотите? — В подтверждение своих намерений он выразительно похлопал себя по боковому карману.

Личутин на секунду представил себе пухлый, набитый купюрами и кредитками бумажник, и в груди у него промелькнул приятный холодок, как у человека, нашедшего клад среди грядок на своих шести сотках. Но он не позволил алчности одержать верх. Здесь пахло чем-то серьезным, а Личутин не был идиотом. Он тоже здесь жил и совсем не хотел, чтобы в его доме гадили. Деньги, конечно, никто не отменял, но не все в жизни измеряется деньгами.

Личутин похлопал багровой книжицей с тисненым двуглавым орлом по ладони и внушительно сказал:

— А вот этого не надо! Лучше пройдем, гражданин, по-хорошему!

Ему показалось, что из горла Тарасова вырвалось сдержанное рычание. Личутин грозно поднял брови, но задержанный уже взял себя в руки. Он наклонил голову и глухо сказал:

— Отлично! Я иду с вами. Куда идти?

«Попробовал бы ты не пойти!» — подумал про себя Личутин, прикидывая, как проще будет пройти в тот двор, где, по идее, находился Гусев с машиной.

Он решил срезать путь и пройти между двумя домами, стоявшими едва ли не впритык друг к другу. Рукавишников в поле зрения до сих пор не появлялся, и Личутин не стал его ждать.

— Ступайте вперед, — повелительно сказал он задержанному. — Во двор по соседству. Вон туда, пожалуйста! Если убедимся, что все в порядке, вас сразу же отпустят.

Тарасов протянул было руку за паспортом, но, поняв, что Личутин не собирается возвращать ему документ, спокойно повернулся и пошел туда, куда показывал пальцем милиционер. Двигался он пружинисто и плавно, как хищник из семейства кошачьих. Эта деталь Личутину тоже не понравилась. С гражданами, которые так ходят, всегда бывает много хлопот. На всякий случай он еще раз потрогал кобуру на поясе, вздохнул и пошел следом за Тарасовым.

В промежутке между домами лежала густая прохладная тень. Две каменных стены без единого окна, одна против другой, асфальтовая тропинка между ними. За ней — солнечный прямоугольник соседнего двора. По периметру зеленели молодые деревья.

Личутин не сводил глаз с широкой спины задержанного, который казался ему с каждой минутой все подозрительнее, но спокойная уверенность этого человека усыпила его. И он упустил решающий момент. Его спутник внезапно замер на месте и, не оборачиваясь, выбросил назад острый и твердый, как дубовый кол, локоть.

От сильного удара под ложечку Личутин задохнулся и невольно сложился пополам, схватившись за живот. Такого унижения он давно уже не испытывал. Его, крепкого, тренированного и вооруженного мужика, вывели из строя одним ударом! Личутин пытался выпрямиться, но его мышцы в это мгновение словно превратились в кисель, в глазах плавал туман, и никак не удавалось вдохнуть полной грудью. Но еще унизительнее было то, как деловито, без паники действовал задержанный. Он прижал скрюченного милиционера к стене и совершенно спокойно обшарил его карманы. Нет, ему ничего не было нужно, кроме собственного паспорта. Он не тронул даже табельного оружия. Тарасов взял документ и небрежно засунул в свой карман.

Он уже скользнул в сторону, собираясь смыться, но Личутин, который уже мог чуть-чуть шевелить пальцами, схватился за кобуру и из последних сил просипел:

— Стоять!.. Стреляю…

Его душа кипела от унижения и ненависти. Ладонь уже нащупывала рифленую рукоять. Личутин знал, что теперь он сдохнет, но задержит этого подонка по-настоящему. На спусковой крючок он сумеет нажать.

Тарасов обернулся, в одну секунду оценил ситуацию и летящим движением откинул полу пиджака. Личутин лишь увидел, как в тени перед его глазами серебряной рыбкой сверкнуло длинное лезвие, а потом его с ног до головы пронзила такая боль, от которой потемнело в глазах. Как исчез Тарасов, он уже не видел.

И всего через пятнадцать секунд после этого в узкий коридорчик между домами вошла пожилая озабоченная женщина — в одной руке сумочка, в другой — пакет, набитый продуктами. Она шла, глядя себе под ноги, и считала в уме, сколько денег осталось в ее распоряжении до пенсии.

А потом она увидела Личутина, который своим телом перегородил ей дорогу, и лужу темной, как патока, крови у своих ног. Пенсионерка протяжно закричала. Пакет выпал из ее рук. Что-то молочное в нем разбилось, и белая жидкость потоком хлынула на асфальт, смешиваясь тут же с кровью и делаясь на глазах розоватой. Женщине стало плохо, и она упала без чувств рядом с окровавленным телом.