Последнее письмо поэта

Николай Леонов, 2008

Глава 2

— Вчера, восьмого января, в десять тридцать утра на углу Старомонетного переулка и Кадашевской набережной был убит молодой человек, — продолжил генерал Орлов. — Личность убитого установили сразу, так как в кармане его куртки оказался паспорт. Арзамасцев Аркадий Анатольевич, семьдесят восьмого года рождения. Прописан в Черемушках. Вот, взгляните на монитор. Так он выглядел годом раньше.

Орлов вновь щелкнул «мышкой». Теперь фрагмент загадочного документа сменился фотографией молодого мужчины с правильными, хоть мелковатыми чертами лица и довольно наглым взглядом широко расставленных карих глаз.

— А вот так — через минуту после смерти, это пэпээсники расстарались, иногда даже они вспоминают о служебных инструкциях.

Еще один щелчок, картинка на экране сменилась на новую.

— Ни-и черта себе! — присвистнул Крячко. — Я столько трупов в своей жизни повидал, но чтобы такое выражение лица… Страсти какие!

— М-да-а, — согласился Гуров. — Как же его убили, этого бедолагу, что он так мучился?! Отравили чем-то экзотическим?

Лицо на экране выражало страшную, лютую боль, невыносимое страдание. Вылезшие из орбит глаза, прокушенная в пароксизме муки нижняя губа… Такие физиономии только в фильмах ужасов снимать!

— А вот никто не знает, как убили, — зло сказал генерал Орлов, — хоть убивали, как я уже заметил, чуть ли не на глазах милицейского наряда! Но не отравили, это точно.

— Подробности можно? — деловито поинтересовался Лев.

— Сколько угодно. «Уазик» ППС подъезжал со стороны Большой Полянки. Еще издалека увидели двух человек. У самого выезда на набережную. Они стояли и, по словам старшего сержанта, сидевшего рядом с водителем, мирно разговаривали. Вдруг один из них стал падать, точнее, опускаться на землю. Да, Арзамасцев. А второй наклонился и что-то выхватил у того из руки. Водитель «УАЗа» газанул, но этот человек заметил приближающуюся машину и успел нырнуть в проходной двор, что ведет в Лаврушинский. А там — старая застройка, настоящий лабиринт. Словом, патрульные лопухнулись и упустили его. Упустили еще и потому, что кинулись к потерпевшему. И растерялись от увиденного: никаких признаков огнестрельного или ножевого, да хоть какого-нибудь ранения, синяка или ссадины и то нет, а человек криком кричит от невыносимой боли и умирает прямо за полминуты у пэпээсников на руках, ничего не успев сказать! Да вы на лицо его посмотрите: не до показаний Арзамасцеву было.

— Может, какой-нибудь хитрый удар? — хмуро спросил Гуров. — Из арсенала спецназа…

— Они тоже сперва так подумали. Но, когда довезли Арзамасцева до больницы, выяснилось: не было там никакого удара. Довезли уже труп.

— А что было? Что эскулапы говорят?

— Сейчас и до этого дойдет. Только сначала поймите, совершенно, вообще говоря, случайное появление патруля сорвало планы убийцы, он свое дело не доделал, спортачил малость. Был вынужден смываться поскорее. Не повезло негодяю, с ними такое тоже случается. И обрывок листка остался в зажатом кулаке Арзамасцева.

— Ну да, — согласился Гуров, — это он от острой боли кулак судорожно сжал! Получается, что большая часть документа осталась в руках убийцы. Но почему убийцы, Петр? Если никаких наружных повреждений, если яд, как ты говорил, исключен, то, может, Арзамасцева сердечный приступ хватанул?! Или почечная колика. Тоже адская боль бывает, вполне загнуться можно.

— Ага, как же, — саркастически ответил Орлов. — А тот, второй, предвидел, что аккурат сейчас Арзамасцева этот приступ хватанет. Дождался, понимаешь ли, удобного момента и стал листочек из руки выхватывать. Не пори чушь, Лева! Было там убийство, было! Впрочем, вы со Стасом еще с протоколом вскрытия и патологоанатомическим заключением не ознакомились. Извольте. Редкий, кстати, случай, когда вскрытие проводили буквально через двадцать минут после смерти, труп даже остыть не успел. Только ни фигушеньки им это не помогло. Читайте, господа сыщики, только не смотрите на меня потом, как две козы на вход в кинотеатр: я тоже ничего не понимаю. Не представляю, что за оружие могло такое натворить, а опыт у меня немалый. Очень меня это огорчает. Почему — объясню чуть позже.

Снова щелчок «мышкой», и на экране возникли ровные черные строчки.

Гуров и Крячко принялись внимательно читать, временами обмениваясь недоуменными междометиями. Их проняло, и всерьез.

— Чертовски странно… — медленно проговорил Гуров. — Такое впечатление, что его изнутри грызла стая голодных крыс.

— Скорее уж муравьев, — уточнил Станислав. — Или пара ножей от мясорубки внутри тела крутились. Печень — чистый фарш, желудок искромсан, да внутри брюшной полости ни одного целого органа не осталось! А кости целы все… Еще бы ему от боли не помереть! Ясно, что спасти Арзамасцева ни при каком раскладе не могли.

— Вот так, навскидку: что в состоянии нанести такие повреждения? — спросил Орлов.

Полковник Гуров пожал плечами, посмотрел на Крячко, словно ожидая от «друга и соратника» совета.

— Н-ну… Вообще говоря, пуля небольшого калибра со смещенным центром тяжести, как думаешь, Станислав? Если такая пуля попадает в человека, она в теле такие кренделя и загогулины выписывать начинает, что оторопь берет.

— Это точно, что кренделя, — подтвердил Крячко. — И не только в человеческом теле. Мы, помнится, как-то раз поэкспериментировали: накрыли здоровенный кочан капусты ведром и пальнули по ведру такой вот пулькой из обычного «макара» метров с пяти. Так вот, капусту буквально нашинковало, а выходное отверстие под семьдесят градусов к директрисе оказалось расположено.

— Не сходится, — покачал головой генерал Орлов. — В нашем случае что входное отверстие, что дырочка на куртке диаметром всего-то в три с половиной миллиметра. Потому и не заметили его патрульные, потому и крови ни капли не оказалось снаружи. Не бывает таких пулек!

— Это уж скорее игла какая-то, — задумчиво сказал Гуров. — Или вязальная спица. Длинное шило. Но тогда раневой канал должен быть прямой. Кстати, тут, судя по всему, был еще эффект разбрызгивания. Словно нечто очень тонкое и острое попало в тело, там разделилось на несколько осколков, а затем каждый из них принялся крутиться по невообразимым траекториям. С соответствующими последствиями. Нет, право, как представишь… Даже меня жуть берет. Страшная смерть.

— Тогда это «нечто» должно быть твердым, но хрупким, — Крячко все больше загорался новым делом, даже глаза у Станислава засверкали. — Скажем, перекаленное стекло. Или кварц. Но куда, к песьей матери, пресловутое «нечто» вместе со своими осколками подевалось?!

На некоторое время в кабинете воцарилась полная тишина, даже Капитан Флинт насвистывать перестал. Последний вопрос «друга и соратника» напрямую касался самого странного и загадочного вывода патологоанатомического заключения: действительно, куда? Ни единого выходного отверстия не обнаружено. Тогда, следуя элементарной логике, зловредное «нечто» должно остаться в теле Арзамасцева! Так вот, ничего подобного! Искореженные ткани трупа чисты, никаких признаков травмирующего агента в них не нашли. Тогда что же их искорежило? Что, неизвестное, толщиной всего-то с вязальную иглу, пробило или прокололо сперва куртку, затем рубашку, кожу, брюшину, проникло в тело и мучительно убило человека?

Крячко все же подошел к открытой форточке, достал из кармана пачку сигарет. Гуров после некоторого размышления присоединился к Станиславу. Тот ехидно усмехнулся, молча протянул пачку Льву. По какому-то странному капризу памяти полковник Гуров, куривший очень редко, только когда что-то выбивало его из обычно спокойного расположения духа, купить дежурную пачку все время забывал и одалживался сигареткой у безотказного «друга и соратника», что служило тому поводом для беззлобных подначек. Сейчас был тот самый редкий момент, когда закурить Гурову хотелось: Льва раздражало и выводило из себя все непонятное и отдающее тухленькой мистикой, а в истории с убийством Аркадия Арзамасцева этот поганый запашок явственно ощущался. Человека угробили самым зверским образом буквально в прямой видимости патруля милиции, но как?..

Петр Николаевич Орлов, которому врачи курить запретили давно и категорически, завистливо вздохнул, покосившись на сыщиков, окутанных «дымом, уносящим здоровье».

— Петр, а проворонить медики не могли? — мрачно спросил генерала Гуров. — Не заметить выходного отверстия? Оно ведь в самом неожиданном месте могло оказаться. Или просмотреть фрагменты травмирующего агента? Ну, не бывает чудес на свете! С нашим-то бардаком да еще в послепраздничные дни… Могли прошляпить!

— Не могли, — мрачно отозвался Орлов. — Тем более что медиков Склифа, куда пэпээсники тело доставили, еще вчера вечером перепроверили наши эксперты, а у них таких проколов не бывает, сами знаете. Нет выходного отверстия. Нет в теле, выражаясь официальным языком, никаких «посторонних предметов, способных оказать травмирующее воздействие». И неспособных, кстати, тоже нет. Но не это даже самое главное. Все, кончайте дымить, вы мне птицу отравите. Подтягивайтесь поближе к монитору. Я вам сейчас еще сюрпризец преподнесу.

— Поганый небось?

— А то какой же? Других не держим. Если бы речь только о письме шла, я бы еще очень подумал, стоит ли ввязываться в это дело. К великому сожалению, имеется дополнительный фактор. Вся петрушка в том, что Аркадий Арзамасцев — не единственный человек, убитый столь загадочным способом.

— Это как? — удивился Гуров.

— Да очень просто. В смысле — ничего простого не просматривается. Я, друзья мои, пока еще годен не только на то, чтобы руководить, — с оттенком гордости сказал Петр Николаевич, — я еще иногда работать могу. Даже головой.

— Кто бы сомневался… — проворчал Станислав.

— Об убийстве Аркадия Арзамасцева мне стало известно вчера в пятнадцать тридцать. Это вы отдыхали, а я сидел вот в этом кабинете и сочинял доклад, мне же на коллегии министерства через два дня выступать, — вспомнив о предстоящем мероприятии, Орлов поморщился (Петр Николаевич терпеть не мог пустой говорильни, но порядок есть порядок, будь ты хоть трижды генерал-лейтенант). — Из райотдела доложили нашему дежурному об этом странном преступлении, дежурный доложил мне. Я заинтересовался.

— Почему заинтересовался? — жадно спросил Лев.

— Честно говоря, потому что предельно опротивело доклад сочинять, — усмехнулся Орлов. — О наших впечатляющих успехах и радужных перспективах тотального искоренения преступности. Зря хихикаешь, Станислав, по правилам бюрократических игр от меня именно такой доклад требуется, и придуманы правила не мной. Только я все же в душе сыщик, а не чиновник. А тут такая интересная информация: ведь вскрытие к тому времени уже провели. И о фрагменте некоего старинного, по всей вероятности, документа тоже уже было известно. Начальник оперчасти райотдела оказался мало того что умным, так еще и эрудированным мужиком и сразу понял, что документ ценный. Даже предположил, чей почерк! Это обыватели полагают, что все менты — поголовно тупицы и неучи…

В голосе Орлова явственно прозвучали нотки обиды.

Да, так уж складывалась последние два десятилетия российская жизнь, что отношение наших сограждан к милиции стало, мягко говоря, не слишком теплым, и никакие телесериалы тут не помогают. Мол, все они — мздоимцы и тупоголовые бездельники. А ведь это не так! Хватает, конечно, в структурах МВД, особенно, на нижних этажах, и тех, и других, но нельзя всю российскую милицию мазать черной краской.

— Само собой, была у районщиков мыслишка: запускать дело об убийстве Арзамасцева в производство — это почти с гарантией получить себе на шею глухой «висяк», которых у них и так хватает, — продолжал Петр Николаевич. — Вот они и понадеялись: а вдруг управление возьмется и от головной боли их избавит? Так эти надежды и остались бы надеждами, если бы я, любопытства и дотошности ради, не прошелся по всем базам данных министерства на предмет: а не было ли за последний год чего-либо похожего, хотя бы по Москве и области?

— Ты подразумеваешь способ убийства? — уточнил Гуров.

— Скорее его последствия. Картинка уж больно нестандартная. Вы же видели, с такими внутренними повреждениями не каждый день встречаешься, и в материалах дел, если таковые есть, это непременно будет отражено. Так я рассуждал. И что же? Увы, правильно рассуждал. Уже через час работы обнаружились крайне неприятные факты. Вот, посмотрите сами, я еще вчера всю раскопанную информацию воедино свел, для наглядности.

На экране возник короткий, на одну страницу, список. Некоторые строчки в нем были выделены цветом, рядом с другими стояли непонятные пометки, цифры и значки. Генерал довольно улыбнулся: он явно гордился тем, что, несмотря на возраст, научился работать с базами данных и вообще освоил хитроумную технику, которая в дни его молодости и во сне бы не приснилась.

— Пять трупов, как видите. Три дела ведет МУР. Бизнесмен средней руки, книготорговец из Чертанова, убит в марте прошлого года. Первая, так сказать, ласточка. Затем конец мая. Эстрадно-попсовая звезда, тоже невысокого пошиба. Но восходящая. Сценический псевдоним — Вальдемар. Именно через «а», я не оговорился. Не слышали про такого? Я до вчерашнего вечера тоже не слышал. Исполнитель хита сезона «Каждая вторая баба стерва, это не считая каждой первой». Найден мертвым в собственном подъезде. Теперь середина августа. Криминальный авторитет из останкинской группировки. Поэтому муровцы его безвременной кончиной и заинтересовались, они давно останкинскую братву разрабатывают. Заметим: опять же среднего уровня авторитет. Далее: конец сентября. За рулем своего «БМВ» обнаружен мертвый заместитель председателя инвестиционного фонда «Народная инициатива». Фонд громадными деньжищами не ворочает, но на плаву держится, и, похоже, крепко повязан с криминалом. Что интересно: с той же останкинской братвой. Дело ведет Октябрьский райотдел. Наконец, начало ноября. В Рязани убит директор тамошнего отделения Промстройбанка. Замечу, кстати, если вы не в курсе: летом в этом самом отделении разразился скандал, чуть было не запахло обвинением в мошенничестве в особо крупных размерах. По ящику передавали, в газетах было. Этакая революция в сфере банковских услуг — сверхдоходный вклад в рублях и валюте «Безвозвратный». Расследованием убийства занимается рязанское ГУВД. С ними я пока что связаться не успел, а с коллегами из МУРа и октябрьскими районщиками поговорил. Еще вчера. А сегодня утром — дополнительно.

— И… что? — с надеждой в голосе спросил Гуров, который уже понял, что генерал принял решение и придется им со Станиславом влезать в эту малопонятную кровавую кашу.

— И ничего, — с досадой ответил Петр Николаевич. — Никаких подвижек ни по одному из четырех дел. Ни свидетелей нет, ни подозреваемых, ни четких мотивов, ни вещдоков. Ни-че-го. Ясно только, что не бытовуха. Словом, наши коллеги в глубоком унынии. Почти уверен, что в Рязани тоже глухо. Кстати сказать, по двум из четырех московских трупов вообще не хотели следствие начинать, поскольку совершенно неясна была причина смерти! Этот, прости господи, певец пролежал в подъезде больше восьми часов, пока его обнаружили соседи с нижнего этажа и обратились в милицию. Конец мая, жара. Пока сделали патологоанатомическую экспертизу, еще часов пять прошло… Словом, входное отверстие они сперва проморгали: оно же маленькое совсем, а ткани трупа уже распухли. То же самое и по тем же причинам с останкинским «бригадиром».

— Но если внутренние повреждения сходны с теми, что у Арзамасцева, — покачал головой Крячко, — то ясно, что смерть естественной быть никак не может.

— Вот именно поэтому дела все-таки завели. Кроме того, у них уже был похожий случай с книготорговцем, а в МУРе дураков не держат. Догадались, сопоставили… И за голову схватились. Вы представьте себе, как были озадачены муровцы! Два трупа. И тот, и другой без всяких внешних повреждений. Зато изнутри — словно злой дух когтищами изорвал. А затем исчез бесследно, как и положено нечистой силе. Представьте и то, что если бы Аркадий Арзамасцев не попался на глаза патрулю, так и в этом случае неизвестно, сколько бы труп провалялся на набережной и что потом думали бы о причине его смерти. Итого имеем за год шесть только известных нам трупов, считая Арзамасцева. Возможно, есть и неизвестные. Понятно теперь, отчего я так расстроился и почему хочу, чтобы убийством Арзамасцева занялись вы? Здесь ведь пошла серия, друзья мои!

— Это если мы исходим из предположения, что все шесть убийств — дело рук одного человека, — возразил Станислав. — Но это вовсе не очевидно. Я вообще не вижу, что объединяет шесть жертв, кроме характера внутренних повреждений. Разное время, разные места преступлений, разные профессии жертв. Что общего?

Лев Иванович хмуро посмотрел на «друга и соратника». Чего уж тут непонятного… Но Станислав всегда отличался желанием поспорить, подвергая сомнению даже вполне очевидные вещи. Сейчас Лев прекрасно понимал Крячко: если выводы, к которым старательно подводит их Орлов, верны, то… То сложное же и муторное дело им предстоит! Гуров понимал и своего шефа. Генерал-лейтенант Орлов, умный и опытный служака, начальник ГУ уголовного розыска МВД РФ, всегда придерживался хорошо продуманного и крепко усвоенного правила: не вмешивайся в дела других структурных подразделений своего министерства, не пытайся прыгнуть выше головы. Собственных забот и дел с избытком хватает. Но на этот раз Петр Николаевич, похоже, пересмотрел свою позицию. Лев догадывался почему.

— Ясен пень, что на каждого верблюда грузят столько, сколько он может унести, — несколько неуверенным тоном продолжал между тем Крячко, — только ведь у нас с Гуровым от такого обращения горбы вырасти могут. Кому мы тогда, такие красивые, будем нужны? Петр, ты же можешь сбросить дело по убийству Арзамасцева муровцам? Четвертый случай к их трем, пусть и разбираются. А мы… Поможем.

— Могу, но не хочу, — обманчиво-спокойным тоном ответил Орлов. — Ты спрашивал, что общего, кроме неизвестного нам способа убийства? Я тебе скажу: именно то, что жертвы ничего вроде бы не объединяет! Профессии? Заметь, кстати: ни одного бомжа среди них нет. Умеренно серьезная публика. бизнесмен, криминальный авторитет, попсовый певец… Продолжать? Ключевое слово в моих рассуждениях — «убийство», если ты еще не догадался.

— Я понимаю, Петр, к чему ты ведешь, — сказал Крячко. — Да, такие люди часто становятся жертвами заказных убийств. Нетрадиционный способ? Да, он, пожалуй, соединяет эти пять дел. Согласен. Действительно, и четыре московских и рязанский вариант очень напоминают грамотно выполненную заказуху. Допускаю даже, что одним человеком или одной группой лиц выполненную. Но Арзамасцев? Он, кстати, чем заниматься изволил? Ты, наверное, уже и это выяснил?

— Было бы что выяснять, имея паспортные данные, — проворчал Орлов. — Ничем он не занимался. Закончил биофак МГУ, некоторое время работал в Институте физиологии растений, что около Ботсада, чуть меньше года тому назад уволился. Да, явно не из хозяев жизни. Даже на так называемый средний класс не тянет. Только не забывайте о письме! Это вполне достаточная причина для заказухи. Каким бы образом Арзамасцев ни разжился этим документом, наверняка имелись люди, знающие об этом. Люди, которые хотели завладеть письмом. Либо вернуть его. Либо сурово наказать Арзамасцева. Тут возможен самый широкий спектр предположений, ясно только одно: когда человек влезает в игру с такими ставками, не стоит удивляться, если он станет мишенью для наемного убийцы. Это же азбука, господа сыскари! Мало того, я же говорил вам и про другое убийство. Мне кажется, да что там, я уверен — второе, а по времени первое убийство тоже связано с письмом. И с Арзамасцевым. Но об этом чуть позже. Самое главное: в Москве появился киллер, владеющий неизвестным нам оружием и способом убийства. И он активно работает. А мне это активно не нравится, понятно вам?! Предполагать, что такой способ использовал не один человек, а различные, не зависящие друг от друга преступники, — чистая ересь и ненаучная фантастика. Нет, это именно один человек, умный, хитрый и опасный. Изобретатель выискался на нашу голову! — Под конец своего монолога генерал Орлов явно разозлился, что случалось с ним не так уж часто. — Меня, как начальника ГУ, такая ситуация категорически не устраивает. Она сулит крупные неприятности. В самом ближайшем будущем. Есть, знаете ли, хорошая присказка: отчего не воровать, коли некому унять? Аналогично: отчего не убивать? Киллер, похоже, вошел во вкус. Шесть трупов за неполный год, и это только известных нам трупов. Кто станет следующей жертвой? Что, станем дожидаться, пока у какой-нибудь VIP-фигуры кишки в колбасный фарш превратятся? Тогда нас точно на уши поставят! Нет, мы тоже должны действовать активно. Именно поэтому я хочу, чтобы поиском убийцы Арзамасцева занялись именно вы. Я в вас верю. А «помогать», как ты изящно выразился, Станислав, вам станут другие. Те же коллеги из МУРа. Следственными материалами и наработками, своими соображениями, людьми, если потребуется.

— Побойся бога, Петр, какие там наработки и соображения! — печально произнес Гуров. — Какие, к лешему, следственные материалы, когда все эти дела давно остыли! Копать их теперь… Это все равно, что детским совочком застывшую глыбу схватившегося цементного раствора ковырять. Тут лом нужен. А лучше — отбойный молоток. И все равно толку не будет.

— Кто же вас заставляет в старых делах ковыряться? — живо возразил Орлов. — Мне такая радость совершенно ни к чему, я прагматик и статистику собственного ведомства портить не хочу. Но убийство Арзамасцева — вот оно, с пылу, с жару. Ничего там не застыло, копайте! Есть ведь еще один момент, третья сторона сыскного треугольника.

— Ты о чем, господин генерал? — настороженно поинтересовался Крячко. — Что за геометрия? И о каком таком втором убийстве ты говорил? В смысле — первом… Что-то я совсем запутался.

Петр Николаевич достал из ящика своего стола чистый листок бумаги, ручку. Провел на листке два отрезка, образующие угол.

— Это линия странного убийства Арзамасцева и убийцы с его загадочным способом, — сказал Орлов, указывая на один из отрезков. — А вот это — линия, связанная с неизвестно откуда всплывшим письмом Лермонтова. Понятно, что они соединяются: что-то же вырвал киллер из руки Арзамасцева? Что, если не письмо?! И убил его наверняка из-за письма же. Скорее всего, по заказу. Но хоть бы и по собственной инициативе, это не суть важно. Поймаете — разберемся.

— Ага. Если поймаем! — подал реплику Крячко.

— Куда ж вы денетесь? Как правило, ловите. К чему хорошую традицию нарушать? Теперь переходим к третьей стороне нашей геометрической фигуры. Я еще вчера вечером, когда решил, что заниматься этим комплексом дел станем мы, посмотрел круг родственников Аркадия Арзамасцева. Связался с городской ПВС, там эти данные имеются.

«А вот это очень верно, — одобрительно подумал Гуров. — Нет, какой все-таки Петр молодчина! Вот кому возраст не помеха, и хватка, и оперативные навыки такие, что на десяток молодых сыскарей хватит. И насколько легче стало работать, когда внутренняя электронная сеть МВД появилась. Десять лет тому назад подобный поиск занял бы минимум день. Сейчас — меньше получаса».

— Арзамасцев холост, родители погибли пять лет назад в авиакатастрофе, братьев и сестер нет, — продолжал Орлов. — Обратите внимание, господа сыщики, какую работу ваш начальник уже успел проделать. А теперь вот вам отчитывается. Нет, пора погонами меняться. Только ведь сами не захотите.

— Боже упаси! — воскликнул Лев.

— Словом, из близких родственников у него только дядя имеется, старший брат погибшей матери. Точнее, имелся.

— В смысле?

— В прямом. Неделю назад дядя Арзамасцева отбыл в мир иной. Есть серьезные основания предполагать, что с отбытием ему помогли. То, что случилось, убийством в прямом смысле слова назвать, пожалуй, нельзя, — задумчиво сказал генерал. — Уголовное дело пока не заведено. И неизвестно, будет ли. Но в ориентировку по столице эта странная кончина попала. Именно поэтому я о смерти дяди и узнал. Потому что его фамилия уже неделю в общегородской сводке засвечена. В чем-то повезло мне, конечно, но тут не только везение. Когда я узнал, кто убиенному Аркадию дядей доводится, я тут же уши насторожил и стал интересоваться: где эта личность сейчас и чем она занимается. Оказалось, что личность в могиле. Сейчас сами все поймете, надоело мне вас интриговать. Вот еще один сюрприз: дядюшку звали Геннадий Вячеславович Салманов. Вам эта фамилия ничего не напоминает? Мне вот — да. Одну нашу недоработку.

Лев Гуров и Станислав Крячко переглянулись. Напоминает. Еще как! В сочетании с именем и отчеством. Профессиональная память оперативников четко удерживает детали прошлых дел.

В том числе и не самые приятные детали, «недоработки», как выразился генерал Орлов.

Чуть более трех лет назад они расследовали кражу серии уникальных художественных миниатюр из Пушкинского музея. Там не только кража была, но и два связанных с ней убийства, так что вмешательство ГУ угрозыска МВД оказалось вполне оправданным. Миниатюры общей стоимостью около полутора миллионов долларов чуть не уплыли за рубеж, в частные коллекции. Одной из центральных фигур этого грязного дела был, по убеждению Гурова, которое Крячко полностью разделял, Геннадий Вячеславович Салманов, в ту пору — старший научный сотрудник музея. Нет, сам он не крал, тем более не убивал, но мозгом преступного замысла являлся. Что неудивительно: в краже из наших музеев нет ничего сложного, любой дурак сумеет, не высшая, чай, математика. Особенно из фондов. Достаточно вспомнить нашумевшие дела недавних лет: тащили из Эрмитажа, из Русского музея, из Публичной библиотеки… Откуда только не тащили! Трудно не красть, трудно утащить что-то стоящее… Вот в «стоящем» и путях его реализации Салманов разбирался отлично, а исполнителей среди криминалитета отыскать — не такая уж проблема, было бы желание. Но посадить Салманова на скамеечку подсудимых не удалось, не хватило доказательств, вмешались очень дорогие адвокаты, да и покровители у старшего научного сотрудника нашлись весьма высокие. На процессе Геннадий Вячеславович присутствовал лишь в качестве свидетеля. Сроки, и весьма немалые, получили как раз исполнители. Да и то не все! По мнению полковника Гурова, это было в высшей степени несправедливо. В который раз сыщики сталкивались с подобной ситуацией: все вроде бы всем понятно — вот он, преступник! А наказать его, оставаясь в рамках закона, невозможно. Профессионалам уровня Льва Гурова и Станислава Крячко волком выть хочется в таких случаях от собственного бессилия. Да и генерал Орлов, отслеживавший ход «музейного» дела от начала до конца, остался очень недоволен. Мало того, несколько человек, попавшие в орбиту следствия усилиями Гурова и Крячко, были освобождены в зале суда с формулировкой «по недоказанности». Обвинение развалилось, причем основные усилия для этого приложил Салманов и его адвокаты. А сыщики были твердо убеждены: фигуранты активно участвовали и в кражах миниатюр, и в двух убийствах.

Из музея Салманова, само собой, выгнали. Но в нищету Геннадий Вячеславович отнюдь не впал. В известных кругах Москвы Салманов издавна пользовался репутацией одного из самых крупных коллекционеров и знатоков антиквариата. Его основной деятельностью были и оставались скупка и торговля старинными рукописями, картинами, манускриптами, инкунабулами и прочими, как принято выражаться официальным языком, «материальными объектами, имеющими культурно-историческую ценность». Надо отдать Геннадию Вячеславовичу должное: среди тех «объектов», которые он коллекционировал, которые скупал и перепродавал, дешевок и подделок не было. Показательно, что в среде столичных антикваров и коллекционеров Салманов имел о многом говорящее прозвище Крокодил. И отнюдь не потому, что был тезкой симпатичного героя прославленного мультфильма про Чебурашку.

Тогда, три года назад, полковник Лев Гуров волей-неволей близко познакомился с Геннадием Вячеславовичем Салмановым. Оперативная необходимость! Удовольствия такое знакомство Гурову не доставило, как раз наоборот. Мало кто сподобился вызвать у Льва Ивановича столь неприязненные чувства и подлинную брезгливость, а уж Гуров-то каких только негодяев за время работы в розыске не видел!

Хитрый, жадный и трусливый, скользкий, как обмылок, Салманов был начисто лишен даже зачатков совести. При этом Геннадий Вячеславович смотрел на полковника Гурова — в его понимании нищего и тупого мента! — с откровенным презрением. Дескать, руки у тебя коротки причинить мне серьезные неприятности, а тем более упечь на нары.

Прав ведь был Геннадий Вячеславович, коротки оказались у сыщиков руки.