Великан Калгама и его друзья

Николай Семченко, 2014

О «снежном человеке» слышали все, о Калгаме – навряд ли. Этого великана придумали нанайцы – народ, живущий на берегах великой дальневосточной реки Амур. В их легендах рассказывается о великане Калгаме. Он – хозяин гор, скал и рек, ведающий пушным зверем и рыбой. Повесть «Великан Калгама и его друзья» – это сказка. Она основана на мифах, сказках и преданиях малых народов Севера. В детской литературе уже есть великаны, самый известный из которых, пожалуй, Шрек. И пока никто не знает о Калгаме, родина которого – Амур, Дальний Восток России. Возможно, вам будет интересно узнать, что кроме американского Шрека существует и российский великан Калгама…

Глава четвёртая, в которой появляются злые Амбакта и Хондори-чако

Вернулся Калгама домой с молодой женой. Сорока ещё до того, как они приехали, разнесла весть: великан женился!

Люди в соседнем стойбище — кто порадовался, кто злословить принялся. Койныт, та прямо извелась:

— Что-то тут не то! Ну, не бывает, чтобы такая куколка полюбила эдакое страшилище! Не иначе, околдовал он её…

— А может, она сама колдунья? — шепчутся в ответ соседки. — И-и! Старики рассказывают: бывают такие волшебницы — притворятся красавицами, у мужчин от них голова не своя, а они дождутся удобного момента и съедают их, вот так!

— Как бы эта красотка и нас не съела, — забеспокоилась Койныт. — У людоедок, слыхала, аппетит отменный: всё стойбище одним махом проглатывают.

— Ой, страшно-то как! — жмутся сплетницы друг к дружке. — Что делать, как жить теперь?

— А ведь мне сон намедни приснился, — вспомнила Койныт. — Будто бы наши мужчины отправились на рыбалку, поймали рыбу: большая, как осётр, чешуя золотистая, как у сазана, плавники всеми цветами радуги переливаются как у окуня-аухи. Красивая! Никогда такой не видела. Положили её вместе с другими рыбами, а она пасть разинула и — ам, ам! — весь улов заглотала, не поперхнулась даже. Как насытилась, ещё больше стала — таймень по сравнению с ней жалкий ротан!

— Ай, злой дух, не иначе! — испугались женщины. — И что же эта рыба ещё сделала?

— Она бы и рыбаков проглотила, да хорошо, я проснулась, — самодовольно ухмыльнулась Койныт. — Проснулась — и сама не своя. К чему бы, думаю, эдакое привиделось? А! Вон, оказывается, к чему! Не иначе, Фудин всё равно что та рыба…-

Чумбока услышал эти перешёптывания и, как ни обижен был на Калгаму, заругался:

— Тёмная ты женщина, Койныт! Вечно своими снами всех пугаешь! Хоть бы раз тебе что-нибудь доброе приснилось. Как ни послушаешь тебя, людей одни неприятности ожидают, ничего хорошего в жизни не будет.

— А в ней и так ничего хорошего нет, — поморщилась Койныт. — Один и тот же халат уже второй год ношу, у других женщин то соболья шапка, то норковая, а у меня — старая, лисья, обдергайкой хожу.

— Так взяла бы, да как другие женщины, скроила себе новый халат, — заметил Чумбока. — А шапки? Разве я не добыл на охоте самые лучшие меха? Для тебя! Вон, в амбаре они лежат, пылятся, как бы моль не побила!

— Сам шей! — заругалась Койныт. — Некогда мне этими глупостями заниматься. Мне сны нужно глядеть. Вдруг что-нибудь путное прогляжу? Недосуг мне шитьём заниматься!

А Фудин, кстати, все наряды шила себе сама. Такая рукодельница! И о Калгаме не забывала. Сшила ему куртку-капчима, украсила её пуговицами-палима: их Фудин связала из узелков — кропотливая, тонкая работа; не каждая мастерица её выполнит, легче деревянные пуговки у проезжих купцов купить или вообще монетки пришить. Но молодая жена всё любила сама делать.

Капчиму она расшила по вороту и на манжетах ярким орнаментом — замечательно получилось, от восхищения все языками цокали. И сразу нанайскую поговорку вспоминали: «Красивый узор не вышьет женщина с плохим характером».

Калгама на охоту ходил, рыбу ловил. Хорошо молодые жили, не голодали. Не то, что некоторые, которые только чужому достатку завидовали, а сами ни лука в руках держать не умели, ни невод в реку закинуть. Кто же виноват, что плохо живут?

Фудин умела выделывать рыбью кожу. Из неё шила одежду. Давахса — кожа кеты годилась для изготовления халатов, наколенников, обуви. Из курахсы — кожи амура нанайские женщины издревле халаты кроили, да и на наколенники она годилась. Гачахса — щучья кожа шла на обувь, получалась она крепкой и прочной, долго не стаптывалась. Но лучше всего мастерить обувь из домахса — кожи тайменя или нимахса — ленка: износа такой обутке не будет! Крепкая лахса — кожа сома, может, и не такая красивая, но из неё получаются для халатов и штанов-пэру.

Даже нитки Фудин ладила из рыбьей кожи. Для этого брала свежую кожу кеты или краснопёрки, расправляла её на доске и нарезала острым ножом на тонкие полоски. Калгама помогал вытягивать их в ниточки, после чего их развешивали для просушки. Крепкими нитки получались; постараться надо, чтобы разорвать.

О красавице-искуснице прослышала Амбакта. Она жила в пещере вместе с братом Хондори-чако. Оба были бусяку, но никто не знал, что они злые духи. Амбакта, как людей увидит, сразу красивой девушкой оборачивается. Никто и не догадывался: миловидное личико — лишь маска, а белозубая улыбка страшные жёлтые клыки скрывает. Хондори-чако тоже умел притворяться: робкий, слова лишнего не скажет, а если скажет, то шепотом, потому что боится — его выдаст грубый, резкий голос. Когда он рычал, то даже тигры поджимали хвосты, как пугливые собаки.

Амбакта давно Калгаму знала, и он её тоже знал. Она не скрывала от великана, что на самом деле никто иная, как бусяку. Считала: если великан не как все, то и в жены возьмёт не обычную женщину, а чертовку. Но Калгама внимания на Амбакту не обращал, как она ни старалась: уж и так, и эдак вертелась-завлекала, ему хоть бы что, лишь досадливо отмахнется как от надоевшей мухи. Можно было даже подумать: женщины вообще его не интересуют. А тут — пожалуйста, привёз откуда-то молодую супругу, да притом писаную красавицу! Ну, никак Амбакта этого стерпеть не могла.

— А! Теперича знаю, какие женщины тебе нравятся! — Амбакта мстительно сощурила свои и без того узенькие чёрные глазки. — Всё равно ты будешь мой!

Обернулась она обычной девушкой, надела старый халат, рваные пэру натянула, обулась в оло — это куски сыромятной кожи, их обматывали вокруг ступни, подвязывали к ноге ремешками. В одну руку посох взяла, в другую укулча — женскую сумочку: в ней иголки, нитки, кусочки рыбьей кожи. Посмотришь: бедная сиротинушка, одна-одинёшенька на всём белом свете, идёт-бредёт, куда глаза глядят.

Пришла Амбакта на крутояр, где Калгама с Фудин жили. Робко в дверь постучала:

— Люди добрые, дайте сироте воды напиться!

Открыл Калгама дверь:

— Здравствуй! И воды дадим, и накормим. Входи, не стесняйся! Гость на пороге — праздник в доме.

Не узнал великан Амбакту. Решил: и вправду бедная девушка пришла, нуждается в людской помощи.

— Куда путь держишь? — спросила Фудин гостью.

— Ищу лучшей доли, — потупила глаза Амбакта. — Никому-то я не нужна! Одна-одинёшенька на всём белом свете…

— Каждый человек кому-нибудь да нужен, — ответила Фудин. — Найдешь ещё своё счастье.

— Издалека, видно, идёшь: одежда поизносилась, оло истоптались, — заметил Калгама. — Отдохни у нас. Фудин поможет халат подлатать, я новые оло тебе сделаю, мне нетрудно. Да и голодная ты. Поешь чего-нибудь…

Смотрит Амбакта: в берестяных мисках полно мяса холодного, на липовых дощечках — отварная рыба кусками лежит, полоски юколы с капельками янтарного жира. Так бы всё и проглотила! Но нельзя, ей нужно робкой и несчастной притворяться. Но хлебнула-таки немножко буды — несоленого рисового отвара, мяса и рыбки по кусочку отщипнула.

— Ещё ешь, не стесняйся! — приглашает Фудин. — Калгама завтра опять на рыбалку пойдёт, ещё сазанов поймает.

— Спасибо, — робко прошептала Амбакта, а сама думает: «Знала бы ты: ваше угощенье — мне на один укус! Да и тебя бы я съела, вон ты какая вся ладная, аппетитная. А то, что великан завтра уйдёт, это мне на руку. Выполню задуманное!»

Калгама с Фудин предложили бедняжке остаться у них. Жена взялась штопать её халат, Амбакта тоже достала нитки из укулча — хочет помогать. Но Фудин посмотрела на них, отмахнулась:

— Никуда не годятся! Они гнилые, сразу порвутся. Где-то ты их намочила.

— Через реки переходила, по болотам брела, — врёт Амбакта. На самом-то деле нитки у неё в сыром углу пещеры лежали.

— Я тебя научу делать нитки из рыбьей кожи, — пообещала Фудин. — А если хочешь, то подарю и согбо — костяной нож для снятия рыбьей кожи. Калгама мне новый сделает.

— Ох, какая ты добрая! — похвалила её Амбакта, а сама думает: «Не делай добра — не получишь зла! Меня бесит, когда люди позволяют себе добрыми быть. Никому ничем не желаю быть обязанной, вот так!»

— Что ты там шепчешь? — спросил Калгама. — Не стесняйся, говори громче.

— Спасибо говорю, — солгала Амбакта. — Добрые вы люди. Редко таких встречала.

Долго ли, коротко ли — ночь наступила. Хозяева положили Амбакту спать на лежанку у окна. Только она всю ночь глаз не сомкнула, всё к молодым прислушивалась, да злобные думки думала.

Утром, чуть свет, Калгама взял рыбацкие снасти и на Амур ушёл. А Фудин затопила голден-очаг, котёл с водой подвесила: собралась мясо варить. Амбакта сделала вид, что только что проснулась, потянулась, сладко зевнула:

— Надо ли чем помочь тебе?

— Сходи насобирай сладких травок, — попросила Фудин. — В мясо их накрошим, вкусно будет!

Пошла Амбакта травы собирать, а в густых зарослях орешника братец Хондори-чако поджидает её.

— Ну, что? — спрашивает сестрицу. — Скоро ли свеженинки попробуем? Проголодался я! Хочу человечинки!

— Э, нет! — ответила злодейка. — Мы Фудин не станем сразу есть. Я по-другому всё придумала. Возьму её одежду, наряжусь как она, обернусь лицом на неё похожей — стану с Калгамой жить. А ты забирай Фудин в пещеру. Только, прошу, один её не ешь. Погоди, вернусь — вместе ею полакомимся…

— Ладно, — сказал Хондори-чако. — Так и сделаем.

Вернулась Амбакта с корзинкой сладких трав. Приготовили они с Фудин обед. Вкусно поели, и тут злодейка вдруг спрашивает:

— Фудин, вот у мужчин есть обычай брататься. А у женщин как его правильно назвать? Очень ты мне понравилась, хочу быть тебе всё равно что сестра…

— Да и я не против, — отвечает Фудин. — Ты девушка скромная, приветливая. Мужчины становятся назваными братьями, а ты будешь мне названной сестрой. Только не знаю, что для этого сделать нужно.

— А давай так, — предложила Амбакта, — ты мою одежду наденешь, я — твою. Поменяемся — названными сёстрами станем.

Поменялись они халатами. Сидят, радуются: сёстры теперь!

— Что-то долго твой муж с рыбалки не возвращается, — вдруг сказала Амбакта. — Пойдем посмотрим с берега: может, он с уловом домой уже идёт?

— Пойдём, — согласилась Фудин. — Я всегда хожу его встречать. Правда, рановато ещё. Он обычно возвращается, когда солнце половину дневной дороги проходит.

— А мы пока цветов насобираем, — сказала Амбакта. — Краску из них сделаем, чтобы рыбью кожу красить. Бери корзинку!

Взяли они по корзинке и отправились в лес.

Теперь уж мало кто помнит: давным-давно нанайцы использовали растения для окрашивания кожи. Например, из чачаки — так они называли синеглазку — получалась синяя краска. Пригоршню лепестков заворачивали в марлю и натирали шкурку. Это приходилось повторять несколько раз — тогда цвет выходил ярким, насыщенным, как весеннее небо!

— А мне ещё и гакта — гриб-дождевик нужен, — вспомнила Фудин. — Хорошенько растолку его в ступке, воды добавлю — бурая краска получается. Покрашу охотничий халат Калгамы.

— Мне нравится желтый цвет — персо, — сказала Амбакта. — Краску делают из наростов на дубах. Но это ты, наверно, и без меня знаешь. Жёлтый халат — очень красиво!

— Ты забыла: Калгама в тайгу на охоту ходит, — напомнила Фудин. — Жёлтую одежду издалека видно! Промысловик неприметным должен быть. Бурая краска — самая подходящая, среди деревьев охотника и не заметишь…

— И то верно, — поддакнула Амбакта. — Но наросты с дубов соскабливать трудно. Вон, смотри: заросли орешника! Каждый орешек лещины в зеленой сумочке. Из них тоже бурая краска получается.

— Ты права! Пойду насобираю орехов лещины, — решила Фудин. — А ты пока лепестки чачаки собирай. Покрасим твой халат. Будет как новенький!

Амбакте только того и надо, чтоб Фудин к орешнику подошла. Там Хондори-чако прятался, ждал, когда жена Калгамы к нему ближе подступит.

Фудин ничего дурного не подозревала. Нагибает ветки лещины, собирает орешки — уже в самую гущу зарослей зашла. Тут и схватил её Хондори-чако!

— Помоги, названая сестрица! — просит Фудин. — Бусяку меня поймал!

— Глупая ты, глупая! — рассмеялась Амбакта. — Я сама бусяку, а это братец мой Хондори-чако. Красивые девушки для него — лучшая еда! Да и я не откажусь полакомиться.

Фудин принялась Калгаму звать, да только далеко он — не слышит её. Амбакта веселится, припрыгивает от радости:

— Как ловко я тебя, красавица, провела! Слишком ты добрая. Сердечность мешает зорко смотреть. Но хорошо, что ты добрая: такие люди самые вкусные. Ох, как хочу тебя поскорее съесть!

Фудин совсем испугалась, плакать стала. А Хондори-чако ещё вроде как и пожалел её:

— Не плачь, — говорит. — Не станем мы тебя сейчас есть. Ещё поживёшь. А если мне понравиться сможешь, то женюсь на тебе. Никогда таких красивых женщин не встречал.

— Бессовестный ты! — рассердилась Амбакта. — Всё о себе только думаешь!

Ничего не ответил сестрице Хондори-чако. Обернулся он чёрным вороном, подхватил Фудин и полетел к своей мрачной пещере в горах.

— Хочешь-не хочешь, а полакомлюсь я мясцом Фудин, погрызу её сахарные косточки, — облизнулась Амбакта. — А пока женой Калгамы побуду. Давненько хотела я его заполучить!

Вернулась бусяку в дом. Села у окна, корзинку с чачакой на стол поставила — перебирает лепестки, в ступку бросает. «Пусть, — думает, — Калгама видит: я совсем как Фудин — хозяйственная. Хорошо, она успела обед приготовить, я не люблю человеческую еду варить. Но, видно, придётся привыкать, если стану с Калгамой жить…»

Вскоре великан вернулся. Много рыбы принёс. Смотрит: сидит его жена у окна, а бедной девушки нет.

— Куда наша гостья ушла? — спрашивает.

— Как ни упрашивала её остаться — ушла она, — притворно вздохнула Амбакта-Фудин. — Пошла своё счастье искать.

— Может, повезёт ей, — сказал Калгама. — Только бы к бусяку не попала! Они умеют добрыми людьми притворяться.

— Да уж! — притворно вздохнула Амбакта-Фудин. — Неопытные девушки вечно в какие-нибудь истории попадают.

Как ни старалась Амбакта-Фудин изменить голос, а не получался он у неё тоненьким да звонким. Калгама это, конечно, заметил.

— Что с тобой? — спросил. — Почему у тебя голос срывается?

— Чачаку собирала, жарко мне от солнца стало, вот и попила холодной воды из родника, — соврала Амбакта-Фудин. — Простыла, горло теперь болит…

— Давай чаю горячего попьём, — предложил Калгама. — Я тоже ноги промочил.

Попили они чаю, только Амбакта-Фудин всё равно хрипит — вороной каркает, не похож выговор на голос жены.

— Молчи, ничего не говори, — посоветовал Калгама. — Так горло быстрее вылечится…

Легли они спать, а у жены тело какое-то колючее. Удивился Калгама:

— Что это с тобой? Кожа как у орехов маньчжурской лещины — такая же колючая.

— В корзинку посмотри! Старалась, собирала орешки, хочу приготовить краску из них, — сказала Амбакта-Фудин. — Вот, наверно, и налипли на меня колючки…

— А изо рта почему так пахнет? — принюхался Калгама. — Раньше ты дышала, будто весенний ветерок дул.

— Юколы поела, — соврала Амбакта-Фудин. — Лежалая она была, но не пропадать же добру.

Поверил ей Калгама. Но и на следующий день — жена сипит, кожа у неё грубая, колючая, изо рта пахнет, что же происходит? Обличьем вроде Фудин, но что-то в ней не то. Амбакта-Фудин, однако, находила оправдание:

— Крапиву рвала — стала колючая, как она. А то, что голос такой, не виновата: рыбу ела — косточкой подавилась, насилу откашлялась. Это ты костлявую рыбу-косатку поймал! И что делать, если юколу грызть люблю? Хороший муж не запрещает жене кушать, что ей нравится.

— Ладно, — кивнул Калгама. — Не виню я тебя ни в чём! Только одна сказка мне вспоминается, никак из головы не идёт.

— Ой! Люблю сказки слушать! — обрадовалась Амбакта-Фудин. — Никогда ты мне их не рассказывал. Расскажи!

А сама думает: «Интересно, что это за сказка? Вдруг в ней есть для Калгамы подсказка, а? Как ни доверчив, а ума-то не лишён. Неровен час, обо всём догадается!»

— Да мало ли что старые люди навыдумывали? — сказал Калгама. — Даже рассказывать неохота!

— Ой, не томи! Расскажи! Люблю всякие истории слушать, — попросила Амбакта-Фудин и голову на колени мужу положила — приготовилась слушать

— Давно это было, — начал рассказывать Калгама. — Так давно, что уже и не помнит никто тех времен. Жила одна девушка. Красивая, как ты. Увидел её Мэргэн — полюбил. Она его женой согласилась стать.

— А шапку с амбара бросала ему? — перебила Амбакта-Фудин.

— Нет, — ответил Калгама. — У них всё иначе было. Жили-поживали, все их счастью завидовали, особенно одна бусяку. Пришла она в отсутствие Мэргена к его жене, притворилась доброй женщиной. «Пойдем, — говорит, — чилим-водяной орех собирать. Хорошее место знаю. Мэргэн чилим любит, приготовишь ему угощенье». Привела её на озеро да и утопила, а сама обернулась молодой женой. Мэргэн подмены не заметил.

— Да как же это так? — притворно удивляется Амбакта-Фудин. — Бусяку ведь на обычную женщину не похожа!

— Такая уж она хитрая — смогла Мэргэна обмануть, — вздохнул Калгама. — Мужчина, когда любит, слепым становится. Не перебивай меня. В общем, живут они по-прежнему душа в душу, а девушка под водой томится. Мужа, дом вспоминает, а вылезти не может: камень на шее. Год на дне пробыла. Стало ее илом и песком заносить.

А недалеко был один дом. Жили в нем старик со старухой. Раз в году к ним с неба табун оленей спускался. Старик их пас, в озере купал и поил. Вот пришло время — спустился табун с неба. Старик повел оленей на водопой. Заметил: что такое, никогда раньше на озере лотосов не было, теперь они появились — листья большие, цветы — свежие, красивые, в воде отражаются.

— Сказки всё это! — фыркнула Амбакта-Фудин. — Не бывает таких стариков и небесных оленей!

— Иногда на свете бывает такое, что и выдумать нельзя, — рассмеялся Калгама. — Но ты дальше сказку слушай! Спрятался старик в кустах, сидит, прислушивается…

— А олени-то куда девались?

— Они на небо улетели, — сказал Калгама. — Побоялись к воде подойти. А старик сидит, ждёт: что будет? Вдруг слышит: над озером стон раздается: «Последнее дыхание испускаю… Мэргэн, услышь меня: умираю я!» Старик волшебником был. Достал серебряное зеркальце, глянул в него, видит: Мэргэн живет недалеко от озера, рядом с ним женщина-бусяку сидит. «Э! — понял старик. — Вон оно что!» У него была маленькая птичка, вынес он ее на улицу, шепчет ей: «Ты всегда была осторожной, послушной. Лети к Мэргэну, всё ему расскажи…» Как-то утром Мэргэн на улице сидит, что-то ножом тешет. Птичка подлетела к нему, запела. Мэргэн по-птичьи понимает. Выслушал ее, пошел к старику. Поклонился ему. Тот Мэргэну говорит: «Э-э-э, с кем ты живешь? Ты с бусяку живешь, она твою жену погубила».

— Ай, негодяйка какая! — Амбакту-Фудин притворилась испуганной, к Калгаме плотнее прижалась. — Страшно-то как! Ах, уж эти бусяку!

— Если боишься, перестану рассказывать, — забеспокоился Калгама. — Да что с тобой? Дрожишь, руки похолодели. Не уснёшь теперь.

— Нет-нет, рассказывай! — просит Амбакта-Фудин. — С тобой ничего не боюсь.

— Мэргэн выслушал рассказ старика и заволновался: «Как же спасти жену?» А у волшебника-дедушки был шелковый невод. Бросили его в озеро, стали им несчастную утопленницу ловить. Вытащили ее.

— Не испугался её Мэргэн? — спросила Амбакта-Фудин. — Ведь долго в воде лежала. Наверно, кожу рыбы объели — одни кости остались. Зачем такая жена Мэргэну нужна?

— Странные ты речи говоришь, — оторопел Калгама. — Мэргэн её любил! А то, что стала скелетом, не её вина. К тому же, старик со старухой умели людей лечить. Долго пришлось им врачевать жену Мэргэна, а он всё расстраивается: «Ничего-то я не знал, не понимал, что бусяку меня обманула. Жене надо было рассказать, что к ней женщина-бусяку ходила. Я бы её убил!» А волшебник говорит: «Не брани жену! Она сама ничего не знала». Долго ли, коротко ли, а вылечили старики жену Мэргэна. Обрадовался он: «Поехали домой!» А старик ему советует: «Пока жену с собой не бери. Пусть у нас останется. Отправляйся домой один, накажи бусяку!»

— Однако, мало того, что бусяку хитрые, они ещё и сильные, — сказала Амбакта-Фудин. — Эта женщина-колдунья могла проглотить Мэргэна! Он не шаман, не знает, как бусяку победить.

— Не переживай за него, — засмеялся Калгама. — Мэргэн находчивый. Приезжает домой, видит: неспокойна бусяку, вещи побрасывает, сердится. Догадалась, видно, что нашёл он жену. Мэргэн, как ни противно ему было, обнял ее и предлагает: « Жена, помоги мне гиол-весло тесать». Бусяку согласилась: «Давай!» Мэргэн большое толстое дерево срубил, стал делать весло. «Жена, держи другой конец дерева», — говорит. Она старается, держит, но глаз с Мэргэна не сводит. Может, ты, любимая жёнушка, не знаешь: вся сила бусяку в глазах. Пока глядит на тебя — ни за что верх над чёртом не возьмёшь. Ну, он её обманывает: «Гляди-ка, кто это по реке плывет?» Бусяку заинтересовалась: «Где? Не вижу никого! В какую сторону смотреть?» А Мэргэн изловчился и топором ей голову отрубил. Чтобы она не ожила, развёл костёр, да и сжёг бусяку. Только пепел от неё остался. А Мэргэн забрал жену от стариков, вернулись они домой и стали жить, как прежде.

Лже-Фудин дослушала сказку и даже зубами заскрипела от злости: не понравился ей счастливый конец. Жалко ей женщину-бусяку, которую Мэргэн погубил, всё-таки она с Амбактой одного рода-племени.

Конец ознакомительного фрагмента.