Вива ла куба

Ник Винсент (2024)

На пыльных улицах и в тени пышной зелени Кубы разворачивается история Рауля, бывшего идеалиста, который сражался за революцию, но оказался один на один с её последствиями. После службы в армии он становится частью тёмного мира контрабанды, где каждое решение — это шаг по лезвию ножа. Рауль балансирует между честью и выживанием, сталкиваясь с предательством, потерями и горькой правдой о том, как далеко можно зайти ради мести и свободы. Его путь — это борьба с самим собой, с системой, которая когда-то вдохновляла, а теперь подавляет, и с тенью прошлого, которая не отпускает. В финале Рауль должен принять выбор, который определит не только его судьбу, но и всё, за что он боролся. Это история о свободе, цене идеалов и боли жизни на грани света и тьмы. «На пыльных дорогах Кубы не бывает чёрного и белого — только оттенки серого, в которых каждый выбирает свой путь.»

Глава 1. Начало новой эры.

1994 год. Гавана погружалась в сумерки, окрашенные оранжевым светом заходящего солнца, который подсвечивал облупившиеся фасады старых зданий. Звуки города постепенно стихали: крики уличных торговцев, стук каблуков по булыжным мостовым и ворчание старых американских «шеви», кое-как поддерживаемых на ходу изолентой и молитвами. В воздухе висел запах морской соли, смешанный с ароматами жареного риса и фасоли — бедной, но неизменной еды кубинцев.

Утром следующего дня Рауль Кардона стоял на ступенях военного управления и смотрел на толпу. Перед зданием сгрудились семьи — матери с детьми и старики с кожаными папками в руках. Все они ждали, надеялись, что государство даст им хоть что-то: талон на масло или новость о сыне, ушедшем в армию. Он провёл ладонью по полированным пуговицам своей формы, чувствуя неловкость от их блеска.

Сегодня он подавал рапорт об увольнении.

Когда-то, в юности, он бы и подумать не мог о таком. В те дни, когда его деревня, спрятанная среди сахарных плантаций, гудела от радио, передающих речи Кастро, Рауль верил, что его страна была особенной. В школьных учебниках рассказывали о славных победах революции, о равенстве, о гордости быть частью чего-то великого. Но теперь эти слова звучали как ржавые петли на старой двери, скрипящие, но давно не смазывавшиеся.

Полковник Рамирес принял его в своём кабинете, заставленном потрёпанной мебелью. На стенах висели фотографии: Фидель, Че и сам Рамирес — моложе, в зелёной форме, с автоматом через плечо. В углу, рядом с коробками из-под сигар, стояла маленькая портативная радиостанция, испускающая негромкий треск помех.

— Ты уверен? — спросил Рамирес, поднимая глаза от рапорта.

Рауль кивнул.

— Я больше не могу смотреть, как мы сражаемся не за людей, а за саму систему.

Полковник молча потянулся к ящику стола, достал бутылку рома и два стакана. Он налил немного в оба и подал один Раулю.

— Когда-то я думал, как ты, — сказал он, поднимая стакан. — Думал, что революция решит все. Но теперь понимаю: революция — это только начало.

Рауль медленно выпил. Горечь рома обожгла горло, но не убрала вязкое чувство тревоги.

— Начало чего? — спросил он, поставив стакан на стол.

Рамирес задумался, глядя на фотографии.

— Начало бесконечной войны. Революция — это не победа. Это постоянная борьба, Кардона. Те, кто сдаются, предатели. А те, кто остаются, должны бороться, пока не отстрелят свой последний патрон.

Рауль поднялся.

— Я устал от борьбы, полковник. Я хочу вернуться туда, где меня ждут.

Рамирес ничего не ответил. Он просто развернул рапорт и поставил свою подпись.

На автобусной остановке Рауль ждал транспорт, окружённый группой крестьян с тюками сахарного тростника и старыми коробками, наполненными бананами. Взгляды были тяжёлые, недоверчивые. Когда подъехал автобус, облупленный «Икарус», все полезли внутрь, толкаясь и ругаясь.

Рауль стоял, сжимая рюкзак с формой, и слушал обрывки разговоров:

— Вчера опять отключили свет. Сын говорит, у соседей генератор сломался.

— Мой племянник в Майами. Отправил нам деньги через знакомых.

— А в магазине ничего, даже хлеба нет.

Когда двери захлопнулись, Рауль сел у окна, глядя, как за стеклом проплывают кварталы Гаваны. Однажды он верил, что этот город станет символом свободы. Но сейчас он думал только об одном: как рассказать своей матери, что больше не служит Родине.