Когда мир изменился

Ник Перумов, 2020

Сущее изменилось. Как было предсказано, пробудились ото сна некромант Фесс и охранявшая его драконица Аэсоннэ. Им предстоит отыскать своё место в совершенно новом мире.

Интерлюдия 2

Посох

Горы, горы, горы. Это только кажется, что они одинаковы в любом мире. Где-то они игольчато-остры, словно им нипочём наждак ветров и вод; где-то — опрокинуты, поднимаясь к небу громадными столпами: узкое основание, расширяющееся кверху; где-то они и вовсе парят над поверхностью — в таких горах заносчивые чародеи обожают устраивать свои замки.

Но даже те хребты, что на первый взгляд одинаковы как две капли воды, имеют свой характер, душу и голос. Уловить его непросто, шепчут горы тихо и очень-очень медленно; но, если остановиться и что есть силы прислушаться, можно разобрать их голоса — низкие, скрипучие, словно камень трётся о камень.

Горы жаловались и причитали. Фесс не разбирал слов, лишь ощущал их тоску, их горечь, их печаль — что-то очень плохое творилось с глубоко ушедшими корнями, они слабели, словно там трудилась целая армия неведомых паразитов.

— Не слушай их. — Аэ шла впереди, вернее, легко перескакивала с валуна на валун, отыскивая дорогу. Всё больше становилось деревьев, мхи уступали место травам, пронеслись над вершинами какие-то пичуги.

— Где мы, Аэ? — Он повторял этот вопрос вновь и вновь, наверное, больше обращаясь к собственным чувствам, нежели к юной драконице.

— Предгорья. Спускаемся вниз. Я чую жильё, — лаконично отвечала та.

Фесс только потряс головой. Почему он так слаб? Еле ноги передвигает, а драконица прыгает как ни в чём не бывало. Почему не повинуется сила? Она здесь есть, хоть и «горькая», по выражению Аэ. Почему, почему, почему…

Что случилось там, после огненной купели, в которую рухнуло Дно Миров? Почему все воспоминания являют собой абсолютно бессвязную мозаику непонятно чего, бессмысленных изображений, словно в детской иллюзии?

Что случилось с Эвиалом, с Мельином, с Долиной Магов, наконец?

— Не грызи себя, — обернулась Аэсоннэ. — Мы, драконы, принимаем мир таким, какой он есть. Небо. Ветер. Солнце. Вода. Полёт. Чего ещё надо для счастья?

— Вам, наверное, и впрямь ничего.

— И тебе тоже. Не грызи себя, я же сказала. Здесь найдутся настоящие враги.

«Я дрался в Мельине и в Эвиале. Хранил Мечи, сам того не ведая, но хранил. Не размокай, не распускайся — не этому ли учил тебя отец? Жаль, что ты так редко о нём вспоминал…»

Ты Кэр Лаэда, сын Далии и Витара Лаэда. Помни об этом. Всегда.

Он не сжимал кулаков и не стискивал «до хруста» зубы. Просто встал и пошёл за драконицей, почти не уступая ей в быстроте.

— Что с твоим посохом?

Они сидели у костра. Аэсоннэ предложила было разжечь, однако Кэр лишь покачал головой. Нет, он должен сам.

Простенькое огненное заклятие получилось у него с шестого раза. Сила выскальзывала, не подчинялась, не заполняла мыслеформы, не трансформировалась; тонкий язычок пламени поднялся над растопкой, лишь когда Фесс с отчаяния прибёг к рунной магии — да-да, той самой, началам которой его обучил старик Парри, когда потерявший сам себя Кэр Лаэда впервые оказался на Северном Клыке.

— Посох как посох, — некромант оглядел выломанный ранее можжевеловый ствол.

— Ничего не чувствуешь? — удивилась драконица. — Не видишь разве…

— Погоди, не говори, сам определю, — остановил он её.

Сила вывёртывалась, словно склизкая рыбина из рук. Билась, изворачивалась, дёргалась; и горчила, да. Аэ была совершенно права. У магии здесь имелся странный привкус, возникавший во рту у Кэра всякий раз, как он пытался пустить в ход какое-то заклятие.

Как там чертил Парри, этот ворчливый старикан? Руна Познания, силы нездешние и заповедные, какой пафос!..

Однако нелепая, вычурная и пафосная руна сработала на удивление хорошо. Прямо в воздухе возник голубоватый росчерк, двинулся, расширяясь, замерцал, охватывая воткнутый в землю можжевеловый ствол.

Из земли к посоху потянулась масса тёмных линий, донельзя похожих на корневую систему, словно сухая лесина собралась врастать и зеленеть.

И по этим призрачным корням в можжевельник вливалась сила. Вливалась, несмотря на всю свою неподъёмность. Тянулась вверх давно засохшими и сжавшимися капиллярами, касалась изнутри коры, поднималась ещё выше, в причудливый комель, напоминавший мёртвую голову.

Удерживать руну оказалось больно, кончики начертивших её пальцев обжигало, жар поднимался по фалангам к ладони — магия требовала свою цену.

Трава возле посоха быстро желтела и жухла, на глазах высыхала, распадаясь невесомой чёрной пылью. Тёмный круг быстро расширялся, и они с Аэ невольно отступили, сперва на шаг, потом ещё на один, потом на два…

Пролетавшая птичка с ярко-красной грудью словно натолкнулась на незримую преграду, забила крыльями, едва выровнялась и в панике метнулась обратно. Коричневатая лягушка с лихорадочной поспешностью скакала прочь; всё живое бежало, кто не успевал — обращался в такой же прах, что и недвижная трава.

— Нет!

Пепел взлетел вокруг ступившего в него Кэра, пальцы стиснули можжевеловый ствол, сейчас горячий, словно металл из горна — Фесс едва выдержал. Рванул вверх, что-то хрустнуло, лопались тёмные связки, опадали, рассеивались.

Ствол можжевельника почернел. Кора с него сошла, дерево сделалось гладким и тёмным, но всё равно было видно, что некогда оно было живым кустом.

Оставшийся круг сгоревшей травы, однако, менялся на глазах. Сквозь пепел к свету устремились тонкие изумрудные ростки, разворачивались листья, вверх тянулись стебли. Уродливая рана на глазах закрывалась, словно тёмный посох вытянул из неё всё, что мешало расти и цвести.

Мёртвая голова на вершине посоха, однако, почти исчезла. Вместо неё теперь появился заострённый кол, словно подготовленный для достойного оголовья.

Вместо пепельно-серой мёртвой земли ярко-ярко зеленел теперь радующий глаз овал; трава на нём поднялась чуть ли не вдвое выше, чем рядом.

Аэсоннэ глядела на всё это широко раскрытыми глазами.

Кэр подбросил посох, вновь поймал — мёртвое сделалось живым, впитав в себя… что? Убил — и воскресил. Высосал яд? Открыл дорогу новому?…

Фесс осторожно попробовал одно из старых своих заклятий, ещё ордосских времён. Он вспоминал имена Древних Эвиала, имена Тёмной Шестёрки; тогда он держал в руке ритуальный кинжал с их изображениями, капал на него эликсир; теперь хватило просто мысли. Сила отозвалась — не то чтобы совсем послушно, но куда лучше, чем прежде.

Старая магия работала. Хотя имена Тёмной Шестёрки, Древних Богов Эвиала, правивших им, покуда не явились Ямерт и его присные — прозвания эти, Зенда и Дарра, Сиррин, Аххи, Шаадан, Уккарон, — не могли ничего значить здесь, в новом мире.

Если, конечно, мир этот был и в самом деле новым.

— Аэ!.. Ты уверена, что это не Эвиал?

Драконица вдруг смешно наморщила нос, втягивая воздух. Скорчила гримаску.

— Магия совсем другая. Горькая.

— Да, горькая… Но, быть может, она просто изменилась? Мы же как-то выбрались… откуда выбрались? Но до сих пор не знаем, что это было…

— Я знаю, что я знала. Но… потом всё как-то так завертелось… Вчера не вчера, сегодня не сегодня, завтра не завтра — времена смешались все. А потом этот вот мир.

— Мир как мир, — огляделся некромант. Осторожно поставил посох — не начнёт ли убивать всё вокруг себя на земле? — но нет, трава спокойно зеленела, и даже какая-то пёстрая бабочка уселась отдохнуть на его остром навершии. — Небо голубое, солнце жёлтое. Воздухом можно дышать, воду можно пить, а местного козла можно зажарить и съесть. Сила странная, ну так что ж теперь, «горькая» — значит, «горькая».

— Мир как мир, — согласилась драконица. — Оно-то и странно.

— Чего ж странного?

— Мы попали в жуткий катаклизм. Всё горело и рушилось, время сошло с ума, всё, всё — один сплошной ужас, — взор Аэ заледенел, она глядела в одну точку. — А потом вдруг раз! — и появляется этот мир, и я падаю в него, и… и всё.

— Ну да. Нам повезло, — Фесс старался, чтобы слова звучали уверенно и спокойно. — Попался нормальный мир. Мы целы. Мы живы. А что смутно помним — так у меня тоже такое случалось, когда в Эвиал угодил.

Драконица только вздохнула и пожала плечами.

— Странный мир. Странный у тебя теперь посох. Странное всё. Что мы будем тут делать? Куда направимся? Для дальних странствий мы не подготовлены.

— Всё будет хорошо, — некромант смотрел на потемневшее дерево. Оно, казалось, жило сейчас своей собственной жизнью — под гладкой поверхностью гуляли токи силы, посох вобрал в себя чужие жизни — и тотчас вернул их обратно.

— Мне не нравится, когда на пути из ничего возникают магические предметы, — заявила Аэсоннэ.

— И я с тобой совершенно согласен. Но, если нам его и подбросили, значит, есть тот, кто подбросил. А если кому-то мы уже интересны, значит… для нас найдётся настоящее дело.

Юная драконица несколько мгновений смотрела на него, глаза меняли цвет — с янтарных через сплошную черноту к сияющему серебру, и обратно.

— Ты ничему не научился, — вдруг сказала она.

— Отнюдь. Мы в неизвестности, и если уже успели стать для кого-то врагами — то это хорошо. Неизвестность тем самым уже не неизвестность.

— Ох. — Она покачала головой. — Что ж, пожалуй, пора мне взлететь, оглядеться — может, что и увижу.

* * *

Серебристые крылья развернулись, упёрлись в воздух, драконица устремилась ввысь светлой молнией. Кэр остался один, если не считать тёмного посоха.

Некромантия — это не только и не столько простое выкапывание трупов с приданием им жуткого подобия жизни. Когда-то, давным-давно, старый Даэнур, декан факультета малефицистики (сиречь злоделания), учил, что их искусство — взаимодействие живого с мёртвым. Взаимная защита, удержание границы меж двумя мирами. Не только мёртвые способны тревожить живых, живые тоже вполне себе способны доставить неприятности мёртвым.

Он осторожно очертил вокруг себя круг. Круг Отражения — в своё время ему именно так удалось поймать жуткую многоногую тварь, из тех, что вызвали страшную эпидемию в Ордосе; тварь куда страшнее и вредоноснее ххоров, призрачных вампиров, питавшихся последними эманациями души умирающих.

Да, тогда они с Даэнуром славно поработали. И он, и ректор Анэто… Чародеи, светлые и тёмные, стояли плечом к плечу, вместе боролись с чёрным мором; это было доброе время, несмотря ни на что.

Круг Отражения возникал словно сам по себе. Да, сила здесь «горька», но зато нет правила одного дара и никакого отката. Бери, некромант, придавай форму, какую нужно, твори, рази, если надо — упокаивай или, напротив, поднимай!..

Тогда, в Ордосе, он поймал в ловушку Круга Отражения призрачную тварь. Теперь чертил его вокруг себя — однако почему-то не мог завершить.

В силе чего-то недоставало.

«Стой, стой, что ты несёшь?! Как может „в силе“ чего-то „недоставать“?! Сила всегда полна и самодостаточна, в ней просто не может возникнуть „недостачи!“»

Он потряс головой, досадливо морщась.

Сбился где-то, наверное. Что-то забыл.

Он попробовал ещё раз. Формула, инкантация, жест. Мыслеформа. Сила заполняет предназначенные ей вместилища, но при этом словно целая свора котов вцепляется когтями ему в спину. Небось не забыли те самые ритуалы, с чёрными котятами…

Некромант глухо зарычал сквозь стиснутые зубы. Что я делаю не так?! Он повторял заклятие раз за разом, добиваясь предельной чёткости каждого компонента — до тех пор, пока, весь в поту, не убедился, что в силе действительно чего-то не хватает. Она просто не наполняла определённые ей конструкции, не заходила в приуготовленные вместилища. В ней отсутствовало то, что должно было зайти и наполнить.

Уж не потому ли наставник Даэнур такое значение уделял ритуальному мучительству? Оно, конечно, давало мгновенный результат, обильный источник мощи; но что, если не только мощи?

Фесс быстро, одно за одним, набросил ещё несколько простых заклятий. Сдвинуть корягу, пошевелить ветром листья; вызвать короткий дождик на шесть футов в поперечнике — старые-престарые классические чары, заученные ещё в Академии Долины Магов, где обязательный курс включал элементарные заклятия четырёх стихий.

Нестареющая классика.

Тяжело. Трудно. Но посох отзывался всякий раз, подталкивая, помогая.

Мы ещё посмотрим, кто кого, и даже безо всяких ритуалов. Но прорехи в силе имеются. И значит, нужно перепробовать все без исключения чары, чтобы ни одно заклятие бы потом не подвело.

За этим занятием его и застала вернувшаяся драконица.

Она принесла вести — местность полого спускалась перед ними, впереди лежала густо заросшая лесами предгорная долина. Река, а вдоль неё — вполне себе широкий тракт, небольшие деревни: видать, земля тут хорошо родила.

— Тебя видели?

— Видели, — хихикнула Аэ. — Ох и визжали!.. Ох и бежали!.. бабы коромысла с вёдрами побросали, мужички под телегами прятались!..

— Ох, драконица ты этакая… а сами деревни что?

— Деревни как деревни, — пожала она плечами. — Мы таких видели без счёта.

— Храмы?

Невольно вспомнился Спаситель, как он являлся в Эвиал. Да и вообще — Святая Инквизиция со всеми её прелестями.

— Храмы есть, — кивнула Аэ. — Но на них нет стрелы Спасителя.

— А что тогда?

— Двойной круг. И вообще храмы простые, обычный сруб, только побольше, да башенка… Я ничего не почувствовала. Если это и храмы, если и есть в них сила — от меня она сокрыта. Во всяком случае, пока.

— Тогда пошли, — решительно сказал некромант. — Посмотрим, сгожусь ли я на какую чародейскую работу — не в шкурах же здесь расхаживать…

— А потом? — тихонько спросила Аэсоннэ.

— А потом — наверх, — показал он. — За небо. В Межреальность. Домой, в Долину Магов. Ну… или в Эвиал. Или в Мельин. Или…

Драконица отвернулась, по лицу прошла тень.

— Мир очень… плотный, — она замешкалась, подбирая слова. — Я не поднималась высоко, не искала троп отсюда… Но…

— Мы ещё не готовы, — кивнул Фесс. — Путь сквозь Междумирье не мёд и не сахар.

— Да-да, не готовы, — поспешно выпалила Аэ. — Это верно. Пока ещё нет. Что ж, идём, я покажу дорогу…

Река оказалась чистой, холодной и неглубокой. На противоположном берегу теснились потемневшие серые срубы под тесовыми крышами, и стоял там, в селении, жуткий переполох.

Метались женщины, мычали коровы, брехали псы. Какой-то петух ни с того ни с сего заорал во всю глотку, хотя день уже клонился к вечеру. Мужчины с копьями и секирами в руках метались тоже, правда, у них это сопровождалось громкими и воинственными воплями.

— Большой тарарам, — заметила драконица не без самодовольства. — А это всего-навсего я пролетела…

— Что они там вопят? — Фесс не понимал речи местных.

Аэ пожала плечами.

А потом на том берегу вдруг завыли, заорали, заверещали на все лады, люди бросились в разные стороны — яркие домотканые платья женщин, платки девочек, серые рубахи мальчишек и мужчин. Те, что с оружием, сбились плотным кулаком, наставили копья, двинувшись как раз к деревенскому храму — вернее, маленькой, но аккуратной церквушке с резной деревянной оградой и резными же наличниками на окнах.

Ладили с любовью.

— А-ах! — вдруг согнулась Аэсоннэ, словно получив удар под дых.

Передняя стена храма вдруг вывернулась наружу, крыша взлетела, расправляя по-птичьи крылья; аккуратная башенка стала заваливаться набок, а из хаоса брёвен и досок вырвалось существо, про которое только и можно было сказать — «из ночных кошмаров».

Белая кость массивного черепа с торчащими вперёд четырьмя бивнями. Провалы четырёх глазниц. И длинные костяные конечности с глубоко вонзающимися в землю когтями.

Посох в руке Фесса вздрогнул, пробуждаясь к жизни. Дёрнулся нетерпеливо, словно своевольный молодой конь.

Аэсоннэ сжала кулаки.

Костяная тварь походила на приснопамятных костяных драконов с погостов Эвиала — правда, изрядно меньше, без крыльев, и череп напоминал скорее гротескно увеличенный человеческий, чем драконий.

Глубокая грудь, длиннющие руки-лапы, короткие (очень короткие) и мощные ноги — чудище скорее походило на громадную обезьяну из Змеиных Лесов на Кинте Ближнем.

На правом плече её мелькнул какой-то странный вырост, асимметричный — левое плечо обходилось без этого украшения.

Люди дружно ахнули. Крики, вопли, и все бросились врассыпную.

Это было правильно. Их копья и топоры ничего б не сделали костяному страшилищу; сделать сейчас что-то мог только он.

Он, некромант Фесс. Ну, или Неясыть, кому как нравится.

— Нет! — Аэ вдруг схватила его за локоть. — Это ловушка!.. Западня!..

— Может, и западня, — Кэр шагнул к самому берегу. Проклятье, вода холодная… — А люди в ней — всё равно живые.

— Дай тогда я! Я перекинусь!..

— Нет! Я должен сам!

Аэ зарычала. Надо сказать, совершенно по-драконьи.

Посох удобно лежал в руках. На том берегу неупокоенная бестия метнулась было за разбегавшимися мужичками, но вдруг резко дёрнулась, словно налетев на незримый канат, споткнулась, едва не растянувшись, глухо взвыла и ринулась, вздымая тучи брызг, через реку прямо к Фессу и Аэ.

— Я…

— Нет, дочка!

«Дочка», — вырвалось у него. Словно они вновь на Северном Клыке, в Чёрной Башне, полной запретных книг…

Драконица, похоже, так растерялась, что промедлила, потеряла насколько мгновений, а тёмный посох уже чертил перед некромантом сложный узор, извивы рун вспыхивали, огненная паутина понеслась навстречу костяному чуду, расширяясь с каждым мгновением, словно рыбацкая сеть.

Тварь её, похоже, не видела, потому как влетела в неё со всего разгону. Изо всей дурацкой мочи, как сказала бы тётушка Аглая…

Алые нити, линии живой руны, напоённой чистым огнём, вмиг опутали белые кости. Прорезали первый слой, оставляя чёрные росчерки ожогов, и бестия начала разваливаться — в воду шлёпнулись передние лапищи, забились, задёргались сами по себе, словно конечности у таракана, вспенили воду — и по-прежнему рвались к застывшему на противоположном берегу Фессу.

Нити руны рассекли череп твари, все четыре глазницы, однако округлый костяной шар не развалился. Неведомая сила удержала костяные обломки вместе, однако бестия таки замедлилась.

Забывшись, Фесс бросил несколько заклятий поиска, как раз из вычитанного в Чёрной Башне. Что двигает эту тварь? Обычная ли неупокоенность погоста или?…

Не получилось. «Горькая» сила опять не заполнила положенного ей, чары рассеялись, едва столкнувшись с костяным чудищем.

Что ж, попробуем по-плохому.

Вторая руна, сотканная быстрыми взмахами посоха, была символом чистого пламени. Некромант поморщился от горечи — и впрямь, словно набил рот корой хинного дерева! — но своё дело руна сделала. Поверхность воды забурлила, мгновенно вскипела, рванулись облака пара. Белая кость твари тотчас обуглилась и почернела, обе отрубленные лапищи взвились высоко, словно рыбы на нересте; однако тварь всё равно не остановилась.

Когда-то давным-давно он, Фесс, разил неупокоенных на погосте в деревне Зеленухи чистой силой, собирая её отовсюду; зомби Эвиала были неуязвимы перед простой стихийной магией, и те же законы, похоже, действовали и здесь — если не в точности такие, то похожие.

В деревне Зеленухи, отражая орду ходячих мертвяков, он, Фесс, едва не отправился к праотцам, разрывая саму ткань мира. Нет, теперь он научился…

Огонь опалил костяного монстра, но не уничтожил.

Аэ застыла рядом, обратившись в статую; Фесс чувствовал ток её собственной силы, она готова была перекинуться, но отчего-то медлила.

«А теперь я тебя упокою».

Что бы ни двигало костяным страшилищем, какой бы вид неупокоенности ни собрал воедино его кости, эту волю можно изничтожить.

Одна руна, другая, третья…

Спасибо тебе, старина Парри. Ты спас меня, ты учил меня, ты заботился обо мне. Наверное, тебе было бы приятно узнать, что архаичное твоё искусство вновь в ходу.

Фесс резко ударил тёмным посохом оземь.

«Вытягивай! Забирай! Всё твоё!»

Тварь уже была на берегу. Распахнулась пасть, громко клацнула, короткие лапы вступили в начертанные ловчие символы, и некромант зашипел от боли — посох раскалился, жадно всасывая силу, замкнутую сейчас в переплетениях рун.

Злую, ядовитую силу, которую так и тянуло назвать «силой Хаоса».

Чудовище споткнулось. Обе его отрубленные лапы забились и задёргались на мелководье, вздымая брызги.

Посох дрожал и трясся, некромант едва удерживал его; чудовище враз замедлилось, словно муха в патоке. Кости стали одна за другой отваливаться и отпадать, рассыпаясь мелкой трухой; тварь утробно взвыла, дёрнулась раз, другой — и вдруг вся словно бы осела, обрушилась грудой обгорелых огрызков и обломков. Последним рухнул круглый череп; рухнул и взорвался, словно под ударом молота.

К ногам Фесса откатилось что-то круглое и белое — единственное белое тут.

Ещё один череп. Мелкий по сравнению с прежним, размером с обычный человеческий. Почти человеческий по виду.

И совершенно нечеловеческий по сути.

Существо, которому он принадлежал, походило на человека, однако верхняя челюсть нависала над нижней, торчали две пары заострённых толстых клыков. Провал носа был уже, глазницы — больше. В середине лба — явно намеченная ямка, истончение кости, словно зародыш третьего глаза.

В чёрной глубине глазниц медленно угасала пара янтарных огоньков.

— Дрянь какая, — выдохнула драконица.

— Дрянь, — согласился некромант. — Нельзя, чтобы такое тут осталось бы валяться…

Он протянул руку, подержал раскрытую ладонь над уродливым черепом. По коже пробежала короткая россыпь быстрых злых уколов.

— Магическая вещь, — проговорила Аэ, глядя на жуткую кость широко раскрытыми глазами.

— Да, она и управляла этой тварью, — Фесс кивнул на неподвижную груду костей.

— И что теперь? Раздробить? Утопить? Закопать?

Некромант покачал головой:

— Я знаю что.

…Снизу, где полагалось отрастать шейным позвонкам, у этого черепа был сплошной чертополох абсолютно нечеловеческих костей. Некромант нацелился остриём посоха, надавил — что-то захрустело, а потом вдруг щёлкнуло, клацнуло — словно челюсти сомкнулись! — и череп оказался намертво насажен на тёмный можжевеловый посох.

Аэсоннэ ахнула, но некромант уже твёрдо сжимал древко. Оно вновь разогрелось, магия потоком устремилась к черепу, и злое начало в нём взвыло от первобытного ужаса.

Плен. Плен. Вечный плен. Нет выхода. Служить. Отдать всё. Отдать до конца!..

Запертая в черепе сила пыталась бороться. Вниз по древку прокатилось кольцо леденящего холода, наткнулось на сжатый кулак некроманта, дрогнуло и рассыпалось. Холод обжигал, но воля Кэра Лаэды оказалась крепче.

На том берегу застыла толпа местных. Мужчины, женщины, старики и детвора — и стар и млад высыпали подивиться на этакое чудо.

— Кажется, — заметила рачительная драконица, — мы, по крайней мере, сможем разжиться у них одеждой.