Никогде

Нил Гейман, 1996

Под улицами Лондона существует мир, о котором большинство людей и не подозревает. В нем слово становится настоящей силой. Туда можно попасть, только открыв Дверь. Этот мир полон опасностей, населен святыми и монстрами, убийцами и ангелами…

Глава I

Лихорадочная гонка по туннелям продолжалась уже четыре дня. Она бежала, спотыкаясь, падая и снова вставая. Она давно не ела, совсем обессилела, была измучена, и каждая следующая дверь давалась ей все труднее. К концу четвертого дня ей удалось найти укрытие — крошечный закуток глубоко под землей. Здесь можно наконец выспаться, здесь безопасно — решила она, искренне надеясь, что так оно и есть.

* * *

Мистер Круп нанял Росса на Плавучем рынке, который на этот раз проходил в Вестминстерском аббатстве.

— Считай, что это наш кенар, — сообщил он мистеру Вандемару.

— Будет нам петь? — удивился тот.

— Это более чем маловероятно, — ответил мистер Круп, приглаживая свои гладкие рыжие волосы. — Называя его кенаром, я думал не о вокальных данных этой птицы, а о том, как ее используют шахтеры.

Мистер Вандемар кивнул. «Ага, точно, канарейка в шахте»,^[6] — наконец дошло до него.

В самом деле, мистер Росс был ничуть не похож на кенара: огромный (почти как мистер Вандемар), грязный, бритый наголо и немногословный. Впрочем, он сообщил Крупу и Вандемару, что обожает убивать и считает себя в этом деле профессионалом, чем ужасно их насмешил — как насмешил бы Чингисхана юный монгол, похваляющийся тем, что впервые сжег юрту или разграбил селение. Он был кенаром и даже не подозревал об этом. Итак, мистер Росс, в грязной футболке и заношенных джинсах, шел впереди, а Круп и Вандемар — в элегантных костюмах — за ним.

Чтобы вы не спутали мистера Крупа и мистера Вандемара, сразу скажу, как их различать.

Во-первых, мистер Вандемар на две с половиной головы выше мистера Крупа.

Во-вторых, у мистера Крупа глаза бледно-голубые, а у мистера Вандемара — карие.

В-третьих, у мистера Вандемара на правой руке четыре кольца в форме вороньих черепов. Мистер Круп же не питает страсти к украшениям.

В-четвертых, мистер Круп любит красиво говорить, а мистера Вандемара больше интересует еда.

И вообще, они ничуть не похожи.

Что-то прошуршало в темноте. Секунда — и нож, который мистер Вандемар держал в руке, вонзился в стену в тридцати футах от них и замер подрагивая. Мистер Вандемар подошел и выдернул нож из стены. На лезвие была насажена серая крыса. В предсмертной агонии она хватала ртом воздух. Мистер Вандемар зажал ее голову между большим и указательным пальцем и с хрустом раздавил череп.

— Ну вот, эта крыса уже никого не сможет предать, — заметил мистер Круп и засмеялся собственной шутке. Мистер Вандемар молчал. — До тебя дошло?

Мистер Вандемар снял с лезвия ножа крысиный труп, откусил голову и принялся задумчиво жевать. Мистер Круп вышиб крысу у него из рук.

— Хватит! — Мистер Вандемар обиженно убрал нож. — Выше нос, — ободрил его мистер Круп. — Найдешь себе другую крысу. А сейчас — вперед. Людей убивать, себя показать.

* * *

Три года жизни в Лондоне не изменили Ричарда, хотя сам город он стал воспринимать иначе. По книгам и фотографиям Лондон представлялся ему серым, даже черным, а оказалось, что он яркий, разноцветный. Красный кирпич, белый камень, алые автобусы, толстопузые черные такси (которые оказывались вовсе не черными, а золотыми, зелеными и коричневыми — чем сперва ужасно его удивляли), ярко-красные почтовые ящики, зеленые парки и кладбища.

В этом городе исконно древнее и возмутительно новое теснят друг друга — не нагло, но без всякого почтения. Это город магазинов и офисов, ресторанов и домов престарелых, парков и церквей, памятников, которые никто не замечает, и дворцов, совсем не похожих на дворцы; город неповторимых районов с удивительными названиями — Кроуч-энд, Чолк-фарм, Эрлс-корт, Марбл-арч. Шумный, грязный, радостный, беспокойный город, который живет туризмом и презирает туристов; город, в котором средняя скорость движения ничуть не выросла за последние три столетия, несмотря на пятьсот лет лихорадочных попыток расширить улицы и помирить пешеходов и транспортные средства (будь то телеги, экипажи или автомобили). Город, населенный (и перенаселенный) представителями всех рас, всех социальных слоев и самых разнообразных вкусов и пристрастий.

Когда Ричард только приехал, Лондон показался ему огромным, странным и запутанным. Единственным, что было логичным в этом хаосе, это карта метро — сеть изящных разноцветных линий. Однако со временем он понял, что метро дает лишь иллюзию порядка, а на самом деле вовсе не отражает истинной географии города. «Точно так же, как принадлежность к политической партии…» — однажды подумал он и сам порадовался такой остроумной мысли. Однако после того как на вечеринке он безуспешно пытался толковать о сходстве между метро и политическими партиями с малознакомыми людьми, он зарекся впредь говорить о политике.

Постепенно Ричард все лучше узнавал город. Этот процесс, сходный с осмосом^[7] или белым знанием (которое по сути то же, что «белый шум»,^[8] только более информативно), пошел быстрее, когда Ричард обнаружил, что площадь лондонского Сити не больше квадратной мили — от станции «Элдгейт» на востоке до «Флит-стрит» и «Олд Бейли» на западе: крошечный клочок земли, на котором скопились все финансовые учреждения Лондона, тот самый клочок, с которого все и началось.

Две тысячи лет назад Лондон был кельтской деревушкой на северном берегу Темзы, которую облюбовали для себя римляне. Он рос и рос, медленно и неспешно, пока тысячу лет назад его западная часть не достигла Вестминстера — королевской резиденции, а потом появился Лондонский мост, город соединился с Саутуорком и с тех пор стал расти все быстрее: шумные улицы возникли на месте полей, лесов и болот, а город стремительно разрастался, вбирая в себя деревушки, как лужица ртути притягивает ртутные шарики. Уайтчепел и Дептфорд на востоке, Хэммерсмит и Шепердс-буш на западе, Кэмден и Ислингтон на севере, Баттерси и Лэмбет за Темзой на юге — все они растворялись в Лондоне, оставляя после себя одни названия.

Лондон вырос и стал огромным и разнородным. Это был хороший город, и те, кто здесь оказался, вынуждены были дорого платить — потому что за все хорошее приходится платить. Впрочем, и сам город заплатил немало.

Некоторое время спустя Ричард стал воспринимать Лондон как данность, он начал гордиться, что не видел ни одной из его достопримечательностей (если не считать Тауэра, куда ему пришлось повести тетю Мод, приехавшую ненадолго погостить).

Но Джессика все изменила. По выходным Ричард шел с ней то в Национальную галерею, то в галерею Тейт, то еще куда-нибудь; и он узнал, что, если долго ходить по музеям, ноги начинают страшно болеть, а все шедевры мировой живописи сливаются в одно полотно, и просто уму непостижимо, сколько приходится выкладывать в музейных кафетериях за чашку чая и кусок пирога.

— Вот чай и эклер, — говорил он. — Дешевле было бы купить картину Тинторетто.

— Не преувеличивай, — беззаботно отвечала Джессика. — К тому же в Тейт нет Тинторетто.

— Ну, если бы я взял кусок вишневого торта, — ворчал Ричард, — они смогли бы приобрести еще одно полотно Ван Гога.

— Нет, не смогли бы, — возражала Джессика, которая во всем любила точность.

Ричард познакомился с ней два года назад в Париже, куда приехал на несколько дней. Он бродил по Лувру, пытаясь найти своих коллег, организовавших поездку во Францию. Глядя на какую-то внушительных размеров скульптуру, сделал шаг назад и наткнулся на Джессику, которая рассматривала огромный алмаз, сыгравший необыкновенную роль в истории. Ричард попытался извиниться по-французски, хотя французского не знал, потом бросил эту бессмысленную затею и принялся извиняться по-английски, потом стал извиняться по-французски за то, что вынужден извиняться по-английски, и наконец обнаружил, что в Джессике нет абсолютно ничего французского и она самая настоящая, стопроцентная англичанка. Однако к тому времени, в качестве компенсации за причиненный ущерб, он уже успел купить ей чрезвычайно дорогой сэндвич и невероятно дорогой яблочный сок. Собственно, с этого все и началось. С тех пор ему так и не удалось добиться от Джессики понимания в том, что он терпеть не может музеи.

Если они не собирались в музей, Джессика тащила его по магазинам в Найтсбридж, до которого от ее квартиры в Кенсингтоне можно было очень быстро дойти пешком и смехотворно быстро доехать на такси. Ричард плелся за ней по гигантским, внушавшим ужас торговым комплексам, таким, как «Хэрродс» и «Харвей Николс», где Джессика покупала абсолютно все — от украшений и книг до продуктов на неделю.

Красивая, неглупая и амбициозная Джессика восхищала Ричарда. Она же видела в нем огромный потенциал и была уверена, что умелая женская рука сможет вылепить из него идеального жениха. Досадуя, что ему не хватает целеустремленности, она дарила ему книги вроде «Успех для всех», «Сто двадцать пять полезных привычек делового человека» и им подобные, в которых рассказывалось, что к карьере надо подходить как к военной кампании. Принимая эти книги, Ричард неизменно благодарил ее и в самом деле собирался их прочесть. В отделе мужского платья «Харвей Николс» она подбирала ему то, что, по ее мнению, он должен был носить, — и он это носил, во всяком случае, по будням. А через год после знакомства она сказала, что пора выбирать обручальное кольцо.

— Что ты в ней нашел? — спросил Гарри из отдела корпоративных финансов полтора года спустя. — Это же просто чудовище.

Ричард покачал головой.

— Неправда. Она очень милая. Ты плохо ее знаешь.

Гарри поставил на место пластмассового тролля, которого взял у Ричарда со стола.

— Удивительно, как она еще не запретила тебе играть в игрушки.

— Не знаю, мы об этом не говорили, — ответил Ричард и сам взял одного из троллей — с ярко-апельсиновыми волосами и выражением потерянности на морде.

На самом деле они с Джессикой о троллях говорили. И в конце концов она убедила себя, что тролли для Ричарда — это как ангелы для мистера Стоктона: экстравагантное, но безобидное увлечение. Джессика как раз занималась организацией выставки: коллекция ангелов мистера Стоктона должна была проехать по всей стране, — и пришла к выводу, что все великие люди что-нибудь коллекционировали. На самом деле Ричард вовсе не коллекционировал троллей. Просто однажды подобрал на улице забавную игрушку, а затем, в неосознанной и, разумеется, тщетной попытке привнести что-то свое в обезличенный мир офиса, поставил тролля себе на монитор. Остальные появились в следующие несколько месяцев — их подарили коллеги, заметившие любовь Ричарда к маленьким уродцам. Он расставил их на столе между телефонами и рамкой с фотографией Джессики, к которой накануне приклеил желтую бумажку.

Был вечер пятницы. Ричард давно заметил, что неприятности трусливы — они никогда не ходят поодиночке, а собираются в стаи и атакуют все разом. Вот например в эту пятницу. Целый месяц Джессика твердила ему, что это самый важный день в его жизни. Не в ее жизни, понятное дело. Величайший день в ее жизни еще впереди, когда она станет премьер-министром, королевой или богиней, — как считал Ричард. Но это был безусловно самый важный день в его жизни. И ужас в том, что несмотря на желтую бумажку на дверце холодильника, несмотря на такую же бумажку на фотографии Джессики, он напрочь об этом забыл.

А еще давно надо было сдать отчет по Вендсворту. Он-то и занимал сейчас Ричарда больше всего. Проверив очередной столбец цифр, он вдруг заметил, что не хватает семнадцатой страницы. Распечатал ее заново, просмотрел еще страницу, мечтая только о том, чтобы случилось чудо и телефон не зазвонил… Но он зазвонил. Ричард включил громкую связь.

— Алло! Ричард! Финансовый директор интересуется, когда он получит отчет.

Ричард посмотрел на часы.

— Да, Сильвия, через пять минут. Уже почти все. Только вложу отчет о прибылях и убытках.

— Спасибо, Дик. Я зайду через пять минут.

Сильвия была секретарем финансового директора, очень этим гордилась и неустанно демонстрировала деловитость.

Едва Ричард выключил связь, телефон зазвонил снова.

— Ричард, — послышался голос Джессики. — Это Джессика. Ты ведь не забыл?

— О чем? — пробормотал Ричард, пытаясь вспомнить, что же он мог забыть.

В надежде найти ответ он бросил взгляд на фотографию Джессики — и ответ нашелся на желтой бумажке, приклеенной ей на лоб.

— Ричард! Возьми трубку.

Он взял, перечитывая написанное на бумажке.

— Прости, Джесс. Нет, я не забыл. В семь часов в «Итальянском дворике». Встречаемся на месте?

— Джессика, а не Джесс. — Она на секунду умолкла. — После того, что было в прошлый раз? Нет уж. Ты заблудишься даже на лужайке перед домом!

Ричард хотел сказать, что любой может перепутать Национальную галерею с Национальной портретной галереей и что не она же простояла весь день под проливным дождем (впрочем, он считал, что это ничуть не хуже, чем бродить по любой из означенных галерей, пока ноги не отвалятся), — но смолчал.

— Я зайду за тобой, — объявила Джессика. — Пойдем туда вместе.

— Хорошо, Джесс. То есть, прости, Джессика.

— Ричард, ты ведь подтвердил заказ?

— Конечно, — бодро соврал Ричард. У него на столе истошно заверещал другой телефон. — Джессика, я тут…

— Отлично, — ответила Джессика и повесила трубку.

Одной из самых дорогостоящих покупок в жизни Ричарда стало обручальное кольцо для Джессики, которое он приобрел полтора года назад в «Хэрродс» — со скидкой, разумеется.

Он снял трубку со второго телефона.

— Салют, Дик, — сказал Гарри. — Это я, Гарри. — Гарри сидел через несколько столов от Ричарда и махал ему из-за своего сверкающего чистотой стола, на котором, разумеется, не было никаких троллей. — Ну как, все в силе? Помнишь, мы собирались выпить и обсудить ситуацию с «Мерстэм»?

— Гарри, хватит названивать. Конечно, все в силе, — буркнул Ричард и повесил трубку.

На желтой бумажке, внизу, был номер телефона — он сам его записал несколько недель назад, когда оставил это напоминание самому себе. И он действительно заказал столик — кажется. Но не подтвердил заказ. Все собирался, но забегался… да и времени еще оставалось вполне достаточно. Однако неприятности ходят стаями…

У его стола возникла Сильвия.

— Дик, где отчет?

— Сейчас, Сильвия. Подожди секундочку. — Он застучал по кнопкам телефона и облегченно вздохнул, когда на том конце ответили:

— «Итальянский дворик». Слушаю вас.

— Мне нужен столик на троих, — выдохнул Ричард, — сегодня. Я, кажется, заказывал. Если да, то я подтверждаю бронь. А если нет, то хотел бы заказать его сейчас. Если можно.

Оказалось, никто не бронировал столик на сегодня на имя Мэхью. И на имя Стоктона тоже. И на Бартрам (фамилия Джессики). А заказать сейчас…

Самым неприятным был даже не отказ, а то, каким тоном ему отказали. Этот тон подтверждал, что столик на сегодня следовало заказать давным-давно. Возможно, это должны были сделать родители еще до его рождения. А теперь заказать столик на сегодня абсолютно невозможно. Даже если папа римский, премьер-министр Великобритании и президент Франции явятся в «Итальянский дворик», заранее не заказав столик и не подтвердив заказ, они будут изгнаны оттуда с позором.

— Понимаете, это для босса моей невесты. Конечно, я должен был позвонить заранее. Но ведь нас только трое, неужели нельзя как-нибудь…

На том конце повесили трубку.

— Ричард! Финансовый директор ждет! — напомнила Сильвия.

— Как думаешь, если я перезвоню и предложу им денег, у них найдется столик?

* * *

Ей снилось, что они снова дома — все вместе: родители, брат и малышка-сестренка. Бледные и серьезные, все стоят в зале и смотрят на нее. Порция, мама, погладила ее по щеке и сказала, что ей грозит опасность. Во сне Дверь улыбнулась: «Знаю». Мама покачала головой. «Нет. Нет. Опасность грозит тебе сейчас. Прямо сейчас».

Девушка открыла глаза. Тихо и очень медленно дверь отворялась. Она затаила дыхание. Послышались осторожные шаги по каменному полу. Может, он меня не заметит, подумала она. Может, уйдет. И вдруг, в отчаянии: Как же хочется есть!

Шаги нерешительно замерли. Она знала, что хорошо спряталась — ее не видно под газетами и тряпьем. И очень может быть, что тот, кто пришел, не желает ей зла. Слышит ли он, как у меня бьется сердце? Шаги вновь стали приближаться. Она знала, что должна сделать. Ей было страшно. Чья-то рука откинула тряпье, и она увидела безбровое лицо, исказившееся нехорошей ухмылкой. Она откатилась в сторону и изогнулась — лезвие, которое должно было вонзиться ей в грудь, угодило в предплечье.

До сих пор она не думала, что сможет. Ей казалось, у нее не хватит смелости, она никогда не будет настолько напугана, в таком отчаянии, чтобы сделать это. Но она протянула руку к его груди и открыла…

Он охнул и повалился на нее. Стало мокро, жарко и скользко. Она выползла из-под него и бросилась прочь из своего убежища.

В туннеле — узком, с низким потолком — тяжело дыша, она привалилась к стене и захлебнулась рыданиями. На этого человека ушли последние силы. Она совсем выдохлась. Левое предплечье пульсировало. Нож, вспомнила она и вздохнула: зато теперь ей ничто не угрожает.

— Ай-ай-ай, — послышалось откуда-то справа, из темноты. — Ей удалось уйти от мистера Росса. Вот уж никогда бы не подумал, мистер Вандемар, — протянул голос, тягучий, как серая слизь.

— Я тоже, мистер Круп, — отозвался кто-то слева.

Вспыхнул дрожащий свет.

— Однако, — проговорил мистер Круп. Его глаза блестели во мраке туннеля, — от нас ей не уйти.

Дверь со всей силы ударила его коленом в живот, зажала правой рукой рану и помчалась куда глаза глядят.

Она спаслась.

* * *

— Дик!

Ричард отмахнулся. Теперь у него почти все под контролем. Еще чуть-чуть…

— Дик! — повторил Гарри. — Уже полседьмого.

— Сколько?!

Документы, карандаши, таблицы, тролли полетели в портфель. Он защелкнул застежки и побежал, на ходу накидывая плащ.

Гарри трусил за ним.

— Эй, так как насчет выпить?

— Выпить?

— Мы же хотели сегодня обсудить ситуацию с «Мерстэм». Забыл?

Так это сегодня? Ричард на секунду замер, подумав о том, что если бы неорганизованность стала олимпийским видом спорта, он мог бы с честью выступить за свою страну.

— Гарри, прости. Не получится. Я сегодня должен встретиться с Джессикой. Мы ведем в ресторан ее босса.

— Мистера Стоктона? Того самого Стоктона?

Ричард кивнул. Они сбежали по ступенькам.

— Что ж, желаю хорошо провести время, — проговорил Гарри совершенно неискренне. — Как там твое чудовище из Черной Лагуны?

— Джессика из Илфорда. Ее любовь по-прежнему согревает меня. Спасибо, что спросил, Гарри.

Они вышли в холл. Ричард бросился к автоматическим дверям, которые, разумеется, не открылись.

— Уже полседьмого, мистер Мэхью, — сообщил охранник, мистер Фиджис. — Вам придется расписаться.

— Вот уж не вовремя, — проворчал Ричард себе под нос. — Совсем не вовремя.

От охранника пахло какой-то мазью. Поговаривали, что у него энциклопедическая коллекция мягкого порно. Он охранял вход с каким-то болезненным энтузиазмом — после того случая, когда пропало все компьютерное оборудование с целого этажа, а также две пальмы в кадках и аксминстерский^[9] ковер финдиректора.

— Значит, посидеть не получится?

— Прости, Гарри. Давай в понедельник, а?

— Ну хорошо, до понедельника.

Мистер Фиджис внимательно изучил их подписи и, убедившись, что они не выносят ни компьютеров, ни пальм, ни ковров, нажал на кнопку, и дверь открылась.

— Ну да, двери, — сказал Ричард, словно что-то припоминая.

* * *

Туннель раздвоился. Она выбрала наугад. Бежала и бежала, отталкиваясь то от одной стены, то от другой, и постоянно спотыкаясь. Мистер Круп и мистер Вандемар шли за ней — спокойно и беззаботно, как викторианские государственные мужи, прогуливающиеся по Великой выставке в Хрустальном дворце.^[10] Когда они оказывались на перепутье, мистер Круп наклонялся и выискивал на полу капельку крови. Они были словно гиены, терпеливо ожидающие, пока жертва выдохнется. Они никуда не торопились. Время принадлежало им.

* * *

Ричарду наконец улыбнулась удача: он поймал такси. На редкость жизнерадостный водитель провез Ричарда по таким улочкам, о существовании которых тот даже не подозревал, бодро рассуждая о политике, росте преступности и пробках на дорогах — как рассуждают все лондонские таксисты, если пассажир жив и говорит по-английски. Ричард выскочил из такси, оставив водителю хорошие чаевые и свой портфель, потом умудрился тормознуть такси, прежде чем оно вырулило из переулка, и забрать портфель, взлетел по лестнице и вбежал в квартиру, раздеваясь на ходу. Он ловко швырнул портфель через всю комнату прямиком на диван. Ключи Ричард достал из кармана и предусмотрительно положил на тумбочку в коридоре — чтобы не забыть.

Когда он ворвался в спальню, зазвонил домофон. На ходу натягивая свой лучший костюм, Ричард бросился в коридор.

— Ричард? Это Джессика. Надеюсь, ты готов.

— Да, конечно. Уже спускаюсь.

Он накинул плащ и, выскочив на площадку, захлопнул за собой дверь.

Джессика как всегда ждала его внизу у лестницы. Она не любила его квартиру — там все было противно ее женской натуре. В самом неожиданном месте можно было обнаружить его трусы, на раковине в ванной засохли капли зубной пасты — нет, это было совсем не подходящее место для Джессики.

При виде нее Ричард в очередной раз подивился, до чего же она красива. Он нередко ловил себя на том, что откровенно любуется ею, недоумевая: Как такая женщина могла выбрать меня? Но когда они занимались любовью в квартире Джессики в фешенебельном Кенсингтоне, на ее медной кровати, под накрахмаленными льняными простынями (ее родители говорили, что пуховые одеяла — признак дурного вкуса) — он обнимал ее в темноте, ее каштановые локоны рассыпались по его груди, она шептала ему, как сильно его любит, он шептал «люблю» в ответ, и — оба верили, что так оно и есть.

* * *

— Глядите-ка, мистер Вандемар. Она бежит уже не так быстро.

— Это верно, мистер Круп.

— Должно быть, потеряла много крови.

— Славной крови. Славной, липкой крови.

— Ждать уже недолго.

Раздался щелчок — это открылся пружинный нож. Звонкий, одинокий звук в темноте.

* * *

— Ричард, что ты делаешь?

— Ничего.

— Ты опять забыл ключи?

— Нет.

Ричард прекратил поиски и сунул руки в карманы плаща.

— Значит, так. Когда будешь говорить с мистером Стоктоном, помни: это не просто важная персона, это еще и целая компания в одном лице.

— Прямо не терпится с ним познакомиться, — вздохнул Ричард.

— Ричард, что это значит?

— Честно, жду не дождусь! — сказал он уже бодрее.

— Ты можешь идти скорее? — спросила Джессика. Если бы она не была самим совершенством, можно было бы предположить, что она начала терять терпение. — Мы не имеем права опаздывать.

— Конечно, Джесс.

— Ричард! Не называй меня так. Терпеть не могу уменьшительные имена. Они принижают!

— Подайте монетку! — протянул человек, сидевший на тротуаре. У него была желтоватая седая борода и ввалившиеся темные глаза. На шее на растрепанной бечевке висела картонка, извещавшая, что он бездомный и голодный. Впрочем, это и так было понятно. Ричард сунул руку в карман и принялся искать мелочь.

— Ричард! У нас нет времени, — сказала Джессика, которая периодически делала пожертвования благотворительным организациям и вкладывала свои средства исключительно в полезные для общества мероприятия. — Так вот, я хочу, чтобы ты произвел на мистера Стоктона хорошее впечатление. Ведь ты мой жених! Мне очень важно, чтобы ты понравился мистеру Стоктону. — Тут ее лицо исказилось в умильной гримасе, она на секунду прижалась к Ричарду и прощебетала: — Я же так тебя люблю! Ты ведь знаешь, что я тебя люблю?

Ричард кивнул: да, он знал, что она его любит.

Джессика посмотрела на часы и зашагала быстрее. Ричард незаметно бросил монетку в один фунт — и человек на тротуаре ловко поймал ее грязной ладонью.

— Столик заказал? Все в порядке? — спросила Джессика, и Ричард, который не умел врать, когда его спрашивали напрямую, выдавил только:

— Э-хм…

* * *

Она свернула не туда — и уперлась в тупик. Раньше бы ее это не остановило, но сейчас она была голодна, ранена и измучена… Она прижалась щекой к грубой кирпичной кладке и тяжело дышала, захлебываясь рыданиями. Рука у нее была холодная, а ладонь онемела. Она чувствовала, что это конец. Свет начал меркнуть. Ей хотелось лечь и заснуть на сто лет.

— Клянусь всеми уголками моей черной души! Мистер Вандемар, вы это видите? — послышался голос. Оказывается, преследователи были ближе, чем она думала. — Моим глазам предстало нечто такое…

— Что мы сейчас убьем, мистер Круп, — подхватил другой голос.

— Наш босс будет в восторге.

Девушка собрала последние силы, почерпнутые из глубин боли, страха и отчаяния. Она выдохлась, она разбита, она больше ничего не может. Бежать некуда, сил нет, времени нет.

— Пусть это будет последняя дверь, которую мне удастся открыть, — взмолилась она, обращаясь к Темплу и Арке.^[11] — Пусть она ведет куда угодно, куда-нибудь, где безопасно… — и в отчаянии добавила: — К кому-нибудь.

Уже теряя сознание, она попыталась открыть дверь.

Когда темнота объяла ее, она услышала голос мистера Крупа, прозвучавший откуда-то издалека. Он сказал:

— Черт ее подери!

* * *

Джессика и Ричард шли к ресторану. Она держала его под руку и бодро стучала каблучками по тротуару. Ричард с трудом выдерживал этот темп. Уличные фонари и витрины уже закрывшихся магазинов освещали им путь. Они миновали череду призрачных зданий, темных и заброшенных, за высоким кирпичным забором.

— Ты правда пообещал им пятьдесят фунтов за столик?! Ричард, ты идиот! — глаза Джессики сердито сверкнули. Его рассказ не показался ей забавным.

— У них почему-то не оказалось записи о моем заказе. И они сказали, что все столики забронированы.

Их шаги гулким эхом отдавались от стен.

— Теперь нас наверняка посадят рядом с кухней, — вздохнула Джессика. — Или у входа. Ты сказал им, что это для мистера Стоктона?

— Да.

Она снова вздохнула и потащила Ричарда дальше. Вдруг впереди открылась дверь и кто-то шагнул на улицу. Секунду, показавшуюся очень долгой, человек покачивался из стороны в сторону, а потом рухнул на тротуар. Ричард вздрогнул и замер. Джессика резко дернула его вперед.

— Самое главное, запомни: ни в коем случае не перебивай мистера Стоктона и не вздумай с ним спорить — он этого терпеть не может. И обязательно смейся его шуткам. А если не поймешь, шутка это или нет, — посмотри на меня, я… м-м… буду барабанить пальцами по столу.

Они дошли до распростертой на асфальте фигуры. Джессика невозмутимо через нее перешагнула, а Ричард остановился.

— Джессика.

— Да, ты прав. Он может подумать, что мне скучно. — Джессика задумалась. — О! Точно! — Она просияла. — Если он пошутит, я коснусь уха.

— Джессика! — Он не мог поверить, что она не замечает человека на тротуаре.

— Что? — раздраженно спросила она, недовольная тем, что прервали ход ее мыслей.

— Гляди.

Он указал на тротуар. Человек в бесформенной, мешковатой одежде лежал лицом вниз. Джессика схватила Ричарда за руку.

— А, ну да. Знаешь, Ричард, если станешь обращать внимание на всяких бродяг, придется заниматься только ими. Поверь, у них у всех есть квартиры. Она проспится и придет в себя. — Она? Ричард пригляделся. В самом деле, это была девушка. Джессика между тем продолжала: — Я сказала мистеру Стоктону, что мы… — Ричард опустился на колени. — Ричард! Что ты делаешь?!

— Она не пьяная, — проговорил он и, посмотрев на свои пальцы, добавил. — Она ранена. Вся в крови.

Джессика поглядела на него раздраженно.

— Мы опаздываем, — напомнила она.

— Но девушка ранена.

Джессика снова посмотрела на фигурку на тротуаре. Ричард никогда не умел расставлять приоритеты.

— Ричард, мы опоздаем. О ней позаботится кто-нибудь другой.

Лицо девушки было в грязи, а одежда — мокрая от крови.

— Она ранена, — просто повторил он. Джессика никогда прежде не видела его с таким лицом.

— Ричард, — строго проговорила она и вдруг смягчилась, найдя выход: — Позвони 999 и вызови «скорую». Только быстрее.

Девушка вдруг открыла глаза — огромные на маленьком грязном личике.

— Пожалуйста, не надо «скорую», — еле слышно проговорила она. — В больнице меня найдут. Отвезите меня куда-нибудь, где безопасно. Пожалуйста.

— Но вы ранены, — сказал Ричард и посмотрел туда, откуда она появилась. Никакой двери там не было — только глухая кирпичная стена. Он снова поглядел на хрупкую фигурку и спросил: — Почему вы не хотите в больницу?

— Помогите мне! — прошептала она и закрыла глаза.

— Почему вы так боитесь оказаться в больнице? — повторил он, но она не ответила.

— Когда будешь звонить в «скорую», — продолжала Джессика, — не называй своего имени. Иначе придется заполнять бумаги, и тогда мы точно опоздаем. А я никому не позволю испортить этот вечер… Ричард! Что ты делаешь?

Он осторожно взял девушку на руки и подивился, какая она легкая.

— Я отнесу ее к себе, Джесс. Нельзя же ее здесь оставить. Передай мистеру Стоктону мои извинения. Скажи, что случилось нечто непредвиденное. Уверен, он поймет.

— Ричард Оливер Мэхью, если ты сейчас же не опустишь эту девицу на землю, я разрываю нашу помолвку! — ледяным тоном объявила Джессика. — Серьезно тебя предупреждаю!

Чувствуя, как его рубашка становится мокрой и теплой от крови, Ричард вдруг понял, что иногда просто нет выбора.

И ушел.

Джессика осталась стоять на тротуаре, глядя вслед человеку, который взял и испортил такой важный вечер. На ее глаза навернулись слезы. Вскоре он скрылся из виду и тогда — и только тогда — Джессика позволила себе громко и неприлично выругаться: «Блядь!». Она швырнула сумочку на землю, и из нее вывалились мобильный телефон, помада, ежедневник, тампоны. Но поскольку ничего другого не оставалось, она собрала все обратно в сумочку и отправилась в ресторан, где ее ждал мистер Стоктон.

Позже, потягивая белое вино, она попыталась придумать достойное оправдание для своего жениха и решила объявить, что Ричард неожиданно скончался.

— Это случилось так внезапно… — промолвила она трагическим шепотом.

* * *

По дороге домой Ричард ни разу не задумался о том, что же он делает. От него ничего не зависело. Где-то в дальнем уголке сознания кто-то — точнее, нормальный, разумный Ричард Мэхью — говорил, что он повел себя как болван, что достаточно было вызвать полицию или «скорую», что поднимать раненого опасно, что он по-настоящему, серьезно обидел Джессику, что ему придется спать на диване, что он испортил свой единственный дорогой костюм, что от девушки ужасно воняет… но Ричард просто шел вперед, шаг за шагом, не обращая внимания, что руки болят и спину ломит и что прохожие странно на него косятся, — он просто шел. И вскоре добрался до своего дома, медленно поднялся по лестнице, оказался перед дверью квартиры — и только тогда сообразил, что забыл ключи на тумбочке в коридоре…

Но девушка вытянула свою грязную окровавленную руку — и дверь открылась.

Никогда бы не подумал, что буду рад, если замок можно будет открыть без ключа, подумал Ричард, внося девушку в квартиру и закрывая дверь ногой. Он положил ее на кровать. Его рубашка пропиталась кровью.

Девушка была в сознании: глаза закрыты, но веки подрагивали. Он снял с нее кожаную куртку и охнул, увидев длинный порез на левом предплечье.

— Послушай, я сейчас вызову врача, — негромко сказал он. — Ты меня слышишь?

Она открыла глаза — огромные и испуганные.

— Не надо, пожалуйста! Со мной все будет в порядке. Порез неглубокий. Мне бы только поспать… А врача не надо.

— Но рука…

— Завтра все будет в порядке… — еле слышно повторила она.

— Э-э… ну ладно, — согласился он. Тут в нем проснулся здравомыслящий Ричард: — Послушай, можно хотя бы узнать?..

Но она уже спала. Он достал из шкафа старый шарф с университетской символикой и туго перевязал рану. Не хотелось, чтобы она истекла кровью у него на кровати и умерла, прежде чем он успеет вызвать врача. Потом он вышел из спальни и бесшумно прикрыл дверь.

Сел на диван перед телевизором и задумался, что же он натворил.

Примечания

6

Шахтеры прошлого брали с собой в угольные шахты канареек, поскольку эти птицы чувствовали метан в атмосфере шахты задолго до того, как его концентрация становилась опасной.

7

Осмос — просачивание жидких веществ сквозь полупроницаемые животные или растительные перепонки, ткани.

8

Белый шум — шум, в котором звуковые колебания разной частоты представлены в равной степени, т. е. в среднем интенсивности звуковых волн разных частот примерно одинаковы, например, шум водопада.

9

Аксминстерский ковер — род бархатного ковра с тиснением в виде крупных цветов.

10

Великая выставка в Хрустальном дворце — знаменитая международная выставка в Лондоне в мае 1851 г., одной из основных идей которой было совместить искусство и науку в попытке стимулировать развитие промышленного дизайна. Выставка продолжалась 120 дней, ее посетила примерно пятая часть всего населения Великобритании.

11

Темпл (Внутренний Темпл и Средний Темпл) — два из четырех древнейших судебных иннов, расположенных в районе с тем же названием, который долгое время принадлежал ордену тамплиеров. В современном Лондоне существует также станция метро «Темпл». Арка происходит от названия Церкви на Арках (церкви Сент-Мэри-ле-Боу), где заседал апелляционный суд — Court of Arches («Суд Арок»). Темпл и Арка в романе превращаются в своеобразных божеств.