Крокодил

Нина Александровна Глинских

Полки уходили далеко вверх, и счету книгам не было. Он пригляделся и заметил странное дрожание или вибрацию, которая исходила от книг. Они будто были тёплыми и живыми, и из каждой торчала красная нитка-закладка. Нити не заканчивались, а тянулись и тянулись куда-то еще выше.

Иллюстрации на обложке Алессандро Александрович Табакки

© Нина Александровна Глинских, 2022

ISBN 978-5-0056-9445-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Крокодил

Если бы человек был метафорой его детства, то Крокодил был бы Десятым. Десятый ребёнок в семье, как он любил говорить друзьям, «последний и самый любимый», и друзья делали вид, что верили. Дело было даже не в его несвежих рубашках или вечно дурном запахе из рта. Крокодил жил среди великолепных развалин, в благодатной тёплой глуши юга Франции, где все дышит историей и каждый камень на счету, и вполне мог позволить себе непритязательный вид потомка мелких буржуа. И только скорость, с которой он обобщал все явления действительности вокруг себя, низводя любую вещь или событие до обыденности, десятого значения явления жизни, говорила о том, что сам он привык быть всегда Десятым. Жалобная гримаса застывала на его лице в первое время, когда мать оставляла его в деревенском доме деда совсем маленьким. А потом привык. Ходить босым по траве ранним утром, пасти коров, пить молоко прямо из тёплого вымени. Он рос в доме с двумя оставшимися, уже почти взрослыми, старшими сёстрами. Они любили его, но почти не замечали.

Последыш, Десятый. Просто потому, что небеса так распорядились. Родители вовсю, хотя и из последних сил, старались достойно выпустить сестёр в свет. Десятый только вздыхал, глядя на новый велосипед и дорогую скрипку соседского мальчишки. Дед, глядя на него в такие моменты, говорил: «Музыку мы знаем и понимаем ещё как, но когда приходит голодный год, миру нужны земледельцы».

Окончив школу, он пошёл работать на фабрику, уехав из опустевшего родительского дома. Зачем ему колледж или университет? Среди старших братьев и сестёр уже были образованные и состоятельные люди, которыми так гордились его родители. А ему, ну зачем ему какие-то университеты? Кого этим удивишь?

Коренастый, невысокого роста, с женственными бедрами, тяжелой нижней челюстью и глубоко посаженными голубыми глазами, он старался обходить стороной красивых девушек. Они отвечали взаимностью.

Однажды на фабрике появился Жан. Весёлый, симпатичный, с вечной гитарой в руках, он сразу стал местной знаменитостью. У Жана друзья в Париже. Вообще, весь какой-то столичный. Как его занесло в южную глухомань, не совсем понятно. Но, видимо, так сложились обстоятельства.

Жан снял крохотную квартиру в старом корпусе недалеко от главного фабричного корпуса. Сидел на подоконнике вечерами и небрежно перебирал струны, о чем-то задумавшись. Простые, искренние и робкие молодые работницы то и дело проходили мимо, как бы невзначай показываясь на глаза молодому красавцу.

Вечером Жан приглашает к себе — обсудить создание молодежного театра при фабрике. Пойдешь?

Эллен тараторила, а Десятый меланхолично ел большой брикет мороженого, глядя мимо нее. Она была активной, смышлёной, с неправильными подвижными чертами лицами и вечной потребностью прицепиться к кому-нибудь со своей добротой. Так, по крайней мере, думал Десятый.

Вполне дружелюбно думал, ведь кроме Эллен он почти ни с кем не общался.

Однажды он даже прочитал ей стихи, те, которые старшая сестра разучивала для школьной премьеры, немного напутав и добавив какие-то случайные слова от себя. С тех пор Эллен воодушевилась и ходила за ним повсюду как привязанная.

Компания у Жана собралась молодая, шумная и Творческая.

Ну, пожалуйста! Он очень талантливый! Пусть он пишет что-то для сцены, — Эллен уговаривала Жана, который вызвался быть главным режиссером самодеятельного театра.

Через два месяца премьера комедии с песнями знаменитых шансонье с успехом прогремела на фабричных подмостках.

— Ты — парень толковый, — сказал Десятому Жан. — Я скоро в Париж, если хочешь, приезжай ко мне — познакомлю с друзьями.

За кулисами столпилась кучка молодых людей. Жан, в новой кожаной куртке, обнимал красотку, которая и глазом не вела в сторону Десятого. Все завороженно смотрели на сцену, где был Он — Живая легенда, Творец истории эстрадной песни 20 века. Бархатный голос и особая, проникновенная лирическая манера не оставляла шансов не восхищаться. «Ох, мой друг Шарль, какая это потеря, личная потеря для меня», — напишет через 40 лет Крокодил на своей странице в Лукбуке, а пока он тоже смотрел. Но не на сцену, а на Жана, в лучах молодости и красоты которого грелась и дурнушка Эллен, слегка прикасаясь к рукаву пиджака обаятельного и открытого всем ветрам лидера их компании, стоя рядом в маленьком пространстве кулис. В этот момент что-то провернулось и щелкнуло внутри Десятого. Медленно, не отводя стеклянного взгляда от Жизни, внутри него с тихим скрипом открылась пасть с сотней мелких зубов.

Творец, уходя со сцены за кулисы, вежливо приветствовал молодых театралов и желал успеха, но поговорить лично захотел только с Жаном.

А что? Я люблю скорость и свободу, — протянул Десятый, усаживаясь на мотоцикл позади Жана. Крокодил внутри тихо лязгнул пастью и снова приоткрыл ее.

Тогда вперёд!

Они мчались по ночному Парижу, старые улочки и закоулки, мимо

маленьких и больших площадей, навстречу судьбе. Приближаясь к одному из светофоров, Десятый заметил боковым зрением спортивную машину, летящую на огромной скорости справа прямо на них. Заметил и тихо усмехнулся.

Десятый очнулся на полу, в незнакомом помещении. Жана рядом не было.

Пол был влажным и склизким. Старая старая отполированная временем плитка с замысловатым орнаментом. Он приподнял голову, она как будто немного прилипала к полу, вязла в чем-то склизком. Он прикоснулся рукой к месту, где должны были быть волосы и понял, что абсолютно лысый. Тело казалось более массивным и одновременно каким-то увядшим. Особенно широки были его массивные бедра.

Помещение было узким и вытянутым, как длинный коридор. По обеим сторонам от него тянулись ряды полок, заполненных и заваленных чем-то доверху. Потолок уходил ввысь, как колодец. Он приподнялся и сел. Где-то далеко, коридор заканчивался окном, к стёклам которого был приклеен черно-белый пейзаж.

Другая сторона коридора заканчивалась старой деревянной дверью лилового цвета. За ней что-то слегка билось и пульсировало. Десятый присмотрелся к полкам. Когда-то в будущем он посещал древний книжный магазинчик в Венеции. Там на полках лежали редкие древние фолианты, казалось, слипшиеся от сырости и старости. Здесь картина была похожей, только слипшихся старых книг было гораздо больше, просто невероятное количество покрытых каким-то склизким веществом слипшихся книг. Полки уходили далеко вверх и счету книгам не было. Он пригляделся и заметил странное дрожание или вибрацию, которая исходила от книг. Они будто были тёплыми и живыми и из каждой торчала красная нитка-закладка. Нити не заканчивались, а тянулись и тянулись куда-то еще выше.

Совсем рядом, на уровне глаз, он заметил фолиант, обложка которого была темно-зелёной, и на ней выбито… его имя. Красная Нить, торчавшая из книги была оборвана и дымилась. Она была крепко спутана, как и все прочие нити, с другими, такими же, закладками, уходящими вверх.

— Совсем не обязательно, что ты и другие — это те, кто были рядом физически, — неожиданно раздался голос рядом. Десятый вздрогнул: справа от него стояла старушка в очках. Толстая, неуклюжая и с металлическими коронками на зубах. Глаза за стёклами очков были мутно-серыми. — Для Десятых нет генерализующих линий, они созданы, чтобы быть случайной привязкой к жизни Первых или Вторых, — продолжила она грустно, и как будто знала его всю жизнь.

Его взгляд невольно притягивала эта торчащая из склизкой книги, поблекшая от гари красная нить. Он заметил, что дым тонкими четырьмя струйками идёт из мест, где нить крепко спутана с другими, алыми атласными нитями.

— Где я? Кто вы?

— Я хочу рассказать тебе об одной книге, которую я недавно прочитала. Мне очень хочется рассказать. «Сестра Керри». Писатель Теодор Драйзер, — старушка отвернулась от него, продолжая говорить, и побрела по коридору. — Там идёт речь об одной девушке. Керри, ей было 18, когда она приехала из деревни в большой город. И встретила мужчину. Он работал коммивояжёром. Ей было очень тяжело, рядом не было родных и она стала жить с ним… Керри думала так…

Конец ознакомительного фрагмента.