Чудеса на земле сказочной. Высшая школа сказкотворчества. Ступень 2

Нина Валентиновна Изгарова

Сказки не только украшают жизнь любого народа. Они всегда служили и служат неким напоминанием, что помимо красивого содержания, выдуманные истории зачастую несут в себе и глубокую истину, способную открыть глаза на многие вещи. Не зря же наши предки не уставали повторять одно и то же: «Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам в урок!»В этой книге, как в заветном ларчике, лежат самые разные сказки. Они словно драгоценные браслеты и колечки ждут, чтобы вы их примерили на себя.

Еремеево счастье

Еремей, призадумавшись, смотрел, как осенняя ночь вступала в свои полновластные права, укутывала село тёмным покрывалом, убаюкивала всё живое. Стар и млад погружались в сон. Тишина нависала над миром. Только берёза возле горотьбы дрожала и гнулась, разбрасывая вокруг золото осенней листвы, да вот он о судьбе задумался.

Братья старшие и прежде-то посмеивались над ним, недолюбливали. А как отца с матерью не стало и вовсе озлобились. Кондрат шпынял его, олухом кликал, а Ипат рохлей и дуралеем. Всё время козни строили разные. Еремей сердца на братьев не держал, родня всё же. Мягкий характер у него, деликатный. Чувствовал только — лишний он здесь. Вчера братья замыслили что-то уж очень нехорошее, долго шептались и злорадно поглядывали на младшего.

Еремей, чтобы не искушать их, дождался темноты, накинул плащ и толкнул скрипучую дверь. Ночь приняла его в свои бархатные объятья. Начинал накрапывать дождик, и свет уже ущербной луны не мог пробиться сквозь набухшие веки ночного неба. В робком дожде рождалось доверие. Словно дождь и Еремей понимали друг друга, соединяя свои одиночества вместе. Так и шагнули на дорогу, словно два закадычных друга. Возле лесочка дождь остановился и потрусил обратно, а Еремей направил свои стопы по тропинке к пастушьему шалашу, дожидаться утра.

Когда в воздух замелькали лучи восходящего солнца, лес наполнился не успевшей раствориться туманной дымкой. Она мерно кружилась, будто парила в этой смеси света и влаги. Еремей залюбовался туманными спиралями, и не заметил, как из кустов за ним наблюдают чьи-то настороженные глаза. Он слушал дыхание леса и наполнялся им.

Кажется, он мог стоять вечно, прижимая ладони к грубой шершавой коре, вглядываясь в трещины, чешуйки. Ни дереву, ни ему торопиться было некуда. Но всё же Еремей похлопал по заскорузлому боку сосны и шагнул вперёд. Посреди тропы, поделив её надвое, лежала исполинская ель. Ветвями, обращенными к небу, ель походила на гребень сказочного существа. Нижние лапы, пожелтевшие, обломанные порождали таинственные лабиринты. Разглядеть, что было там, за рухнувшей елью не представлялось возможным.

Вкрадчиво шелестел утренний ветер. Испуганно щебетала птаха. И какое-то поскрёбывание, повизгивание там, не то за гранью лабиринта, не то в нём самом. Еремей, не раздумывая, нырнул в мешанину ветвей под стволом и пополз, опираясь на ковер из осыпавшихся иголок, устилавший проход. Протискиваясь, почувствовал за собой что-то похожее на сопенье и вздохи, но не придал этому значения.

Наконец наметился долгожданный выход из путаницы ветвей, и он вывалился на поляну. В глаза ударило солнце, ослепив после сумрака, царящего под стволом. Жалобный тихий стон доносился из овражка. Еремей двинулся на звук. На дне, уткнувшись в траву, лежал пушистый комочек с полным муки взглядом и поскуливал. Юноша прошёлся ладонями по густой шёрстке и вытащил помятого кем-то детеныша росомахи. Пушистая шубка местами слиплась от крови, а передняя лапа висела не то покусанная, не то повреждённая когтями какого-то зверя. Еремей оторвал лоскут от рубахи, перевязал зверьку лапу и поспешил к ручью, который звенел где-то совсем рядом. За хлопотами не заметил, как следом за ним двигался зверь.

Омыв в ручье раны, напоил малыша водой и устроил в тени. Сам Еремей притулился рядом, прикрыл глаза. Но вскоре почувствовал на себе чей-то взгляд и вскочил.

─ Не бойся, ─ рядом сидел парень, прижимая к себе мальчонку с подвязанной рукой, ─ ты спас моего брата, спасибо. Ястреб изрядно потрепал его, но твоя забота сохранила жизнь и избавила от страданий. Мы сыновья Лесного Духа, Нар и Влас. Много лет назад нас похитил злой колдун Дэв. Мы смогли сбежать, долго прятались от него, пока он не исчез, ─ озабоченно огляделся по сторонам и вновь перевёл взгляд на Еремея, ─ я видел тебя по ту сторону. Кто ты? Куда путь держишь? Ты ведь нам теперь брат названный!

Еремей не заметил сам, как поведал о братьях, о злых умыслах и интригах, коими наполнены были их мысли. Он чувствовал доверие и доброжелательность новоиспечённых побратимов, поэтому не раздумывал долго, когда те позвали его к себе в хижину.

Следующим утром Нар и Влас отправились по своим делам, а Еремею велели их дожидаться, хозяйствовать, отдыхать. Место тихое, безопасное. Хочешь по лесу броди, хочешь у реки сиди, хочешь в хижине отдыхай, только в дальний погреб не ходи. Припасов полно оставили разных. Сами же обернулись вокруг себя три раза и в росомах оборотились.

Чудно Еремею. Скучно. Коры надрал — кузовков наплёл, туесочков. Грибов насобирал, насушил. Руки работы просят, не привык он без дела сидеть. Решил дом строить, чего всем в хижине ютится. Дерева кругом полно, инструмент есть, руки при нём. Чего ж ещё?

Братья названные явятся — сюрприз будет. Вытёсывает брёвна не спеша, ладно всё у него получается. Топор затупился и пошёл он оселок искать. Везде посмотрел, да не найдёт никак. Решил в погреб заглянуть. Только дверцу приподнял, а оттуда возмущённый звон резанул по ушам и туманным облаком накрыл всё вокруг. Пока Еремей очухался, туманная тень бесшумно скользнула перед хижиной и, злобно взвизгнув на прощание, улетела прочь. Тишина настала. Захлопнул он погреб, а тут и братья названные вернулись. Накормил он их, напоил, спать уложил, а сам на стройке своей хлопочет, да забыть не может про туман.

Так и повелось. Еремей дом строит, хозяйствует, а братья отдохнут, в росомах оборотятся и по делам своим лесным отправляются. Долго ли, коротко, но вот и дом готов. Скучно Еремею, заняться нечем, не к чему руки приложить. Пожаловался братьям своим названным.

─ Спасибо вам, братушки. За тепло и заботу. Но тоскливо мне. Жениться хочу, да семьей своей жить. У вас своя жизнь.

─ Воля твоя, мы не держим, ступай с миром! Осторожен будь. Ты нам дом знатный построил, хозяйство вёл, ─Нар сказал, ─ за труд позволь тебя одарить. Возьми вот Сапоги-скороходы. Шаг сделаешь ─ версту отмеряешь. Неблизкий путь тебе предстоит, брат.

─ А от меня Рукавицу Волшебную возьми, защитит она тебя от врагов. Удачу принесёт, ─ подошёл Влас, ─ не забывай о нас, да и мы тебя всегда помнить будем.

Поклонился Еремей. Жалко с побратимами расставаться, но с тоской в душе жить тоже не хочется. Сапоги надел и в путь отправился. Спешат Сапоги-скороходы, несут его по мшистым болотам, горам и пригоркам, лесам и перелескам. Смотрит Еремей по сторонам и диву даётся ─ вот это скорость!

Не заметил, как до города добрался. Снял Сапоги, в котомку положил, чтоб по городу спокойно прогуляться и на площадь вышел. Ходит, к разговорам прислушивается. А разговоры все только о невесте царской. Капризной и взбалмошной красавице. Всех женихов перебрала, никто не угодил. Испытания придумала, кто Платье Красное добудет, за того замуж пойдет. А Платье то Чудище охраняет за тридевять земель в лесах непроходимых, в самой чащобе.

─ Где наша не пропадала? ─ подумал Еремей, ─ достал свои Сапоги — скороходы и в путь отправился.

Через лес дремучий, буераки и пригорки пробирается, через степи привольные, ручьи широкие Славно Сапоги службу несут быстро бегут. Вот и опять через лес непроходимый продирается Еремей. Не останавливается. Кривые ветви деревьев хватают его за одежду и отвешивают пощёчины. Комары и мошки норовят отведать кровушки, только Еремею всё нипочём, не мнётся, не стопорится. В самую глушь забрался.

─ Выходи, Чудище, поганое, биться будем! ─ кликнул громко. Эхо по лесу покатилось и назад воротилось.

─ Это кто там пищит? Что за шум устроил, человечишко? Что тебе у меня понадобилось?

─ Платье Красное забрать хочу, подобру не отдашь, силой возьму!

─ Как бы, не так! Не такие, как ты голову свою буйную сложили здесь. Не про твою честь это Платье Красное! Уходи… ─ грохотало чудище.

Еремей надел Рукавицу Волшебную и вышел вперёд. Чудище удивлённо таращилось на безоружного гостя непрошенного. Выпустило оно когти и попыталось схватить юношу за горло. Только, сколько бы, не вытягивало свои мерзкие лапы, они не могли достать Еремея. Оно пыхтело, шипело, злобно плевалось, но всё было бесполезно. А юноша в ответ посмеивался и гладил Рукавицей по пупырчатой шкуре Чудища. От его поглаживаний Чудище сморщивалось, становилось все меньше и меньше, пока из махины не стало размером с вершок. Еремей развязал котомку, сунул туда Чудище и отправился искать Платье Красное.

Весь терем обошёл, все палаты каменные, уставленные сундуками с драгоценностями и диковинами разными. А Платья Красного не видать. Призадумался Еремей ─ как так? Значит, есть место потаённое. Огляделся внимательно ─ дверка неприметная. Взялся Рукавицей за нее, она и распахнулась. А оттуда возмущённый звон пошёл Туманным облаком накрыл всё вокруг. Пока Еремей очухался, Туманная тень бесшумно скользнула, злобно взвизгнула и улетела прочь. Тишина настала. Лежит Платье Красное, самоцветами переливается. Взял его Еремей и пошёл прочь.

Надел свои Сапоги — Скороходы, Платье Красное взял, да котомку с Чудищем и зашагал через чащобу непроходимую, ручьи широкие степи привольные через буераки и пригорки через лес дремучий. Идёт, только вёрсты успевай считать. Так до города и добрался. Пришёл во Дворец Царский, Платье Красное достал, Царевне поклонился.

Та губы надула, Платье взяла и в покои свои направилась. А Царь тут же о свадьбе объявил. Устал от капризов Царевны, да от бесконечной вереницы женихов, что дочь отвергала. Полцарства молодым отписал.

Стали молодые своей семьёй жить. Еремею полцарства без надобности, привык всё своими руками делать. Слуг распустил, богатства раздал. А молодая ногами топает, крик подняла ─ не царское это дело себя обслуживать. Еремей же внимания не обращает на крики эти, знай улыбается ─ пообвыкнет жена, думает.

Увидала Царевна однажды, что котомка старенькая пыхтит, да шевелится. Любопытно ей стало. Взяла и развязала. А оттуда, что из квашни тесто, Чудище попёрло. Растёт, в размерах увеличивается. Испугалась, Еремея кликнула. Тот Чудище Рукавицей схватил, огладил и в кринку сунул, а кринку глиной обмазал, чтоб ходу обратного не было. Дивно Царевне стало, расспрашивать взялась, что да как. А тот рукой только махнул, не женская это забота, и на двор вышел.

Как-то по делам отправился Еремей, а Царевна, любопытства ради, крынку разбила и на Чудище уставилась. А то расти стало. Когти выпустило, лапы тянет. Страшно Царевне, позвать некого, Еремей далеко. Бочком, бочком и за дверь выскользнула, да дверь захлопнула. Чудище с голодухи всё что нашло в пасть себе покидало. Силушки прибавилось и пошло в дому все подряд крушить. Того и гляди на двор вырвется.

Царевна в голос ревёт, волосы рвёт на себе. От страха в баню забилась и примолкла. Поняла, что помочь некому. Чудище в доме лютует, Царевна в бане отсиживается, голову тазиком накрыла, чтобы шум не слыхать. Еремей вернулся — дом ходуном ходит, уже и окна побиты, вот-вот дверь с петель слетит. Понял, что Чудище разгулялось, а как быть не знает. Рукавица Волшебная в доме припрятана. Выберется на волю, бед не оберёшься. Была — не — была, решил Чудище спалить с домом вместе. Только жалко Рукавица сгорит. Но из двух зол выбирают меньшее. Запалил дом, пока Чудище не выбралось, а сам в баню заглянул, Сапоги — Скороходы забрать, смотрит, а там под тазиком Царевна прячется.

Ухватил её, да Сапоги и на волю. Дом полыхает, Чудище в огне корчится и над пламенем звон стоит. Туманное облако накрыло всё вокруг. Пока Еремей очухался, Туманная тень бесшумно скользнула перед ним, злобно взвизгнула и Птицей Черной в небо поднялась. Круг сделала, другой над пожарищем. Опустилась ниже, ухватила Царевну мощным клювом и скрылась.

Долго думал Еремей, как поступить. Без всего ведь остался. Жена пропала, дом сгорел. Потом встал, стряхнул мысли кудлатые, неспокойные. Руки-ноги целы, голова на месте. А дом новый поставит краше прежнего, да и Царевну свою отыщет. Хоть и капризница та, да люба ему. Надел Сапоги-Скороходы, и к братьям названным за помощью отправился.

Братья, на то и братья что в беде не оставят. Велели ему огромный короб плотный из бересты сделать. Сами же трижды вкруг себя обернулись, и росомахами по тропе в лес побежали, а Еремей за ними поспешает. Лесная тропа вывела их к странному дому, сплетенному не то из веток, не то из корней дубовых и надёжно укрытому в чаще. Притаились в кустах, решили помешкать, осмотреться.

Туман-морок не заставил себя ждать. Выполз, не спеша потянулся, гостей непрошенных увидел и осклабился:

─ Говорите, зачем явились? ─ засветился изнутри, расти начал в размерах.

— Чтобы тебя подарком порадовать! ─ поклонился Еремей, ─ и открыл короб, где на самом дне был не то рисунок, не знак какой, что притягивал к себе взор.

Туман наклонился, хотел разглядеть рисунок, а Влас с Наром подтолкнули его сзади и нахлобучили крышку. Царевна на крыльцо вышла, Еремея увидала обрадовалась.

Туман-морок вместе с коробом в болото унесли, там и жить повелели. Теперь, когда тому совсем тоскливо, невмоготу становится, он из короба щупальца выпускает и над болотом стелется, иногда и подальше прогуляется, но вредничать и безобразить перестал. Может от страху, а может ещё от чего. Царевна тоже характером мягче сделалась. Куда там капризы и выкрутасы разные, рукодельницей и хозяюшкой стала. Живут с Еремеем ладно в новом дому и деток растят на радость себе и добрым людям. Недаром говорят — не было бы счастья, да несчастье помогло.