Козленочек
В начале октября, когда легкий морозец уже схватывал опавшие листья и замораживал тонким стеклом воду в бочке, соседка с дачи позвонила Валентине, когда та только вернулась в Москву.
— Забыла сказать, дров-то у вас маловато к зиме, — пространно начала она. — Если тут зимовать будете, нужно подумать, где их взять. Дрова, они же еще высохнуть к топке должны.
— Да-да, конечно… — пробормотала вымотанная дорогой в электричке Валентина. Она сама за руль не садилась. Когда папа Валя был занят (а занят он в последний месяц был ежедневно — поиски работы), то ездила на электричке.
— Значит, заказывать? — спросила соседка.
— Да-да, конечно… Подождите! — пришла в себя Валентина. — Не будем мы зимовать. Мы на следующей неделе выезжаем.
— Этих неделей с отъездами уже четыре было, — тактично напомнила соседка.
— Минуточку! — совсем пришла в себя мама Валя. — Какие дрова? У нас же отопление газовым котлом!
— Так ведь сломался он. Опасно с ним стало — тухнет без присмотра. Я вашему мужу говорила в последний приезд.
— И что он сказал?
— «Да-да, — сказал, — конечно». А котел менять — это подороже дров будет. А то и оставайтесь. Еще на зиму можно и ко мне переселиться, опять же, я вашу Лерочку прясть научу. А то она совсем мается от безделья. Сядет у окошка, смотрит на дождь, а глаза совсем незнакомые становятся. Пацан ваш, наоборот, сильно шустрый стал, — подобралась она к главному. — Опять потерялся.
— Когда? — удивилась Валентина.
— Да вот как вы уехали, так и потерялся. Часа три тому, — Анна зажала трубку рукой, чтобы на другом конце не была слышна ее просьба, уже в который раз за последний час скороговоркой слетевшая с губ: — Спаси и сохрани, господи, совсем ведь неразумный еще…
Она немного подумала, зажимая трубку, и не сказала, что Антоша за неделю дважды прятался в погребе и свистел там в свистульку, пока ему не надоедало или пока фонарик не садился — керосинку ему брать запрещено. И, конечно, она не сказала, что сегодня уже три раза бегала в летник в надежде отыскать мальчика.
— Анна Родионовна, вы слушаете? Дайте трубочку Лере, — попросила Валентина.
— Он стал козленочком, — сказала в трубку Лера. — Утром съел льдинку из лужи. Я ему говорила — не ешь, козленочком станешь. Он не послушался.
— Лера, позови к телефону Антошу, — попросила мама Валя.
— Не могу. Он в сарае теперь стоит. Мекает.
Трубку взяла соседка.
— Истинная правда, — уверила она, — в сарае у нас теперь стоит козленочек, невесть откуда взявшийся!
— Анна Родионовна!..
— Можно просто Аня, — перебила соседка. — Не такая уж я и старая, чтобы сразу — Родионовной…
— Анна, спасибо вам за заботу о моих детях, — от души поблагодарила Валентина, радуясь, что с детьми находится такая чуткая, хорошо понимающая их игры женщина.
На следующий день она добралась на дачу только к сумеркам. Шел дождь. Выгрузив покупки, Валентина прошлась по дому, поправила ногой задравшийся домотканый половик, выбросила из вазы увядшие цветы и спросила у застывшей возле темного окна Леры:
— А где Антоша? Что так тихо?
— В сарае.
Валентина набросила дождевик и вышла во двор. В сарае горела слабая лампочка. На кучке сена, грациозно поджав под себя передние ножки, лежал белый козленок. Валентина бросилась в дом, потрясла Леру за плечи:
— Где Антон, я тебя спрашиваю?!
— В сарае.
Валентина решила никому не звонить, пока с керосиновой лампой не проверит уже знакомый маршрут: подвал, чердак, сарай для инструментов. О выгребной яме и колодце она старалась не думать. Начала с сарая. Еще раз посмотрела на козленка, потрогала его лобастую голову. Козленок шумно вздохнул — как ей показалось, с радостью — и ткнулся в коленки. В этот момент в открытую дверь вошел совершенно мокрый и дрожащий Артист и тихонько заскулил. Сердце Валентины тут же провалилось вниз, к коленкам, и запульсировало там толчками, а верхняя часть тела — голова, плечи и грудь — стала холодеть.
В подвале и на чердаке она перевернула все корзины, заглянула под все доски и тряпки. Когда, пошатываясь, Валентина вернулась в дом, позвонил папа Валя и возмущенно спросил, все ли у них в порядке?
— Не совсем, — нашла в себе силы спокойно ответить Валентина.
— Ну и отлично, а то мне позвонили из милиции, сказали, что к ним привезли мальчика, который называет себя Капустиным Антоном.
На следующий день Леру и Артиста увезли с дачи. В доме закрыли ставни, навесили замки, перекрыли газ. Соседка увела козленка к себе.
— Надо же, как получилось, — объясняла она ему, поглаживая чесавшийся от пробивающихся рожек лоб, — пацан небось пошел за мамкой, когда та уезжала, а по дороге к станции его кто-то подобрал и сдал в милицию.
Антоша Капустин еще несколько дней вдруг принимался мекать, скакать, подпрыгивая, и делать указательными пальцами рожки на голове.
— Такая всесторонне развитая девочка, — задумчиво заметил папа, наблюдая прыжки сына, — и никакого воображения! Ты только подумай — ни-ка-ко-го!
— Абсолютно, — согласилась мама Валя, потом задумалась. — Может, это и к лучшему. Я в детстве придумала себе Каркозара. Я его так придумала, что сама стала бояться.
Потом Антоша все забыл. Большая старая книжка русских народных сказок осталась на даче.
