Наследие Иверийской династии. Господин Демиург

Нина Малкина (2024)

КНИГА ПЯТАЯ Полгода назад моя жизнь изменилась. Всё, что было важно, вдруг кануло в прошлое, и на место старым ценностям пришли иные смыслы. Я очень долго не хотела признавать правил и подчиняться судьбе, но теперь поняла, что только так и можно выжить. Выжить — и найти своё место в мире. Кажется, что счастье и покой совсем близко, но… где-то ещё бродит тот, кто желает сам устанавливать свои правила. Меня зовут Юна Горст. И я намерена навсегда выйти из той игры, в которой не хочу быть больше ни пешкой, ни королевой.

Глава 2. Больше никаких «но»

Я откинула одеяло. Опустив ноги на пушистый ковёр, сладко потянулась. Комната тонула в тёплых лучах солнца, и в янтарном воздухе разливался аромат цветущего сада: мокрой земли, молодой зелени и немного — океана.

Как и всегда, внизу шумели садовники, доносилась музыка и девичий смех, щебетали птицы. Как и всегда, на тумбочке стояли цитрусовая вода, колокольчик, лежал мой тиаль. Всё в строгом привычном порядке. Подготовленное платье разливалось волнами шёлка в кресле-качалке, на туалетном столике темнела бархотка. Комната ждала моего пробуждения.

— Эсли! — крикнула я, решив пока не звонить в колокольчик.

Накинула на шею шнурок тиаля, ощупала спутанные волосы. Глянула на часы. Они показывали почти пять вечера, и я неожиданно удивилась такому позднему времени, но потом вспомнила, что легла под утро. Перед глазами пронеслись картины вчерашнего дня — Ренуард Батор, Ирб, горящий цирк и ночной разговор с Лаптолиной. Новое постановление Претория и идеальное будущее Кирмоса лин де Блайта… Что-то едкое, ядовитое разлилось в груди, но тревога прошла, едва звонкий голос ворвался в комнату вместе с порывом сквозняка.

— Юна! — в комнату впорхнула довольная Сирена. — О Вейн, как же долго ты спишь! Госпожа Првленская запретила будить тебя до заката, но я больше не могу терпеть!

Она подлетела ко мне, как бабочка — нежно-зелёное платье в тонкую полоску, румяная, улыбчивая — и тут же плюхнулась на кровать, обвила тонкими руками мою талию, прижала к себе, отпрянула. Снова обняла, обдав пудровым ароматом цветов, чмокнула в щёку, рассмеялась.

Сирена стала самим ветром, не иначе! Я улыбнулась ей, не желая портить это чудесное приветствие.

— Ну, рассказывай, — наконец угомонилась она и нарочито поёрзала, устраиваясь удобнее. — Как всё прошло?

— Да, в основном… хорошо, — слукавила я и глотнула освежающего напитка.

Новый день действительно принёс облечение. Моя комната с её невесомым балдахином, огромным шкафом, расписными тарелочками и бесконечными вазами с букетами полевых цветов — никаких роз! — удивительно походила на личную крепость. Всё здесь было родным, знакомым и… понятным. Скучный распорядок академии вдруг представился не болотом, как раньше, а необходимостью, важной частью ритуала по восстановлению душевного спокойствия.

— Мы так переживали, когда консул лин де Блайт отправился тебя искать. Клянусь, мы все думали, что тебя похитил Орден Крона. Или таххарийцы. Или какие-нибудь преступники, обиженные на его милость. Столько кошмарных предположений! — Сирена забрала из моих рук стакан и глотнула сама. — А потом начались обыски в Ирбе. И этот пожар…

— Да, это ужасно, — перебила я её, не желая слушать подробности вчерашнего дня.

От подобных разговоров становилось дурно. А я планировала отдаться во власть привычных дел, милого щебета и прогулок. Последние полгода всё это удивительно помогало отвлекаться от гнетущих мыслей.

Наплевав на приличия, я взяла кувшин и приложилась прямо к горлышку. Пить хотелось невероятно!

— Ужа-а-асно?! — сморщила носик подруга. — Юна, да это же потрясающе! И так романтично!

Я поперхнулась и выплюнула часть напитка обратно в кувшин. Косо, из-под упавших на лоб волос глянула на Сирену. Она серьёзно?

— Только представь, как он тебя любит! — закатила глаза серебристая лилия. — До безумия. До крайности. Восхитительно. О-о-о, Юна, я так счастлива за тебя!

Она снова кинулась обниматься, а я тяжело вздохнула. Хоть и покорно приняла радостную нежность Сирены. К сожалению, её восторг разделить было гораздо сложнее. Ведь даже если она права — какой толк от его любви? Или от моей? Это всё блажь, иллюзия, бешеная лошадь, что скинет нас обоих в канаву… Одно незначительное свидание повлияло на судьбу целого города и ещё неизвестно, какими последствиями обернётся для меня самой.

— Спасибо, — только и сказала я, похлопывая подругу по спине.

Солнце отражалось от зеркальных створок шкафа, играло солнечными зайчиками на белоснежном ковре, просачивалось сквозь ткань балдахина, искрилось в воздухе. Уже не знойное, но по-вечернему тёплое, ласковое.

Я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на стуке сердца Сирены. Вот так всё и будет. Уют. Мягкость. Спокойствие. Не так и уж и тяжело, правда?

— Как там Фидерика? — я поднялась с постели, накинула на плечи кружевную шаль и отвернулась, чтобы спрятать глаза.

— Фиди тоже хотела зайти к тебе, но у неё занятие по магии Нарцины.

— Она осваивается в академии? — руки сами собой перебирали предметы на туалетном столике. — Думаю, мы просто обязаны устроить пикник на троих в беседке Сада Слёз. Скоро выходной и мы вместе с сёстрами поедем в приют «Анна Верте»…

Меня прервал стук в дверь. Обычное дело в Мелироанской академии, но отчего-то я застыла с гребнем в руках и опасливо глянула на Сирену. Она нахмурилась.

— Войдите, — дрогнувшим голосом разрешила я.

— Госпожа Эстель… — засмущалась вошедшая Эсли. Из-за её спины выглядывал любопытный нос Стрилли. — Госпожа Эстель и госпожа Горст, к вам Лаптолина Првленская. Она хочет убедиться, что вы уже проснулись и готовы её принять.

— Готова? — спросила я у всех присутствующих сразу, но прежде всего — у себя.

Но Эсли приняла вопрос за согласие и через мгновение перед нами возникла сама хозяйка обители благочестия. В этот раз Лаптолина не светилась молодостью и аккуратностью. Вместо невесомой лёгкости шёлка на ней было тяжёлое дорожное платьё тёмного, винного цвета, удивительно подчёркивающее возраст. Высокую причёску прикрывала шляпка, в руке расположился внушительного вида ридикюль. Но главное, что было в ней нового, — это непривычная, жутковатая усталость и обречённая сутулость. Как будто всегда строгая, идеально прямая женщина вдруг согнулась, как ивовый прутик.

— Доброго вечера, ваше сиятельство, — исполнила я идеальный реверанс и не удержалась: сделала шаг назад, к Сирене. Нащупала её руку — подруга стиснула мою ладонь — и замерла. Но тут же схватилась за паука, безотчётно, просто по привычке. Тот успокоил прохладным рельефом лап: «Ментор жив». Я приободрилась.

— Леди Эстель, — спокойно и ровно обратилась ко мне Лаптолина, игнорируя Сирену. — Мы с вами совершим небольшое путешествие. Едем налегке, но вам следует взять с собой фамильный пергамент. Дилижанс уже подали.

Эсли и Стрилли за спиной Лаптолины раскрыли рты. Мы с Сиреной переглянулись.

— Мы едем в Мелироан? — с затаённой надеждой спросила я. — В консульство? На пристань? Меня ждёт Ренуард Батор?

— Я поеду с ней! — смело заявила Сирена.

— Ах, леди Горст, выполняйте указания! — в голосе Првленской прорезались нотки раздражения. — Не заставляйте меня ждать. А вы, — зло выплюнула она, обращаясь к Сирене, — покиньте комнату. Леди Лампадарио прямо сейчас нуждается в ваших услугах, пока вы попиваете цитрусовую воду в покоях другой мелироанской девы.

— Придержи свой ядовитый язык…

— Сирена, — кинулась я к подруге. — Прошу, не надо. Не сейчас. Госпожа Првленская не желает мне зла.

— Может, и не желает, — с сомнением покосилась на неё Сирена. А потом подалась ближе, взяла моё лицо в ладони и тихо прошептала: — Не противься любви, Юна. Не смей от неё бежать, ладно? Что бы ни задумали Лаптолина и этот твой Ренуард Батор… Это плохая идея. Не знаю, как тебя убедить, но запомни: у вас с Кирмосом лин де Блайтом всё обязательно будет хорошо. Я чувствую это. Ты же веришь, что я всегда права?

— Ну конечно, — быстро закивала я. — Всё будет хорошо.

— Будь осторожна, — бросила она на прощанье.

Сирена вышла, а я так и осталась стоять спиной к Лаптолине, внезапно залюбовавшись видом из окна. Надо же, отсюда даже видно далёкую полосу океана. И сад сегодня на удивление прекрасен. И музыка льётся такая чарующая, напевная. Должно быть, оркестр разучивает новую мелодию к занятию по танцам.

«Всё будет хорошо…»

Когда кто-то произносил эти слова, всё непременно заканчивалось плохо. Иногда даже смертью.

— Госпожа Првленская, — с готовностью развернулась я. — Дайте мне немного времени на сборы, и я буду готова.

Вместо ответа Лаптолина едва заметно кивнула и собралась уходить.

— Так и не скажете, куда мы поедем? — не выдержала я.

Лаптолина остановилась.

— Тебя это не должно беспокоить, — беззлобно ответила она. — Даже выйдя за порог этого замка, ты будешь знать, кто ты и как необходимо поступить. Отныне ты навсегда останешься мелироанской девой. А мелироанские девы, как и консулы Верховного Совета, заталкивают своё мнение куда поглубже и действуют в интересах королевства. Куда бы ты ни поехала, будешь помнить о чести и своём долге перед людьми.

— Как изменилось ваше мнение на мой счёт, — ухмыльнулась я. — Теперь вы знаете, кто я, даже лучше, чем я сама. Однако хочу напомнить, что я по-прежнему Юна Горст. Обезьяна с палкой. И не могу гарантировать, что все мои поступки будут достойны мелироанской девы. — Я помолчала, ожидая отповеди, возражения, ответа на свою язвительность, но Лаптолина лишь устало опустила глаза. И тогда я добавила уже более серьёзно: — Сложно помнить о долге, когда не представляешь, что тебя ждёт.

— Сложно, — согласилась она и склонила голову набок. — Нельзя быть чуть-чуть верноподданной и только тогда, когда тебе это удобно. Ты либо служишь своему королевству, либо нет. И не важно, где ты при этом находишься — в Квертинде, в Тимберии или посреди чужеродных пустынь, — Лаптолина шагнула ближе, поправила прядь моих волос. — Это сложно, да. Но боги милостивы к тем, кто любит Квертинд. Они хранили и его, и тебя всё это время и будут хранить, если ты и дальше будешь достойна своей страны, своего народа, своей семьи и этой академии, — она всё-таки отвернулась, давая понять, что разговор окончен. — Не торопись. Собирайся, сколько тебе нужно, и спускайся. Квертинд подождёт. Он долготерпелив.

Лаптолина Првленская вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. В воздухе медленно таял запах её духов — аромат абсолютной уверенности и твёрдости намерений. Она, как всегда, не сомневалась в том, что приказ её будет исполнен. Но я и не думала противиться в этот раз. Наоборот, даже обрадовалась. Покориться Лаптолине вдруг оказалось удивительно просто: принятое ею решение не оставляло мне шансов на сомнения. Как будто мама потребовала вести себя прилично, и мне, как прилежной дочери, ничего не оставалось, как быть послушной девочкой.

«Подчиняться может быть приятно…»

Я передёрнула плечами, облизала губы. По ногам прошёлся лёгкий ветерок, и я поджала пальцы. Эсли стояла у входа и смотрела на меня во все глаза, будто я своим словом ещё могла изменить ситуацию. Пожалуй, могла. Но предпочла этого не делать.

Стрилли подбежала маленьким пушистым вихрем, обхватила мою талию и заверещала:

— Госпожа, я вас не отпущу! Я поеду с вами в далекую Пипетрию, чтобы возродить там магию с помощью Сунь-лу-тут. Мы справимся!

— О Стрилли, — потрепала я её по макушке. — Моя очаровательная, наивная и мудрая Стрилли. Конечно, мы справимся.

Ком подкатил к горлу, глаза защипало, но я не заплакала. Дважды хлопнула в ладоши, как госпожа Првленская, и приказала:

— Давайте же приведём меня в порядок!

Всё тут же пришло в движение и закрутилось привычными занятиями. Плеск воды в уборной и взмахи гребня, тихий смех Эсли и аромат её масел, которые она втирала мне в кожу — благодаря им шрамы из прошлой жизни стали почти незаметными. Низкое уханье Армы, явившейся с подносом еды и неожиданно расчувствовавшейся. Смешная суета Стрилли, что тараторила неугомонной пичугой о том, как замечательно нам всем теперь заживётся.

Я действительно не торопилась. Попивая душистый отвар из тонкого фарфора и заедая бутербродами с лососем, я решительно отвергла шёлк и корсет, чулки и тяжёлую юбку, и приказала достать платье из тонкого голубого поплина — подарок Фидерики. Никакой вычурности и лишнего блеска, никаких вышивки и кружев, только лёгкий и простой крой. Прелести придавали глубокое декольте со спущенными рукавами да атласная шнуровка на лифе. Удобно, не броско, аккуратно. Но главное — почти не ощущается на теле, а значит, мне будет комфортно, где бы я ни оказалась.

Когда приготовления наконец были закончены, я подхватила небольшую сумку с фамильным пергаментом, перекинула через локоть дорожный плащ, поблагодарила служанок и окинула прощальным взглядом комнату.

Она тонула в янтарных лучах, как в меду, и в своей несуразной роскоши олицетворяла покой, безопасность и благополучие.

В это странное предзакатное мгновение мне вдруг подумалось, что по-настоящему всегда права была на самом деле не Сирена, а Лаптолина Првленская. Например, в том, что женская слабость — это огромная сила. И в том, что мне нужно научиться самой заботиться о себе. И ещё, конечно же, в том, что выжить здесь можно, только взяв всё в свои в руки.

Но самое главное…

В зеркале на старинном шифоньере отразилась истинная мелироанская дева Юна Горст. Прекрасная до кончиков ногтей, соблазнительная и чувственная. Она улыбнулась такой странной, загадочной улыбкой, за которой невозможно было разглядеть ни боли прощания, ни сожаления, ни страха перед будущим. Только тайну и мимолётное обещание.

Помедлив немного, она глубоко вздохнула и вышла за дверь, чтобы достойно встретить всё, с чем ей предстоит столкнуться.

***

Темнело небыстро.

Нырнув в дилижанс, я ещё долго наслаждалась нежно-лиловым закатом, опустившимся на просторы Батора. Мы свернули с главной дороги и ехали в сторону океана — прочь от городов и частых деревень. Фруктовые сады, дикие травы, виноградники сменились лавандовыми плантациями и полями подсолнухов. Ветер, напитанный морским духом, пробегался по верхушкам трав, поднимая фиолетовые волны. Хор цикад и редкие птичьи трели наполняли тускнеющий день звучанием. Слегка розовеющие над этим великолепием облака постепенно превращались в небесный пожар. Мы ехали словно по дну огненного моря, ничего не замечая вокруг.

И над этим морем медленно гасло солнце. Подумалось, что сады Девейны непременно возведены Монро Тьёлди, а сам он попивает вино с богиней исцеления и плодородия, любуясь южным закатом. Если, конечно, Толмунд не отправил величайшего мага Нарцины в пекло за подобную дерзость.

— Что со мной будет? — тихо спросила я у неба.

Боги промолчали.

Промолчала и сидящая рядом Лаптолина Првленская. Хотя вряд ли она слышала мой шёпот.

Ночь наступила резко, одномоментно — просто рухнула тьмой на поля Батора. Мгла поглотила наш экипаж, только высокие кусты иногда бились о стенки кузова.

Я сдержала вздох и посмотрела на свои ладони в белых перчатках. Роскошь внутренней отделки дилижанса напоминала о Мелироанской академии. Я уже начинала скучать по ней. Свет фонарей проникал сквозь окна, отражался от блестящего атласа стен и то и дело выхватывал бледное задумчивое лицо хозяйки обители благочестия. Или она всё-таки была её призраком?

Экипаж затрясло — как будто грунтовая дорога перешла в поросшую сорняками колею. Огромные колёса заскрипели, во тьме закачались фонари, едва не разбиваясь о кузов, громче зашумел пар. Я плохо знала южный удел, но догадывалась, что впереди не было ничего, кроме бескрайних полей и окружавшего их океана.

— Мы едем исследовать новые земли? — с ухмылкой спросила я у Првленской, желая нарушить гнетущую тишину.

Нет, я не рассчитывала, что в этот раз Лаптолина ответит. Возможно, я даже не хотела знать ответ. Просто в этом одиноком, гудящем, затерянном в ночи дилижансе становилось всё тревожнее.

— Едем навстречу твоей судьбе, — даже не взглянув на меня, бросила Лаптолина.

— Ненавижу с ней встречаться, — пробурчала я, но всё же порадовалась ответу и попыталась хоть что-то рассмотреть в непроглядной тьме.

Сильнее отодвинула занавес, осматривая окрестности. Ни домов, ни города, ни крохотной таверны. Только бескрайние поля, рощи и небо с удивительно яркими звёздами.

— Помнишь, однажды мы говорили о твоей истинной сути? — спросила Првленская, и её голос — эхо той сильной, властной женщины, которой она была ещё пару часов назад, — показался мне чужим.

Лаптолина старательно расправляла несуществующие складки на юбке, будто хотела добиться мраморной гладкости.

— Конечно, — охотно подхватила я беседу. — Вы были очень убедительны, ваше сиятельство. Как и всегда.

— Надеюсь, — сдержанно улыбнулась она. — Леди Горст, этой ночью решится, какой след вы оставите в истории.

— Так и знала, что ничего хорошего меня не ждёт, — фыркнула я, наблюдая за пролетающей мимо рощицей апельсиновых деревьев.

Начинался сезон урожая, и крупные плоды баторских тарокко с ярко-красной мякотью падали с деревьев. Иногда прямо под колёса, заставляя наш транспорт слегка подпрыгивать. Свежий цитрусовый аромат сочился сквозь щели, смешивался с морским. Я бы даже могла насладиться поездкой, если бы не была так обеспокоена неизвестностью. К сожалению, Лаптолина Првленская только добавляла беспокойства: бледными, напряжёнными ладонями она снова и снова проходилась по юбке и не поднимала взгляда.

— Приличные женщины тоже творят историю, Юна, — напомнила она. — Конечно, творят. Но их вклад незаметен, а имена остаются в тени. Потому что свои подвиги они переносят в одиночестве. Стоически, с гордо поднятой головой, но молча.

Она прикусила губу — такой грубый, несвойственный ей жест — и подалась ближе:

— Иногда ради блага Квертинда приходится идти на кошмарные жертвы. Чудовищные поступки.

Лёгкий страх кольнул кончики пальцев. Я сжала челюсти. И вдруг осознала, что со мной нет оружия. Даже острая заколка осталась в комнате, а фамильный пергамент вряд ли годился для драки.

В окно стукнул апельсин, разбившись кровавой кляксой о стекло, но я только скосила глаза. Инстинкт бойца включился молниеносно: я вся подалась в слух и напряглась. Что происходит?

— Я попытаюсь быть достойной вас, госпожа Првленская, — ровно и спокойно проговорила я, наблюдая за спутницей и стараясь не выдавать опасений. — Теперь я способна оценить, как вы были добры ко мне и сколько сил и времени потратили на моё обучение. Я ценю это и не позволю себе посрамить честь мелироанской девы. Поверьте, я умею быть благодарной и… благоразумной. Вы велели мне ничего не делать, и я успела убедиться, что порой это самая выигрышная стратегия…

— Это прекрасно, прекрасно, — часто закивала Лаптолина. — Но сегодня, к сожалению, ничего не делать будет недостаточно. Сегодня предстоит решить не только твою судьбу, Юна. А судьбу Квертинда. Она находится в наших руках. И только от нас зависит, сможем ли мы его спасти или погубить.

Она потянулась и крепко сжала мою ладонь. Глаза Лаптолины горели в свете фонаря так ярко, что я даже запереживала, что она нездорова. Мне стоило усилий не выдернуть руку и не схватить её за горло, требуя ответов.

— Погубить… Квертинд? — уточнила я.

— Именно, — подтвердила она. — Через его будущего короля. Только представь, какая ты огромная проблема для королевства. Какая уязвимость!

— Не представляю, — я всё же выдернула руку, выглянула в окно и уже рявкнула: — Что это за место?

Разум оставался холодным, тело реагировало на приказы, но в кровь хлынула знакомая кипящая лава, подгоняющая мысли. Я начала ощутимо нервничать, к тому же мы без конца подпрыгивали, как мешки с костями.

На очередном крутом склоне Лаптолина ойкнула и схватилась за край лавки. Я улавливала боковым зрением каждое её движение. Она меня убьёт? Сдаст Ордену Крона? Стязателям?

Ладони заледенели, и я сцепила их в замок.

— Должно быть, боги Квертинда очень разгневались на вас, когда позволили взглянуть друг на друга, — Лаптолина погладила край моего платья, как будто хотела успокоить. И подалась ближе, а я, наоборот, отодвинулась. — Это нестерпимая мука — отказаться от любви, но и она тоже останется в прошлом. Поверь мне, я… знаю, — она опустила глаза, будто о чём-то вспомнила, но мгновенно взяла себя в руки и продолжила: — Теперь всё изменилось. Преторий взял новый курс, и вскоре спокойствие в королевстве будет восстановлено. Ты можешь помочь, Юна. Настало твоё время творить историю, — Лаптолина облизала губы и напомнила мне безумную Чахи в хижине. — Иначе мы все погибнем. Боюсь, что тот раз, когда он провалил испытание, — только начало. Боюсь, что он способен и на большие жертвы. Ради тебя. Ради любви к тебе. Это путь к разрушению.

Дилижанс остановился, и я, не замечая близости Лаптолины, лихорадочно припала к окну. Жадно всмотрелась в темноту, надеясь заметить движение, фигуру, знакомый силуэт… Сердце подскочило к горлу от страха и безумного желания найти глазами того, о ком говорила Првленская. Неужели я сегодня увижу ментора? Неужели он здесь? Он где-то рядом?

Взгляд шарил по округе, но видел только бесконечные кусты лаванды и морскую гладь на той стороне поля. Свет молодого полумесяца отражался от воды и серебрил волны.

Восторг, злость, смятение, ярость и радость, обида и надежда смешались в такой дикий коктейль эмоций, что у меня закружилась голова. Я не слышала того, что говорила госпожа Првленская, не слышала звуков ночи, не слышала ничего, кроме стука собственной крови в ушах.

–…должно быть что-то, — как будто издалека доносился голос. — Что-то такое, о чём знаете только вы. Что-то, что оттолкнёт его от тебя, не позволит уйти с головой в эти пагубные отношения. Ты должна убедить его жениться на Талиции. Должна убедить его стать королём. Избавь его от себя — и спасёшь королевство.

Она говорила торопливо, будто боялась не успеть.

— Я помогу тебе, Юна. Помогу бежать, если хочешь, с молодым Батором. Или, если захочешь остаться, я тоже помогу тебе. Поверь, в Квертинде никто не ценит великий подвиг женщины больше моего. Одно твоё слово, прямо сейчас — и мы с тобой всё изменим…

— Я увижу Кирмоса лин де Блайта? — вырвалось у меня против воли. — Я увижу его, ваше сиятельство?

Лаптолина Првленская осеклась. Губы её так и остались приоткрытыми, словно она хотела сказать ещё много, но теперь это казалось ей бессмысленным. Она потянулась и дважды стукнула в дверь с моей стороны. Та сразу открылась, как будто только этого и ждала. Свежий ветерок тут же прошёлся по голым плечам, и я накинула плащ.

За дверью оказались двое мужчин. Огромные и сильные на вид, с крепкими мышцами, в совершенно одинаковой одежде. Не разбойники, но и не солдаты. Непонятно, кто. Они с любопытством заглянули в экипаж, но тут же отвели глаза.

— Иди, — коротко кивнула женщина.

Мне вдруг стало не по себе. Один из здоровяков протянул мне мозолистую ладонь, но я не спешила выбираться из экипажа.

— Простите, что перебила вас, — осторожно извинилась я, чувствуя, как дурное предчувствие злой змеёй сжимает горло. — Спасибо вам за всё, вы так много сделали для меня… Каждый совет пришёлся кстати. И я буду благодарна за ваши мудрые наставления и сейчас.

Лгала ли я? Льстила? Нарочно пыталась усыпить её бдительность, оттянуть время? Говорила искренне? Не знаю. Думаю, теперь я так защищалась.

Лаптолина не ответила. Она отвернулась к окну, игнорируя мои попытки продолжить разговор.

Посомневавшись ещё минуту, я досчитала до десяти, кинула последний взгляд на Првленскую и боязливо спустилась под огромное, усыпанное мелкими звёздами небо Батора.

Новоиспечённые охранники тут же встали по обе стороны.

Море здесь шумело совсем близко, и ветер, пролетая над верхушками полей, напитывался лавандовым ароматом. С одной стороны темнел горный хребет, но горы высились вдали от океана и походили, скорее, на холмы Фарелби, чем на скалы Кроуница. С другой стороны поле пересекала густая полоса леса. А впереди был бескрайний океан. Никаких признаков города, нового поселения или заброшенного поместья, где я теперь буду жить.

За спиной пыхнул дилижанс и, круто развернувшись, примял траву и повёз прочь хозяйку Мелироанской академии благородных дев. Я смотрела ей вслед и понимала, что, возможно, никогда больше её не увижу. Что это был мой последний шанс вернуться, передумать, оттянуть неизбежное… или хотя бы выяснить, что меня ждёт.

— Сюда, госпожа, — позвал один из мужчин с блестящей лысиной, и я вздрогнула от грубого голоса. — Нужно пройти немного левее.

Мы миновали молодую рощу — я успела оглянуться на то место, где ещё недавно стоял экипаж, — и пошли вдоль лавандовых насаждений. Свернули к густым зарослям деревьев, диким, непролазным и удивительно тёмным.

Я ступала медленно и молча, одной рукой приподняв лёгкие полы платья, другой отодвигая мелкие ветки. Туфли проваливались в мягкую землю. Оба мужчины шли впереди, прокладывая дорогу. Они больше не пытались со мной заговорить и даже не заботились о моём комфорте. Это возмущало и одновременно веселило: как быстро Юна Горст привыкла к благородству мужчин и заботам слуг! Вот уж воистину мелироанская дева…

Чаща становилась всё гуще. Лунный свет едва проникал сквозь кроны деревьев.

Пару раз я дёрнулась, порываясь не то убежать, не то вступить в драку, но сама же себя осадила: и то и другое было бессмысленно и глупо. Совсем скоро наш поход закончится и я узнаю, зачем же два амбала притащили меня в эту глушь. Наверняка есть вполне логичное объяснение.

Когда моё замешательство достигло пика, мы набрели на… глубокую яму. Могилу.

Мужчины остановились возле неё.

Я застыла каменной статуей, отказываясь верить в происходящее. Боязливо оглянулась. Ветер приподнял полы плаща, неожиданно холодным языком прошёлся по шее.

Нет.

Невозможно.

Меня ведь не убьют. Мы ведь не за этим сюда пришли. Разве могла Лаптолина решиться на подобное? Или это приказ Кирмоса лин де Блайта?

И сразу паническое, бессвязное — почему я пришла сюда, как покорная овечка? Почему позволила этому случиться?

Потому что… Потому что этого просто не может быть.

Происходящее казалось бредом, способным вызвать лишь смех и недоумение.

Стараясь не обращать внимания на страх, скрутивший нутро, я расправила плечи, крепче сжала челюсти и заставила себя поднять подбородок.

— Вы не могли бы помочь мне? — голос прозвучал нежно и игриво, как будто мы были на балу в роскошном зале. — Пожалуйста, дайте руку, чтобы я могла на неё опереться — в этой темноте невозможно разглядеть ни зги.

Хотелось заорать от ужаса, упасть на колени и умолять сохранить жизнь, но вместо этого я натянула самую очаровательную и открытую из своих улыбок. Надеюсь, её заметят в этой серой мгле.

В ответ один из охранников спустился в темнеющую узкую пропасть и действительно протянул мне руку. По правилам нашей игры мне следовало подойти и принять помощь. Но ноги, как назло, будто вросли в землю и я превратилась в одно из местных деревьев — с толстым стволом, раскидистой кроной и вспарывающими землю цепкими корнями.

Кряхт, как же сложно сохранять достоинство на пороге собственной казни!

— Смелее, леди, — подначил лысый. — Мы очень торопимся.

Я почти не видела его лица, но в словах явно слышалась ухмылка. Да этот урод смеялся надо мной!

Другой конвоир осторожно взял меня за локоть, словно боялся, что жертва сбежит. Впрочем, именно такие мысли и проносились сейчас в моей голове. Бешеный ритм сердца и липкий страх шептали только одно: бежать, бежать подальше и немедленно! Я бы так и поступила, но глаза достаточно привыкли к темноте, чтобы увидеть, что пугающий провал — вовсе не могила, а, скорее, лаз, уходящий глубоко под землю: рядом лежал покрытый мхом люк и обломанные ветки.

Тревожная волна тут же схлынула, и я едва не рухнула в обморок от облегчения.

Не раздумывая больше ни секунды, я нырнула в бездну вслед за здоровяком. Через минуту мы оказались в кромешной тьме — второй из моих охранников прикрыл вход над нами, лишая последнего света.

Ослеплённая и всё ещё напуганная, я оперлась на крепкую сухую ладонь, пригнула голову и нащупала ногами ступени. Мы двинулись неспешно — на этот раз мужчина явно боялся того, что я упаду, — и шли, казалось, целую вечность. Спускались ниже и ниже, пока наконец впереди не забрезжил слабый огонёк света.

— Здесь осторожнее, — предостерёг мой проводник. — Крутой обрыв. Давайте я вам помогу.

Он взял меня за талию и спустил с высокого уступа на земляной пол туннеля. В нос ударил запах сырости и… крови. Я прикрыла лицо ладонью — кружево белой перчатки неприятно царапнуло кожу — и часто заморгала, привыкая к мутному свету.

Низкие своды, свисающие с потолка цепи и торчащие из стен металлические крюки нагнетали жуткую атмосферу. Заунывно выл сквозняк. Редкие факелы коптили стены, перемежаясь с пустыми металлическими кольцами. С потолка срывались крупные капли.

Ужасное, мрачное местечко, но как же я была рада здесь оказаться! Буквально тоннель жизни! Если бы меня хотели прикончить, то сделали бы это ещё там, наверху, без лишних церемоний. Теперь же я точно была уверена, что казнь мне не грозит. Я даже зашагала веселее вдоль ряда факелов и успела обеспокоиться тем, что испачкала обувь. Меня не пугали ни огромные круглые двери с десятком тяжёлых замков, ни окровавленные шипастые доски, ни даже запах крови, исходящий из грязных ведёр.

— Надеюсь, когда мы доберёмся, мне выдадут новые туфли? — попыталась пошутить я. — Или хотя бы добротные ботинки на толстой подошве.

— Не можем знать, госпожа, — отозвался охранник. — Наше дело маленькое.

Миновав пару поворотов, мы спустились ещё ниже — к точно такой же круглой двери, увешанной цепями и замками. Под усилиями мужчины громко лязгнул засов. Ему вторило отскочившее от сводов эхо, удивительно похожее на пронзительный визг. Я даже не сразу сообразила — реальный ли это крик или мне только кажется? Заозиралась и хотела возмутиться, но дверь передо мной распахнулась, являя самую настоящую темницу.

Света от факелов за нашими спинами оказалось достаточно, чтобы разглядеть металлический стол, два прибитых к полу стула и стену, увешанную инструментами. Щипцы. Длинные узкие крюки. Иглы. Ножи. Цепи и молотки. Я невольно залюбовалась этим изрядно проржавевшим богатством палача, и охраннику снова пришлось поторопить меня:

— Нужно зайти внутрь, госпожа.

Я сглотнула.

Ещё одна проверка?

Ждёте, что я снова начну бояться?

О нет, я не доставлю больше такого удовольствия. Я ведь, икша вас всех дери, смеюсь в лицо опасности!

Приподняв полы платья и до боли в спине сведя лопатки, перешагнула низкий порог.

Чтобы увидеть ещё одну местную достопримечательность — широкое вертикальное полотно с торчащими из него ремнями. Оно было похоже на сороконожку, вытянувшуюся в полный рост. Как завороженная, я подошла ближе и коснулась истёртой поверхности. Гладкое, как будто полированное дерево шириной в пару локтей источало саму смерть. Я никогда не была излишне впечатлительной, но даже мне стало не по себе. Сколько спин касалось этого постамента пыток? Сколько людей здесь погибло? Может быть, кто-то и правда кричал, перед тем как мы вошли в эту обитель боли?

— Это ведь пыточная камера? Меня будут пытать? — спросила я через плечо.

Ответом мне была хлопнувшая дверь и приглушенный лязг засова. Оба мужчины покинули темницу, и меня обступила непроглядная тьма.

Кряхт!..

Я выдохнула напряжение, расслабила плечи и принялась считать вдохи. Не от страха, нет. С приступом паники удалось справиться удивительно легко. Просто счёт помогал освежить голову и упорядочить мысли. Он был чем-то привычным, знакомым, однозначным доказательством жизни. Я всё ещё дышала, а значит, могла исправить ситуацию. Это, безусловно, ободряло.

Но стоило признать, что дела мои всё же не так уж и хороши.

Лаптолина Првленская неспроста так много говорила о чудовищных поступках. Ох, неспроста. Она явно намеревалась совершить нечто ужасное, но что — я пока не могла понять. Она ведь не надеялась спрятать меня от ментора в этом каменном мешке? Зачем она это сделала? Так и не поверила, что я смогу отказаться от любви, поэтому решила от меня избавиться? В таком случае убийство — самый верный способ. И вряд ли госпожу Првленскую остановили бы высокие моральные принципы. Почему же тогда?.. Чем вызвана такая резкая перемена? Что нужно было ответить в дилижансе, чтобы она передумала?

Мелькнула мысль о том, что я с удовольствием узнала бы всё ответы у этой нехитрой конструкции палача. Мелочные и слишком злобные для мелироанской девы картины пыток встали перед глазами. Бред. Чушь собачья. Может, я всё ещё сплю в Мелироанской академии?

Я стащила перчатки и коснулась лица, осознавая саму себя в этой мгле. Повесила плащ на спинку стула. Достала из сумки фамильный пергамент. Его слабое свечение едва разгоняло тьму, но это было лучше, чем ничего.

Шаг за шагом я исследовала своё новое пристанище. Удивительно, но нигде не было видно ни капли крови, даже наоборот — стерильная чистота прямо-таки кричала о недавней уборке. Здесь пахло не смертью, а дешёвым щёлоком и свежей водой.

Хотелось порадоваться этому обстоятельству, найти хоть какие-то положительные моменты, толику надежды, но не получалось. Силы и самообладание стремительно покидали меня с каждой новой минутой, проведённой взаперти.

Дыхание участилось, по спине скатилась капля пота. Как долго мне предстоит здесь находиться? День? Два? Год? Всю жизнь? За что? Я здесь свихнусь, точно свихнусь…

Бархотка на шее превратилась в удушающий ошейник, и я сняла её и вместе с тиалем затолкала в сумку.

Не глаза, но мысли подёрнулись пеленой. Я вмиг потеряла способность здраво рассуждать. Отчаяние, словно тьма, сгущалось вокруг меня, клало свои когтистые лапы на горло и сдавливало шею, лишая дыхания. Я заметалась в темноте, хватая ртом воздух и мотая головой. Как будто это могло как-то помочь моему положению!

— Да чтоб тебя икша жрали, тварь! — в сердцах выругалась я, ударившись ногой о стул.

И затихла.

Потому что засов снова лязгнул, явно намекая на то, что новоселье я буду справлять не в одиночестве. «А вот и палач», — пронеслось в голове. Повинуясь порыву, я попятилась, упёрлась спиной в ледяную стену. И впервые в жизни зашептала молитву:

— Семеро богов, дайте мне сил спокойно встретить всё, что меня ждёт. Об одном прошу: не лишайте разума и воли, и я смогу сохранить достоинство. Только его потеря губительна, только… — запнувшись, я сощурилась и выставила перед собой ладонь.

Мутные потоки света очертили мужскую фигуру, высветили ореолом силуэт.

Я часто заморгала, и… всё исчезло. Сырые стены темницы. Жуткая мебель. Моя ярость и отчаяние. Ничего не осталось. Ничего, кроме того, кто шагнул через порог и, откинув капюшон, позволил мне себя разглядеть.

Сердце пропустило удар.

Конечно, я узнала его ещё раньше — в первое мгновение, как только увидела. Даже скрытого самым глухим плащом, я бы узнала его из миллиона. По развороту плеч. По мимолётному жесту, по сдержанным, скупым движениям.

По запаху.

О боги.

Я всё-таки помутилась рассудком.

Ментор — живой или мною же выдуманный — на меня даже не посмотрел. Только аккуратно, нарочито медленно прикрыл за собой дверь. Скинул плащ, сделал пару шагов в темноте, затеплил на руке огонёк и зажёг свечу на столе.

Пламя заиграло на стенах, и я снова заметила, как много здесь пыточных инструментов. Щипцы. Длинные узкие крюки. Иглы. Ножи. Цепи и молотки. Прелестный набор. Если бы я только додумалась вооружиться вместо того, чтобы молиться… Сейчас, как никогда, захотелось стать обезьяной с палкой.

Кряхт! К чему эти мысли?

Передо мной тот, кого я ждала каждую секунду своей жизни. Я ведь готовилась к этой встрече полгода. Собиралась предстать перед ним во всей красе, в прелестном платье, с идеальными манерами и обворожительной улыбкой. Тысячу раз репетировала его имя вслух.

Но сейчас…

Все моря Квертинда вышли из берегов и затопили моё тело. В своих волнах они несли столько противоречия, льда и пламени, нежности и грубости, самой трепетной любви и самой злой ненависти. Но больше всего — страха. Животного, иррационального страха перед кровавым магом или… не знаю, перед кем. Имя застряло где-то под сердцем. Казалось, ничто не заставит меня произнести его вслух.

— Прошло меньше десяти секунд, а ты уже боишься меня сильнее, чем смерти, — первое, что он сказал мне до боли знакомым, родным голосом.

И тут же — впился взглядом в лицо, в знак соединения на шее. Скользнул по обнажённым плечам, груди, по рукам, сложенным на животе. Я сцепила их крепче, стараясь унять дрожь.

Оказывается, за столько времени я так и не смогла подготовиться к этому мгновению. Но… нужно было успокоиться. Давай же, Юна! Давай, глупая и трусливая ты девка! Вспомни о том, что ты благородная леди! Представление должно продолжаться.

— Большая честь для меня, ваша милость, — я отлепилась от стены и присела в почтительном реверансе, рискуя рухнуть к его ногам. Устояла. — Простите, если вы сочли моё поведение недостойным, — ошалевший разум выдал светские, заученные строки, хаотично выбирая нужные из десятка вертящихся на языке. — Я совсем вас не боюсь.

— Неужели? Я твой ментор, — он развёл руки в стороны, словно призывая к тому, чтобы я его узнала. Выглядел он не как консул: простая сорочка, гладко зачёсанные и собранные в хвост волосы. Чёрный паук и пробирающая до костей тьма в глазах. — Весьма опрометчиво врать мне о своих страхах, Юна. Я им даже названия дал. Каждому из них. Хочешь послушать?

— Нет, — стушевалась я. И почувствовала себя маленькой мейлори, которую отчитывают за очередную выходку.

— Очень жаль, — искренне расстроился он.

Я отвернулась. Не без облегчения, надо сказать. Слишком сильные и противоречивые чувства будил во мне один только вид ментора. Губы дрожали, и я закусила нижнюю до крови. Отошла к висящему на стене пыточному орудию и спросила:

— Что это за место?

— Это Гнездо, — спокойно ответил он. — Тюрьма, куда привозят опасных преступников… для нужд кровавых магов.

— Для казней, — уточнила я.

Он промолчал, пытаясь понять, как я к этому отношусь. Я промолчала тоже.

— Сюда наведывались сами Иверийцы, — пояснил он после короткой паузы. — Для удобства перемещения они создали портального привратника у дальнего входа. В эти темницы можно попасть из Претория и из любого консульства, чтобы в считанные минуты пополнить кровавую плазну. В отличие от Зандагата, из Гнезда никто никогда не выходил. Это тайное место содержания самых жестоких преступников Квертинда. Даже не тюрьма… последнее пристанище. Стены и двери здесь не пропускают звуков, а лабиринты проходов снижают вероятность побега. И здесь не бывает лишних свидетелей. Даже не все стязатели знают о Гнезде, а кто знает — стараются не посещать его без крайней необходимости.

— Что за крайняя необходимость вынудила меня посетить это славное место? — я взяла небольшой ржавый молоток, взвесила его в руке. Сто лет не держала оружия! — Странно, но я попала сюда не через портального привратника и мне не предложили пополнить кровавую плазну. Как негостеприимно!

Хотелось показать, что я спокойна и весела, что меня забавляет происходящее, но… Обнажёнными лопатками я чувствовала мужской взгляд. Вдруг безумно, страстно захотелось ощутить ещё и его пальцы на своей коже. Меня обуяло дикое, неистовое притяжение и — клянусь! — я почти впитывала его тепло, хотя он стоял в пяти шагах. Волоски на руках встали дыбом. Я вернула молоток на место.

— Ты сюда попала через тайный ход по моему приказу, — совершенно серьёзно пояснил ментор. — После вчерашней ночи тебе не стоит появляться ни в Ирбе, ни в Мелироане, ни где бы то ни было. Тем более в консульствах.

— Почему? — я старательно рассматривала изогнутые металлические ножи и боролась со льнувшим ко мне помешательством. — Разве Преторий не заявил, что вчера ты героически спасал Ирб от изменников и предателей? Разве это не слишком убедительное прикрытие для народа?

— Убедительное, — он подошёл ближе, и я едва не застонала. — Но только не для Ладимина. Теперь он знает наверняка, что ты в Баторе. Именно поэтому тебе нельзя больше здесь оставаться. Впрочем… этим Батор вряд ли теперь отличается от других земель Квертинда.

Я резко повернула голову и выдержала его взгляд:

— Но ты ведь сможешь меня защитить?

Вопрос прозвучал как вызов.

Чёрный Консул склонил голову набок. Смотрел на меня не меньше минуты, изучая лицо, ощупывая его взглядом, и я чувствовала эти прикосновения. Ментор опустил глаза на долю секунды и… сцепил руки в замок за спиной. Улыбнулся коротко и привычно — одним уголком губ.

— Я не всесилен. Я не смог защитить правителей от Ладимина, обладая всеми ресурсами королевской охраны и неприступными стенами Иверийского замка. Поэтому не стану клясться, что смогу защитить тебя. Но могу поклясться, что сделаю для этого всё возможное. По крайней мере, пока я уверен, что Орден Крона не хочет твоей смерти. Ты им нужна живой.

— Потому что нужна тебе? — вырвалось у меня.

Он промолчал. Тишина нарушалась потрескиванием одинокой свечи, и отблески света плясали на мужских щеках. На краткую секунду мне захотелось стать этим светом — запомнить его скулы, нос, сжатые в полоску губы. Каждый волосок щетины и каждый крохотный шрам. Я глубоко вдохнула и едва не замычала от удовольствия. Этот запах… ни один из восхитительных ароматов цветущего Батора не сравнится с запахом ментора. Он пах так же, как и два года назад, в Кроунице. Дубовый мох, кожа, ледники с вершин. Опасность. Разве это не самая сильная ментальная магия в мире?

— Нам стоит обсудить, куда ты отправишься теперь, — он был так спокоен и расслаблен, словно не чувствовал, как сжимается между нами пространство, как замедляется время и крепнет какая-то иная, совсем не магического свойства связь.

Он был как… Джермонд Десент. Мой Джер. Не тот человек, который вчера перевернул город и сжёг цирк. Хороший ментор.

Это чрезвычайно оскорбляло.

Стоило что-то сказать, но я онемела от странного, нежного и одновременного жестокого желания. Я хотела… Объятий? Как мелко. О, меня тянуло впиться в его кожу когтями, вступить в схватку, искусать его и избить. Чередовать укусы с поцелуями, а поглаживания — с ударами. Какие уж тут реверансы…

— Отсюда можно отправиться в любую точку Квертинда, где есть портальный привратник, — тихо рассказывал, почти шептал ментор.

Я опустила глаза. Мне вдруг стало неловко из-за своего вопроса и из-за своих жгучих фантазий.

— Или вовсе никуда отсюда не уходить, — голос звучал интимно… а может, мне только казалось? — Останешься здесь, изучишь лабиринты, поднимешь порядок кровавой магии. Выберешь любое из свободных помещений. Здесь безопаснее, чем в Пенте Толмунда. И, поверь, гораздо уютнее, — он хмыкнул. — Станешь могущественнее, и тогда защитить тебя будет гораздо проще. Потому что ты сама станешь угрозой.

Сердце больно стукнулось о рёбра. Он как будто услышал этот стук и торопливо добавил:

— Я сам буду тебя обучать. Сколько потребуется.

— Какой хороший ментор! — выпалила я с шальной улыбкой. Почти вскрикнула, но взгляд так и не подняла. — И какое щедрое предложение! Чёрный Консул сотворит Чёрную мейлори. Наконец-то слухи оправдаются. Почему же ты сразу не привёз меня в это… Гнездо?

По какой-то не до конца мне самой понятной причине я не могла скрыть едкую, язвительную интонацию. Горькая обида точила разум. Совсем иначе я представляла себе нашу встречу. Что, если этот человек никогда не был тем, о ком я мечтала всё это время?

— Потому что это не то решение, которое я могу принять за тебя, — он не поддавался на мои провокации. — У меня был выбор пятнадцать лет назад, вступать ли на этот путь. Я его сделал и даже не считаю ношей. Но хочу, чтобы у тебя тоже был такой выбор.

— Ммм… — я накрыла ладонью знак соединения. — Предлагаешь мне встать рядом с тобой под знамёна Квертинда в качестве одного из опаснейших кровавых магов? Сражаться за идею и наследие Иверийской династии… и пытаться при этом не сдохнуть? Знаешь… Мне нравится перспектива. О да. Я просто в восторге!

Я сделала вид, что радостно хлопаю в ладоши. Его милость консул Верховного Совета недоверчиво сощурился. Как он правильно заметил, он был моим ментором. И не только чувствовал страхи, но и улавливал ход мыслей, чутко слышал изменения настроения. Он знал меня наизусть. Как свои пять почерневших от кровавой магии пальцев. Поэтому отлично понял, что на самом деле я вовсе не рада.

— Но? — ожидаемо спросил он.

— Но кем я буду… — голос сорвался и стал высоким, совсем детским. — …для тебя?

— Как и всегда, — пожал он плечами так просто, будто прекрасно знал ответ. — Моей мейлори.

От этих двух слов, всегда желанных и таких ласковых, я словно сорвалась с цепи. Теперь они были как пощёчина, как злобный крик в пылу ссоры: «Знай своё место!» Секунду назад я была готова терзать его укусами и поцелуями, сейчас же — хотела убить.

Я резко отвернулась, прошлась до пыточного ложа и ухватилась за ремень — костяшки пальцев побелели.

— Как они умирают? На этом орудии пыток? — зло выплюнула я так, будто это были слова оскорбления.

Он ответил не сразу. Кажется, Чёрный Консул был в замешательстве. Я даже оглянулась — не ушёл ли? Не ушёл. Ментор сидел на краю стола и, сложив руки на груди, внимательно наблюдал за мной.

— По-разному, — сказал он. — Чаще всего тело преступника заранее пристегивают ремнями — от щиколоток до лба, чтобы посетивший темницу стязатель легко и быстро перерезал глотку. Между собой стязатели зовут это «кокон». Первые «коконы» были изготовлены при Дормунде Иверийском. Из-за нехватки стязателей в то время Дормунд создал целый штат палачей, чтобы пытать изменников. Искал брата, — ментор прервался, давая мне возможность осмыслить сказанное. — По слухам, Гнездо и наличие в нём привратника Безумный король держал в тайне даже от Верховного Совета. Он создал более десятка тайных порталов, чтобы никто не мог проследить за его перемещениями… Кто знает, сколько подобных мест ещё разбросано по Квертинду. Но это было давно. Сейчас палачей здесь нет, а стязатели не любят занимать их место. Убийство для стязателя — служебная необходимость. Поэтому они так редко спускаются в Гнездо. Намного приятнее приносить жертвы Толмунду в бою, в схватке или даже просто в любой другой темнице Квертинда. Так есть хотя бы иллюзия шанса. А «кокон» — на крайний случай, когда ты торопишься или ранен. Вскрывать его… неприятно. Слишком беззащитными выглядят жертвы. И это не всегда мужчины.

— Вскрывать кокон, — сморщилась я от отвратительного названия и… вдруг замерла.

Безумный смешок вырвался сам собой. Дикая, отчаянная и совершенно бестолковая идея стрелой пронзила голову.

Мы были в самом ужасном месте Квертинда, нас окружала аура смерти, и, возможно, кто-то прямо сейчас ступал на дорогу Толмунда в соседней темнице. Мне стоило леденеть от ужаса, но… вместо этого я ощущала волнительный трепет. Присутствие ментора действовало, как кровавая магия: придавало азарта, будило тайные желания. Мне захотелось, чтобы он подошёл ближе, коснулся края моего платья. Может, поцеловал руку… и увидел ту Юну Горст, с которой был ещё не знаком. Мелироанскую деву, умело играющую с мужскими желаниями и чувствами.

— Знаешь, — с хитрым прищуром развернулась я, — в библиотеке Голомяса я как-то читала, что в твоём замке целый подвал оборудован для пытки женщин. Страшно представить, что же устраивал там Чёрный Консул.

Я откинула голову, тряхнув волосами, и кокетливо рассмеялась.

Ментор улыбнулся. Не то из-за сплетен, не то от моего не к месту весёлого вида.

Насладившись его улыбкой, я встала спиной к деревянному полотну, уверенным жестом взяла ремни и… застегнула на талии.

— Готова спорить, ваша милость, вы были не из тех стязателей, что ненавидят вскрывать «коконы». Наверняка просто обожали эти пытки.

О, я безбожно, нахально и вызывающе врала! Я ведь теперь была мелироанской девой, способной распознавать откровенность мужчин. А ещё — его мейлори. Я знала, что когда он рассказывал о «коконе», то говорил о себе. Он ненавидел их. И сейчас, должно быть, испытывал отвращение при виде меня возле этого ужасного приспособления. Этим невозможно было не воспользоваться.

«Каждый мужчина был бы счастлив оказаться на моём месте», — припомнила я слова Ренуарда о «девушке в беде» и сдержала улыбку. Сейчас по правилам представления мне полагалось страдать.

— Впрочем, я не сомневаюсь, что Чёрный Консул ловко внушил всем идею страха, а сам чрезвычайно благороден, — цокнула я языком, подстёгивая его сомнения. — И готов прийти на помощь своей верноподданной, если та ни в чём не виновата.

Я говорила шутливо и флиртовала, как и учили на занятиях. Но ментор перестал улыбаться. Склонил голову, рассматривая меня из-под ресниц.

Стало не по себе, но память голосом Лаптолины напомнила, что сейчас в мужском сознании происходит битва между похотью и честью, которая его неимоверно увлекает. Выйти рыцарем из внутренней схватки — удовольствие, которого жаждет каждый благородный господин.

— Клянусь, ваша милость, я совершенно не виновата!

Уголки моих губ предательски дрогнули, когда я застегнула ещё один ремень, чуть ниже талии. Представила, как его пальцы расстёгивают пряжки, слегка касаясь меня, как я чувствую его тепло сквозь ткань… Хотелось соблазнительно откинуть голову, но затылок упёрся в твёрдое дерево. Я не отчаялась. Приоткрыла рот, чтобы выглядеть невинной девой на ложе пыток. Кряхт, как же неудобно! И ремни мешают… Я знала теорию этих тонких игр, но на практике ещё никогда их не применяла. Поэтому сейчас переживала, что выгляжу глупо. Что вместо желания спасти вызываю только смех.

Впрочем, ментор не смеялся. Секунды тянулись медленно, словно они тоже боялись взгляда этого мужчины — цепкого, пристального, внимательного. В тёмных, залитых кровавой мутацией глазах, я почти видела его мучения. Страдания? Неудовольствие? Или… что это было?

Лёгкий страх кольнул изнутри, но это было даже к лучшему. Так убедительнее. Пусть чувствует, что я боюсь.

— Ну что же вы, консул? — задорно подначивала я. — Спасите непутёвую мейлори! Она в очередной раз пала жертвой своей глупости.

Я откровенно забавлялась его смятением. Мне и правда было смешно. Смешно и страшно. Какая забавная смесь! И на этот раз я не сдержалась: вполне искренне рассмеялась, подняла руки вверх, с удовольствием потянулась.

И почти не заметила, как ментор оказался рядом, уверенным жестом пристегнул запястья над головой, стянул их ремнями. Я лишь тихо ойкнула и едва успела вдохнуть, когда он впился мне в губы жадным, требовательным и злым поцелуем.

Я округлила глаза, запаниковала, затрепыхалась от неожиданности. В первый миг захотелось оттолкнуть нахала и хорошенько врезать, но проклятые ремни держали крепко. Твёрдые мужские губы терзали и прикусывали, язык проник в рот. Я дёрнулась. Стоило что-то предпринять, но растекающиеся по телу волны удовольствия начисто лишили не только способности сопротивляться, но и соображать.

«Это провал. Позорный провал», — успела подумать я.

— Кажется, я учил тебя, что нельзя дразнить мужчин, — ментор оторвался, прислонился своим лбом к моему. — Но ты плохо усвоила тот урок. Вот тебе ещё один.

Мужские пальцы больно впились в мои щёки. Я протестующе замычала и замотала головой, попыталась оттолкнуть его ногами.

Ментор вжал меня своим телом в треклятые доски так, что заболели лопатки. И я почувствовала, как сильно он возбуждён. Он словно нарочно потёрся об меня пахом, позволяя ощутить крепкое и явное свидетельство его желания. Я застонала ему в губы. Не знаю, от возбуждения или от страха. А он засмеялся. Очень тихо. И снова поцеловал меня — на этот раз медленно изучая мой рот языком, покусывая и зализывая. Оторвался и провёл большим пальцем по нижней губе.

Перед глазами всё плыло, и я шумно сглотнула. Только не поддаваться панике… Только не просить его прекратить и не показывать своё смущение. Это урок, просто новый урок ментора. Я знала, что он закончится, поэтому вернула ему кривую ухмылку — ехидно подняла уголок губ. Вот так, ваша милость, теперь я тоже умею играть в эти игры.

Я была уверена, что выиграю. Точно выиграю. Но…

Горячие пальцы, едва касаясь кожи, развязали ленты лифа и потянули ткань нижнего платья, легко обнажая грудь.

По телу пробежала волна мурашек и схлынула так, будто смыла слой моей кожи и сделала её невыносимо чувствительной.

— Ты же не… — ошалело выпалила я.

Ментор не обратил внимания. Одним пальцем очертил мою грудь по кругу и поднёс раскрытую ладонь к соску, легко касаясь её центром чувствительной вершины. Едва заметный жест, намёк на ласку, но меня словно прошибло молнией. Я всхлипнула и поджала пальцы на ногах. С вызовом посмотрела ему в глаза, стараясь припомнить все самые изуверские заклинания Толмунда. Новоиспечённый палач оголил другую сторону, распахнув полы платья. Крепко обхватил мою талию, наклонился и… лизнул обнажённую грудь.

Дичайший, бешеный ужас взорвался внутри осознанием того, что может сейчас случиться. Сгорая от стыда, я моментально забыла о своих кокетливых намерениях. Зато вспомнила шершавые, противные ласки Фаренсиса, его ладони, проникшие под сорочку… На зубах обозначился привкус песка. Я ощутила холодный порыв кроуницкого ветра. А ещё — страх, бешенство, обречённость. Сухие руки с мозолями от мечей касаются меня, свободно шарят по телу, обжигают кожу — вот как сейчас…

Я панически задёргалась, пытаясь вытащить руки из тисков.

Кряхт! Пекло Толмунда! Троллье дерьмо! Я так мечтала о прикосновениях, но сейчас, вися в этом чудовищном «коконе», поняла, что ненавижу мужские ласки! С тех пор, как меня едва не изнасиловал Фаренсис. А теперь мой спаситель делал то же самое…

— Не смей, — решилась я угрожать ему.

Получилось жалко, и я сама себя отругала. Моё тело было в его власти.

Казалось, что это не ментор, а воплощенный ужас терзает меня в этом «коконе». Но, что было ещё хуже, — жгучее удовольствие от ласк ужасало меня саму ещё сильнее. Я выкручивала запястья и извивалась, едва не ломая руки, я почти рычала, когда ментор продолжил дорожку из поцелуев к шее и прикусил кожу за ухом. А когда он снова прижался всем телом, я сдалась окончательно.

Сбиваясь и всхлипывая, я начала умолять его, сначала вполголоса, потом всё громче и громче; я просила остановиться — и не знала, хочу ли на самом деле, чтобы он останавливался. Сердце пульсировало где-то в животе.

— Прекрати! — наконец выкрикнула я так громко, что, казалось, зазвенели стены.

Он прекратил. Не касаясь кожи, провёл губами от уха к ключице и обратно. Втянул запах. Шумно, как хищник. Казалось, ещё мгновение — и он вопьётся зубами в горло.

— Мне страшно, — пожаловалась я, воспользовавшись передышкой.

Зубы дрожали так, что ими можно было бы дробить камни.

— Я знаю, — зашептал ментор громко, в самое ухо, пламенным дыханием пробирая до костей и поднимая волну озноба. — Я это чувствую. Я тебе когда-нибудь говорил, что обожаю, когда ты меня боишься? Это придаёт такой… остроты. Как будто боюсь я сам. С этим приходится справляться.

Тыльной стороной ладони он медленно провёл по моей задранной руке, наблюдая, как в ответ кожа покрывается мурашками. Словно в благодарность, он наградил чувствительное место коротким поцелуем.

— Но ещё я чувствую, как сильно ты возбуждена, — ментор заглянул мне в глаза. — Желание подмешано к твоему страху. Ты хочешь меня, Юна.

— Не хочу! — истерично, почти плача заспорила я. Меня как будто прорвало: — Не хочу, не хочу! Мне страшно, Толмунд, мне так страшно! Я… — мысли путались, и я не нашла слов убеждения. Только сильнее стиснула колени.

–…ты хотела, чтобы я тебя спас, — продолжил он за меня. — Как Джер.

— Да! — обрадовалась я и часто закивала. — Я так и хотела, чтобы ты меня спас. Джер, пожалуйста…

— Джера не существует, — с какой-то злостью бросил он и… продолжил.

Не-Джер задрал платье, схватил меня за ногу, прижал её к своему бедру. Упёрся затвердевшим членом мне между ног — чтобы я поняла, насколько серьёзно он настроен. Другая его рука легла на мою грудь. Ремни больно, до синяков впились в кожу. Меня заколотило крупной дрожью. Лёгкие разрывало от лишнего воздуха, который никак не хотел выдыхаться. Неповоротливый язык больше не слушался, и я тихо захныкала, мотая головой из стороны в сторону:

Конец ознакомительного фрагмента.