Номинанты Московской премии – 2019. Хрестоматия. Проза и поэзия участников Московской международной книжной выставки-ярмарки

Коллектив авторов, 2020

Вот и окончила свою работу Московская международная книжная выставка-ярмарка. Несмотря на трудные обстоятельства, о которых мы все хорошо знаем, мероприятие удалось провести очно – конечно, с соблюдением всех правил безопасности. Интернациональный Союз писателей по итогам прошедшего события выпускает традиционный сборник, в котором объединяет прозу и поэзию наших авторов – участников ярмарки. К сожалению, далеко не всем любителям книг, интересующимся современной литературой, удалось побывать на этой ярмарке. Пусть же этот сборник поможет представить, каким ярким и интересным событием, настоящим книжным праздником она стала.

Проза

Михаил Акимочкин

Михаил Геннадьевич Акимочкин родился 17 ноября 1986 г. в городе Фокино Брянской области. Рос в любящей семье. Ходил, как и все, в детский сад. Окончил 11 классов общеобразовательной школы. Поступил в ФИТ, на отделение «Правоведение и юриспруденция». И вроде бы ничем не отличался от сверстников, но, как только научился писать, тетрадь и ручка стали его неотъемлемыми принадлежностью. Любил ходить один на природу, мечтал, писал свои первые рассказы. И вот мечты сбылись. В 2016 г. выпустил небольшим тиражом свою первую книгу «И. О. Б.». Печатался в «Автографе» (2018), напечатан в сборнике «Смысл жизни», получил медаль «За вклад в развитие русской литературы».

Папаша для демона

Мой приятель всегда любил подобные заморочки. Я никогда его не понимал. Но прикалываться он умел. И вот сидим мы на стадионе, смотрим на частный сектор. Ну, вы знаете, тот, что у окраины! Там еще трибуна, с которой все видно как на ладони. Дима говорит:

— Ты знаешь прикол про Свиридову Ирину? Черт! На том районе про нее ходят потрясающие слухи — что она ведьма, и прочая хрень, что у нее на заднем дворе сегодня будет какой-то костер.

Я спросил, откуда он знает. Он ответил, что проходил мимо и увидел, как она складывала костер и говорила с кем-то о том, что вечером все произойдет.

— Что произойдет? — спросил я.

— Ну, я не знаю. Я подумал, раз про нее ходят такие слухи… и тут такой шанс увидеть все самим. Так сказать, знать наверняка. Вот это было бы круто! Да?

Фишка в этом была, но своя. Я согласился на эту подставу. В нужное время мы сидели в кустарнике на ее земле. Там он достаточно густой. При необходимости можно было смыться в отверстие в заборе.

Там действительно был костер. И другие шесть человек. Это оказались родители моих одноклассников, отличников и вообще звезданутых людей. Они были какими-то сектантами, потому что говорили на странном языке. Они встали вокруг костра. Когда Ирина вышла с ребенком на руках, костер вспыхнул.

Меня пронзила жуткая мысль, когда она подняла его над костром. Все родители засмеялись каким-то змеиным шипением.

«Они сожрут его, поджарив на костре». Я испугался и прошептал Диме: «Они сожрут его». Он схватил меня за шею и посмотрел мне в глаза невозмутимо: «Никто не говорил, что будет легко. Сидим молча. Я не хочу, чтобы эти уроды сожрали и меня». Его слова успокоили меня. Я смотрел молча. Но сердце кровью обливалось. Черт возьми, ему было не больше четырех месяцев, а эти твари хотят с ним сделать такое! А Дима тихо говорил: «Я не уверен в том, что это наше дело. Мы обычные, в их понимании. Лучше не лезть в их дела».

Но как такое возможно? Какие-то уроды зажарят живьем, а потом сожрут младенца! А я потом буду говорить, что просто смотрел и ничего не сделал?! Да какой я после этого человек? Но мне пятнадцать. А их семеро! Маньяки, каннибалы, психи еще те! Что я против них? Мозги просто вскипали.

Но когда она бросила ребенка в костер, что-то переключилось. Я вдруг оказался рядом с кустами. Смотрю на то, как я выбегаю из кустов, как пес, на четвереньках, окутанный серой дымкой, с оглушительной скоростью несусь к костру, выхватываю ребенка и оказываюсь стоящим на том месте, откуда за всем наблюдал. А эти твари медленно поворачиваются и смотрят на меня. Я оторопел. Я заорал на них: «Ему и полугода нет, за что?» Заговорила Ирина: «Жалкое подобие человека! Ты хоть соображаешь, кто он? Он не то, чем кажется. Такое не следует оставлять в этом мире».

«Я не позволю убить ребенка», — заявил я. Смотря на то, как он молча держит меня за палец, смотрит на меня, я не понимал, что могу им противопоставить.

Она ответила: «Отлично! Значит, мы сегодня будем есть». После этой фразы они сбросили с себя одежду, начали превращаться в жутких серых тварей, которые на глазах были не из этих мест, планеты Земля. Демоны, монстры из параллельных миров. Они были оттуда, точно. Но самое жуткое разочарование я пережил, когда посмотрел в сторону друга Димы. Из кустов вышла собака с лицом моего друга и зловеще подмигнула мне. Я понял, что мне кранты.

Последний раз посмотрев на малыша, я искренне извинился за то, что не располагаю достаточной силой, чтобы защитить его. Я извинился за свою слабость и попросил прощения за то, что он умрет такой смертью. Я дрожал от холода, дикого страха! Я начал проворачивать в голове, как меня разрывают. Помню, сказал: «Прости, сынок». А в ответ: «Не волнуйся, отец, я тебя услышал. Направь свое намерение к их смерти. Остальное сделаю я!»

Меня пронзило множество мыслей, но вопрос выскочил сам. «Кто ты?» — спросил я. Мне на плечо легла ладонь. На все мое плечо. Она была холодной, и от нее шел дым. Меня пронзили дикий холод и бесконечная тоска. Следом вынырнуло лицо. Это не был человек. Его лицо напоминало огромную маску с ярко-желтыми глазами. Но вблизи как бы сама эта маска менялась, становилась сотнями лиц, которые были его частью. Оно ответило: «Меня, отец, называют Легион! Потому что нас много». Этого ответа мне хватило. Я пожелал им смерти.

Пригнулся, загородив спиной ребенка, успокаивая его колыбельной, которую перекрикивали визги и вопли тварей, от вида которых я кое-как держался в сознании. Жуткие звуки. Я пытался перепеть колыбельной, которая даже не в рифму была, вопли тварей. А потом все прекратилось.

Я посмотрел. Это были куски разорванного мяса. Я тоже был весь в крови и кусках плоти. Не человеческой! Кровь была серой! В центре стояло существо около трех метров ростом, с длинными руками и пальцами. Издали его лицо действительно менялось, находясь как будто под маской постоянно меняющихся лиц и ярко-желтых глаз.

«Легион?» — жалобно спросил я.

Существо оказалось возле меня, склонилось надо мной. В голове я услышал его голос: «Да, отец!» — «Как такое возможно? Ты — демон?» — «Можешь называть это так. Ту форму жизни, которую я представляю, вы, люди, называете демонами. Но я — просто форма жизни. Как вы, люди. Да! Когда-то давно я был человеком. Создал потомство до того, как стал тем, чем стал. Я сохранил людскую линию, чтобы не пропало самосознание. Я сохранил людскую линию, чтобы остаться собой». — «Ты сам стал демоном, но зачем?» — «На это было много причин. Это случилось так давно. По вашим меркам — несколько миллионов веков. Те причины остаются актуальными и сейчас. Я — хранитель врат, где хранится проход к великой силе пустоши. Три темные сущности древнейшего мира: Тьма, Хаос и Бездна. Я охраняю врата от посягательств хищников, которые жаждут выпустить их. Даже среди демонов только древние осознают, что такую силу следует держать под контролем. Я отношусь к числу древнейших и никогда не встречал такого чистого сердца, как у тебя. Я странствую по просторам мира тьмы и видел многое, но такого!.. Я даже установил все родственные связи, когда ты воспользовался своим желанием убить тех тварей. Теперь мы родня. Ты — мой отец! Я — твой сын. Пойми: твое сердце будет представлять огромный интерес для таких древних существ, которые древними считались в мое время. Очень важно уберечь тебя от их влияния».

— Ты еще спроси почему! — раздался голос Димы, разорванного пополам, в собачьем облике, с ехидной улыбкой.

Мы посмотрели на землю и увидели его.

— Ты о чем? — спросил я, подойдя ближе.

— Пожми руку на прощание. — Он смотрел на меня глазами щенка.

— Не делай этого, отец. Эта тварь убьет тебя.

Я отшатнулся. Внимательно смотрел, как это пыталось дотянуться до меня.

— А, — обреченно сказал Дима, — черт с ним!

Он смотрел на меня.

— Не смотри на меня так. Ты не в том положении, чтобы смотреть так.

— Что ты несешь?

— Ты просто человек. Но только у таких, как вы, бывает чистое сердце. Чем ты лучше?

— Тем, что он — не ты и не питается подставами и предательствами, — вставил демон.

Потом я пожелал, чтобы он умер. Демон пронзил ему сердце. Когда он испустил дух, демон посмотрел на меня и сказал:

— Милосердно, отец.

— После я ничего не помню, — закончил рассказ парень.

Борис Алексеев

Борис Алексеев родился в Москве в 1952 г. Окончил Московский инженерно-физический институт (МИФИ), работал в НИИ им. И. В. Курчатова. Увлёкся рисованием. На волне нового увлечения, не отработав в «Курчатнике» положенных по распределению двух лет, бросил физику и ушёл в свободные художники.

В 1997 г. стал членом Московского союза художников (МСХ).

За труды по благоукрашению Русской православной церкви удостоен многих патриарших наград, в том числе ордена преподобного Сергия Радонежского (III степени) и ордена преподобного Андрея Рублёва.

Работая над Образом Бога, старался постичь смысл определения «Господь — Слово». Вскоре литература стала главным увлечением жизни.

В 2017 г. принят в Союз писателей России. Является лауреатом Премии Гиляровского и Серебряным лауреатом Международной литературной премии «Золотое перо Руси — 2016».

Он также дипломант литературной премии Союза писателей России «Серебряный крест — 2018», дипломант Литературного конкурса Союза писателей России «Лучшая книга года» 2016–2018 гг., награждён медалью И. А. Бунина «За верность отечественной литературе» (Союз писателей России, декабрь 2019 г.).

Беглец Парамоша

Парамон грелся на солнышке и приговаривал:

Гой, ты, кровушка чужая,

Будь ты мачеха не злая,

Дай мне в силушку твою

Хлебец обмакнуть в бою…

«Что с матерью станется теперя?» — думал он, обхватив вихрастую голову иссечёнными в кровь ладонями.

Парамон был сыном раскулаченного и расстрелянного в 1934 году зажиточного кулака Осипа.

Покуда революционная тройка из трёх бездворовых оторв смаковала бате смертельную участь, он с матерью бежал в тайгу. Прибился к старателям, но вскоре повздорил со смотрящим артели. И вот из-за чего. Стал смотрящий к матери Парамона подбираться. Мужичок-то плюгавый, дунь — не сыщешь, но больно досадливый. Мать от него как могла сторонилась, ревела по ночам, только оттолкнуть прилюдно не смела — за сына боялась. А сморчок этот, особливо на людях, так и лез к ней. Мужики, им что, хохочут — забава вроде.

Не стерпел Парамон. Ночкой тёмной выследил обидчика, встал перед ним грудь в грудь и вилами забодал. А как поднял вилы над головой, силища-то молодая, злобная, как полилась ему на голову кровушка человеческая, понял, что натворил, — и в бега. Хотел мать забрать, но помешали.

Месяц скитался по тайге. Эх, одними сырыми грибами, корой да ягодой сыт не будешь. С голоду сыпь по телу пошла. И вот уже к смерти приготовился Парамоша. Ан нет, выпал случай, завалил он медвежонка. Пока медведица в малиннике чухалась напился тёплой звериной крови — и бежать. По реке с версту топал, еле ноги унёс. Жалобный рык медвежьей матери до сих пор в ушах перепонки выгрызает…

Так сидел Парамон над речкой, хмелел без вина да приговаривал:

Гой, ты, кровушка чужая,

Буди мачеха не злая,

Дай мне в силушку твою

Хлебушек макнуть в бою…

Глядь: напротив, на другом бережку, две молодки из ельничка выбежали, скинули-то сарафаны — и в воду. Парамон прижался к тёплому камню, глядит-поглядывает. А те плещутся в потоках воды, хохочут. Решил Парамон к девкам поближе подсесть, полез через валуны, но оступился — и в воду, как есть, шлёпнулся. Девчата взвизгнули, схватили одёжку и бежать до хутора.

А Парамон давай ходить по мелководью да пританцовывать!

Походил он так минут десять, поёрничал, вдруг видит — три мужика с обрезами через ельник к реке пробираются. «Ё…» — выругался Парамон и опять в бега.

Решил бежать через ивняк речной балкой вниз. Всю голову посёк, но от погони ушёл. Без сил вывалился на пригорок, огляделся. Перед ним лежало огромное скошенное поле. Молодые стожки и увесистые стожары радовали хозяйский глаз Парамона, напоминали годы детства, полные справедливого распределения по труду.

«Эка лепота!» — шепнуло его сердце, истерзанное житейской непоняткой.

Поперёк поля шла железная дорога. Метрах в трёхстах от Парамона топорщилась из земли полуразрушенная бомбёжкой станция. На платформе стоял конвой в будённовках с красными лентами, а промеж конвоя полтора десятка зэков сидели на чемоданчиках и курили.

Парамон качнулся за дерево, он хотел было в лесок юркнуть. Вдруг в правом боку кольнуло, точно пуля конвойная ужалила. «Да нет же, не стрелял никто». Глаза белым мороком заволокло — не ступить.

«Господь единый, чё со мной?» — промычал Парамон, ладонями оттирая глаза.

Его шевеление приметили на платформе. Два конвоира спрыгнули с плит и направились к Парамону.

— Ух, ты зверь али человек? — хохотнул один из них, разглядывая истерзанную фигуру Парамона с разводами крови на рванной в клочья одежде.

— Беглый я, — хрипло ответил Парамон, опуская руки.

— Оно и видно. И отколь в бегах? — вохровец^[4] передёрнул затвор винтовки.

— От себя, знать…

Гюля Ализаде

Гюльшен Арифовна Ализаде — независимый писатель, старающийся изложить в сюжетах своих книг противостояние различных психологических характеров. Родилась 2 мая 1979 г. в городе Баку. По профессии врач. Первая изданная книга — «Эпос о Гильгамеше». Исторический роман «Амазонки» издается при содействии Союза писателей Санкт-Петербурга. Здесь автор представляет роман в жанре фэнтези под названием «Ожившие камни Аргоса», в котором описывается нелегкий жизненный путь древнегреческого скульптора Леонидаса, отличающегося весьма своеобразным отношением к событиям, происходящим вокруг него. Несомненно, им движет любовь, которая создает красоту мира.

Сияние сферы

— Интересно, они думают все как один или же отличаются друг от друга мыслями? — удивленно спросил зависший в изменяющей свою форму красновато-розовой сфере дух.

— Думаю, все они одинаковы. Заметь, как стараются делать уверенные шаги по поверхности. Посмотреть вверх им даже в голову не приходит! — недовольно ответил ему дух, раскачивающийся внутри такой же красноватой, но отдающей серым сфере.

Они держались вместе, на случай если придется подлететь ближе. Так становилось спокойнее и не так страшно.

Тем временем люди в костюмах и скафандрах подносили открытые колбы к почве, которая отлетала мелкими кусочками в горловины. Пробы странного на ощупь, будто бы влажного песка были необходимы для исследований на планете, откуда астронавты прилетели. Люди были уверены, что Марс является никем не заселенной планетой. Они были уверены потому, что не видели никого, кроме самих себя…

— Энди, — обратился один из них к другому, — думаю, если песок действительно влажный, то где-то под ним обязательно должна быть вода!

— Ты прав как никогда, — согласился с ним Энди.

Четверо астронавтов все шли и шли, забирая бесчисленное количество образцов. Они выполняли свою работу, которая заключалась в том, чтобы рассмотреть все, что попадется на пути. Рассмотреть, а не предположить…

— Ты затмеваешь меня, перестань! — тревожно воскликнул дух в красновато-розовой сфере. — Зачем так нервничать, не понимаю?!

— Они злят меня все больше и больше! Ведут себя как хозяева нашей планеты! — огрызнулся дух, сфера которого приобрела уже стойкий серый цвет.

— Но мы тут одни, не забывай. Может, поделимся с ними? — робко спросил улыбчивый дух.

— Поделиться?! Своим домом?! Никогда! — заорал нервный дух. — Они уничтожат сначала нас, а потом нашу планету! Как ты не понимаешь? Живешь уже миллиарды лет, но так ничему и не научился! А все почему? А все потому, что память у тебя короткая! Вот и улыбаешься по этой причине всему, что происходит!

— А ты слишком злопамятная, — обиделся улыбчивый дух, — вот, сереешь и сереешь! Скоро тень начнешь отбрасывать!

— Ну какой же ты глупый! Только люди могут отбрасывать тень, только они! А мы — нет! — огрызнулся нервный дух.

— Глупый?! Я?! Ты, наверное, забыла, что тень — это когда много тяжести внутри! Ты ею преисполнена! Ты перестаешь быть духом и вновь превращаешься в человека! — с тревогой воскликнул улыбчивый дух, сфера которого стала чуть светлей.

— Думай, прежде чем говорить! Думай! — вскричал полностью потерявший контроль над гневом нервный дух.

Улыбчивый дух начал уменьшаться и тяжелеть. Густая серая тень подавляла его сферу. Она придавила его вниз, ближе к блуждающим людям. Улыбчивый дух испугался. Он потерял связь со своей единственной подругой.

— Где ты, Думка?! Где?! — громко расплакался он.

— Я увеличиваюсь, Улыбка! Помоги! — донесся отовсюду гул.

— Вспомни что-то хорошее! Давай, ты сможешь! — начал метаться туда-сюда Улыбка. — Ты поглощаешь меня, Думка!

— Потерпи! Не исчезай! — проревел гул.

Улыбчивый дух теперь совершенно неулыбчиво завис в сфере ожидания. Она могла держаться совсем недолго и постепенно испарялась. Улыбка дрожал от нетерпения. «Откуда взялись эти люди?! Зачем они так любопытны и бесцеремонны?! Кто дает им право так себя вести?!» — только подумал он, как почувствовал прилив силы. Сила отличалась своей странностью. Она была неприятна Улыбке не только сферой грязно-желтого цвета, но и скрипом, перекрывающим нежный звон, которым пело его сердце. Он раскачал свою сферу так, что она задрожала и взлетела высоко-высоко. Улыбке не терпелось найти центр сосредоточения души Думки, чтобы помочь ей вернуться в прежнее состояние. Серый дым клубился внутри красного воздуха планеты Марс подобно пару. Мысленно набравшись смелости, Улыбка нырнул в паровые клубы. Пролетев внутри них, он наткнулся на почерневшую сферу. Он заметил Думку быстрее, чем ожидал.

— Думка, Думка, очнись! — стараясь придать голосу строгие нотки, приказал марсианин.

— Они погубят нас так же, как и себя! Эти «люди» не угомонятся, пока не захватят Марс! — словно в бреду проговорила Думка.

— Думка, дорогая, ты должна перестать огорчаться! В противном случае мы сами уничтожим нашу планету своим же внутренним гневом! Посмотри на воздух! Он начал терять свой прекрасный красный оттенок! Я задыхаюсь, Думка, задыхаюсь! — с отчаянием простонал Улыбка, понимая в глубине поющего сердца, что в чем-то Думка все-таки права.

Необходимо было угомонить Думку, но он не знал, как это сделать. Тогда Улыбка пошел на крайнюю меру. Насильно остановив пение сердца, он отделил от него кусочек. Теперь его сердце пело не так громко. Кусочек же, пролетая туда-сюда в сфере, не понимая, что случилось, излучал ярко-красный горячий свет. Силой мысли Улыбка направил его в сферу Думки. Густой серый цвет сразу же разбавился и стал светлее.

— Улыбка, зачем?! Ты же можешь исчезнуть! — прикрикнула на него Думка. — Я бы справилась сама!

— Без тебя мне сфера не нужна! Я не хочу жить один на этой планете! — начиная успокаиваться, ласково ответил Улыбка. — «Люди» не смогут нам навредить, будь спокойна. Обещаю придумать что-нибудь.

— Не вздумай подлетать к ним ближе, чем следует! Они опасны! Их сферы не излучают вообще, Улыбка! — потеряв некоторую часть гнева, возразила немного подобревшая Думка.

— Хорошо, Думка, ты не думай обо всем этом. Отдохни. Закройся в себе и восстанови сферу, — ласково улыбнулся Улыбка.

Удостоверившись, что Думка перестала излучать серый свет и поднялась выше, Улыбка отлетел от нее на то расстояние, на котором Думка не могла бы слышать его мысли.

«Думай, думай! Не дрожи только так, а то Думка заметит!» — размышлял Улыбка, внимательно наблюдая за астронавтами, которые действительно уже увереннее ступали по поверхности красной планеты. Оставалось одно — то, чего Улыбка боялся больше всего.

Тем временем астронавты, отделившись друг от друга, действовали уже в разных направлениях. Они были твердо убеждены, что на планете никого, кроме них, нет. Исследуя лишь поверхность Марса, земляне видели только друг друга.

Улыбка подлетел чуть ближе к незваным гостям. Вобрав в себя как можно больше красного воздуха, он решился. «Людей четверо. Нужно узнать, какого цвета сфера каждого из них, и начать действовать. Думка в последнее время слишком часто переживает. Близок тот час, когда я действительно потеряю ее!» — с огорчением подумал он.

Чем ниже садилась невидимая сфера Улыбки, тем больше он задыхался. Люди излучали странную темно-фиолетовую сферу. «Она когда-то была розовой, я уверен. Возможно, они копили гнев в течение всей жизни. Все, пора!» — решил он и остановил пение сердца. Оторвав от него четыре крупных куска, он выпустил их и силой мысли направил в сферу людей. Прислушавшись к оставшемуся в своей сфере крохотному кусочку уже безмолвного сердца, Улыбка упал на поверхность родной планеты.

— Энди, думаю, нам пора, — подойдя к другу, обратился к нему Ник, — мы достаточно поработали.

— Да, Ник. Ну и тоска здесь! Так мне вдруг захотелось, ступая по Земле, надышаться чистым воздухом и вобрать в себя тепло солнца! — ответил Энди. — Позовем остальных и отчалим отсюда.

Энди был крайне удивлен. Ему впервые доводилось слышать от Ника подобные слова. Слова, которые ему так хотелось высказать всего лишь мигом раньше.

…Думка подлетела к Улыбке, когда тот неподвижно лежал на поверхности. Горечь и гнев обуяли Думку. Разозлившись, она начала выплескивать из себя клубы черного пара. Красная сфера Марса, раскалываясь на огромные куски, падала вниз, образуя в планете глубочайшие кратеры. Марс сотрясался от нескончаемой ярости своего вечного жителя. Разрушив бо́льшую часть планеты, Думка остановилась. Оглянувшись по сторонам, она поняла, что за хаос посеяла. Наклонившись к Улыбке, она подняла его и взлетела вверх.

— Я осветлю свою сферу, обещаю! — пропела Думка, оторвав кусочек от грустного сероватого сердца. — Оно не такое, как было у тебя, но, надеюсь, что поможет!

Оторванный кусочек грустного сердца порозовел прямо на глазах. Думка обрадовалась и силой мысли вдохнула его в сферу Улыбки. Трепетный, чуть слышный звон рождающегося сердца начал отзываться в увеличивающейся сфере Улыбки…

Елена Альмалибре

Елена Альмалибре (Елена Викторовна Натальченко) — поэтесса, прозаик, переводчица, магистр филологии.

Живет в Ростове-на-Дону. Кандидат в члены Союза писателей России, член Интернационального Союза писателей, участник ММКВЯ-2019.

Автор романов «Сближение. Пикап», «Французский роман». Публиковалась в газете «Литературная Россия».

Лауреат премии имени Владимира Набокова, победитель конкурса короткого рассказа «Сквозь пену дней» от радио «Гомель Плюс» (рассказ «Кукушка») и конкурса-фестиваля «Донские рифмы — 2017», лауреат конкурса «Степные всполохи — 2», литературно-педагогического конкурса «Добрая Лира — 2020» — рассказ «Гулёна», а также премии губернатора Ростовской области представителям творческой интеллигенции.

Говори, что думаешь

^{(Рассказ-диалог)}

По телефону. 2035 год.

Она. Сегодня в три часа дня ты будешь на Солнечной, 10?

Он. Да. А ты?

Она. Да, я буду сегодня в три часа дня на Солнечной, 10. Как узнать погоду? Брать ли зонт?..

Он (шепотом). Даже не думай звонить в метеобюро. На той неделе их накрыли. Телефон на прослушке.

Она. Черт! Тогда лучше не брать зонт. Лучше промокнуть, чем попасть под подозрение, что тебе слили, что будет дождь.

Он (еще тише). Нет. Нужно взять. По официальной статистике, в Санкт-Петербурге чаще дождь, чем ясно.

Она. Все зонты наверняка с датчиками. Да, лучше взять. Ты купил килограмм яблок сорта «Гольден»?

Он. Нет, я купил восемьсот пятьдесят граммов яблок сорта «Анис».

Она. Но в расширенном списке был «Гольден»! Это недостоверное документирование!

Он. Это ты виновата! Нужно было посмотреть, что «Гольдена» нет в продаже в магазинах нашего района.

Она (почти с плачем). Я смотрела — был.

Он. Значит, напишем объяснительную. Всегда делай скриншот.

Она. У меня автоматически все скриншотится.

Он. Тогда по этому пункту все хорошо.

Она. Ты меня любишь?

Он.?

Она. Ты меня любишь?

Он. Зачем ты подставляешь меня?

Она. Мне надоело. Ты меня любишь?

Он. Ты же знаешь, какие вопросы можно и нельзя задавать. Говори то, что можно подтвердить документально или измерить.

Она. Любовь можно измерить.

Он. Можно будет через год, когда разработают сыворотку правды. Если сейчас я скажу, но не смогу подтвердить, что люблю тебя, меня привлекут по статье 456-789-246 и отправят в изолятор на пять месяцев.

Она. Говори, что думаешь! Я хочу услышать о твоих чувствах, даже если это запрещено, даже если их нельзя подтвердить. Говори, что думаешь!

Он. Я не буду сегодня в три часа дня на Солнечной, 10.

Пусть всегда будет Чудик

^{(Рассказ)}

— Я Чудик, Чудик! — кричал я, силясь дотянуться до двери комнаты в полуметре от коляски.

Мама застыла на месте. Ее глаза, казалось, изменили форму и цвет, вся она стала иной.

Меня заплела боль, навязчивая, волокнистая. Она скрыла все, что мне нравилось или отвращало, — все вдруг уравнялось. Нет, я не позволю этому стать моей реальностью! Я захлопнул дверь и закрыл глаза, делая вид, что я сам нарочно установил между собой и миром эту явную границу. Внешнее бытие прервалось, остановилось, исчезло.

— Я Чудик! — совсем охрипнув, прошептал я.

* * *

Каждое утро мама открывала окно в палате, впуская воздух и солнце, и каждый вечер закрывала его. Вот что такое стабильность, вот что дает ощущение того, что все в порядке, — предсказуемость любимого человека. И я был до предела счастлив. Я любил это состояние наполненности, будь оно даже иллюзией того, что это навсегда.

Мама была единственной из мира людей, с кем я был знаком, не считая врачей. Но разве можно было принимать их в расчет? Деловые, внимательные, равнодушные. Все их эмоции были относительными — когда спины врачей поворачивались, а следом на их лица натягивались улыбки, у мамы в то же время уголки губ словно веревочками тащило вниз. Когда я спрашивал ее об этом, она опускала глаза и говорила: «Они просто обычные люди…»

Так было два года. Я не знал не только других людей, но и всего мира за окном палаты. Я ничего не помнил, что было до больницы… И вот мы выбрались из лабиринта больничного двора. Накануне мне исполнилось пять.

— Милый, хочешь пирожок с яблоками?

Она отошла, оставив меня под развесистым деревом, которое стояло в пыльной асфальтовой кладке, а земля у ствола напоминала залитый свежей смолой гравий.

— Эй, Чудик! — вдруг услышал я и посмотрел в ту сторону, откуда донесся звонкий голос.

Так я получил свой псевдоним. Нет, не кличку, а именно псевдоним. Клички дают для издевки. А та девочка, смеющаяся, с веснушками, была такой чудесной, такой милой, что не могла хотеть меня обидеть. Она была лишь подтверждением того, что говорила мама: я был другим. Первая же девочка поняла это с первого взгляда!

Я немного откатился от бордюра, чтобы коляска могла развернуться на сто восемьдесят градусов. Мне удавалось делать это так точно, словно я всем телом чувствовал эти крохотные деления пространства.

Смеющаяся девочка — я до сих пор согреваюсь той радостью, которую она мне внушила, — набросила на меня перекошенный венок из одуванчиков. Он был так велик, что соскользнул мне на плечи. В нем были поникшие от плетен и я бутоны из которых во все стороны торчали лепестки, а раскрытые глаза — или, скорее, рты — только что сорванных головок на тонких стеблях дышали незнакомым ароматом: я никогда не рвал цветы. Они росли так низко у меня под ногами, стоявшими на маленькой ступеньке. Я обомлел, прислонился ухом к мягкому венку. Голова моя всегда была скошена набок, отчего все в мире являлось мне под наклоном. Впервые мое ухо осязало красоту и нежность.

Девочка убежала.

— Мама, я Чудик! Это правда! Смотри, какая красота! — шептал я и теребил лепестки, вдыхал щекочущую пыльцу, щурился, словно цветочная желтизна была солнечным светом.

Мы приехали домой, где все для меня было совершенно незнакомым. Я все еще терся подбородком и ухом о венок.

Вдруг мама с подергивающимся лицом сказала, что чудиками называют больных людей. Нет, не тех сопливых и кашляющих людей, от которых летит во все стороны, а других, которые тихо живут в своем мире, отличающемся от мира «здоровых», где сопли и кашель не являются «неполноценностью». Я не сразу понял, что простуда проходит, а есть то, что на всю жизнь. Но я считал стабильность лучшим из качеств мира, мама же считала это проклятием. Она хотела, чтобы мир видел меня другим. А я слышал только то, что она хотела видеть меня другим. Я закричал. Закричал, словно рождался заново.

* * *

Окно в комнате оказалось открытым. Виднелся кусочек майского неба. Я поежился: если мама не закроет окно на ночь, я простыну и стану тем «больным», от которого летит во все стороны.

Я шевельнул своим неторопливым языком (да, я сравнивал скорость его движения с чужими языками, которые виднелись во ртах во время разговора). Мне непременно нужно было произнести «мамочка». Как стыдно и гадко — от обиды я едва не лишился способности называть маму этим словом. Я крутанул колеса по направлению к двери и распахнул ее.

— Сыночек… прости меня…

Мама плакала за дверью, не стесняясь жидкости в глазах.

Мне вдруг показалось, что ее слезы хлынули мне в душу, растворяя границы наших миров. Одно короткое слово, в котором было все: и смех, и слезы, — разбило мамину надежду на то, что я мог стать обычным.

— Ты больше не будешь меня любить? — бормотал я. — Я не такой, да?

— Такой, такой! Чудик ты мой, ты самый такой!..

Когда она сказала это, все стало иначе и все вернулось на место. Я улыбнулся и миру, и маме, которая была его частью. Она вдруг наклонила голову, прислушиваясь к моему шепоту. Меня наполнило до краев. Я почувствовал, что теперь и она видела мир под «моим» углом…

Паяльник

^{(Рассказ)}

— Да на кой… мне ваш китайский паяльник?! Я всю жизнь советским весь дом выручаю! Забирай, не надо мне!

Редкие волосы на затылке Афанасия Карповича подрагивали, а сам он трясся от возмущения.

— Пап, ты же сам говорил, что он чудит. Вот я тебе и привез. Не понравится — так…

— Говорю тебе — забирай! — перебил электрик «в отставке». — «Чудит»… Это ты чудишь! Ну кабель пару раз резанул, так паяльник ни при чем, глаза… руки уже не те… Эх-эх…

Славик держал паяльник, не зная, как поступить. Перед глазами стояла картина, как пожилой отец, всем телом склонившись с лупой над очередной электронной «задачкой», сосредоточенно хмурился, не дыша касался жалом паяльника проводов, платы… Затем радостно хлопал в ладоши, гордо выпрямлялся, молодея на десятки лет, и кричал матери Славика в соседнюю комнату: «Ну что, сделает кто чаю мастеру?»

Славик вошел в свою бывшую комнатку, которая теперь служила отцу мастерской. Повсюду были аккуратно разложены спичечные коробки, подписанные отцовским почерком — один в один чертежный шрифт. Провода, кабели были смотаны по цветам и диаметру. Эта упорядоченность умиротворяла не только отца, но и всех домочадцев. «Порядок в доме — порядок в голове», — говорили Славику и отец, и мать.

Советский паяльник лежал на самом видном и почетном месте, сверкая жалом. Горделивый, пусть и с «поведенным» пластиком и кабелем, перелатанным синей изолентой, он был похож на ветерана, чьи затянувшиеся раны вызывали только большее уважение, свидетельствуя о пройденных боях.

Отец, получивший от жены нагоняй: «Ребенок тебе приятное хотел сделать, а ты как всегда…» — вошел вслед за Славиком.

— Там Петька паровозик опять обесточил, — негромко сказал Славик.

— А чего не принес?

— Забыл…

— Самое главное и забыл, — все еще ворчал Афанасий Карпович, но уже помягче.

— Да вот же…

— Ладно, оставляй этого «китайца». Петьку буду учить — пригодится.

Кира Бег

Кира Бег писатель, автор молодежных романов в жанре фантастики и фэнтези, в которых вы найдете приключения, юмор, тайны и немного любви.

На 2020 г. у автора закончено и опубликовано в Интернете девять романов, множество рассказов и стихов.

Кира Бег — творческий псевдоним Екатерины Павловны Суспицыной, под которым она пишет более десяти лет.

В 2019 г. она номинант конкурсов «Бумажный слон № 11», «Подросток N» в жанре фэнтези. Участник лонг-листов конкурсов от «Эксмо» и «АСТ».

Автор ряда статей на экономические темы.

С 2020 г. — кандидат в члены ИСП.

Светлое будущее

Дверь магазина закрылась за посетителем.

— Что он тут делал? — холодно поинтересовался Игорь, проводив его взглядом.

— Подарок принёс и пожелал удачи в личной жизни, — отозвалась я.

Игорь странно на меня посмотрел, чуть расслабился и предложил:

— Раз так, давай откроем.

Я не стала возражать, поставила подозрительно дёргающуюся, будто внутри что-то перекатывалось, коробку на пол прямо посреди зала и открыла крышку.

На меня уставилась пара несчастных, жалобных глаз. К глазам прилагались четыре лапы, хвост, висячие ушки, розовый ошейник с биркой на шее и ворох светлой шерсти. Пару минут мы с существом недоверчиво разглядывали друг друга, а потом оно замотало хвостом из стороны в сторону и потянулось мордой в мою сторону. Я на всякий случай отпрянула.

— Игорь… что это? — шёпотом спросила у третьего, не отводя взгляда от загадочного существа.

— Это собака, судя по ошейнику, девочка. Ещё совсем маленькая, детёныш, щенок.

— К-как собака? — заикаясь, подняла взгляд на третьего, который с улыбкой смотрел на пришельца в коробке и даже протянул в его сторону руку. — Что мне с ней делать?!

— Как что? Кормить, выгуливать, ухаживать и воспитывать. У тебя что, никогда домашних питомцев не было? — Игорь так удивился, что даже убрал руку от… собаки.

— Но она же живая, — с ужасом произнесла я, глядя на существо.

Оно, не дождавшись внимания, побегало по коробке, потом попыталось вылезти наружу, а когда не удалось, уселось, подогнув задние лапы, и вновь уставилось на меня. И было в этом взгляде столько тоски, что немедленно захотелось взять на ручки и пожалеть.

— Игорь, на Светлом Будущем запрещено держать дома живых существ, только роботов-тамагочи, — выдала я последний аргумент, понимая, что возвращать подарок мне совершенно не хочется, но и что с ним делать, я не представляла.

— Если получить разрешение, то можно, я читал. У этой малышки с документами всё в порядке, вон, полный комплект в коробке. Можешь погладить её, не бойся, она сама тебя боится, — хмыкнул Игорь и, поймав мою руку, потянул её к существу.

То недоверчиво убежало в угол, поджало ушки и опустило голову, с опаской на меня поглядывая. Я попыталась выдернуть руку, но Игорь на меня шикнул:

— Не дёргайся, животные боятся резких движений. Ну же, смелее, вот так.

Мои пальцы коснулись тёплого мягкого меха, существо на миг напряглось, потом, смешно поведя носом, обнюхало руку и, немного подумав, боднуло мою ладонь. Я непонимающе посмотрела на Игоря.

— Ты ей понравилась, и она просит погладить и почесать её.

Это оказалось здорово. Собака пугала меня своими действиями, которых я пока не понимала, но вроде бы вела себя дружелюбно.

— Игорь, посмотри, пожалуйста, нет ли ещё чего-нибудь в коробке, Стас сказал, тут должна быть инструкция, — попросила я, с упоением тиская существо.

— Разумно, — хмыкнул Игорь и принялся изучать упаковку подарка.

К моему удивлению, собака перевернулась на спину и смешно задрыгала лапами, раскрыв зубастую пасть и высунув мокрый розовый язык. Я сперва испугалась, что она сломалась, но, робко дотронувшись, поняла, что это была всего лишь просьба почесать и с этой стороны.

— Действительно, здесь микрофлешка, расчёска, витамины и игрушка, — известил Игорь.

Я, отвлекшись от собаки, осмотрела прилагавшиеся к ней комплектующие и, бросив взгляд на лохматую мордочку с высунутым языком, вставила флешку в браслет.

Всё оказалось не так уж и плохо. Ошейник привязывался к браслету хозяина, что позволяло отслеживать местоположение собаки в пределах планеты, контролировать её здоровье и самочувствие; автоматически срабатывали напоминания о посещении собачьего врача, парикмахера и обучающих курсов.

— Игорь, а зачем собаке курсы? — поинтересовалась я, ревниво глядя, как третий играет с животным.

— Это не только для собаки, но и для хозяина, чтобы малышка тебя слушалась, — отозвался Игорь, и я расстроилась, что нельзя животное отправить одно на курсы, а придётся тратить время вместе с ним. — Посмотри лучше, чем её кормить, и подумай, как назовёшь, — Игорь помахал мячиком перед мордочкой существа, и оно, смешно присев на все лапы, издало громкий звук, от которого я вздрогнула.

— Тяф! Тяф! — подпрыгивая в коробке так, что та едва не переворачивалась, голосила собака.

— Ух ты, как гавкает, — восхитился третий.

— Игорь, как её отключить? — перепугалась я.

Если животное будет всегда таким громким, меня оштрафуют за нарушение общественного порядка! Вот у роботов-тамагочи есть кнопка регулировки звука, а то и вовсе их можно поставить на паузу или выключить.

— Вот сходишь на собачьи курсы — и там тебе всё расскажут, — неведомо чему рассмеялся третий. Я вздохнула.

— Тут сказано: диету выписывает на основании показателей ошейника собачий врач, то есть ветеринар, — поморщилась я, прочитав незнакомое слово. — А ещё можно купить комплексное питание и не готовить собаке отдельно. Как думаешь, это очень дорого? — Я вчиталась в длинный список запрещённых и нежелательных продуктов и пришла в ужас.

Ничего сладкого, перчёного, жирного… Как это всё запомнить и учесть при приготовлении собачьего обеда? Бедняжка, да ей нельзя ничего вкусного и интересного.

— Нужно просто узнать, там же есть контакты магазина товаров для домашних животных? — пожал плечами Игорь и, подхватив существо за живот, поднял его из коробки.

Отмахнувшись от виртокна, я поспешно забрала свой подарок, удивляясь, что тот такой лёгкий и пушистый, а всё же живой. Собака притихла и, взглянув на меня умными глазами, сильнее ко мне прижалась. Я растерянно застыла посреди магазина, не зная, что делать дальше, но мне определённо не хотелось, чтобы кто-либо трогал мою собаку.

— Можешь её отпустить, пусть побегает, разомнётся. Ты уже синхронизировала браслет с ошейником?

Дверь магазина тренькнула, оповестив о посетителе, и Игорь вышел навстречу клиенту. Я же с тоской поглядела на своё существо. Игорь прав: сперва нужно изучить, как им пользоваться, и синхронизировать наши программы. Я попыталась вернуть собаку обратно в коробку, но та почему-то стала брыкаться. Уже у самого края я не удержала животное, и оно, неловко взмахнув лапами, упало на пол.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

4

ВОХР — военизированная охрана, вооружённая боевым стрелковым оружием.