Близнецы. Индивидуальность убивает

Ноэль Ивон

Главная героиня Сьюзен живет в недалеком будущем, в котором не должно быть ничего, кроме развития, и люди достигают это путем соединения двух Близнецов, имеющих разные способности. Сама Сьюзен хочет быстрее достигнуть совершеннолетия, чтобы соединиться с сестрой, ведь так она сможет достичь идеала, но жизнь девушки меняется, когда ее Близнец погибает во время процедуры. И это может значить только одно. Она – Иная.

Глава 6

Я захожу в то место, куда мне сказал зайти Дэниел, и попадаю в большой зал. Впереди стоит молодая женщина с короткими светлыми волосами и темными глазами. Она что-то рассказывает, а остальные сидят за столами перед ней. Выглядит, будто обыкновенный урок.

— Здравствуйте, Сьюзен Харриган. Надеюсь, у вас стоящая причина, почему вы опоздали на важную часть восстановления, — обращается она ко мне, — садитесь на свободное место.

Я сажусь на место рядом с Беллой. Она мне улыбается и спрашивает, что произошло и почему я опоздала, на что я ей отвечаю, что скажу позже. Она делает вид, что обиделась, но я тыкаю ее локтем в бок, и она выдавливает смешок, но хватается за это место. Видимо, Дэниел был прав, и здесь всем плохо после восстановления.

— Вы не узнаете ничего нового на этих уроках. Все, что можно, ваша часть из зоны «Интеллект» выучила. Сейчас мы просто будем восстанавливать знания, так как во время процедуры ваш мозг получил большую нагрузку, и сейчас ему сложно вспоминать то, что уже знает.

Учитель мне нравится. Она кажется доброй, а ее незначительная полнота придает ей приятный вид. Ей лет тридцать.

Урок проходит так же быстро, как и тренировка. Хоть здесь я себя чувствую свободно, как рыба в воде, и мне легко дается каждое задание, которое дает нам женщина, в отличие от остальных, кто здесь находится. Я надеюсь, что смогу выплыть за счет своих знаний на экзамене. Еще я узнаю имя. Учителя зовут Вероника Датрис.

Когда урок кончается, нам опять дается час времени. Только уходя, я замечаю Дэниела. Он, что, наблюдает за нами совсем все время? Я и Белла идем в свою комнату и думаем о том, что будет дальше. Она за то, что будет что-то силовое, я за то, что будет что-то интеллектуальное.

За 10 минут до назначенного времени я вспоминаю о Элиоте и подрываюсь в медпункт. Белла ничего не понимает, но идет за мной. По пути я ей объясняю, что хочу узнать, как он себя чувствует.

Я захожу в кабинет и вижу, что его здесь нет. Значит, его уже отпустили. Белла осталась стоять за дверью, а я подхожу к столу и сажусь на стул перед врачом.

— Как Элиот?

— Ему легче. Просто ослабление после процедуры, — отвечает он, не отрываясь от бумаг, на которых что-то пишет, — вы бы поберегли своего жениха, ему сейчас не стоит перенапрягаться. Я его отпустил, он уже ушел. Вы опоздали.

— Ясно. Спасибо.

Я встаю со стула, но он продолжает смотреть в свои записи. Занятой человек. Когда уже около двери, вспоминаю, что он сказал.

— Откуда вы знаете, что мы помолвлены?

Его глаз, подернутый пленкой, уставился в пустоту, а другой смотрит прямо на меня.

— Он сам сказал, — наконец он смотрит на меня и улыбается. Я не отвечаю и ухожу.

Мы с Беллой возращаемся как раз тогда, когда все начинают собираться. Мы подходим к Беверли, и в этот момент появляется Дэниел. Он опять ведет нас по коридорам, но сейчас мы попадаем в самое дальнее и маленькое здание. Оно состоит только из одной комнаты, и там находятся манекены, почти такие же, как в месте, куда я пошла этой ночью.

Поверить не могу, что не прошло еще одних суток. Время течет так быстро, но одновременно с этим так медленно. Такое ощущение, что время здесь — это что-то неизмеримое. То спешит, будто опаздывает куда-то, то идет так медленно, что можно считать секунды реже, чем они идут на самом деле.

— Сейчас мы ознакомимся с правилами первой медицинской помощи. Разбейтесь на пары, сегодня вы работаете друг с другом, — неизвестно откуда появляется молодой парень. Ему примерно столько же, сколько и нам.

Я до сих пор видела только одного человека, который не молод, и это врач. У этого парня громкий голос и светлые, длинные волосы. Ростом он примерно, как и Дэниел, и черты лица у них похожие. Если бы не волосы, можно было бы подумать, что они братья.

— Меня зовут Ашер Уиджи, но можете называть просто Ашер. А теперь разойдитесь так, что бы у каждого был свой коврик. Тем, кому не досталось пары, может взять манекен.

Я в паре с Беллой. Мы распологаемся у самого близкого к нам коврика. Там лежат какие-то медикаменты и повязки. Пытаюсь понять, что нас ждет.

— Теперь представим, что у вашего партнера… допустим, у того, кто справа, — Белла справа, — остановка сердца. В вашем распоряжении все, что у вашего ковра. Сделайте так, чтобы ваш партнер остался в живых.

Сейчас преимущество тоже на моей стороне. Я знаю, что надо делать, и посмотрев на других, вижу, что они хмурятся, пытаясь вспомнить. Не вижу ни одного, кто делает что-то правильно, и ликую в душе.

Вдруг Дэниел подается вперед и ровняется с Ашером. Он хмурится, и руки у него опять сложены на груди. Он говорит отчетливо и громко, слова разлетаются по всей комнате.

— Так они ничего не вспомнят. Нужен другой подход. Вы, — указывает он на нас с Беллой, — идите сюда.

Мы удивлены, но поднимаемся и становимся на ковер перед ними.

— Подойди ты поближе, — говорит Белле. Та приближается почти вплотную. Дэниел брезгливо отводит голову. Он поворачивается к столу Ашера.

Я не знаю, что он делает, но, когда он поворачивается, в его руках какое-то устройство, незнакомое мне. Оно удлиненное, на головке мигает красная лампочка.

Дэниел хватает Беллу за шею быстрее, чем я могу предположить. Подставляет устройство к ее груди, я слышу, как что-то щелкает. Белла закатывает глаза, а потом оседает. Дэниел ее придерживает за талию.

— У нее остановилось сердце. Она умирает. Сделай что-то.

Я в шоке смотрю, как Дэниел кладет ее на пол. У меня разом из головы пропадают мысли, и я ничего не могу сделать.

— Давай! — кричит Дэниел, и я еще больше пугаюсь.

«Так, Сьюзен, успокойся,» — говорю я себе, но ничего не получается. Я судорожно вспоминаю, что надо делать.

— Пока ты думаешь, она умирает, — говорит он, и я вижу, что Белла начинает синеть. Струйка слюны стекает по подбородку.

У меня начинается истерика, и я начинаю делать то, что вспоминаю. Наклоняюсь к ней пытаюсьс сделать что-то наподобие массажа сердца. Все в переносном смысле валится из рук, и когда я окончательно отчаиваюсь, Дэниел подхватывает Беллу, приставляет все то же уйстройсто к ее груди. Я слышу снова щелчок.

— Поздравляю, ты убила свою подругу, — говорит он несерьезно, но у меня чувства, будто я и правда кого-то убила, — отведи ее в медпункт, — обращается он к ближайшему Соединенному, — на сегодня урок окончен. Все свободны.

Белла приходит в себя. Она выглядит удивленной, ее глаза полуоткрыты. Мне так стыдно перед ней.

Все расходятся, но я одна остаюсь на месте и не могу сдвинуться ни на шаг. Когда Дэниел практически вышел из комнаты, я бегу к нему.

— Это насилие! Так неправильно! Это чудовищно, — кричу ему в лицо.

Он не останавливается, но я все равно иду за ним.

— Ты ужасный человек, — говорю я ему и останавливаюсь, взгляд непроизвольно падает на его шрам на руке

Он тоже останавливается и поворачивается ко мне.

— А ты убила свою подругу. Ну и кто из нас хуже? — спрашивает он и зло улыбается. Зубы у него ровные и белые, а на щеках почти незаметная щетина.

Я не отвечаю. Он и не ждет ответ. Отворачивается и снова уходит, а я остаюсь на месте. Ну и ладно. Война, так война.

Я возвращаюсь в комнату, но Белла еще не вернулась. Все сидят на своих кроватях и разговаривают между собой. Я не вмешиваюсь в разговор и ложусь на кровать. Еще нет шести, и я не знаю, чем заняться.

Примерно около восьми все ложатся спать. Их вымотал сегодняшний день. Один стресс. Когда все стихает, и не горит ни одна лампочка, я включаю свою. Никакой реакции на свет не следует, поэтому я встаю с кровати и одеваюсь. Спать мне совсем не хочется. Я выхожу из комнаты.

В общей комнате, как и прошлой ночью, горит одна тусклая лампочка. Нет ни души, и тихо. Может показатся, что это место давно покинуто и заброшено. Я тихо пробираюсь к двери, в которую вчера зашла, и смотрю, есть ли там свет. Там темно, и я захожу туда, хотя мне и страшно. Спускаюсь и на ощупь ищу выключатель. Когда включаю, каждая лампочка мигает по очереди, и яркий свет освещает большой зал.

Здесь все, как и вчера. Только нет Дэниела, это и хорошо.

Снимаю кофту и остаюсь в леггинсах и майке одного типа. Начинаю с пробежки и, засекая время, бегу вокруг зала. Через 15 минут останавливаюсь, и, вспоминая утреннюю тренировку, разминаюсь. Подхожу к турнику и повисаю.

Потом понимаю, что так у меня не получится. Запрыгиваю так, чтобы подбородок был выше грифа, и медленно опускаюсь вниз. На столько медленно, на сколько это возможно. Мои руки дрожат, и мне хочется спрыгнуть, но не сдаюсь. Я борюсь за свою жизнь.

Делаю так несколько раз, и ложусь на пол. Становлюсь так, чтобы отжаться, но когда опускаюсь ниже, руки не выдерживают, и я падаю. Но снова становлюсь в стойку. Когда выдыхаюсь из сил, подхожу к груше и становлюсь так, как меня вчера учил Дэниел. На костях пальцев появляются ссадины от каждого удара. Когда на часах почти десять часов вечера, я заканчиваю тренировку легким бегом и возращаюсь в комнату.

После душа сразу заваливаюсь спать. Засыпаю практически сразу.

Я опять в темноте, как было на процедуре Соединения. Но сейчас я вижу еле заметные очертания своих рук, но себя все равно не чувствую. Как и тогда, пытаюсь нащупать что-то твердое, но ничего не нахожу.

Мне становится страшно, потому что я чувствую в этой темноте чье-то присутствие. Я не знаю, как я это поняла, что здесь кто-то есть, но я пытаюсь идти. Я не знаю, продвигаюсь ли я хоть немного, ведь нахожусь в чем-то несуществующем, неосязаемом.

Темнота не отступает, но я сильнее ощущаю, что кто-то рядом. Я даже не знаю, это человек или какой-то предмет. Это будто само ведет меня. Идет мной, я только управляю своим телом.

Когда я почти добираюсь до нужного места, как мне кажется, я ощущаю какой-то необъятный, ужасный страх и кричу. Я не знаю, от чего и почему, но кричу.

Я просыпаюсь в поту, а вокруг меня стоят сонные Соединенные и смотрят на меня ошарашенным взглядом.

У Близнецов нет сна. В момент, когда их разъединяют, у них происходит что-то в мозгу, и они теряют способность видеть сны.

Когда мне лет в 7 приснился первый сон, я не сказала об этом Элоди. Уже тогда я понимала, что это не может быть признаком чего-то хорошего, и я не совсем такая, какая я должна быть. Тогда мне приснилось, будто я у какого-то моря и что-то ищу в песке. Но никак не могу найти. Роюсь, роюсь, но не нахожу. Пальцы уже болят, я плачу, но не могу остановиться. Я вырыла такую яму, что сама смогла бы в нее поместиться. Но в тот момент я проснулась и до сих пор не знаю, нашла ли я что-то в песке.

Где-то через год мне опять приснился сон. Там я была взрослой и искала свою маму в городе. Заходила в разные дома, но нигде ее не было. Я совсем отчаялась, но набрела на дом, в котором и жила все это время, пока была в зоне «Интеллект». Там меня ждала Элоди, и она сказала, что рада меня наконец найти. «Но ведь искала я», — ответила я ей тогда, и она сказала, что то, что ты ищешь, ищет и тебя.

Я тогда не поняла, что она имеет ввиду, и не понимаю до сих пор.

Потом сны прекратились на несколько лет, и следующий приснился только тогда, когда мне было 16. Мне снилось, будто я на уроке, и меня спрашивают, не хочу ли я что-то рассказать. Я говорила, что нет, но меня просили все настойчивей и настойчивей.

Учительница все сильней повышала голос, и в какой-то момент она начала кричать. Я до сих пор помню то ужасное чувство, когда на тебя кричат, и помню, как я искала выхода, что ответить, но все не находила.

До сих пор мне ничего не снилось.

Я вижу, что Белла смотрит на меня взволнованным взглядом и пытается улыбнуться. Я рада, что она не злится на меня. Я хочу извиниться, но она перебивает и говорит, что понимает, что я была взволнована. Я прерывисто ее обнимаю. Хотя мы живем не в зонах, мне непривычны более близкие отношения.

Я замечаю, что на прикроватной тумбочке лежит мазь. Белла объясняет, что она восстановительная, и ее сегодня утром принес Хан. Я вмазываю ее в участки тела и только сейчас замечаю, что мне все болит, правда, не критично.

Еще я чувствую себя отдохнувшей и выспывшейся, а так же уверенной, так как знаю, что выкладываюсь на тренировках полностью. Это дает мне сил, и я встаю в хорошем расположении духа.

Мы уже знаем, где находится кафетерий, поэтому каждый идет туда по отдельности, а не так, как вчера, следуя за Дэниелом или Ханом. Когда мы с Беллой заходим туда, практически все уже на месте, но нет Наблюдающего, тренеров, инструкторов и остальных. Наверное, они завтракают в своих собственных комнатах, и мы должны будем ждать их в общей комнате.

Я была права, и когда мы завтракаем и идем в свою комнату, нас уже ждет Дэниел, Эльза с Ханом и какая-то девушка, которую я не видела прежде. Она очень высокая, и у нее рыжие волосы.

— Меня зовут Селеста София Дьюз, я буду отвечать за ваш контроль над страхом, — говорит она, и голос у нее такой тихий, что все молчат, чтобы услышать ее, — сейчас вам сложно понять, что я имею ввиду, но скоро вы все поймете, и я надеюсь, что я пригожусь вам. Прошу всех на площадку.

Она мне нравится. Она милая, и у нее приятная манера общения. Не такая, как у Дэниела. Вспоминаю бой, становится неприятно на душе.

У Селесты ярко-рыжие волосы, которые выделяются в сером помещении. Кажется, что она — огонек. С волосами гармонируют зеленые глаза. У нее очень длинный нос и тонкие губы, но я не сказала бы, что это портит ее внешний вид. Черты лица у нее острые, щеки немного впадают, но выглядит это не болезненно, а как-то… аристократично. Она мне кажется красивой и милой. Когда она поправляет волосы, я вижу, какие у нее тонкие запястья. На них болтается браслет из дерева, а, когда она поднимает руку, он слезает до локтя. Я удивлена, что здесь разрешены украшения. Вспоминаю о броши.

Мы все идем на площадку, но не останавливаемся.

— Медленным бегом в лес, — говорит Эльза, и они бегут впереди. Селеста и Дэниел тоже бегут, но немного в стороне. Они не тренера, и не должны бегать с нами.

Мы добегаем до перекрестка тропинок, но не разворачиваемся, как вчера, а бежим направо. Я снова наслаждаюсь лесом. Трава шелестит под ногами, если я схожу с трапинки. Солнце пробивается через деревья, легкий ветер колышит листья. Пробегаем еще около ста метров и останавливаемся.

— Вам всю жизнь в зонах говорили о том, что вы должны преодолеть страхи. Сейчас у вас произошел сбой в мозгу после процедуры, и мы восстанавливаем ваше бесстрашие, — говорит Селеста. Что она имеет ввиду?

Она достает из рюкзака на спине разные устройства. Я до сих пор не понимаю, что нам нужно делать. Кажется, ради интриги она выдерживает время.

— Вы должны залезть на одно из этих деревьев, — говорит она простую фразу.

У меня будто кровь заморозилась. Все эти деревья одинаковые по росту, и все они около восьми метров. Я понимаю, что вряд ли залезу на него.

— А это обычная тренировка, или нам это что-то даст? — слышу я чей-то вопрос.

— Иди сюда, — подходит к Селесте Дэниел и говорит, притягивает за локоть того, кто спросил. Это широкоплечий, полноватый парень. В нем я узнаю своего одноклассника, Сандриса Питерсона, — интересный вопрос. Хм-м. Значит того, что это поможет вам сдать экзамены, недостаточно? — Сандрис отступает и махает головой, — ладно. Тот, кто первый осмелится залезть на это дерево, если такой есть, получит дополнительные проценты к экзамену.

Все стоят, замерев. Лишние проценты? Они серьезно разрешат нам заслужить еще помощи? Никто не решается это сделать, и мои ноги сами начинают идти, не слушая крики разума.

— Я первая, — говорю я, и сама удивляюсь своей дерзости в голосе.

Дэниел смотрит на меня, а в глазах у него интерес. Он явно не ожидал, что первой окажусь я. Наверное, это странно, что все время именно я попадаю в эти ситуации. Бой, случай с Беллой…

— Хорошо, ночная Сьюзен, — он растягивает слова, будто смакуя их.

Я сначала не понимаю, что он имеет под словами «ночная Сьюзен», но потом меня озаряет, что это он про ночную драку.

Селеста подходит ко мне и прикрепляет к руке какой-то аппарат.

— Он будет определять, как твое сердце бьется все это время и запишет ритм. Когда ты спустишься, мы определим, насколько ты боишься, — объясняет она.

— Будет какая-то экипировка? Или что-то другое? Вдруг я упаду?

— Нет, — говорит Дэниел, — ты должна преодолеть страх. И выжить. Но это необязательно в твоем случае, — он зло ухмыляется.

Я начинаю жалеть, что подписалась на это.

— Главное, не смотри вниз. Тебе просто нужно преодолеть этот страх. Если ты вызвалась первой, значит, ты самая бесстрашная. И ты лучше всех сдашь экзамен, — мотивирует и подбадривает она меня, — это не так сложно, как тебе кажется. Сделаешь это один раз, а второй и следующие будет уже легче. Вот увидишь, спустишься и подумаешь, что это ведь было не так сложно.

Я не отвечаю, и вздыхаю. Смотрю на Беллу и вижу, что она одними губами говорит «удачи». В глазах ее страх, но она старательно скрывает его, улыбаясь одними уголками губ. Мне нравится эта улыбка. Я улыбаюсь ей в ответ и хватаюсь за ветку, которая ниже всех. Она массивная, но все равно совсем немного прогибается под моим весом. Боюсь представить, что будет, если я залезу на ту, которая у самой верхушки.

Хватаюсь за ветку, которая рядом со мной на уровне пояса, и залезаю на нее. Ветки в самом низу редкие, но на них не сложно залезть. Руки немного дрожат, но я стараюсь унять эту дрожь. Я хватаюсь за следующую ветку, и если не могу просто запрыгнуть на нее, то отталкиваюсь от ствола, или берусь за ветку, которая над моей головой и приподнимаюсь немного, а потом, поставив ноги на ствол, закидываю их на нее. Не думаю о том, как я выгляжу. Главное — продвигаться выше.

— Достаточно? — кричу я, когда на середине дерева.

— Ты издеваешься? — смеется Дэниел, — до конца.

Я не смогу залезть до конца. Или сорвусь, или ветка сломается, да что угодно может произойти. Но и сдаться я не смогу. Надо мной будут смеяться, и я не получу лишние проценты к экзамену. Зачем я согласилась на это? Лишние проценты стоят жизни? Но я буду жалеть, если сдамся.

Ветки уже сильней прогибаются надо мной, но я благодарна, что совсем немного вешу и мне легче забираться, чем Белле, например. Чем выше я поднимаюсь, тем сильнее у меня потеют руки и скользят по дереву. Я боюсь сорваться. Стоило бы давно сдаться, но я не могу. Просто не могу.

В голове проносится вся моя жизнь, будто я уже упала и умираю. Стараюсь не давать волю страху, потому что, если дам, то уже не загоню его назад. Не смотрю вниз, просто не позволяю себе этого. Только концентрируюсь на каждом своем движении.

Я все выше и выше. Несколько веток ломаются, когда я только хватаюсь за них. Я вижу, что до верха осталось чуть меньше метра, и это дает мне сил. Слышу, как мне кричит Белла, что у меня все получится. Хватаюсь за последнюю ветку, и повисаю на ней животом. От мысли, что я это сделала, начинаю смеяться, хотя это дается с трудом. Кора деревьев впивается мне в кожу, и мне больно. Ветка впивается под ребра, больно даже дышать.

Сюзи, только не смотри вниз. Только не смотри вниз. Ты должна это сделать. Ты же сильная девочка, у тебя все получится. Ты это преодолеешь, осталось совсем немного. А потом будешь смеяться, вспоминая свой страх. Ты сделаешь это, показав Дэниелу, что ты не просто девчонка, которую он унизил.

— Теперь медленно слезай, — кричит мне Селеста.

Теперь предстоит еще и слезать. Вот черт. Наверное, это еще сложнее. Мне в любом случае предстоит посмотреть вниз.

Я нащупываю под собой ветку и ставлю на нее ногу. Слышу хруст, и она обрывается, я срываюсь. Хватаюсь на ветку, на которой повисала, и удерживаюсь. Она прогибается и грозит сломаться, после того, как я ее резко дернула вниз при падении. Потные руки меня подводят, но я держусь крепче. Подо мной нет ветки, мне некуда встать. Если я не найду решение прямо сейчас, я упаду.

Придвигаюсь ближе к тому месту, где ветка толще. Обхватываю ногами ствол. Кора обдирает мне кожу, но я прижимаюсь к нему и по одной обнимаю ствол руками. Я съезжаю по нему чуть ниже и кричу от боли. Майка протерлась, и на груди выступают ссадины, на ногах тоже. Руки уже давно все в крови.

Нащупываю наконец ветку и становлюсь на нее. Спускаться сложнее, чем подниматься. Спускаюсь на несколько метров вниз. Передыхаю какое-то время.

Ветка предательски наклоняется.

А потом я слышу ужасающий хруст.

Я падаю.