Антропологическая психология Бориса Ананьева

Н. А. Логинова, 2016

В книге представлена психологическая теория Бориса Герасимовича Ананьева, которая построена на основе материалистического антропологизма и охватывает основные проблемы психологии: методологию и историю, психическое отражение, структуру личности, индивидуальное психическое развитие. Описаны основные события яркой жизни Б. Г. Ананьева, показана его огромная роль в становлении и развитии российской психологии, в создании ряда научных институтов и продуктивной научной школы. Обсуждаются вопросы научного наследия Б. Г. Ананьева в XXI в. Впервые публикуются некоторые тексты ученого.

Глава I

Биографический очерк

Борис Герасимович Ананьев родился 1 (14) августа 1907 г. во Владикавказе в обрусевшей армянской семье. Семья жила в собственном доме. Дети — Борис и Вера^[1] — учились в школе, где преподавание велось на русском языке. Население Владикавказа было многонациональным с преобладанием русского компонента.

Отец — Герасим Борисович Ананьев, уроженец Кизляра, — окончил Эриванскую учительскую семинарию в 1890 г., а позже — учительский институт в Тифлисе. Глава семейства был педагогом, народным учителем. Помимо педагогической деятельности, занимался краеведением, этнографией, организовал сеть метеорологических станций в Терской области. В 1920-е годы он работал заведующим учебной частью в техникумах Владикавказа. Мать, Мария Моисеевна, тоже родом из Кизляра, занималась воспитанием детей. Она была музыкально одаренной женщиной и часто музицировала на фортепиано в домашнем кругу.

В бурное послереволюционное время еще школьником Борис Ананьев со свойственной ему энергией и любознательностью стремился участвовать в общественной жизни школы и города. «Все волновало нежный ум», все переживалось остро, глубоко. Иначе он не мог — такая натура. В юные годы писал стихи и вел личный дневник. Брал уроки музыки у хорошего педагога, сам сочинял небольшие музыкальные произведения и подумывал посвятить себя исполнительской деятельности. Но вышло иначе.

По окончании средней школы в 1924 г. Борис Ананьев остался в родном городе и поступил в Горский педагогический институт на общественно-экономическое отделение. Обратим внимание на тот биографический факт, что очень скоро, через год после поступления в институт, он начал работать ассистентом кафедры педологии и психологии и стал активным участником педологических исследований под руководством доцента Романа Ивановича Черановского, близкого к рефлексологической школе В. М. Бехтерева^[2]. Под руководством и при содействии Р. И. Черановского Б. Г. Ананьев увлекся научной работой, выполнил первые научные исследования и опубликовал первые научные статьи (Ананьев, 1927, 1928)^[3]. Видимо, по совету Черановского и при его поддержке Борис Ананьев досрочно сдал государственные экзамены в институте и был направлен в 1927 г. на стажировку в Ленинград в Институт по изучению мозга и психической деятельности.

В то время еще был жив сам В. М. Бехтерев — организатор и директор Института по изучению мозга и психической деятельности (Институт мозга). В 1920-е годы Бехтерев занимал ведущее положение в науках о человеке, пользовался заслуженным авторитетом и популярностью. В течение более сорока лет он неустанно трудился как врач, педагог, ученый, организатор науки, общественный деятель. Основал целый ряд научно-исследовательских и научно-практических и образовательных учреждений, в том числе Психоневрологический институт (1907), Институт мозга (1918), Психоневрологическую академию (1921). Он создал объективную психологию (позднее названную рефлексологией) — новую науку о поведении человека, опирающуюся на объективные методы исследований. В. М. Бехтереву принадлежит идея и практическая организация комплексных исследований человека в целях познания законов его поведения. Институт мозга, по замыслу В. М. Бехтерева, должен был стать главным научным центром для выполнения его научных планов.

В Институте мозга разрабатывались проблемы физиологии, биохимии, гистологии и морфологии мозга, психологии, рефлексологии и педологии. Наряду с этими академическими исследованиями здесь в 1920-е годы и первой половине 1930-х годов ставились необычные опыты по телепатии, ясновидению, внушению, экстрасенсорике (В. М. Бехтерев, Л. Л. Васильев), биографической ритмологии (Н. Я. Пэрна). В институте был создан один из первых очагов психологии и физиологии труда в нашей стране, включая Бюро профессиональной консультации (В. М. Бехтерев, А. Ф. Кларк). В институте проводились комплексные лонгитюдные исследования развития ребенка от рождения до юношеского возраста, сравнительно-психологические исследования онтогенеза младенцев и детенышей животных. Действовал Музей нервной системы и Пантеон мозга, где собирали коллекцию мозгов умерших из числа выдающихся людей России (Логинова, 1993, 2006).

Жизнь била ключом. Институт привлекал к себе неординарных людей — ученых, деятелей искусств, практических работников разных сфер деятельности. Приобщение к интересной многогранной научной жизни института было плодотворным для новичка, каким был тогда Ананьев. До конца своих дней Борис Герасимович помнил об Институте мозга как образцовом научном учреждении, занимающемся изучением человека. Несомненно, как ученый Ананьев был родом из школы Бехтерева.

Никто не знает теперь, общался ли Борис Ананьев с Бехтеревым лично, но, несомненно, он встречался с ним. Есть одна небольшая его статья (в соавторстве с А. В. Дубровским), посвященная годовщине со дня смерти В. М. Бехтерева и свидетельствующая о возвышенном отношении к нему авторов. Они, тогда аспиранты Института мозга, восхищались мощью характера и таланта Владимира Михайловича, силой и широтой его жизни. «Имя В. М. Бехтерева есть символ целой грандиозной эпохи перестройки современной науки о личности человека на основах материализма» (Ананьев, Дубровский, 1928, с. 1092).

1928 и 1929 гг. были трудными, чрезвычайно насыщенными и судьбоносными для Б. Г. Ананьева. В 1927 г. он досрочно сдал государственные экзамены, а в июне 1928 г. защитил дипломную работу «Эволюция миросозерцания и мироощущения в юности» в Горском педагогическом институте. Она не сохранилась, и судить о ней можно только по названию, которое указывает на интерес Бориса Ананьева к проблеме внутреннего мира индивидуальности. Как оказалось, этот интерес сохранился до конца его жизни и по-разному проявлялся в конкретных исследованиях и теоретических обобщениях.

Борису Ананьеву хотелось продолжить учение в области психологии. Для этого был окончательно выбран бехтеревский Институт мозга, к которому он фактически уже приобщился ранее. 1 марта 1929 г. Б. Г. Ананьев был официально зачислен в аспирантуру Института мозга в лабораторию возрастной рефлексологии (рефлексологии детства). Его научным руководителем стала В. Н. Осипова, ученица В. М. Бехтерева. По свидетельству Ольги Евгеньевны Короли, жены Б. Г. Ананьева, поступление в Институт мозга Борис Герасимович считал важнейшим событием жизни. Так оно и было. Настоящая научная жизнь началась здесь. В бехтеревском же институте сформировалось и научное мировоззрение, основы собственной концептуальной системы Ананьева.

В своей дальнейшей жизни Б. Г. Ананьев не раз обращался к идеям и научным достижениям В. М. Бехтерева и его школы и, несмотря на критическое отношение к характеру его мировоззрения, всегда высоко оценивал главную, антропологическую, нацеленность В. М. Бехтерева на всестороннее и объективное изучение человека как материального носителя психики. Знакомство с историей психологической науки приводит к выводу о преемственности научных школ Б. Г. Ананьева и В. М. Бехтерева не только в принципах исследования, но и в стиле научного поведения ученых (Логинова, 1990, 2006). Их отличали демократизм, общественная активность, живая связь с современностью Они были самозабвенно увлечены наукой, стремились связать ее с практикой медицины, образования, производства. И Бехтерев и Ананьев были талантливыми педагогами, воспитателями новых поколений ученых и практиков.

Сотрудники института очень скоро оценили выдающиеся способности Б. Г. Ананьева и признали в нем не ученика, а равноправного коллегу. Энергичный и увлеченный, полный идей и чувств, готовый к действию, он везде успевал и всем интересовался. Активно участвуя в работе Методологической комиссии Института мозга (его избрали ее ученым секретарем), Ананьев основательно штудировал философские труды Гегеля и Маркса, изучал работы Н. Е. Введенского, И. П. Павлова, А. Н. Северцова, А. А. Ухтомского, Ч. Шеррингтона, конечно же, В. М. Бехтерева, зарубежных и отечественных психологов того времени.

На рубеже 1920-1930-х годов Б. Г. Ананьев обдумывал и формулировал принципы организации научного труда и организации личной жизни ученого. В его самых ранних сочинениях виден отсвет интенсивной внутренней работы, которая привела к созданию личной философии человека науки. Принципами этой личной философии явились демократизм и коллективизм научного труда, взаимодействие научных школ, неприятие «школьного шовинизма», когда превозносят только собственные достижения и точку зрения и не желают видеть достоинства и результаты коллег из других школ. «Максимум творческого эффекта в науке возможен только при ликвидации всяких феодальных пережитков в науке (например, „школьного шовинизма“, „борьбы за кафедры“) и при полном организованном сотрудничестве различных отделов и методик единой науки с единым познавательным методом» (Ананьев, 1930а, с. 73). В ранних статьях Ананьев высказывает мысли, имеющие методологическое значение. Он считает, что «методология и логика данной науки есть основная проблема научного строительства в наших условиях. Систематическая разработка их есть дело углубленного, творческого длительного процесса; поэтому вопрос об организации этого процесса, кристаллизации его в систему есть основное задание, даваемое эпохой» (Ананьев, 1929а, с. 13). Двадцатидвухлетний Ананьев ставит вопросы о классификации наук, относительности, историчности границ между ними, диффузии, взаимопроникновении наук. Он указывает на вред упрощающего редукционизма, биологизаторства в изучении проблем личности и пишет: «Всякое социальное влияние на человека преформируется через биологические механизмы, но биологические механизмы есть пластический материал, преформируемый развивающейся социальной системой» (там же, с. 11). Уже в этих ранних опусах проявляется склонность и способность Бориса Ананьева к диалектическому способу мышления.

Время, в которое начал свою самостоятельную научную деятельность Б. Г. Ананьев, отличалось невероятным динамизмом. Уже на первом этапе научного пути и во всей последующей научной деятельности он был активным участником методологических дискуссий, более того, одним из организаторов и руководителей Методологической комиссии Института мозга, которая вела интенсивную работу по подготовке к задуманному еще В. М. Бехтеревым Всесоюзному съезду по изучению поведения (его часто называют «поведенческий»)^[4]

В методологических дискуссиях рефлексологов 1928–1929 гг. сначала проявлялся нигилизм по отношению к психологической науке и сознанию как ее предмету. Ананьев тогда характеризовал отношение рефлексологии к эмпирической психологии как отношение химии к алхимии^[5], однако утверждал, что «проблема сознания принципиально важна сама по себе. отрицать психику и сознание и сводить их к простейшим формам соотносительной деятельности — недопустимый методологический просчет.» (Ананьев, 1929 г, с. 33). В докладах и статьях 1929 г. он высказал принципиальные положения будущей теории психического развития человека: о необходимости изучать конкретного целостного человека, о том, что биологическое в человеке существует в виде опосредованного социогенезом органического субстрата жизнедеятельности; а общество — не только среда, но и специфическая форма существования человека. «Общество есть та орбита для индивидуального человека, которая постоянно переформирует его анатомо-физиолого-биохимический материал в социально-необходимые формы и тем самым составляет основание его развития» (Ананьев, 1929в, с. 19). Еще оставаясь рефлексологом, Ананьев подчеркивал, что порочна не сама психологическая проблематика, а идеалистическое ее понимание, при этом он утверждал, что сознание — это высшая форма поведения.

Сформулированные в дискуссиях позиции бехтеревцев были представлены на Всесоюзном съезде по изучению поведения человека. Б. Г. Ананьев был избран ответственным секретарем ленинградского оргкомитета съезда, а затем вошел в секретариат съезда в качестве представителя от Ленинграда. На общей секции съезда именно он прочитал представленный от Института мозга доклад.

В период конца 1920 — начала 1930-х годов Ананьев не раз писал о методологии психологии, что обусловлено коренными переменами во всем строе российской науки в связи с ее реконструкцией согласно политике правящей Коммунистической партии. До сих пор острый отклик вызывает ранняя статья Б. Г. Ананьева «О некоторых вопросах марксистско-ленинской реконструкции психологии» (Ананьев, 1931). В ней молодой ученый высказал самокритику и критику в адрес советских психологов. В частности, он писал о себе: «Я пленился внешней видимостью объективизма рефлексологических понятий. Я наивно предполагал в то время (в 19281929 гг.), что преодоление биологизма в рефлексологии означает ее решительную марксистскую реконструкцию, а признание проблемы сознания и психики предметом рефлексологии (отождествленной мною тогда с материалистической наукой вообще) делает излишним существование психологии.» (там же, с. 329). Но главное в статье не критика, а очерк программы развития психологической науки в советской стране. Ананьев указал на необходимость разработки теории и при этом на отсутствие историко-психологических исследований и исследователей в этой области, на необходимость определить предмет и методы психологии в новых условиях. Он отметил также необходимость соотнесения психологии с логикой и идеологией, чтобы понять специфику ее предмета. Б. Г. Ананьев выступил за утверждение принципа историзма, понимание причинной связи развития психологической науки с изменениями в общественном развитии. Автор статьи обратил внимание на идеи К. Маркса об историзме природы человека, о том, что история промышленности, производительных сил общества является детерминантой истории человеческой психологии. В духе времени он выступал за классовый подход в исследовании личности и необходимость изучать современников — людей нового общества.

В этой статье и других ранних методологических работах Ананьева можно найти зародыши многих его будущих идей и концепций. В 1930-е годы он высказывался о недостаточности философской теории для обоснования собственно психологических исследований. Нужен не перенос положений из исторического материализма в психологию, но интерпретация этих положений с точки зрения психологической науки, с учетом закономерности специфики психологической реальности и отражающих ее психологических понятий и в связи с новой социальной действительностью, практической деятельностью современников (Борис Герасимович…, 2006, с. 237).

28 ноября 1930 г. Б. Г. Ананьев досрочно окончил аспирантуру и вскоре был зачислен в штат Института мозга, в сектор психологии, называвшийся в тот период сектором форм поведения. Его научные интересы в первой половине 1930-х годов касались многих вопросов, среди которых преобладала методология психологии (Ананьев, 1930а, б, 1931 и др.). Вместе с тем он постоянно проводил эмпирические исследования, в том числе по профессиональной ориентации школьников (Ананьев, 1934). В 1932 г. Б. Г. Ананьев приступил к организации коллективной работы, направленной на изучение развития характера школьников. В этой связи в 1934 г. в Институте мозга была создана лаборатория психологии воспитания, в которую он был назначен заведующим. Планы лаборатории были весьма обширными: изучение характерогенеза, общей одаренности детей, связи характера и таланта, психологии педагогической оценки. Среди прочих была поставлена задача монографического изучения школьных классов и отдельных учащихся.

В процессе выполнения своей первой научно-исследовательской программы в лаборатории воспитания Б. Г. Ананьев собрал богатый эмпирический материал для своей первой монографии, изданной в 1935 г. и посвященной психологии педагогической оценки (Ананьев, 2007б). Исследование Б. Г. Ананьева проведено на стыке педагогической, социальной психологии и психологии личности (характерологии) и наметило, как оказалось, ряд перспективных линий развития этих отраслей психологии. В процессе этой работы сложился исследовательский стиль Б. Г. Ананьева и его коллектива. Во-первых, это большая эмпирическая обоснованность теоретических положений и выводов (его сотрудники, он сам и аспиранты провели 126 частных исследований в русле общей программы по изучению характера). Во-вторых, это постоянное стремление связать научную работу с практикой. Характерологические исследования сочетались с практической помощью школе, педагогам. Практическая работа психологов Института мозга была едва ли не первым в СССР опытом психолого-педагогической службы в школе. Судя по архивным материалам, для налаживания совместной с педагогами работы в школе и внедрения в жизнь результатов научных исследований Борис Герасимович много общался с учителями, прочел для педагогов десятки лекций и докладов, вовлек их в выполнение научных планов.

«Психология педагогической оценки» Б. Г. Ананьева и 80 лет спустя воспринимается как актуальное исследование, полное точных наблюдений и мыслей. Оно также имеет большой практический смысл. С его помощью современный учитель сумеет повысить воспитательную эффективность урока, на деле осуществить индивидуальный подход к учащимся

Бориса Герасимовича особенно интересовало развитие характера в связи с биографией личности. В характерологических исследованиях 1930-1940-х годов он обозначил элементы будущей психологии жизненного пути (или биографической психологии), в которой история личности рассматривается на фоне и в связи с историей современности, личность выступает как субъект своей жизни, а потому и субъект собственного развития. В результате характерологических исследований Б. Г. Ананьев выдвинул ряд новых персонологических идей. Более того, у него сложилась концепция личности как структуры психосоциальных свойств. Ананьев выделил наряду с традиционными волевыми, эмоциональными еще интеллектуальные (характер ума), а также, что особенно ново, коммуникативные (характер общения и отношений к другим людям) и рефлексивные черты (характер отношения личности к самой себе). К несчастью, материалы характерологических исследований Института мозга погибли в годы Великой Отечественной войны, и лишь незначительная их часть была опубликована^[6].

В начале 1930-х годов Б. Г. Ананьев начинает преподавательскую деятельность в вузах Ленинграда, в том числе в педагогическом институте им. А.И. Герцена, где кафедрой психологии заведовал С.Л. Рубинштейн. Тогда состоялось знакомство и сотрудничество этих ученых. Борис Герасимович с пиететом относился к Сергею Леонидовичу. История отношений и сотрудничества двух выдающихся ученых специально не изучалась, но, судя по всему, они были во многом единомышленниками, учеными одного идейного направления, антропологического умонастроения, если можно так сказать (Логинова, 2009, 2011).

Б. Г. Ананьев участвовал в обсуждениях книги С. Л. Рубинштейна «Основы общей психологии» на Всесоюзной конференции по педагогическим наукам (19–28 апреля 1941 г.) и в Институте философии АН СССР в 1947 г. (Архив: Ананьев. Выступление на обсуждении книги С.Л. Рубинштейна 29 марта 1947 г.). Он поддержал кандидатуру С.Л. Рубинштейна на соискание Сталинской премии 1942 г. Считал книгу «Основы общей психологии» лучшим произведением в современной психологической литературе (1946б, с. 34). Вместе с тем Борис Герасимович отметил неразработанность проблем характерологии и жизненного пути, пограничных с этикой. Годы спустя Б. Г. Ананьев с большим одобрением откликался на издание новых трудов С. Л. Рубинштейна «Бытие и сознание», «Человек и мир» (фрагменты этой книги опубликованы при жизни Ананьева в 1966 и 1969 гг.). Он написал яркую статью о С. Л. Рубинштейне к его юбилею, в которой выразил свое понимание не только личности и творческого вклада С.Л. Рубинштейна, но и судьбы человека науки вообще: «Биография ученого приобретает тем большее значение, чем полнее воплощает в себе биографию науки, ее прогрессивное движение на путях познания и активного участия в общественном развитии» (Ананьев, 1969 г, с. 126)^[7]. Эти слова с полным правом можно отнести и к самому Борису Герасимовичу.

Параллельно научной работе Ананьев был занят и преподаванием в Институте усовершенствования учителей, Педагогическом институте им. А. И. Герцена (был приглашен на кафедру С. Л. Рубинтшейна в 1938 г. и работал здесь по совместительству по 1945 г.) и других. Читал лекции на киностудии «Ленфильм», в Театральном институте и вошел в мир ленинградской художественной интеллигенции. Общался с кинорежиссерами братьями Васильевыми, Г. А. Козинцевым, театральными педагогами, режиссерами и актерами Б. В. Зоном, А. Г. Егоровой, Л. Ф. Макарьевым, В. С. Мясниковой, С. Магарилл, В. В. Сладкопевцевым. Борис Герасимович был сторонником союза науки и искусства. Он сам был музыкально и литературно одарен, а в его характере были свойственные художникам черты: повышенная эмоциональность, даже ранимость, впечатлительность, сенситивность, горячность, но с возрастом все это было спрятано в глубине, а в поведении наблюдались обычно сдержанность и дистанцированность в общении. Он не терпел фамильярности, но был по-настоящему демократичен, внимателен к окружающим, многим помогал, за многих заступался. Общение было не только его душевной потребностью, выражением личности, оно служило общему делу — сплачивало и воспитывало исследовательский и педагогический коллектив, способствовало созданию его научной школы.

Театр всегда был интересен Борису Герасимовичу — на сцене в художественном воплощении личность человека раскрывается особенно ярко. Он считал актера главным лицом в театре. В довоенный период сильное впечатление произвели на него ведущие актеры Камерного театра Александр Таиров и Алиса Коонен. В послевоенный период он любил спектакли Георгия Товстоногова и Николая Акимова. Борис Герасимович с интересом открывал для себя новые молодые таланты в режиссуре и актерском цехе.

Со студенческих лет для Ананьева искусство являлось предметом психологического изучения. Первые его исследования и статьи были посвящены влиянию музыки на поведение человека, а последние лекции и выступления — индивидуальности художника. В 1970–1972 гг. Ананьев намеревался прочесть спецкурс по психологии искусства на факультете психологии ЛГУ, но, к несчастью, не успел. Как не успел и написать книгу о психологии искусства. Мы можем лишь предположить, судя по его устным высказываниям и некоторым письменным публикациям, что его ненаписанная книга во многом оспаривала идеи ранней книги Л. С. Выготского «Психология искусства». Расхождение во взглядах этих ученых состояло в том, что для Выготского главный интерес представляло само произведение художественной литературы и секрет его воздействия на читателя.

Для Б. Г. Ананьева главным предметом в психологии искусства был человек-творец, природа художественного таланта и творчества. Особенно его интересовала психология музыки. В природе человеке он искал ключ к пониманию необычайно мощного воздействия музыки, вообще искусства. Он видел в художественной деятельности необходимый и, вероятно, важнейший для человека канал самовыражения, объективации внутреннего мира индивидуальности. Ананьев справедливо замечал, что для своего анализа Выготский избрал наиболее понятный по своим механизмам вид искусства — литературу. Действительно, литература воздействует, используя речевые средства, и потому ее сила может быть объяснена с привлечением психологической теории речи. Намного труднее объяснить воздействие музыки. Будет ли здесь адекватна объяснительная схема Выготского? Охватывает ли подход Выготского все аспекты психологии искусства? Наверное, нет. Следует развивать психологию искусства дальше, используя разные методологические подходы и принципы.

Особую страницу в психологии искусства Ананьева занимает анализ системы К. С. Станиславского. Она является почвой для союза искусства и науки в деле воспитания и самовоспитания творческой личности, обладающей не только профессиональными умениями и способностями, но и сценической этикой поведения, жизни в искусстве, понятой как служение искусству и через него людям, родной стране (Ананьев, 1941а). Ананьеву была близка мысль Станиславского о необходимости изучения творчества, таланта, механизмов актерского перевоплощения в целях практической театральной режиссуры и организации работы актера над ролью. Настоящее сценическое воплощение роли «возможно лишь таким искусством, которое само составляет жизнь человека-актера, проникает в его дух, плоть и кровь, перестраивает по-новому ум, чувство, волю, характер человека-актера, создает новое отношение к окружающей действительности и новый, своеобразный сценический образ жизни» (там же, с. 28). Речь идет о глубине воздействия сыгранной роли на развитие личности актера. Всякое серьезное дело требует самоотдачи, посвящения ему всей жизни. Как в искусстве, так и в науке и в других сферах деятельности. И настоящим ученым становится тот человек, который ведет особый — научный — образ жизни, подчиненный призванию искать истину. Этот закон относится в полной мере к самому Борису Герасимовичу — настоящему Человеку науки…

В 1936 г. педагогов и психологов страны потрясло постановление ЦК ВКП(б) «О педологических извращениях в системе Наркомпросов». Дух и буква постановления и последующих директив о педологии имели разгромный характер. Фактически педологам в СССР ничего не оставалось, как исчезнуть, если не физически, то в профессиональном отношении. Вместе с педологией была репрессирована и психотехника. В 1934 г. в Институте мозга были упразднены сектор психотехники, лаборатория художественного воспитания. В Институте мозга вынужденно перестали заниматься одаренностью детей, психологическими вопросами детского художественного творчества, детского театра и кино, детской литературы. Все это тяжело переживалось психологами. Борису Герасимовичу, как и другим ученым и практикам педологии и психологии, приходилось под угрозой увольнения, отлучения от любимого дела, под страхом беспощадных репрессий оправдываться на каких-то собраниях-проработках», ломать прежние планы научной работы, критиковать педологию, педологов и самого себя в том числе. Но наперекор угрожающей социальной ситуации Борис Герасимович не отказывался ни от одной идеи, если она соответствовала его мировоззрению. Так и с педологией. В процессе осмысления и переосмысления педологических исследований и теорий выросла ананьевская концепция педагогической антропологии (см. главу 5). Педология как комплексная наука о детях, о развитии ребенка вновь заинтересовала российских ученых в годы Перестройки (Петровский, 1988).

1 сентября 1937 г. Б. Г. Ананьев был назначен заведующим сектором психологии Института мозга. Это произошло при трагических обстоятельствах, 2 месяца спустя после ареста бывшего заведующего сектором А. А. Таланкина. Таланкин был профессором психологии, заведовал сектором психологии в Институте мозга, но также был и кадровым военным в звании бригадного комиссара. Свою работу в Институте мозга он совмещал с преподаванием в Военнополитической академии РККА им. Толмачева в Ленинграде, где работал начальником кафедры философии^[8]. В сложившейся тяжелой, опасной ситуации после внезапного ареста и увольнения заведующего, после разгрома педологии необходимо заново планировать работу. Задача усложнялась тем, что в 1938 г. Институт мозга был переведен из системы Наркомата просвещения в систему Наркомата здравоохранения. В этих условиях Б. Г. Ананьев выдвинул новую исследовательскую программу для сектора: психология чувственного познания (ощущения, восприятия и представления), история психологии в России. Характерологические исследования в средней школе прекратились, но сама проблема характера оставалась в планах работы. Теперь она была поставлена в связи с индивидуальными различиями в чувственной сфере^[9].

Особенность новой программы Б. Г. Ананьева состояла в изучении функциональных связей чувственных форм отражения с мышлением, охват всех видов ощущений (не ограничиваясь, как часто бывает, зрительными и слуховыми), с использованием деятельностного и личностно-биографического подхода. В секторе психологии изучали индивидуальные различия тактильной и болевой чувствительности (Б. Г. Ананьев, З. М. Беркенблит, А. Н. Давыдова), влияние восприятия цвета на изменение тактильной и болевой чувствительности (Б. Г. Ананьев), кожную чувствительность и эмоциональное состояние (А. И. Торнова), восприятие ахроматического стимула (В. Н. Осипова), влияние расстояния на изменение восприятия цвета и формы (Б.Н. Компанейский), индивидуальные различия в цветовых ощущениях и восприятии (А. И. Зотов), болевые ощущения, бинокулярные и бимануальные эффекты восприятия (А. Н. Давыдова), осязание, вкусовые ощущения (Н. К. Гусев), единичные и общие обонятельные представления (А. В. Веденов), последовательные образы (Н. М. Карпенко), музыкальные представления и внутренний слух (В. И. Кауфман), стадии образования зрительно-моторных представлений (Л. А. Шифман) и т. д. (Архив: Научно-производственный план…, 1939). Есть сведения об изучении в секторе психологии эмоциональной памяти, аффективных представлений (Л. И. Сергеев), константности зрительных восприятий (В. Н. Осипова), представлений на основе чувственных и вербальных источников (П. Г. Сапрыкин) и др.

В Институте мозга над проблемой чувственного отражения вместе с психологами работали морфологи, биохимики, физиологи. Таким образом, это были комплексные исследования. Проблема чувственного отражения на долгие годы заняла центральное место в творчестве Б. Г. Ананьева. Именно эта программа ученого оказалась наиболее завершенной. Полученные в ее рамках материалы легли в основу пяти монографий — «Пространственное различение» (1955), «Осязание в процессах познания и труда» (1959), «Психология чувственного познания» (1960а), «Теория ощущений» (1961), «Индивидуальное развитие человека и константность восприятия» (1968) — и множества статей. Погружение в исследования ощущений и вообще чувственных форм психического сделало Ананьева сторонником материалистического сенсуализма, что отразилось в его общей антропо-психологической теории и придало ей своеобразное качество.

По материалам довоенных и послевоенных исследований Б. Г. Ананьев написал фундаментальные книги и статьи, в совокупности представляющие психологическую теорию чувственного познания, более того — теорию чувственности человека. Мы хотим подчеркнуть, этот момент. Его исследования открыли мир человеческой чувственности не только в гносеологическом, отражательном плане, но и в онтологическом, бытийном. Ощущения отражают мир, они же есть явления жизнедеятельности. Все виды ощущений участвуют в регуляции поведения личности, деятельности субъекта и процессов в организме индивида. Ощущения становятся потребностью организма и личности.

В довоенных исследованиях Ананьева мы находим источник его концепции сенсорной организации. Впервые опубликованная в книге «Психология чувственного познания» в 1960 г., на заключительном этапе жизни ученого, она вновь была представлена научному сообществу в развернутом и существенно обогащенном варианте в книге «О проблемах современного человекознания» (Ананьев, 1977). Более всего Ананьева интересовали «сенсорная организация человека и основные уровни чувственного познания в связи с определением ресурсов и резервов человеческого развития, более полного их использования в процессе воспитания» (Ананьев и др., 1968, с. 7).

В рамках психологии чувственного познания развернуты были исследования по отражению пространства. Б. Г. Ананьев доказывал, что в парной работе больших полушарий головного мозга и органов чувств с их функциональной асимметрией заключается важнейший механизм пространственного различения. В послевоенные годы концепция о функциональной асимметрии в деятельности мозга была подкреплена десятками новых эмпирических исследований сотрудников и учеников Ананьева. Результаты исследований были изложены в монографиях «Пространственное различение» (Ананьев, 1955), «Восприятие пространства у детей» (Ананьев, Рыбалко, 1964) в ряде других книг и статей, обсуждены на конференциях (1959–1961 гг.)^[10] и отдельном симпозиуме в рамках XVIII Международного психологического конгресса в Москве (1966 г.). Эти исследования способствовали формированию ананьевской концепции билатерального контура нейропсихического регулирования деятельности, поведения и развития человека.

Неслучайным явилось обращение Б. Г. Ананьева во второй половине 1930-х годов к истории психологии в России. К тому вели его методологические работы, обусловленные потребностью поиска новых путей развития психологической науки в СССР. Он с увлечением приступил к работе над докторской диссертацией. Была изучена обширнейшая психологическая литература, в большинстве своем забытая, а также архивные материалы, сделаны важные для истории нашей науки выводы и обобщения. Чувство истории, историзм мышления были в высшей степени свойственны Б. Г. Ананьеву. Он видел свой научный труд в непрерывной последовательности общего дела ученых разных времен и стран. Не противопоставление своих идей взглядам предшественников, а включение вновь добытого знания в общий фонд науки — такова была нравственная и профессиональная позиция Ананьева. Наука — общее дело, поэтому «от ученого требуется так соотнести свою теорию с другой, чтобы сомкнуть контуры знания об отдельных закономерностях в целостное познание природы» (Ананьев, 1965, с. 48). Творческое развитие плодотворных научных идей и традиций, свойственное Борису Герасимовичу, нисколько не умаляет его самобытности как ученого и мыслителя. Напротив, историко-психологические исследования дали мощный импульс развитию его собственной психологической теории.

В секторе психологии в тридцатые годы под руководством Б. Г. Ананьева проводились историко-психологические исследования. Была написана кандидатская диссертация С. Е. Драпкиной, посвященная психологическим взглядам И. М. Сеченова (Драпкина, 1940). Сам Б. Г. Ананьев в 1937–1939 гг. увлеченно и много работал над докторской диссертацией, посвященной русской психологии XVIII–XIX вв. За два года напряженного труда создал многостраничный (более 800 страниц), насыщенный новыми фактами и мыслями труд — двухтомную докторскую диссертацию «Формирование научной психологии в СССР» (ЦГА СПб)^[11]. В феврале 1940 г. Б. Г. Ананьев успешно защитил диссертацию в ученом совете ЛГПИ им. А. И. Герцена и в мае того же года был утвержден в научной степени доктора педагогических наук (по психологии). (Свою кандидатскую степень Борис Герасимович получил в 1937 г. без защиты диссертации, по совокупности научных публикаций.)

Жизнь страны, народа и каждого ее гражданина круто изменилась с началом Великой Отечественной войны. Ленинград принял на себя удар одним из первых, он очень скоро стал прифронтовым городом. По инициативе и программе Б. Г. Ананьева в июле-августе 1941 г. группа психологов и архитекторов по заданию штаба противовоздушной обороны Ленинграда провела полевые эксперименты по восприятию городских строений на большом расстоянии (с башни Исаакиевского собора). На этой основе были подготовлены рекомендации по созданию эффективной маскировки культурных и стратегических объектов Ленинграда, которые помогли спасти многие культурные ценности и человеческие жизни.

В самом начале декабря 1941 г. по решению Правительственной комиссии об эвакуации Б. Г. Ананьев в составе группы сотрудников Института мозга был эвакуирован из осажденного Ленинграда. В 1942–1943 гг. Борис Герасимович работал в госпиталях, где занимался восстановлением психических функций раненых. При этом не прекращал и работу над теоретическими вопросами психологии ощущений, речи, личности, сознания. Борис Герасимович внес свой вклад в святое дело обороны родной страны. Это подтверждено не только фактами биографии, но и правительственными наградами — медалями «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

Во второй половине ноября 1943 г. Борис Герасимович с женой Ольгой Евгеньевной вернулись в еще блокадный Ленинград. Встреча с Ленинградом была драматичной. Перед ними открывались трагические подробности пережитых лет. Война унесла жизни и некоторых психологов, в том числе из Института мозга. В самую страшную зиму 1941–1942 гг. в блокадном Ленинграде умер отец Бориса Герасимовича.

Сразу же по возвращении из эвакуации Б. Г. Ананьев развернул активную научную, просветительскую и организационную деятельность. Он стал профессором кафедры психологии, заведовал лабораторией ЛГПИ им. А. И. Герцена. В ЛГПИ в 1944 г. по инициативе Бориса Герасимовича была открыта лаборатория психологии речи, преемственно связанная с деятельностью кафедры психологии, руководимой ранее С. Л. Рубинштейном^[12]. Участие ленинградских психологов в научных исследованиях, обсуждениях лаборатории, общение с Борисом Герасимовичем — «это, была та живая вода, (вспоминала ленинградский психолог А. А. Люблинская), которая вернула многих из нас к жизни, к науке, умственному труду» (Борис Герасимович., 2006, с. 212).

Лаборатория занималась исследованием речи и в этой связи с самосознанием, одним из механизмов которого является внутренняя речь. Этот вид речи актуализируется в трудных ситуациях интеллектуального и морального напряжения и выступает «голосом совести». Самосознание проистекает из сенсорных источников, из деятельности ребенка и становящейся внутренней речи.

В декабре 1943 г. Б. Г. Ананьев развернул цикл своих публичных лекций в ленинградском городском лектории. Те лекции явились частью его продуманной стратегии по укреплению позиций психологической науки в обществе. Борис Герасимович раскрывал для своих слушателей природу сознания и личности, психологических механизмов жизнестойкости человека в тяжелых испытания, практическую значимость психологии. О лекциях Б. Г. Ананьева в военном Ленинграде сохранились документальные свидетельства и, главное, личные воспоминания слушателей — Льва Марковича Веккера и Алексея Александровича Бодалёва. Именно под влиянием ананьевских лекций они решили связать свою судьбу с психологической наукой. Лекции, выступления, доклады, даже реплики Б. Г. Ананьева отличались самобытностью. В них не было внешней, показной оригинальности, нарочитых эффектов, отрепетированных приемов. Его выступления были всегда содержательными, глубокими и яркими — незабываемыми.

Война в жизни каждого современника оставила глубокий след. Люди пережили тяжкие испытания и лишения, но вместе с тем небывалый подъем жизненных и духовных сил. Годы спустя Б. Г. Ананьев говорил о военной поре: «Война определила мою жизнь. Это была уже не по книгам пройденная психология. Для меня стало ясно, что человек может на максимуме. Я увидел скрытые резервы, о которых мы обычно не подозреваем. Я понял: нет более великой проблемы, чем проблема человеческих возможностей. Я понял: человек может все… В те годы мне было лучше, чем порой сейчас. Подонки тогда становились просто людьми. А мы, просто люди, чувствовали себя титанами» (Башкирова, 1971, с. 138–139).

Война еще более обострила присущее Ананьеву чувство долга перед Родиной и чувство ответственности за судьбу науки, которой посвящена жизнь. В канун Победы, оглядываясь на события военных лет, он размышлял о судьбе родной страны, народа, роли личности в истории, о психологической природе мужества, героизма, совести, о единстве индивидуального и общественного, национального и общечеловеческого в самосознании личности. Из военных годин Ананьев вынес убеждение, что «подвиг — дело не только гения, а дело народа, дело каждого из нас» (из выступления Б. Г. Ананьева на митинге факультета психологии ЛГУ в честь 25-летия Победы. 7 мая 1970 г. Запись моя. — Н.Л.). Его жизнь после войны осознавалась по-новому — с позиции человека, которому посчастливилось остаться в живых и который обязан перед памятью павших работать и жить с утроенной энергией и ответственностью. Борис Герасимович шел по жизненному пути как боец, не щадя себя ради общего великого дела. Для него таким делом была наука — наука о человеке и во благо человека.

Подводя итоги довоенного и военного периодов жизни Б. Г. Ананьева, можно утверждать, что к концу войны он сформировал собственную методологическую концепцию на базе марксизма и вместе с тем в тесной связи с материалистической традицией всей русской психологии и особенно психологическими и антропологическими взглядами В. М. Бехтерева. Борис Герасимович определил основные теоретические позиции своей персонологический концепции, очертил ее контуры на материале характерологических исследований своей лаборатории воспитания в Институте мозга и на примере подвига советских людей в Великой Отечественной войне. К теме психологии личности относятся также работы об индивидуальном подходе в воспитании (Ананьев, 1939а), профессиональной направленности, познавательных потребностях, интересах (Ананьев, 1934).

Он выдвинул новые идеи о роли билатеральной организации мозга, межфункциональных связях в сфере чувственного познания, индивидуализации чувственности и связи последней с общей структурой личности. Выдающимся достижением явилось историко-психологическое диссертационное исследование Б. Г. Ананьева о русской психологии XIX–XX вв. Вокруг Б. Г. Ананьева сложился круг сотрудников-единомышленников. Он выдвинулся в первый ряд ленинградских психологов и стал их признанным лидером.

* * *

Удивительно, но в разгар войны было принято правительственное решение об открытии отделений психологии в Московском и Ленинградском государственных университетах^[13]. По предложению ректора ЛГУ А. А. Вознесенского Борис Герасимович возглавил вновь организуемую кафедру психологии и отделение психологии на философском факультете. С Ленинградским университетом он связал судьбу до конца своих дней.

Как писал Б. Г. Ананьев, «сложную задачу организации этого отделения в условиях послеблокадного положения города и отсутствия каких-либо предпосылок в самом университете мне, приглашенному для этой цели, возможно было решить только благодаря сформированному коллективу кафедры психологии. Ядро этого коллектива составили В. Н. Мясищев, А. В. Ярмоленко, Г. З. Рогинский, В. И. Кауфман — ученики, сотрудники знаменитого русского психоневролога академика В. М. Бехтерева. Все мы представляли одну научную школу, что имело важное значение для образования научного центра по психологии в университете». (Ананьев, 1969а, с. 79). Действительно, отделение (а позже факультет психологии университета) стало ядром ленинградской научной школы во главе с Б. Г. Ананьевым, преемственно связанной с психологической школой В. М. Бехтерева.

Парадоксальным образом сложилось так, что новый подъем научной, педагогической и организационной деятельности Б. Г. Ананьева происходил в сложный, противоречивый период советской истории. Уже вскоре после великой Победы Сталин вновь приступил к массовым репрессиям. В 1949 г. он затеял кровавое «Ленинградское дело», вследствие чего были арестованы и расстреляны партийные работники, в том числе и ректор ЛГУ А. А. Вознесенский («Ленинградское дело», 1990). Пострадали многие из ленинградской интеллигенции. Те годы были самыми тяжелыми в жизни Бориса Герасимовича.

Борис Герасимович всегда становился центром научной жизни. Он вовлекал своих сотрудников, психологов города и студентов в единый поток исследований по общему плану. В тот же период возобновляется психолого-педагогическая линия научных исследований Б. Г. Ананьева. Этому способствовало создание по его инициативе НИИ педагогики АПН РСФСР и в нем отделения педагогической психологии, которым заведовал по совместительству. Борис Герасимович с 1944 по 1947 г. непосредственно сотрудничал с кафедрой общей и военной психологии в Высшем военно-педагогическом институте им. М. И. Калинина в Ленинграде. Здесь он участвовал в подготовке адъюнктов, разрабатывал программы по курсу военной психологии, читал отдельные лекции по психолого-педагогическим основам обучения курсантов и слушателей для преподавателей института. Принимал участие в подготовке и проведении первой научной конференции по военной психологии, проходившей 22–24 мая 1950 г. в ВВПИ им. М.И. Калинина. На этой конференции Ананьев выступил с научным докладом, а также участвовал в обсуждении программы преподавания военной психологии^[14]. Не забывал Борис Герасимович о помощи средней школе. В 1944 г. по собственной инициативе вел уроки психологии в школе № 206, где вырабатывал и апробировал методику ее преподавания.

В 1940-1950-е годы психологи университета под руководством Б. Г. Ананьева работали над несколькими темами, среди которых центральное место занимала психология чувственного познания. Наряду с ней разрабатывались проблемы характерологии, способностей, истории психологии. Сквозным во всех направлениях исследований являлся принцип развития.

Педагогический талант Б. Г. Ананьева развернулся в полную силу в стенах Ленинградского государственного университета. Как педагог и научный руководитель Б. Г. Ананьев был исключительным явлением. Практическая педагогика Ананьева соответствовала его научным воззрениям на природу таланта, характера, индивидуальности и ее развития. Борис Герасимович помнил о своих учениках и заботился о них, даже когда они выходили в самостоятельную научную жизнь. Он стремился каждого студента вовлечь в научный поиск, серьезные научные мероприятия. Он видел в молодых новичках коллег и соратников и тем самым вдохновлял их на труд в науке. Сила Бориса Герасимовича как организатора и педагога состояла в его гуманизме и демократизме. Он точно угадывал индивидуальность человека, заботился о ее развитии, открывал личную и коллективную перспективу. Каждый его сотрудник чувствовал свою нужность, причастность важному общему делу, и это чрезвычайно воодушевляло^[15].

В 1951 г. Борис Герасимович был назначен директором Ленинградского института педагогики АПН РСФСР^[16]. Первоначально, с 1946 г., это был Ленинградский филиала АПН РСФСР. Предшественниками Ленинградского НИИ педагогики были Институт научной педагогики, Институт по изучению мозга и психической деятельности (отдел психологии, ранее отдел рефлексологии детства). Более отдаленные во времени связи прослеживаются между НИИ педагогики и Психоневрологическим институтом В. М. Бехтерева (1907), Педагогическим музеем и другими учреждениями по психологии, педологии и педагогике в городе на Неве.

Годы работы в Институте педагогики были наполнены интенсивной плодотворной работой, отмеченной высшей правительственной наградой СССР — орденом В. И. Ленина (1954 г.). Благодаря заметному общественному статусу Борис Герасимович еще более утвердился как признанный глава ленинградских психологов. В 1955 г. он стал действительным членом Академии педагогических наук РСФСР (позже — СССР), вошел в состав ее Президиума. В 1950-е годы выступил одним из организаторов Общества психологов СССР и был избран в его руководящий орган — Президиум Центрального совета. Б. Г. Ананьев организовывал значительные научные мероприятия — Всесоюзную научную психологическую конференцию университетов (Ленинград, 1947), Всесоюзное совещание по психологии личности (Ленинград, 1956) и II всесоюзный съезд психологов (Ленинград, 1963), а также ряд научных конференций. Б. Г. Ананьев вошел в первый состав редколлегии журнала «Вопросы психологии», который начал издаваться в 1955 г. Все эти положительные перемены в психологии, ее рост и общественное и государственное внимание к ней радовали и внушали надежду на то, что пришло время психологии, что любимая науку востребована в нашей стране и у нее большое будущее.

На посту директора Института педагогики Б. Г. Ананьев стремился сделать это вполне обычное, небольшое учреждение передовым научным центром — продолжателем антропологической традиции русской педагогики и психологии. Он связывал исследования, развернувшиеся под его руководством, с педагогической антропологией К.Д. Ушинского, рефлекторной теорией И. М. Сеченова, комплексным подходом В. М. Бехтерева. «Именно в традициях педагогической антропологии и рефлекторной теории коренится комплексное направление нашего института, предыстория которого связана с взаимопереплетением идей антропологии и рефлекторной теории в Петербурге-Петрограде-Ленинграде», — говорил в одном из своих выступлений Ананьев (Ананьев, 1959в, с. 158).

Программируя новые исследования в институте, Б. Г. Ананьев выдвинул глобальную проблему целостности развития детей в школе. Соответственно, он поставил вопросы о целостных эффектах воспитания, условием появления которых являются формирование общих механизмов развития за счет преемственности ступеней школьного образования и межпредметных связей в процессе освоения школьных дисциплин. В духе педагогической антропологии Ананьев ставил вопрос о конкретном содержании такого желательного свойства воспитания, как природосообразность, о котором писали еще Я. А. Коменский и К. Д. Ушинский. Наука должна открывать объективные законы индивидуального развития человека, чтобы в соответствии с этими законами можно было в процессе воспитания управлять развитием.

Результаты психологических и психолого-педагогических исследований развития детей обобщены в нескольких книгах под редакцией Б. Г. Ананьева и при его авторском участии: «Вопросы детской психологии» (1948), «Вопросы повышения качества учебно-воспитательной работы школы» (1953), «Вопросы детской и общей психологии (1954), «Подготовительный период в первом классе и формирование готовности детей к обучению» (1955), «Учебно-воспитательная работа в первом классе школы и развитие детей» (1955), «Формирование восприятия пространства и пространственных представлений у детей» (1956), «Первоначальное обучение и воспитание» (1958), «Проблемы обучения и воспитания в начальной школе» (1960).

Результаты и выводы из исследований Ананьева в НИИ педагогики АПН были разнообразны и многочисленны. Так, на основе наблюдений над первоклассниками был сформулирован вывод о том, что «метод обучения является не только средством, реализующим содержание обучения („инструментовкой“ сообщаемых учителем знаний), но и источником того или иного вида учебной деятельности ребенка» (Ананьев, 2007б, с. 263). Самостоятельная деятельность ведет к развитию способностей и потребностей, интересов школьника. Таким образом, методы преподавания становятся средствами воспитания личности в целом.

В исследованиях Института педагогики были найдены закономерности становления субъекта учебной деятельности в процессе первоначального обучения в школе. Первостепенную роль при этом играет освоение детьми простых фундаментальных видов умственной деятельности — наблюдения, слушания, устного и письменного изложения, чтения, изображения, измерения и пр. Вместе с видами деятельности формируются механизмы адекватного отражения пространства и времени. К ним он относил парную (содружественную) работу больших полушарий головного мозга и парное функционирование анализаторов всех без исключения модальностей.

В педагогическом плане в результате исследований 1950-х годов были апробированы новые методики организации учебной работы и учебного процесса для придания ему большей целостности, системности (специальные меры по усилению преемственности между ступенями обучения, межпредметных связей, проведение межпредметных уроков учителями смежных специальностей, отмена домашних заданий и т. д.), усилено внимание к так называемым второстепенным урокам: труда, пения, рисования, черчения, физической культуры. Учителя вместе с психологами изучали учеников и составляли психолого-педагогические монографии о каждом в отдельности. Психолого-педагогические исследования способствовали оформлению взглядов Б. Г. Ананьева на природу индивидуального психического развития, его источники и движущие силы, механизмы и закономерности. В следующем десятилетии психолого-педагогические идеи Б. Г. Ананьева воплотились в проекте обновленной педагогической антропологии, продолжающей традицию К. Д. Ушинского.

По идейной продуктивности, публикациям, масштабу исследований и организационной деятельности пятидесятые и шестидесятые годы жизни Б. Г. Ананьева были самыми продуктивными. По моим подсчетам количество публикаций Ананьева в десятилетний период, с 1948 по 1957 г., составило 44 наименования, в 19581967 гг. — 55, в 1968–1977 гг. — 41^[17]. Но дело не только в количестве публикаций, а в принципиальной новизне их содержания, их идейном богатстве и тщательном эмпирическом обосновании. Отметим лишь некоторые из опубликованных трудов: монографии «Осязание в процессе познания и труда» (1959), «Психология чувственного познания» (1960), «Теория ощущений (1961), «Человек как предмет познания (1968) и др.

Борис Герасимович работал сразу по нескольким направлениям: психология чувственного познания, в том числе психическое отражение пространства, проблемы индивидуального психического развития человека, психологии личности (структура личности, жизненный путь как форма развития, социальное поведение личности, соотношение одаренности и способностей, способностей и характера и пр.). Интеграция всех направлений исследовательской работы происходила на базе возводимой им системы антропологической психологии, которая приобрела отчетливые очертания в последнем, как оказалось, периоде жизни ученого.

В 1957 г. Борис Герасимович выступил с программными статьями, которые обозначили новый и особенно важный рубеж в творчестве ученого. В статье «О системе возрастной психологии» (1957а) Б. Г. Ананьев впервые в новейшей отечественной психологии поставил вопрос о создании системы возрастной (всевозрастной) психологии^[18], которая бы охватывала все фазы жизни — от рождения до старости и естественной смерти. Как писал сам Ананьев, его интересовала «жизнь человека как единый целостный процесс развития и психологические факторы долголетия человека. Именно в этом плане формулировалась задача построения системы возрастной психологии… Распространение генетического принципа на все области возрастной психологии и построение единой теории индивидуального развития, охватывающей все периоды человеческой жизни в их последовательности, должно иметь важное значение для построения генетической педагогики, охватывающей все периоды воспитания и самовоспитания, образования, самообразования» (Архив: Ананьев. Некоторые итоги., 1970).

В статье «Человек как общая проблема современной науки» (Ананьев, 1957а) Б. Г. Ананьев впервые указал на закономерную антропологизацию всех наук и выдвижение психологии в центр становящегося человекознания (антропономии). Выступая на I съезде Общества психологов СССР в1959 г., Б. Г. Ананьев говорил о необходимости комплексных исследований человека и создания практической психологической службы в СССР.

В 1950-е годы силами психологов Ленинградского государственного университета и ленинградского Института педагогики АПН РСФСР активно изучались вопросы многоуровневой и поли-функциональной структуры отражения пространства в плане деятельности и развития. В мае 1959 г. Б. Г. Ананьев провел Всесоюзное научное совещание по проблеме восприятия пространства и пространственных представлений. Совещание нацеливало исследователей на комплексное изучение проблемы отражения пространства и выход прикладных исследований в практику (Проблемы., 1960). На пленарном заседании Борис Герасимович выступил с докладом «Системный механизм восприятия пространства и парная работа больших полушарий головного мозга». В то время он обосновал идею о том, что большие полушария являются специальным механизмом пространственной ориентации организма в среде, приобретенным в процессе эволюции. У человека этот механизм развивается под влиянием трудовой и прочих видов деятельности.

В 1956-1958-е годы Борис Герасимович как директор института и ведущий ученый в области психолого-педагогических наук побывал в ряде зарубежных стран. Для советских людей поездка за границу была в то время большим и редким событием. Борис Герасимович летом 1956 г. посетил ряд научно-образовательных психологических центров Великобритании, где особенно заинтересовался исследованиями Ф. Бартлетта. К данному периоду относится и поездка во Флоренцию в сентябре 1957 г. на II международный конгресс преподавателей высших учебных заведений по вопросам организации педагогического эксперимента, на котором он выступил с большим докладом по результатам исследования пространственных представлений у детей.

Особенно памятной стала длительная, очень насыщенная командировка в Чили, Уругвай и Бразилию в августе-сентябре 1958 г. в составе небольшой делегации Центрального комитета профессиональных союзов работников просвещения, высшей школы и научных учреждений СССР. Там Ананьев ознакомился с постановкой психологического образования, познакомился учеными и преподавателями психологии, их новыми исследованиями, в частности Е. Мира-и-Лопеца, методика которого была позже внедрена в программу ананьевской лаборатории.

Самозабвенность в работе, столь свойственная Б. Г. Ананьеву, способствовала достижению выдающихся результатов во всех видах его деятельности, однако основательно подорвала здоровье. Но даже смертельная угроза вследствие тяжелой болезни, постигшей его в 1959 г., не могла остановить его. От главного дела своей жизни Борис Герасимович никогда не отступал, даже под страхом смерти, но после того тяжелейшего инфаркта мысль о краткости времени жизни постоянно и тревожно присутствует в его деятельности. Каждое дело Борис Герасимович невольно стал оценивать с точки зрения «успею-не успею». С еще большей силой он концентрирует жизненные силы на главном — осуществлении заветного проекта комплексного исследования индивидуальности в духе антропологической психологии.

Выйдя из смертельно опасного кризиса, Б. Г. Ананьев оставляет пост директора НИИ педагогики и в 1960 г. полностью переходит на работу в Ленинградский государственный университет, с которым, впрочем, не прерывал связи^[19]. Он приступает к замыслу обширных комплексных исследований человека с целью психологического познания, который вызревал в многолетних научных поисках и размышлениях, под влиянием опыта предшественников, и в первую очередь — В. М. Бехтерева^[20]. В истории психологии комплексные исследования человека неразрывно связаны с именами этих двух ученых. Ананьев, как и Бехтерев, был их горячим сторонником, методологом и практиком. В науке и поныне отмечают большую сложность комплексных исследований, так как они требуют длительных коллективных усилий ученых разных специальностей, особой методологической проработки и организации. Тем дороже уникальный новаторский опыт Б. Г. Ананьева и его коллектива.

В 1963–1966 гг. Б. Г. Ананьев работает над своей этапной книгой «Человек как предмет познания», содержание которой представляет его теорию антропологической психологии. В тот же период, точнее в январе 1965 г., Борис Герасимович сделал ряд докладов, касающихся концептуальной основы комплексных исследований и их стратегии. В его выступлениях раскрывалась концепция целостного человека, индивидуальности. Именно она стала сверхзадачей новых исследований Ананьева. «Человек есть и продукт природы, и продукт общества. Но есть человек как субъект общения, обладающий внутренним миром. Вот это — собственно психологический аспект. Индивидуальность — психологическое явление. Понятию „индивидуальность“ не повезло ни в психологии, ни в философии. Всестороннее развитие человека — это и есть формирование индивидуальности. Как этого не понять!» (Запись Н. А. Жулидовой, любезно предоставленная автору).

В своей новой книге Борис Герасимович спешит высказать самые дорогие, выстраданные мысли и как бы подводит итоги пройденного пути в науке. Первая часть книги методологическая, посвящена становящейся системе человекознания и месту психологии в ней. Вторая часть содержит главы, посвященные давно разрабатываемым Б. Г. Ананьевым и его учениками проблемам: сенсорная организация, нейропсихическая регуляция, индивидуальное психическое развитие человека — онтогенез и жизненный путь, структура личности, включая индивида, собственно личность и субъекта. Заключительный аккорд книги представляет эскиз будущей теории индивидуальности. И эта теория должна была стать апофеозом всей системы антропологической психологии Бориса Ананьева. Книга Б. Г. Ананьева — подлинный манифест его научной школы, основа комплексных исследований человека в психологии.

Книга «Человек как предмет познания» вызвала общественный резонанс. Она переиздается и многократно цитируется до сих пор. Ее переводили и издавали за рубежом — в Германии (1974), Болгарии (1976), Китае (1992), Японии (1983). К большому сожалению, эта книга, как и другие монографии Б. Г. Ананьева, не была издана на английском языке, который стал международным в научном общении. Это обстоятельство является большим препятствием для распространения и популяризации его теории, для справедливой оценки его вклада в психологическую науку. Ее содержание, на наш взгляд, осталось не вполне понято и оценено до сих пор. Б. Г. Ананьев мыслил масштабно, глубоко и оригинально. Он опередил свое время на много лет. Высказанные в этой работе идеи до сих пор сохраняют актуальность и не теряют своего эвристического значения.

Начало комплексных исследований в школе Ананьева стало возможным в атмосфере общего оживления и оздоровления страны в период хрущевской «оттепели» и подъема психологической науки. Необходимость комплексного подхода к человеку была методологически обоснована Б. Г. Ананьевым в — 1950-1960-е годы (Ананьев, 1957а, б, 1962а, 1966а, 1968б и др.). Эта необходимость связана с тем, что изучение сознания и деятельности упирается в вопрос об их внутренней детерминации со стороны человека — субъекта с его психобиосоциальной структурой. Такой взгляд на внутреннюю детерминацию психического является антропологическим по сути, а по форме — комплексным, предполагающим многоуровневое и многогранное исследование разнородной и вместе с тем целостной структуры человека.

Программа комплексных исследований человека — субъекта сознания и деятельности и вместе с тем индивидуальности разрабатывалась Б. Г. Ананьевым на основе философской идеи марксизма об исторической природе человека. Для Ананьева историческая природа человека — не только абстракция, относящаяся к родовому человеку. Напротив, она в той или иной мере воплощается в реальных людях, в структуре реальной личности, индивидуальности. В формуле Маркса для Ананьева одинаково ценны были и слово историческая, и слово природа. Единство человека и целостность полисистемы всех его свойств обеспечиваются внутренними связями между подструктурами и элементами разных уровней. «Комплексное изучение, — полагал Ананьев, — особенно необходимо для исследования связей и зависимостей между различными характеристиками человека и его развития» (Ананьев, 1971б, с. 143). «Переход от сепаратных специальных исследований к комплексному, синтезирующему изучению означает сосредоточение сил и средств на познании связей, отношений и зависимостей между всеми характеристиками объекта и ситуацией его развития, определяющих целостность и саморегуляцию объекта» (Ананьев, 1977, с. 319).

В связи со столетием со дня рождения В. И. Ленина, которое широко праздновали в СССР и отмечали во всем мире в 1970 г., Борис Герасимович вновь обратился к произведениям Ленина (Ананьев, 1970а, 1970в). В «Философских тетрадях» он выделил идеи о необходимости интеграции естественных и общественных наук в целях развития теории познания и диалектики. Ананьев указал, что неслучайно Ленин поместил в число наук, способствующих продвижению к указанной цели, психологию, историю умственного развития ребенка, историю умственного развития животных, физиологию органов чувств. Соответствующий фрагмент из «Философских тетрадей» был использован Ананьевым для усиления аргументации собственного проекта человекознания. Борис Герасимович полагал, что именно с опорой на естественные и общественные науки должна строиться не только гносеология (теория познания), как сказано в ленинской работе, но и онтология человека.

Теоретические задачи комплексных исследований соответствовали установке Б. Г. Ананьева на познание целостного субъекта психической деятельности — индивидуальности. Это подразумевает, во-первых, изучение основных факторов и условий, детерминирующих его развитие. Во-вторых — изучение основных характеристик самого человеческого развития, его внутренних закономерностей, механизмов и фаз. В-третьих — определение основных компонентов целостной структуры человека и взаимосвязей между ними.

Наряду с теоретическим значением этих исследований он подчеркивал и прикладное, указывая на возможность использования их результатов в образовании, медицине, управлении государством, авиа-космической отрасли и т. д.

Б. Г. Ананьев направил усилия коллектива психологов (в основном ЛГУ и сектора психологии НИИ образования взрослых)^[21]на изучение взрослости, поскольку в этом возрасте завершается становление характера, интеллекта, способностей и вместе с тем индивидуальности человека, достигается вершина профессиональной деятельности. Ананьев стремился восполнить новыми знаниями пробел в психологии развития и создать основы психологической акмеологии, без которой невозможно раскрыть структуру субъекта в полном объеме, в расцвете его сил, его потенциалов^[22]. Конкретно-научное изучение зрелости имело и прикладное значение, так как ее характеристики служат эталоном для измерения психологических параметров в предшествующих акме и следующих за ней фазах жизненного цикла.

Сопоставление истории комплексных исследований с теоретическими идеями, замыслами, гипотезами Б. Г. Ананьева дает основание считать, что эти исследования должны были охватить всю систему психических явлений — от психофизиологических функций, процессов, до сложных состояний и свойств и далее системных образований и, наконец, индивидуальности. Более того, по замыслу Б. Г. Ананьева система психических явлений должна была рассматриваться в метасистемах социальной и природной среды, элементом и активным агентом которой является человек.

Этот момент хочется особенно подчеркнуть, потому что у читателей может сложиться мнение, что комплексные исследования ограничивались лишь изучением функций, в основном интеллектуальных, и парциальных связей между отдельными элементами структуры индивида и субъекта. При этом часто представляют дело так, будто бы комплексные исследования не затрагивали аффективно-потребностной сферы и целостной личности. Эти замечания несправедливы по отношению к принципиальному замыслу Ананьева. Такие ошибочные представления читателей объясняются незавершенностью комплексных исследований. Смерть помешала Борису Герасимовичу развернуть в полной мере его исследовательскую программу и полностью осуществить ее.

Еще одна задача программы состояла в том, чтобы выявить гетерогенные связи, обеспечивающие целостность структурных образований индивидуальности. «Центральное и специфическое место в данной программе комплексного коллективного исследования занимают взаимосвязи интеллекта и личности с различными характеристиками человека как индивида (особенностями общесоматической конституции и реактивности, нейродинамики, психомоторики, сенсорно-перцептивного развития)» (Ананьев, 1973, с. 6)

Источником ананьевской программы комплексных исследований человека стали его теоретические представления о структуре и развитии человека как субъекта психической деятельности и социальной жизнедеятельности. Программирование опиралось на опыт работы в Институте мозга им. В. М. Бехтерева в 1930-е годы и исследований в НИИ педагогики и ЛГУ в сороковые и пятидесятые. Соответственно теоретическим представлениям Б. Г. Ананьева, эмпирическая часть исследований была нацелена на выявление и измерение конституционально-соматических, нейродинамических, психофизиологических характеристик, определение особенностей билатеральной организации психофизиологических и соматических функций. Обязательно учитывался возраст и пол изучаемых.

С другой стороны, изучалась социальная и психосоциальная структура личности (социальный и социально-психологический статус, психобиографические характеристики, особенности самооценки, уровень притязаний, характерологические свойства, совместимость в малой группе). Центральное место в программе исследований занимала проблема интеллекта — интегральной умственной способности субъекта, система его познавательных психических функций — мыслительных, вербальных, мнемических, перцептивных, аттенционных. Причем интеллектуальные функции и интеллект в целом рассматривались в связи со структурой индивида (вплоть до характеристик обмена веществ и теплообмена организма) и вместе с тем с особенностями личности, места в социальной группе.

Комплексные исследования имели и прикладные задачи, что обусловило их психодиагностический характер. Изучение индивидуальности, структуры личности конкретных людей представляло собой психодиагностику их потенциалов и тенденций в сопоставлении с возрастными эталонами. Суть исследований состоит в обнаружении функциональных, причинных, генетических, гомогенных и гетерогенных связей между разнообразными свойствами многоуровневой структуры человека. Таким образом, полагал Ананьев, можно понять механизмы, обеспечивающие ее целостность, высшую интеграцию всех элементов структуры в форме человеческой индивидуальности.

Замысел предусматривал два цикла комплексных исследований. В первом главное внимание уделялось возрастной динамике психофизиологических (особенно интеллектуальных) функций взрослых людей. В этом цикле большое значение имели сравнительно-генетические методы («поперечные срезы»), что позволяло определять нормы развития взрослых в каждом микровозрасте. Во втором цикле развитие индивидуальности прослеживалось в течение пяти лет на одних и тех же людях (студентах). Здесь использовался лонгитюдный метод. Таким образом, два организационных, по классификации Б. Г. Ананьева, метода — сравнительный (здесь «поперечные срезы») и лонгитюдный — дополняли друг друга, так что индивидуальные образцы, «случаи» углубляли представление о вариативности возрастных статусов, о роли отдельных факторов в развитии личности. С другой стороны, обобщенные данные о возрастном развитии служили объективной психодиагностике индивидуальности, что особенно важно в целях практической и прикладной психологии. Сочетание двух указанных генетических методов соответствовало теоретическим представлениям Ананьева о взаимодействии возрастных и индивидуально-типических свойств развития.

В комплексных исследованиях психические явления постоянно соотносились с нейродинамическими, вегетативными, биохимическими и биофизическими. Обязательно учитывался пол испытуемых, чтобы проследить влияние полового диморфизма на индивидуальное развитие. В традициях школы Ананьева было осуществлено изучение билатеральных отношений во всех изучаемых психофизиологических и соматических функциях. Углубление в процессы жизнедеятельности организма — характерная черта комплексных исследований Б. Г. Ананьева. Благодаря этому он надеялся всесторонне раскрыть детерминацию психики не только со стороны общественного, но и природного бытия человека, что соответствовало антропологическому характеру комплексных исследований.

Масштабность исследований требовала больших интеллектуальных и организационных усилий от их руководителя. Прошло немало лет, однако опыт комплексных исследований человека в школе Ананьева остается непревзойденным в отечественной науке, а кое в чем и в мировой. Это были масштабные исследования с оригинальной теоретической основой. В них участвовали десятки исследователей, были обследованы более двух тысяч человек разных возрастов, от 18 до 40 лет^[23]. Углубленному изучению подверглись 460 человек. Программа предусматривала использование большого набора разнообразных методик (среди них были тестовые, экспериментальные, обсервационные, биографические, праксиметрические).

Судя по протоколам заседаний лаборатории Ананьева и воспоминаниям участников комплексных исследований, Борис Герасимович намеревался в будущем изучить возрастную динамику не только интеллектуальных, психомоторных, нейродинамических функций, но и эмоциональных, мотивационных. Далее предполагалось разрабатывать теорию связей, которые обеспечивают полисистему индивидуальности с ее субъективным миром — микрокосмом. Психические явления были соотнесены с социальным контекстом их проявления и развития, конкретно — с социальным и социальнопсихологическим статусом личности в общностях. С другой стороны, психологическая структура субъекта рассматривалась в связи с более глубокими слоями жизнедеятельности индивида — с нейродинамикой, биохимической реактивностью, характеристиками обмена веществ и энергии. Ананьев надеялся включить результаты комплексных исследований в синтетическое (интегральное) человекознание.

Результаты первого этапа комплексных исследований, несмотря на все неизбежные в новом проекте недоделки, впечатляют. В большей степени удалось реализовать «возрастную» часть программы. В меньшей степени осуществлена «личностная» ее часть. Она была особенно трудна, и причина этого в недостаточной ее теоретической проработке. Дело в том, что конечной целью этого раздела являлась индивидуальность. Но, как писал Ананьев в книге «Человек как предмет познания», в то время можно было лишь очертить контуры этой проблемы (поэтому и соответствующий заключительный параграф книги назван «Подступы к проблеме индивидуальности»). По-видимому, Борис Герасимович хотел развить теорию индивидуальности не умозрительно, но на основе эмпирических фактов. Их предстояло искать и обобщать в процессе исследования. Комплексные исследования и были задуманы как одна из моделей человекознания. В следующих главах мы вернемся к обсуждению конкретных фактов и закономерностей, полученных в комплексных исследованиях Б. Г. Ананьева. Здесь же представлены в обобщенном виде только самые значительные результаты.

В результате исследований была получена динамическая картина психофизиологического развития взрослых в диапазоне 18–60 лет. Развитие психофизиологических функций у взрослых происходит на всем протяжении изучаемого периода. Наблюдается волнообразная картина подъемов и спадов функций, за которыми скрываются закономерные процессы конструкции, реституции, стабилизции, деградации — в целом, психофизиологической эволюции взрослых.

Доказано, что возрастная динамика интеллекта взрослых модифицируется под влиянием обучения и профессиональной деятельности. Интеллект развивается особенно успешно в условиях обучения, когда он находится в состоянии умственного напряжения.

Структура личности-индивидуальности разнородна и включает в себя не только психосоциальные элементы (черты характера, способности, направленность), но и природные — психофизиологические и соматические (морфологические, физиологические, биохимические).

В комплексных исследованиях на деле была апробирована стратегия комплексного подхода к проблемам человекознания. Этот методологический результат имеет самостоятельную ценность, и не только для психологии.

По инициативе Б. Г. Ананьева в Ленинградском университете был создан Институт комплексных социальных исследований (НИ-ИКСИ), и в его составе — лаборатория дифференциальной психологии и антропологии (1963 г.)^[24]. Эта лаборатория — любимое детище Ананьева, а ее коллектив — основной исполнитель замысла комплексных исследований человека и его развития. В 1966 г. психологическое отделение философского факультета ЛГУ было преобразовано в факультет психологии, включающий кафедры общей психологии, педагогики и педагогической психологии, эргономики и инженерной психологии. Первым деканом стал ученик Бориса Герасимовича Борис Федорович Ломов^[25].

В том же 1966 г. летом произошло важное для мировой и отечественной психологии событие. Впервые Международный психологический конгресс проводился в СССР, в Москве. Конгресс привлек внимание руководства государства и общества к нашей науке, придал новый импульс жизни советской психологической науки. На конгрессе Б. Г. Ананьев руководил симпозиумом по проблеме психического отражения пространства и времени. В симпозиуме участвовали многие ученики и сотрудники Б. Г. Ананьева, иностранные ученые. Таким образом, был сделан своего рода всемирный отчет о многолетних коллективных исследованиях ленинградских психологов в указанной области^[26].

Участники конгресса, в их числе и Б. Г. Ананьев, приветствовали почетных гостей, слушали вечернюю лекцию всемирно прославленного Жана Пиаже «Психология, междисциплинарные связи и система наук». Внимая Жану Пиаже, Борис Герасимович испытывал радость единомышленника, поскольку, «события развернулись именно так, — писал он, — как мы представляли себе в 1957 г., когда положение психологии было еще очень нелегким и о междисциплинарных связях в изучении человека и общества говорить, как казалось многим, преждевременно» (Ананьев, 1968б, с. 36). Жан Пиаже, как бы в поддержку заветных мыслей Б. Г. Ананьева, говорил о том, что психология занимает центральное место среди наук, что она интегрирует разные науки о человеке благодаря тому, что все они зависят от интеллектуальных способностей человека: интеллект с его операциональными структурами является средством познания в любой научной отрасли.

Сравнивая точки зрения Пиаже и Ананьева, думается, что Б. Г. Ананьев более полно и всесторонне, чем Ж. Пиаже, осмыслил место и функцию психологической науки. Действительно, он обосновал ее связи с другими науками не только по интеллектуальному механизму научного познания, но и по общему для них объекту — человеку, а также по теоретической структуре психологии. Современная психология является смежной со всеми другими науками и потому способствует их интеграции в деле изучения человека.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Сестра Вера Герасимовна (род. в 1903 г.) стала учительницей литературы и успешно работала в ленинградских школах, была Заслуженным учителем, автором педагогических печатных работ. Умерла в 1997 г. в Санкт-Петербурге, пережив своего младшего брата на 25 лет.

2

Роман Иванович Черановский (род. в 1893 г. в Волынской губернии) окончил философское отделение Киевского университета, преподавал педагогику и психологию, работал в советских государственных органах народного образования. В тридцатые годы переехал в Ленинград и по 1935 г. работал в Институте мозга (Архив РАН. Лич. дело № 650). Одно время заведовал здесь лабораторией художественного воспитания. В годы войны он был подпольщиком и погиб от рук фашистов в оккупированной Псковской области (Каничева, Ярмоленко, 1985).

3

Еще раньше, в 1926 г., он вместе со своим товарищем-однокурсником опубликовал небольшую брошюру «Современная Армения. Очерки» (Ананьев, Барсегов, 1926), в которой выразил по-юношески восторженные впечатления от поездки на родину предков в составе группы армянского землячества студентов-владикавказцев.

4

Съезд состоялся в самом начале 1930 г. и вошел в историю науки как заметная веха в становлении советской психологии (подробнее см.: Богданчиков, 2011).

5

Подчеркнем, что здесь идет речь не вообще о психологии, а только об эмпирической психологии, отличающейся дуализмом в понимании предмета психологической науки.

6

В книге «Психология педагогической оценки» и в «Личном деле», хранящемся в Архиве СПбГУ, Ананьев упоминает о подготовленном к печати сборнике «Экспериментально-психологические исследования лаборатории воспитания»», а также о своих рукописях «Экспериментальное изучение характера школьника» (1935) и «К проблеме характера школьников». В некоторых источниках встречается упоминание о работе Б. Г. Ананьева «Динамика образования характера», будто бы изданной в Ленинграде в 1947 г. Найти ее пока не удалось, как и рукопись Ананьева «Психология личности» (или «Учение о личности в психологии»). По устным воспоминаниям современников, последняя хранилась у ныне покойного профессора А. Г. Ковалева.

7

Статья о С. Л. Рубинштейне была подготовлена к 70-летию Сергея Леонидовича, но в то время не была опубликована из-за его кончины накануне юбилейной даты. Эту статью Б. Г. Ананьев опубликовал спустя 10 лет, в связи с 80-летием со дня рождения ученого. Предполагаю, что Серей Леонидович успел прочесть посвященную ему статью Ананьева в рукописном варианте, который был отослан К. А. Абульхановой и в редакцию «Вопросов психологии» (об этом свидетельствует рукопись из домашнего архива семьи Ананьевых).

8

Как нам стало известно из документов Санкт-Петербургского архива общества «Мемориал», А. А. Таланкин умер (или расстрелян?) в тюрьме в 1938 г. Обстоятельства его смерти достоверно не известны.

9

Произошли изменения в направленности Института мозга им. В. М. Бехтерева в целом в связи с тем, что в 1938 г. его перевели в подчинение из Народного комиссариата просвещения в Наркомат здравоохранения СССР.

10

Научное совещание по проблеме восприятия пространства и пространственных представлений (Материалы., 1959), конференция по проблеме восприятия пространства и времени (Проблемы восприятия…, 1960), конференция по проблемам восприятия пространства и пространственных представлений (Проблемы восприятия., 1961).

11

В тот период Борис Герасимович уже написал монографию по истории русской психологии XVIII–XIX вв. (Ананьев, 1938). Она была издана в 1947 г.

12

В годы войны судьба вновь соединила пути С. Л. Рубинштейна и Б. Г. Ананьева. В 1943 г. С. Л. Рубинштейн принял на короткое время на работу в Психологический институт МГУ Бориса Герасимовича в качестве зав. лаборатории характерологии. Возможно, это было связано с обстоятельствами возвращения Ананьева из эвакуации в Ленинград. Кроме того, после войны, в 1945–1946 гг., Б. Г. Ананьев работал по совместительству старшим научным сотрудником в институте философии АН СССР, в секторе психологии, которым заведовал Сергей Леонидович.

13

Отделение психологии в МГУ было открыто в 1943 г., в ЛГУ — в 1944 г.

Руководителем отделения в МГУ стал С. Л. Рубинштейн.

14

Эти данные почерпнуты из общения с историком военной психологии В. А. Каращаном и из историко-психологических публикаций (Дьяченко, 1985).

15

Подробнее о педагогической деятельности Бориса Герасимовича можно узнать из отдельных публикаций, специально посвященных этому вопросу (Логинова 2006, 2008), а также воспоминаний его учеников (см., например: Вестник СПбГУ. 2011. № 16. Вып. 2–3).

16

По некоторым свидетельствам современников, переход Бориса Герасимовича в институт был вынужденным, так как тут примешались интриги сослуживцев по университету и кляуза одной студентки.

17

Здесь мы учли посмертные публикации, поскольку несколько статей были написаны и сданы в печать в 1970–1972 гг., но вышли в свет уже после ухода их автора из жизни.

18

В двадцатые годы о возрастной психологии, включая и психологию взрослых, писал Н.А. Рыбников, но его идея не получила в то время отклика и развития.

19

Б. Г. Ананьев снова стал заведующим кафедрой психологии (общей психологии) и работал на этом посту до осени 1971 г., с 1967 г. совмещая заведование с должностью декана. Эта тяжелая двойная ноша отвлекала от главного — науки. Поэтому Борис Герасимович сам передал заведование Алексею Александровичу Бодалеву, объясняя это желанием сосредоточиться на исследовательской работе. В настоящее время ошибочно пишут о том, что А. А. Бодалев стал заведовать кафедрой общей психологии в 1969 г. Но документы личного дела Б. Г. Ананьева содержат другую дату — 1971 г. («Личное дело» Б. Г. Ананьева).

20

Есть свидетельства о том, как шла непосредственная подготовка к комплексным исследованиям, начиная с 1963 г. Так, в 1965 г. на заседаниях кафедры общей психологии Борис Герасимович делал серию докладов по теоретическим основам этих исследований, раскрывая вместе с тем и основные идеи своей будущей книги «Человек как предмет познания». Работу над текстом книги Борис Герасимович, видимо, начал в 1963 г., рукопись книги обсуждалась в лаборатории дифференциальной психологии и антропологии.

21

В исследованиях принимали участие Г. И. Акинщикова, В. Н. Андреева, Л. А. Баранова, Л. М. Грановская, М.Д. Дворяшина, Н. Г. Зырянова, Л. Н. Кулешова, Н. Н. Обозов, Б. С. Одерышев, И. М. Палей, Я. И. Петров, Н.А. Розе-Грищенко, В.И. Сергеева, Е.И. Степанова, Л.Н. Фоменко, К. Д. Шафранская и другие сотрудники и аспиранты.

22

Тема этих исследований формулировалась как «Возрастная и индивидуальная изменчивость психики человека в различные периоды зрелости (взрослости)» (Психодиагностические методы., 1976, с. 5).

23

После ухода Бориса Герасимовича из жизни возрастной цикл был продолжен по его программе под руководством Е. И. Степановой. Возрастной диапазон расширился до 60 лет (Степанова, 2000).

24

С 1962 по 1964 г. Борис Герасимович был председателем (на общественных началах) Объединения комплексных социальных исследований, предшественника НИИКСИ, а также заведующим лабораторией дифференциальной психологии и антропологии («Личное дело» Б. Г. Ананьева).

25

Подробно обстоятельства открытия факультета освещены в статье В. А. Якунина (2007).

26

Сам Борис Герасимович представил доклад «Мозговые механизмы и эволюция восприятия пространства» (1966) (в соавторстве с биологом Э. Ш. Айрапетянцем).