Шерлок Холмс. «Исчезновение лорда Донерли» и другие новые приключения

Н. М. Скотт, 2013

Доктор Ватсон – верный друг и «летописец» несравненного Шерлока Холмса – просматривает заметки в своей записной книжке и вспоминает занимательные происшествия, которые остались неизвестными читательскому миру… Так рождаются под пером нашего современника Н.М. Скотта четырнадцать историй о знаменитом сыщике. Написанные с юмором и стилистически точные, они великолепно передают особенности криминалистики и атмосферу викторианской Англии конца XIX – начала XX века.

3

Исчезновение лорда Донерли

— Сообщают, что лорд Донерли пропал, — сказал я как-то утром за завтраком, когда Холмс приступил ко второму яйцу.

— Ватсон, я умираю с голоду, — ответил Холмс, — я целую ночь провозился с трупом в морге Клеркенвелла.

— Надеюсь, случай хотя бы интересный?

Зная, что моего друга интересуют все аспекты криминального расследования, я полагал, что полиция озадачена чьей-то смертью, произошедшей при неестественных, необъяснимых обстоятельствах.

— Очень, — ответил Холмс. — Утопленник из Темзы.

— Странно, — заметил я. — Если какому-нибудь несчастному случится утонуть, речная полиция едва ли привезет его тело в Клеркенвелл.

— Возвращаясь к вашему вопросу, Ватсон, должен пояснить, что это труп пожилой женщины, проживавшей в Ист-Энде. Последним ее видел уличный торговец спичками неподалеку от собора Святого Павла. По всем признакам, она утонула, однако ее тело нашли в подвале одного из пабов в Кенннингтоне, обернутым в газеты. Вот в чем загвоздка. А вы, кстати, упомянули лорда Донерли?

— Да. «Телеграф» и «Таймс» сообщают о его таинственном исчезновении на похоронах.

— На похоронах? А кто умер?

— Сэр Уолтер Уоллингтон. По-видимому, он доводился лорду дядей.

— Ах, это знаменитый археолог Уоллингтон?

— Да, он.

Отдав Холмсу газету, я встал из-за стола и пересел в свое любимое кресло.

На дворе стоял пронзительный холод, даже окна за ночь покрылись ледяными узорами. Огонь в нашем очаге едва теплился, так что я взял кочергу и принялся ворошить угли, чтобы прибавить жару. Когда пламя за решеткой наконец вспыхнуло и разгорелось, я услышал, как внизу звонит дверной колокольчик, и вскоре в гостиную вошел мужчина в черном цилиндре и строгом черном пальто с последним номером «Таймс» под мышкой.

— Добрый день, джентльмены, — поздоровался он. — Надеюсь, я не помешал вашему завтраку?

— Мы уже позавтракали. — Холмс поднял глаза от газеты. — Если хотите кофе, то в кофейнике еще довольно.

— Благодарю вас, это будет кстати, — ответил наш гость, снимая цилиндр.

— Вы приехали на метро? — поинтересовался я.

— Нет, в кебе.

— Насколько я понимаю, вы к нам насчет лорда Донерли, — сказал Холмс, — вижу, у вас на рукаве траурная повязка. Возьмите чашку и присаживайтесь ближе к огню, вы, наверное, замерзли.

— А вы, сэр, стало быть, мистер Шерлок Холмс?

— Да, — кивнул Холмс, — а это мой коллега доктор Ватсон. Вы курите? Вот, берите сигару. Как сейчас на дорогах? Заторы, судя по всему?

— Ужасные заторы, мистер Холмс.

— Откуда вы приехали?

— Из Хэмпстеда, но я живу и работаю в Эдинбурге.

— Молодой лорд шотландец?

— Да. Я сопровождал его на похороны в Лондон. Моя фамилия Тимпсон, я адвокат семьи.

— У них замок в Лите, не так ли?

— Да. Там живет матушка лорда, леди Макгрегор. Свой дом в Челси она давно оставила по состоянию здоровья. Три недели назад ее светлость получили известие о болезни Уолли, и вскоре стало ясно, что бедняга долго не протянет. Тогда она направила Чарли в Лондон в качестве представителя клана, а меня попросила сопровождать юного лорда и присматривать за ним. Он страстно увлечен бегами и не вылезает из Эпсома.

— Наверное, и собственную лошадь держит?

— Совсем недавно у него было даже несколько. Лорд хоть и не наделен деловой хваткой и проницательностью, но уж больно любит лошадей и порой не может отказать себе в удовольствии купить скакуна. При таком подходе ему, понятно, хочется побеждать. Вот только сколько бы денег он ни швырял на высокопородных лошадей, все заезды они проигрывают. Да еще его лучший жокей в прошлом году оставил службу. Хуже того, он привык руководствоваться чужими советами, что привело к денежным трудностям.

— Короче говоря, он наделал долгов.

— Именно так, мистер Холмс. Его мать просто в отчаянии. Понимаете ли, высокое положение ее покойного мужа, бывшего командующего Пятым корпусом шотландских королевских стрелков, его безупречная военная и политическая карьера — все это накладывает обязательства. Ситуация в высшей степени щекотливая, оттого меня и призвали в замок.

Граф Альберто Веницилос, родом из Греции, утверждает, что несколько месяцев тому назад Чарли приобрел у него жеребца по кличке Алмаз Сарацинов — в долг, разумеется, под расписку. В Ньюмаркете жеребец пришел в последней десятке, а затем упал и сломал шею на ипподроме «Эйнтри», но граф тем не менее требует денег.

— И сколько же стоила эта лошадь?

— Сейчас трудно сказать, доктор Ватсон, — ответил Тимпсон с циничной усмешкой, — однако граф предъявил мне несколько платежных векселей, подписанных Чарли, на сумму пятьдесят тысяч гиней. Сам Чарли утверждает, что жеребца не покупал, а подписи на векселях фальшивые. Грек, естественно, пригрозил подать в суд. Необходимо как можно скорее достичь компромисса, иначе огласки не избежать. По просьбе леди Макгрегор, я обратился за советом к знаменитому барристеру сэру Хамфри Ардену — королевскому адвокату, и он, взвесив все факты, порекомендовал мне найти деньги и выплатить долг, не доводя дела до суда.

Видите ли, при иных обстоятельствах сэр Хамфри такого бы не посоветовал, ведь его связывала близкая дружба с покойным мужем леди Макгрегор, которого он высоко ценил и уважал как героя Тель-эль-Кебира и Османси. Однако он также знаком с личным врачом леди Макгрегор и наверняка в курсе ее хрупкого здоровья, которое не позволит ей перенести открытый суд и последующую громкую огласку дела. В общем, согласно моим инструкциям, она дала согласие выплатить графу пятьдесят тысяч гиней.

— А лорд Донерли обыкновенно любящий и заботливый сын?

— Конечно!

— Думаю, что люди, советами которых он руководствовался, использовали его в своих корыстных интересах. Может быть, они члены одной преступной группы.

— Кстати, говорят, что граф Альберто Веницилос на днях вернулся в Лондон.

— Для того, наверное, чтобы дальше шантажировать и запугивать молодого лорда, — заметил я.

— Само собой. Он занимает апартаменты в гостинице «Англетер» в Патрасе близ Олимпии, а также в Монте-Карло. Будучи поклонником спорта королей, сюда он приезжает, чтобы посетить «Гандикап Понсонби» в Ньюмаркете.

— В таком случае мы должны торопиться. Я немедленно отправлю телеграмму в Министерство иностранных дел. Сейчас в отеле «Карлтон» проживает греческая делегация — возможно, они помогут нам найти графа Веницилоса. А между тем мне необходимо посетить дом сэра Уолтера Уоллингтона в Хэмпстеде, мистер Тимпсон.

Поручив миссис Хадсон отправить несколько срочных телеграмм, мы с Холмсом прыгнули в кеб и помчались, под яростный звон колокольчика, по Бейкер-стрит. Без малого десять мы прибыли в Хэмпстед. Небо хмурилось, предвещая дождь, пока наш возница тащился в гору к дому Уоллингтона. Тимпсон отпер дверь своим ключом, и мы вошли в пустые пыльные комнаты, где зеркала были затянуты траурными занавесями.

Мы сразу направились в кабинет сэра Уолтера.

Холмс подошел к окну и раздвинул шторы, чтобы разбавить густой полумрак дневным светом. В кабинете все осталось так, как было при жизни хозяина. На столе находились трубки и прочие личные вещи, на полках теснились сувениры, привезенные из бесчисленных экспедиций и с раскопок, с фотографий смотрел Уоллингтон в Египте, Уоллингтон в Новой Шотландии и Уоллингтон на реке Замбези.

Над мраморным камином, на двух больших медных крюках, вбитых в стену, помещалась лопата, а ниже была надпись: «Эту лопату я первым вонзил в могилу Атары. Уоллингтон».

— Крепкий инструмент, — заметил Холмс, с интересом разглядывая лопату, — хотя немного помятый. Боюсь, что для садовых работ уже не годится.

А я подошел к окну и закурил сигарету. Мой взгляд привлекла постройка среди деревьев в дальнем конце сада, которую я поначалу принял за голубятню.

— Это склеп, — сказал Тимпсон. — Уоллингтон сам его соорудил — для себя и своей жены Кэтрин. Она тоже умерла, увы, и теперь они лежат там вдвоем.

Треугольную крышу склепа венчала статуя египетской царицы Нефертити.

— Примечательно, — сказал Холмс, подходя к окну. — Но меня пока больше интересует дом. Что за стеной, мистер Тимпсон?

— А здесь, так сказать, поминальная зала, — объяснил Тимпсон, когда мы переместились в следующую комнату. — Многие собрались тут выпить последний бокал шампанского за Уолли.

— Когда это происходило?

— В день похорон, конечно.

Это было просторное светлое помещение с эркером длиной более тридцати футов. Из большого окна был виден газон. На мраморном камине, украшенном греческим орнаментом, поместили большую фотографию археолога в траурной черной рамке. Мебели в комнате не было, за исключением двух стоек под гроб.

— Уоллингтон, очевидно, был высоким человеком, — заметил Холмс, видя, как велико расстояние между стойками.

— Да, мистер Холмс. Выше шести футов ростом и крепкого телосложения. Гроб был такой тяжелый, что его несли восемь человек.

Наклонившись, Холмс принялся рассматривать пол у себя под ногами в увеличительное стекло и вдруг крикнул:

— Вот это да! Ватсон! Откройте окно, мало света!

Когда я исполнил его просьбу, он буквально приник носом к доскам, а мы с любопытством наблюдали за ним. Затем Холмс вскочил и, предпочитая не тратить время на объяснения, заявил:

— Теперь мне хотелось бы увидеть спальню лорда Донерли.

Тимпсон повел нас наверх в гостевую комнату, которая после унылой поминальной залы показалась нам особенно милой. Вещи лорда лежали в беспорядке в углу и на серванте. Тут был диван и небольшой столик, где стоял бокал воды и дорожный будильник, неистово отсчитывающий время.

— Здесь ничего не перемещали? — спросил Холмс.

— Нет, мистер Холмс. Все осталось так, как в то утро, когда исчез Чарли.

— Смотрите, Ватсон, стрелка будильника установлена на два часа. Не рановато ли, учитывая, что хоронить сэра Уолтера собирались не ранее половины десятого? Кстати, носил ли молодой лорд шлепанцы, находясь в доме?

— Да, мистер Холмс. Помню, у него были домашние турецкие туфли, которые он очень любил.

— Что ж, идемте теперь в сад.

Мы вышли из дома, и я, стоя в садовой арке средь бурого плюща, представлял себе, как прелестно здесь бывает весной и летом: распускаются цветы и кустарники, блестит под солнцем оранжерея и диск солнечных часов в пятнах лишайника посреди газона, и даже старая каменная стена, осевшая от времени, расцветает розами. Совсем не то что зимой, когда тут пусто и уныло.

Пройдя за оранжерею, мы увидели аккуратные цветочные клумбы и овощные грядки. Здесь Холмс предпочел задержаться. Он остановился, как будто разглядывая опавшие бурые листья, а потом указал на торчащие в земле бамбуковые палки, снабженные табличками, и спросил:

— Прочтите, пожалуйста, что написано на третьей табличке, Ватсон.

— Полно вам, Холмс! — фыркнул я. — Разве вы сами не видите, что тут написано «зимняя капуста»?

— Зимняя капуста, — усмехнулся Холмс, — а что тут растет?

— Лук! Садовник перепутал таблички. Наверное, он не отличается аккуратностью.

— Это совсем не похоже на Альфреда, — возразил Тимпсон. — Наоборот, он очень аккуратный и опытный садовник. Он двадцать лет отслужил главным садовником в поместье леди Макгрегор, а она ни за что не наняла бы некомпетентного в своем деле человека, не говоря уж о том, чтобы порекомендовать такого сэру Уолтеру.

— Ха! — весело воскликнул Холмс, схватил меня за руку и потащил за собой дальше по дорожке. — Знаете, Ватсон, — шепнул он мне на ухо, — не понимаю я этой страсти к садоводству, а вы?

Так мы добрались до самой стены. Склеп Уоллингтона стоял среди высоких деревьев, вершины которых скрывались в тумане. Царица Нефертити косила на нас сверху пустым белым глазом. Подойдя к склепу, Холмс зачем-то ударил по нему тростью, затем обошел вокруг, постукивая по камням, точно проверяя кладку на прочность.

— Смотрите, Ватсон, тут нет никакого входа. А как же внутрь поместили гроб, мистер Тимпсон?

— Была дверь, но после того, как внесли гроб, ее заперли на ключ, заложили кирпичами и замазали сверху раствором.

— У кого остался ключ?

— Ключ остался у распорядителя, который затем отдал его в переплавку, чтоб из него отлили памятную монету. Эту монету он отослал в замок леди Макгрегор в Шотландии.

— Да, тут не подкопаешься, — заметил я.

Не успели мы вернуться в дом, как у дверей зазвонил колокольчик, и когда Тимпсон отворил, мы увидели, что на пороге стоит не кто иной, как инспектор Лестрейд из Скотленд-Ярда. Лестрейд снял шляпу и вошел.

— Иностранец, говорите? — Он вынул записную книжку.

— Граф Веницилос, — ответил я.

— Ага, подданный Греции. Я отправил целый отряд детективов и констеблей в штатском в Ньюмаркет. Не сомневаюсь, что юный лорд и негодяй-шантажист будут среди публики.

— Погода не обещает сюрпризов, хотя может пойти дождь, — заметил Холмс, покуривая трубку.

— Я уверен, что к вечеру этот тип, Веницилос, а также лорд Донерли попадут к нам в руки, — продолжал Лестрейд.

— Ну а я предполагаю, что кобыла Артура Холта Молодка выиграет «Гандикап Понсонби». Очередная темная лошадка! — фыркнул Холмс.

— Я бы и гроша ломаного не поставил на эту клячу. Накануне от нее отказался тренер. Да и в прошлом она никогда не приходила первой.

— Ну а я, инспектор, — саркастически ответил Холмс, — тоже не поставил бы гроша, что вы найдете лорда Донерли на ипподроме.

— Почему вы так говорите, мистер Холмс? — спросил Лестрейд с озадаченным видом. — Вы, верно, знаете что-то, чего не знаю я!

— Вы не найдете лорда на ипподроме по той простой причине, что он туда не поехал. Однако если вы согласитесь составить мне компанию сегодня ночью — скажем, в час, — то я вам его отыщу.

Оставив обнадеженного Тимпсона в Хэмпстеде, мы сели в кеб и поехали к себе на Бейкер-стрит. Когда мы проезжали по Мэрилебон-Роуд, было уже темно и дождь лил как из ведра. В блестящих тротуарах отражались зонты пешеходов и свет газовых фонарей.

Нас ждал ужин, приготовленный миссис Хадсон. За едой мы почти не разговаривали. Потом я сел в кресло с сигарой, а Холмс взял свою трубку, которая лежала на камине, и стал набивать ее крепчайшим табаком. Наблюдая за ним, я заметил, что на его лице порой мелькает лукавое выражение.

— Который час, Ватсон? — спросил Холмс, вытягивая длинные ноги к огню.

Я достал из кармана часы:

— Четверть девятого.

— Скажите, пожалуйста, что вы знаете о сэре Уолтере Уоллингтоне?

— Как мы имели возможность убедиться при посещении его дома, он сделал выдающуюся карьеру. Но я, признаться, не следил за его успехами.

— Понимаю. А вы помните лопату над камином в его кабинете?

— Конечно! И какая-то странная подпись — что-то насчет могилы Атары.

— После той экспедиции Уоллингтон больше не ездил в Египет.

— Значит, он успел выкопать всех мумий в пустыне?

— Нет, Ватсон. Египетские власти запретили ему въезд в страну.

— Почему же?

— У меня вот тут любопытная заметка из газеты. Это напечатали в «Таймс» несколько лет назад, а я вырезал и сохранил, так сказать, для потомков. Бумага пожелтела от времени, но текст нисколько не пострадал.

Я взял у него вырезку, поднес к лампе и начал читать:

«Египтяне не верят словам сэра Уолтера Священное захоронение принцессы Атары осквернено. Украшения исчезли.

Как заявил в беседе с египетскими властями Эдал Графиум, владелец Музея естественной истории в Хартуме, он не обнаружил подтверждений тому, что могила была разграблена неизвестными шесть сотен лет назад, на чем настаивает сэр Уолтер Уоллингтон. Этот факт заставляет предположить, что именно сэр Уолтер похитил золото и бежал через пустыню в Бегум, порт на восточном побережье Африки, чтобы затем отправиться на пароходе в Европу. Однако Министерство иностранных дел Великобритании поспешило отвергнуть обвинения в адрес известного археолога как бездоказательные. По словам самого сэра Уолтера, они смехотворны. «Впридачу к древней мумии на раскопках я приобрел лишь радикулит и изрядное количество пыли в легких».

— Странно, когда лопату выставляют на всеобщее обозрение, словно это ценный трофей. Если бы добыча сэра Уолтера была столь незначительна, как он уверял, то зачем вешать свое орудие посреди комнаты? Ну а если он действительно вывез украшения, то где, интересно, они сейчас? В Британском музее или в чьей-то частной коллекции?

— Вполне вероятно, Ватсон, что сэр Уолтер не сдал украшения в музей и не продал некоему коллекционеру, а оставил себе.

— Полагаете, его не привлекала возможность обогатиться за счет их продажи?

— Сомневаюсь! Ко времени экспедиции он был состоятельным человеком, хотя эти сокровища, поверьте, бесценны.

— То есть он предпочитал млеть над ними в одиночку?

— Возможно, Ватсон, — кратко ответил Холмс, давая понять, что разговор окончен.

Поздним вечером мы снова взяли кеб и отправились в Хэмпстед. Как было условлено, к нам присоединился Лестрейд. Раскрыв зонты — ибо дождь и ветер все не утихали, — мы углубились в сад. Когда мы добрались до калитки, один из наших фонарей последний раз вспыхнул и погас, а другой отчаянно мигал, собираясь вот-вот последовать его примеру.

— Зажгите кто-нибудь спичку! — крикнул Тимпсон и стал трясти фонарь, дабы расшевелить пламя.

— Для чего вы нас сюда притащили, мистер Холмс? — ворчал Лестрейд, безуспешно возясь со своей трутницей.

Ветер ревел, оглушительно шумели деревья, потоки дождя струились по мраморным одеждам Нефертити, взиравшей на нас с крыши склепа. Лестрейд уже не скрывал отчаяния.

— Неужели вы ожидали встретить здесь лорда Донерли, да еще в такую погоду, мистер Холмс? Или, по-вашему, он сейчас прогуливается где-то в окрестностях?

— Я этого не исключаю, инспектор, только придется немного подождать. Давайте спрячемся среди этих кустов, там не так льет.

Мы прождали около десяти минут. Дождь все не прекращался. Я стоял, согнувшись под своим мокрым зонтом, и как что-то несбыточное представлял себе теплую сухую постель и огонь очага… Кажется, несмотря на сырость и холод, я начал засыпать. Вдруг Холмс схватил меня за руку:

— Ватсон, проснитесь! Послушайте! Вы слышите?

Признаться, за шумом дождя я ровным счетом ничего не слышал. Но потом…

Тук, тук, тук. А затем громче: тук, тук, тук!

— Там что-то стучит и вроде бы даже лязгает, — сказал я.

— Может быть, это дух сэра Уолтера? — уныло пошутил Тимпсон.

Изнутри застучали громче и настойчивее.

— На привидение не похоже, — заметил Лестрейд.

Раздался грохот, будто в склепе обрушилась каменная кладка, а следом громкий голос воскликнул:

— Эврика!

Потом все стихло, и некоторое время из склепа не доносилось ни звука, так что наше первоначальное оживление успело смениться разочарованием. И внезапно — бах! — прогремел оглушительный взрыв. Царица Нефертити, окутанная облаком пыли, взмыла в воздух, несколько раз перевернулась, рухнула в мокрую траву и раскололась натрое.

Когда дым рассеялся, мы увидели молодого человека, который выбирался из развалин, таща за собой тяжелый мешок.

— Лорд Донерли, позвольте узнать? — Холмс бросился ему навстречу. — Вижу, у вас тяжелая ноша, разрешите предложить вам помощь.

— Благодарю, я справлюсь. — Лорд спрыгнул на землю. — Ах, сколько вас тут! Целая делегация встречающих.

— Надеюсь, вы провели время с комфортом, сэр, — сказал Лестрейд, отряхивая от пыли пальто.

— Было немного сыро, — пожаловался молодой человек. — Да и снаружи не лучше. Джентльмены, вы не откажетесь выпить со мной по бокалу чего-нибудь горячительного — ведь сырость ужасная? Идемте в дом!

— Вы должны нам все объяснить! — напомнил Лестрейд, отбирая у лорда мешок и взваливая его на плечо. В мешке что-то лязгало.

— А вас, наверное, привлек шум? — поинтересовался лорд Донерли. — Сначала я пытался проломить стену ломом, но работа шла туго, и я решился, наплевав на осторожность, устроить небольшой фейерверк.

Конец ознакомительного фрагмента.