Руны Одина

Н. Свидрицкая, 2023

Библиотекарь Александра Романова, отдел "Литература и искусство Древнего мира", по вине колдуна Отто Готлибовича Штольца очутилась в давнем прошлом в Сибири. Подружившись с изгнанным из рода охотником Росомахой, странствующим братом Ветра Харой и китайцем Ченом, продавшим самого себя в рабство по приказу императора Поднебесной, она в результате долгих и опасных приключений добралась до портала в Доме Солнца, который должен был отправить ее домой в Красноярск, но по пути погибли все ее друзья. Из-за ее горячего желания их спасти, портал отправил ее не в Красноярск, а в тот момент, когда все они, еще живые и здоровые, делали выбор. Санька, скрывая от друзей правду, увела их подальше от Дома Солнца. Но проблема осталась, а также – неизвестность и полное непонимание того, что и зачем делать дальше. Обложка и иллюстрации созданы автором с помощью нейросети Кандинский 2.2

Глава первая.

Руна Гебо.

Валил омерзительный дождь со снегом. На постоялом дворе, где остановились Санька и её спутники, было тепло, но темно и скучно. Свободный китайский человек Чен, как обычно, химичил над какими-то зельями и напевал по-своему; Санька вязала себе носки из черной колючей шерсти; Россомаха любовно полировал свой меч; Хара лежал на медвежьей шкуре у очага, подперев голову рукой, и смотрел в огонь. Когда Санька объявила, что передумала ехать в Дом Солнца, так как ей не понравился способ, с помощью которого снимается порча, но отказалась возвращаться с Ужаром в Танзу, они долго решали, куда отправятся дальше, и что будут делать. В итоге решили задержаться в небольшом шорском городе Уйгуне, переждать самые холодные зимние дни. Климат в это время на Земле и в самом деле был теплее — стоял конец января, но погода была, как в Европе: мерзко, хмуро, сыро, ветрено, но не сказать, чтобы морозно. Примерно конец октября в далёком будущем. Санька, намёрзнувшись, решила заняться полезным рукоделием и связать носки всем, включая Чена, для чего довела до истерики местного кузнеца, пытаясь объяснить ему, что такое спица. В конце концов, пришлось остановиться на деревянных. Получалось не так уж и плохо. Вязалка с неё та ещё была, тем более, с покалеченной ладонью, но она поступила мудро: сначала связала носки Харе, потом Чену, потом Россомахе, и с каждым разом получалось всё лучше. Теперь она вязала уже эксклюзив для себя, подумывая о свитерах. Правда, единственные две петли, доступные её таланту, были изнаночная и лицевая, но с другой стороны, кто её мог раскритиковать? Шустро набирая петли, она вслух рассуждала, куда бы им рвануть, как только потеплеет.

— А я думал, мы поедем в Москву. — Заметил Россомаха.

— Приятно слышать слово «мы». — Ворчливо откликнулась Санька. — Но Москва ужасно далеко. Мы могли бы рвануть напрямую, через Урал, но можно ведь сделать небольшой крюк, и посмотреть какие-нибудь чудеса…

— Я согласен. — Не меняя позы, подал голос Хара. Чен встрепенулся и разразился длинной тирадой. Слов было не разобрать, но все его поняли, и Санька заметила:

— Не плохо бы, но у вас там сейчас воюют не по-детски. Попозже, ага?

— Я тоже согласен. — Россомаха полюбовался своей работой, скорчил рожу своему отражению в отполированном металле. — Если в клинок вставить жемчужину, он будет петь, когда сражаешься. — Взмахнул своим клинком, тот тоненько свистнул. — Пока зимуем здесь, можно выковать себе новое оружие, самое лучшее.

Чен опять заговорил, Россомаха хмыкнул:

— Может быть. Но и здесь можно хороший меч выковать, в Ала, например. Не понимаю тебя, Санька, почему ты в Ала не захотела?

— Дом Солнца близко. — Привычно откликнулась Санька.

— Тогда давай, мы с Ченом съездим, а Хара тебя покараулит?

— А чего меня караулить, я что, золотой запас?

— Ну, типа того. — Россомаха подмигнул Харе. — Я тебя один раз всего из поля зрения выпустил, и ты вернулась с покалеченной рукой.

— Это случайность.

— Не думаю. — Задумчиво произнёс Хара, всё так же, не меняя позы. — Форма ожога больно уж знакомая…

— Никакой там формы нет. — Фыркнула Санька. — Сплошное безобразие, и больше ничего.

— Ты о чём? — Опустив меч, поинтересовался у Хары Россомаха. Тот задумался. Он был мальчик обстоятельный, и с бухты-барахты ничего не утверждал, в отличие от Саньки, которая чаще всего сначала говорила, а потом думала, к чему бы это?

— И вовсе не интересно это. — Быстро сказала она. — Фигня полная…

— Похоже, что ты клялась на жезле Солнца. — Сказал Хара. Санька преувеличенно фыркнула:

— И когда бы я успела?! Сколько я там пробыла?!

— Да, — согласился Хара. — Это загадка.

— А ведь и правда. — Россомаха встал, вложил меч в ножны, аккуратно положил его на лавку и с хрустом, долго, смачно потянулся. — У — о — у — очень странно это всё! Ты так и не объяснила нам, Санька.

— И не собираюсь. — Санька от волнения перепутала петли, чертыхнулась, склонилась над вязанием. — Чё пристали, я из-за вас сбилась!!!

— Так мы съездим в Ала? — Спросил Россомаха. — Мы быстро. Найдём кузнеца, закажем оружие, деньги есть. Дня четыре, не больше.

— А как же твои подружки? — Ядовито поинтересовалась Санька.

— Нету у меня здесь подружек. — Насупился Россомаха. С тех пор, как Санька как-то мимоходом попрекнула его этим, Россомаха старательно скрывал свои похождения. Что их у него вовсе нет, Санька не верила, и Хара, кстати, тоже.

Зато они тут же забыли про жезл Солнца, и Санька была этому рада. Не готова она им была рассказать про временную петлю, про жрецов Солнца и про то, как все они погибли, кроме неё! Порой ей снилось, как умирает Хара, как летит в сторону голова Росомахи, и становилось страшно до колик: а если это предрешено? Вот и отпускать Росомаху в Алу ей не хотелось; но повода удержать его она так и не придумала, и на другой день они с Ченом отправились в путь. Санька нервничала и психовала весь день, но объяснить, что произошло, не могла. Да и чего было бояться? Россомаха до встречи с нею был самым отпетым головорезом в Танзейском каганате; ему приходилось скитаться по безлюдным местам, изредка останавливаясь в маленьких крепостях вроде незабвенной Майны, у тех редких князей, что не боялись его и гнева Хабас, которые изгнали его из рода; он столько повидал, и из стольких переделок вышел невредимым в свои неполные двадцать три года, что она себе и представить не могла. Он как-то по пальцам попытался подсчитать, сколько убил людей (причём кочевников Конча, так же, как чельбигенов и прочую нечисть, он и считать не стал), но сбился на третьем десятке. Чего было бояться за него? И Санька решила не бояться.

За четыре дня она довязала носки и взялась за свитер. Хара съездил на рынок и купил ей новой шерсти, грязно-белой, которую они вдвоём идиллически мотали вечером, рассуждая, когда можно ждать Росомаху и Чена обратно. Хара считал, что четырёх дней им мало, конечно. Два дня на дорогу; Ала — город большой, заманчивый, ведь Россомаха никогда там не был. Значит, дня два-три он там пробудет, по любому. И, стало быть, ждать их следует обратно только через неделю, самое малое, через шесть дней. Санька была с Харой согласна, и всё-таки переживала, когда к вечеру пятого дня Россомаха не вернулся. Хара посматривал на её искалеченную руку, но помалкивал; Санька нервничала сильнее. Умный, зараза, впрочем, все они тут были умные.… Не зря Ницше говорил, что ум развивается необходимостью! Когда-то ещё Россомаха поразил её своими наблюдательностью и сообразительностью. Чёрт, что бы ни говорила, что бы ни думала, а мысли снова и снова возвращаются к Россомахе, и снова к нему! Она ещё ни разу с того момента, как он уселся возле её костра, не разлучалась с ним надолго. Просто не привыкла. Поэтому ворчала, всем на свете недовольная, ещё два дня, а потом уже стала по-настоящему бояться. Она боялась везти Хару в Ала, где его искали, чтобы сделать принцем и отравить, но за Росомаху тоже было страшно, а на восьмой день и сам Хара решил, что нужно отправляться в столицу.

Подготовились они основательно, взяли припасы, тёплые вещи и овёс для лошадей, но выехать не успели. Когда Санька переодевалась в дорогу, во дворе отчаянно забрехали собаки, а вслед за тем, быстро протопав по ступеням, в комнату влетел Чен. Санька только глянув на него, поняла, что случилась беда, и, не пытаясь вслушиваться в его сумбурные речи, бросилась во двор.

Так и знала! Хара уже осторожно снимал Росомаху с коня. Втроём они внесли его на второй этаж, уложили на шкуры перед очагом, и, встав с двух сторон от Росомахи на колени, Санька и Хара принялись осматривать его. Россомаха был без сознания, и на их вопросы и зов не реагировал; Чен сбивчиво, поминутно кланяясь и ударяясь лбом о пол, объяснял, что случилось.

— Три стрелы попало, говоришь? — Спрашивал Хара. — Ага.… Под ключицу… Наконечник там ещё?.. Худо… — Он ощупал пальцами жутко выглядевшую, не смотря на заботу Чена и его снадобья, рану, почувствовал пальцами наконечник стрелы, переглянулся с Санькой. — А здесь насквозь прошла, и ты её сломал и вынул? Хорошо, это заживёт. И здесь… — Он осмотрел бедро Россомахи. — Тоже заживёт. Кто на вас напал?

Чен ещё отчаяннее затараторил, почти перейдя на китайский. В таких случаях Хара, знающий некоторые китайские диалекты, понимал его гораздо лучше, кивнул:

— Не знаешь? Не рассмотрел? А как вы ушли?

— Что он говорит? — Спросила Санька.

— На них напали на рассвете, когда они пустились в обратный путь, едва они спустились в седловину, и Ала скрылся из виду. Чен и Россомаха не видели нападавших, они не появились, обстреляли их из луков. Чен соорудил пару взрывов, и в дыму, забрав Росомаху, сбежал, но уверен, что его выслеживали. Только не знает, кто.

— А чего он кланяется?!

— Извиняется, что допустил подобное.

— Господи, уже то, что он его привёз обратно… Живого! — Санька бережно коснулась покрытого трёхдневной щетиной бледного лица Росомахи. — Уже только за это я ему благодарна!

— Ты слышала — их выслеживали!

— Ну, и что?

— Может, ничего. — Хара ещё раз осторожно обследовал рану с застрявшим наконечником. — А может, и много, что. Может, Росомаху хотели убить, а может, и за нами всеми охотились.

— Не пугай меня. — Огрызнулась Санька. — Я уже устала бояться! Ты его достанешь? — Она имела в виду наконечник, и Хара тоже, когда ответил:

— Ну.… Попытаюсь, конечно. Можно шамана позвать.

— Только бы не жреца. — Проворчала Санька.

Она была рада, что Россомаха не приходит в себя — извлечение наконечника стрелы было варварским делом, во время которого Хара и Чен долго спорили, как это лучше сделать, чтобы не задеть артерию — «жилу», как они её величали. Санька отгрызла себе остатки ногтей, уповая только на то, что Россомаха — парень сильный и выдержит и не такое. Он выдержал, во всяком случае, сразу не умер. Перевязанный, смазанный мазями и протёртый настойками, Россомаха тихо лежал на постели, а Санька, Чен и Хара сидели напротив и смотрели на него.

— Она поправится. — Сказал Чен.

— Конечно! — Поддакнул Хара.

— А то. — Согласилась Санька. Для Росомахи, конечно, было бы лучше, если бы его оставили в покое и дали полежать и прийти в себя, но его приятели не могли его оставить, каждому хотелось сделать ещё что-нибудь, и только могучим порывом они себя и друг друга удерживали от лишней суеты.

— Может, ему воды? — Шёпотом спросил Хара.

— Не троньте его, пусть отдыхает! — Шикнула Санька.

— Но может, он пить хочет, а попросить не может?..

Так они препирались несколько минут, пока во дворе снова не залаяла собака; сидевшие, как на иголках, они все трое вскочили и припали к крохотному, затянутому плёнкой бычьего пузыря окошку. Рассмотрели смутные силуэты трёх всадников, один из них разговаривал с кем-то из постоялого двора.

— А что, если… — Прошептала Санька.

— Что они нам сделают? — Не очень уверенно возразил Хара, но отпрянул от окна, услышав шаги на лестнице, и, вооружившись двумя кинжалами, встал за дверью. Чен тоже притаился, держа наготове пару горшочков, и только Санька осталась у окна, напротив двери, чувствуя себя довольно глупо. В дверях, постучав, появился сын хозяина, и, поклонившись, сказал:

— Вас спрашивают.

— Кто? — Спросила Санька, сделав вид, что совершенно не взволнована.

— Кажись, Сыны Солнца! — Чуть понизил голос парнишка, и Санька вскочила, побледнев и схватившись за сердце. Она даже не обратила внимания на взгляд Хары, чьи подозрения косвенным образом подтверждались.

— Где они? — Спросила Санька, пытаясь справиться с сердцебиением и отдышаться. Рука заныла, и она стиснула её в сразу повлажневшей ладони второй.

— Внизу, — пояснил парнишка, — сказали, тама будут ждать. Но ежели хотите, один из них сюды подымется.

— Пусть идёт сюда. — Сказала Санька, решив, что один Сын Солнца — это лучше, чем несколько, и, не замечая отчаянной жестикуляции Хары, приготовилась встречать гостя. Но её ждал ещё один шок, гораздо больший: это был тот самый жрец, что держал её за руку, когда она клялась! Санька так явно его узнала, что он сам это понял, замер в дверях. Был он крупный, мордастый, довольно смазливый, с крупными чертами лица, большим носом, крупными мясистыми губами с приподнятыми вверх уголками, от чего лицо его казалось довольным, как у кота, и тёмно-зелёными глазами, про которые принято говорить: «блядские». Лет ему было не больше тридцати, в общем, мужчина в самом расцвете чего угодно. В тот раз Санька его как следует не рассмотрела, но узнала сразу же; теперь, глядя на него, решила, что если бы не тот случай, он ей скорее бы понравился, чем нет.

— Добрый день, светлая кыдым. — Сказал он приятным низким голосом. — Мне сказали, что здесь я увижу женщину, которая со мной встречалась, но которую сам я никогда не встречал. Смотрю, это чистая правда. Откуда ты меня знаешь? — Он бросил взгляд на её руку, и Санька спрятала её за спину. Спросила довольно грубо:

— Чего надо?

— Сынов Солнца так встречать не принято. — Он улыбался, говоря это, и всё равно прозвучало угрозой.

— Добрый день, Сын Солнца! — С ласковой издёвкой произнесла Санька и сделала ему книксен. — Чего тебе надобно, отче?

— Вот это уже другой разговор. — Он вошёл, кивнул, не оборачиваясь:

— Спрячь оружие, брат Ветра, оно не нужно. И ты, — он обратился к Чену на китайском, и тот по мере сил и возможностей вытаращил глаза. — Вижу, у вас несчастье.

— Допустим. — Санька продолжала смотреть на него с вызовом. — И что?

— Можно сесть? — Он уселся, не дожидаясь Санькиного «Можно», улыбнулся милейшей улыбкой с игривыми ямочками:

–Путь был долгий. В то время как братья мои обедают внизу и наслаждаются рябиновкой, я вот тут…

— Я должна спасибо сказать?

— Должна. — Он перестал улыбаться, и окинул её взглядом. — И ещё какое, если, конечно, тебе не всё равно, умрёт твой приятель, или нет.

— Вы кого имеете в виду?

— Того, что навлёк на себя проклятие Солнца, конечно. Того, с кем ты согрешила по пути в храм.

— Откуда вы это знаете?

— Солнце знает всё.

— Я передумала пойти в храм. Я отказалась от паломничества.

— И не только от паломничества. — Снова улыбнулся жрец. — Дело вкуса, конечно, но что сделано, то сделано. Только вот была ты с ним не ПОСЛЕ того, как отказалась от паломничества, а ДО, и твой отказ дела не меняет.

— Говори. — Санька села напротив него. Он смотрел по-прежнему насмешливо и свысока.

— Мягче, напевнее. — Предложил, и глаза смеялись у суки. — Тебе так идёт мягкость, кыдым из далёких земель. Ох, жаль, что ты передумала,… Может, подумаешь ещё?

— Что изменится? — Спросила Санька. — Если ты говоришь, что дела не меняет…

— Любое проклятие можно снять. Если ты как следует попросишь меня…

— И не подумаю! — Взорвалась Санька, снова вскочила. — Это ты сюда приехал, а не я, значит, это тебе что-то надо! Не смей таращиться на меня так, словно ты меня при этом лапаешь! И будь повежливее! Понял?!

Он ни капельки не растерялся, не рассердился и не удивился, чуть склонил голову набок, сказал:

— Сколько вас, таких, передо мной кочевряжились! Поверь мне, всё это до первой…ли.

— Не желаю слышать твои пошлости! — Покраснела Санька. — Так что тебе нужно?

— Мне? Почти ничего. Дому Солнца нужно кое-что, и ты со своими приятелями можешь попытаться это добыть. Если получится, проклятие будет снято, и оба вы будете свободны.

— Мы можем обратиться к кому-то другому. В Поднебесной, например.

— Рискни. Но каждую секунду он может погибнуть от чего угодно: даже от упавшего с неба камня; поперхнуться, захлебнуться, даже свернуть себе шею на ровном месте. Обидно было бы, после того, как сожгла себе руку ради него, вот так глупо его потерять?

— Откуда ты знаешь? — Растерялась Санька.

— Этот след ни с каким другим не спутаешь. — Он успокаивающе улыбнулся. — Всё не так уж и плохо, кыдым! Всё равно ты не знаешь, куда себя деть.… Так что? Тебе интересно?

— Да. — Сдалась Санька. — Что нужно добыть?

— Одну вещь.

— Ух, ты. Не две, не три, а одну? Это радует. Что за вещь?

— не важно.

— И где она находится?

— Тоже пока не важно.

— Почему именно мы?

— Потому, что это слишком опасно, чтобы нормальный человек отважился на её поиск. А у вас выбора нет: и у тебя, и у спутников твоих. Твой друг проклят; ты солгала на солнечном жезле, к тому же виновна в происходящем; второй твой приятель тоже в опасности, и ты, однако, прекрасно знаешь, в какой. Каким-то образом ты побывала в будущем, верно? Что там?

— Ты скоро умрёшь страшной смертью. — Мстительно сказала Санька. — Упадёшь с лестницы и сломаешь шею.

— Это один из вариантов. Поэтому я здесь. — Он на миг отбросил свою игривость, и Санька поняла, что он не кот, как показалось ей вначале. Он тигр.

— Страшно помирать молодым?

— Не о том речь. Так ты согласна?

— Я должна посоветоваться со своими друзьями. — Она подчеркнула слово «друзья». — Я не одна решение принимаю. И в конечном итоге, успех зависит тоже не от меня.

— Отлично. — Он встал. — Решайте. Ах, да! — Он повернулся от двери, поднял палец вверх. — Чуть не забыл самое главное! — Бросил Чену круглый маленький кувшинчик. — Противоядие для вашего приятеля! Поторопитесь.

— Проти… — Санька задохнулась от возмущения, рванулась ему вслед, но он исчез.

— Так стрелы были отравлены! — Возмущённо воскликнула она. — Нет, Хара, Чен, вы слыхали?! Всё подстроено было!!!

Они молча смотрели на неё, и Санька занервничала.

— Чего? — Спросила с вызовом. — Ну, чего?!

— О чём это он? — Поинтересовался Хара. — Про будущее, про проклятие?

— Ну… — Санька кивнула на Росомаху. — Сначала он. Я потом всё расскажу.

Отвертеться шанса не было ни малейшего. Жрец, падла, точно всё рассчитал. Дав Россомахе выпить жидкость из бутылочки, Хара вновь сосредоточился на Саньке, и та хмуро призналась:

— Ну, да. Поговорив с Сыном Ветра, я вернулась к вам, и мы поехали прямо в Ала. Проводили Ужара. После этого… Плохо всё было после этого. Сыны Солнца обвинили Росомаху, что он был со мной в Танзе… Я пьяная была в стельку, не помню ничего. Но пришлось соврать, что это я его соблазнила. Только всё зря. Тебя отравили, Хара, на моих глазах, а меня обвинили в твоей смерти. Чен и Россомаха, спасая меня, оба погибли. Тоже на моих глазах. А я в последнюю минуту шагнула за полог мира, но очутилась опять перед Сыном Ветра, в то же самое время, когда вы все ещё живы. Ну, я подумала, что если не пойду в Ала и уведу вас куда-нибудь подальше, всё можно будет переиграть.

— А этот жрец?

— А хрен его знает, откуда он всё узнал! Но про его смерть — правда. Его убил Россомаха, за то, что это он сжёг мою руку. Сломал шею и сбросил с лестницы.

— Кто меня отравил? — Нахмурился Хара.

— Не знаю. Да и какая разница?! Поверь мне, меньше будешь про это знать — спать будешь спокойнее.

Насчёт спокойного сна в данных обстоятельствах — это она, пожалуй, загнула. Вид у Хары был такой, что ясно было: спокойно спать ему в ближайшие дни не судьба. Но он сказал только:

— Если так, этот жрец с нами в одном положении, и так же кровно заинтересован в нашем успехе.

— Ага. Пойди туда — не знаю, куда, и принеси то — не знаю, что? Тоже мне, Финист Ясный Сокол! Или кто там за этой фигнёй таскался? Думаешь, я забуду когда-нибудь, как он мою руку специально к жезлу прижал, чтобы сжечь посильнее? Когда я уже поклялась! Садюга хренов.

— Он ещё этого не сделал…

— Сделает. Ты что его, не видел? Ему только дай волю…

Россомаха шевельнулся и застонал, и они мгновенно притихли, развернувшись к нему. Санька бережно вытерла его лицо и пригладила волосы.

— Разорались. — Проворчала. — Бедный мальчик… Ему больше всех досталось!

— Я не боюсь смерти. — Сказал Хара после того, как они ещё немного посидели, глядя на Росомаху. Шёпотом сказал.

— Хочешь сказать, что не согласен ехать с нами?

— Нет, я поеду с вами, если вы поедете.

— Спасибо. — Россомаха опять зашевелился, и они снова притихли.

— Но я хотел бы знать, как произошло, что меня отравили.

— Оно ещё никак не произошло…

— Как произойдёт? — настаивал Хара. Вообще-то ему такая настойчивость была не свойственна, он обычно уступал сразу. Санька тяжело вздохнула.

— Тебя нашёл твой дед.

— Мой дед?.. Но ведь моя семья отдала меня…

— Твоя семья была убита, твои братья и сестры тоже. Тебя тоже должны были убить. — Санька говорила свистящим шёпотом. — Тогда один из твоих дальних родственников успел похитить тебя и увёз в Дом Ветра. Он тебя так спас, понимаешь? Ты вовсе не обязан умирать, спасая карму своей семьи. Хотя, как сказать: твоя семейка давно на это напрашивается. Но ты попал в Дом Ветра вовсе не для этого. Как и я.

— Мой дед нашёл меня — и отравил?

— Я не знаю, кто тебя отравил, Хара. Это произошло за столом твоего деда, но народу там было много. Он очень богатый и знатный, и у него есть ещё наследники. Я ничего не видела. Ты выпил и умер. Я даже не знаю, что ты пил. Ты сидел с Россомахой. Он пытался тебя спасти, но не смог, а потом и сам погиб. Нам с Россомахой пришлось убегать, поэтому я даже не знаю, как твой дед отнёсся ко всему этому. Я его не видела. — У Саньки запершило в горле от шёпота, она закашлялась, и Россомаха снова пошевелился, но теперь по-настоящему придя в себя. Ему тут же предложили водички, спросили, как он себя чувствует, пообещали, что всё будет хорошо и погладили по головке и Санька, и Хара, и даже Чен. Россомахе пришлось выпить воды, и стерпеть все выражения приязни со стороны своих друзей. Не сказать, чтобы его это сильно утомило, он даже улыбнулся.

— Ты, главное, лежи спокойно, — настаивала Санька, — всё хорошо. Раны твои не серьёзные, кроме одной, под ключицей, но и она не смертельная.

— Они из засады стреляли, трусы. — Сказал Россомаха. — Представляешь?

— Конечно-конечно. Успокойся. Всё нормально. — Она решила пока что Россомахе ничего не говорить, подождать, пока он отдохнёт. Сама спустилась вниз, где среди других постояльцев сидел и жрец Солнца, уже один. Усмехнулся при виде Саньки — как её бесила его усмешечка! Отхлебнул из бокала, кивнул на место перед собой.

— А приятели твои уже уехали? — Спросила Санька. — Что ж они тебя не дождались?

— А зачем? Я ведь поеду с вами.

— Чего?! — Поразилась Санька.

— На самом деле ты рада. — Хмыкнул он, глядя на неё весело и нагло. — Только тебе стыдно признаться. Ладно, не признавайся. Сколько ты уже без мужчины?

— Не твоё дело. Мы скажем своё решение завтра. Пусть Россомахе станет получше.

— Тогда я переночую с вами. Мне податься некуда. Ты где спишь?

— У тебя что, денег нет?

— Нет. — Пожал он плечом.

— Что ж тебя так? Не за то ли, что сам виноват в своих проблемах?

— А вот это уже не твоего ума дело, деточка.

— Ладно. Тогда не моё дело и то, где ты будешь ночевать. — Санька встала. — Спокойной ночи.

— Меня зовут Ирбис. — Сказал он ей вслед.

«Похож!» — Подумала Санька. Вот так вот. Не тигр, а барс.

Войдя с лестницы, окунулась в тепло — здесь было гораздо теплее, чем внизу, — тишину и специфический запах лекарственных снадобий. Хара сидел у огня, задумчивый и грустный, Чен бдил возле Россомахи, уступил место Саньке.

Россомаха не спал, слишком больно ему было. Вот когда Санька вновь вспомнила своё благословенное времечко! Как обезболивающих-то не хватало! А ведь и антибиотиков днём с огнём не сыщешь, и если какое-то воспаление начнётся, ему конец. Щас бы ему пару таблеточек, и он бы спокойненько уснул себе, а так.… Сколько ему ещё мучиться? Санька мокрой тряпкой стёрла пот с его лица и шеи. Сидела подле него долго, потому, что он взял её за руку и, похоже, об этом забыл, а она отнимать руки не хотела. Мысли в голове бродили невесёлые. А с другой-то стороны, сама это выбрала, не просто так же полог мира её назад выбросил! И в чём-то Ирбис прав — она действительно зависла, не зная, куда податься и что делать дальше. А тут хоть какое-то заделье, да и шанс изменить судьбу её друзей появился, если только Ирбис, сука, не врёт. Росомаху было жалко.… Всех жалко было.

— Я скоро встану. — Прошептал Россомаха.

— Да не торопись ты.… Поправляйся. — Санька глубоко вздохнула. — Ты с друзьями.

Россомаха улыбнулся ей, довольной улыбкой, хоть и несколько бледноватой из-за боли.

— А я тебе что-нибудь расскажу, — подкинула ему леща Санька, — чтобы не так было больно. Хочешь?

— Хочу. — Тут же ответил он, и добавил справедливости ради:

— Но мне не больно!

— Ну, разумеется! — усмехнулась Санька. — Так что тебе рассказать?

— Про сражения. — Не колебался Россомаха. — Про великие подвиги.

— Тогда я тебе расскажу про спартанского царя Леонида и битву при Фермопилах. Идет?

— Да. А где это?

— В Греции. В Элладе. Помнишь?

— Помню.

Пришлось вкратце ознакомить его с обычаями и нравами спартанцев, напомнив ему про Елену Прекрасную, жену Спартанского царя. Эта история Россомахе не нравилась, возможно, потому, что напоминала ему его собственную; но он хорошо её помнил. Рассказ Саньки с самого начала так его увлёк, что он и в самом деле забывал про боль, бормоча про себя: «В узком проходе в скалах.… Ну, да», и в том же духе, а потом уже и про это забыл, затаив дыхание. Санька расцвечивала свой рассказ эпизодами из голливудских фильмов, чтобы было поинтереснее, и получилось круто, настолько, что к концу рассказа Россомаха просто впал в прострацию. То, что никто не спасся, но греки опомнились и разгромили персов, ему понравилось больше всего, хоть и заставило прослезиться. Когда Санька замолчала, он долго лежал, не шевелясь и глядя влажными глазами куда-то мимо Саньки, потом сказал:

— Вот бы так умереть. Сражаясь до последнего, и остаться великим героем на все времена.

— У тебя ещё всё впереди, Россомаха. — Ободряюще произнесла Санька. — Ты вполне на это способен, я уверена. Может, попробуешь заснуть?

Он молча кивнул. Санька посидела ещё возле него, и только когда заметила, что он и в самом деле задремал, осторожно положила его руку на покрывало, которым он был накрыт, и вернулась в свою постель. Но сама так и не закрыла глаз до самого рассвета: слушала, как дышит Россомаха, смотрела в огонь, видный из-за полога, думала о завтрашнем… нет, уже сегодняшнем, — разговоре. Не хотелось ей рассказывать Россомахе всё, и она решилась: на рассвете разбудила Хару и попросила его не рассказывать Россомахе, что ей пришлось клясться на жезле.

— Пусть вообще не знает, что я знаю, что это был он, в Танзе. Ну, понимаешь, это может создать напряжение между нами, понимаешь?

— Понимаю. — Сказал Хара, чем немного её удивил. Она думала, что объяснять придётся дольше. — Но как тогда объяснить, что ты знаешь про проклятие?

— Ирбис сказал. Я сейчас с ним тоже поговорю.

— Он не согласится.

— Куда денется?.. Из храма, как я поняла, его выперли, он голодранец, своего у него ничего нет. Пригрожу лишить довольствия, да и всё. Придётся его терпеть…

— Он опасен.

— Уж я-то знаю. — Хмыкнула Санька, потерев ладонь. — Но это и радует: то, что мы все это знаем. Он нас фиг обманет, правильно? Будем присматривать за ним.

— Сыны Солнца опаснее, чем мы. Их сила в солнечной ворожбе и в смертельном искусстве боя. Они знают всё — ты сама видела. Откуда, этого никто, кроме них, не знает.

— А у нас есть выбор? Может быть, Хара, если мы снимем это долбанное проклятие со всех нас, ты сможешь встретиться со своим дедом уже без опаски быть за это убитым? Кто знает? Разве ты не хочешь обрести свою семью? А Чен? Кто знает, может быть, он во сне видит свою родину и тоскует, но какой-то обет его заставляет странствовать с нами; а сняв проклятие, он сможет вернуться? Может, у него есть семья, жена, дети, родители? Я про Росомаху уже не говорю.

— Я всё равно ему не верю. — Упорствовал Хара. — Я бы не полагался только на его слово.

— Что предлагаешь?

— Обратиться к шорским шаманам. В долине Беловодье, за Уйгуном, живёт сильный шаман. Поехали к нему?

— Хорошо. Как только Россомаха встанет на ноги. Одного я его не оставлю.

Совсем рассвело; серый свет преобразил комнату и приглушил огонь в очаге. Чен, поднявшись, подкинул туда дров, сбегал вниз и принёс воды, снова сбегал и принёс горячий чай — на травах, конечно, — и кузовок мёда со свежими лепёшками. Санька уже предложила ему свободу, но он продолжал прислуживать им всем; причём всё это с нешуточным риском для здоровья. Подкидывая дрова, он в первый раз промазал, полез за очаг за поленом и стукнулся головой; закинув, наконец, дрова внутрь, он решил, что они упали не как надо, и стал поправлять, обжёгся, начал дуть на руку и снова стукнулся головой; зацепился волосами за крюк над очагом, и Саньке пришлось его отцеплять. Воду он дважды разлил: один раз ещё на лестнице, в другой — уже в комнате, начал вытирать лужу и поскользнулся. Горячий чай он, как ни странно, принёс без особых проблем — только стукнулся на лестнице обо что-то, причём Санька и Хара только переглянулись и чуть поморщились — привыкли. Зато мёд и лепёшки он уронил, и они разлетелись по всему помещению, и разбудили, наконец, Росомаху. Санька сделала ему холодный ягодный морс, добавила туда мёд, и помогла выпить. Боль от раны, видать, была нешуточной, но он крепился. Лежать отказался, сел, и Хара помог ему одеться.

— У нас новости, Россомаха. — Скрепя сердце, начала Санька. — На тебе солнечное проклятие…

Россомаха поперхнулся и испуганно посмотрел на неё.

— Вчера, сразу вслед за вами, сюда приехали Сыны Солнца, и один из них сказал нам об этом. Так же и мы все.… И Хара, и я, и Чен. Мы все под какими-то злыми чарами. И чтобы снять их с нас всех, мы должны выполнить какое-то задание Дома Солнца, что-то добыть. Для них. Хара не верит ему, мне, признаться, он тоже не нравится, но он не говорит, куда нам надо пойти и что добыть; нам придётся взять его с собой. Мы не хотели решать, пока не услышим твоё мнение, но, в общем, и в целом… Мы решили, что выбора у нас нет. Что скажешь?

— Я согласен. А нет ли способа как-то узнать, в чём дело, и обойтись без… этого?

— Не знаю. Хара предлагает попытать счастья в Беловодье, спросить у тамошнего шамана. Как только сможешь сесть в седло, мы так и сделаем. Если будет хоть один шанс обойтись без этого Ирбиса, мы им воспользуемся. Понимаешь, Россомаха, тут такое дело… — Она вкратце рассказала ему про временную петлю, всячески избегая подробностей из Дома Солнца. Закончила:

— Про этого Ирбиса я точно знаю: он тоже погиб. Видимо, его выперли из храма, за этим самым артефактом, что бы это ни было. Ну, а он решил, что в компании достигнет своей цели вернее. У него ни денег, ни нормального оружия, форменный голодранец.

— Ты вернулась. — Сказал Россомаха, переварив всё услышанное. — Вернулась к нам! — Глаза его сияли. — Я знал, что так и будет… Что ты от нас не уйдёшь. Как бы хорошо там ни было, в твоей Москве, но кто ещё будет тебе так нужен, как мы?!

— Это правда. — Согласилась Санька. — Так я пойду, приведу Ирбиса? — Она встала.

Где он переночевал, Санька поняла, как только увидела сухие листочки и ветки в волосах и на одежде. В хлеву, или на конюшне… Запах позволил сделать вывод: в конюшне. Но смотрел и лыбился он по-прежнему самодовольно до омерзения.

— Пошли. — Лаконично бросила Санька. — Поговорим.

— Я голоден. — Сообщил он ей по пути наверх.

— Может, пара лепёшек осталась. — Пожала плечом Санька.

— Предпочитаю мясо. Можно сырое. — Он чуть понизил голос. — С кровью.

— это уже сам. Поохотишься.… Добудешь.

— Не люблю охотиться. Но придётся… — Они вошли в дверь, причём Ирбис постарался прижаться к Саньке, и она шарахнулась от него, а Россомаха вскочил на ноги и обжёг Ирбиса яростным взглядом, чем нисколько не испугал — тот только фыркнул, очень похоже на кота.

— Смотрю, ты парень крепкий. — Заметил без тени смущения, уселся за стол и придвинул к себе лепёшки и мёд.

— Эй! — Нахмурился Россомаха, но тот кивнул на Саньку:

— Мне твоя кыдым сама предложила. — И запихнул лепёшку в пасть, подцепив на неё солидную порцию мёда.

— Я же говорю, он голодранец. — Заметила Санька. — Его выперли из Дома Солнца.

— По вашей вине. — Прожёвывая лепёшку и уже подцепив новую, заметил Ирбис. — Из-за вас!

— Я тебе точно говорю: ты сам виноват. — Сурово произнесла Санька.

— Как бы то ни было, — Ирбис нагло подмигнул Россомахе, — мы все в одной лодке. Вам придётся согласиться со мной.

— Ты должен рассказать, что мы будем искать и где.

— Не должен. Зная вас, я могу быть уверен: вы скинете меня с хвоста и сами отправитесь за артефактом. Из вас всех я только Саньке нравлюсь, и то она это скрывает.

— Я убью тебя, если будешь говорить таким тоном о ней! — Рванулся Россомаха. Хара удержал его, а наглый Ирбис, повернувшись к нему и не прекращая жевать, с весёлой иронией приподнял бровь:

— Ух, ты, какой прыткий! Прямо не человек, а карликовый Змей Горыныч какой-то. Ты темперамент-то приглуши, а то как бы не случилось в дороге чего…

— Не забудь — ты будешь один против нас всех. — Предупредил Хара.

— Фу, какие вы невесёлые. Ладно. Я пошутил. — Он проглотил последнюю лепёшку и, не долго думая, пригоршней выгреб остатки мёда и стал смачно облизывать пальцы. — Что нам надо, я не скажу. А вот куда мы поедем, скажу.… Почему не сказать? Поедем мы на запад, в Запретные Земли.

— Оттуда никто живым не возвращался! — воскликнул Хара.

— А кто сказал, что будет легко?.. Будь это только на одну четверть реально, и кто-то давно бы уже добыл этот артефакт, поскольку сила в нём страшная, и могущество он сулит не человеческое.

— Ты что-то знаешь. — Сказал Россомаха. — Что-то особенное про это всё.

— Конечно. — Согласился Ирбис, поиграл ямочками, подмигнул Саньке. — И не что-то, а кое-что очень важное. Я, как-никак, племянник Верховного Жреца. Именно поэтому меня не просто выгнали, а дали хороший совет и пару наводок. Мы всё равно все обречены; и я, и вы… кроме, пожалуй, Саньки…

— Не смей называть её так! — Снова вспылил Россомаха. — Для тебя она — кыдым!

— Пусть она скажет. — Ирбис снова подмигнул Саньке, чем тоже возмутил её, хоть и не так сильно, как Росомаху.

— Россомаха прав. — Сказала она. — Я с тобой на брудершафт не пила, будь добр, обращайся ко мне, как положено.

— Тогда и вы меня зовите, как положено. А именно: Ясноликий Сын Солнца.

— Зараза! — Выругалась Санька. — Хорошо. Зови Александра.

— Красиво звучит. Лучше, чем Санька. Я согласен. Так вот.… Все мы смертники, а Александра просто желает всем добра. И я решил: а почему бы и нет? Сгинем, так всё равно это случится; а нет — так спасём свои шкуры. Ну, и добудем несметные сокровища помимо великой реликвии. Тоже кое-что значит, согласны?

— Мы поедем, когда Россомаха поправится. — Сказала Санька.

— Это как угодно. Но я бы поспешил…

— Мы не задержимся лишку. — Снова сказала она. — Не ссы.

— Не забывайте о проклятии. И о том, что сработать оно может в любой момент.

— Мы не забудем.

— Что ж ты один не отправился? — Россомаха никак не мог успокоиться. Он сразу почуял в Ирбисе соперника во всём, и уже ненавидел его. — Привык в Доме Солнца… мягко спать, сладко жрать да баб мять?

— Привык. — Легко согласился Ирбис, но глаза его вновь холодно и хищно блеснули. — А ты не завидуй. Зависть — чувство не хорошее.

Россомаха рванулся к нему, но Хара снова удержал его, кинувшись между ним и Ирбисом.

— Позже! — Яростно сверкая глазами, сказал Россомаха. Ирбис только усмехнулся, покачал головой и налил себе рябиновки, игнорируя Росомаху и его злобу. Санька тяжелёхонько вздохнула. Если так и дальше пойдёт, дорога у них выйдет интересная. Два мачо, два хищника — ох, не смогут они долго обойтись без драки за первенство! Россомаха, конечно, дорогого стоит, но Ирбис, кажись, ему не уступает, к тому же, он старше, хладнокровнее и мощнее…

— Зар-раза! — С чувством повторила она.