Ода горящей свече. Антология

Коллектив авторов, 2020

Свеча – вечный спутник человека на дороге жизни, свет во тьме, озарение, живительная сила и надежда, символ человеческой души, ее внутренней силы. Одной маленькой свечи достаточно, чтобы разомкнулась тьма. Ее стойкость и вертикальность символизируют стойкость и несгибаемость человеческого духа, его устремленность к высшим смыслам: пламя свечи, как бы ее ни поворачивали, всегда устремлено к небу. Свеча – символ бескорыстного служения, справедливости, милосердия, знак верно выбранного пути, поиска истины. Без свечей невозможно представить праздник Рождества и Нового года. В былые времена на Новый год тушили старые огни – и от нового, чистого, сильного пламени зажигали все очаги, свечи и факелы. С тех пор зажжение свечи – символ возрождения, возобновления, новой жизни. В христианской традиции свеча – божественный свет, сияющий в мире, свидетельство причастности человека к Божественному. В каббале три свечи означают Мудрость, Силу и Красоту. Этим смыслам отвечает и название сборника – «Ода горящей свече». В сборник вошли стихи и проза 37-ми авторов, живущих в разных частях света и пишущих на русском языке. Также, по сложившейся традиции, представлены коллекции рисунков и фоторабот: на этот раз – Владимира Сычева (Берлин), Владимира Базана (Париж), Владимира Титова (Париж) и Натальи Говши (Миссиссога, Канада).

Миясат Муслимова

/ Махачкала /

Муслимова Миясат Шейховна. Печаталась под псевдонимом Мариян Шейхова. Родилась в 1960 г. в селе Убра Республики Дагестан. Поэт, переводчик, литературный критик, публицист. Председатель дагестанского отделения Союза российских писателей, вице-президент Клуба писателей Кавказа. Член Международного Союза писателей Иерусалима, Союза писателей Северной Америки. Автор поэтических сборников «Ангелы во крови» (2006), «Наедине с морем»(2009), «Диалоги с Данте» (2010), «Ангел на кончике кисти» (2011), «Камни моей родины» (2014), «За словом, за дыханьем, за любовью» (2014), «Мамины сны» (2014), сборника публицистических и литературно-критических статей «Испытание свободой» (2009), книги переводов с лакского языка («Парту-Патима», 2009), аварского (А. Сулейманов «Заветное слово» 2017, Адалло «Наследие огня» 2019). Стихи переведены на итальянский, греческий, грузинский, осетинский, лакский, белорусский, балкарский, азербайджанский языки. Публиковалась в «Литературной газете», «Литературной России», журналах «Дружба народов», «Сибирские огни», «День и ночь», «Дарьял», «Бег», «Дети Ра», «Русский глобус», «За-За», «Луч», «Крещатик», «Южное сияние», «Вайнах», «Неман» и др. Победитель международного литературного конкурса «Золотая строфа-2010», Волошинского конкурса в номинации журнала «День и ночь», победитель журналистского конкурса «Золотое перо России» (2013), победитель конкурса «Эмигрантская лира» в номинации «Неоставленная страна» (2015), лауреат республиканской премии им. Расула Гамзатова, победитель конкурса Кубка издательства СТиХИ в серии «Стереоскоп» и др.

Памяти С. Параджанова

Триптих

I. Воспоминание

Из света в полутьму, из темноты на свет

К высокому кресту из суеты сует,

К скрещению дорог на каменный порог

Заклятием теней зовет дремучий рок.

И вот

Взвились огненные кони взрывом солнца в небесах,

Время сыплется в ладони, пеплом стынет на глазах,

И над миром медлит в танце огнегривое кольцо,

Бьют хвосты протуберанцев в лики вздыбленных гонцов.

Из глубин веков Вселенной тетивой летит стрела,

Над гробницами Равенны эхо пьют колокола.

Воздух плавленой свободы — под копытами коней,

Отекают чьи-то годы в пустоте ненужных дней.

Но

Что за огненные кони возвращаются с небес?

Ангел их устало гонит или бьет под ребра бес?

Кровью пишутся затменья и ложатся на холсты.

Над горой уснувшей тени поднимают ввысь кресты,

И стремительные реки остужают алый бег,

Выплывает из столетий Ной, и с ним его ковчег —

Мимо торжища лесного, мимо запахов земли

К яслям высохшей коровы, к плачу брошенной любви.

И вот

Из пустоты к огню, из темноты на свет,

К высокому костру из горечи и бед

Зовет крылатый конь, спускаясь на порог.

Кому — моя ладонь? И кто теперь мой рок?

II. Выпусти белую птицу

Выпусти белую птицу — ты же хотел быть счастлив,

Всего лишь немного счастлив, и даже об этом сказал.

Вот и друзья над тобою шепчут слова участья.

Трудно расслышать, знаю. Постель — это тоже вокзал.

В кадре всего лишь бездна. Ее отпоют куранты

Выпусти птицу — рвется, ты же давно хотел.

Надпись на камне, фреска, исповедь цвета граната —

Вот и взлетела птица над памятью спящих тел.

* * *

Мать принесет одеяло и камень укроет им.

Мы ничего не скажем. Мы просто с тобой помолчим.

Тени забытых предков снова седлают коней,

Время идти в дорогу, время встречать сыновей.

III. Зерно

Что ты кашляешь, рыжий монах? Ветер треплет сутану,

Март бессилен, но май неотступен. Молчи обо мне,

Остуди воспаленную душу — о тебе горевать не устану.

Черный бык в золотистых колосьях роет землю на дальнем гумне.

Выйди к солнцу из храма, пусть ликует крестьянское тело.

Раньше слова и глина была, шелестело в ладонях зерно.

Ты молился не так, как земля под ногами велела,

Где томилось в кувшине надежд затаенных вино.

Что ты в небо глядишься? Опрокинута чаша чудес,

Купол храма в траве, прорастает весна из-под ног,

Ослабевшая грудь просит жертвы, но жертвенный крест

Отлученных от плуга не примет обманутый Бог.

Черный конь рвет узду. Белый снег на груди Арарата,

Золотые оклады песков обнимают границы морей.

Нет у страсти возврата назад. Под корою граната

Просыпаются зерна земных и небесных кровей.

Я распахнула двери

Я распахнула двери. Гул толпы

Ворвался, опрокинув стылый ветер.

Как жесты обреченного скупы

На сквозняке воззваний и запретов!

Закрой и отступи, пока не поздно,

Пока на службе у одной лишь Музы!

Но если ты услышал, то опознан,

И вот уже ложится тяжким грузом

Чужая боль на грудь, чужая ярость.

Каюсь.

Она жила во мне, но отвергая

Зов пропасти, я затворила двери,

Закрыла окна в стихотворном рае.

Воздалось мне по сердцу и по вере —

Иду на зов. Чей голос я, чья сила?

По ком звонят опять колокола?

Гул за окном. Я двери отворила:

«Твоя святая за тобой пришла».

Петербургу

И если сбылось все и все состоялось,

Осталась для счастья лишь самая малость:

Все бросить и выбрать свободу пути,

Паломником в город заветный войти.

Дворцовая площадь, Сенат и Нева,

Кронштадт, Исаакий, гранит, острова…

И чтобы быть с прошлым на «Вы» и на «Ты»,

Здесь Время разводит и сводит мосты.

И если судьба, обманув, не сложилась,

Ты городу этому сдайся на милость —

Туманам, скульптурам, чугунным узорам,

Державным колоннам, высоким просторам —

Проступят сквозь синь и полет облаков

Крылатые птицы других берегов,

И отрок кудрявый, и Анна, и Блок

Тебя поведут лабиринтами строк.

И вздрогнувшим сердцем почувствуешь вдруг:

Навек в твою душу вошел Петербург.

Ты станешь иным, чтоб вернуться к себе,

Ответить как равный все той же Судьбе.

Шепот

Так выпуклы вещи в ночной тишине,

Так тени причудливо — близки…

Качается тополь в открытом окне,

Бросает в окошко записки.

Они холодны от прошедших дождей,

Слетают на стол отрешенно.

Здесь ветер дыханья любимых нежней,

И звезды в ночи обнаженней.

И шепотом губ я о счастье пишу,

К Нему этой ночью взываю.

Спасибо за то, что в стихах ворожу,

Ищу и блуждаю по краю.

Спасибо за то, что язык Твой велик

И в каждом творении звучен,

За замысел тайный, за солнечный блик,

За мед ожиданья тягучий.

Так трепетно утром день снова расцвел,

Но мне Ты дал участь иную.

За то, что всю жизнь к этой ночи Ты вел,

Я плачу от счастья, ликую.

Мой шепот не слышен, я плачу тайком,

Медсестры заснули устало,

И тополь печально шумел за окном,

И смерть, как сиделка, картинки листала.

Анжи ³

Бабочки пахнут полынью,

Йодовый воздух искрит,

Мерные волны латыни

Бьются о певчий санскрит.

Пена морская наутро,

Плавно прервав миражи,

Стынет у гор перламутром,

Выронив жемчуг Анжи.

Смири, Тарки-Тау, гордыню,

У моря хазарских кровей,

Пусть горькие песни полыни

Остудят морской суховей.

Омытый дождями, прибоем,

С мерцаньем слюды на камнях,

С мальчишеским ветром-изгоем,

Черешневым цветом в горстях

Мой город прекрасен, я знаю,

В нем волей природы сошлись

И горы, и степи без края,

И море, и ласковый бриз

Барханов тягучие тайны,

И гордый орлиный полет,

И щедрость равнины бескрайней,

На кручах нетающий лед.

…Бабочки пахнут полынью,

Йодовый воздух искрит

Мерные волны латыни

Бьются о певчий санскрит…

Как мягок карий цвет

Как мягок карий цвет, стекающий к сосцам…

Их белизной как будто очарован,

Застыл рассвет, и к тихим бубенцам

Склоняет рог печальная корова.

Платок завяжет мама узелком.

В протяжном повторении земного

В сосуде пенится и тонет молоко,

Коричневым баюкает корова.

Копытца держат землю, и она

Под синевой небесного покрова

У ног крестьянки кротко прилегла.

В тени каштана светится корова.

Устали краски удивлять людей,

И мир глядит с наивностью Нико,

Как просто жизнь течет и без затей

Струится под ладонью молоко.

Зеркала

Парча осенних переплясов, охапка ветра, купола…

Старуха с пряжей на пороге и с жизнью, выпитой дотла,

И сын садовника в сединах в забаве тронет облака,

От детских слез до воскресенья течет и катится река.

Под мостом, мотая гривой,

Мчатся воды торопливо,

А меж волн луна дрожит,

Дынным ломтиком кружит.

Жемчужной нитью обрываясь, сорвались звуки из окна,

А следом сердце замирает. Рояль. Хлопок. И тишина.

В родстве с небесной высотою и отлученный от семьи,

Он бродит с кистью за мечтою и спит на краюшке скамьи.

За окном взлетели руки,

Это птицы или звуки?

Это просто черепки,

Разойдитесь, чудаки…

Нет удачливым доверья, и, от сытых сторонясь,

Он рисует праздник хлеба, света призрачную вязь.

Парча осенних переплясов, охапка ветра, купола…

И упоение от красок, и кисти нашей зеркала…

Примечания

3

Анжи — старинное название Махачкалы.