Твое тело – моя тюрьма

Оксана Лесли, 2017

Девушка из Флориды Мишель – социопат, она не умеет чувствовать окружающий мир как все нормальные люди. Сознание-душа преступника с Кассиопеи, Тави, помещено в ее тело и вынуждено познавать мир землян через нее. Но срок отбывающего наказание измеряется не временем, а пролитой кровью. Тави и Мишель должны пережить муки и смерть в разных земных носителях во время сна девушки. Оба попадают в разные страны и умирают в разных телах… Мишель и Тави с ужасом открывают для себя планету землян, на которой уживаются три сотни стран и пять тысяч языков и встречаются зверские варварские ритуалы и бездушные, циничные люди. После каждого кошмара тело девушки оказывается в крови или растерзанным на куски, и Тави приходится поработать над регенерацией ее тканей, прежде чем она сможет встать, принять душ и собраться с мыслями. Сможет ли Мишель помочь Тави обрести свободу и какой ценой? Получится ли у героини обрести свободу от диагноза «антисоциальное расстройство личности» и как? Как тренинг по управлению сновидениями спасет всех? Твое тело – твоя тюрьма, если ты в это веришь.

Глава 8

Новая жизнь Мишель

Когда они вернулись домой, Мишель взяла свою красную губную помаду, и написала на зеркале: «Остин.» Затем она отключила свой ноутбук и телефон и провела несколько часов в постели, зажмурившись, вспоминая времена, когда они играли в прятки и устраивали чаепития с переодеваниями. Остин был ее маленьким другом, ее живой куколкой. Она не заметила, как отгрызла заусенцы на пальцах, пока они не превратились в кровавое месиво. Она ощущала внутреннее онемение. И вину. Онемение, вину и глупость. И усталость. Ей казалось, словно она наклонилась разглядеть коробочку хлопка, каких много на полях за городом, но сухое содержимое коробочки прыгнуло ей в рот и застряло в горле.

Дома Фред занялся подготовкой к похоронам Остина и возвращению жены из больницы. Он занимался вещами, которые показались Мишель странными. Например, убрался в комнате сына и положил его любимые конфетки на тумбочку около кровати, повесил замок снаружи двери и установил решетки на окнах.

— Что ты делаешь? — спросила девушка, когда тот закончил пылесосить детскую.

— Пусть все остается нетронутым.

— Как скажешь.

* * *

Мишель сперва пыталась найти увлекательную и высокооплачиваемую работу. Ей казалось неинтересным стоять весь день на ногах и ляпать сэндвичи за семь долларов в час, как это делал Стив и многие другие подростки ее возраста.

Девушка подумала, что поскольку их курортный городок расположен на Мексиканском заливе и она обожает океан, то стоит поискать работу на берегу. Когда она обзвонила разные агентства, занимающиеся туризмом и уборкой отелей после отъезда отдыхающих, то выяснила, что в сезонных поломойках уже не нуждаются: июль, почти конец лета… И ей задавали один и тот же вопрос: «Есть ли у вас личный транспорт?»

Мишель вешала трубку, ей становилось страшно сесть за руль снова.

Читая газетные объявления, она поняла, что ее выбор невелик. В большинстве учреждений требовались люди или с образованием, или хоть с каким-то опытом работы, а не с пустой биографией, как у нее. Некоторые ее одноклассники с шестнадцати лет развозили пиццу и подрабатывали по вечерам в ресторанчиках. Но, поскольку Анжелика считала, что дети должны учиться и много читать, чтобы выбиться в люди, а не тратить время, бегая с подносами, Мишель никогда нигде не пыталась подработать. Деньги на карманные расходы ей давала мама, а нечто экстравагантное типа очков от Версаче и обуви от Адидас или Найк ее не волновало. Мишель любила хорошо выглядеть, но мать ей с детства внушала, что все шмотки — и дешевые, и дорогие — одинаково надоедают, поэтому не имеет смысла выбрасывать деньги на ветер.

«Это такая игра, в которую играют люди, не дай Бог, ты запутаешься в этом тратить-тратить-тратить дерьме», — утверждала Анжелика дочери не раз.

Мишель осознала, что не сможет беззаботно вести машину и не думать, протаранит ее какой-нибудь автомобиль или нет. Будущая работа должна быть около автобусной остановки, в противном случае кому-то придется Мишель туда постоянно подвозить. Может, Фред, забирая в забегаловке анкету, уже настроился на то, что Стив станет личным шофером Мишель.

Расстроенная, Мишель приступила к заполнению анкеты в кафешке «Капитан Кранч». Там были графы «укажите три предыдущих места работы», «укажите бывших менеджеров с предыдущих мест работы, которые бы за вас поручились», а также «друзья, которые дали бы вам рекомендацию», «состоите ли вы на учете в полиции», «есть ли у вас судимость».

Мишель жевала заусенцы, уставившись на вопросы.

В некоторых графах она поставила прочерк. Ей было страшно нырнуть в бассейн незнакомых людей и новых требований.

* * *

Церковь, которую посещала Анжелика, узнав о злосчастной аварии, взяла шефство над их семьей. Члены церкви договорились между собой, кто и когда будет доставлять горячий ужин в дом Редмондов. Некоторые привозили коробки с чистящими средствами, туалетной бумагой, продуктами и цветы в горшках. Люди пытались помочь чем могли, не заходя в дом, не докучая назойливыми вопросами.

Фред купил раскладное инвалидное кресло, не новое, но в хорошем состоянии. Он был поставлен в известность, что Анжелику нельзя в него усаживать несколько месяцев. Члены церкви доставили в их дом твердую кровать-трансформер, которая складывалась и давала возможность приподнимать лежачего больного для кормления или, например, чистки зубов. Фред потратил несколько вечеров на просмотр видеороликов об уходе за парализованными людьми. Он узнал, что прикованных к постели пациентов не купают в ванне или под душем, а протирают, аккуратно переворачивая с одного бока на другой. В видеороликах эти действия проделывались медсестрами на манекенах.

* * *

Прощание с Остином состоялось в похоронном доме через восемь дней после его смерти. Фред подписал соглашение на бальзамирование сына, аренду голубого гробика и кремацию после службы. Конечно, можно было бы пойти более дешевым путем — кремация без службы и прощальной церемонии. Но он хотел, чтобы люди, знавшие его сына, и особенно Мишель, имели возможность посмотреть на его прекрасные черты в последний раз. Мальчик лежал в гробике как белокожая фарфоровая куколка. Словно уснул. Обезображенный поцелуями смерти череп был прикрыт кепкой.

Люди приезжали на своих машинах, парковались около похоронного дома, заходили в «зал прощания» и, поздоровавшись с отцом и сестрой усопшего мальчика, проходили к гробу, чтобы сказать последнее «прости», помолиться и задуматься о том, на что раньше не было времени. Тихие звуки классической мелодии наполняли зал, в воздухе витали запахи сандала и чайного дерева. Окна были занавешены темными шторами, в помещении царил полумрак, горели свечи, предоставленные похоронным домом и зажженные администратором.

Некоторые соседи пытаясь поддержать Фреда морально, сказали ему, что Остин теперь пополнил ряды ангелов и что Богу нужны чистые и невинные души там, в раю. Убитый горем отец молча кивал, злясь в душе, что люди верят в такие сказки. Бог никогда не стал бы убивать детей, потому что ему якобы нужны чистые души! Глупости какие-то! Мистер Редмонд ненавидел людей за недалекость и невежество.

После прощания с Остином живые разъехались по своим делам. Только Фред и Мишель стояли у гробика, не в силах оторвать взгляд от обескровленного личика пятилетнего ребенка.

— Почему ты не хочешь его похоронить? По-христиански? — спросила Мишель угрюмого отчима. — Нам люди принесли деньги.

— Потому что я не хочу, чтобы его нежное тельце жрали черви. Не хочу даже думать о том, что мой сын гниет и разлагается в холодной земле.

Он повернулся к падчерице и спросил с издевкой в голосе:

— А ты как думаешь? Ты хочешь, чтобы его тельце медленно пожирали-смаковали черви?

У Мишель опять в ушах зазвенело, показалось, что земля уходит из-под ног, и она схватилась за гробик, чтобы не упасть. Почему все происходящее не является просто кошмаром, который в любой момент может закончиться?

Мистер Слиптайт появился тихо, извинился и напомнил о том, что тело нужно подготовить к кремации. Фред и Мишель поблагодарили его и ушли.

На следующий день мистер Редмонд получил мраморную урну с прахом сына и поставил ее к себе в спальню на трюмо, около вазы с конфетами: хоть так он сможет быть рядом с ним — своей кровиночкой, своим нераспустившимся бутончиком, неоперившимся птенчиком!

Фред и раньше считал, что миром правит несправедливость. Ему было обидно, что он влип с наркотой по молодости и был финансово зависим от женщины. Но у него была отдушина — Остин. Фред не мог раньше спокойно смотреть новости, в которых сообщалось, что где-то погибли дети: в пожаре ли, перестрелке или от голода. У него слезы на глазах наворачивались от чужих трагедий: так близко к сердцу он их принимал.

Смерть детей он считал наивысшим проявлением несправедливости.

* * *

Прошло несколько дней. Анжелику выписали, Фред купил недорогую машину, а Мишель устроилась на работу в фастфуд.

Для девушки началась новая жизнь, без братишки и без матери. Это было странно. Никто не надоедал вопросами. Никто не наряжался тайком в ее одежки. Никому не было дела до того, подмела ли она полы на кухне после мытья посуды, сочетается ли ее сумочка с обувью или одеждой.

Фред учился ухаживать за Анжеликой, которая мало чем отличалась от мертвой, разве что дышала и могла самостоятельно жевать и глотать. Он отстриг длинные волосы жены, как советовали учебные видео, чтобы легче было ухаживать за кожей головы.

Однажды Мишель, опершись о стену спальни, наблюдала, как Фред протирает ее маму влажной хлопчатобумажной тряпочкой, смачивая ее в тазике с водой.

— Вот так мы теперь купаемся, — прокомментировал он свои действия, заметив пытливо-виноватый взгляд падчерицы.

— Пожалуйста, Фред! Я не вижу смысла в моем присутствии, — сказала растерянно Мишель.

— Что, орхидея моя, не нравится лицезреть результаты своих ошибок? — спросил отчим. — Ты еще не видела, как вставляют глицериновые свечи!

— Не поняла, — пробормотала Мишель.

— Те самые штучки вон в той упаковке, которые от запоров. А это часть утренней рутины по уходу за парализованным больным, к твоему сведению. Тело инвалида не выталкивает отходы организма самостоятельно. Дошло теперь, кексик мой медовый?

Мишель было больно осознавать, что ее мать больше не в состоянии сама справлять нужду. Такая естественная человеческая потребность, о которой большинство людей даже не задумывается, становится для некоторых больных сущим адом. Девушка была уверена, что для ее матери настоящая жизнь не что иное, как ад. Ведь ад — это не какие-то там раскаленные сковородки. Это прежде всего беспомощность, чувство униженности, потеря независимости и контроля над собственным телом.

Девушка представила, как Фред ежедневно стимулирует работу кишечника своей жены, принимает в «утку» ее каловые массы, подмывает… Почему она не может об этом не думать? Тошнота подступила к горлу, и очень захотелось выпить воды.

«Интересно, он использует одноразовые перчатки или нет? Скорее всего — да. А когда он потом моет судно, то с какими чувствами делает это? Какие проклятия призывает на мою голову?» — мысли, как огненные муравьи, не отступали, а жалили ее сознание.

Мишель не хотела вникать во все нюансы ухода за матерью и помогать отчиму. Ей казалось, что все это — такой интим, куда ей лучше не соваться. Она боялась: а вдруг ее захлестнут брезгливость и отвращение? Достаточно того, что чувство вины играло в гольф с ее мыслями-шарами по нескольку раз в день.

Девушка ушла в свою комнату от саркастических уколов Фреда. Надев ночную рубашку, открыла окно и настроила линзы телескопа на звезды. Звезды, как же вы далеко! Так прекрасны, так бесстрастны. Мишель пыталась найти успокоение в бескрайнем молчании светил.