Ябанжи

Оксана Озкан, 2021

Три женщины едут в Стамбул в поисках счастья. Они знакомятся на форуме турецких жен и поддерживают друг друга во всем более пяти лет. У каждой из них своя тайна. Катерина терпит выходки свекрови и капризы мужа. Ирина прощает побои тому, кто вытащил её из борделя. Лариса провожает супруга в тюрьму и узнает об измене. Какие еще испытания выпадут на долю иностранок в восточной стране, где для местных они всего лишь "ябанжи"… Содержит нецензурную брань.

Глава 4

Лариса задалась целью уехать в солнечную страну на постоянное место жительства. Самый лёгкий способ сбежать из угрюмой России в беззаботную жару Турции — выйти замуж за гражданина этой страны. Для начала Ларисе предстояло познакомиться с мужчиной оттуда, чем она и занималась в течение нескольких месяцев, отдавая предпочтение туркам с именем Бурак.

Прежде, чем поймать большую красивую рыбу сёмгу, придётся выловить кучу мелкой хамсы. Озабоченные турецкие парни один за другим осыпали фотографиями своих причиндалов. Постоянные разговоры о сексе почти убедили Ларису в обреченности идеи нормального знакомства через интернет. Но вдруг она встретила спокойного и тихого, начитанного и культурного программиста из Стамбула, моложе Ларисы на несколько лет.

Тем же летом она снова уехала в отпуск, на встречу с будущим мужем из аськи. По велению судьбы, стечению обстоятельств или неистовому желанию Ларисы, новый знакомый носил имя Бурак.

Невысокого роста смуглый парень встречал Ларису в аэропорту. Молодые люди договорились, что созвонятся сразу же после прилета Ларисы, но девушку подвела сотовая связь. Она, испуганная, в слезах подбежала к первому попавшемуся турку. Объяснив ситуацию на английском, Лариса хотела просить телефон, но мужчина не стал дожидаться просьб, сам набрал номер Бурака и спас девушку.

— «Боже, какие же они понимающие и щедрые, эти турки», — пронеслось в голове у Ларисы.

Спустя несколько минут примчался Бурак в ослепительно белой одежде. Лариса вдруг вспомнила своего бывшего, чью растительность на груди имела счастье наблюдать из-за расстегнутых пуговиц на светлой рубашке. Парень смотрел твердым и внимательным взглядом прямо на неё и, казалось, читает мысли. Его веселила сложившаяся ситуация с телефоном.

— Бурак? — осторожно спросила девушка.

— Йес, — спокойно улыбнулся молодой человек, насквозь пропитанный ароматами лимонного одеколона, восточных сладостей, специй и геля для волос.

Он повез Ларису в отель на такси. В первую же ночь их очного знакомства они сблизились.

Новый Бурак был серьёзен, внимателен, обладал харизмой. Больше слушал, чем говорил, и наблюдал, как Лариса ест, как запрокидывает голову, когда смеется, как переодевается. У молодых людей сразу сложились такие отношения, словно они давно знают друг друга, но еще детьми разъехались в разные страны и взрослели там до новой встречи. Их пара, как «сютлю кахве»²⁰. Горячий и терпкий кофе — Бурак: последнее слово оставалось за ним, даже в таких мелочах, когда они решали, пойти им на пляж или искупаться в бассейне. Молоко, смягчающее вкус благоухающего напитка, — Лариса: она так хотела замуж, что старалась во всем угодить мужчине. Да и кожа ее отдавала белизной, как настоящее парное молоко.

Лариса удивила Бурака незаурядным умом и знаниями. Ему нравились умные и спокойные женщины: истеричная мать-алкоголичка извела. Бурак искал покоя и тихого счастья с простой, любящей его женщиной. Он взволнованно сжимал в своей руке ладошку Ларисы, нежно прикасался к мраморной коже смуглыми узловатыми пальцами, когда смазывал защитным кремом, и осторожно вдыхал аромат её волос.

После отпуска Лариса не вернулась на родину. Позвонила брату, сообщила коллегам, друзьям. Попрощавшись со всеми и написав заявление об уходе, зарегистрировала брак с Бураком в Турции. Скромно, без пышной свадьбы.

Потом она, смеясь, рассказывала подруге Ирине, как познакомилась с мужем.

— Все случилось очень быстро, но так, наверное, и должно быть. Наши бабули-дедули тоже не встречались по десятку лет перед свадьбой, зато жили всю жизнь счастливо. Сидела в офисе, грусть-тоска, за окном — дождь. Решила турка найти. Знаешь, у них ведь что ни женщина, то королева. Ни то, что наши, — избаловали мы их, Ирка. На английском общались. Фотки присылали друг другу. Потом встретились, отлично провели время — каждый в своем номере. Он всё оплатил, Ир: и мой билет, и номер, и отдых. Предложил руку и сердце уже через две недели после знакомства. Поехали в Стамбул, «обрадовали» его мамашу. Свадьбы, пышной, какая должна быть по турецким обычаям, не было, просто расписались. Мама его была в ужасе. Нас, русских, многие турчанки, наверное, за то и не любят, что мы отбираем у них их «земли», не объявляя «войны».

На встрече с родственниками Бурака Лариса познакомилась со Светланой — лучшей подругой матери жениха. Сватать Ларису по красивому турецкому обычаю решили у неё.

— Сыпь перца и соли побольше!

— Да не выпьет он это, ты что?

— Выпьет, как миленький, теперь он должен быть готовым выпить и яд из твоей чашки, если хочет на тебе жениться!

— Свет, ну ты даёшь!

— Не, ну а что? Ты итак ему на халяву досталась, такая красотка! У турчанок, знаешь, какие запросы? А женихи ещё и не такое пьют, так что сыпь-сыпь! Погоди, я сейчас ещё уксуса плесну.

На сватовство по обычаю турчанки делают кофе по-турецки и подают гостям. А жениху готовят отдельную чашечку. Кофе будущего супруга должен быть жутким на вкус, но несмотря на это мужчина обязан выпить всё до последней капли. Так он показывает, что готов принять невесту со всеми изъянами и капризами.

Кофе готов. Лариса понесла чашки гостям, а последняя чашечка предназначалась Бураку. Вдруг подлетела будущая свекровь Ларисы. Ловким движением выхватила чашку из рук сына.

— Он не будет это пить!

— Хатидже! Ты что? — закричала Светлана.

— Нет, ещё отравите моего сына! И вообще я не знаю, вдруг вы свиное сало добавили туда! От вас всего можно ожидать!

Будущая свекровь Ларисы демонстративно выплеснула сваренный кофе в раковину. Воцарилось молчание, и шокированные гости застыли со своим напитком в руках.

Светлана очень оскорбилась: в её доме подруга, которую она считала проверенной годами, современной и самостоятельной, вела себя неподобающе, как «джахиль». В глубине души женщина недолюбливала нрав Хатидже. В разговорах с Ларисой Светлана вскользь упоминала разные ситуации, где подруга представала в невыгодном положении. Светлана говорила об этом аккуратно, чтоб не напугать будущую иностранную жену. Она сама когда-то давно вышла замуж за пожилого, разведенного турка, жила на берегу турецком лет двенадцать и знала про местных и их традиции практически всё.

— Лариса, тебе несказанно повезло. Когда я впервые приехала сюда, у меня не было русскоговорящей подруги. А у тебя есть! Я научу, как с этими турками справляться.

— А что, с ними нужно «справляться»?

— А ты как думала? Это хитрые и лживые люди. Вот на ту же Хатидже, свекровь твою, посмотри. Ушлая баба. Она тебе должна по традиции золота кучу надарить. Знаешь, что она сказала? Что не видит в тебе будущую невестку, и не станет ничего покупать, — на последнем предложении Светлана скривила голос, копируя Хатидже, — поматросит, мол, тебя сыночек, и бросит.

— Что ты такое говоришь, Света? — ответила, шокированная услышанным, Лариса.

— Да! Но ты не сдавайся. Она жадная очень. Скажи Бураку, что тебе подарок причитается на свадьбу. Проси много, не стесняйся. Они всё должны будут тебе купить, всё, вплоть до трусов. Пусть раскошеливается! Ты в курсе, что у тебя должна быть ночь хны?

— Нет, а что это такое?

— Это традиция такая, где девушки собираются, наряжаются, готовят угощения, а будущая свекровь обязательно дарит невесте золото. Как наш девичник, только с подарками от свекрови. Дорогими подарками, ты меня поняла? Это последняя ночь перед свадьбой, когда девица прощается с родными и уходит вить новое гнездо.

— Да с кем мне прощаться-то… Распростилась давно со всеми…

— Понимаю, но свекровь обязана устроить ночь хны, чтоб заодно и познакомить с красивым турецким обычаем. А она не сделала этого: жаба задушила. Так и сказала: «придется тратить деньги на костюмы и угощения, — зачем такие расходы для девки с улицы!». Даже не думала, что она такая.

— Света, зачем ты мне это рассказываешь?

— Как зачем? Ты мне как родная, мы одной, славянской крови, должны помогать друг другу. Иначе тебя сожрут эти турки. Так что мотай на ус. И главное, не толстей! Хатидже терпеть не может полных женщин. Знаешь, сколько раз мы ходили с ней в кафе за двенадцать лет дружбы? Ведь она ни одного пирожного не съела! На меня глаза вытаращит свои чёрные, смотрит, как волк, и говорит: «Как в тебя только это лезет! Толстая ты, Светка, жрать надо меньше! Понятно, почему муж от тебя на сторону бегает!»

— Боже, Света, тебе муж изменял? Как же ты простила?

— Они все изменяют! Правда, кто-то скрывает хорошо. Простила, конечно. Я на родине макароны ела с поджаркой из лука, а тут что хочу, то и покупаю себе. Обратно в нищету — да ни за что. Осман мне муж или кто? Всё купит, что только захочу!

— А если денег не будет?

— Будет! Это его обязанность — содержать жену. Иначе нефиг вообще жениться. Тут у баб большие запросы, вот и женятся на таких, как мы, — на всё готовых, ради любви. У моего любовника жена прознала про наши отношения, а потом мне стала угрожать. Знаешь, что она сказала: «Я не отдам тебе мужа! У нас с ним общая квартира и бизнес!» вместо того, чтобы просто сказать, что любит его и будет бороться за своё счастье.

— Света, у тебя есть любовник? А если муж узнает?

— Держи язык за зубами, тогда не узнает. Тут много, чего нельзя. Турчанки, знаешь, как гуляют, у-у-у! Твоя свекровь тоже не святая. А бухает как, уму не постижимо!

— Что? Разве женщины в Турции пьют?

— Ну, что ты наивная какая? Всё тут делается так же, как и везде. Только помалкивают. У них тут всё — «Айып!»²¹, поэтому делают так, чтоб никто ни о чём не узнал. Тысяча и одна ложь — этим и живут. Наворотят дел, врут так, что сам дьявол затылок чешет, потом в пятницу в мечеть идут, грешки отмолят, и по новой творят, что хотят. И мужики, и бабы. Так что, ты особо-то не расслабляйся, и не смотри, что тут все с распростертыми объятиями и широкими улыбками. В щеки целуют, а только за дверь, — у них языки вырастают, как метёлки. Ты для них — ябанжи. На турецком будешь говорить, культуру освоишь, веру поменяешь, традиции выучишь, а всё равно чужой останешься, — все кости тебе промоют и во всем виноватой сделают. Поэтому я давно с ними целоваться перестала. А кофе по-турецки терпеть не могу. Заварят эту жижу, сидят, друг про друга чушь придумывают — это они так на гуще кофейной гадают. Бред какой-то.

После регистрации молодых Светлана и Хатидже в пух и прах разругались, и Лариса больше не виделась со своей русскоговорящей знакомой: неудобно было огорчать свекровь. К тому же Бурак и Лариса переехали в шумный и людный район Стамбула, Кадыкёй: именно там находилась фирма, в которой молодой мужчина трудился и писал свои программы. Жилье молодой пары располагалось в трех часах автобусной езды до дома Хатидже. Сын приезжал к ней в гордом одиночестве в субботу, пил чай, несколько часов беседовал с матерью и уезжал обратно к жене: невестку Хатидже-ханым так и не полюбила, считала её разлучницей и не привечала в своём доме.

Мать Бурака родилась в консервативном городе Турции, была младшей дочерью в огромной семье, где росло еще семь ртов. Училась в школе прилежно и получала хорошие оценки, увлекалась литературой и письмом, и была бы успешной студенткой какого-нибудь турецкого университета, если бы не гибель старшего брата. Он добирался до места учебы на автобусе. Случилась авария. Любимец семьи насмерть разбился, когда в очередной раз, ничего не подозревая, добирался до Альма-матер. С тех пор на будущем Хатидже висел огромный амбарный замок — «Учиться не будешь, не приведи Аллах такую же смерть, как у брата. К свадьбе готовься».

Шестнадцатилетнюю Хатидже отдали в соседнюю семью за Кадира, который был старше девушки на десять лет. Своего мужа она не знала и до свадьбы никогда не видела. Маленькая, худая, пышноволосая и радующаяся жизни, молодая жена переехала в Стамбул. Сразу же забеременела и еле выносила будущего ребенка: на еду и жилье катастрофически не хватало. Бывало, что Хатидже сидела в темноте и холоде, без электричества и воды, пока Кадир гудел по кабакам, набирая всё новые долги, спаивая дружков. Бурак родился недоношенным, и умер бы, если бы Хатидже не выходила ребенка, стараясь заботиться о нём. Периодически побиваемая мужем, она стойко принимала и удары судьбы. Когда Кадир сообщил молодой жене, что ему не мила жизнь с ней и оформил развод, Хатидже осталась с маленьким ребенком на руках в огромном беспощадном Стамбуле. Вернуться в семью турецких родителей-консерваторов считалось позором. Она работала, одновременно получая образование. Выучилась на повара, дружила с соседями на махалле, которые помогали и не отказывались приглядывать за маленьким Бураком. Она выдюжила, поставила на ноги сына и теперь ей по праву принадлежала определенная власть. Но оказалось, что кто-то моложе, успешнее и красивее имеет над ее сыном побольше власти. Хатидже была вынуждена отдать жизненный трофей «в лапы какой-то проходимки», что находится вне системы восточных ценностей, из чужой страны.

— Кто она такая, сынок, ты же совсем её не знаешь! А вдруг она обманет тебя, обворует, а потом уедет? Где мы ее найдем после этого! Голодранка какая-то: ни родни, ни друзей.

— Она моя будущая жена, мама. Пожалуйста, подготовь себя к этому, потому что, как только мы поженимся, переедем от тебя.

— Ты бросишь мать одну? Я все свои лучшие годы посвятила тебе, могла бы выйти замуж, но не сделала этого!

— Я тебя об этом не просил, — спокойно ответил Бурак.

И Хатидже-ханым смирилась, оставляя за собой право ненавидеть невестку. К тому же поводов для ненависти было немало.

Общаясь с тогда еще будущей снохой через посредника в лице Светланы, Хатидже предложила Ларисе пройти медосмотр у гинеколога.

— Зачем? — спросила ничего не понимающая девушка.

— Мать твоего будущего мужа хочет убедиться, что у тебя нет никаких проблем со здоровьем, и ты сможешь выносить и родить ей сильных внуков, — усмехнулась Светлана.

После регистрации брака спустя несколько месяцев Лариса случайно обмолвилась об этом и всё рассказала Бураку. Тот, приехав к матери, устроил скандал.

— Мама, а если бы я женился на турецкой девушке, ты бы пошла проверять её девственность? Почему тебя это так беспокоит, чёрт возьми!

— Я совсем не за этим хотела сводить её к врачу!

— А зачем тогда? Я что, похож на идиота? Я знаю тебя, знаю, на что ты способна!

— Я прокляну молоко, которым кормила тебя, если ты останешься с этой профурсеткой — Хатидже произнесла заветные слова, которые означали, что сын может забыть о матери.

Но Бурак, несмотря на это заявление, остался с Ларисой, правда украдкой смахивал скупую мужскую слезу, предательски стекающую по щеке, когда вспоминал о матери.

Жизнь Ларисы и Бурака проходила спокойно, без приключений. Днем он уходил на работу, где писал свои программы, а она оставалась хозяйничать в маленькой съёмной квартире, ждала супруга на обед, писала заметки о Турции и учила турецкий язык. Вечером, когда разноцветные огни успокаивали шумный район города, они выходили на набережную, чтоб подышать морским соленым воздухом. Иногда шли по гламурной улице Бахарие вверх от знаменитой статуи быка и покупали в малюсеньком магазинчике свежие ароматные профитроли. Это лакомство казалось Ларисе очень вкусным. Она бывала в разных городах и странах, но нигде не встречала подобный десерт. Прелестные колобки из хрустящего теста щелкают, когда их надкусываешь, и королевский заварной крем разливается своим ванильным блаженством. Только в Стамбуле, только в районе Кадыкей и только в компании со своим супругом ей посчастливилось оценить истинный вкус этих удивительных пирожных.

Первые годы супружеской жизни Ларисе приходилось нелегко. Привыкшая с ранних лет к ответственности и самостоятельности, она и теперь хотела всё знать и контролировать. Это касалось отношений с мужем, его работы, друзей, семьи, каких-то покупок. Она даже гардероб супруга планировала. Решала, в чём ему на работу идти. Она не задумывалась, что Турция — это страна мужчин, не понимала до тех пор, пока однажды Бурак не возмутился сложным характером жены.

— У меня такое чувство, что я под прессом каким-то? — Бурак не любил ходить вокруг да около.

— В смысле? — удивленно спросила Лариса.

— Кто тут мужчина? Ты или я? Я в состоянии выбрать себе одежду, в которой пойду на работу. Перестань меня контролировать. Не хочу, чтоб ты стала мне мамочкой.

Сначала Лариса обиделась, а потом опустила руки и перестала следить даже за собой, не говоря уже о муже. Она как-то призналась подругам, что иногда может сидеть перед компьютером, едва проснувшись и даже не позавтракав, не причесав волосы, не почистив зубы, не умывшись — в майке и трусах. Она позволяла себе такие выходки, когда рождалась одна из её многочисленных сумасшедших заметок, воспоминаний о том или ином событии или месте, в котором она побывала вместе с мужем.

— Нет, ну что вы смеетесь? Пушкин тоже просыпался среди ночи и что-то там себе записывал, — пыталась оправдаться Лариса, — дома я без макияжа, с пучком на голове, с босыми ногами, в домашних трениках, которые визуально увеличивают мою попу вдвое. Если б меня, например, в таком виде обнаружил какой-нибудь симпатичный загорелый спортивного телосложения брюнет, я б умерла от стыда.

— Главное, чтоб мужик твой был доволен, — заявляла Ирина, — смотри осторожнее, от турок чего угодно можно ожидать. Надоест ему твой пучок и толстая задница, тогда что делать будешь?

— Да не каркай ты, Ирка, — отрезала Катерина, — думаешь, с мужем на «Вы» нужно обращаться что ли и по дому на каблуках цокать?

— Ну, нет, наверное. Но не должен мужик всю голую коленку своей жены видеть, — оправдывалась Ирина.

— Мудрая ты, Ирка, — вздыхала Лариса, — вот только я остыла к нему, не хочу, надоело, пресно всё и скучно.

Страстные отношения Бурака и Ларисы переросли в партнерство близких друзей. Давно растеряны те минуты сладостных ожиданий, когда летишь на свидание, и как божество пахнешь гладиолусами. Многоразовое переодевание, когда выбираешь между нежным персиковым или стильным сакс, для этой пары не значило ровным счетом ничего. Лариса и не думала наматывать десятки километров по мощеной мостовой на высоченных каблуках, — это ж глупо, каблуки в пятнадцать сантиметров, когда он на голову ниже. Не хотелось ей и флиртовать с мужем. У них всё слишком быстро получилось: приехала, переспали, зарегистрировали брак. А потом супруг со вздохом произнес:

— Офф, слава Всевышнему! Отныне мне не придётся терпеть капризы женщин, устраивать сюрпризы, тратиться на безделушки и участвовать в выносе мозгов по любому поводу! Я женился.

Бурак не готовил романтических вечеров и сюрпризов для Ларисы, он даже цветов ей не дарил. Его злило, когда супруга детским порывом устраивала подобие праздника. Консервативный, угрюмый, сосредоточенный на своей работе Бурак находил подобные жесты бессмысленными.

— Положение женатого мужчины — лишь солидный статус в турецком обществе, а не сентиментальная сказка о любви, — считал он.

Всю полноту радости семейной жизни Лариса и Бурак осознали, когда у обоих началась диарея из-за испорченных мидий. В одном из ресторанчиков на набережной пара рискнула попробовать их. Румяные, обжаренные в кляре, с чесночно-майонезным соусом, — грех не попробовать. В тот злосчастный день и последующую ночь муж и жена решали судьбу белого трона: кто успеет к почетному месту первым.

В копилке их отношений хранился случай, когда Лариса самостоятельно изучала технологию восковых полосок в области глубокого бикини. В Турции принято убирать растительность в этой зоне.

— Побрей там, — заявил как-то Бурак, когда их интимные отношения только начинались.

— Но я не мусульманка, — возмутилась Лариса.

— Ну и что! Это для чистоты тела, я же тоже сбриваю, только грудь пушистая! — смеясь, рассуждал Бурак.

Ларисе ничего не оставалось делать, как подчиниться воле супруга. С бобриком на лобке пришлось навек распрощаться с помощью бритвы. А потом, изучая турецкий, Лариса узнала про загадочное название одной из процедур в салоне красоты — «ağda»²², которая избавит от ненужной растительности. Лариса решила освоить процедуру и навеки забыть про ненавистный бритвенный станок. Супругу хвасталась, на какие подвиги идет ради него.

Боль от удаления волосков трудно с чем-то сравнить, но это полбеды. Настоящая беда караулила Ларису по окончанию всего этого действа: она не знала, как снимать остатки воска.

— Бурак! Бура-а-а-ак! — кричала Лариса из ванной.

Она сидела в душевой, на корточках, в окружении полосок с прилипшими к ним остатками чудо-процедуры, и пыталась смыть воск водой. С ней произошла настоящая истерика, потому что всё намертво слиплось. В ванную вломился Бурак, подозревая, что происходит что-то недоброе. Он увидел супругу с красными пятнами по всему телу, а вокруг неё — полоски с клочками ненужной растительности. Увидел то самое, драгоценное, покрасневшее, опухшее место, и заржал. А Лариса разревелась в голос от своего нелепого положения и стыда. Бурак-спаситель побежал в магазин за специальным маслом для снятия воска, где на него недоверчиво и неоднозначно исподлобья смотрели молоденькие турчанки-кассирши. Лариса всё это время плакала в душевой, ждала мужа с осознанием, что ничего позорнее с ней в этой жизни не случалось. В конце-концов практичный и предусмотрительный Бурак подарил Ларисе подарок — эпилятор.

Супругов сближали бытовые вопросы. Единственное место, куда Лариса отказалась пригласить мужа, — родильный зал. После родов с ней что-то случилось. Она изменилась. Оставшаяся один на один с малышом, впала в глубокую депрессию, не видела никакого просвета в жизни и себя в будущем.

За всё время проживания в восточной стране Лариса постоянно думала об «индивидуализме», скучала по нему. Она любила одиночество. После родов Лариса поняла, что в Турции между человеком и вечностью всегда есть посредник. Его можно именовать по-разному: «семья», «община», «род», «клан». По-турецки это отчасти передается словом «kаlаbаlık» — в переводе «толпа».

Когда родилась дочь Ларисы и Бурака, Мелисса, к ним в маленькую квартиру приехали родственники. Наведался даже отец Бурака. Все эти незнакомые Ларисе люди о чем-то непрестанно говорили, жали друг другу руки, обнимались, хохотали, шептались, перемигивались, иногда плакали, яростно жестикулировали, да еще и попутно переговариваривались по телефону с какими-то другими родственниками, то и дело восклицая: «Чок селям сойле»²³. Они покачивали головами, словно погружаясь в состояние коллективного аффекта.

Непривычная жизнь «общиной» начисто лишила русского человека возможности сладостного уединения. Если не вписываешься во всю картину семейного «калабалыка», то толпа турецких гостей — это последнее, с чем хотелось бы иметь дело. Лариса в какой-то момент поймала себя на том, что наблюдает, как в комнате помимо нее находятся еще пять-шесть человек взрослых и плачущий грудной ребенок. Маленькая квартира, казалось, разъезжается от гостей по швам. Мужчины то и дело выходили курить на балкон, женщины, пришедшие с грудными детьми, меняли их подгузники прямо в гостиной, потому что туалет, совмещенный с ванной, был постоянно кем-то занят. Жуткий смрад от вспотевшего под синтетическим волокном тела, чьей-то отрыжки, несвежих носков, дешевого парфюма и содержимого детских подгузников кого угодно довел бы до ручки. Фоном к этому букету подключился запах еды, точнее пяти видов закусок, которые Лариса сама приготовила в качестве угощения.

Есть в Турции традиция — угощать гостей: поднести чай в маленьком стаканчике, подать закуску, поухаживать за гостем, справиться о здоровьи троюродной тётушки и учёбе пятиюродного племянника. Не забыть спросить про семью, посочувствовать или порадоваться, сделать это искренне. Чайный стаканчик, быстро опустошенный, нужно наполнить чаем снова, таким образом показав покорность и абсолютное уважение гостю.

Хорошая традиция, если кто-то помогает. А если нет?

Хатидже, мать Бурака, не помогала ничем, даже советов по уходу за ребенком роженице не давала. Не приехала она и на смотрины малышки. Ни с сыном, ни с невесткой эта гордая женщина не общалась.

Лариса металась из кухни в гостиную, разливала чай, снова заваривала его, снова разливала по чашкам. Угощение валилось с подноса, потому что мысли несчастной витали вокруг ребенка. Маленькой дочери ещё и тридцати дней не исполнилось, когда эта толпа передавала её из рук в руки. Немытые с улицы руки. Шрам от кесарева, которое делают практически всем роженицам Турции за небольшим исключением, ныл. Тянуло живот.

У Ларисы, наконец, сдали нервы.

— Пошли все вон отсюда! — прокричала она на турецком.

Никто не услышал, кроме взволнованного Бурака, который забрал у кого-то из рук маленькую дочь, отдал её Ларисе, как трофей, и аккуратно проводил в комнату.

Толпа — самое дивное и, пожалуй, самое непереносимое из того, что встретилось Ларисе в Турции. Однажды ей посчастливилось наблюдать танец дервишей. Именно тогда она многое осознала.

Лариса не знала, что её ждут долгие минуты отчаянного одиночества, где не будет ни толпы, ни даже любимого супруга. Бурак же не знал всех подводных камней своей деятельности. Шеф на его прошлой работе как-то дал исполнителям задание создать порнографический сайт. Подобные дела в Турции запрещены законом. Кто-то из сотрудников уволился и пожаловался на фирму. В офис нагрянула проверка, на работодателя и исполнителей завели дело. Суд длился шесть лет. Бурак трижды сменил работу, остепенился и привык к новому офису, жизнь приобрела смысл и заиграла новыми красками. Он женился на Ларисе, и ни о чем ее не предупредил, полагая, что всё утрясётся. Но как гром среди ясного неба пришло решение суда: арестуют всех, кто был замешан в запрещенном задании, нарушающем турецкое законодательство. Бывший шеф сразу же «сбежал» в Америку, а Бураку и его напарнику грозило тюремное заключение строгого режима сроком три года и большой штраф. Сын сообщил печальную новость матери, и та простила его.

Примечания

20

Sütlü kahve (в переводе с турецкого) — кофе с молоком.

21

Ayıp (в переводе с турецкого) — позор

22

Ağda (в переводе с турецкого) — восковая эпиляция.

23

Çok selâm söyle (в переводе с турецкого) — Передавай большой привет.