Остров неясных смертей. Интеллектуальный детектив

Олег Александрович Яненагорский

«Несерийный детектив» – так назвал повесть О. Яненагорского один из литературных критиков. Герой, расследующий преступления на одиноком острове – мастер вербальной магии. «Игра в слова» для него всего лишь один из приемов попытки отыскать истину в расследовании нескольких смертей. И не всегда понятно – словесная игра переходит в допрос, или допросы ведутся, как словесные игры? Вдумчивый читатель, наслаждается интеллектуальной составляющей расследования и обретением новых смыслов. Книга содержит нецензурную брань.

Глава пятая

Вечер первого дня. «Встреча с поэзией» и другие не плотские развлечения

Не тот поэт, кто врет о многом,

но тот, кто пишет чистым слогом,

умеет здраво рассуждать.

Янкович де Мириево

Ещё перед обедом Ван всем объявил, что вечером, для более тесного знакомства он, как представитель принимающей фирмы, организует коктейль-вечеринку. Мы решили совместить её с вечером поэзии.

После ужина достопочтенная публика собралась возле бара. Учитывая, «коктейльный вариант» вечеринки, эстрадой для поэтического вечера решили не пользоваться — просто полукругом поставили возле бара столы и стулья.

Я включил диктофон — любопытно было, кто какие стихи будет читать? Для составления психологических портретов это многое даёт… Так же, как и анализ нарядов и украшений. Поверьте, на слово… как литератору.

Алла Петровна вырядилась в откровенные прозрачные тряпочки, едва прикрывавшие её оплывшее тело. Но уши оттягивали тяжёлые золотые серьги с довольно крупными брильянтами, а на толстых пальцах красовались массивные перстни с изумрудами и рубинами.

Платье Ольги было странного кроя. Будто она просто обернула себя куском тонкой, едва мерцающей материи, уложив всё мягкими складками. При каждом движении ткань переливалась, натягивалась и колыхалась, ненавязчиво подчёркивая соблазнительные формы молодой женщины. На шее у неё были две тонкие золотые цепочки. На короткой висела подвеска из белого золота или платины в виде стилизованной буквы «О», а с длинной свисала очень вытянутая продолговатая капелька из того же металла, с шариком на конце. На запястье левой руки был разомкнутый браслет, концы которого украшали круглые белые жемчужины, а на пальце правой руки одно кольцо — тонкий ободок с большой белой жемчужиной неправильной, но интересной формы.

На следующий день я услышал фрагмент разговора Надежды и Аллы Петровны по поводу украшений Ольги в начале коктейльной вечеринки. Надежда сказала: «Это работа ювелирного дома „ШомЭ“⁵. Я почти такой же видела в Париже на выставке. Серия лимитирована, и комплект, если не говорить слово „дорого“, стоит „очень и очень недешёво“. Похоже, что не бедная девушка Оля, если это не подарок богатого любовника».

При каких обстоятельствах я слушал эти слова, расскажу позднее.

Но сначала моё внимание привлекла Бажена. Во время долгого перелёта Москва-Банконг, от вынужденного безделья и скуки, я пролистал рекламный каталог с фотографиями женских и мужских украшений, и получил представление, что было ультрамодным в этом сезоне. А вообще-то ювелирные украшения мне интересны с молодости — когда-то я дружил с городскими художниками и ювелирами, и видел, как идея, набросанная карандашом на измятом листе бумаги, между двумя-тремя затяжками папиросы, позднее превращается в законченное изделие. Правда, работали тогда мои друзья в домашних мастерских, украшения делали из мельхиора и серебра, а за поделочными камнями сами ходили в Уральские горы… Но какие у них были работы!

Бажена втиснулась в узкое зелёное платье наподобие змеиной кожи. И в лице её тут же проступило что-то от крупной змеи. На ней была дорогая бижутерия, и по замыслу, украшения видимо должны были придать ей гламурные нотки, изящность и элегантность, показать роскошь и шик. Но мне чудилась в обилии украшений какая-то дисгармония, если не сказать — безвкусица. Сформулировать словами, в чём именно это проявлялось, я бы, наверное, не смог. А может быть, всё дело было в моих консервативных взглядах на женские украшения… Мне кажется, что несколько цепей и цепочек разного размера на одной шее — это явный перебор. Особенно неуместным показался мне кулон в виде навесного замка жёлтого цвета, свисающий на длинной цепочке до ложбинки у груди Бажены. Почему-то вспомнилась дурная традиция влюблённых навешивать замки на решётки и другие ограждения мостов и мостиков, а ключ бросать в воду. Видел я однажды в Екатеринбурге на мосту у «Плотинки»⁶ сотни навешанных замков с гравированными «романтическими» надписями. И один из них поразил меня — замок был ржавым… «Ржавая любовь»?

На что Бажена намекала своим кулоном-замком? Что её сердце и душа закрыты? Или она вообще никогда не думала о символике украшений?

Платье Надежды оказалось самым традиционным — в пол, глубокого синего цвета, вполне прилично открывающим её загорелые руки и крепкую шею. «Не спорили» с платьем золотые серьги в виде двух довольно длинных цепочек, не доходящих до плеч, которые держали крупные чёрные жемчужины. Правую руку украшало фигурное кольцо с большой жемчужиной в середине и четырьмя маленькими бриллиантами. У неё был хороший вкус или очень опытный «советник». В тот вечер, не кривя душой, я вполне мог бы назвать Надежду красивой женщиной.

Очень удивила меня Инна своим серебряным гарнитуром с натуральным чароитом — красивые круглые серьги, кольцо и два ручных браслета. И платье оказалось ему под стать — лёгкое, летящее с крупными цветами по подолу. Оно одинаково хорошо смотрелось бы и днём на залитой солнцем набережной, и вечером при свете электричества. Я сказал Инне искренний комплимент по поводу её украшений. Она ответила, что это авторская работа известного красноярского ювелира, сделанная в одном экземпляре по заказу мужа на двадцатилетний юбилей супружеской жизни.

«Из тёмно-фиолетового как бы прорываются таящиеся в нём катастрофы, но, стоит его хоть чуть высветлить, как мы тотчас начинаем видеть его благочестие». Кажется, так писал Иоханнес Иттер⁷ в своей работе «Искусство цвета»? — спросил я у Инны. Мне показалось, что при слове «катастрофа» Инна чуть вздрогнула и изменилась в лице, но может быть это была только игра света, теней и порыва морского ветра, качнувшего ветви деревьев.

— Простите, — сказала Инна и отошла от меня. И даже в этом коротком «простите» прозвучали какие-то тревожные нотки. Может быть, она в «пограничном состоянии»? — подумал я, — хотя где чёткие грани между нормой и патологией? И «основной вопрос Бытия» остаётся без ответа — всем ли женщинам надо демонстрировать ум и образование?

Мужчины были одеты гораздо проще. Николай — в мятых светлых брюках и в белой рубашке с коротким рукавом. Для его впалого живота не хватало дырок на жёлтом кожаном ремне…

Сан Саныч — в белом костюме и светло-голубой сорочке без галстука. Впрочем, пиджак он сразу снял — хотя дневная жара спала и с моря дул ветерок, но в пиджаке всё равно было бы жарко.

Виктор явно предпочитал спортивный стиль. Он был в джинсах и тёмной хлопковой футболке с коротким рукавом и небольшим воротником.

На Костика я почти не обратил внимание — какие-то «брендовые шмотки» с ядовитой расцветкой. То ли в длинных шортах, то ли в коротких брюках… Рубаха расстёгнута почти до пупа, обнажая безволосую грудь. Что были за бренды? Не смогу назвать под угрозой смертной казни… Далёк от молодёжной моды, как кометы от Земли.

Я надел лёгкие кремовые брюки и тёмную шёлковую рубашку с короткими рукавами. Ни на кого производить впечатление внешним видом не собирался — главное, чтобы было удобно и не жарко.

Коктейльная вечеринка чётко разделилась на две неравные части — поэтическую и танцевально-алкогольную, и честно скажу — алкоголь помешал запомнить все детали второй части. Увы, хоть и очень редко случается со мной такое, но бывает… Поэтому расскажу сначала о поэтической части.

С декламацией решились выступить не все. Заявились Инна, Бажена и я. Сан Саныч сказал, что он подумает и позднее решит — выступать или нет. Виктор заявил, что он помнит только матерные стихи. Остальные заявили, что они будут «благодарными слушателями».

Встречу с поэзией начала Инна, но то, что она прочитала, вызвало как минимум, недоумение.

— Это стихи одной хорошей поэтессы… я фамилию забыла… Это крик израненной души, — с надрывом сказала Инна, а потом с чувством продекламировала

чего не захочешь, того не будет —

врут мне в лицо…

ребята, товарищи, граждане, люди

в конце концов,

это ли не театр, заговор фантомасов,

сценическая брехня?

на меня наматывают ошмётки мяса

среди белого дня

и говорят: для твоей же пользы,

давай помогай,

принимай непринуждённые позы,

не дыши, не моргай.

Публика ошарашено молчала. Видимо такой «крик» всех «достал до нутра». «Завтра попрошу у Инны текст сего „шедевра поэтической мысли“ и напишу злую пародию», — подумал я. И снова вспомнил про «пограничное состояние». Не дождавшись аплодисментов, Инна села на своё место.

Сан Саныч тонко чувствовал обстановку, и видимо решил «действовать на контрасте». Он допил свой коктейль с виски «Крёстный отец»⁸, встал, откашлялся и сказал:

— Я прочитаю вам в русском переводе стихи Хо Ши Мина, или как его иногда называли «Дядюшка Хо». Он был видным деятелем Коминтерна, основателем Коммунистической партии Вьетнама и Коммунистической партии Индокитая, первым президентом Демократической Республики Вьетнам и создателем «Вьетконга» — Национального фронта освобождения Южного Вьетнама. Хо Ши Мин долгое время сидел в тюрьме по политическим мотивам и там писал стихи. На вьетнамском языке они, конечно, звучат по-иному. Но вряд ли, кто-то кроме Вана, сможет их понять. Прочитаю два стихотворения на русском и одно — на вьетнамском.

«Сан Саныч, — мысленно возопил я, — кому ты тут рассказываешь про Хо Ши Мина, Коминтерн и Вьетконг? Они все выросли после распада СССР, ни в школе, ни за её пределами, в принципе слов таких слышать не могли. Это мы с тобой — „осколки Великой эпохи“, а они — „поколение, отравленное пепси“. И… кроме того… на дорогом курорте читать стихи „дядюшки Хо“, держа в руке бокал с „Крёстным отцом“? Очень оригинально»!

Сан Саныч очень умело и с чувством прочитал стихи, чем опять меня изрядно удивил — «Молодец! Не только Шекспира может на английском»…

ГОЛОС ФЛЕЙТЫ

Мелодия флейты всё нежней и выше,

В ней страсть, забвенье и печаль.

За тысячи ли на высокой крыше

Любимая смотрит тоскливо вдаль.

ЛУННАЯ НОЧЬ

В тюрьме не сыщешь роз и вина.

Лишь ночь одна благовоньем полна.

Колдунья луна глядит сквозь решётку,

И узнику шлёт вдохновенье она.

Потом он прочитал четверостишие на вьетнамском. Мы ничего не поняли, но громко хлопали, потрясённый Ван с большим уважением поклонился Сан Санычу и долго жал ему руку. «Ну, всё, — подумал я, — теперь Сан Саныч у Вана в большом авторитете. Надо будет это учесть — вдруг пригодится»…

Чьи стихи читала Бажена я не понял — может быть и свои… Но они мне не понравились, тем более, что хмельная Бажена читала их «с дурным завыванием» и «театральным заламыванием рук».

В ночь уходили сонные вагоны…

В такую темноту — не до погони.

Двух человек навек разъединял

Холодный и безрадостный вокзал.

Паук обиды ткал свои узоры,

Вплетая в них обрывки разговора…

…Так ЛЮБИШЬ, драгоценный?

Ну что ж, прими

Подарочный набор

МОЕЙ ЛЮБВИ…

«И на эту хрень напишу пародию», — твёрдо решил я, — глядя на кривляние Бажены. Тут ощутил порыв ветра — и видимо он принёс следующую мысль — И про Бажену стих сложу — а вот… уже и первая строка есть: «В зелёном платье на ветру змея качалась…»

Но в этот момент услышал голос Сан Саныча:

— Олег Петрович, Ваша очередь.

Поставил бокал на столик, встал и произнёс:

— Я прочитаю стихи Иннокентия Сентябрьского, написанные в разные годы. Некоторые из них — это подражание Омару Хайяму, другие — лирические выражают настроение автора.

В том кувшине — отрава, а в этом — лекарство…

«Пей, — Хайям написал, — ибо третьего нам не дано»…

Но в обоих кувшинах игриво плескалось вино…

Жаль… что третьего нам не дано…

Николай Сидоров захлопал в ладоши, потом взял стакан с ромом и с большим воодушевлением повторил:

— «Пей, Хайям написал»! Браво!! За это надо выпить!!!

Все засмеялись и пригубили свои коктейли.

Я тоже воодушевился, приложился к своему бокалу, в котором ещё оставался «Короткий медовый месяц»⁹ и сказал:

— Учитывая, что тема вина пошла хорошо, перейдём к гуриям, а потом к любовной лирике,

В стакане плещется рубин хмельной

И гурия лицо моё целует…

Создатель мне прощение дарует…

Когда в конце пути… поникну головой…

И в завершение любовная лирика на морскую тему, — провозгласил и прочитал:

В волнах исчезнет отраженье

Узоров пены и песка…

В мечтах не будет повторенья…

Но облик твой… но ты одна…

В стихах моих… застынут на века…

И волны памяти омоют…

Забытые любовью берега…

И тут я поймал (или почуял) заинтересованные взгляды Ольги и Бажены. Настроение у всех улучшалось с каждой минутой и с каждым коктейлем. Полагаю, что ажиотажу и успеху поэтического турнира сильно способствовали алкогольные напитки разной крепости. Потом я так и не мог припомнить, кто что пил и в каком количестве?

Под влиянием общего настроения даже Виктор расчувствовался и прочитал чьи-то строки:

В чужом стакане крепче брага

Грудь больше у чужой жены…

Когда до пропасти полшага

Друзьям мы больше не нужны…

И понял я одну из истин —

Что грязь везде найдёт свинья…

Не хватит пуль, стрелять по крысам,

Что убегают с корабля…

«Читает с чувством, — отметил я про себя, — есть личностное отношение к стихам. Как-то связано с биографией? Эмоционально выражена строка про крыс и пули…»

Николай неуклюже вскочил, заявил, что сейчас он «прочитает басню с матом», но Алла Петровна посоветовала мужу сесть и заткнуться. При этом она так дёрнула его за брюки, что Николай с шумом грохнулся на стул.

«Расхулиганившсь» (коньяк уже оказывал на меня своё «благотворное» воздействие), я прочитал ещё два стихотворения:

В журнале философском как-то ночью

Статью прочёл «Языковые игры»:

Про «дар богов» и «смыслов порчу»,

Про «космос, обступивший человека»,

Что игры те уж длятся многие века…

Вопрос серьёзный поднят был в статье,

(И автор умный улыбался жизни криво —

Сквозь текст глядела многолетняя тоска),

Но мысль моя, шалунья, прыснула игриво:

«А будет ли игрой, когда язык касается соска»?

Оживлённые аплодисменты всех присутствовавших были мне наградой — только Инна никак не прореагировала — она сидела какая-то вся встревоженная.

В завершение я прочитал шутливое стихотворение про скромность:

Мы столкнулись с ней лишь вчера,…

Косо глянули друг на друга…

И промолвил я… не шутя:

Проходи-ка ты мимо, «подруга»…

«Смерть от скромности» — ты не моя…

Зря это сделал… Не надо было на ночь про смерть вспоминать. Нет, я не суеверен, но иногда мысли материализуются, совсем не так, как мы бы хотели…

Примечания

5

Chaumet — королевский ювелирный бренд с Вандомской площади (Париж, Франция), на протяжении двух веков олицетворяет парижский шик. С 1780 года его ювелирные изделия можно считать синоним парижской элегантности

6

«Плотинка» — это плотина городского пруда на реке Исеть в центре Екатеринбурга.

7

Иоханнес Иттен — швейцарский художник, крупнейший исследователь цвета в искусстве и один из ведущих преподавателей знаменитого Баухауза, самой влиятельной школы прикладного искусства, дизайна и архитектуры XX века. За четырнадцать лет своего существования она произвела художественную революцию, стала тем местом, где художники и ремесленники разных стран пытались переосмыслить мир.

8

Коктейль «Крёстный отец» — шотландский виски, ликер амаретто, лед в кубиках.

9

Коктейль «Короткий медовый месяц»: коньяк, лимонный сок, кофейный ликер и медовый сироп.