Гадости и Сладости. 13 жутких историй, которые лучше не читать

Олег Вергуленко

Пятнадцатилетний подросток пытается помочь матери-наркоманке избавиться от адской боли. Единственное, что он может сделать, чтобы облегчить её страдания — молиться. Молитва услышана, но парень ожидал совсем другого результата.Рассказ «Услышанный» — прелюдия к десятку маленьких жизней, которые вы проживёте, читая этот сборник. Вы узнаете, что будет, если смерть уйдёт в отпуск, чем опасны слишком живые мертвецы и во что может вылиться откровенная школьная записка.Вам будет жутко интересно.

Сделка

Я отвернулся всего на мгновенье, и он утонул в толпе. Волны туристов и местных, праздно шатающихся по Приморскому бульвару, любезно расступались, маяча его удаляющейся макушкой. А потом сомкнулись и словно смыли моего сына из виду.

Шум толпы врывается в сознание обрывками фраз, доносящихся со всех сторон. «Да бесполезно кричать», — жалуется женщина в мобильник. Субботний вечер и впрямь со всех сторон грохочет десятками голосов уличных музыкантов. «Беги давай!» — командует прохожий девочке лет десяти, и та моментально занимает позицию у большого металлического сердца, обвешенного сотней замков. Может, и мне с бывшей стоило скрепить свои узы, повесив здесь символ нашей любви, тогда бы я не гулял сейчас с детьми сам и не потерял бы сына?

Я подхватил дочку на руки и ускорил шаг. Ей — три, и она любит гулять у папы на руках. Сыну — пять, и он постоянно куда-то бежит, прямо как я. В памяти всплывают десятки объявлений с детскими фото и заголовком «Помогите найти». Отмахиваюсь от них и пытаюсь убежать, судорожно шаря взглядом вокруг. «Этого не может быть! Со мной такого не может случиться!» — кричу себе в мыслях и продолжаю бежать.

Весь бульвар позади, на меня с сочувствием смотрит памятник Пушкину. «Дети теряются, всякое бывает, наслаждайся вечером, жизнь ведь пролетает…», — он читает специально для меня написанный экспромт, который слышу только я.

— Знаешь, Пушкин! А не пошёл бы ты в ж#пу! — срывается с моих уст фраза, на которую оборачиваются несколько удивлённых туристов. Я поворачиваюсь к нему спиной, пересаживаю малышку с онемевшей руки на плечи и бегу в обратную сторону.

На Приморском бульваре уже зажглись фонари. Всеобщее безудержное веселье бесит. Сорок минут назад я потерял сына и теперь наматываю круги по бульвару, не в силах принять реальность. Я обратился к патрульным, оставил им описание ребёнка и свой номер, но это, скорей, жест отчаяния, нежели вера в то, что это поможет.

Я уже не могу бежать. С каждым кругом мой шаг замедляется так же, как и сердце. Кажется, что в тот момент, когда я остановлюсь и полностью приму пропажу сына, оно тоже остановится. Но ведь со мной ещё Алёнушка! И я двигаюсь дальше, ненавидя каждую счастливую физиономию.

Далеко впереди замечаю их. Они, раздавшись на всю ширину центральной аллеи, двигаются мне навстречу. Перед ними все расступаются и спешат убраться с дороги. На соседних аллеях становится тесно. Мне бы тоже не испытывать судьбу — сегодня явно не мой день.

Вспомнил, как год назад молодая девушка отчаянно бросилась мне под колёса, спасаясь от них. Ранним субботним утром я выехал немного развеяться и бесцельно колесил по городу. Песня «Still loving you» в исполнении Sonata Arctica — единственная, с кем я делил тот летний рассвет и пустую дорогу, пока откуда ни возьмись не выскочила она. Не знаю, как я успел среагировать и остановиться.

Моя машина была единственной на всей улице, а она — словно выросла из-под асфальта. Пахло подставой, но я впустил её в салон и укатил под недовольный рёв их толпы. То был её день, из их цепких рук никто так просто не уходил.

Взять хотя бы моего соседа, за которым я в детстве шпионил. Каждое утро моих летних каникул начиналось с его пьяных скандалов за окном. Но одно я запомнил на всю жизнь.

Его яростный многоэтажный мат в очередной раз сотрясал весь дом. Я на четвереньках подкрался к окну и осторожно выглянул. Огромного мужчину собачьей стаей окружили цыгане. Среди них не было ни одного мужчины, только женщины в многослойных разноцветных юбках и подростки.

Они хватали его за карманы брюк, с силой дёргали и моментально отскакивали в сторону. Карманы поддавались не сразу, но у грабителей было время — на крики соседа давно никто не реагировал. Он метался из стороны в сторону, как загнанный зверь, но не мог дотянуться ни до одной. Стая работала слаженно.

В конце концов его брюки превратились в лохмотья. Всё, что было в карманах, щедро разлетелось по асфальту и было подобрано смуглыми подростками. Он лежал на земле и тяжело дышал. Он уже совсем не сопротивлялся, когда одна из цыганок сорвала с его шеи золотую цепочку.

До того утра я думал, что цыгане могут загипнотизировать и украсть меня, поэтому с ними нельзя разговаривать. После я был уверен, что им ничего не помешает просто засунуть меня в какой-нибудь мешок и увезти далеко-далеко, туда, откуда я никогда не вернусь. Поэтому к ним нельзя даже приближаться. Мою уверенность подпитывала бабушка, предостерегая, чтобы я никогда не уходил со двора. И я, конечно же, уходил, но цыганский радар работал у меня отменно. Всегда.

Последний поворот на соседнюю аллею за спиной. На меня надвигается пёстрая стена цыганских женщин с детьми. Ловлю любопытные взгляды с боковых аллей. Кто-то снимает на камеру телефона. Я продолжаю идти прямо по центру аллеи. С каждым шагом мои внутренности всё больше сжимаются в комок, их словно засасывает маленькая чёрная дыра внутри меня.

Я потерял сына! Только задень меня!

До столкновения десять шагов. «Ещё не поздно развернуться и обойти, это всю жизнь спасало. Они беспощадные и им ничего не будет, их даже не найдут». Но я не слышал самого себя. Я осознанно шёл на таран. Я потерял сына! Я заслуживаю наказания!

Пять шагов! Встречаюсь взглядом с самой крупной из них. Она чуть ниже меня и намного шире. Она — неоспоримый авторитет, она наверняка щёлкает таких как я одним взглядом. Но не сегодня! Смотрю сквозь неё и продолжаю идти вперёд. Чёрная дыра в моём животе превратилась в точку, вокруг неё лишь вакуум. Я готов ко всему.

Три шага… Два…

Цыганка отводит взгляд и отступает в сторону. Следом за ней, как по команде, расступаются все остальные. Они огибают меня, даже не касаются, я словно Моисей, перед которым расступилось море.

Чёрная дыра в моём животе слегка увеличилась, выпуская мои внутренности на волю, но тут же схлопнулась, едва не засосав всего меня. За табором семенил мой малыш, беззаботно болтая с цыганской девочкой его возраста. Я остановил детей и ощутил, как мою спину пронзают десятки чёрных глаз. Обернувшись, я увидел не женщин, а свору, готовую накинуться на меня по одному сигналу.

Мне некуда деваться, снова я его не потеряю. Я взял сына за руку и приготовился отбиваться ватными ногами, мутной головой, кусаться, но не выпускать детей из рук. Откуда-то из толпы донёсся скрипучий крик на непонятном мне языке, и цыганская малышка, что-то шепнув моему Казанове, присоединилась к своим.

— Ты хоть понимаешь, что я тебя искал? — сдерживая комок слёз в горле, спросил я.

— Я тоже тебя искал, а девочка сказала, что отведёт меня к тебе.

Я до сих пор не знаю, как правильно относиться к цыганам, почти все они меня настораживают. Но однажды они вернули мне сына, забрав взамен мой самый сильный страх.

Отличная сделка! Больше таких не нужно.