Злая память

Олег Колмаков, 2018

В сборник вошли две, ранее опубликованные книги (Книга первая: Кавказ и Книга вторая: Сибирь). Они учились в одном военном училище, в одной роте. Однако глобальные перемены, связанные с развалом великой Державы раскидали их по разные стороны линии фронта. Теперь они враги: российский офицер и чеченский полевой командир…

Книга первая. Кавказ

Это было недавно — это было давно

Тяжело переваливаясь с боку на бок, машина медленно двигалась по узкой грунтовой дороге. За окнами тяжеловоза открывались все новые и новые пейзажи вековой величественной кавказской природы. Заснеженные горные вершины и бесконечные просторы предгорья — всё это, в буквальном смысле, завораживали. А, кроме того, череда блокпостов; всевозможная военная техника, разбросанная по обочинам дорог и притаившиеся в тени полуразрушенных строений случайные люди, солдаты, офицеры. Подобная картина могла удивить, воодушевить или, напротив, напугать — разве что солдата-новобранца, впервые въехавшего на территорию Чечни.

Для майора Князева, все эти «прелести» Кавказа и «романтика» военной обстановки, были привычны и знакомы. Он даже ловил себя на мысли о том, что вовсе не было двух последних лет его мирной, гражданской жизни; будто ещё вчера, он видел эти горы, и этих военных. Потому и охватили майора все те же (правда, слегка подзабытые) чувства: тоски и гнетущей обречённости. Казалось бы, все его нутро, каждая клетка организма, имевшая хоть какое-то отношение к инстинктам самосохранения, противилась данной, далеко не первой командировке в мятежную республику. Как не обманывай самого себя, а все ж к войне (пусть и за многие годы службы), один чёрт, невозможно привыкнуть. Приспособиться или сжав зубы, на какое-то время смириться — это, пожалуйста. Но только не привыкнуть. Потому как, нормальный человек со здоровой головой никогда не свыкнется с противоестественным, с античеловечным.

Нестандартность данной поездки и, отчасти её абсурдность заключалась, прежде всего, в том, что Валерий поехал на Кавказ добровольно. Тогда как, во все прежние чеченские командировки Князев отправлялся по долгу службы, то есть, не по своей воли. Да, и как, будучи до мозга костей кадровым российским офицером, присягавшим на верность Родине, ты попрёшь супротив приказа. Впрочем, не возникало у майора и мысли о каком-либо отказе. Служба, есть служба; а приказ, есть приказ — и обсуждается он, лишь после его исполнения.

Однако настал и тот самый день, когда служба его окончилась, долг Родине был отдан с лихвой, полный взаиморасчёт с военным ведомством произведён. Казалось бы, живи и радуйся… И, тем не менее, спустя какое-то время наш отставник, успевший давно стать сугубо гражданским лицом, вдруг явился в военкомат. И представьте себе: уже сам, в добровольном порядке инициировал подписание нового, трёхлетнего контракта на службу в самую раскалённую точку России.

Военком Жадаев долго не мог сообразить: чего ж, в конечном счёте, желает его бывший школьный товарищ.

— Валера! Ты, похоже, совсем рехнулся!.. — лишь на третий раз, кое-как разобравшись в нелепой просьбе друга, подполковник вдруг выпучил на Князева свои глаза. — …Или жить тебе совсем надоело?

— Серёга! На здании вашего военкомата висит огромный яркий плакат с конкретным призывом на сверхсрочную контрактную службу. Интересно, тем ребятам, которые откликнувшись на вышеозначенный призыв, приходят в ваши кабинеты по поводу контрактной службы, ты отвечаешь им в том же духе?.. — усмехнулся майор. — …Дескать, вы, молодые люди, совсем, что ли с ума посходили, коль собрались добровольно отправиться в Таджикистан или Ичкерию? Или жить вам надоело?

— Нет!.. — военком чуть поморщил свой нос. — …Лишь тем, кто мне дорог!

— А остальных, выходит, и на смерть можно послать? Главное план, по контрактникам выполнить!

— Князь, хорош язвить!.. — возмутился Жадаев. — …Я, понимаешь, с ним по-свойски, по-товарищески!.. А он зубы скалит. Можно те подумать, эту самую войну я развязал, или силком тяну их бумаги подписывать. Тут дело сугубо личное и на сто процентов добровольное.

— Так и у меня, Серёга, сугубо личное! Ты, пойми. Мне позарез нужно туда, где война!.. — для пущей убедительности, Валерий провёл ребром ладони по своему горлу. — …Во, как надо!

— Так почему сразу в Чечню? Давай здесь, в городской черте!.. К штабу, какому тебя пристрою или определю тебя в школу, преподавателем ОБЖ. А хочешь, возьму тебя к себе в замы? Ты не улыбайся, и в военкомате офицеры служат. Ну, зачем тебе война? К чему лишний риск в нашем-то возрасте?

— Нет, спасибо! Уж к чему-чему, а к архивной пыли у меня стойкая аллергия! Ты пойми, я еду вовсе не за выслугой, не от безделья и не за острыми ощущениями. Мне нужны «боевые». Причём, в большом количестве!.. Сергей, будь человеком, отправь меня в самое «пекло», в самую жопу, на передовую, в штурмовую или там разведроту! Это, в аккурат то, чем я и занимался всю свою сознательную жизнь! Не поверишь, но совсем недавно вдруг выяснилось… Оказывается, ничего другого, кроме как воевать, я делать вовсе не умею. И уж будь уверен, не подведу, не посрамлю родной военкомат!

— Кто б сомневался!.. Знаю, что прошёл ты Крым и Рым!.. — после чего, Жадаев вдруг лукаво подмигнул Валерию. — …А теперь, Князь, давай-ка, на чистоту. С бабой проблемы?

— Причём здесь бабы? — раздражённо переспросил майор.

— Притом, что им!.. Имею в виду, жён отставных офицеров. С вами, молодыми пенсионерами, просто не соскучится. Проблемы-то у вас у всех, в своём подавляющем большинстве, одинаковые. Вначале, спешите с армией распрощаться, деньки до своего увольнения в запас подсчитываете. Уверены, что на вольных хлебах, вам тут мёдом намазано; что все двери перед вами открыты. Только-только «выслуга» подошла и вы, как один, уже на «лыжах». По обе руки с чемоданами и жилищным сертификатом в зубах. Дескать, нате, принимайте нас, героев! И главное, никто из вас не спросит, не поинтересуется: а ждут ли вас здесь?

Ну, а далее в пост армейской жизни бывшего офицера наступает самый ключевой момент. На авансцену выходят ваши суженные. По началу, те терпеливые и ко всему готовые барышни, кажутся совсем незаметными. Лишь изредка и очень тихо, но весьма настойчиво они принимаются капать вам на мозги, подталкивая бывшего офицера к разрыву с армией. Ну, а потом, когда эти самые «серые мышки» в одночасье теряют привычный им образ жизни. То есть, госжильё, казённую мебель, армейское довольствие, различные пайки, доплаты и прочие льготы… Здесь-то и превращаются они в самых настоящих хищниц!.. Понять их, конечно можно. Перспективы той долгожданной, без армейской жизни казались им настолько радужными и беспроблемными, что встреча с реалиями наших дней, в лучшем случае, ввергает наших дам в некую апатию. Да, и кто же потерпит в своём доме, вечно злого и недовольного (хотя, и вполне ещё трудоспособного) тунеядца-отставника с мизерной военной пенсией и вовсе не приспособленного к обычной гражданской жизни? На нём ещё пахать и пахать, а он ни черта не умеет, ни к чему не приспособлен. Не за горами семейные ссоры, нередко перерастающие в затяжные скандалы. Через какое-то время, вполне реально начинает маячить и перспектива развода.

Тут-то и бежит ваш брат, ощипанный и оскорблённый, ко мне. Дескать, спасай военком бывшего боевого офицера. Дай хоть какую сносную и не слишком унизительную работу. Не позволь сгинуть мне, военному мужику, в пучине бытовых неурядиц. При этом, военком, не забудь ещё и о том, что мы (как и ты, Валера), кроме как воевать, ничего делать более не умеем. Думаешь, я это только что, прямо сейчас выдумал? Нет, дружище! Подобные судьбы и истории у меня сплошь и рядом!

— Серёга!.. — с грустью покачал головой Князев. — …А ведь ты, отчасти прав. С Лариской своей я действительно развёлся. Правда, произошло это уже давно. Однако, именно армия и моя служба сыграли в том разрыве не самую последнюю роль.

— В подробности своей истории можешь не углубляться. Повторюсь, ни ты первый, ни ты последний!.. — Жадаев с улыбкой и сочувствием похлопал Князева по плечу. — …И это мы ни раз, проходили!

— Так ты мне поможешь? — майор пристально уставился в глаза подполковника.

— Уговорил! Так уж и быть, войду в твое положение. К тому же вакансия, словно под тебя, у нас случайно подвернулась. Служба обещает быть не тяжёлой, но весьма ответственной. Как ты и просил, в зоне боевых действий. А значит, с дополнительными доплатами, то есть, «боевыми». Окрестности Ведено — это и будет местом твоей будущей дислокации. Наверняка ты имеешь кое-какое представление о том районе Чечни.

— Да, уж!.. — усмехнулся Князев. — …Удружил! Самый юг республики, сплошные горы. Более гадкого места, пожалуй, и не придумаешь.

— Валера, ты сам напросился!

— Так я вовсе и не отказываюсь! Просто, в голове моей не очень-то сочетаются такие противоречивые понятия, как «не тяжёлая служба» и «Ведено»! Не уж-то, и в самом деле, за время моего отсутствия, обстановка в Чечне так разительно изменилась?

— Подполковник Лютый!.. — проигнорировав вопрос, Жадаев продолжил. — …Будет твоим непосредственным командиром. Это мой бывший сослуживец и отличный мужик. Мы с ним, около пяти лет в Средней Азии душманов гоняли. Потом, его «сослали» на Кавказ, а меня со второй группой инвалидности, сюда, в военкомы. Именно Лютый и просил меня подобрать ему серьёзного, с боевым опытом офицера. Сибиряка. То есть, без каких-либо московских капризов. Абсолютно уверен в том, что лучшей, чем твоя кандидатура, мне, один хрен, не найти.

Именно так, с протекции своего школьного товарища, майор Князев вновь ступил (точнее, въехал) на территорию некогда Чечено-Ингушской республики. Настолько же знакомой, насколько и чужой.

Дорога неуклонно стремилась вверх. И чем медленнее двигалась машина, тем звук её двигателя становился все более и более громким, переходящим на некий надрыв. Под это монотонное жужжание, в голову майора непрерывным потоком струились всевозможные воспоминания. Вне всяких сомнений, ему было о чем вспомнить. Ведь в Чечено-Ингушской республике Князев впервые побывал ещё в августе девяносто первого. Будучи лейтенантом, он входил в группу спец сопровождения высоких чинов Генштаба, инспектировавших Северокавказский военный округ.

Будущий майор прибыл в Грозный под прикрытием, то есть, как сугубо гражданское лицо, накануне августовского путча, и провёл в городе более двух недель. Благодаря своей чёрной шевелюре, недельной небритости и простецкой одежде, ему не составило особого труда затеряться в толпе местных и воочию созерцать, как реагировали жители горной столицы на революционные события, происходящие в Москве.

Первые волнения в Грозном начались уже девятнадцатого числа. Когда по всесоюзным радио — и телеканалам, вместо развлекательных программ, зазвучало «Лебединое озеро», лишь изредка прерываемое заявлением Государственного Комитета по введению в стране чрезвычайного положения. Или проще: ГКЧП. Тогда же, новоявленных комитетчиков, во главе с Янаевым, объявили путчистами, устроившими в стране военный переворот.

В центре Грозного, то там, то тут начали возникать всевозможные митинги. Народ будоражили сообщения, получаемые из Москвы. Возглавляли те стихийные сборища откровенные националисты. Причём, со многими из них Валерию суждено будет встретиться уже через три — четыре года, в самый разгар кавказской войны. Будут они: как по одну сторону баррикад, так и по другую.

Ну, а тогда, в девяносто первом, все будущие лидеры и полевые командиры, в едином душевном порыве оказались вместе. Те самые активисты неорганизованной народной инициативы очень скоро объединяться в Общенациональный Конгресс Чеченских Общин. Быстро поменяются и их лозунги. Буквально на следующий день «переворота», митингующие примутся выражать своё недовольство не только Янаеву и его компании, но и нынешнему главе Чечено-Ингушской Республики Доку Завгаеву. Последний и вовсе будет объявлен предателем чеченского народа. Однако лозунги и крамольные выступления разношёрстных ораторов были тогда лишь «цветочками». Неприятные мурашки пробежали по спине лейтенанта Князева именно тогда, когда он увидел в толпе митингующих вооружённых людей. Эти нохчи были настроены уже серьёзно.

В те же дни Валерий впервые услышал имя Джохара Дудаева.

А вообще-то, уже сейчас, возвращаясь памятью в те далёкие дни, Князев не мог не отметить и того, что вся эта стихийность, творившаяся в Грозном, показалась ему какой-то неестественной. Как будто была она заранее спланированной, организованной и очень хорошо финансово поощрялась.

Один довольно известный специалист в области психологии и человеческого сознания, как-то попытался раскрыть секреты механизма человеческого запоминания. По его мнению, формула памяти достаточно проста и на примитивном уровне выглядит она примерно следующим образом. Вначале, в голове человека происходит восприятие окружающей действительности. Далее, мозг фиксирует полученные ощущения и связывает их с чувственными восприятиями. Так вырабатывается индивидуальный способ поведения, определяющий тактику выживания в тех или иных условиях. У каждого из нас, полученные знания, как собственный накопленный опыт хранятся в так называемой повседневной и долгосрочной памяти.

Долгосрочная память малодоступна. Она срабатывает лишь в исключительных случаях. К примеру, под гипнозом, в процессе всевозможных медитаций, а так же, в состоянии страха, граничащего с всеобъемлющей паникой или иных крайне экстремальных ситуациях. В этих случаях, в сознании вдруг всплывают совершенно забытые мысли и образы. В исключительных случаях, буквально за доли секунд, перед глазами может промелькнуть вся прожитая жизнь, весь многолетний накопленный опыт.

В обыденной жизни, то есть, без какого-либо экстрима и гиперстрессов, человек довольствуется рациональным мышлением, основанном на повседневной или оперативной памяти. Эта самая память имеет свои преимущества, так и скрытые недостатки. Дело в том, что повседневная память, проявляя свой рационализм, со временем, как бы избавляется или самоочищается от всего негативного и малоприятного, откладывая этот чёрный «груз» опыта, на уровне ненужного хлама, в дальний чулан подсознания, в ту самую долгосрочную память. На поверхности «повседневного» остается лишь самое яркое, доброе, светлое. Короче то, о чем всегда приятно вспомнить. Ведь каждый из нас отлично помнит своё счастливое детство, при этом, совершенно забывает о первых синяках и ссадинах, а так же о слезах, с ними связанных.

Быть может, благодаря именно этой универсальной природной защите, люди и не сходят с ума, таская в себе все пережитое, услышанное, увиденное, непременно зацикливаясь на бесконечных душевных терзаниях из-за ошибок и просчётах, допущенных при накоплении данного опыта. Отсюда и выражение: дескать, время лечит. Точнее было бы сказать: оперативная память помогает забыть.

Вот и майор Князев, подписывая новый контракт, пожалуй, совсем недооценил гибкость и рациональность своей памяти. За пару лет мирной жизни, он успел подзабыть все мрачное и отвратительное, отождествлённое в лаконичном и ёмком слове: ВОЙНА. Как бы, сами собой стёрлись из его памяти погибшие товарищи, нестерпимая боль ранений, насквозь пропитанная потом одежда и хруст земли на зубах, после очередного взрыва…

Военный «Урал» песочно-зелёного цвета, один из десятка гружёных машин, двигавшихся в единой колонне, медленно приближался к окрестностям Веденского района. Майор приподнялся с насиженного места, размял затёкшие ноги и через узкое смотровое оконце бронированной будки, выглянул на свет Божий. Огляделся и почти сразу его внимание привлёк худощавый мальчишка, одиноко стоявший на обочине дороги и пристально наблюдавший за проходящей мимо него кавалькадой военного транспорта. Был тот десяти — двенадцатилетний пацан, естественно, чеченским отпрыском. Детей славянских национальностей, вы вряд ли здесь встретите, по крайней мере, в ближайшие лет двадцать.

Скорее своим внутренним чутьём, нежели каким-то иным чувством, Князев вдруг уловил во взгляде того юного джигита (наверняка, воспитанного на рассказах и легендах о Шамилях, да Джохарах) несвойственную его возрасту серьёзность и вдумчивость. Да, и стоял он на данном участке дороги, вероятней всего, вовсе не случайно. И, уж точно, не из детского любопытства провожал он каждую военную машину своим сосредоточенным взглядом, будто пытался запомнить и унести с собой, как можно больший объём только-только полученной информации.

Все та же внутренняя интуиция подсказывала майору и то, что ничегошеньки, абсолютно ни черта, за время его отсутствия в головах чеченцев, похоже, так и не изменилось. И вообще, могло ли такое произойти?

Быть может, данный народ не настолько (как, к примеру, их предки) пропитан ненавистью к России, однако каждый из них боится быть непонятым своими же соплеменниками. И в ещё большей степени они опасаются впасть в немилость вожаков-лидеров (читай, полевых командиров) своих тейпов.

По своим прошлым командировкам Князев знал, что днём эти рядовые жители горной республики могут запросто быть вполне миролюбивы и покладисты. Тогда как ночью, эти же послушные и лояльные к федеральным властям люди, с оружием в руках беспрекословно исполнят любой приказ бандитов, или самостоятельно отомстят за смерть одного из своих родственников. Потому как, это местный общепризнанный обычай, если не сказать жёстче — обязательный к исполнению закон. Свой менталитет и жизненный уклад чеченцы пронесли через века, и вряд ли, в ближайшем будущем смогут от него отказаться.

Как бы, между прочим, майор припомнил и весьма показательную историю из своего не самого далёкого прошлого. Приключилась она ещё в первую чеченскую компанию. В один из тёплых, солнечных дней, он и ещё трое офицеров, забыв на какое-то время о войне, непринуждённо гуляли по центру Грозного. Столица Ичкерии на протяжении нескольких месяцев была подконтрольна тогда федеральным войскам, потому и обстановка в городе складывалась довольно мирная. В полуразрушенном Грозном уже начали открываться магазины, парикмахерские, продуктовые рынки. На одном из таких базаров (по военным меркам, достаточно многолюдном) офицеры решили выбрать себе спелый арбуз. Очень хорошо запомнил тогда Князев потное и улыбчивое лицо, сладко лебезившего перед российскими военными торговца бахчевыми культурами. Вот только глаза эти, немного бегавшие из стороны в сторону с коварной хитринкой, уж больно схожие с взглядом нынешнего, стоящего у дороги чеченского подростка, выдавали полное отсутствие искренности. Если не сказать большего: полнейшего презрения к новой власти…

Эх, и до чего же был тот вечер хорош! Тепло, безветренно, легко. Совсем не хотелось верить слухам, все чаще и чаще просачивающиеся в обыденную жизнь о том, что полевые командиры копят вокруг Грозного силы для главного удара.

А уже ночью в городе грянул бой.

То был даже не бой и не штурм, а скорее, массовое истребление славян-федералов. Вот тогда, близ легендарной площади «Минутка», в самый разгар боя, под шквальным автоматным и миномётным огнём, Валерий вновь столкнулся лицом к лицу с тем самым дневным продавцом арбузов. Правда, на сей раз, из-за угла пылавшего синим пламенем дома, выскочил отнюдь не улыбчивый добряк с базарных рядов, а до зубов вооружённый и обезумевший жаждой крови получеловек — полу животное. Дикая скотина с тупым звериным оскалом.

Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: быть тогда Князеву «грузом 200», если бы в момент той внезапной встречи, он замешкался хоть на долю секунды.

И это самое лицо продавца-оборотня, как и сотни, а может и тысячи лиц, искажённых немой предсмертной гримасой, навсегда впечатались в долгосрочную Валеркину память. И вот, похоже, эта самая память постепенно начинала «оттаивать», медленно возвращая майора в реалии данного региона.

Чеченского подростка, Князев потерял из виду на очередном крутом повороте. Зато теперь в его поле зрения попала, выглянувшая из-за горного перевала, верхушка мусульманской мечети. Заметив её, майор вспомнил, как накануне отъезда он решил заглянуть в свою православную церковь.

Если честно, то Князев и самому себе вряд ли мог объяснить, зачем ему это было нужно. Вставать ни свет, ни заря; после чего, «пилить» через весь город. И все это ради чего? Чтоб посетить заведение, которое он обычно обходил стороной; куда нога его с роду не ступала. Исключением могло быть разве что святое таинства крещения, да и то, принятого практически в полевых условиях. Скорее всего, майор уже достиг того самого возраста, когда люди обычно мудреют, начинают задумываться о вечном, в том числе и о своей грешной душе. А возможно и был за ним, то есть, за Валерием кое-какой, лишь ему самому известный должок перед Всевышним.

Невзирая на то, что Князев непременно считал себя закоренелым атеистом (не путать с безбожником), иногда оказываясь в затруднительных, а подчас и в безысходных ситуациях; балансируя между жизнью и смертью — он, как и большинство смертных, взывал к небесам, прося о помощи. При этом, Валерий непременно клялся и божился: дескать, если пронесёт его нелёгкая, если и на этот раз он сумеет выкрутиться, то никогда более не посмеет гневить Бога своим авантюрами и безумным риском, что начнёт он новую жизнь с обязательным соблюдением заповедей, постов и регулярным посещением Божьего Храма.

Правда после, когда положение значительно улучшалась, когда майор был вновь в состоянии контролировать ситуацию, Князев тут же забывал о данном самому себе слове.

Ну, а в то самое утро, Валера всё ж решился начать с малого. То есть, сделать первый шаг к исполнению своих прежних бесчисленных клятв.

Он долго не решался войти внутрь. Все стоял и стоял у церковных ворот, наблюдал за прихожанами, пытаясь подметить хоть что-то, для себя полезное. Стыдно признаться, но Валерий, крещёный во время первой боевой командировки, и все последующие за ней годы носивший на груди серебряный крестик на одной цепочки с личным медальоном, так и не знал, как толком должен вести себя православный.

Многолюдность и яркость святых образов, да и сама внутренняя обстановка Храма, произвела на Князева определённое впечатление. Именно здесь, среди верующих соотечественников, пожалуй, впервые в жизни, он и ощутил свою связь, то есть, свою причастность к великому славянскому роду, которому свойственен дух смирения, терпения и безумной надежды, пусть и на очень далёкое, а всё же светлое будущее.

Не в характере майора было о чем-то просить, тем более, за самого себя. Но, коль искал он в это утро какую-то внутреннюю поддержку, душевное равновесие или некую жизненную опору — ему следовало, хоть чуть-чуть, да поступиться своими принципами.

Взывать Всевышнего о возврате былого, о воскрешении погибших и, вообще, о чем-то нереальном, казалось ему глупо. Тогда как обратиться к Господу за силами, дабы ещё разок, окунувшись в ад войны, прожить чуть больше ему предопределённого — вот это, по разумению офицера, было вполне уместно и своевременно…

Вернувшись домой, Валерий задёрнул на окнах плотные занавески. Включил тихую музыку и решил весьма и весьма скромно отметить свой отъезд на чужбину. Скромно, то есть, без приглашённых гостей, в полном одиночестве. А что, собственно, ему ещё оставалось делать. Вещи, сумки и все самое необходимое, было давно собрано и упаковано. Билеты с оформленными документами лежали в кармане. А до отбытия, ещё целые сутки. Так почему бы и не позволить себе (возможно, в последний раз) избыточную дозу алкоголя. Человек, сам по себе — это и есть бесконечная борьба святого и грешного. И если утром в Князеве преобладало первое; то после обеда пришло время отдать должное и второму…

Пил медленно, дабы погружаться в нирвану постепенно. В последние часы гражданской жизни ему хотелось забыться и отключиться от всего внешнего, почувствовав в своём сознании полную пустоту, некий умиротворяющий вакуум. И, тем не менее, мозг его предательски продолжал размышлять всё над теми же самыми вопросами, заданными самому себе ещё утром. Правда, уже в ином душевном состоянии.

Ближе к вечеру, когда за окном совсем стемнело, майор открыл балкон, дабы проветрить прокуренную комнату, а заодно и самому немного пропитаться свежим воздухом. Вернувшись на своё прежнее место, Валерий машинально оглянулся на открытую балконную дверь. Тут-то и замер он в немом оцепенении. Там, за стеклом, отделявшим квартиру от улицы, на него смотрел чеченский боевик с окровавленной башкой. Закрыв на секунду глаза, Князев вновь глянул за стекло. На сей раз, за окном была лишь темнота вечерних сумерек.

«Что, суки, соскучились?.. Тяжко вам, твари, без меня?.. — офицер расплылся в безумной ухмылке. — …Скоро!.. Очень скоро я доберусь до вас, падлы!..»

К слову сказать. После первых боевых командировок, визиты мёртвых врагов или погибших товарищей, как и иные видения, вперемешку с кошмарными снами (в особенности после злоупотребления спиртным), стали для майора обычным делом. Они уж давно успели превратиться в неотъемлемую часть его жизни. Валерий принимал их как должное. Да и сами видения, похоже, давно успели смириться с майором, потому как со временем они стали менее агрессивны и назойливы. Более того, жутковатые сновидения уж вовсе не пугали Валерия. Ну, разве что, слегка раздражали его своими внезапными появлениями…

С места, в карьер

Объединённой группировкой федеральных войск, базировавшихся под Ведено, где майору Князеву и предстояло провести ближайшие три года, командовал «легендарный» подполковник Лютый.

Почему «легендарный»? Да ещё и в кавычках.

Дело в том, что нынешней «ссылкой» на Северный Кавказ, длившейся уже более пяти лет, Лютый был во многом обязан своим прежним весёлым похождениям. Именно о них, в непринуждённой беседе за «рюмкой чая», и поведал Валерию военком Жадаев.

Не открою большого секрета, если скажу о том, что пьют российские офицеры, если не все, то многие. Однако попадаются на этом неблагодарном занятии, как правило, единицы. Причём, попавшись лишь однажды, «чёрная метка» неблагонадёжного офицера приклеивается к военнослужащему едва ли не на всю последующую жизнь, о ней тебе непременно напомнят при любом удобном случае.

К этой самой категории «вечно залётных», без каких-либо сомнений, можно было отнести и Лютого. Уж тут не отнять, любил нынешний Веденский командир в своё время погусарить. И не просто гульнуть, а так, чтоб земля содрогнулась. Чтоб о его русской широкой душе знала не только вся округа, но и командующие округов, в которых Лютый на тот момент проходил службу.

«Не поверишь!.. — бывало, оправдывался перед сослуживцами будущий подполковник. — …Но бывает так, что попадает мне под хвост вожжа!.. И уж тут меня не удержать!..»

И действительно, влетал Лютый с регулярным постоянством. И как назло или, как правило, в самые ответственные и неподходящие моменты.

Правда, вся эта эпопея, связанная с гусарскими кутежами и иными похождениями бесшабашного офицера давным-давно окончилась. Прежняя веселуха осталась там, в мирном, до чеченском времени. Среди офицеров южной группы войск какое-то время и блуждал слух, будто бы лет пять назад, сам Министр обороны (дабы не потерять командира от Бога) лично возил Лютого к одному из известных столичных наркологов.

Так это было или иначе, история умалчивает. Однако то, что в Чечне подполковник остепенился, и грешков по части злоупотребления спиртным за ним более не наблюдалось, являлось фактом неопровержимым. Меж тем, былая слава гуляки и кутилы так и продолжала тянуться за подполковником, и по сей день.

Впрочем, в офицерской среде Лютый был известен не только своим гусарством, успел он так же отличиться и на служебном поприще. О его ратных подвигах; успехах в локальных сражениях и серьёзных боевых операциях знали многие. Ну, а благодаря своему умению тактически и стратегически грамотно распределить силы, вверенной ему группировки, он уберёг, пожалуй, не одну сотню жизней личного состава. То есть, обычных российских парней. Видимо не зря говорят, мол, неординарные личности неординарны во всем.

Кроме того, в боевых условиях подполковник успел ещё, и «отметиться» своей неуступчивостью во взаимоотношениях с нынешним генералитетом. Вопреки всему, Лютый горой стоял за каждого из своих солдат и офицеров. Что всегда вызывало у подчинённых определённое уважение. Потому и прозвали подполковника за глаза: «батей».

Так или иначе, но исполняя свои служебные обязанности, подполковник вовсе не гнался за служебной карьерой, не пытался угодить командованию. В первую очередь, он думал о выполнении поставленных перед ним задач, а так же, о рядовом солдате, на которого, собственно, и ложились основные тяготы и лишения военной службы. Опять же, хорошие взаимоотношения с Министром обороны, потому и мог позволить себе Лютый нечто лишнее… В общем, на протяжении всей своей службы на Кавказе, полковник так и не сумел найти общего языка ни с одним из своих непосредственных командиров. По видимому, именно из-за этого и сложилось о нём в военных верхах общее мнение, как о командире, исполняющим приказы «наперекосяк», «по своему усмотрению» или «шиворот навыворот». Однако в целом, с поставленными задачами подразделение Лютого все же справлялось. Собственно именно это обстоятельство, и спасало подполковника от всевозможных взысканий, наказаний, лишений и тому подобного.

Учитывая вышеизложенное, а так же заканчивая разговор о всевозможных прозвищах Лютого, обязательно следует отметить и то, что кроме «батя» и «легендарный», к подполковнику намертво прилипло и ещё одно словосочетание. Коллеги и подчинённые в шутку величали командира «вечным подполковником». «Вечным», не в смысле бессмертным. Хотя и это имело здесь место, потому как за пять лет тяжелейших боевых действий, Лютый не только, ни разу не был серьёзно ранен, его и вскользь не коснулись ни вражеская пуля, ни осколок снаряда… Тем не менее, «вечным» он стал по совершенно иной причине.

Существовало стойкое убеждение, будто бы, очередное воинское звание, по причине прошлого «груза залётов», а заодно и нынешнего несколько своеобразного исполнения приказов — при всём к нему уважении, ну никак командиру не светило. Пусть и с сочувствием, но это знали и понимали уже все: от рядового, до Главнокомандующего.

Что же касаемо фамилии… Если не брать в расчёт глубокого шрама на правой щеке подполковника (кстати, полученного ещё в мирное время), то и внешне, и по своим человеческим качествам Лютый был полным антиподом своей суровой фамилии. С коллегами-офицерами, подполковник почти всегда был прост, открыт и не лишён чувства юмора. В отличие от многих иных командиров, в своих подчинённых, Лютый прежде всего видел единомышленников, людей выполняющих одну общую задачу. И только потом, они были для него подчинённые, военнослужащие ниже рангом, либо званием.

Вместе с тем, прилагательное «Лютый» в фамилии российского командира — нет-нет, да и наводило на противника определённый трепет. Ведь тот, кто не знал подполковника лично, воспринимал и ассоциировал командира, с нечто жестоким и ужасным, едва ли не с шайтаном…

— Здравия желаю! Майор Князев прибыл для прохождения службы во вверенную вам объединённую группировку войск! — на всякий случай, вытянувшись по стойке «смирно», отрапортовал с порога Валерий.

— Так заходи, коль прибыл!.. — встречая в своём рабочем кабинете нового офицера, Лютый вышел из-за массивного стола, который делал его, и без того невысокого ростом мужчину, ещё ниже. — …Майор, будь проще!.. Здесь тебе не плац Кремлёвского полка. А я, вовсе не Верховный главнокомандующий, принимающий тот парад!.. — после чего, подполковник протянул вошедшему руку. — …Ну, здорово, Князев! Значит, вместе будем теперь рубежи России защищать! Документы на тебя ещё вчера в штаб доставили. Потому и успел я с ними ознакомиться.

Скажу прямо: впечатляет. Личное дело, должен сказать, у тебя просто безупречное. Да, и Серёга… Имею в виду, вашего военкома Жадаева. Уж точно не стал бы раздавать свои рекомендации кому ни попадя. А ведь поначалу с большим подозрением я отнёсся к твоему назначению!.. — Лютый глянул на Валерия тяжёлым и испытывающим взглядом.

— Не понял!.. — майор и не думал скрывать своего удивления. — …Товарищ подполковник, ведь вы сами сказали: дескать, бумаги и характеристики в полном порядке!

— Именно это обстоятельство, меня и смутило. Уж больно в них было все гладко и положительно!.. — тяжело вздохнув, покачал головой подполковник. — …Ну, сам посуди. Мужик: от звонка, до звонка прошёл две войны. Участвовал в бесконечном множестве серьёзных, боевых операций, и при всем при этом, ни единого взыскания!..

— Каюсь, не безгрешен!.. — усмехнулся Князев. — …За пять лет войны всякое было. Да только огрехи мои, вероятней всего, с лихвой перекрывались чем-то иным. Потому и оставались они, как бы незамеченными.

— Ты, Князев, не оправдывайся! Характеристики — это бумага. Она всё стерпит. Вот только я привык быть предельно осторожным. С самого начала мне показался подозрительным тот факт, что офицер спецназа, да ещё и с таким послужным списком, вдруг решил перебраться в обычную воинскую часть. Считай, в пехоту. Причём, в добровольном порядке.

Твое бывшее подразделение — это элита, белая кость. Вы и за людей-то нас не считаете. Да, собственно, и куда нам до ваших супер бойцов. У вас сплошь кадровые офицеры; годами сложившиеся традиции; свой особый менталитет. А у нас совершенно иной контингент и совсем уж простенькая специфика. Тут-то мне и подумалось: а не конь, ли ты троянский? Ни засланный ли казачок? Может, копать под меня кто-то начал, по серьёзному?

— Коль возникло беспокойство, выходит, есть за что! — майор хитро подмигнул подполковнику.

— При особом желании, под любого из нас можно «наковырять» увесистую папку компромата. А учитывая то обстоятельство, что «врагов», не брезгующих мелкими пакостями у меня предостаточно, как пить дать, загнобил бы я тебя, Князев, на каком-нибудь дальнем блокпосту, в самой дыре, в самой жопе!.. Невзирая на долгую службу с Жадаевым, на его рекомендации. Знаешь ли, своя рубаха ближе к телу. Однако служит у нас один, хорошо знающий тебя человечек. Он-то и развеял все мои напрасные сомнения и прочие предрассудки.

— О ком идёт речь? — искренне удивился Князев.

— В процессе службы узнаешь!.. — на сей раз, уже Лютый нашёл повод для лукавой улыбки. — …Сейчас не время для поиска общих знакомых. Давай-ка, мы перейдём сразу к делу!.. — подполковник вернулся к своему столу и жестом подозвал Валерия. — …Смотри сюда, майор!.. — тыльной стороной карандаша Лютый обвёл на карте приличную территорию. — …Вот это — наша «земля»! Здесь у нас, как будто бы, всё в порядке. Однако в восьми километрах от основной группы войск, располагаются ещё и приписанные к нам склады Минобороны. Склады эти, скажу тебе честно, мой извечный и самый больной «гемор». Никогда там не было ни дисциплины, ни порядка… Считай, подошли мы к самому главному. Именно на тебя я и планировал возложить эту ответственную задачу: разобраться на месте, что там и к чему. Ну, а после, навести на объекте надлежащий порядок. Мужик ты грамотный и опытный, потому я и уверен в том, что всё у тебя получится.

Итак, в твоем подчинении, караульный взвод. Лейтенант Побилат будет твоим замом. В данный момент, именно он отвечает за безопасность периметра вышеозначенного объекта. В определённой мере, ты можешь рассчитывать и на старшего прапорщика, «хозяина» того внутри складского хозяйства.

Я и сам понимаю, что для охраны столь серьёзного, в стратегическом плане объекта, людей явно недостаточно. Караульную службу на тех складах, должна нести, как минимум, рота. Но тут, брат, извиняйте… У меня, и без того, с личным составом серьёзные напряги. И главное, без каких-либо перспектив на улучшение ситуации.

Представляешь, на днях услышал: будто бы, наши военачальники вот-вот приступят к очередному «разоружению». То есть, к сокращению численности наших подразделений на Северном Кавказе. Подчас у меня и вовсе складывается ощущение, будто бы наши генералы, в своих штабах и кабинетах воюют на стороне чеченских бандитов. Сам посуди. Как только это басурманское отрепье силы свои начинает копить и, соответственно, на время затихает — так наши, вместо того, чтоб укрепить завоёванные плацдармы, напротив, эти самые силы из республики выводит. Этакими темпами, через пару месяцев, мы с тобой Князев, лишь вдвоём и останемся Ведено прикрывать. Тут я, конечно, утрирую и надеюсь, что не дойдёт дело до подобного абсурда. Впрочем, грех мне жаловаться. Как не крути, а обстановка в нашем районе (тьфу, тьфу, тьфу) стабильная. Транспорт уже вовсю разъезжает без боевого сопровождения. Вокруг война, подрывы, перестрелки, бесконечные локальные бои, тогда как нашу территорию (уж и не знаю почему) Бог милует, бандиты предпочитают обходить данный район стороной.

Так что, друг мой Князев, особых хлопот по части внезапных налётов у тебя не предвидеться. А если и появятся какие-либо предпосылки на серьёзную угрозу, так не стесняйся, труби в штаб. Ты у нас под боком, в каких-то пяти-семи минутах езды. Всегда поможем: как огнём, так и живой силой.

Однако и ты не обессудь. Время от времени, будем подключать тебя к нашим боевым операциям. Твой былой опыт нам, безусловно, пригодиться. Таких как ты, ветеранов — у меня раз-два и обчёлся…

Лютый говорил отрывистыми фразами, вполне доходчиво. Чувствовалось, что ситуацией подполковник владеет и удерживает её под оперативным контролем. И, тем не менее, Валерия не покидали какие-то смутные сомнения. Об этом, при первой же представившейся возможности, он не упустил случая заявить.

— Командир, как-то подозрительно просто, у тебя всё получается? По-моему, так легко здесь никогда не было. И верней всего, вряд ли будет…

— Эх, майор!.. — сделав небольшую паузу, тяжело вздохнул Лютый. — …Твоя правда! Это на наших картах, в рапортах и отчётах Генштаба, да в телевизионных новостях, всё ладно и складно!..

— Потому и хотелось бы мне заранее знать о возможных подводных камнях и прочих нюансах своей будущей службы! — приготовившись к долгому разговору, Валерий присел на стул.

— Что ж, изволь!.. — уже нехотя продолжил Лютый. — …Надеюсь, что после моего предстоящего доклада, ты не сбежишь отсюда, куда подальше?

— Не беспокойтесь! Не для того я тащился в эту глушь через полстраны.

— В таком случае, буду говорить с тобой на чистоту. Слушай и мотай на ус. Заострять твоё внимание на вражеских снайперах, мелких и подлых вылазках со стороны боевиков, пожалуй, я не стану. Подобного дерьма здесь по-прежнему хватает. Уж такой у этого народца пакостный характер. Однако для твоих складов, подобные акции устрашения, не опасней комариных укусов. Стены ангаров, там крепкие.

Чуть подробнее мне бы хотелось поговорить о самих складах. Раскрою тебе небольшой секрет, о котором знают немногие. Мало того, что там боеприпасов и вооружения, на половину нашей армии. Так на дальнем объекте, имеется ещё и целый ангар медикаментов. В том числе, наркосодержащих. Без этой дряни, во время войны, ну, никак. Сам должен понимать, что для тяжелобольных — это единственная отдушина, чтоб не сойти с ума от невыносимых болей… Смекаешь, майор? Для любого маломальского полевого командира этот лакомый кусок, почище любых снарядов и автоматов будет. И ответственность за сохранность того «добра» взваливается на твои крепкие плечи. Блокпостов в округе, конечно, много. Вот только толку от них мало. А учитывая ещё и близость ущелья, где бандитствующей сволоты, словно пчёл в улье — бдительность должна быть на запредельно высоком уровне.

Теперь о ещё одном, как ты давеча витиевато выразился: нюансе. Имею в виду контингент, который будет в твоем непосредственном подчинении. Итак, по порядку.

Начну свой рассказ, пожалуй, с прапорщика Михайленко. На данный момент это единственный интендант, отвечающий за учёт и сохранность складского имущества. Ещё тот, скажу я тебе, жучара! Во взаимоотношениях с этим прапором советую быть крайне аккуратным и осторожным. Не без его подачи с дальнего объекта были сняты с должностей многие серьёзные офицеры. Всех, гад, выжил. У этого упыря повсюду свои люди. В том числе, и среди высоких чинов. Кабы не они, давно бы уж дал Михайленко пинка под зад!.. Вот скажи: какие общие интересы могут быть у генерала и прапорщика?.. — возмутился было в сердцах Лютый и, не дожидаясь ответа продолжил. — …Так что, друг мой Князев!.. Лучшим вариантом для тебя будет, вовсе не вмешиваться в его внутри складской хозяйство! Кому нужно, тот и проверит его канцелярские талмуды. А твоя служба — безопасность объекта!

— Обождите-обождите!.. Михайленко, Михайленко!.. — как бы что-то припоминая, несколько раз повторил вслух Князев. — …Знавал я одного хохла с точно такой же фамилией. Учились мы с ним в «военке». Правда, всего два курса. Почему я его запомнил? Потому как поймали нашего Михайленко на краже. У своих же сослуживцев, гражданскую одежду из каптёрки воровал. И ведь знал, сучёнок, что именно воровать. Потому как никакую иную одежду, кроме военной формы, курсанту иметь не положено. Потому и командирам о факте воровства никто не рискнёт доложить.

Взяли его своими силами. Как говориться: с поличным, на месте преступления, когда он ворованное пытался перепрятать. Устроили ему «тёмную». Чуть было, не убили. А из училища нашего Михайленко отчислили под мягкой формулировкой: за неуспеваемость. Очевидно, не захотели наши командиры-преподаватели репутацию своего орденоносного военно-учебного заведения марать. Фамилия Михайленко, конечно, распространённая… Да и вряд ли, тот наш рыжий ворюга, попал бы в прапорщики…

— Постой-постой! Так ведь и наш складской Михайленко, так же, рыжий!.. — усмехнулся Лютый. — …Случаем, не Вовкой вашего звали?

— Точно, Владимир! Быть может, вы ещё скажете, что он из Ульяновска? — по-прежнему сомневаясь в каком-либо совпадении, на всякий случай поинтересовался Валерий.

— И опять в «яблочко»!.. — рассмеялся подполковник. — …Тысячу раз убеждался в том, что земля наша круглая и маленькая, коль люди, так часто на ней встречаются. Я и вовсе не удивлюсь, если ты, где-нибудь у чёрта на куличках, вдруг встретишь своего бывшего сослуживца или однополчанина. Кстати!.. Если это, действительно, он… Тот факт из биографии Михайленко, о котором ты только что мне поведал, может быть весьма нам полезен.

— Посмотрим!.. — в лёгкой задумчивости майор почесал свой затылок. — …Возвращаясь к нашему прошлому разговору… Надеюсь, это не Михайленко замолвил за меня словечко, заставившее вас поменять мнение относительно моей персоны?

— Ещё чего! Мнением прапорщика я, если и воспользуюсь, так в самом крайнем случае. А уж совет от Михайленко я и вовсе постараюсь исполнить с точностью, до наоборот.

Ну, а сейчас давай-ка мы на время, забудем о прапоре. Мне нужно успеть… Пусть, заочно и вкратце, а всё же познакомить тебя с караульным взводом. Тот ещё, скажу тебе, контингент!..

— Как это?.. — вскинул брови Князев. — …Не уж-то хуже прапора?

— Нет, не хуже. Однако серьёзные и ответственные бойцы, мне нужны здесь. Можешь считать: на передовой. Соответственно, всех остальных… А так же тех, кого я вынужден был (по тем или иным соображениям) спасать от военных трибуналов и зарвавшихся правозащитников — пришлось «сослать» куда подальше, с глаз долой. Речь, как ты, наверное, и сам понял, ныне идёт о твоём дальнем объекте.

— Хорошенькие новости!.. — недобро ухмыльнулся Валерий. — …Если я правильно вас понял… Там, на складах… То есть там, куда и предстоит мне отправиться. Что-то вроде местного дисбата. И командовать этой «дикой дивизией» вы поручаете именно мне.

— Угадал! На складах я должен иметь офицера, способного «построить» ту разношёрстную и мало управляемую массу. Если пожелаешь, данный офицер просто обязан задавить их своим собственным авторитетом. В общем, так Князев!.. Делай с ними, что хочешь и как хочешь, но чтоб на объекте была железная дисциплина. Чтоб по твоей вине, как командира взвода охраны, с объекта не пропала ни одна ампула, ни один патрон.

— Подполковник, а вам не кажется преступным доверять армейский арсенал всякого рода разгильдяям и раздолбаям? Короче, безответственным и сомнительным военнослужащим!.. — Князев негодовал. Однако в данном диалоге, он по-прежнему старался сохранять видимое спокойствие.

— А куда, ты прикажешь девать мне этих, по сути, ещё мальчишек, без разбора собранных военкоматским «неводом»? Ведь многим из них, нет ещё и девятнадцати. Кто-то из них пальнул со страху, якобы, в мирного жителя; кто-то кусок сыра с голодухи украл… Ну, или давай поломаем ребятам жизнь, отдав тех пацанов в военную прокуратуру. Посмотрим ещё пару-тройку показных «шоу-судилищ» над военнослужащими, исполнявшими свой долг. Мало они здесь пережили, мало их свихнулось на этой долбаной войне, так пускай ещё и на зоне, лет этак по пяток помучаются, в тех же самых нечеловеческих условиях. Не знаю, как ты, Князев!.. А лично я считаю, что Россия должна быть перед ними (ещё вчера сидевшими за партами, а сегодня попавшим в смертельную бойню) в неоплатном долгу. Не забывай о том, что мы профессионалы. А они кто? Сопляки, против хорошо обученного и отлично вооружённого противника. Это для кремлёвских откормленных харь, мы проводим здесь обычную контртеррористическую операцию. Типа гоняемся по горам за парой десятков бандитов. И, якобы, при полной поддержке местного населения. Да, хрен-то вам, господа чиновники! По сути, мы воюем с целым народом, с его регулярными войсками; и находимся мы сейчас на территории полномасштабных боевых, диверсионных и партизанских военных действий.

Чтобы мне не говорили, а я был и буду убеждён в том, что солдат, убивший во время военных действий кого-то из стана противника, ни при каких условиях не должен доказывать, что это был именно враг!.. А не мирный житель, якобы, совершенно случайно (и всего-то на пол часика) взявший в руки автомат или снайперскую винтовку. И вообще, Князев. Не знаю, как там было у вас, в спецназе. А у нас… По крайней мере, в моем подразделении, своих не сдают.

— И у нас не «сдают»!.. — улыбнулся майор. — …Однако и раздолбаев, за которых никто не поручится, у нас вовсе не было!

— Эка, ты сравнил: член с пальцем!.. Кабы мог я отбирать себе солдат по своему собственному желанию!.. — присвистнул Лютый. — …Что же касаемо твоего будущего взвода… Ты с ними сперва познакомься, узнай их поближе. Быть может, после и твое первоначальное мнение, на их счёт изменится. Вот тогда мы и поговорим: стоит ли доверять охрану складов этим пацанам!.. Одно скажу. Откровенных слюнтяев, подонков и подлецов, ты там, точно, не встретишь. С любым из этих «разгильдяев», хоть сейчас я бы отправился в разведку. Ребята надёжные. Подумаешь, разок оступились, с кем не бывает!.. Ты главное: будь с ними пожёстче. Иначе, запросто на шею сядут.

Пришла мне как-то в голову необычная идея. Посчитал я, что общий язык с вышеозначенным караульным взводом обязательно сможет найти более, что ли, «гражданский». В общем, более молодой офицер, близкий им, как по мироощущениям, так и по взглядам, по интересам. Да только, ни черта из того эксперимента не вышло. Они его просто-напросто «съели»!.. Не учёл я следующего фактора. А именно того, что у большинства из твоих будущих парней, за плечами война, награды, ранения!.. А у молодого командира… В общем, сам понимаешь.

Лейтенанта Побилата, о котором только что шла речь, я всё же оставил на складах. Правда, с несколько иными целями и задачами. Когда ты доберёшься до объекта, он познакомит тебя с территорией и личным составом. Лейтенант, парнишка образованный и не глупый. Единственный его недостаток — характером он слабоват. Но это дело наживное. Для должности замком взвода, и первых двух качеств будет вполне достаточно. Что же касаемо опыта и того же характера, то я уверен, приобретены они будут уже в процессе службы…

Подполковник так и продолжал рассказывать о молодом офицере, однако майору данная информация показалась малозначимой. Потому, размышляя о чём-то своём, он и пропустил её мимо своих ушей. Забегая несколько вперёд, следует отметить, что Валерий напрасно не прислушался к словам подполковника. Возможно, пришлась бы данная информация майору, как нельзя кстати. Причём, в самом ближайшем будущем.

После «многообещающих» напутственных слов подполковника, Князев покинул штаб и направился в сторону поджидавшей его бронированной машины, приписанной к складам Минобороны. По пути, он всё ещё продолжал размышлять об уготованной ему «участи».

«Дальний объект!.. Значит, дальний. Сложный личный состав? Так ведь не на курорт я нынче приехал. Мы ещё посмотрим: кто кого?..»

И действительно, выбирать Князеву не приходилось. Точнее, у Валерия и вовсе не было выбора. Стандартный контракт по форме «А», подписанный ещё в Омске, предусматривал службу на любой должности и в любой точке России. Более того, он сам стремился к наиболее тяжёлым армейским условиям. Рассчитывая на то, что именно в тех, вовсе непростых ситуациях, он гораздо быстрее забудет о своих былых «гражданских» неурядицах.

«Можно считать, что в некоторой степени мне даже повезло! Новое назначение, по своей сути, вовсе не является архисложным или смертельно опасным!.. Служба, как служба. Стратегический объект — это вам, вовсе не передовая. Не оперативная позиция, посреди чистого поля; и не мобильное подразделение, когда всю жизнь «на колёсах». Новое назначение обещает быть гораздо проще!..»

Вот так, словно совсем недавно заменённая шестерня в некоем сложном механизме, с небольшим скрипом и скрежетом притираясь к единому и слаженному процессу, наш герой постепенно начал вживаться, приспосабливаться и узнавать всё больше и больше о своей новой службе.

Когда люди говорят, будто бы в одну воду нельзя войти дважды, очевидно, они подразумевают то, что невозможно испытать или заново пережить те же самые чувства и эмоции, с которыми ты ранее сталкивался. Однако сейчас, возле штаба объединённой группировки войск у Князева, похоже, появился реальный шанс опровергнуть вышеозначенную народную мудрость. Как-никак, а спустя два года, он вновь был на территории Чечни, вновь в военной форме, с прежними майорскими погонами. Перед ним вновь стоял, словно вернувшийся из прошлого, хорошо знакомый ему БМД. Те же самые настроения и почти те же мысли. Ко всему прочему, за своей спиной он вроде бы вновь услышал очень знакомый голос.

— Обождите!.. Постойте!.. Князев!.. Майор Князев!..

Валерий не сразу сообразил: то ли звал его кто-то; то ли, внезапно разбуженные воспоминания, вдруг начали воспроизводить в его голове некие, совсем уж нереальные фантазии. Дабы внести хоть какую-то ясность, майор оглянулся. При этом его удивлению не было предела. Впрочем, не так. Удивиться он вовсе не успел. Князева догнать девушка, облачённая в военную форму. Вне всяких сомнений Князев узнал в этой даме Ирину, девчушку из его прошлой службы. Только тогда, она была несколько помладше, совсем ещё девочкой.

— Валерий, и всё-таки, это вы!.. Живой!.. — слегка задыхаясь от быстрого бега, спешно заговорила Ирина. — …Тогда, два года назад, нам сообщили, что все погибли. Лишь я одна не могла в это поверить. Была абсолютно уверена в том, что с кем-то из вашей группы я обязательно встречусь. Выходит, не подвела меня интуиция.

— Рано меня хоронить! Как видишь, пока здравствую! — неловко отшутился майор. Его смущение было вызвано, прежде всего, тем, что из всех окон штаба за ними наблюдал не один десяток пар любопытных глаз. А, кроме того, он не представлял как вести себя в общении с далеко не девочкой, а вполне взрослой, к тому же, весьма миловидной особой.

— Может, ещё кто-то уцелел после того боя? — как ни в чем ни бывало, продолжала свой расспрос Ирина.

— Нет!.. — коротко ответил Князев. Сейчас, ему вовсе не хотелось ворошить подробности неприятных воспоминаний. Потому и предпочёл он перевести разговор на иную тему. — …Ну, а ты?.. Какими судьбами здесь?

— И вы ещё спрашиваете?.. — вздохнув, Ирина отошла в сторону. Ненавязчиво встав между майором и БМД, тем самым преградив офицеру дорогу к возможному «бегству». — …Уезжать мне было некуда. Потому и напросилась я к Лютому в штаб. После той вашей гибели… Ой, извините!.. — барышня вдруг сделала несколько несуразное движение рукой, будто хотела поймать, случайно выскочившее слово. — …В общем, не могла я оставаться на прежнем месте. К тому же вместо вас, командиром подразделения был назначен Муханов. Надеюсь, вы помните, какие сложные у нас были с ним взаимоотношения. В общем, в тот же самый день я собрала свои вещи и сменила место службы.

Когда подполковник сообщил, что к нам едет какой-то майор Князев… Извините, но я не поверила, что речь идёт именно о вас. Посчитала, однофамилец. Ну, сами посудите: почему же сюда, да ещё и в пехоту?..

Именно теперь Валерию и стало понятно, из каких-таких источников Лютый черпал о нём сведения.

Несколько строк об Ирине.

Её родители познакомились в Нижнем Новгороде, в ту далёкую пору, когда этот город ещё носил имя Горького, когда выпускники военных училищ, коим и был в то время будущий отец Ирины, лейтенант Карасёв, могли смело смотреть в своё вполне определённое армейское будущее.

Отец Ирины по национальности был русским, тогда как её мать, учившаяся в горьковском ВУЗе, оказалась родом из Ингушетии. Во времена Советского Союза подобные межэтнические браки считались обычным делом. Более того, вышеозначенные семейные союзы, в определённой степени даже приветствовались. Считалось, что они укрепляют межнациональную дружбу братских республик.

Прежде чем на свет появилась Ирина, её родители порядком покочевали по бескрайним просторам бывшего Союза, меняя военные городки и армейские гарнизоны, вслед за новыми назначениями главы семейства. Потому о рождении ребёнка Карасёвы задумались довольно-таки поздно. Лишь тогда, когда в военной карьере отца наметилась некоторая определённость и стабильность, когда обоим супругам было уже за тридцать с хвостиком.

В самом конце восьмидесятых подполковник Карасёв вышел в отставку. Точнее, было бы сказать: на волне повального армейского бардака и перестроечного сокращения армии, его просто-напросто «попросили» со службы. После увольнения из Вооружённых Сил, Карасёвы со своей десятилетней дочерью, решили осесть на родине матери Ирины, в Ингушетии, купив там добротный дом на окраине крупного селения. Тот выбор мотивировался, как благоприятными природно-климатическими условиями, так и близким соседством с гостеприимными родственниками по материнской линии. Кто ж тогда, в конце восьмидесятых мог предположить, что в Чеченской республике к власти придут воинствующие экстремисты. Что именно интернациональность семьи Карасёвых, в конечном итоге, и сыграет в судьбе Ирины самую роковую роль. Первые вылазки чеченских головорезов на территорию сопредельных республик, оставят Ирину круглой сиротой. Бывшему офицеру Карасёву припомнят не только службу в рядах Советской Армии, но и его национальность, и вероисповедание, его непокорность и к людям, спустившимся с гор. Вслед за отцом будет убита и мать Ирины. Очень скоро, чеченских боевиков из ингушского посёлка выбьют. Возле сгоревшего дотла дома, бойцы группы федеральных спецслужб быстрого реагирования найдут перепуганную и обессиленную девчушку. Отбиваясь от озверевших бандитов, бывший подполковник сумеет сохранить жизнь дочери, укрыв её от чеченских пуль в дальнем погребе.

Ну, а далее, неплохое знание горной местности и здешних наречий, а так же кое-какое ходатайство офицерского собрания — все это и послужило основанием для временной постановки шестнадцатилетней Ирины на армейское довольствие в качестве проводника и переводчицы.

Князев уже не спешил. Как-то незаметно, он разговорился с Ириной. При этом в нём вновь появилось ощущение, будто бы никуда он вовсе не уезжал. Что всегда, пусть и мысленно, был он здесь, на южных рубежах страны, среди кавказских гор и вот таких близких, открытых и бесхитростных людей.

Очевидно, не зря говорят о том, что война заканчивается лишь тогда, когда будет похоронен последний её солдат. Несколько перефразируя данную истину, следует напомнить, что Валерий был всё ещё жив. А потому и война его была вовсе не окончена. При этом сам Князев уж вовсе не жалел о своей новой командировке. Ну, скажите: кому же ещё, как не ему, здоровому и крепкому мужику, офицеру с многолетним опытом боевых действий, противостоять хорошо обученным и отменно вооружённым паскудам, попутно возвращая тем гадам долги за своих потерянных друзей и товарищей.

Невольно Князев припомнил и то, как в своей пост армейской жизни, следуя по мирным улицам родного города, он частенько ловил себя на том, что беспрерывно ищет в плотном людском потоке, среди многочисленных незнакомых ему людей, лица парней, служивших с ним когда-то, и не вернувшихся с той войны. И самое главное (а может, и самое страшное), что он их иногда находил…

— Иришка, ведь я вовсе не ожидал тебя здесь встретить! Дай-ка я получше тебя рассмотрю. Как-никак, а целых два года мы с тобой не виделись!.. — отступив на пару шагов, Валерий продолжил выражать вслух свои искренние восхищения. — …Эх, как подросла!.. Как похорошела!… Ну, прям фотомодель с обложки военного журнала!

— Между прочим, я и раньше была вовсе не уродина! — пробурчала девчушка. При этом её щеки несколько порозовели.

— От мужиков отбоя, наверняка, нет! Поди, и замуж успела выскочить?

— Опять смеётесь? За кого ж здесь выскочишь?.. — дама изобразила на своём лице нечто похожее на брезгливую гримасу. — …Это в вашем отряде, бойцы были, как на подбор! К тому же вежливы, обходительны, тактичны, в общении интересны. А тут… Одно слово: пехота. Мотострелки хреновы. Наглые, да прилипчивые!.. — Ирина вновь улыбнулась, лишь после короткой паузы. — …Шучу я, Князев, шучу! Нормальные ребята, как и везде. Правда, звёзд с неба не хватают. И всё же с вами… Ну, с теми… Ни в какое сравнение.

Девушка отвернулась, пряча навернувшиеся на глаза слезы.

— Иришка, ведь ты была тогда, ещё девочкой, почти ребёнком! Потому и казались мы тебе большими, сильными и благородными дядьками! — усмехнулся Валерий, пытаясь отодвинуть воспоминания собеседницы на задний план.

— Ага!.. Девочкой!.. К вашему сведению: два года назад, мне было почти восемнадцать.

— Извини. Как-то не заметил!.. — неопределённо повёл плечами Валера. — …Ну, ничего, служить мы теперь будем рядом, потому и постараюсь, как можно скорее искупить свою вину за прежнюю невнимательность!

— Уж вы постарайтесь! — улыбнулась Ирина.

— Приложу все усилия!.. — Валерий поддержал игривый настрой юного создания.

— Выходит, это правда!..

— Ты о чем? — Князев успел уловить печальные нотки в её голосе.

— О том, что Лютый отрядил вас на дальние склады!

— Так точно! А, собственно, почему в столь трагичных тонах?

— Валера, попрошу тебя быть там поосторожней!.. — будто подчёркивая исключительность момента, а так же искреннее неравнодушие к судьбе своего боевого товарища, дама вдруг перешла на «ты». — …В штабе о дальнем объекте ходит самая дурная слава. Здесь о нём говорят, не иначе, как о «голгофе», как о «выжженной земле». Ведь там собран весь армейский сброд!.. И «наши», и чужие. Из тех солдат, многих я знаю лично. Возможно, каждый из них в отдельности (то есть, вне общей массы) и неплохой парень. Когда же они вместе — туши свет! Ещё никому из офицеров не удавалось добиться на складах хоть какого-то прогресса. Тогда как свой былой авторитет многие командиры на «дальнем», безусловно, подорвали. Сломал их тот объект.

Понимаешь?.. Поздравлять тебя (вовсе не чужого мне человека) с новым назначением, считаю нечестно. Но и сочувствовать, было бы сейчас так же неуместно. Потому что мне очень-очень хочется, чтобы именно у тебя, майор Князев, вопреки всему, это получилось! Чтоб подольше ты здесь задержался. А заодно и утёр кое-кому нос!..

Скоро дембель!

Первые тёплые лучи апрельского солнышка, едва успели прогреть уставшую от холодной зимы землю, а четверо военнослужащих, раздевшись буквально до трусов, уже развалились на широких скамейках «курилки». Солдаты спешили получить от весеннего небесного светила первые, потому и избыточные дозы ультрафиолета. Через месяц-полтора они рассчитывали появиться в родных краях тёмными от загара. Как, собственно, и должны были выглядеть люди, действительно, побывавшие на Кавказе.

— Слушай, Сом!.. У вас в Челябинске, «тёлки» красивые? — обращаясь к соседу по лавке, поинтересовался один из «отдыхающих».

— Да уж, наверняка покруче, чем в вашем Кызыле!.. — под усмешки сослуживцев и почти не открывая глаз, ответил Игорь. — …А ты, Литвин, никак за невестой в наш город собираешься заскочить?

Прозвище Сом, Игорь получил ещё на призывном пункте. Как производное от его фамилии: Самолюк. К предстоящему дембелю Игорь подготовился, пожалуй, одним из первых. Оставалось лишь дождаться того самого желанного часа, когда будет зачитан приказ и он, с лёгким сердцем отправиться домой, на Южный Урал. Засыпая, Игорь частенько представлял себе ту самую картину, когда он, совсем неожиданно, без каких-либо предварительных телеграмм, вдруг предстанет перед родными и знакомыми в отглаженной парадной форме, увешанной медалями и двумя орденами, наградами за боевые заслуги.

— Нет, Сом!.. В Челябинск я вовсе не собираюсь. И вообще, не за себя спрашиваю!.. — неуклюже ответил Литвиненко, достаточно добродушный и невозмутимый здоровяк, под два метра ростом. — …Значит, ты утверждаешь, будто бы девки у вас красивые!.. В таком случае, забери с собой Яшку. Жаловался он мне давеча, мол, всё девчонки из его деревни подалось в город. Дескать, одни бабки старые на завалинках остались.

— Литвин, ты чего это вдруг, взялся за меня хлопотать? Разве я просил тебя об этом?.. — недовольно приподнялся со скамейки худощавый Сергей Якушев (среди друзей, просто Яшка). Он никогда не упускал случая хоть чем-то зацепить или уколоть острым словцом кого-то из более крепких парней. — …К тому же, я вовсе не из деревни. Сколько можно повторять, у нас не деревня или посёлок, а центральная усадьба, почти райцентр! Ну, и самое главное, я вовсе не нуждаюсь, в чьей либо помощи. И вообще, ты Саня, в каждой бочке затычка. Повсюду свой нос суёшь!..

— Да ведь ты сам!.. Буквально вчера, все уши мне проел своими стонами: мол, где бабу найти? — доселе добродушный Литвиненко, на сей раз вскипел.

— Санёк, кончай верещать, как резаная свинья!.. — на правах негласного авторитета, Самолюк оборвал бессмысленный и пустой трёп своих сослуживцев. — …И ты, Яшка, лучше заткнись! Гляди, достанешь Кызыла… Ох, и огребёшь ты от него, по самое не хочу! Голова у Литвина дурная, а кулачищи пудовые. Зацепит разок, лишь в госпитале очухаешься!

— В конце-то концов, вы дадите мне подремать? — вдруг зарычал, до сего момента, мирно и молча отдыхавший Валера Рудяев.

— О-о-о!.. Смотрите-ка, Рудяй проснулся! Что, дружище, совсем не спиться? — с наигранным удивлением обратился к Валерию, Самолюк.

— Ага, с вами, с бакланами, только и кимарить!.. — вздохнув, Рудяев встал. — …Ну? Закурить что ли, дайте!

— Рудяй, ведь ты вчерашний день провёл при штабе! Так рассказывай, какие там новости?.. — Якушев протянул проснувшемуся парню уже раскуренную сигарету. — …Может, чего интересного узнал?

— Да, какие в этой дыре могут быть новости? А впрочем, постой!.. — сонный Рудяев вдруг оживился. — …Был там один чертила. Часа два, без перерыва анекдоты травил. Я так ржал, что едва не обоссался. Вот только мало, чего я сумел запомнить… — уже с грустью добавил Валерка.

— Так давай выкладывай, что запомнил, что в башке твоей осталось. Ни то, мы с тоски тут передохнем! — навострил уши Литвиненко.

— Рассказать именно так, как тот чёрт!.. То есть, с его выражениями, ужимками и прочим, у меня вряд ли получиться!.. — заранее принялся оправдываться Рудяев.

Однако его тотчас оборвал на полуслове Самолюк.

— Давай уже, начинай! Не тяни кота за хвост!

— Ну, короче так!.. — чуть собравшись с мыслями, величественно и многообещающе начал Рудяев. — …Только-только закончился жесточайший бой. Трупов с обеих сторон, просто немерено. Земля ещё дымиться. Солдатик, один из немногих, оставшихся в живых, уставший и измождённый возвращается к своим. Выжат и измотан он до предела, ели ноги свои волочит. Автомат на плече, гимнастёрка до пупа расстёгнута. Ковыляет тот солдат через небольшой пролесок. И вдруг слышит, как в кустах кто-то стонет: дескать, помоги братишка. Мол, боль до того невыносима, что терпеть её нет больше мочи. При этом просит, типа, будь другом, добей.

Наш солдатик остановился, огляделся. Быстро сообразил, что смертельно раненый военнослужащий где-то совсем рядом, буквально в ближайшем кустарнике… А сообразив, отвечает: «Ты что?.. Забудь о смерти, потерпи ещё чуток!.. Сейчас я в госпиталь тебя оттащу!..»

«Братишка, уже поздно! Рана смертельная! Половину тела, взрывом разнесло, кишки на траву вывалились!.. Нет более сил, терпеть… Помоги, братишка!.. Избавь от ненужных страданий!..»

Понимает наш солдатик, что дело, действительно, серьёзное. И решает выручить соотечественнику. Вскидывает автомат, передёргивает затвор. Перекрестившись и закрыв глаза, выпускает полный «рожок» в тот самый куст. Для верности, стреляет туда же из «подствольника». Когда завеса пороховых газов рассеивается, с чувством выполненного долга, он идёт дальше.

И тут, вновь слышит он за своей спиной, всё тот же голос: «Спасибо тебе, братишка!»

Дикий гогот взорвал тишину складских территорий.

— Молоток, Рудяй! Повеселил!.. — не в силах сдержать смех, кое-как прохрипел Самолюк. — …Давай ещё что-нибудь!

— Мужики, атас! — внезапно выкрикнул подскочивший со скамейки Якушев. Его примеру интуитивно последовали и остальные. Кое-кто даже схватился за лежавшую рядом форму.

— Яшка, а чё за шухер? — ничего не понимая, дембеля крутили по сторонам своими стрижеными головами.

— Только что, через КПП проследовал командирский БМД!.. — пояснил Якушев.

— Тьфу, ты! Нашёл, чего пугаться!.. — облегчённо вздохнул Литвиненко. — …Я-то, грешным делом решил, будто бы «чехи»!.. Подумаешь, командирский БМД!.. Наверняка, Макс за почтой или ещё за чем-то в штаб гонял! Наш командир, объект нынче не покидал. С самого утра на «медицинском» с прапором воюет. Всё чего-то считает, проверяет, ищет!..

— Да, если бы и лейтенант?.. — равнодушно, продолжил Рудяев. — …Чтоб изменилось? Что он, вообще, может нам сделать? В лучшем случае, прочитать очередную нотацию!.. Ни рявкнуть; ни приказать; ни вздрючить, как следует! Наш Побилат, как офицер и как командир — вообще, ни о чём!.. Плюшевый! И если честно, то за такого командира, мне перед чужими солдатами даже стрёмно.

— Мужики, вы вообще о чем?.. — вмешался в разговор Самолюк. — …Нам вечером в ночной наряд заступать. Потому и положен нам полноценный дневной отдых. А посему: что Побилат, что сервелат — нам всё по хрену!

Немного успокоившись, четвёрка «старослужащих» вновь развалилась на лавках.

— Может, кому-то и стрёмно!.. — первым затянувшееся молчание нарушил Рудяев. — …А по мне, так на нашего лейтенанта, всем нам молиться нужно. Дай ему Бог, до самого дембеля здесь остаться. С этаким командиром, нам гарантирован полный расслабон! Последние недельки хотелось бы дослужить без каких-либо излишних напрягов!..

— Сом!.. — тихо произнёс Якушев. — …Если Побилат с прапором вдруг обнаружат на «медицинском» пропажу канистры? Ну, той самой, что со спиртом, которую мы нынешним утром подрезали. Чую, будет нам тогда долгожданный дембель!..

Самолюк промолчал. Ответил за него Литвиненко.

— Ты б поменьше о той канистре вспоминал, да попусту языком молол! Даже если и обнаружат… Разве мы здесь одни? Каждый день по два-три грузовика на склады приезжают, разгружаются, загружаются!.. Попробуй за всеми уследить? — предельно просто и доступно объяснил Александр.

— Эх, а я бы той спиртяги, прямо сейчас дёрнул!.. — вспомнив об украденной накануне канистре, грустно вздохнул Рудяев. — …Достали меня эти склады и эта долбаная Чечня! Домой хочу!

— Валера, я и сам на «измене»! Однако до вечера, всё же придётся потерпеть! Иначе, как пить дать, спалимся!.. — обращаясь к Рудяеву, как к брату, Самолюк несколько урезонил последнего. — …Вот заступим в караул, дождёмся отбоя, тогда как положено и оторвёмся!

— Служить нам осталось вместе, совсем ничего!.. — задумав что-то, начал издалека Серёга Якушев. — …Вот-вот разъедемся!..

— Да, уж!.. Пять-шесть караульных нарядов и по домам! — поддержал его Литвиненко.

— Сом, быть может, ты всё-таки расскажешь нам о том, как попал сюда, на склады?.. — тут-то и вставил свой вопрос Яшка. — …Поведай напоследок о той чеченской снайперше. Как вычислил её, и как за ребят, погибших, с ней рассчитался? Или, ты предпочтёшь так и уехать на Родину со своей тайной?

— Так и уеду! — рявкнул Игорь, явно задетый за нечто живое.

— Мужики, слушайте ещё одну фишку!.. — воодушевлённый своим прошлым успехом (как рассказчик анекдотов), Рудяев уселся поудобнее. — …Следующий прикол, просто отлично впишется в данную тему.

— Давай-давай!.. — вынув из пачки очередную сигарету, Самолюк поторопил товарища. — …Ни то Яшка весь мой мозг съест!

— Короче так!.. В центре Грозного громыхают уличные бои. Один из пехотинцев-новобранцев забился от страха под бетонную плиту и сидит там, словно таракан за печкой. Слегка попривыкнув и немного освоившись в новой для себя обстановки, тот пехотинец начинает вертеть по сторонам башкой, подмечая кое-какие детали. Тут-то и обращает он своё внимание на подвал одного из соседних полуразрушенных домов. Дело в том, что туда, то и дело шныряют наши бойцы. Причём выходят они оттуда какими-то радостными и улыбчивыми.

Любопытство нашего солдатика, в конце концов, пересилило все страхи и он, улучив минуту временного затишья, чесанул-таки к тому самому подвальчику. Залетает солдатик в приоткрытую дверь и видит толпу военнослужащих, выстроившихся друг за другом в длиннющую очередь. Причём солдатская вереница, начинавшаяся у самых дверей, уходила неизвестно куда, в темноту подземных катакомб.

Спрашивает первогодок: зачем, дескать, стоите?

Крайний из очереди ему и отвечает.

— Понимаешь, братишка!.. Наши разведчики накрыли чеченскую снайпершу! Вот и решили они наказать её, как говориться по заслугам. Потому и удовлетворяет она сейчас всех желающих!

Тут первогодок и сам замечает, что у всех подвальных военнослужащих, ширинки заранее уж расстёгнуты. А заметив, вновь интересуется.

— Так она, что же?.. Всем даёт?

— Ща узнаем!.. — отвечает всё тот же крайний и немедленно осведомляется у предыдущего. — …Братишка, очередь-то можно занимать? Она всем даст?

Вопрос быстро пробегает по живой цепочке: «Она всем даст?.. Она всем даст?.. Она всем даст?.. Она всем даст?..» — и теряется где-то там, в темноте подвала.

Ответ приходит, тем же «макаром».

«Всем!.. Всем!.. Всем!.. Всем!.. Всем!..»

— Ну, слыхал?.. Можешь спокойно ожидать своей очереди! — подтверждает крайний.

Обрадованный новобранец уж совсем осмелел и вновь интересуется.

— А как, насчёт нестандартного секса? Ну, там… К примеру, в зад?

— Да ты совсем, парень, оборзел!.. — усмехается крайний и тотчас добавляет. — …А впрочем, мы и об этом сейчас узнаем!

«В зад даёт?.. В зад даёт?.. В зад даёт?..» — уносится в темноту.

«Даёт!.. Даёт!.. Даёт!..» — чуть позже вторит ему очередь.

Тут молодой и вовсе погружается в мир своих довоенных грёз и фантазий.

— А в рот берет?

«В рот берет?.. В рот берет?.. В рот берет?..» — вопрос солдатика передаётся по цепочке.

«Нет!.. Нет!.. Нет!..» — отвечает очередь.

— А почему? — удивляется салага.

«Почему?.. Почему?.. Почему?..» — негодуют солдаты.

«Голову ещё не нашли!.. Голову ещё не нашли!..»

Такого фурора, Рудяев вовсе не ожидал. Истеричный хохот, в буквальном смысле, посбрасывал солдат с лавок.

— Ну, ты Рудяй, красава!.. — откашлявшись после минутного безумия, кое-как сумел выдавить из себя Самолюк. Будто бы Рудяев лично участвовал в той вакханалии. — …Так этой суке и надо!..

Если кто-то сейчас скажет о некоем психическом отклонении, или того хуже, о сумасшествии бывшего десантника, сразу поспешу успокоить. «Крыша» у Самолюка не поехала, и рассказанный анекдот он вовсе не принял за реальную историю. Просто в жизни старшего сержанта была своя, роковая чеченская снайперша, расспросами о которой, время от времени и донимал его Якушев, и которую сам Самолюк, наверняка, запомнит до гробовой доски.

Около года назад, близ полевого лагеря десантно-штурмового батальона (в котором на тот момент служил Самолюк) объявился вражеский «стрелок». Умело и грамотно меняя свои позиции, он планомерно принялся отстреливать десантуру. При этом сам оставался, на редкость неуязвим.

Когда же, очередной жертвой снайпера стал земляк и лучший друг Самолюка, выдержка Игоря кончилась. Словно одержимый, втайне от командиров и сослуживцев, он устроил настоящую охоту на злополучного снайпера. Как-то не по-пацански было спускать подобную дерзость.

На исходе третьей недели, Самолюк его всё же «накрыл». Какого же было удивление десантника, когда вместо ожидаемого матёрого боевика, он вдруг застал на подготовленной для стрельбы позиции, местную девку, на пару лет младше его самого. Чеченка оказалась вооружена снайперской винтовкой, на прикладе которой было сделано около двадцати зазубрин. О том, что было после, знали лишь двое: сам Игорь и уже мёртвая снайперша…

Ну, а позже, старшего сержанта Самолюка обвинили в зверском убийстве несовершеннолетней мирной девочки. Разжаловали в рядовые и взяли под арест. И только хлопоты Лютого спасли парня от военной прокуратуры и уголовного преследования.

— Пацаны! Вы, случаем не знаете, где можно разжиться мешком сахара, парой пачек дрожжей? — будто что-то припомнив, невпопад поинтересовался Литвиненко.

— Кызыл, своей тупостью ты начинаешь меня пугать!.. — не сдержавшись, выкрикнул Якушев. — …Вот скажи: к чему, ты сейчас об этом спросил? А впрочем, сперва ответь мне на иной вопрос. Там, под Ханкалой!.. Ты, наверное, получил вовсе не лёгкую, а самую тяжёлую контузию? Причём, во всю голову, коль вопросы твои, день ото дня, всё дурнее и дурнее!

— А зачем тебе сахар? Да ещё и в таком количестве?.. — перебил Якушева Рудяев. — …На сладенькое к дембелю потянуло?

— Ни в этом дело!.. — быстро осознав неуклюжесть и несвоевременность своего вопроса, Литвиненко поспешил с пояснениями. — …В одной из складских подсобок я давеча приметил авиационный подвесной бак. Не меньше четырёх сот литров. Прапорщик Михайленко сказал, дескать, он дырявый и кроме, как на металлолом, ни на что более негоден. Однако я тщательным образом обследовал ту конструкцию и пришёл к однозначному выводу, что прапор врёт. Отличный и целый бак, да ещё и с герметичной крышкой! Потому и решил я его потихоньку дюзнуть, чтоб замутить в том баке брагу. Прикиньте, сколько пойла с него выйдет! Я, между прочим, обо всём нашем взводе тогда подумал, а ты, Яшка!.. Ещё раз вякнешь, я тебя так вломлю!..

— Литвин, оставь данную затею!.. — глядя на слегка придурковатое выражение лица сослуживца, при этом едва-едва сдерживая смех, Самолюк всё же нашёл в себе силы ответить вполне серьёзно. — …Склады у нас далеко не продовольственные. А в чеченское село за сахарком ходить не советую. Так что, обойдёмся мы, как-нибудь без твоей браги. Нам и канистры спирта, если пить будем аккуратно, до самого дембеля хватит!..

Хитрый прапор

Уж кто-кто, а прапорщик Михайленко на дальнем объекте был, пожалуй, единственным военнослужащим, ощущавшим себя на складах, словно рыба в воде. Всё и вся ему было тут до боли знакомо. В полной мере он владел ситуацией и был в курсе: как громких, так и малозначимых событий. Более того… По мнению самого прапорщика, он даже мог запросто предвосхитить кое-какое ближайшее будущее.

За сравнительно короткий промежуток времени Михайленко умудрился пережить на стратегическом объекте с десяток своих коллег по интендантскому ремеслу. Точнее, он их просто-напросто подсидел или выжил. В конечном итоге, прапорщик остался на армейских складах единственным, кто имел неограниченный доступ ко всем ангарам и хранилищам. Как это не парадоксально сейчас прозвучит, но именно от Михайленко, от обычного прапорщика, во многих подразделениях, дислоцированных на южных территориях Чечни, зависело очень и очень многое. Аккуратно и незаметно прапорщик сосредоточил в своих руках кое-какие негласные (от того, не менее значимые) рычаги управления. Став основным распорядителем армейского «арсенала», начиная от занюханных портянок и заканчивая современными переносными зенитно-ракетными комплексами, он приобрёл не только некоторое влияние, но и вполне конкретную власть. Потому как на поклон к Михайленко приходили все: от обычного лейтенанта, до полковника. Отказать кому-либо (тем более, не обоснованно) прапорщик, конечно же, не мог. В зоне боевых действий шутки с поставками оружия были чреваты трибуналом или, того хуже, самосудом. А вот придержать отгрузку, сославшись на какую-либо вескую причину; выдать совсем не то, что требовалось или отправить груз не по адресу назначению, якобы, случайно напутав — наш прапорщик мог запросто. Ну, а когда речь шла о каких-либо сверх лимитах, уж тут Михайленко мог и вовсе позволить себе поизгаляться над тем или иным незадачливым офицером.

Сложившееся на складах и вокруг них положение вещей, когда обычного каптёрщика величают не иначе, как «чёрным кардиналом», а кое-кто из командиров так и вовсе всерьёз побаивается Михайленко — Лютого, как командира достаточно крупного военного подразделения, естественно, никоим образом не устраивало. Не устраивало подполковника и кое-что иное…

С определённой степенью вероятности, Лютый предполагал или догадывался о том, что кроме мудрёных манипуляций со складским имуществом, прапорщик ещё и успевает «крутить» какие-то свои, более серьёзные тёмные делишки. Аргументировалось данное предположение следующим посылом. Невзирая на то, что в караульном подразделении дальнего объекта на протяжении последних полутора лет напрочь отсутствовала серьёзная дисциплина, тем не менее, регулярные плановые и внеплановые проверки, периодически проводимые всевозможными комиссиями различных военных ведомств, так и не смогли выявить ни единого, даже самого маломальского недочёта. Михайленко неизменно оставался чист и неуязвим.

Однажды подполковник предпринял и вовсе отчаянную попытку. Он попытался избавиться от Михайленко вполне гуманным способом. Лютый оформил последнему перевод на «большую землю», и даже прислал за ним свою машину. О подобном «счастье» выбраться из зоны боевых действий, мечтал любой из военных, находившихся в то время на Кавказе. Любой, но только не прапорщик. Вопреки самому элементарному инстинкту самосохранения, прапорщик вдруг заартачился. Более того, у Михайленко тотчас объявились серьёзные покровители: то ли из штаба южной группы войск, то ли ещё откуда повыше…

Короче, Лютому в вежливо-угрожающей форме ненавязчиво намекнули оставить прапорщика в покое. И уже через сутки, как ни в чем, ни бывало, Михайленко вернулся на свои склады, приступив к исполнению своих прежних служебных обязанностей.

Именно тогда, пожалуй, впервые в своей многолетней карьере, подполковник и соприкоснулся с таким понятием, как коррупции в высших армейских эшелонах. Об отмывании денег, бесконтрольно выделяемых на Чечню, он, конечно, читал, слышал и знал. Однако не предполагал подполковник, что может она быть так от него близка. Ну, совсем рядом. Сам того не ведая, Лютый зацепил лишь «мелкий винтик» в грандиозном механизме воровства и взяточничества, которым, по сути, и был Михайленко. Через его склады, наверняка перетекали огромные бюджетные деньги. Потому и реакция того самого «механизма» была столь внушительной и молниеносной.

Впрочем, в тот период беспокоило подполковника вовсе не это. В первую очередь, он переживал за своих подчинённых. Ведь случайно выявившиеся связи прапорщика с армейской верхушкой, как для самого Лютого, так и для его офицеров ничего хорошего не предвещали. При определённом стечении обстоятельств, та круговая порука могла запросто стать чересчур опасной, а для кое-кого и вовсе роковой. Реальность подсказывала следующее. Выглядевший инертным и простодушным Михайленко, в критические для него минуты, мог запросто переродиться в активного, мстительного и злопамятного пакостника. Затаив на кого-либо зуб, прапорщик непременно находил возможность расквитаться, подставив своего обидчика под полную раздачу. А ведь Лютый, и без того уже сбился со счёту скольких добротных офицеров, тем или иным образом, прапор умудрился «сплавить» со своего объекта, а то и вовсе, из вооружённых сил.

Заочный конфликт между подполковником и прапорщиком начал приобретать всё больший и больший размах. А учитывая упёртость в характерах обеих участников той конфронтации, в скором времени, он непременно обещал вылиться в реальную войну. Справедливости ради, стоит отметить, что Михайленко ещё ни разу, в открытую не перешёл Лютому дороги. Прапорщик ограничивался лишь мелкими гадостями, кляузами, да, пущенными «в народ» слухами. И, тем не менее, подполковник (мужик опытный и предусмотрительный) заранее предполагал, что рано или поздно, это обязательно произойдёт. Потому и предпочёл он нанести упреждающий удар первым. Принимая во внимание свой предыдущий, не совсем удачный опыт по выдавливанию Михайленко с армейских складов, на сей раз, Лютый действовал с предельной расчётливостью, осмотрительностью и осторожностью.

Дабы наверняка завалить непотопляемого каптёрщика, подполковником была придумана достаточно мудрёная схема. И далеко не последние роли, в том хитроумном сценарии отводились, как лейтенанту Побилату, уже служившему на дальнем объекте, так и только-только прибывшему майору Князеву. Ни тот, ни другой о действительных намерениях своего командира, естественно, не догадывался. До поры, до времени, Лютый предпочёл использовать офицеров, что называется, «втёмную». Да собственно, и вводить подчинённых в курс дела, особой необходимости пока что не было. И без того, каждый из них, лишь исключительным исполнением своих служебных обязанностей, по разумению подполковника и должен был довести прапорщика до «белого колена». Чего собственно, Лютый на своём начальном этапе и добивался. Ведь всем известно, что взбешённый и выведенный из себя человек, склонен к совершению необдуманных поступков и, соответственно, неоправданных ошибок. Этими-то самыми срывами, и рассчитывал воспользоваться Лютый в дальнейшем.

С данной точки зрения, Князев виделся подполковнику лицом вовсе не предвзятым, не погруженным во внутреннюю кухню его армейского подразделения. А самое главное, Лютый был уверен в неподкупности данного офицера, в своё время имевшего непосредственное отношение к органам госбезопасности. Майор должен был довлеть над Михайленко, что называется: «извне». Тогда как лейтенанту Побилату, по молодости лет принципиальному и въедливому, вменялось оказывать давление на прапорщика изнутри. Для этого, по личному приказу подполковника, Побилату и предписывалась организация тщательной и глубокой ревизии на подотчётных Михайленко складах.

На какой-либо успех вышеуказанной проверки, Лютый, конечно же, не рассчитывал. Цель ревизии была абсолютно иной. Повторюсь, доставить прапорщику, как можно больше хлопот и заставить последнего хорошенько понервничать.

— Лейтенант! Шприцы будем пересчитывать? Или ограничимся подсчётом коробок? — с нескрываемым сарказмом поинтересовался Михайленко. Он был полностью уверен в том, что на беглый подсчёт коробок со шприцами у них уйдёт не более часа.

— Конечно, будем! — сухо ответил Побилат, чётко следовавший инструкциям подполковника Лютого.

— Да ты с ума сошёл! Парень, опомнись!.. — не сдержавшись, взвыл до сего момента спокойный и уравновешенный прапорщик. — …Здесь их сотни тысяч!.. Мы, скорее сдохнем на этих коробках, чем их перелопатим!

— По времени, нас никто не ограничивает! Если потребуется, будем считать: хоть неделю, хоть две!.. — пробурчал Побилат, снимая со стеллажа первую, попавшуюся ему под руку упаковку. — …Так или иначе, но я должен вскрыть и проверить каждую упаковку!

— Стой, лейтенант!.. Не спеши!.. — Михайленко вдруг решил зайти с иного боку. — …Поставь коробку и дай мне минут пять, дабы я сумел тебе кое-что объяснить!.. — подсев рядом с Побилатом, прапорщик вновь перешёл на привычный разговорный тон. — …По возрасту ты годишься мне в сыновья. Кроме того, мы здесь одни. Потому, позволь обращаться к тебе по-простецки? Считай, по-отечески, без званий, субординации и прочего официоза… Саня, скажи мне честно, оно тебе надо? Имею в виду, сутки напролёт копаться в чужом дерьме. Уясни, милок, главное! Командиры приходят и уходят, тогда как прапорщик Михайленко незаменим. Считай, вечен! Знал бы ты, сколько до тебя перебывало здесь офицеров. Сколько сменилось солдат. Из всех остался лишь я один.

Ты сам посуди, куда ж без меня тому же Лютому? Да, и тебе, дружище, ещё не раз придется ко мне обратиться с той или иной просьбой. Так что, сынок!.. Давай-ка, мы с самого начала будем друзьями. Отложим на неопределённый срок это неблагодарное занятие, бесполезное пересчитывание сотню раз пересчитанного. Посидим за столом; выпьем и поговорим по душам. Уж будь уверен, у нас найдётся масса общих, интересных тем. Именно так мы и скоротаем недельку другую. Солдат спит — служба идёт.

Эх, Сашка-Сашка! Ты что ж, и впрямь думаешь, будто бы удастся тебе найти здесь то, чего не смогла отыскать московская комиссия, собранная из сплошь прожжённых волчар своего дела?.. Имею в виду комиссию, приезжавшую к нам на объект лишь пару месяцев назад и пробывших тут без малого две недели. Мальчик, советую тебе не быть столь наивным!..

— Кто знает!.. — лукаво подмигнул прапору Побилат. — …Быть может, вы и с ними… Взяли, да и бросили «копание в чужом дерьме». Тогда как отпущенные им две недели, вы лишь говорили с проверяющими «по душам».

— Но-но, пацан!.. — огрызнулся Михайленко. — …Не нарывайся! Ведь я могу поговорить с тобой и по-иному!.. Мало того, что скрипя сердцем, я терпел тебя последние восемь дней. Как распоследний бобик выполнял любой твой каприз!.. — и тут, видимо сообразив, что понесло его вовсе не туда, прапорщик вдруг осёкся. — …Хотя, ладно!.. Забудь! Будем считать, что последних слов ты мне не говорил, и я их не слышал. Ты пойми, терпение моё вовсе не безгранично, да и негоже мне, сорокалетнему мужику, словно обезьяна, прыгать по этим чёртовым стеллажам. Устал я!.. Влом мне, бестолково тягать эти пудовые кубы!..

Сашок, ну кто проверит: считали мы те же самые шприцы или нет? Ты только представь: пару месяцев мы можем быть (причём бесконтрольно) предоставлены самим себе. Чуешь, на что намекаю? Отдохнём, как белые люди, а после и отчитаешься. Если хочешь, я даже подкину тебе пару-тройку компроматиков о коих, ни одна комиссия не дотямала. Для подобного случая, у меня кое-что припасено. Ну, а пить мы с тобой будем настоящий дагестанский коньяк, а не приторную местную чачу, которую не то, чтобы глотать, раны смазывать противно. На закуску: лимончики; икорка; московская колбаска; малосольные огурчики; сало!.. Всё это и многое другое превосходно скрасят наш суровый армейский быт. Бросай на хрен свои долбаные шприцы и айда в мою каптёрку! Там вентилятор, удобные кресла, японская техника, музыка, холодильник!.. Да, что же я тебя всё дразню? Пойдём со мной, сам всё увидишь!..

Побилат слушал увещевания прапорщика отчасти равнодушно, без каких-либо видимых эмоций. Он безучастно смотрел в его перевозбуждённое лицо, думая о чем-то своём. Наконец, воспользовавшись короткой паузой, лейтенант попросил Михайленко подать ему нож, дабы вскрыть, всё ещё стоявшую перед ним коробку со шприцами. В бессилии, прапорщик матюгнулся. Тут-то и пришла в его голову совсем уж неожиданная мысль.

«Не век же я буду куковать на этих долбаных складах! В последнее время мне всё чаще и чаще начали сниться сны, будто бы я вернулся на родину. Как не крути, а рано или поздно, мне всё же придется передать это, созданное непосильным трудом хозяйство, в чьи-то посторонние руки! А почему, собственно, в «посторонние»?.. Почему бы, уже сегодня мне не задуматься о своём приемнике? О том, кому с лёгким сердцем, я бы мог передать все «связи, явки, пароли»!.. Что если, прямо сейчас, я сделаю этому сопляку предложение, от которого он, уж точно не сможет отказаться? Год-другой поработаем вместе, а потом я подарю этому никчёмному балбесу свой бесценный подарок. Как говаривал Шура Балаганов из «Двенадцати стульев»: преподнесу на тарелочке с голубой каёмочкой ключи от безбедной жизни и обеспеченной старости!.. Эх, и повезёт же щенку!

А вдруг, эта неблагодарная тварь, всё же откажется? И это, после того, как я раскрою перед ним все свои карты. Да нет, согласиться! Куда же он, сука, денется с «подводной-то лодки»? Сломаю паскуду, застращаю!.. Ведь это с виду он такой неподкупный и упрямый, а копни чуть глубже… Как, собственно, и вся современная молодёжь, и этот лейтенант, в конце концов, окажется бесхребетным слабаком и слюнтяем. В отличие от нашего поколения, у современных тинэйджеров нет ни чувства долга; ни чести; ни совести; ни гордости за своё Отечество, за былую Державу! Бунтуют они и лезут на рожон, пока в карманах пусто. Заслышав же звон золотой монеты, эти самые бунтари тотчас превращаются в покладистых и вполне управляемых пресмыкающихся. На самый крайний случай, никчёмный пацан просто испарится. Пропадёт без вести. Уж я-то знаю, как в прифронтовой зоне можно спрятать концы в воду!..»

— Саня, скажи!.. Есть ли у тебя, какая-то заветная мечта? Либо некая недостижимая цель? — как ни в чем, ни бывало, Михайленко вдруг обратился к Побилату.

Хотел, было, лейтенант рассказать прапорщику о своём сокровенном. О том, ради чего он всеми правдами и неправдами рвался в Чечню. Да вовремя одумался. Перед этим скользким типом совсем не обязательно было открывать душу и говорить о сугубо личном. Потому и предпочёл Побилат промолчать.

— Быть может, ты желаешь сделать карьеру военного?.. — не унимался Михайленко. — …Дослужиться до генеральских погон!.. Может, ты грезишь себя в образе обеспеченного и независимого мужика, этакого богатого мачо? Либо мечта твоя более романтична, на уровне безответной любви? Быть может, ты грезишь некой обворожительной и непреступной красавицей? Так ты, Сашка, только скажи!.. Парень, ты даже не предполагаешь, какими возможностями я обладаю! Коль захочу, так любой командир будет портянки мои стирать!.. Вот я их всех, где держу!.. — прапорщик продемонстрировал лейтенанту крепко сжатый кулак. — …Если ты думаешь, будто бы я с этих грёбаных складов что-то подворовываю… Дескать, этим и существую. Ты сильно ошибаешься. Я владею гораздо большим, что может открыть любые двери. Но, об этом несколько позже!.. — Михайленко осёкся, сообразив, что сболтнул лишнее. — …Эх, дружище! Давай немного сдружимся, чуть поработаем вместе, после чего, я посвящу тебя в то, о чем неизвестно ни одному смертному. А через пару лет: данные ангары, этот бездонный Клондайк — возможно, и перейдёт в твое, единоличное пользование!.. Поверь, лишние хлебала, здесь вовсе ни к чему. Всем этим, должен распоряжаться только ОДИН! Ну, так как, хлопец, сработаемся?

— Товарищ прапорщик, может, мы всё-таки продолжим?.. — Побилат подтянул к себе всё ту же упаковку. — …Время-то идёт, а у нас ни один шприц ещё не пересчитан!

— Ну, ты упёртый!.. — нервно сплюнул Михайленко. — …Хорошо, будь, по-твоему!.. Однако заруби себе на носу, что в будущем… В очень тяжком для тебя будущем!.. Я вполне адекватно отреагирую уже на твои мольбы о помощи!.. — прапорщик швырнул на коробку свой перочинный нож. А ведь он был до последнего уверен в том, что Побилат купится на его чересчур щедрое предложение.

В душе заведующего военными складами неистово клокотала ненависть, замешанная на остром желании мщения. Никто, даже самые высокопоставленные чины, никогда не смели ему перечить. При этом абсолютно каждый из них оставался доволен и удовлетворён дружбой с прапорщиком.

«Добро-добро, сосунок хренов!.. Отольются мышке кошкины слезы!.. Ты ещё узнаешь, кому сказал «нет»! Кровавыми слезами, падла, умоешься!..»

КПП

На месте нынешнего дальнего объекта, куда подполковник Лютый «сосватал» майора Князева, когда-то возвышалась старинная: ни то крепость; ни то сторожевая башня. Вполне возможно, что это было и некое религиозно-оборонительное сооружение, воздвигнутое пару-тройку веков назад и, очевидно, благополучно разрушенное примерно в том же самом времени. На оставшемся с тех далёких веков основательном фундаменте, уже в наше время был заложен первый складской блок. Несколько позже, по мере втягивания России в бесконечную антитеррористическую операцию на Северном Кавказе, к вышеозначенному пуленепробиваемому бункеру, были пристроены ещё три ангара, небольшая казарма и кое-какие подсобные строения. Именно в этом виде и застал Князев свой нынешний стратегический объект.

Месторасположение армейских складов, с точки зрения стратегии, было выбрано довольно-таки удачно. Быть может, именно поэтому дальний объект, так ни разу и не подвергся серьёзному нападению со стороны бандитствующих формирований. Судите сами. Слева и позади складов, возвышалась неприступная стена горного массива. Справа крутой, десятиметровый обрыв. Тогда как спереди, все подходы к складам прикрывала быстрая горная река. Пожалуй, единственным местом, через которое и можно было попасть на стратегический объект Минобороны, не обладая какой-либо специальной альпинистской или подводной подготовкой — являлся широкий бревенчатый мост, перекинутый над бушующей водной стихией. Данная перемычка, связующая склады с внешним миром, была оборудована контрольно-пропускным пунктом. Впрочем, строгим и не преступным тот КПП, оставался лишь по своему названию. В действительности, контрольно-пропускной пункт у бревенчатого мостка состоял лишь из бетонной будки, обложенный со всех сторон мешками с песком; да металлического шлагбаума, приводимого в движение вручную, посредством натяжения обыкновенной верёвки. Та караульная будка, снабжённая местной связью, в лучшем случае, могла укрыть двух, максимум трёх военнослужащих от непогоды или возможного обстрела.

Как не прискорбно это может сейчас прозвучать, но охрана, круглосуточно дежурившая на том контрольно-пропускном пункте, при внезапном штурме противника, фактически была обречена на верную гибель. Потому как до ближайшего складского корпуса, откуда и следовало ожидать возможной помощи, было не менее четырёхсот метров. Единственное, что реально могли успеть сделать караульные, так это сообщить дежурному о нападении и пустить пару-тройку автоматных очередей в сторону врага. Ну, а дальше, как карта ляжет.

Машины, следовавшие через складской КПП, а так же сопроводительные документы или груз ими перевозимый — практически не проверялись. Потому как весь транспорт, двигавшийся через бревенчатый мост, состоял из семи-восьми грузовиков, одного БМД и командирского Уазика. То есть, каждая транспортная единица была хорошо знакома бойцам караульного взвода. Водителям доверяли, считали их «своими» и узнавали те машины издалека, ещё на подходе к территории объекта.

Лишь несколько позже, когда Князев более предметно познакомиться со складской территорией, он признает, что подведомственный ему объект, из года в год оставался целым и невредимыми, вовсе не из-за своего удачного места расположения, а лишь благодаря исключительному стечению обстоятельств, если не сказать чуду или невероятному небесному благоволению.

Сержант Бутаков и ефрейтор Цымбал с самого раннего утра, заступившие на КПП в очередное боевое дежурство, уже к обеду чувствовали себя чересчур уставшими и утомлёнными многочасовым бездельем. Устроившись в сторожевой будке, Славка с Андреем принялись вспоминать свою до армейскую жизнь. Спокойная и безмятежная обстановка располагала, да и было о чем им поговорить. Ведь мало того, что их детство и юность прошли в одном городе, в одном районе, так они ещё и «умудрились» окончить одну и ту же школу. Разница была лишь в том, что Бутаков распрощался со школьной партой, на год раньше Андрея. Подобные совпадения, скажу я вам, бывают в армейской жизни крайне редко, однако случаются.

Коль Славка Бутаков был по возрасту на год старше Цымбала, то и на призывной пункт (и, соответственно, на Кавказ) он попал годом раньше. В отличие от младшего Андрея, Славка успел захватить настоящую войну, успел окунуться в боевые сражения и лицом к лицу столкнуться со смертью. Потому и мог он позволить себе, без зазрения совести козырнуть перед земляком, сержантскими «лычками» и орденом, полученным в одной из тяжелейших боевых операций.

— Мать пишет, будто бы завод наш окончательно закрыли!.. — Цымбал делился последними новостями с родины. — …Отец остался без работы. Начал крепко подбухивать.

— Это что ж, получается?.. — усмехнулся в ответ Бутаков. — …Такая махина, такое огромное предприятие с цехами и прочими промзонами, будет простаивать? Я, конечно, понимаю, что ракеты нашей стране, быть может, вовсе не нужны… Однако зачем завод закрывать? Пусть бы он выпускал что-то иное, более мирную продукцию.

— Отчего ж «простаивать»? Основные корпуса уже сдали в аренду под всякие там склады, офисы, магазины. В подвалах китайцы грибы для местных ресторанов выращивают!

— Хорошенькая альтернатива, ничего не скажешь!.. — сплюнул Бутаков. — …На какие интересно шиши, десятки тысяч нищих людей, выброшенных с того завода на улицу, пойдут в те самые магазины и рестораны?

— Обычные работяги, конечно же, не пойдут! А вот такие балбесы, как ты, Славян, обязательно оставят в тех кабаках и супермаркетах все свои «боевые»! Не успеешь дембельнуться, как тотчас просадишь свои деньги на баб и пойло!

— Хрен-то там!.. — встрепенулся Бутаков. — …Свои, кровью заработанные деньжата, я собираюсь вложить в какое-либо перспективное и весьма прибыльное дело! Я вовсе не желаю повторить судьбу своих предков. То есть, всю свою жизнь влачить серое существование; жить от зарплаты до зарплаты, пересчитывая каждую копейку.

— Что ж!.. Хозяин, барин! Рискуй, коль есть желание!.. — лукаво улыбнулся Цымбал. При этом всем своим видом Андрей демонстрировал полное неверие в мифический золотой дождь, обещавший обрушиться на его сослуживца. — …Да, собственно, и чёрт с ними, с этими «боевыми»… Ты бы лучше, о войне что-нибудь рассказал.

— Не хочу, и не буду!.. — с лица Славки тотчас исчезла мечтательная улыбка. — …Я уже говорил тебе о том, что нет в ней ничего крутого и прикольного. На войне лишь дикий страх и смерть!.. Много крови и прочей отвратительной мерзости!.. Представь, что ты смотришь чересчур реальный ужастик. В процессе того просмотра ты вдруг понимаешь: да ведь он про тебя самого! В тебе вдруг начинают, просыпаться первобытные инстинкты, о которых, и думать-то стрёмно. Не уж-то, ты считаешь, что мне будет приятно вспоминать о подобных вещах, и уж тем более, кому-то о них рассказывать?

Пока оторванные человеческие останки, да изувеченные трупы с поля боя вынесешь, десять раз обрыгаешься… А теперь представь, какие чувства ты испытаешь, когда твои друзья и товарищи, за считанные секунды в эти самые трупы и превращаются?

— Славян, кончай жуть нагонять!.. — отмахнулся Андрей. — …Через месяц-другой ты вернёшься домой. Девки в очередь!.. Пацаны к тебе с почтением и уважением!.. В любой компании, стакан на халяву нальют!.. Тут ты и забудешь: и о крови, и о трупах. Голову даю на отсечение, примешься по ушам чесать: как служил, как в бой ходил, как награды получал! Сейчас я тебя вовсе не осуждаю. Именно так все дембеля и делают… Ты лучше скажи, а мне-то чего делать? Сам ведь знаешь, что не застал я настоящей войны. Почти год на Кавказе, а стыдно признаться: ни одного матёрого боевика, так живьём и не видел! Каждый день одни и те же горные пейзажи и всё те же, до боли приевшиеся, физиономии!.. Хоть байки, какие послушать, чтоб на «гражданке», от первого лица их пересказать. Кстати, Славка!.. Надеюсь, ты не сдашь меня нашим пацанам. Не станешь трепаться о том, что вот так, в этой грёбаной будке я всю свою чеченскую войну и просидел. Сам должен понимать: как мне чертовски не повезло.

— Ну, ты и придурок!.. О такой службе, как у тебя, любой из доброй дюжины моих бывших сослуживцев… В особенности те, которые вернулись домой в «цинке», тебе бы позавидовали чёрной завистью. Молил бы ты лучше Бога о том, чтоб твоя нынешняя служба, таковой до самого дембеля и осталась!

— Да, ну на хрен!.. Ты с ума, что ли сошёл!.. — возмутился Цымбал. — …Ещё один, точно такой же, тягомотный год?.. Я этого, точно, не выдержу! И, вообще, я уж давно собираюсь рапорт подать о своём переводе в другое подразделение. Буду проситься туда, где задачи, а главное, возможности несколько иные.

— Давай-давай! Пиши, писака хренов! Когда в башке пусто, то и держит она курс в ту самую сторону, куда в ней ветер подует!.. Короче, делай что хочешь, только отстань от меня со своими тупыми расспросами. А коль военными небылицами желаешь поразжиться, так это к Якушеву… Горазд наш Серёга на всевозможные около армейские сплетни и прочие байки… — подперев голову рукой, Бутаков устроился поудобнее и закрыл глаза. — …Посплю малость. Если что, разбудишь.

Однако нормально отдохнуть Славка так и не сумел. Из лёгкого послеобеденного полудрёма, очень скоро его вывел, всё тот же, неугомонный земляк. Помаявшись бездельем, Цымбал предпочёл потревожить «старшего».

— Бут, я тут ситуацию прикольную вспомнил! Рассказать? — поинтересовался он, пренебрегая предупреждением сослуживца.

— Трави! Уж коль разбудил!.. — не открывая глаз, пробурчал орденоносец. — …Но учти! Если будет не смешно, схлопочешь!

— Год назад та история приключилась. С призывного пункта нас сразу отвезли на железнодорожный вокзал и погрузили в два прицепных пассажирских вагона. В них-то мы и проехали, почитай, пол страны. Во время стоянок, как и положено, из вагонов никого не выпускали. Так и мариновались мы в вагонной духоте, словно огурцы в бочке. Другие города и иные населённые пункты, могли созерцать лишь сквозь грязные окна своих кубриков…

— Ты можешь, обойтись без лирики? — раздражённо поморщился Бутаков.

— Я и без того, уж перехожу к главному. Короче, тормознул наш поезд на каком-то, ну, совсем мелком полустанке. А теперь представь следующую картину. На соседнем с нами пути, ещё один пассажирский состав стоит. И в том поезде, прямо напротив нас, полное купе дембелей. Водку, суки, пьют. На нас ноль внимания. Потом, всё ж заметили. Окно своё открыли, и давай нам, стриженным, рожи корчить. Орут, дескать, попали мы по самые яйца. Минут пять, мы так и стояли: окно к окну. И всё это время, слушали, отправленные в наш адрес самые отвратительные оскорбления. Такая тоска меня, тогда пробрала. Вот думаю, везучие, уже отмучились. Потому я, собственно, и молчал. Да и остальные наши, так же, попритихли — надо полагать, по тем же самым соображениям.

И вот, слава Богу, их поезд наконец-то тронулся. Он медленно покатился на Восток. Туда, где остались наши родители, друзья и всё, что связанно с нашим детством и юностью. И тут, вдобавок ко всему, один из тех дембелей, чуть ли не по пояс, высунувшись из окна, кричит нам во всё горло: «Прощай, шпана! Удачи вам, салаги! А мы поехали ваших тёлок трахать!..»

Именно после этого, один из наших успел-таки очухаться. Он-то и заорал им вслед: мол, вы только едите, а мы ваших баб целых два года жарили!..

Искренни рассмеявшись, Цымбал поинтересовался.

— Ну, как? Прикольно?

Дослушав ту историю до конца, Бутаков отчего-то уловил в ней некий скрытый подтекст. Причём, отнёс он его исключительно в свой собственный адрес.

— Ну? И где, прикажешь смеяться?.. — Славка неожиданно вскочил на ноги. Его прежнюю сонливость, как рукой сняло. — …И, вообще, к чему это ты вдруг вспомнил о том поезде? О Наташке моей чего-то узнал?

— О какой, такой Наташке?.. — растерянно повёл плечами Цымбал. Однако быстро сообразив, в чем суть вопроса, тотчас добавил. — …А-а, я понял! Ты о Гусевой спрашиваешь! О той девахе, с которой ты до армии мутил!

— О ней. О ком же ещё? — кое-как, скрипя зубами, всё же выдавил из себя Бутаков.

— Не-а! О Гусевой мне никто не писал!

Славка с облегчением перевёл, было, дух, но тут Цымбал задал ещё более каверзный вопрос.

— Кстати, Бут!.. Помнится, ты как-то трепался, будто бы у вас с ней, что-то там было. Ну, с Наташкой!.. Имею в виду, трах-тибидох! А теперь, скажи честно: врал?

— Ещё чего! — чуть покраснев, ответил сержант.

За два года службы Бутаков возмужал. А самое главное, он поумнел. Потому и понимал он сейчас, что его обворожительная Натали, писавшая ему столь трепетные письма, вовсе не достойна того былого малолетнего трёпа и его бахвальства перед дворовой шпаной. Да, и сейчас, на чем свет стоит Андрей проклинал себя за то, что пошёл на поводу у салаги-Цымбала, затеявшего этот скользкий разговор, что ответил ему в той же отвязной и пошлой манере, в которой и был задан вопрос.

— Странно!.. — тем временем, задумчиво продолжал говорить Цымбал. — …А она говорила, будто бы, у тебя с ней ни черта не получилось!..

— При каких это обстоятельствах, она могла посвятить тебя в столь личные подробности?.. — на сей раз, Бутаков серьёзно вскипел, потому и схватил он земляка за грудки. — …Отвечай, сучёнок! С чего это вдруг она взялась бы с тобой откровенничать?

— Славян, да ты не дёргайся! Поверь, твою бабу я не трогал. О том не могло быть и речи!.. — Андрей поспешил успокоить сослуживца. — …Просто, так вышло. Я совершенно случайно подслушал разговор Гусевой с Ленкой Власовой. И будь уверен, что о содержании того диалога, я никому более не рассказывал. И, вообще… Ты не переживай: ждёт тебя твоя Натаха.

Бутаков несколько пришёл себя и ослабил хватку.

— Нашёл, кого слушать! Покажи мне хоть одну девку, которая открыто похвасталась бы своими сексуальными похождениями. Это для нас, для парней, перепихнуться с кем-либо, не более чем очередная «звёздочка» на левый борт фюзеляжа. А бабы, невзирая на свой возможный «послужной список», будут до последнего строить из себя целок…

Столь щепетильный разговор Цымбал затеял вовсе неспроста. При этом ему даже пришлось приврать о, якобы, подслушанном женском разговоре. Просто Андрей был абсолютно уверен в том, что земляк его обязательно заведётся. Так, собственно, оно и вышло. И лишь услышав в голосе сержанта некоторое благодушие, ефрейтор-первогодок вновь попытался аккуратненько вернуть Бутакова к прежним, неприятным для последнего расспросам.

— Бут, а ты чеченок, случаем, не шпилил?

— Я что, с дуба рухнул? — будто дотронувшись до чего-то горячего, молниеносно отреагировал Славка.

— Случая подходящего не было, или верность свою бережёшь?.. — усмехнулся Андрей. — …Так ты, Славян, не беспокойся. Наталья о твоих экзотических пробах, ничего не узнает.

— Придурок! Тут вовсе не в этом дело!.. — огрызнулся сержант. — …Хочешь, я расскажу тебе весьма поучительную историю?

— Давай! — именного этого Цимбал и ждал.

— Случай, о котором я собираюсь сейчас рассказать случился ещё в начале моей службы. Стояли мы тогда под Грозным. Так вот… Повадилась похаживать в расположение нашей части одна местная тёлка. Девка была, ну просто безотказная. По дюжине наших солдат могла за ночь «обслужить». При этом брала с пацанов сущие копейки…

— И что? — в нетерпении перебил сослуживца Андрей.

— Что-что!.. Пол роты наших, с каким-то ядрёным сифилисом, в санчасть угодила. Оказалось, что эту курву к нам специально засылали. Вот тебе и весь кайф от кавказской экзотики. Уж лучше, завязать на время свой «конец» в узел, чем вовсе без него остаться. А теперь прикинь, если бы у той чеченской кобылы был СПИД?

— И всё? Вся история? — разочарованно поинтересовался Цымбал.

— Всё!

— Я-то думал, ты приврёшь чего. Ну, там, как после всего случившегося, вы, к примеру, казнили ту чеченку. Или, как ваши «заразные» солдаты, в отместку, перетрахали десять аулов, награждая тем сифилисом всё женское население республики!..

— Да пошёл ты, извращенец! — Славка брезгливо сплюнул.

— А чё? Вот у Якушева все байки именно так и заканчиваются. То какое-нибудь селение танковым полком в асфальт закатают. То чеченских боевиков, целой бандой в жбан с соляной кислотой бросят. Хоть и сам прекрасно понимаешь, что он брешет, а всё же приятно. Кстати, Бут!.. Может, ты и сам был в числе тех «сифилитиков», потому и не до шуток тебе нынче?

— Очень мне надо, перед тобой красоваться или что-то утаивать!

— Ладно, проехали!.. — опасаясь перегнуть палку, Андрей перевёл разговор на иные темы. — …Славян, ответь честно; без всяких там пантов. Ты, за что в бой шёл?

— Не понял!..

— Ну, помнишь, как это было раньше? К примеру, в Великую Отечественную… За Родину, за Сталина!.. А ты, за что? Ведь козе понятно, что не за освобождение чеченского народа от ненавистных террористов, оккупировавших беззащитную республику!

— Чёрт его знает! Как-то вовсе не задумывался!.. — Бутаков выдержал паузу. — …Ну, наверное, за Отечество!.. За россиян!..

— Так Чечня и есть, неотъемлемая часть твоего Отечества! А чеченские боевые формирования, в своём подавляющем большинстве, состоят из таких же россиян, как ты сам! У них такие же, как и у нас с тобой паспорта!..

— Достал ты меня своими заумностями! Был приказ: идти в бой… Вот мы и шли. Чего же тут думать, ведь это армия. Бежал вместе со всеми, чтоб в глазах своих же сослуживцев не выглядеть падлой. А впрочем, Андрюха!.. Если уж быть до конца откровенным, была у меня своя причина мочить «чёрных»…

— Ну-ка, ну-ка!.. Вот с этого самого момента, если можно, то поподробнее!.. — похоже, Цымбал вновь зацепил земляка за нечто живое.

— Короче, перед самой отправкой в Ичкерию, застряли мы на полдня в Краснодаре. Сидим на тюках возле здания вокзала, бамбук курим. Совсем рядом присела женщина, лет пятидесяти. От нечего делать, разговорились. Оказалось: она русская, беженка из Чечни. О своих злоключениях та барышня рассказывала долго, причём, едва сдерживая слезы. Да, оно и понятно, ведь мало кому приятно на старости лет потерять всё, что было нажито, за целую жизнь. Ты только представь. По словам той самой дамы, буквально накануне войны в Ичкерии объявили амнистию, и выпустил из тюрем всех зеков. Тысячи преступников: воров, бандитов, убийц вышли на свободу. Если ты заметил, то чехи и без того, народец довольно-таки гадкий. А тут, столько уголовников. К тому же, они дорвались ещё и до власти. Из этих самых озлобленных и кровожадных подонков и сложилось, так называемое: народное ополчение. Проще говоря, первые бандформирования со своими полевыми командирами. Данные отморозки, оказавшиеся на свободе, своих чеченов трогать не стали. Опять же, кровная месть. А русских — можно. Они разрознены, не воинственны и совсем не агрессивны. На каждом углу тогда кричали: дескать, не покупайте у русских дома, они и так их очень скоро оставят нам бесплатно.

Слышал бы ты, какими подлыми и безжалостными способами чеченцы выживали русских с их домов и квартир. Причём, били русским окна, срали им под дверь, сжигали машины и насиловали малолетних девочек — далеко не бандиты из какого-то там «народного ополчения», а самые обычные мирные граждане республики. Те же соседи, живущие с русскими на одной лестничной площадке или в доме напротив. Те самые, кто многие годы жил с ними бок обок; вместе с ними работали. Чьи дети, ходили с детьми наших соотечественников в одну и ту же школу; сидели за одной партой; играли во дворе в одни и те же игры…

От той женщины мы узнали, как русские, доведённые до отчаяния, спешно покидали свои дома, как вслед им летели камни, слова проклятий и даже звучали выстрелы. Самое печальное было в том, что и в России те беженцы никому оказались не нужны. Короче, остались они без крыши над головой и без средств к существованию. О русских беженцах, наши власти попросту забыли. Точнее, сделали вид, что их вовсе нет. В то время как на восстановление абсолютно «без русской Чечни», словно в бездонную бочку российские власти принялись вваливать просто сумасшедшие бабки.

Кроме как о мщении, та женщина ни о чем ином более нас не просила. В начале, она даже хотела оставить нам адреса своих оскотинившихся соседей. Дабы, при случае, мы смогли передать им её «искренний привет». Сам, наверное, догадываешься, в какой именно форме следовало это сделать. Но вскоре передумала… Объяснила свой отказ тем, что практически у каждого «чеха», когда-то был свой русский сосед. И практически повсеместно с нашим русским братом, поступили точно так же, как и с её семьёй. Говорит: дескать, чем она лучше остальных сотен тысяч беженцем. Скажу честно: искренне жаль, мне было ту барышню. А ещё… Мне до сих пор обидно за нас самих, за русских! Что же мы такие уроды? Ведь пинают нас везде и повсюду. Причём, все кому не лень. Даже самый распоследний «чурек», в самой зачуханской республике бывшего Союза, спокойно не уснёт, пока не нагадит русскому. А мы, как бесхребетные существа, терпим и делаем вид, будто ничего не происходит.

Предположим, что в каком-нибудь там Воронеже, вдруг до смерти изобьют какого-нибудь негра… Причём, в большинстве случаев, накостыляют тому иноверцу абсолютно по делу. О случившемся, буквально в тот же день узнает весь мир. Махом отыщут пацанов, которых лет на двадцать упекут за решётку. Когда ж в массовом порядке вырезают русских… Их убийцы приезжают в Москву, не то чтоб, как гости — едва ли не как хозяева! Тьфу, мля, противно!..

Ну, а сейчас, Андрюха. Пожалуй, я смогу ответить на твой первоначальный вопрос. В бой я шёл за нас, за русских. Наказывал всякого, кто посмел поднять свою поганую руку на моих соплеменников. И знаешь, Андрон?.. Ведь адресок у той женщины с вокзала я всё же взял. И случай, побывать в её бывшем посёлке, в скором времени мне так же представился. На той самой улице мы проводили обычную проверку документов, обходили дом за домом. Так я и попал в дом своей бывшей собеседницы. Эх, Андрюха!.. По всему было видно, что до поры до времени, это было добротное и зажиточное подворье, с ухоженным садом, с капитальным кирпичным домом и всевозможными пристройками. Пока всё это хозяйство, тупо не засрали.

Заходим вовнутрь. Бардак бардаком во всех комнатах. Повсюду грязные, в ободранных одеждах полуголодные дети. На засаленном от жира диване, валяется немытое бородатое «животное». По ходу, кроме как «стругать» своих наследников, он ни хрена более и делать-то не умеет. Зато дом себе урвал просто шикарный. Поди, ещё и материальную помощь от нашего государства, как многодетный отец, получал. И что самое интересное… Ну, ладно бы лежал, да помалкивал. Так нет!.. Увидев нас, принялся орать, дескать, чё нам надо, по какому праву мы в его дом вломились? А, кроме того, из дальней комнаты вдруг ещё пара бородатых козлов, с ружьями в руках вываливается!..

Словно припоминая что-то, Бутаков вдруг замолчал.

— Ну, и что было дальше? — поторопил Славку Цымбал.

— Дальше?.. Дальше приключилась со мной кое-какая неприятность… В общем, перевили меня сюда, на склады!.. — с некоторым раздражением огрызнулся Бутаков. — …При этом ты можешь считать меня хоть нацистом, хоть фашистом… Я вовсе не обижусь. После двух лет службы, во мне накопилась такая ненависть ко всем этим уродам… Будь то киргиз, азербон или чечен… Сейчас они все для меня, на одну рожу и лживую сущность. Пока русские строили им города и дороги, мы были для них лучшими друзьями и братьями. А как только дали им власть и самостоятельность, всех своих «братьев» они тотчас взашей.

— Так ведь и вера у них одна!.. — усмехнулся Цымбал.

— У кого? — Бутаков в удивлении вскину брови.

— Ну!.. У тех, кого ты только что перечислил. Киргизов, азербайджанцев, чеченцев!.. — неуверенно ответил Андрей. — …А коль вера одна, то и культуры у них, в определённой степени, весьма схожи. Соответственно, и образ жизни, и образ мышления должны быть едва ли не идентичными. Возможно поэтому, ты и «свалил» их сейчас в одну кучу.

— Не смеши!.. Какая, к чёрту, у «чехов» вера?

— Известно какая! Они ж мусульмане!

— Какие, на хрен, мусульмане?.. — в очередной раз, возмутился Бутаков. — …Ты вообще в курсе того, что ещё пару веков назад, когда началась первая кавказская война… То есть, во времена царской России. Чечены не имели ни малейшего понятия о Коране или Аллахе! Они язычники и поклонялись они своим идолам. «Фундаментализм», «зелёный флаг Ислама», «джихад» и тому подобное — этим они лишь оправдывают свою агрессивную сущность. Для «чехов» война, мать родная. За время, проведённое здесь, на Кавказе, у меня и вовсе сложилось мнение, будто бы чеченцы, кроме как грабить, бандитствовать и убивать, ничего более и делать-то не умеют. Тем они раньше жили, тем же самым живут и сейчас. Вот так, со времён Лермонтова и Толстого… Помнишь «Кавказского пленника» из школьной программы? Чехи непременно пытаются доказать нам, что они круче, что жила у них крепче!

— И когда ж, по-твоему, может закончиться вся эта двухсотлетняя бодяга?

— А никогда!.. — не задумавшись, ответил Славка. — …Кавказская война бесконечна!.. — после чего, Бутаков загадочно ухмыльнулся. — …Правда, существует парочка способов покончить с ней, раз и навсегда! Первый из которых, подразумевает полный вывод российских войск, с признанием своей несостоятельности в претензиях на данную территорию. И второй…

— Который ты, наверняка, сам придумал? — в шутку поинтересовался Цымбал.

— Нет, вовсе не сам!.. — недовольно поморщился Славка. — …Наш ротный как-то рассказывал о некоем русском генерале. По-моему, Ермолов… В позапрошлом веке был такой легендарный русский офицер. Он командовал нашими войсками здесь, на Кавказе. Мужиком он был твёрдым и властным… Короче, жесть! Никаких иллюзий, по поводу мирного урегулирования кавказского вопроса у него никогда не было. С самого начала, он разобрался в том, что на Кавказе уважают и понимают только силу. Тогда как всевозможную белиберду: типа, доброта, великодушие или снисхождение — здесь воспринимают, не иначе, как слабость. И уж коли горцы знают только язык жестокости, то именно на этом языке Ермолов и стал с ними говорить.

На тот момент, самыми кровожадными и непримиримыми на Кавказе были племена черкесов. Как и нынешние чеченцы, черкесы ненавидели русских, безжалостно и беспощадно вырезали их сотнями и тысячами.

Так вот. Именно за этот народ Ермолов, в первую очередь и взялся. Он провёл ряд грамотных операций, типа, нынешних зачисток. В результате: из более миллиона черкесов, в живых тогда осталось лишь пять процентов. Остальные погибли в войне, умерли от эпидемий, голода, были выселены в Турцию и другие исламские страны. Кое-какие племена черкесов (наиболее агрессивные) были и вовсе истреблены до последнего человека. С тех самых пор, территория, на которой ранее проживали черкесы, это и есть единственная область Кавказа, где кавказский вопрос решён раз и навсегда.

— Ничего не скажешь, радикально!.. — усмехнулся Андрей. — …Нет людей, нет и проблемы!

— Тихо!.. — Бутаков вдруг насторожился. — …Кажись, едет кто!.. Вроде бы звук двигателя!.. Точно, машина!

Цымбал выглянул из окна караульной будки и тут же успокоил сержанта.

— Свои! Макс из штаба возвращается!

Не покидая «караулки», Андрей поднял шлагбаум. Махнув водителю рукой, дескать, живей проезжай, Цымбал вновь вернулся к диспуту о глобальных проблемах войны и мира на южных рубежах Державы.

«Вот вам, и вся караульная служба!.. — проследовав через КПП, тяжело вздохнул Князев. — …Вот вам и вся безопасность объекта!.. Вези с собой хоть три тонны гексогена, нам до фонаря!..»

Мститель

Для лейтенанта Побилата служба в «горячей точке», как и неуправляемый взвод охраны, доставшийся ему в подчинение или угрозы прапорщика Михайленко — ныне всё это было сущим пустяком, полнейшей ерундой, в сравнении с опасностью, исходящей от нового командира. Как заверял ранее Лютый, на дальнем объекте вот-вот должен был появиться матёрый боевой командир, прошедший две войны, в своё время служивший в элитном подразделении спецназа.

«Мне вряд ли удастся обвести этого вояку вокруг пальца!.. — каждый раз оставаясь один на один со своими мыслями, на уровне некой интуиции лейтенант чувствовал уверенное приближение некой опасности. — …В непосредственном контакте с майором, то есть, глаза в глаза, мне наверняка не устоять. Он расколет меня, как дважды два. Короче весь былой обман, поначалу так удачно складывавшийся, обещает моментально рассыпаться, словно карточный домик… Вот и думай теперь: а стоило ли мне быть столь принципиальным во взаимоотношениях всё с тем же прапорщиком? Быть может, зря я с ним поссорился. Как не крути, а Михайленко мужик бывалый. Имелась бы у меня хоть какая-то поддержка… Впрочем, чего я раньше времени паникую? Тот лихой командир, возможно и вовсе не появится на объекте. Предположим, он передумает… Его могут переназначить в какое-то иное, более привилегированное подразделение. Он может попросту не доехать… Вон сколько мин кругом понатыкано!..»

Однако сколь бы не откладывалась та роковая минута, сколь бы верёвочка не вилась, а то, что должно было когда-то произойти, просто обязано было случиться. Вот и приезд Князева на военные склады, исключением из данного правила вовсе не являлся.

— Лейтенант, твою мать!.. Ты что же за бардак здесь развёл? Проходной двор, а не военный объект!.. — вышагивая из угла в угол, майор отчитывал вызванного в срочном порядке Побилата. — …Я, конечно, могу понять, что ты ещё молодой, что пороха не нюхал. Да и о том, что с личным составом у тебя возникли определённые напряги, я так же наслышан. Однако самое элементарное и самое простое… То есть, охрану и надлежащую оборону стратегически важного объекта, ты просто обязан был обеспечить. Ведь это, как таблица умножения для восьмиклассника, которую он должен щёлкать на уровне автоматизма. В моей голове по-прежнему не укладывается: почему?.. Почему вас до сих пор, тут не перебили? Лейтенант, уж если наплевать тебе на свою собственную жизнь, ты бы подумал бы о своих солдатах. Им-то за что гибнуть? За твою преступную халатность или, как в анекдоте: за компанию? И вообще, какого хера ты делаешь в складских ангарах? С какого перепуга, ты суёшься не в своё дело? У тебя что ж, товарищ лейтенант, по периметру объекта, всё ладно и складно? Не объект, а неприступный бастион! Только рыпнись, вражина — в мелкий салат покрошим!..

«Так, оно и оказалось!.. Лютый вовсе не преувеличивал!.. — молча размышлял про себя Побилат. — …Вне всяких сомнений, передо мной настоящий боевой офицер. Вояка, до мозга костей! Нечета мне, мямле и грёбанному самозванцу. Ему, как профессионалу, было достаточно и беглого взгляда, дабы точно оценить всю убогость сложившейся здесь обстановки.

Я общаюсь с данным мужиком не более трёх минут, а уж абсолютно уверен в том, что в любой, даже самой затруднительной ситуации, он непременно найдёт выход. Уж будьте уверены, он своего добьётся. Именно такой командир здесь и нужен! Этот майор наверняка обуздает взвод охраны и уж тем более он найдёт управу и на чёртовых дембелей!.. Новый командир не пойдёт у кого-либо на поводу, не будет перед кем-то юлить и заигрывать.

Пусть и редко, а мне всё же приходилось встречать людей подобных Князеву. Людей обладающих некой харизмой… Пусть они и прямолинейны, зато всегда сумеют назвать вещи своими именами. Такие как этот майор привыкли полагаться на самих себя, на свою точку зрения, на своё собственное мнение. Чёткость, честность и исполнительность, непременно ставятся у них во главу угла. Быть может, именно эти качества и должны лежать в основе такого, подчас избитого понятия, как офицерская честь. Не ошибусь, если предположу, что именно за таким командиром любой солдат готов идти на верную гибель. И именно на таких майорах, пожалуй, всё ещё и держится наша многострадальная российская армия.

Нет, этому командиру я не посмею солгать. И даже если он погонит меня в три шеи, мне вовсе не будет обидно. Эх, мне бы хоть капельку его самообладания и напора. Кто знает, быть может и жизнь, и моя нынешняя служба, сложились бы совсем по-иному!..»

— Товарищ майор, позвольте возразить?.. В настоящее время, я произвожу ревизию внутри складского армейского имущества, в соответствии с приказом подполковника Лютого!.. — чуть потупив свой взор, совсем уж неуклюже лейтенант попытался объяснить свои действия. По крайней мере, он должен был хоть что-то ответить.

— Вот только не надо пугать меня погонами и чинами! Пуганные. Лютый, где?.. Далеко. А враг, можно сказать: у твоих ворот! Считай, за тем самым деревянным мостом. А посему, ты в первую очередь обязан был обеспечить боеспособность личного состава и безопасность вверенного тебе объекта. И уж после: хоть в домино играй, хоть коробочки пересчитывай. Старшим по званию, здесь был именно ты! Более того, лишь ты был единственным здесь офицером. С тебя и весь спрос!

Лейтенант опустил голову. По сути всё, о чем говорил сейчас Князев, Побилату было известно без каких-либо акцентов и дополнительных напоминаний. Однако поделать он, увы, ничего не мог. Причина скрывалась в его непростых взаимоотношениях с караульным взводом. Данные взаимоотношения были не просто натянуты, по большей части, они полностью отсутствовали. Приказы офицера не исполнялись, лейтенанту порой приходилось упрашивать подчинённых выполнить то или иное поручение, а иногда он и вовсе был вынужден идти на поклон к тем самым дембелям, которые в отличие от Побилата и обладали реальной властью на объекте. Потому и чурался лейтенант своих подчинённых, потому он с лёгкостью и согласился провести ревизию на складах. По крайней мере, теперь у него имелось хоть какое-то оправдание своей бесхребетности. Дескать, занят был.

— Ну? Чего молчишь? Онемел, что ли?.. — жёстко прикрикнул на Побилата Князев. — …Лейтенант, а ну, подскажи! Какое военное училище ты окончил? Уж больно мне хочется узнать ту «кузню», которая готовят для нашей армии столь «чудесные» кадры!

— Восемь месяцев назад я окончил Новосибирский политех!..

Вот, похоже, и наступил для Побилата момент истины. Тот самый час, когда следовало ему говорить правду, какой бы жестокой она при этом ни была.

Заслышав ответ лейтенанта, Князев от неожиданности, даже поперхнулся. После чего, уставился на Побилата, как на некое аномальное явление.

— Постой-постой! Так ты что ж, вовсе не военный? — слегка откашлявшись, в недоумении поинтересовался Валерий.

— Отчего ж? У меня за плечами военная кафедра! Мои погоны и воинское звание вовсе не «липа». Я такой же офицер, как и вы!

— Какой, на хрен, офицер? Ты «пиджак»!..

— То есть? — Побилат растерянно глянул на Князева.

— Вот видишь! Ты даже не знаком с самой элементарной терминологией. Пиджак — это и значит, что ты сугубо гражданский. Марш-броски ты не бегал; пять лет в казарме не жил; по три пары сапог в год не изнашивал; гимнастёрку свою, от пота не выжимал. Так какой же ты, к чертям собачьим, военный? Одно слово: пиджак!.. — сделав акцент на концовку предложения, тем самым выразив своё крайнее пренебрежение к данному слову, майор спохватился. — …Обожди! А сюда-то ты, как попал? Ведь после института, тебе же прямая дорога в народное хозяйство. Ну, в крайнем случае…

— Да я и сам, толком не понял!.. — тут-то лейтенант и перешёл к заученному и тысячу раз повторенному тексту. — …Вызвали повесткой. Отправили. Очевидно, с документами какая-то путаница вышла. Подполковник обещал разобраться. Ну, а меня, до вашего назначения попросил проверить складскую отчётность. И, по возможности, поработать с солдатами. Уж два месяца прошло, а от Лютого: ни ответа, ни привета. Может он и вовсе забыл о моем существовании!

— Что, за речь, мать твою так?.. «Посмотреть», «попросил», «поработать»?.. — Князев не знал, плакать ему сейчас или смеяться. Тяжело вздохнув, он продолжил. — …Более чем уверен в том, что для рядового состава ты уж давно успел стать посмешищем. Ты б хоть погоны офицерские не позорил.

— Товарищ майор!.. Так я, это!.. Мне же подполковник обещал!..

— Прекрати гундосить! Не забыл про тебя подполковник. Причём, говорил он о тебе, кажется, как о выпускнике «военки»!.. — совсем уж рассеяно добавил Валерий.

Князев с трудом припоминал подробности беседы с Лютым, относительно Побилата.

«Либо преднамеренно подполковник умолчал о таком вот «подарочке», дабы посмотреть на мою реакцию… Либо сам я, чего-то упустил или недопонял…»

— Вот видите! Вы и сами сомневаетесь! — осторожно улыбнулся лейтенант. Похоже, ему удалось-таки ввести майора в некоторое замешательство.

— А ну, постой!.. — вновь спохватился Князев. — …Ты что ж, Побилат?.. Вещь безголовая или пьян был вусмерть, когда тебя на протяжении нескольких суток везли на Кавказ? Гор вокруг себя, что ли не видел? Или харь нерусских, по пути своего следования вовсе не замечал? Образование высшее, выходит, должен был понимать, что здесь и к чему!..

— Так нас самолётом, прямо в Ханкалу!.. Три часа, и мы на месте!.. — похоже, лейтенант вновь сумел удачно оправдаться. Да только бес толку это было. Из ранее сказанного, Князев уж успел сделать соответствующие выводы.

— Ох, и гонишь ты, братец!.. Правда, понять не могу, в чем твой умысел? По-хорошему, тебя следовало бы немедленно передать в армейскую контрразведку, как крайне подозрительного элемента. Вдруг ты чеченский лазутчик. Однако я поступлю несколько гуманней. Уже завтра, первым же транспортом, отправлю тебя в штаб. Чтоб духа твоего здесь не было! Сами там наворотили, вот пусть сами и разгребают: кто ты, откуда и что с тобой делать?

— Товарищ майор, пожалуйста!.. Позвольте остаться? — взмолился Побилат, быстро сообразив, что песенка его уже спета.

— Зачем?.. — рявкнул Князев. — …Не вижу ни смысла, ни необходимости держать посторонних на стратегическом объекте!

— Да будьте же вы, в конце концов, человеком! Поймите!.. У меня свой счёт к чеченцам имеется! Брат мой, где-то здесь погиб!.. Нас усыновили, когда мне было три года. Мы с ним из одного детдома, потому и держались всегда вместе. А потом… Я в институт, а он в автосервис. Чуть позже, в армию… Вы поймите, легально на Кавказ я бы ни за что ни попал. Да, и родители поперёк дороги готовы были лечь. А тут, такая удача!.. Жизнь меня случайно свела с однофамильцем. Признайте, что фамилию Побилат встретишь не так уж и часто. Ко всему прочему, он ещё и оказался моим ровесником. Да, и «фотографии» наши, оказались несколько схожи. Не воспользоваться данной, предоставленной мне возможностью, я вовсе не мог.

В отличие от меня, мой однофамилец являлся кадровым офицером, окончившим «военку». У него семья, дочери два года. Жена имеет свой бизнес. В общем, ехать ему, ну, никак… Он предложил мне неплохие деньги. Уверял, будто бы, в армейском бардаке, шесть месяцев предстоящей командировки, мне запросто удастся как-нибудь перекантоваться. Да, я и без денег был готов мчаться на Кавказ. Надо полагать, того парня мне сам Бог послал!.. Поднатаскал он меня малость: где, кому и что следует говорить. На случай провала, мы и придумали некую легенду о якобы возникшей путанице с документами. Которую вы, собственно, уже слышали…

— Ах, вот оно что!.. — присвистнул Князев. — …Выходит ты, сучёнок, эту кашу сам и заварил!.. И где же сейчас тот?.. Второй Побилат!

— Не знаю. Возможно, жене своей помогает. Однако, товарищ майор… Прошу учесть и тот факт, что по прибытию в расположение части, я во многом признался Лютому. Да и от вас ничего не утаил. Посему и вины за собой я особо не чувствую.

— Знаешь, студент? А ведь ты меня вовсе не убедил. Народные мстители, здесь тем более не требуются. Наломаешь ты сгоряча дров, а мне потом отвечать! Да и нет у меня никакого желания брать на душу лишний грех. Не поверишь, но тут иногда стреляют!.. — усмехнулся Валерий. А после, с предельной серьёзностью добавил. — …Пацан, ты хоть чуть-чуть представляешь во что ввязался? Имеешь представление, о настоящей войне, о её последствиях? Поговорил бы для начала со своими подчинёнными, солдатами, участвовавшими в реальных боевых действиях.

— На данную тему, они предпочитают помалкивать!.. — с грустью пробурчал Побилат.

— Случаем не задумывался: почему они молчат? Впрочем, даже то, что видели эти ребята, чепуха в сравнении с настоящей войной или с тем, что ждёт этих парней после службы. Потому как война ломает; засасывает; приучает к определённой, самой страшной зависимости! И, в конечном итоге, медленно и совсем незаметно уничтожает человека изнутри…

— Не понял! — похоже, Побилат действительно, не сразу сообразил, к чему это клонит Князев.

— Давай-ка, парень!.. Чтоб не выглядеть в твоих глазах «тупым солдафоном», живущим исключительно по уставу, я попытаюсь тебе (человеку с высшим образованием) кое-что сейчас разжевать!.. — Валерий усадил лейтенанта за стол напротив себя, после чего продолжил. — …Тебе приходилось слышать о том, что на войне легко приобретаются навыки выживания в экстремальных условиях? В то же время, напрочь исчезает умение жить нормальной человеческой жизнью. Для многих пацанов, которые в скором времени вернуться домой, война не закончится Чечнёй или Кавказом, она будет продолжаться до самой смерти. Потому как психология войны необратимо перестраивает наши мозги. Здесь, как с алкоголем или табаком. Легко сделать первую затяжку, выпить первую рюмку и практически невозможно отказаться от последней сигареты или последних ста граммов. Солдаты, прошедшие пекло (за редким исключением), вернутся домой уже другими. Слышал что-нибудь, об «афганском синдроме»?

— Ну, вроде как…

— Уверяю тебя, что «чеченский синдром» обещает быть намного страшнее. Афганские моджахеды остались там, за границей Таджикистана. В определённой степени о них можно и забыть. Тогда как чеченские боевики, могут объявиться где угодно. По сути, они граждане России. А, кроме того, большинству россиян, как впрочем, и многим военнослужащим, до сих пор не понятно, за что и против кого мы здесь сражаемся. Потому, и домой мы вернёмся, в определённой степени, непонятыми.

Если попытаешься возразить мне: дескать, в отличие от многих, у тебя имеется конкретная цель: отомстить за брата. При этом ты всерьёз намереваешься ввязаться во всё это дерьмо. Тогда будь готов и к тому, что домой ты вернёшься с особым жизненным опытом. Опытом хищника, а быть может, и с напрочь свёрнутой башкой. Опять же, если ещё повезёт вернуться… В чем я весьма сомневаюсь. Парни, прошедшие войну, образно выражаясь: подчас, так и не могут выйти из боя. Это о них говорят: пришёл с войны, но с войны не вернулся.

Ну, чего ты всё время лыбишься? Не веришь?.. — Князев заметил едва мелькнувшую ухмылку, на губах Побилата. В ней читалась конкретная мысль: дескать, не учи меня жить, лучше сразу дай автомат. — …Считаешь себя исключительным? А ведь я встречал мужиков и покрепче тебя!.. И поумнее, и повыносливей!.. Кому-то из них и на «гражданке» казалось, что вокруг одни враги и каждую минуту ожидали нападения. Другие напротив, уходили в себя. Уходили ото всех и от всего, что могло бы напомнить им о военном прошлом. Замыкались в своём внутреннем мире, заполненном страхом и ужасом пережитого. Ну, а тебя, парень… Исходя из твоего мягкого характера, попытаюсь предположить, наверняка, в последствие будут мучить угрызения совести. Ты будешь винить себя за то, что выжил, тогда как твои боевые товарищи или подчинённые погибли. Дескать, не сумел ты сделать всё возможное для их спасения.

То, о чем я сейчас говорю, вовсе не выдумки, не запугивание. Многое мне пришлось пережить на собственной шкуре. Уже в мирное время на моих глазах гибли друзья и сослуживцы, прошедшие по две-три войны. Потому как психические недуги и отклонения у многих бывших фронтовиков, с течением времени, становятся всё более и более очевидны. Порой они могут быть опасны для окружающих. Потому как не каждый военный может самостоятельно обуздать свою исковерканную войной психику. У многих враждебность к внешнему миру постепенно перерастает на отношение к самому себе. Тут-то и поджидают нашего брата: запои, увлечение наркотой и всевозможные суициды. Случаются и более коварные варианты, когда насилие выплёскивается вовне. И хорошо, если бывший «вояка» вновь рвётся на войну. Хуже, когда врагом становятся соседи, коллеги по работе или, насолившие ему официальные лица…

Не обессудь, если говорил я несколько спонтанно и сумбурно. Зато выложил тебе, всю самую, что ни есть правду. Причём, это ещё цветочки…

Ну, и как тебе подобные перспективы? Хотя, о чем это я?.. О твоем будущем?.. Совсем упустил, что его у тебя просто нет, этого самого будущего. Боюсь, но после первого боестолкновения ты навсегда здесь и останешься. Потому как на войне необходима соответствующая подготовка. Ты должен быть не просто злым, а ещё и остервенелым. Добрые и романтичные студенты в Чечне не выживают. Отсюда и мой тебе самый дружеский и отеческий совет. Укладывай чемоданы, заказывай обратный билет и, пока ещё не поздно, беги отсюда без оглядки.

— Позвольте мне, хотя бы складскую ревизию закончить?.. Обидно, знаете ли, бросать на полпути столь плодотворную работу! Да и, похоже, наклёвывается у меня там кое-что!.. — тихо добавил Побилат.

Лейтенанту едва удалось сдержаться от того, чтоб не сболтнуть Князеву о некой тайне Михайленко. Уж очень хотелось Побилату самому во всем разобраться, а уж после, доложить о результатах проверки Лютому. Именно от него, от подполковника, и хотелось Побилату услышать первые слова благодарности. От него же лейтенант и рассчитывал заручиться неким маломальским покровительством. По разумению Побилата: супротив мнения подполковника, не попрёт даже Князев.

В свою очередь и Князев был абсолютно уверен в том, что его долгий и пламенный монолог относительно обратной стороны войны, произведёт-таки на Побилата должное впечатление. Однако после первых же ответных слов лейтенанта, майору стало окончательно понятно, что парня он не переубедил, не заставил того одуматься, так и не достучался до его души и сердца.

— Эх, и врезал бы я тебе, идиоту, по-мужски!.. — безнадёжно махнул рукой Валерий.

— Товарищ майор, поверьте!.. Не подведу! От меня обязательно будет польза. И надеюсь, эта самая польза будет вовсе не малая.

А вот эта, пожалуй, действительно выстраданная просьба: «поверьте, не подведу» произвела на Князева гораздо больший эффект нежели все предыдущие обещания. Потому как напомнило она Валерию, о его собственных заверениях, адресованных военкому Жадаеву.

— Чёрт с тобой! До выяснения, останешься пока на складах. Однако, за территорию объекта, чтоб ни шагу. Переговорю на счёт тебя с Лютым… Там и определимся, что с тобой делать!

— То есть, определённый шанс, вы мне всё же оставляете?

— Ты посмотри, каков наглец!.. — ухмыльнулся Князев. — …Ведь я, кажется, русским языком сказал: в отношении тебя вопрос решён, окончательно и бесповоротно.

— Разрешите идти! — Побилат не думал скрывать своей радости. Улыбка с его лица уже не сходила. Пусть и на пару дней, но его все же оставили на объекте. Данную отсрочку лейтенант расценил, не иначе, как свою первую, маленькую победу. Оптимизма в благоприятном для Побилата исходе добавляло ещё и то обстоятельство, что новый командир был чрезвычайно крут, а значит и быстро отходчив.

«Авось, послужу я ещё вместе с майором!.. Поднаберусь от него, так необходимых мне навыков и опыта!..»

— Не спеши!.. — притормозил Побилата Князев. — …Напоследок я бы хотел услышать от тебя (от постороннего и вовсе не армейского человека) хоть какое-то мнение о состоянии дел в моем нынешнем подразделении. За два месяца проведённых на объекте, кое-что в твоих светлых мозгах, наверняка, успело отложиться!.. — даже из самой негативной ситуации, Князев был приучен извлекать максимальную пользу. — …Вот и давай, студент, выкладывай!.. Что меня ждёт? С кем или с чем будет особенно тяжко?

— Не понял?.. — в удивлении переспросил Побилат. — …Я не собираюсь на кого-то стучать!..

— Твою ж мать!.. — в очередной раз, выругался Валерий. — …Да что же вы за народ-то такой, гражданские? Во всем видите подвох, какую-то провокацию. Повсюду вам мерещатся заговоры, тотальный обман и тайные агенты НКВД! Парень, коль назвался ты «груздем», так изволь сдать свои полномочия, как положено, кратко изложив ситуацию в вверенном тебе подразделении!..

Со слов лейтенанта, сводное подразделение охраны состояло из тридцати семи человек рядового состава. Большая часть солдат имела боевой опыт. Кое-кто из них был даже представлен к государственным наградам. Перевод в «караулку» рассматривался этими бойцами, как понижение в ранге, как показатель потери к ним доверия со стороны прежних командиров. И хотя каждый из них в глубине души прекрасно понимал и осознавал, что эти самые перемены в службе, мера вынужденная и необходимая, тем не менее, аура некой несправедливости и отчасти безысходности незримо витала над дальним объектом. То чувство несправедливости, нередко выражалось в откровенном пренебрежении уставными нормами и открытым недовольством к своим нынешним служебным обязанностям.

По совершенно иным причинам и соображениям, на склады были отправлены шестеро новобранцев. «Дабы уберечь не шибко физически крепких пацанов от чрезмерных физических нагрузок, чтоб не «сдохли» они после обычного марш-броска». «Молодые» держались на объекте несколько обособленно, армейскую лямку тянули исправно и с нескрываемой завистью посматривали на старослужащих. Однако и они, по мнению Побилата, частенько подпадали под дурное влияние дембелей.

О прапорщике Михайленко лейтенант говорил скупо, ограничившись лишь тем, что свои складские корпуса тот покидает не так уж и часто. С территории объекта он и вовсе выбирается крайне редко. «В лучшем случае, один раз в два месяца». И вообще, прапорщик замкнут и малообщителен. Редко кого запускает в свой внутрескладской мир. При этом и сам старается не вникать в чужую сферу. «Короче живет, словно рак-отшельник». По интонациям Побилата было понятно, что Михайленко он вовсе не жалует. Как-то вскользь лейтенант заикнулся о возможной «теневой» отчётности прапорщика, в которой Побилату ещё предстояло, якобы, разобраться. Здесь следует отметить, что версию лейтенанта относительно неких складских махинаций, Князев посчитал отчасти надуманной. Цель данной выдумки, что называется, лежала на самой поверхности: подольше удержаться на дальнем объекте. Потому и не придал ей Валера особого значения.

Ну, а ближе к вечеру офицеры осмотрели прилегавшую к складам территорию, караульные посты и хозяйственно-бытовые помещения. Даже неискушённый в военном ремесле Побилат отчётливо понимал, что рубежи складской территории чрезвычайно уязвимы. Они и вовсе могли оказаться беззащитны перед грамотно организованным штурмом противника. К тому же связь со штабом обещала желать лучшего. Нередко она давала сбой, причём, в самые неподходящие моменты.

В процессе того самого обхода в голове майора уже зрел план будущего переустройства дальнего объекта. Князев предполагал возведение двух (а ещё лучше, трёх) вышек с установкой на них мощных ночных прожекторов; усилением караульных постов, а так же созданием небольших, но надёжных укреп сооружений по периметру объекта.

На общем построении личного состава, новый командир был предельно краток. Он представился и поставил перед взводом первоочередные задачи. Ропотом тихого раздражения военнослужащие восприняли новость оглашённая Князевым о том, что уже со следующего дня в подразделении вводятся обязательные занятия по физической и боевой подготовке, которые майор намеревался проводить лично.

Лишь после отбоя, Князеву удалось-таки добраться до своей жилой комнаты с металлической кроватью, тумбочкой, небольшим столиком и парой стульев.

Разбирая и выкладывая из своей походной сумки личные вещи, майор наткнулся на уже подзабытую им фотографию. Тот снимок был сделан много лет назад, когда Валерий (будучи ещё старшим лейтенантом) вернулся из своей первой боевой командировки на Кавказ. В Чечне уже вовсю бушевала война, потому и возвращение домой было особо желанным.

Обращаясь памятью в те далёкие дни, майор с трепетом вспоминал, как прямо на вокзале его встречала супруга, вместе с пятилетним сыном. Как подхватив самых близких и родных ему людей, он прямиком отправился в близлежащий фотосалон, дабы запечатлеть на долгую память те незабываемые мгновения настоящего семейного счастья.

Ну, а вечером того же дня в их квартире собрались самые близкие друзья. В тесном кругу, как и положено, отметили возвращение главы семейства.

Уже на следующее утро, во время завтрака, Лариска вдруг посмотрела на Князева каким-то чужим взглядом. Будто бы увидела она его впервые в жизни.

— Валера, ты помнишь, что было накануне? Какую чушь ты вчера нёс?.. Как, едва не подрался с Сашкой? Как, в буквальном смысле, от нас убегали гости!.. Ни разу в жизни, мне не было так стыдно. Стыдно за тебя, за себя!..

— Подумаешь, слегка погорячился!.. — в своё оправдание буркнул Князев. Он и вправду, с трудом припоминал события вчерашнего вечера. — …Не хрен было хватать тебя за задницу во время танца!

— Валера, какой «танец»?.. Какая «задница»?.. — со злости Лариса громыхнула посудой. — …Ты сам-то в это веришь? Князев, ведь ты никогда таким не был. Я всю ночь не спала!..

— Здесь-то я, чем тебе не угодил?.. — возмутился офицер. — …Ведь я сразу вырубился, проспав без задних ног до самого утра!

— Это ты, так думаешь! На самом деле, ты всю ночь дико орал; бормотал какую-то ерунду; метался; вскакивал; пытался куда-то бежать; стремился кого-то убить!.. Валера, мне было страшно! Как за себя, так и за нашего сына!..

Сейчас майор вспомнил и о том, как спустя какое-то время, супруга выдала ему ещё более жестокий и обескураживающий монолог.

— Князев, за прошедшую неделю я дико вымоталась и просто до смерти устала! Ты вернулся оттуда совершенно иным. Не поверишь, но я будто бы сама побывала на фронте. Вольно или невольно, но ты приблизил моё сознание к некоему помешательству. Полное, причём реальное ощущение, будто бы я нахожусь в окопах!.. Где-то на передовой… Вокруг меня рвутся мины, стреляют военные… Рядом кто-то кричит, падает раненым, погибает…

Ты, наверное, заметил, что в последнее время я вовсе не покидаю квартиру; не хожу на работу или по иным делам. Возможно, ты считаешь, будто бы я хочу быть с тобой рядом, хочу слушать весь этот бесконечный бред?.. Нет, Князев, я вынуждена тебя разочаровать. Это вовсе не так. В действительности, я очень переживаю за наше единственное жильё.

Пойми, Валера!.. Ты прибываешь в каком-то непрерывном стрессе. И это напряжение, хочешь ты этого или нет, постепенно передаётся и мне. А от меня к сыну. Ещё раз повторю: моя психика на пределе, я уже на уровне срыва. И как бы мне ни было сейчас больно за наш дом, я всё же решила покинуть его стены. Точнее, не саму квартиру… А этот: ни то туман, ни то кумар, в который ты меня загнал. На пару недель Саша отвезёт нас к маме. А ты, Валерочка, делай все, что хочешь!.. Воюй, обороняйся, иди в атаку, взрывай газ, сжигай квартиру!..

Впрочем, где-то в душе, я всё же надеюсь на то, что мужик ты сильный, что временное одиночество пойдёт тебе только на пользу. Успокоишься, возьмёшь себя в руки. Ну, и самое главное, прекрати пить!..

Удерживать супругу Валерий не стал. Тогда это показалось ему бесполезной затеей. Он хорошо знал характер Лариски. Уж если она что-то для себя решила, то ни на шаг не отступит от ранее намеченного плана. А, кроме того, Князев и сам понимал, что происходит с ним нечто неладное и ему, как воздух необходим некоторый тайм-аут. Потому как в душе его творился полный беспорядок. Его вовсе не покидала мысль, будто оставил он незавершённым, что-то очень важное и весьма значимое. Ко всему прочему, Валерия действительно досаждали ночные кошмары, однако источник их возникновения, по мнению самого Князева, находился вовсе не в его голове. Причина ужасных сновидений была намного глубже. Если хотите, в его истощённой и выжатой как лимон душе. Слишком много нечеловеческих сил и эмоций было отдано ею совсем недавно, во время штурма дудаевского дворца…

Со своим подразделением Валерий вошёл в центр Грозного пятого января девяносто пятого года. Когда дворцовая площадь была сплошь завалена трупами российских военных. Их было так много, что казалось, невозможно было сделать и шага, чтоб не наступить на чьё-либо мёртвое тело. В те дни столица Ичкерии состояла целиком из руин. Горело всё, что могло гореть. Чёрный смог напалма сравнял день с ночью. Трудно было ориентироваться не только на местности, но и во времени суток. Ощущения, пожалуй, были схожи с теми, если б на землю опустилась бескрайняя ночь ада. Беспрерывная стрельба тяжёлых орудий, перекрёстный пулемётный огонь, чеченские вопли и русский мат — слились в один общий, бесконечный гул. У выживших в той мясорубке бойцов, осталось устойчивое мнение, что они воочию видели самое начало конца света.

Подразделение Князева закрепилось в развалинах одного из жилых домов. Здесь уже не было привычного разделения на роды войск, федералы занимали один общий фронт. И цель была у всех едина — Президентский Дворец. Казалось бы, он был тогда, как на ладони, в каких-то пятистах метрах. Однако шквальная стрельба с обеих сторон полностью блокировала любые попытки прорыва. И только на третий день бесконечных атак, взрывов и бесчисленного множества потерь, совершенно не ориентировавшийся ни в реальности, ни в пространстве, пропитанный потом и въедливым трупным запахом, в потоке одной разночинной и разноголосой «живой лавы», Валерий всё же ворвался на первые этажи злополучных апартаментов генерала Дудаева.

Потом, примерно сутки шёл ожесточённейший бой внутри здания. Боевики сопротивлялись до последнего патрона, до последнего человека, до самого конца рассчитывая на поддержку извне…

И вот она, казалось бы, столь долгожданная победа, достигнутая неимоверными усилиями и несоизмеримым количеством человеческих жертв. Минута триумфа, минута запредельной эйфории. Дворец взят!

Пили; произносили тосты за мир во всем мире; братались; обменивались телефонами и адресами. Абсолютно все были тогда уверены в том, что война окончена. В действительности, в те январские дни, ОНА — многолетняя, жестокая и многострадальная для всей России; не имевшая определённых границ — фактически, только и началась. До настоящей победы была ещё целая вечность…

Иуда

Дождавшись наступления сумерек, прапорщик тихо и незаметно покинул территорию складов. Через четверть часа он уже был у подножья горного массива. Там, в сугробе талого снега он откопал заранее приготовленный баул, скроенный из плотной брезентовой ткани. Кое-как взгромоздив его на свои худые плечи, и изрядно пригнувшись под тяжестью ноши, прапорщик отправился вверх по склону в сторону лесного массива. Короткими передвижениями, периодически сбрасывая со своего горба тяжеленный баул и останавливаясь для того чтобы отдышаться, Михайленко постепенно преодолел почти километровую дистанцию по пересечённой местности. И вот он наконец-то наткнулся на условный знак, свидетельствовавший о том, что с горем пополам, ему таки удалось добраться до необходимого ему места. Тяжело дыша и бегло осматриваясь по сторонам, прапорщик вслушался в тишину ночного леса.

Ожидать «другую сторону» Михайленко пришлось не так уж и долго. Через пару минут, прямо перед ним вдруг появились вооружённые люди. Они словно возникли из воздуха или выросли из-под земли. В мужчине, отошедшем от группы «лесных призраков» и прямиком двинувшемся к прапорщику, угадывалась военная выправка. Осанка; широкие плечи; уверенный чеканный шаг; полевая форма; чёткие фразы и крепкое мужское рукопожатие — без каких-либо дополнительных пояснений свидетельствовали о его армейском прошлом. Тогда как, едва заметный кавказский акцент, да густая чёрная борода — выдавали его нынешнюю принадлежность к одному из чеченских вооружённых бандформирований.

Забегая несколько вперёд, следует отметить, что был этот бывший офицер советской армии отнюдь не рядовым боевиком. Салман Даудов являлся весьма известным и признанным в Чечне полевым командиром.

— Здорово, «кусок»!.. — особо не церемонясь, Даудов приветствовал прапорщика с нескрываемым к тому презрением. — …Как наши дела? Надеюсь, ты пожаловал вовсе не с пустыми руками?

— Притащил то, что заказывал!.. — Михайленко пнул лежавший перед ним брезентовый мешок. Предстоящая процедура передачи оружия в обмен на деньги была ему весьма привычной.

— Молодец, хорошо родиной торгуешь!.. — усмехнулся полевой командир. — …Давай-ка, проверим качество и количество. Если всё будет в порядке, получишь соответствующий расчёт.

— Обижаешь, Салман! По-моему, я ещё ни разу тебя не подводил. Как всегда, всё новое, в заводской смазке!.. — заверил чеченца прапорщик. — …Оружие на десять раз пересчитано. Один гранатомёт даже лишний… Так сказать: в качестве бонуса.

— Доверие доверием, а перепроверить будет вовсе не лишним!.. — копошась в брезентовом бауле, ответил чеченец. — …Как-никак, а мы с тобой по-прежнему, по разные стороны противоборствующих сторон.

— Кстати, Салман!.. — проигнорировав последнюю фразу Даудова, прапорщик предпочёл сменить тему текущего разговора. — …Ты б свои «липовые» документы сперва показал!.. Из-за безграмотности твоего писаря, давеча я едва не спалился!.. Подумать только, в трёх местах: вместо «е», он нацарапал «э». Как сам говорит — так, очевидно, и пишет!

— Не ссы, прапор! На сей раз, нашими бумагами ты точно останешься доволен. Все печати и необходимые реквизиты из ваших, реально существующих подразделений. Причём заполнены реальными штабными крысами!.. — полевой командир протянул Михайленко накладные. — …Про обещанную ёмкость для воды, не забыл?

— Она уже на складе. Ты б только знал, с каким трудом мне удалось выбить тот подвесной авиационный бак. Замордовали, суки, своими вопросами: дескать, зачем мне тот бак и на какие цели?.. Надеюсь, что на следующую встречу, я вам его уже приволоку.

— Мог бы и сегодня подогнать!.. — недовольно поморщился Даудов. — …Пустой авиационный бак, насколь мне известно, вовсе не тяжёлый. Вот-вот лето наступит, снег растает… Учти, если мои бойцы останутся без питьевой воды, я тебя за яйца подвешу.

— Салман, авиационный бак, не автомат и не пистолет!.. Это достаточно приметная вещь. Требуется немного обождать. Пусть о нём слегка подзабудут! — рассовывая по карманам полученную валюту, рассудительно пояснил прапорщик.

— Будь, по-твоему!.. — в знак согласия полевой командир кивнул бородой. — …Делай так, как считаешь нужным и не пались понапрасну. На следующую встречу, вместе с ёмкостью под воду притащишь кое-какие медикаменты!.. — протянув Михайленко листок бумаги, сложенный в четверо, чеченец поспешил с пояснением. — …В списке самое необходимое!.. Хоть из-под земли, но добыть нужно всё!

— Салман, ты ведь знаешь, я работаю только по оружию!.. — не совсем твёрдо заявил прапорщик, словно оставляя себе пути для дальнейшего манёвра в переговорах. — …С лекарствами, всё намного сложней и рискованней. Там, совершенно иная отчётность и более жёсткий контроль. Короче, на медикаменты я не подписываюсь!

— Так ты, помнится, и на оружие когда-то не подписывался!.. — ухмыльнулся Даудов, припомнив Михайленко самую первую их встречу. — …Начинать всегда сложно! Ваши федералы задолбали меня своими бесконечными зачистками, продуха от них нет!.. У меня полно раненых, им нужна скорая и действенная помощь. Принесёшь образцы необходимой документации, мы и эти фальшивки выправим!

— До сего момента, ты и без моей помощи как-то обходился!

— Подвёл нас нынче «Красный крест»! Да, и остальные малость прибздели!..

— А ведь я тебя как-то предупреждал о том, чтоб ты не брал иностранцев в заложники!.. — усмехнулся Михайленко, уже подсчитав в уме свои грядущие дивиденды. Он и ломался-то сейчас перед Салманом, с одной лишь единственной целью, набить себе большую цену.

— Не твое это собачье дело!.. — вскипел Даудов.

— Ладно-ладно! Придется помочь твоим недобиткам. Куда же я денусь? — невзирая на гнев полевого командира Михайленко не упустил случая и для злой иронии в адрес Салмановских боевиков. Прапорщик прекрасно понимал, что в некоторой степени Даудов от него зависим. Потому, собственно, он и наглел. А ещё Михайленко имел чёткое представление о том, что, невзирая на видимую послевоенную разруху, у чеченцев водились деньги. И уж если имелись они у рядовых боевиков, то у полевых командиров их и вовсе было немерено.

Во время взаиморасчётов, Салман практически не торговался. При этом заказывал исключительно новое и эксклюзивное оружие, которое стоило не малых денег. Бывали даже случаи, когда полевой командир приносил на обмен (или, как выражался сам Даудов: на металлолом) вполне приличные, пусть и немного побывавшие в употреблении автоматы, пистолеты и даже пулемёты, из которых ещё стрелять и стрелять. Прапорщику требовалось лишь заменить на оружейных складах новые «стволы» старыми. Потому, собственно, и давила Михайленко «жаба»; потому и стремился он урвать от бандитского денежного пирога, как можно больший кусок. Потому и сейчас, улучив в разговоре с чеченцем благоприятный момент, прапорщик тотчас решил взять быка за рога.

— Конечно, помогу! Мы ведь с тобой, как братья!.. — Михайленко дружески похлопал полевого командира по плечу. — …Однако сразу хотелось бы обговорить кое-какие нюансы. Медикаменты — товар вовсе не дешёвый. Считаю, что будет вполне справедливым, если стоимость моих услуг с сегодняшней ночи увеличится на десять процентов.

— С какого перепуга?.. — возмутился, было, Даудов. — …По мне, так я и без того, едва ли не в золоте тебя купаю!

— Пойми, Салман!.. — быстро сообразив, что слегка перегнул палку, Михайленко предпочёл изыскать из нынешней встречи, несколько иную для себя пользу. — …Дело вовсе не в моей жадности. Изменились условия. Они, положа руку на сердце, значительно ухудшились!.. — тяжело вздохнув, прапорщик продолжил. — …Во-первых, на склады назначен новый командир караула. Во-вторых, всё тот же Побилат… Об этом лейтенанте я говорю тебе при каждой нашей встречи. Он, словно тень, непрерывно следует за мной. Из-за этого урода возникают всевозможные проблемы с выносом оружия и боеприпасов. Тогда как любой дополнительный риск, требует соответствующей оплаты!..

— Лейтенанта твоего, мы очень скоро нейтрализуем! Сделаешь так, чтобы он, под благовидным предлогом покинул объект. Всё остальное я беру на себя. На крайний случай, снайпер «шлёпнет» его прямо на территории. Можешь считать, что с твоей тенью вопрос решён. Теперь о новом командире. Кто он? Откуда?

— Князев!.. Майор Князев!

— Знакомая, вроде фамилия!.. — припоминая что-то, Салман почесал затылок.

— Даудов, да ты и впрямь, чересчур завоевался!.. — от души рассмеялся прапорщик. — …Забыл что ли, своего училищного другана? Даже я, проучившись с вами лишь пару курсов, и то сразу его узнал. Хорошо помню, как он громче всех требовал моего отчисления из училища за ту несчастную и злополучную кражу. Ну, Салман, шевели мозгами!..

— Валерка, что ли? — поморщил лоб полевой командир.

— Он самый!

— Нашёл «другана»!.. — Даудов смачно сплюнул. — …Так ведь он, вроде в спецназе?

— Служил!.. — утвердительно кивнул прапорщик. — …А теперь, почему-то здесь, на наших складах оказался!

— Кусок, ты в этом уверен? Ничего, случаем, не путаешь? — переспросил чеченец, всё ещё сомневаясь в полученной от прапорщика информации.

— Да, говорю тебе: он!.. Сегодня, через складское окно, как тебя, его видел. Весь вечер, на пару с Побилатом по территории рыскал, будто искал что-то. Внешне он такой же, как и прежде. Разве что мышцами немного оброс.

— Выходит, Князь уже майора получил!.. — Салман вдруг задумался о чем-то своём. После чего, встряхнув головой, продолжил. — …Есть у меня один человек, имеющий на твоего нового командира, вот такой зубище!.. — демонстрируя тот зуб, Даудов широко развёл руки в стороны. — …А я-то дурак, поначалу не придал его словам никакого значения… Дело в том, что этот самый «человек», будто заранее знал о том, что Князев объявится именно в нашем районе. Потому и ждёт он Валеру, именно здесь. Уж давно поджидает. Впрочем, и мне самому будет вовсе не лишним поквитаться с Князевым за кое-какие проступки. Перешёл он мне однажды дорогу!.. — сквозь зубы проговаривая последнюю фразу, глаза чеченца налились кровью.

Против подобных угроз Михайленко вовсе не возражал. Уж очень не хотелось ему служить бок о бок с тем, кто знал из его биографии не самые лицеприятные факты. Прапорщик мгновенно уловил, как крепко зацепила Даудова его неожиданное известие. Знал он и о том, что Салман своих слов на ветер не бросает. И коль чеченец заикнулся сейчас о своей мести, то будьте уверены, он своего добьётся.

— Надеюсь, по нашим складам из нашего же оружия палить не станешь? — пошутил Михайленко, уже собравшись распрощаться с бандитами.

— Иди-иди, не опасайся!.. Твои склады приносят мне гораздо больше пользы, чем оставшееся от них пепелище! Пока я жив, ты можешь быть уверен в том, что на твоем объекте не прозвучит ни единого выстрела. Считай свои склады «заповедной территорией», где любая стрельба запрещена. Ну, а меня своей самой надёжной «крышей»!.. — усмехнулся Салман. — …Кусок, может послать с тобой сопровождающего, чтобы в ночном лесу ты не заплутал? Чтоб не подстрелили тебя, твои же караульные?

— Нынче я подкинул караульному наряду канистру спирта. Выглядело это так, будто бы складскую дверь, по неосторожности, я оставил открытой. Клюнули. Наверняка, уж вся охрана пьяная. Потому и проскочу я меж ними абсолютно незамеченным.

Во все времена и во все войны, самым коварным и опасным врагом для любой (пусть и самой сильной) армии, являлась измена. В отличие от регулярных подразделений противника, либо светлых умов главнокомандующих, предатель — враг более коварный, потому как непременно непредсказуем. По своей подлости, измена равносильна удару ниже пояса. И сколько б воюющие стороны не тратили сил и средств на свои контрразведки, сколь бы тщательно не проводилась работа командиров по «выявлению и предупреждению», в тесном строю бойцов-соотечественников обязательно отыщется то самое «слабое звено». То есть тот, кто «сломавшись» под давлением извне, либо исходя из своих личных интересов или всевозможных предубеждений, пойдёт-таки на сделку с собственной совестью.

Можете не сомневаться и в том, что любой из предателей прекрасно осознает масштабы последствий своих подлых деяний, а так же меру своей ответственности. И, тем не менее: корысть, алчность, зависть, страх или иные низменные чувства, закравшиеся в их души, в конечном итоге, берут-таки верх над общечеловеческими моральными устоями. Нет, и не может быть каких-либо сомнений и в том, что у предателя всегда найдётся веское оправдание своей измены. Как вам понравиться следующее. «Именно с этого, то есть, с передачи засекреченной информации о новейших образцах оружии, я и начал борьбу за мир во всем мире»; «Дабы препятствовать возможной экологической катастрофе, смерти прибрежной флоры и фауны, я был вынужден опубликовать в зарубежных средствах массовой информации секретные карты минных полей и военных баз».

В том же ключе происходят предательства и в высших эшелонах власти. «В знак укрепления дружеских взаимоотношений с независимой республикой Х, её официальной делегации, участвующей в подписании договора о взаимном сотрудничестве была передана информация о резидентной сети, работавшей в данной стране под дипломатическим прикрытием». Как же, чёрт побери, честно и благородно по отношению к партнёру. И не важно, что за этой скромной формулировкой могут скрываться сотни арестов, десятки смертных приговоров, тысячи разрушенных судеб людей, до конца преданных твоей Державе. А ты, эти самые судьбы просто взял да и «слил».

Если ж опуститься с небес на грешную землю, то и мотивация измен здесь будет значительно банальней. К примеру, тот же прапорщик Михайленко, свою корыстную связь с чеченским полевым командиром, оправдывал обычным возмездием. Да-да, помогая врагу краденным со своих складов оружием, прапор мстил. Причём мстил он сразу всей российской армии. По мнению прапорщика именно по её вине совсем не сложилась его личная жизнь. Ведь ради армии Михайленко потерял свою молодость, так и оставшись никем непризнанным.

«Подумаешь, разок!.. Всего лишь раз, оступился!.. — нередко утешал себя прапор. — …С кем, по молодости лет, не бывает? Ну, украл кое-какие тряпки?.. А впрочем, если разобраться, то и не брал я их вовсе. Эх, сглупил я тогда. Не хотелось мне более учиться, задолбала меня жёсткая курсантская дисциплина. Вот и взял я на себя (правда, за хорошие отступные) чужой грех. Кабы знал, в свои неполные двадцать два года, чем может обернуться для меня та дружеская услуга, ни за что б на неё не подписался!..»

И действительно, клеймо «крысы», каким-то незримым образом преследовало прапорщика на протяжении всей его последующей армейской службы. После отчисления из училища, вместо благополучного возвращения домой, Михайленко был отправлен на один из дальних полигонов, дослуживать армию в ранге обычного, рядового солдата. Оттуда, за отличную дисциплину и успехи по службе, он и попал в школу прапорщиков. А после, началась его долгая карьера военного. И повсюду, где только не приходилось ему служить, известие о том (казалось бы, давно забытом) проступке, по непонятным каналам армейских баек и слухов, неотрывно следовало вслед за прапорщиком. Новые сослуживцы, как-то ненавязчиво старались избегать с ним, не только тесной дружбы, но и повседневного приятельского общения.

Однако время шло. Более чем за десятилетнюю службу, Михайленко успел сменить несколько войсковых частей. Вместе с новыми назначениями и «чёрный след», тянувшийся за ним из училища, постепенно заносился песком забвения. Именно Чечня и стала для прапорщика по-настоящему новой вехой в его послужном списке. Только здесь, вдали от приевшихся гарнизонов, в круговерти боевых действий и стало возможным начать жизнь, что называется: с чистого листа. Не мудрено, что в Ичкерию, наш прапор напросился сам. Для коллег по службе рапорт Михайленко казался диким, чересчур смелым и, в определённой степени, даже опрометчиво-отчаянным. Однако сам прапорщик, отправляясь на Кавказ, ни о каком героизме вовсе не помышлял.

«На передовую, один хрен, меня не пошлют! Какой из меня, к дьяволу, вояка?.. — прикидывал в уме прапорщик. — …А быть рядом с «кормушкой»; приложить свою руку к бесконтрольно поступающему (ведь это война) и так же бесконтрольно расходуемому арсеналу, какому-либо имуществу или продовольствию, всегда будет полезней, нежели просиживать штаны здесь, в российской глубинке!..»

Уже здесь, на чеченской земле судьба вновь свела Михайленко с его бывшим сокурсником, а ныне полевым командиром Салманом Даудовым. Сейчас, спустя годы, пожалуй, уже и не упомнить, кто из них первым решился реанимировать былую дружбу. Однако тот факт, что они нуждались друг в друге, как одна пара обуви (бесполезная порознь) — было более чем очевидным. Салману требовалось оружие, тогда как прапорщик мечтал о больших деньгах. Собственно в этом и был их общий интерес, основа и залог последующей взаимовыручки. Впервые в жизни, прапорщику помогла-таки его былая «чёрная метка» вора.

Вырученные за похищенные автоматы и гранатомёты деньги, прапорщик не транжирил, не разбрасывался ими направо и налево. Примерно раз в год он выбирался на «большую землю» и уже там, в массовом порядке принимался скупать особо ценные ювелирные изделия, которые бережно упаковывал и прятал в лишь ему известные тайники.

«Золото — самая надёжная, во все времена конвертируемая валюта!»

Михайленко жил далёкой мечтой о том, что когда-нибудь, лет этак в сорок, а то и раньше, будучи военным пенсионером, а по «совместительству» и подпольным миллионером, он вернётся в родной Ульяновск. Туда, где в детстве и юности считали его замкнутым и весьма заурядным мальчишкой. Как гадкий утёнок, чудесным образом перевоплотившийся в лебедя, он вернётся и поставит этот тихий волжский городишко «на уши». Все те, кто когда-то отверг его любовь и дружбу, будут носить Вову на руках. А необузданное воображение, уже вовсю рисовало Михайленко шикарный «Мерседес»; дорогие костюмы, сигары; двухэтажный особняк на берегу Волги, рядом с музеем самого Ленина. А почему бы, собственно, и нет? Ведь Володя Михайленко, точно так же, как и его тёзка (вождь мирового пролетариата), поначалу был вовсе не понят своим окружением. Зато чуть позже, и тот и другой просто обязаны были прославить городок, именовавшийся в начале прошлого века Симбирском. В своём предполагаемом особняке, Михайленко обязательно установит камин. Будет там и кресло-качалка, и непременное изобилие голых женщин, готовых сиюминутно исполнить любой каприз нового хозяина жизни.

До той заветной мечты, оставалось совсем немного — один-два года безупречной службы, на едва переносимом Михайленко, дальнем объекте.

Уходя в горы, Салман полностью погрузился в свои мысли.

Узнав о назначении Князева, о его майорских погонах и, очевидно, благополучной карьере бывшего сокурсника, полевому командиру было по-своему обидно за своё нынешнее положение партизана-контрабандиста. Однако вовсе не это тревожило сейчас Даудова. И уж тем более, не мысли о войне или предстоящих боевых операциях против «федералов». Разговор с Михайленко мысленно вернул чеченца в те золотые годы, когда он был ещё молод, когда служил в Советских вооружённых силах, когда всё было для него до предела понятно и предопределено на несколько лет вперёд.

Ностальгия? В определённой степени, да.

Наиболее острые и самые волнительные воспоминания были у Даудова связаны с началом девяностых. Помниться, осенью девяносто первого, отправляясь в отпуск на родину, Салман на пару деньков задержался в Грозном. Подобного тому, всеобщего восторга и радости за своих земляков, как в сентябре девяносто первого, Даудов видимо уж никогда более не испытает. Ведь в тот период, в буквальном смысле, на его глазах писалась история небольшого горного народа.

События, в некогда спокойном Грозном развивались в том сентябре стремительно. Толпы митингующих требовали немедленной отставки прежнего руководства республики. В чеченскую революцию вливались всё новые и новые силы. Мятежным духом заражалось всё большее и большее количество людей. В их числе оказался и Салман. Именно там, в революционном Грозном, Даудов и стал невольным свидетелем событий, благодаря которым впоследствии, коренным образом изменится и его судьба. Отряд Руслана Лабазанова захватил грозненский следственный изолятор, выпустив на свободу около двух тысяч заключённых. Как-то незаметно будущий полевой командир окончательно и бесповоротно проникся новыми веяниями беззакония и вседозволенности.

«Зачем ждать нищенских подачек государства, когда можно прийти и взять то, что тебе положено!..»

И уже через пару месяцев, последовав примеру генерала Дудаева, капитан Салман Даудов бежал из российской армии, дабы по прибытию в независимую Ичкерию, присоединиться к чеченским сепаратистам…

Спирт

Наступление вечера или ночи в горной местности отчего-то кажется непривычно ранними, Тогда как звезды на том чёрном небосклоне смотрятся особенно яркими. В безоблачную погоду их тьма-тьмущая: больших и маленьких; крохотных, как точечки и едва-едва различимых. Именно эту причудливую картину ночного небосвода на пару секунду зафиксировал Самолюк, опрокинувший в свой организм приличную порцию чистого спирта. Покончив с концентрированной алкогольной жидкостью, Игорь скоренько запил спирт водой. На мгновение затаил дыхание и, передёрнувшись всем телом, выпустил из лёгких воздух, пропитанный алкогольными парами. После чего, с придыханием произнёс.

— Мужики, а ночь-то нынче, какая тихая! Домой сразу захотелось! У нас на Урале они такие же!..

Однако солдаты, стоявшие рядом и молча наблюдавшие за Самолюком, вовсе не разделяли его романтических настроений. Они ждали от Игоря несколько иных комментариев.

— Ты бы лучше сказал: как спирт? Пить, можно? — в нетерпении потоптался на месте Литвиненко. В предвкушении алкогольной эйфории, ему было сейчас вовсе не до лирических сантиментов.

— Не просто можно!.. Нужно!.. — выкрикнул доморощенный дегустатор. — …Отменный спиртяга! Ни тебе посторонних привкусов, ни добавок!.. Идёт, как по маслу!

— Яшка, какого хрена ты пугал нас, дескать, спирт этот технический, потому и пить его вовсе нельзя! Придумал, понимаешь, какой-то метил… Орал, будто все мы здесь перетравимся и ослепнем!.. — с облегчением усмехнулся Рудяев. В отличие от рискового Самолюка, Валерка (как впрочем, и все остальные пацаны) наотрез отказался испытывать на своём собственном организме содержимое, украденной со складов канистры.

После того, как бывший десантник озвучил своё заключение, тотчас загремели солдатские кружки, подставляемые под тонкую струйку щедро потёкшей из металлической ёмкости.

Кто-то кряхтел; кто-то импульсивно дышал, пытаясь потушить пожар, разгоревшийся во рту, а кое-кто и усиленно пытался перебить запах спирта рукавом своей гимнастёрки — однако «за победу» залпом выпили все, без исключения.

В некотором ожидании (пока выпитое усвоится желудком, а затем ударит и в голову) немного помолчали. Ну а после, с небольшой неуклюжей раскачки, наконец-то полился чисто мужской, пьяный и неорганизованный трёп. Это когда все одновременно говорят со всеми, при этом умудряясь ещё и отвечать на чьи-то посторонние вопросы.

И, как всегда: «за дружбу»; «чтоб стоял»; «за службу»; «за скорый дембель» и за много другое, что едва успевало прийти в голову.

— Говорю тебе, Рудяй!.. Наш новый командир, конченный урод! Он мне сразу не понравился!.. — закусывая хрустящим сухарём, Литвиненко высказал вслух своё мнение. — …Не успел, сука, заявиться и уже давай всех строить! Кто он ваще такой, чтоб принуждать меня марафоны бегать? Я ему чё, салага? Вы, пацаны, как хотите, а по мне, так нашего нового майора необходимо хорошенько обломать! Чтоб знал, падла, кто в доме хозяин!

— Дурак ты, Литвин! Ведь он, именно о нас с тобой и печётся! — ответил ему Самолюк.

— Сом, ты так говоришь потому, что вовсе не беспокоишься за своё завтрашнее утро. Ведь после нынешнего ночного дежурства, тебя никто не тронет!.. — огрызнулся Рудяев. — …А интересно, что ты запоёшь через пару дней?.. И вообще, на хрен нам, дембелям, эти утренние «напряги»?

— А ты сам прикинь!.. — Самолюк отчего-то грудью стоял за Князева. — …Очень скоро мы окажемся на «гражданке»! Начнём утверждаться в новой жизни, завоёвывать своё место под солнцем. Тут-то нам кулаки, ох, как пригодятся!.. Вот майор и подтянет нашу боевую подготовку. По себе чувствую, что расслабился я на складах, растерял былую форму. Удар совсем уже не тот, что был ранее. Одышка. Да, и в весе, похоже, прибавил.

Почему Игорь вступался за нового командира, он и сам это не знал. Возможно потому, что прибывший на склады майор чем-то неуловимым напомнил его первого, уже погибшего комбата, непререкаемого авторитета для его первого десантно-штурмового батальона.

— Пацаны, вам чё, и поговорить больше не о чем?.. — выкрикнул Якушев. — …Целыми днями одна и та же песня! Сколько же можно: то о службе, то о командирах! Мужики, ведь скоро дембель!..

— Кстати, ребята!.. Никто не знает, где можно разжиться мешком сахара?.. — воспользовавшись временным затишьем, почти машинально поинтересовался Литвиненко. Однако заметив на лицах своих товарищей суровые взгляды, тотчас осёкся. — …Ах, да!.. Совсем подзабыл. Ведь я об этом у вас уже спрашивал. Может, анекдот рассказать?

— Валяй! — «разрешил» Рудяев.

— Ну, значит так!.. — неуверенно начал Сашка. Рассказчик он был, ещё тот. — …Возвращается как-то Басаев с очередного теракта. Как всегда полный грузовик трупаков. Позади машина с кучей заложников. Проезжает Шамиль мимо одного из чеченских селений. И вдруг видит, как на окраине аула, расположились братья-вайнахи и их украинские союзники из УНА-УНСО (Решением Верховного суда Российской Федерации от 17 ноября 2014 года, данная организация признана экстремистской и её деятельность запрещена в России). Короче, хохлы-наёмники. Сидят те бойцы на полянке и косяк забивают. Взбешённый Басаев выскакивает из кабины своего грузовика. Подбегает к ним и орёт…

И тут, неожиданно для всех, Литвиненко вдруг замолчал. Он вдруг замер всем телом, будто бы лом проглотил. Лишь глазами своими в каком-то немом испуге лупает.

— Саня, ты чего затупил? Не уж-то забыл, чем анекдот тот закончился?.. Давай продолжай: чего сказал вайнахам Шамиль?.. — разливая очередную порцию спирта и уже готовый произнести следующий тост, Яшка поторопил сержанта. Искоса глянув на Литвиненко, каким-то шестым чувством или (если хотите, спинным мозгом) Серёга вдруг почувствовал неладное. Подчиняясь выработанному за годы войны инстинкту самосохранения, он тотчас обернулся. Прямо перед ним стоял, неизвестно откуда взявшийся, майор Князев.

По всей видимости, Литвиненко увидел его первым. Однако оцепенев от страха, он так и не сумел оповестить сослуживцев об опасности. Секундой позже, нового командира заметили и остальные участники ночного сабантуя. Тонкая струйка спирта полилась из упавшей канистры на снег.

Прятать «следы преступления» было уже поздно. Тут вам и сухарики, разложенные на газетке; и открытая ёмкость; и кружки; и вполне естественный алкогольный «выхлоп». То есть картина вопиющего нарушения воинской дисциплины, была нынче, как на ладони. Солдатам, пойманным с поличным, ничего не оставалось, кроме как встать и, опустив глаза в землю, ожидать сурового командирского вердикта.

— Кажется, Якушев?.. — припоминая фамилию караульного, Князев обратился к Сергею.

— Так точно! — ответил тот. После чего, чуть спохватившись, поднял упавшую канистру и поставил её на снег.

— В таком случае, слушай, что было дальше!.. — майор, ставший невольным свидетелем предыдущего солдатского трёпа, взялся закончить за Литвиненко анекдот. — …Тут-то и говорит им Басаев!.. Что ж вы, братцы-вайнахи; и вы, наши союзнички, здесь сиднем сидите? Мы, понимаешь, в поте лица воюем, режем и расстреливаем федералов, этих проклятущих москалей!.. А вы балду тут гоняете. Анашу, как я посмотрю, перетираете! Обкуриться, наверное, решили?.. Уж лучше б вы смотались сейчас в Веденский район. Там, в восьми километрах от райцентра, расположены офигенные склады федералов. То есть, море всевозможного оружия!.. Причём, именно сегодня, тамошняя охрана вматину пьяна. Возьмёте их тёпленькими, без единого выстрела, практически голыми руками!..

Не сдержавшись, Рудяев хихикнул.

— Смешно?.. — прорычал командир. — …А у меня, сержант, от таких «анекдотов» волосы дыбом встают! Я и представить не берусь, какой «фарш» остался бы от нас к утру, если бы нынешней ночью сюда нагрянула какая-то чеченская банда!..

В соответствии с годами выработанной привычке, Князев спал предельно чутко. Потому и проснулся он среди ночи, от некоего постороннего и едва различимого шума. Накинув на свои плечи бушлат, Валерий вышел на улицу. И уже тут, на свежем воздухе, майор различил какие-то едва слышные посторонние выкрики и более уловимые его слухом всплески дикого смеха. Именно туда, в дальний угол охраняемой территории (где, по прикидкам Князева и должен был располагаться эпицентр непонятного веселья) поспешил проследовать Валерий.

Честно признаться: столь вопиющей дерзости, как откровенная пьянка, командир попросту не ожидал здесь увидеть. К тому же, нарушителями являлись наиболее опытные бойцы его нового взвода. Именно от них, по прикидкам майора, и зависел климат и общий настрой в его нынешнем подразделении. Более того, это были те самые военнослужащие, на которых в первую очередь и собирался опереться Валерий. Потому и стоял он сейчас перед подчинёнными, в не меньшей растерянности: как поступить и что с ними сделать.

Первым из временного ступора вышел Самолюк.

— Товарищ майор, зря вы так!.. Мы ж понемногу!.. Чтоб согреться!.. Прошу не сомневаться: ни одна тварь на склады не проскочит!..

— Считай, уже проскочила!.. — огрызнулся Князев. — …Именно меня ты и можешь считать той самой «тварью», которая положит весь ваш караул, одной автоматной очередью!.. Уже завтра ваши тела отправят в общевойсковой морг, упакуют в «цинк». И это за месяц до вашего «дембеля», когда всё страшное, казалось бы, уже давно позади!.. — выждав короткую паузу, словно «минуту молчания», майор немного смягчился. — …Как я вижу, все дембеля-красавцы в полном сборе! Хотя, нет!.. Бутаков отсутствует. Что же другана своего не пригласили? Как-то не по-товарищески получается!

— Бут нам не товарищ!.. — тихо и с какой-то особой злобой процедил Якушев. — …Он из «ВВ»!.. А мы с «вертухаями» не корешимся!

— Ты что же, солдат, бывал в местах не столь отдалённых?.. — майор с подозрением прищурился на Сергея. — …Или в какой-то подворотне зековского жаргона успел нахвататься?

— Сам не «мотал», а вот отцу моему, пришлось!.. Мы с матерью жили по соседству. Потому и лично видел, как эти грёбаные ВВшники беспредельничают!

— Ну, извиняйте! С тюремными порядками познакомиться мне, слава Богу, вовсе не пришлось!.. — язвительно усмехнулся Князев. — …Зато с бойцами из Внутренних Войск мне однажды пришлось штурмовать Президентский Дворец! Потому и могу констатировать тот факт, что хлопцы из ВВ, ни в храбрости, ни в самоотверженности — ни одному из родов войск вовсе не уступали!

— Товарищ майор, а может с нами?.. — почувствовав в настроении командира благоприятную волну, Самолюк провокационно кивнул в сторону железной кружки с прозрачной жидкостью. — …За наших!

— Ты что ж, ДШБ?.. Думаешь, я откажусь?.. — ухмыльнулся Валерий. — …В отличие от вас, раздолбаев, я вовсе не обременён караульным нарядом. Потому и запросто могу себе это позволить. Наливай, коль сам предложил!..

Уверен в том, что среди читателей обязательно найдутся те, кто заподозрит майора в завоевании дешёвого солдатского авторитета. Дескать, решил Князев стать для рядового состава в доску своим. Мол, злоупотребив с подчинёнными и добившись сиюминутного и кратковременного успеха, Валерий поступил крайне опрометчиво, поставив себя на одну с ними планку. Ну, а впоследствии, когда приказы командира перестанут восприниматься военнослужащими всерьёз, он ещё сотню раз пожалеет о данном необдуманном шаге. И в чем-то, вышеозначенные граждане, конечно же, будут правы. Правы, с позиции мирного времени и своего нынешнего повседневного опыта. Тогда как в условиях сопряжённых с экстремальными нагрузками, вырабатывается несколько иная философия.

К примеру, курсант лётного училища, совершив свой первый самостоятельный вылет, уже считается лётчиком. Отныне, этот курсант имеет полное право садиться за обеденный стол вместе с лётным составом училища, то есть, с офицерами. Нет, он вовсе не стал ровней своим командирам. Просто этот самый юноша, на своей собственной шкуре успел познать, как нелегко даётся тот лётный «хлеб». С таким взаимопониманием можно и в бой идти. Примерно в том же ключе и солдат прошедший чистилище войны, становится для старшего по званию, неким собратом по оружию. Он, уж точно не сачканёт; не бросится наутёк с первыми залпами, а так же не выстрелит тебе в спину. Именно он, прикроет и подставит своё плечо в тяжёлую минуту. А это, дорогого стоит.

— Выпью я, пожалуй, за то, чтобы здесь, на кавказской земле, вы оставили о себе добрую память! А ещё!.. Дай-то Бог, чтоб вы оставили после себя достойную смену!

— Командир, так и будет!.. — как-то не совсем уверенно, ответил Князеву Якушев. — …За оставшееся время, мы как следует, молодых пацанов натаскаем!

Опустив уже пустую кружку, Валерий поднял со снега канистру.

— Спирт конфискую! Надеюсь, у нас ещё будет повод допить его в более приличной обстановке. И, естественно, во внеслужебное время.

Прапорщик Михайленко, только-только вернувшийся с предгорья, заслышав командирский бас, доносившийся с окраин охраняемой территории, жутко перепугался. Поначалу он собрался было затаиться, немного переждать. Однако вовремя сообразив, что лучшая оборона — это атака, прямиком отправился на дальний пост охраны.

— Так я и думал!.. — ещё издали увидев в руках майора знакомую металлическую ёмкость, зычно выкрикнул прапорщик. — …Кто ж ещё, кроме Самолюка и его банды, мог стырить со склада десять литров спирта! Ведь не зря эти подлюки, весь день крутились у медицинского бокса!.. Вот, полюбуйтесь, товарищ майор, каковы наглецы! Совершив хищение государственной собственности, без какого-либо зазрения совести, тут же её и оприходовали. Как говориться, обтяпали своё дельце, не отходя от кассы. Вон, морды-то, какие красные, хоть прикуривай!.. Самолюк, на сей раз, ты уж точно допрыгался! Завтра же подам рапорт о ваших безобразиях!.. Сомневаюсь, чтоб Лютый вновь взялся вас прикрывать! Будет вам и дембель, и гражданка, и девки с водкой!.. Как я посмотрю, вы и сухарей уже успели насушить. Правильно. Пару лет дисбата, уж будьте уверенны, я вам, гавнюкам, обеспечу!..

В словах и интонациях прапорщика, Князев без труда уловил некую фальшь и чрезмерную наигранность.

— Отставить рапорт!.. — осёк он Михайленко. — …Сами разберёмся, без посторонних! Ну, а флягу!.. Товарищ прапорщик, спиши её на хознужды! Необходимые для того документы, я предоставлю. Вопросы есть?

— Помнится, товарищ майор, ваши взгляды относительно воровства были некогда более радикальными!.. — ухмыльнувшись, Михайленко недвусмысленно намекнул Валерию на годы, совместно проведённые в училище.

— Ошибаетесь, товарищ прапорщик! Взглядов своих я не меняю, тогда как обычную юношескую шалость, с откровенной подлостью я бы не советовал вам путать! Впредь, попросил бы вас повнимательней относиться к вверенным материальным ценностям! Коль факты хищения со складов станут не единичны, я вынужден буду ходатайствовать перед командованием о расширении складского штата для усиления контроля!..

Солдаты, так ничего и не понявшие в данном разговоре старших по званию, стояли, открыв рты. Ныне им было чему удивляться. Потому как за многие месяцы, проведённые на объекте, они воочию могли созерцать первого офицера, сходу указавшему прапору на его законное второстепенное место.

Тишину горной местности вдруг нарушил звук выстрела. В сторону внезапного хлопка обернулись все военнослужащие. Там, над вершинами гор взмыла вверх осветительная ракета.

«Тоже мне, полевой командир!.. Гроза федералов, мать твою!.. — вспомнив о Даудове, усмехнулся про себя Михайленко. — …Не иначе, как сам в трёх соснах заблудился!..»

Боевое крещение

Очевидно на уровне некоего подсознания, чувствуя за собой определённый долг перед командиром за ту злополучную ночь, о которой было рассказано ранее, «старослужащие» если и не помогали Князеву, то уж точно, в меру своих возможностей не препятствовали последнему укреплять на объекте военную дисциплину. И быть может, именно поэтому, подразделение охраны (многими забытое и, по сути, брошенное на произвол судьбы) подтянулось, став достаточно организованной и более сплочённой, а самое важное, управляемой и мобильной боевой единицей.

Своему слову следовал и Валерий. Без каких-либо скидок и послаблений, каждое утро командир проводил с подчинёнными занятия по серьёзной боевой подготовке. Причём, те же дембеля, на уровне первогодок, бегали и прыгали; стреляли; распознавали и обезвреживали «растяжки», замаскированные мины и взрывчатку; учились грамотно окапываться и выбирать правильную позицию; быстро ориентировались в лестной и горной местности; отрабатывали приёмы рукопашного боя. В общем, пусть и в несколько упрощённом варианте, военнослужащие проходили полный курс подготовки бойцов элитных спецподразделений. А сразу после обеда, слегка передохнув, они приступали к укреплению оборонительных рубежей подотчётной им территории.

Короче, скучать князевским бойцам вовсе не приходилось. Ведь день их был расписан не то, чтоб по часам — по минутам. При этом, невзирая на непривычные нагрузки, никаких жалоб, возмущений, либо фактов тихого саботажа со стороны военнослужащих отмечено не было. Более того, солдаты с нескрываемым интересом втягивались в новые, почти прифронтовые условия службы.

Несколько удивил Князева и ещё один, весьма примечательный момент. Лейтенант Побилат вдруг изъявил личное желание участвовать в утренних «разминках», хотя никто его к этому не обязывало. На равных с солдатами он потел до белых пятен на гимнастёрке и вместе с пацанами постигал то, чем в совершенстве владел сам майор. За считанные дни изменилось и отношение к молодому офицеру. Причём, не только со стороны Князева, который уже без опаски мог доверить Побилату подразделение во время своих нечастых отлучек в штаб, но и со стороны рядовых подчинённых. И если ранее солдаты воспринимали лейтенанта не иначе, как вынужденную необходимость, откровенно над ним посмеивались и в определённой степени презирали, то теперь в отношении Побилата появились некие проблески уважения. Его приказы исполнялись… Пусть и не так чётко, как князевские, но всё же исполнялись.

Хотел того майор или нет, но по образу и подобию он чисто интуитивно пытался создать из нынешнего караульного взвода нечто похожее на подразделение из своего, не такого уж и далёкого прошлого. Стоит отдать Валерию должное: отчасти он в этом преуспел. Армейская жизнь на объекте медленно (иногда, и со скрипом), но всё же вошла в нормальный, размеренный служебный ритм, без каких-либо встрясок и эксцессов. То ли солдаты так уставали, то ли Князев не оставлял им времени для каких-то «расслабонов» — но то, что за время командования майора, на складах не приключилось ни единого ЧП, являлось таким же неопровержимым фактом, как неизбежность наступления следующего дня.

Единственным, с кем Валерий до сих пор, так и не сумел найти, казалось бы, вполне естественного рабочего контакта, оставался Михайленко. То один из них, был чересчур занят; то у другого вдруг появлялись некие неотложные дела. Впрочем, если посмотреть правде в глаза, то это были, лишь официальные версии. В действительности — ни тот, ни другой — к этим «контактам» особо и не стремился. Прапорщик, затаив на Князева злобу ещё за тот ночной разнос, устроенный ему в присутствии пьяных солдат, старался лишний раз не покидать складских помещений. В свою очередь и Валерий, руководствовался самой простой рекомендацией Лютого, не влезать во внутри складские дела и, по возможности, сторониться «завхоза». В общем, каждый из них занимался сугубо своим ремеслом, не мешая другому. Михайленко — складами; майор охраной этих самых складов.

Стабильность в Чечне, как собственно и в целом по кавказскому региону, явление довольно-таки редкое, исключительно перманентное и весьма зыбкое. Эту прописную истину Князев усвоил давно. Потому и спешил, потому и гонял он своих солдатиков до изнеможения. Не хотелось майору, чтоб застали его врасплох. И, тем не менее, казалось бы, только-только отлаженный ритм службы, всё ж таки был нарушен. По мнению майора, произошло это вовсе некстати; весьма неожиданно и чересчур рано. Потому как Валерий считал своих бойцов даже не слабо подготовленными, а откровенно «сырыми». Сырыми они были не столько в физическом или тактическом плане, сколько в психологическом. Валерий прекрасно знал, что в бою побеждает не тот, кто метко стреляет, быстро бегает или лучше вооружён, а тот, у кого более крепче нервы. Именно с этим качеством у князевских ребят и наблюдался наибольший дефицит. Ну, а чего вы хотели? Столь сложной наукой за пару недель овладеть весьма и весьма сложно.

Ранним дождливым утром Валерия разбудил дежурный. Звонили из штаба.

— Князев, хорош дрыхнуть, победу проспишь!.. — хрипел в трубке Лютый. — …Поднимай своих бойцов! Дело, конечно, плёвое!.. Однако без вашей поддержки, думаю, нам не обойтись! Кратко излагаю суть предстоящих мероприятий. По оперативным данным: в небольшое селение, расположенное в пяти километрах от ваших складов, то ли вчера вечером, то ли нынешней ночью, вошла банда!.. Порядка тридцати боевиков!.. Кстати, брать их будут твои бывшие коллеги. Ну, а наша задача, как всегда менее героическая — быть на подхвате. То есть, блокировать то селение со всех сторон, дабы ни одна падла не смогла улизнуть в горы. Отправляю к тебе два своих взвода!.. Минут через двадцать они будут на складах. Подготовь с десяток своих пехотинцев. Старшим, будешь именно ты. Когда прибудете на место, кто-то из спецназа тебя сориентирует более предметно. Ну!.. В общем, сам разберёшься. Удачи!..

По тревоге, подразделение было поднято «в ружьё». Эту команду Валерий отрабатывал едва ли не ежедневно. Теперь же учёба окончилась и началась серьёзная мужская работа.

— Бутаков, Самолюк, Литвиненко, Якушев, Рудяев, Пасюков, Цымбал и Архипов! Пять минут на сборы! — изложив боевую задачу, Валерий объявил фамилии её непосредственных исполнителей.

В подобных случаях выбор командира вовсе не прост. Ведь, по сути, он отправляет своих подчинённых далеко не на свадьбу или пирушку, а на рискованное задание, сопряжённое с возможной гибелью того или иного военнослужащего.

Почему, к примеру, была ныне названа фамилия Литвиненко, а ни кого-то иного? Вне всяких сомнений, на этого парня можно было положиться. Да, и опыта у Александра на десятерых хватит. Как-никак, а почти полтора года был Сашка в самом пекле войны. Но разве ж это повод для того, чтоб ещё и ещё раз подвергать его жизнь смертельной опасности именно сейчас, считай, за «пять минут» до возвращения парня в родной Кызыл, где Литвиненко давно ждут. Причём, ждут его именно живым. Разве не с лихвой он уже отдал свой «долг» перед Отечеством, имея за плечами три боевые награды?

Или почему Пасюков? Этот вовсе необстрелянный, деревенский пацан, менее года назад кое-как окончивший профтехучилище, по достаточно мирной специальности: слесарь. Согласитесь с тем, что не может быть более обидного, чем расстаться с жизнью в первом же бою, в самую золотую пору своей молодости. Да ещё, и не приведи Господь, от первой, случайно посланной шальной пули, так ни разу и самому не успев выстрелить в сторону противника. А ведь о таких случаях Князеву было известно предостаточно.

Именно так, в самом начале своей офицерской карьеры и метался Князев из крайности в крайность. По своей наивности, он пытался найти нечто среднее, между несовместимым. То есть, между чувством собственной ответственности за жизнь конкретного подчинённого и военной необходимостью; между эмоциями и трезвым расчётом. А после боя, подсчитывая потери, непременно «грыз» себя за то, что не доглядел, не просчитал, не уберёг, послав того или иного бойца на верную гибель. «Вешался», когда приходилось ставить в известность родственников о смерти одного из своих бойцов.

Однако прошли годы. С очередными званиями и назначениями приобретался и личный опыт, приумножавший мудрость. Сердце Князева несколько почерствело. К вышеизложенным пред — и пост — боевым терзаниям (дабы окончательно не свихнуться от самоедства и бесконечного самокопания) Валерий начал относиться несколько философски. Теперь, подбирая бойцов для выполнения той или иной боевой миссии, майор размышлял примерно так. «Кого не возьми, все они отличные ребята. Каждый из них по-своему мне дорог. У каждого есть мать, отец, семья. И уж если суждено кому-то из них расстаться с жизнью именно сегодня, то так, очевидно, тому и быть. От предначертанной судьбы, увы, не уйдёшь! Со своей стороны я сделал, и буду делать всё, от меня зависящее, чтоб потери наши оказались минимальны. Ну, а там!.. Уж как Бог рассудит, как ляжет карта судьбы! Неуязвимых людей не существует и все мы смертны!..»

А ещё, Валерий непременно держал в своём уме весьма занимательный монолог одного из своих случайных знакомых. То был бывший снайпер, прошедший обе чеченские компании, дважды переживший клиническую смерть и немного заглянувший за черту, отделявшую жизнь от «иного бытия». В одном из летних кафе, за рюмочкой водки тот самый экс-снайпер сумел-таки утешить Князева, тяжело переживавшего на ту минуту гибель близкого ему друга, совсем неожиданно и до банальности просто.

«Вот ты говоришь: будто бы, не повезло твоему товарищу?.. — спрашивал тогда, подвыпивший и чересчур болтливый собеседник. — …А откуда тебе, мил человек, знать: кому из вас повезло или не повезло? Ему или тебе? Ведь человеческая раса самая низшая особь в бесконечном времени и бескрайнем пространстве. И уж если наша планета зауряднейшая пылинка в бесконечной Вселенной, что же может для неё значить наша возня или чья-то гибель? То есть, смерть ничтожнейшего микроорганизма.

Мир, окружающий нашу Землю настолько многообразен и многопланов, насколько не развита даже наша фантазия. О наших знаниях или науке я и вовсе помалкиваю. Однако каждая человеческая жизнь, длящаяся для Вселенной не дольше миллиардной доли её самого минимального мгновения, даётся нам (то есть, людям) вовсе не просто так. Это лишь первый или подготовительный этап для вхождения в более развитое сообщество, где время и пространство (как основа всей нашей нынешней жизни) уже не имеют никаких значений. Потому, как вечность беспредельна. Она не подвластна ни описанию, ни измерению. Родившись и умерев, по сути, мы только вытерли обувь, прежде чем войти в тот новый чистый дом, в котором будем жить очень и очень долго!

Потому и прежде чем оплакивать своего погибшего сослуживца, подумай: быть может, тебе стоит ему позавидовать. Ведь он уже отмучился в нашем грязном мире, выполнив свою исключительную миссию, и перешёл туда, где нет боли, унижений, раскаяния и стыда. Офицер, возьми себя в руки и начни мыслить глобально. Смерть — это вовсе не тупик, а дверь в бесконечность!..»

Конечно, выглядело то скомканное полупьяное пояснение, не более чем очередная сказка о загробной жизни. Но как, чёрт побери, она выглядела убедительно и как приятна была князевскому слуху. Потому и врезались те слова, так хорошо и надолго в майорскую память.

Сказка, ни сказка, а сегодняшний выбор Князева был продиктован реальностью и здравым смыслом. И пал тот выбор на самых искушённых в ратном деле «старичков», и совсем ещё незрелых, хоть и наиболее подготовленных Валерием солдатиков. Ведь этим пацанам сейчас, как воздух, требовалась первая военная закалка. Очень скоро они останутся единственными, на кого и сможет рассчитывать их командир.

По разумению майора предстоящая операция выглядела не самой сложной, из иных боевых задач. Обеспечивать боевое прикрытие, гораздо проще, чем идти в атаку или удерживать занятые позиции. Здесь, как нигде более, и следовало «обкатывать» неокрепшую «зелень». Ну, а дембеля… Они должны будут стать для первогодок наглядным примером пословицы о том, что не боги горшки обжигают.

Исходную позицию заняли около шести утра. Южный сектор, доставшийся князевским гвардейцам, был не хуже и не лучше восточного или западного. Позади горная гряда. Спереди, в самой низине, буквально в каких-то трёхстах метрах (то есть, как на ладони) располагалось полуразрушенное селение. Местность, в буквальном смысле, была усеяна глубокими воронками. Видимо, не однажды в данном ауле укрывались бандиты — иначе, зачем было подвергать его столь частым и интенсивным артиллерийским обстрелам и авианалётам. Бандиты могли укрыться в пяти-шести домах, тех самых, что выглядели менее повреждёнными. От других же строений, в лучшем случае остались лишь обгоревшие, искорёженные стены.

Слева и справа окопались подразделения соседей-пехотинцев.

— Мужики, я тут случайно узнал, будто бы, среди боевиков должна быть шахидка!.. — скорее для поддержания боевого духа, нежели всерьёз, полушёпотом заговорил Самолюк. — …Попадёт кому-то в прицел, не стреляйте! Оставьте её мне!

— Ты ещё не угомонился? — покачал головой Князев.

— Командир, я лишь хотел наглядно продемонстрировать пацанам, в какую часть тела следует стрелять этих долбаным «чёрным вдовам»!

— И куда же? — поинтересовался Валерий, заранее зная ответ.

— Куда и они нашим парням метят!

— Так ведь, в отличие от нас, мужиков, у них там вовсе ничего не болтается! — усмехнулся майор.

И тут внимание Князева вдруг привлёк Цымбал. Он никоим образом не реагировал на солдатский юмор. Похоже, от волнения его даже слегка потряхивало. Но особенно Валерию не понравилось выражение какой-то бессмысленности и безысходности, легко читаемое на лице худощавого и помрачневшего паренька. Возможно, ещё в машине настроение бойцу испортил его земляк Бутаков, как-то между делом вдруг ляпнувший: «Вот тебе, Андрюха, и настоящая война, о которой ты так мечтал! Сейчас ты во всей красе увидишь живых боевиков!.. Заодно и узнаешь, как пуля, попавшая в голову, выносит через затылок передние зубы!..» А быть может, и не причём была та, случайно брошенная реплика.

Князев уж было собрался произнести пламенную речь о самообладании, о необходимости взять себя в руки, чтоб каждый из бойцов мог поверить в себя, поверить в успех предстоящей операции. Да, вовремя осёкся. Быстро сообразил, что дело он сейчас имеет вовсе не с офицерами из его бывшего элитного подразделения, способными самостоятельно, без чьей-либо поддержки настроить себя на самую рискованную авантюру. Это были обычные солдаты, девятнадцатилетние юноши, одетые в военную форму.

«Тут словами и лозунгами не поможешь! Как вообще возможно, по какому-то приказу поверить в себя, когда совсем в это не вериться?.. Когда всё впервые, когда всё вновь. Когда пугает не враг, не боевик, засевший в низине, а прежде всего неизвестность. Своим же призывом я, пожалуй, могу поставить под сомнение боевые качества первогодок. Ведь тот же Цымбал вовсе не кадровый военный и может легко, на каком-то подсознательном уровне, спутать неверие в свои силы, с полным отсутствием у него, так необходимого нынче мужества!..»

Как не парадоксально это может сейчас прозвучать, но майору неоднократно приходилось быть свидетелем того, как наибольшее бесстрашие проявляют именно те, кто идёт в бой, не веря в победу. Таким бойцам, как говориться: нечего терять. Однако Князев понимал и то, что боец перестаёт быть воином, когда начинает замыкаться, непременно к себе прислушивается, занимаясь неким самоанализом. Когда вместо противника, он всё время видит себя, со всеми своими недостатками, которыми его наделила природа и самое печальное, его же собственное обострённое воображение. А, как известно: солдат, зацикленный на своих уязвимых местах, заранее проигрывает бой, даже не успев в него вступить. Валерий давно заметил и ещё одну не маловажную тенденцию. Чем умней и эрудированней боец, тем больше он накручивает себя перед сражением. Вот почему отработка автоматизма, а в чем-то и бездумное исполнение каких-либо приёмов ведения боя, непременно ставились майором во главу угла. Солдат не должен размышлять, как поступить ему в той или иной ситуации. Он должен сразу действовать, практически не задумываясь. Ну, а сейчас командиру просто следовало вывести молодых бойцов из вполне естественного для данной ситуации ступора. Разговорить, чем-то расшевелить, а уж после, вести речь о некоем мало осязаемом для них самообладании.

— Ребята, слушай сюда!.. — Князев переместился поближе к «новобранцам». — …Пожалуй, пришло время открыть вам один маленький секрет. О нём, безусловно, знает любой ветеран!..

Пасюков, Архипов и Цымбал с открытыми ртами уставились на майора в ожидании услышать от командира некую тайну великих побед.

–…В общем так, ребята, если «чехи»!.. — продолжил Князев. — …Не дай-то Бог, рванут в нашу сторону, вам не стоит сидеть, развесив уши. Стреляйте!.. Открывайте огонь, особо не целясь!.. Чем больше грохота, тем лучше для нас и хуже для врага. Главное, посеять в душах бандитов настоящую панику. Зарубите себе на носу, боевики и без того будут перепуганы внезапностью нападения, а значит психологически уже надломлены!

А теперь, внимание! Тот самый секрет, о котором я, собственно, и обещал вам поведать. Запомните, что под избыточной агрессией чеченских бандитов почти всегда скрываются их страх и неуверенность. Не обращайте внимания на их звериные рыки. Это вовсе не демонстрация силы, а в определённой степени, конвульсии безнадеги. Поверьте мне на слово: страха и отупения в головах «чехов» будет выше крыши.

Сомневаетесь? Тогда поинтересуйтесь у своих более опытных сослуживцев. У того же Рудяева или Литвиненко… Спросите у них: с каким диким взглядом и нечеловеческим ором ходили они в атаку в начале своей службы?.. — усмехнувшись, дембеля утвердительно кивнули, после чего, майор продолжил. — …В общем, так, бойцы!.. Приказываю каждому из вас, без какого-либо героизма, тупо отстрелять не менее двух «рожков». Справитесь — считайте свою боевую задачу, на сегодняшний день выполненной!..

Казалось, Валерий обращался ко всем первогодкам, однако увидев в глазах именно Цымбала искорки новой жизни, он понял, что слова его нашли-таки нужного адресата.

— Товарищ майор, кажется, началось!.. — тихо проговорил Бутаков, до сего момента наблюдавший за внешней обстановкой.

Приподнявшись, Князев осмотрелся. И уже сам заметил, как от противоположной северной стороны аула, мелкими перебежками к селению приближаются бойцы российского спецназа.

— Быстро рассредоточится! — приказал он.

Для себя ж с некоторой ностальгией, Валерий успел подметить: «Сдаётся мне, что с боевым крещением наши ребята сегодня обломаются!»

Потому как майор вовсе не понаслышке знал об уровне профессионализма офицеров штурмового взвода. Вот почему Валерий был абсолютно уверен в том, что засевших в домах боевиков — они и сами, без чьей-либо поддержки, положат мордой в землю, практически не напрягаясь. И, тем не менее, Князев ошибся…

Бойцы спецподразделения только-только приблизились к окраинам селения. Они толком не успели пересечь открытую для обстрела зону, как из окон практически всех уцелевших хибар на них обрушился шквал прицельных автоматных очередей. В туже секунду основная группа бандитов, достаточно организованно ринулась в обратную от линии огня сторону. Внезапность штурма, на которую собственно и рассчитывали федералы, вовсе не оправдалась. Атака захлебнулась, так толком и не начавшись. Не оставалось и доли сомнений в том, что экстремисты знали о предстоящей операции. Более того, они заранее были к ней готовы. При этом чеченцы, лишь определялись с направлением основного удара.

«Интересно, догадывается ли та тварь, которая за бесценок «сливает» врагу секретную информацию, как гибнут сейчас её соотечественники?.. — мелькнуло в голове Валерия. — …Эх, с каким же наслаждением я выставил бы сейчас перед «чехами» ту сволоту, оповестившую террористов о предстоящем штурме!..»

Меж тем, действо вокруг злополучного аула развивалось достаточно стремительно. Ситуация усугублялась с каждым новым мгновением. Небритые горцы, без малейшего намёка на обещанный майором страх или сомнение, уже во всю свою прыть неслись на юг. Туда, где оцепление держали лишь восемь бойцов взвода складской охраны, трое из которых и вовсе не нюхали пороха.

— Огонь! — взревел Валерий.

«Разряжая» один «рожок» за другим, своим боковым зрением майор ещё и успевал отслеживать ситуацию на подведомственном ему оборонительном рубеже. Он заметил, как с первым грохотом боя всё тот же Цымбал, обхватив голову руками и сжавшись в комок, скатился в земляное углубление.

— Слабак, твою мать!.. — сплюнув, ругнулся про себя Князев.

А впрочем, растерялся нынче не только Цымбал. Похоже, «поплыли» и остальные необстрелянные бойцы. Рудяев лишь чудом успел ухватить за ногу Пасюкова, который уж было, собрался рвануть прочь, подальше от поля боя.

«Куда?.. Стой, придурок!.. Ведь ты сам под пулю подставляешься!..» — прижав к земле первогодка, Рудяев пару раз тряхнул его за ворот, дабы тот, хоть чуть-чуть пришёл в себя.

Благо, не подвели «дембеля». Каждый из них с остервенением окучивал, приближавшихся к их позициям головорезов. И, тем не менее, перевес сил (невзирая на яростность обороны) был сейчас на стороне врага. Более того, почуяв своё численное превосходство, боевики заметно активизировались. Рассчитывая на то, что кто-то из них обязательно проскочит, бандиты постарались максимально растянуться вдоль князевской обороны. И неизвестно, чем бы закончилось то чеченское «восхождение» если бы (пусть и с лёгким запозданием, но всё же весьма кстати), не очухались «соседи», организовавшие нечто похожее на атаку с флангов. Своим перекрёстным огнём, на какое-то время им удалось-таки поостудить раж чехов, прижав их к камням.

Повторюсь: лишь на какое-то, очень короткое время. Потому как, быстро осознав реальную угрозу быть полностью зажатыми в огневое кольцо, пренебрегая каким-либо инстинктом самосохранения, экстремисты предприняли свой последний и отчаянный рывок на князевские позиции. Одним решительным ударом они попытались прорвать окружение. Причём, в самом (как им, очевидно, тогда казалось) непрочном и должно быть уже частично ослабленном боем месте.

Поначалу расчёты чеченцев на стремительный блиц-крик, как будто бы, начали оправдываться. Не заставил себя ждать и тот самый момент, когда наиболее рьяные бандюки поравнялись с передовыми рубежами оцепления. Накал сражения достиг своего апогея. Боевики могли уже реально видеть пути к своему спасению. Причём, каждый из них был абсолютно уверен в том, что именно ему удастся вырваться к предгорью, чтоб уже там скрыться в густой лесополосе. Потому и была эта неуправляемая толпа более целеустремлённой и более непредсказуемой нежели какое-либо организованное вражеское подразделение.

— Хватай автомат, мать твою!.. — взревел Князев и что было силы, пнул скрючившегося на земле Цымбала. Уж что-что, а любой дополнительно стреляющий ствол, был нынче на вес золота.

Как не странно, но обезумевший и выключившийся из боя солдатик, вдруг приподнялся. Он сгрёб брошенный ранее АКМ и выпустил очередь, казалось бы, в абы куда… И, тем не менее, к величайшему удивлению майора, та шальная и безотчётная очередь нашла-таки свою «цель». Боец-первогодок почти в упор, взял, да и завалил сдуру, неизвестно откуда возникшего прямо перед ним крепкого боевика.

— Так держать, Андрюха! — подбодрил солдатика Князев.

Внезапный успех, да ещё и похвала командира, могут воодушевить даже самого безнадёжного неудачника. Потому и появилась в движениях Цымбала некая осмысленность и твёрдость. Ну, а взгляд его был в данную минуту уже переполнен оптимизмом. В общем, тот самый пехотинец, который пару мгновений назад, казался абсолютно аморфным, на сей раз, как ни в чем, ни бывало, плавно «влился» в вовсю бушующее море сражения. Будто бы данная стихия всегда была его родной средой обитания.

Валерий с удовлетворением отметил и тот факт, что в бой «вклинились» и остальные «новобранцы». А куда, собственно, им было деваться? И дело тут было даже не в том, что если не будешь стрелять ты, то будут стрелять в тебя. Скорее всего, подсознательно, никто из «молодых» вовсе не желал быть впоследствии, объектом всеобщих насмешек и подколов. Потому как рядом с ними, в кровь «рубились» сейчас острые на язык старшие товарищи. И уж будьте уверены: дембеля ни в коем случае не упустили бы момента, дабы не поведать сослуживцам, оставшимся на складах о (скажем так) не самых адекватных реакциях «юных пехотинцев» в самые напряжённые минуты смертельной сечи. А этот публичный позор, прошу поверить автору на слово, мог быть гораздо страшней чеченской пули.

Впрочем, в поведении салаг всё ещё сквозили нотки прежней нерешительности и явного чувства неукротимой дрожи. Как ни крути, а убить себе подобного на практике оказывается не так-то и просто. Ведь далеко не каждый способен нажать на курок, целясь в живого человека. Особенно в том случае, когда делаешь это впервые.

Прежде чем попасть в армию, любой из нынешних «новобранцев» безусловно, видел, как крутые герои многочисленных экшенов и блокбастеров «мочат» своих врагов направо и налево. При этом каждый из молодых людей, наверняка, мысленно представлял себя на месте тех самых культовых Шварценеггеров и Брюсов Уиллисов. И, по большому счёту, любой из них был абсолютно уверен в том, что и он запросто так сумеет. Дело-то нехитрое, заряжай и «поливай». Однако реально отправить на тот свет человека (пусть, и самого заклятого врага), по каким-то внутренним, подсознательным или интуитивным барьерам чрезвычайно сложно. А подчас и вовсе невыполнимо. Потому и боролись сейчас парни вовсе не с боевиками, а сами с собой, переламывали свою мирную психику, снимая незримые внутренние запреты, присутствие которых и отделяет человека разумного, от зверя-хищника.

Не ускользнуло от внимания командира и то неприятное обстоятельство, что на левом фланге, где оборону держали лишь двое: Литвиненко с Бутаковым, положение было близко к критическому. Боевиков там отчего-то скопилось слишком уж много. К тому же действовали они наиболее агрессивно. Потому и поспешил Валерий переместиться поближе к неожиданно возникшему «пожару». Вот только предпринял он тот манёвр, как выясниться позже, с некоторым опозданием.

В самый неподходящий момент, у Литвиненко вдруг «переклинил» автомат. Пытаясь вернуться в бой, он безуспешно передёргивал затворную раму. По сути, Сашка оставался безоружным на открытом для боевиков пространстве. Бандитов, готовых форсировать князевский плацдарм неожиданно отвлёк на себя Бутаков. Беспрерывно осыпая противника свинцом автоматной очереди, Славка вдруг встал на ноги.

— Не смей!.. — Князев, спешивший на выручку, попытался остановить Бутакова.

Однако было уже слишком поздно. Прикрывая собой товарища, безуспешно боровшегося с затворным механизмом, он-то и принял на себя основной огонь чеченского штурма. Славкино тело, изрешечённое пулями, как подкошенное рухнуло на землю…

Финальную точку в противостоянии «федералов» с чеченским бандформированием, поставили именно те, кто и должен был это сделать. Заглушив огневые позиции противника, засевшего в ауле, подразделение спецназа вышло в тыл оставшимся боевикам. Скоротечное сражение, длившееся не более пяти минут, завершилось так же внезапно, как и началось.

«Зачистку» закончили быстро. Пленных отконвоировали в заранее подготовленный транспорт. После чего, пришло время собирать тяжёлые и непосильные «камни».

Пока занимались телами погибших, Валерий поднялся на пригорок. Закурил. Хоть на короткое время, но майору требовалось побыть сейчас в одиночестве. Отвык он, знаете ли, от войны. Как и два года назад, на душе Князева нынче скребли кошки. Не по себе ему было. Совсем уж паскудно и погано всё вышло.

— А я смотрю, вроде как, фигура знакомая!.. Валерий Палыч, ты ли?.. — со спины к майору приблизился командир спецподразделения. Его голос был Князеву достаточно знаком.

— Здорово, Муханов!.. — не оборачиваясь, ухмыльнулся майор. — …Ты отчего такой радостный? Лично я, повода для веселья вовсе не вижу!

— Вот, тебя увидел — и настроение сразу улучшилось!

— Злорадствуешь? Надо полагать, приятно тебе видеть своего бывшего командира среди пехоты!.. — Князев, наконец-то, развернулся к собеседнику. — …А у тебя, Муха, как я посмотрю, всё на мази!.. За какие-то пару лет, успел скакнуть из «старлеев», сразу в майоры!.. У меня на данное восхождение, ушло куда больше времени!

— Так ведь война, Палыч! Кто погиб!.. Кто-то на «гражданку» сквозанул!.. Вот и подтянули моё звание к занимаемой должности!.. — неуверенно, словно извиняясь, ответил Муханов.

— Муха, ты сам-то себе веришь? Уж говорил бы прямо: не «подтянули», а за уши до командирской должности кое-как доволокли! При этом, пришлось разогнать половину подразделения, дабы расчистить тебе, любимому, дорогу!.. — язвительно подметил Князев, намекая на прямые родственные связи Муханова в Главном Управлении. — …В Чечне оно, конечно, проще!.. Ещё пару-тройку лет и до генеральских погон дослужишься. А там!.. Там и тёплое место в Москве, и дом на Рублёвке, бесплатная «кормушка» и обеспеченная старость!..

— Коль тебя, Князь, это устроит!.. То пусть так и будет! Все мы не безгрешны!.. Помнится мне, как кто-то зарекался навсегда «завязать» с этой никчёмной и дурацкой войной!.. — пробурчал Муханов. — …А, кроме того, попрошу учесть, что я вовсе не в штабе отсиживаюсь, а участвую в боевых операциях наравне со своими бойцами! В общем, рискую жизнью не меньше других!

— Так ведь и в штурмах, можно по-разному участвовать!.. — хитро подмигнул командиру Валерий.

— Намекаешь на ту злополучную операцию?

— Не намекаю, а говорю открытым текстом! Именно по твоей вине мы тогда людей потеряли! И самое главное, упустили полевого командира!.. — процедил сквозь зубы Князев. — …Ну, а то, что касаемо моих прошлых зароков, о коих ты давеча заикнулся… Так тут, всё просто!.. Изменились мои жизненные обстоятельства, потому и вынужден я был вновь окунуться в это поганое дерьмо!

— Так почему же в пехоту? Почему, не к нам?

— Муха, я чё-то не пойму!.. — перебил Муханова Валерий. — …Ты идиот? Или уже меня принимаешь за некоего сибирского дурачка? Подзабыл что ли, как два года назад меня, едва ли не в измене Родине обвинили?.. Всего-то на трое суток угораздило меня попасть тогда в плен. Да и то, в бессознательном состоянии! Тем не менее, командование оценило тот эпизод максимально жёстко!..

Можно предположить, что я действительно переступил некую запретную черту или не угодил я им чем-то, коль столь суровым был тот «приговор». Однако более правдоподобным видится мне несколько иное объяснение. Наше руководство просто-напросто грамотно воспользовалось предоставленным ему случаем, освободить командирскую должность под кого-то иного. Вот и втоптали меня в грязь, как говориться, по полной программе. Благо, проводили «по-хорошему», без снятия погон и всего прочего; без судов и следствий, ограничившись приказом о «неполным служебном соответствии»!.. И после всего этого, ты спрашиваешь меня: почему я нынче не в спецназе? Да меня, считай, уволили, как самого распоследнего предателя, по самому жёсткому компромату!..

— Валерий Палыч, ты бы не горячился!.. — командир спецподразделения попытался чуть успокоить Князева. — …Что было, то прошло! Сам ведь только что говорил: мол, всё меняется. И жизненные обстоятельства, да и сама наша жизнь вовсе не стоит на месте. Давай-ка, я похлопочу о твоем переводе. Ты пойми!.. Мне сейчас позарез нужен опытный инструктор. Молодых бойцов у нас, как никогда много. Учить их ещё, и учить!..

— Не лукавь, майор!.. — остановил Муханова Валерий. — …Ты в жизни не пойдёшь к генералу по мою душу. Побоишься об меня замараться. Да, и погоны подполковника тебе, наверняка, уже «корячатся». Так что, не стоит!.. Спасибо за видимое участие. Но уж лучше я здесь, в «пехоте» останусь. И мне, и тебе так будет гораздо проще и спокойней. Да, и негоже командиру взвода «опускаться» до должности обычного инструктора!..

Князев и сам понимал, что сейчас за него говорит досада и накопившаяся злость. В действительности: хоть рядовым бойцом, хоть подносящим патроны он был готов вернуться в подразделение, которому отдал большую часть своей сознательной жизни.

— Ну, как знаешь!.. — подытожил Муханов. При этом, как показалось тогда Валерию, на лице командира спецназа отразилось искреннее сожаление.

«А может?.. Ну, чем чёрт не шутит?.. Именно сейчас и был мой единственный шанс на возвращение!.. — мелькнуло в голове Князева. — …Нет, Валера! Не выдавай желаемое за действительное. Всё это из мира иллюзий и сиюминутных благородных порывов!..»

— Какие у вас потери? — дабы вернуться в реальность, поинтересовался Князев.

— Трое! Ты их не знаешь… Они пришли, уже после тебя! — тяжело вздохнув, ответил Муханов.

— А теперь скажи честно!.. — Валерию наконец-то представился случай выплеснуть то, что в течение последнего получаса так и не давало ему покоя. — …Почему так бездарно был организован сегодняшний штурм? Разве нельзя было заранее просчитать возможную осведомлённость противника? Или что?.. Решили устроить перед нашими пацанами образцово-показательное выступление?.. Едва ли не строем, с музыкой и фейерверками подошли к селению!.. А в результате, считай в пустую «положил» ты троих своих ребят! Помнится, в наше время гибель даже одного бойца, рассматривалась не иначе, как ЧП! На «ковёр» вызывали, сотни объяснительных приходилось писать: почему и как могло такое произойти!.. — укоризненно покачал головой уже бывший командир спецподразделения. — …Тебе ж и вовсе, в пору моим солдатам-пехотинцам в ножки кланяется! Если бы не они, как пить дать, упустил бы ты нынче банду. Облажался бы перед всем честным народом!..

— Палыч, хорош, давить на больное!.. — раздражённо оборвал Валерия Муханов. — …Терпеть не могу посторонних советчиков! Ты что ж, знаком с деталями и подробностями данной операции?

— Вот только не надо прикрывать свой зад высокими целями и великими идеями! Негоже вешать мне, бывшему командиру, лапшу на уши! Дескать, главной задачей сегодняшней операции был вовсе не захват банды… А, к примеру, намерение вычислить «крота», через которого боевикам сливается секретная информация. Ну, или что-то, в этом роде!.. Впрочем, я вполне могу допустить, что первоначальная цель была действительно благородной. Однако ты, Муханов, уложив в общей сложности семерых ребят, её полностью девальвировал. Результат, отчего-то не оправдал средств в неё вложенных. И вообще, на хрен тебе нужно было это солдатское оцепление? Тут, и своими силами, вполне можно было совладать.

— Повторюсь, я не имею права распространяться (тем более, в присутствии посторонних) о реально поставленных перед нами задачах! Придёт время, возможно, и расскажу. Пока же, увы!.. — увильнув от прямого ответа, Муханов предпочёл сменить тему разговора. — …А вообще-то ты, Валера, отчасти прав!.. Сегодня, мы действительно облажались. И уверяю тебя: по головке меня, за этот неудачный штурм, уж точно, не погладят!.. Нет у наших нынешних бойцов основательной подготовки, потому и набиваем мы шишки. Слишком скоро произошла, так называемая: смена поколений. Большинству из вновь принятых в отряд офицеров не более двадцати семи, им ещё копить и копить боевой опыт. Потому и нужен мне матёрый инструктор. Некий «дядька», способный в самые кротчайшие сроки натаскать пополнение!

— Меньше надо было своим «генофондом» разбрасываться! Имею в виду кадровый офицерский состав. Глядишь, и традиции, и профессионализм никуда б не ушли!.. Если желаешь, то прям сейчас, я навскидку назову тебе с десяток фамилий тех, кого уволили из подразделения за пустяки, не удержали в минуты сомнений!.. И уж поверь мне на слово, они по-прежнему, в состоянии выполнить любую боевую задачу. По крайней мере, не хуже твоего «детского сада»!.. У тебя вообще, хоть кто-то из «старой гвардии» в строю остался?..

Диалог командиров неожиданно прервал один из спецназовцев, подошедший к офицерам и обратившийся непосредственно к Муханову.

— Товарищ майор, один из пленных готов дать показания!

— Ладно, Валера!.. Мне пора. Позже договорим!.. — вовсе не зная как закончить столь нелицеприятный для него диалог, командир спецподразделения вздохнул с облегчением и поспешил откланяться. — …Надеюсь, что именно сейчас мы и узнаем, за что именно погибли наши ребята! А ты, Палыч, приезжай в гости!.. Наша база на прежнем месте. Думаю, что и Горбунов с Медведевым, будут рады тебя видеть! Это, как раз те, о которых ты меня давеча спрашивал. Имею в виду «старую гвардию»!

— Муха, позволь последний вопрос!.. — выкрикнул Князев в след уходящему командиру. — …Скажи честно. Уж ни мне ли вы тут проверку устроили?

— Не беспокойся! Ты, Князь, тут вовсе не причём! Ты вне всяких подозрений!

— Ну, хоть на этом: спасибо! Приветы ребятам передавай!

На сей раз, Муханов не ответил. Он лишь обернулся и махнул на прощанье рукой, дескать, сделаю.

Возвращались на склады практически в полной тишине. Лишь однажды, едва сдерживая скупую мужскую слезу, Цымбал вдруг принялся скорбеть о погибшем Бутакове.

— Да говорю тебе: он, как чувствовал!.. Вот и письмо мне своё оставил! Просил отправить, если у него самого не получиться!.. Ведь мы с ним земляки. С одной школы. Были!..

— Солдат, возьми себя в руки! — сухо одёрнул Андрея Князев.

И вновь молчание. Вероятно, каждый предпочёл подумать сейчас о чем-то своём. О перипетиях боя; о тех моментах, когда сам находился в миллиметрах от смерти или о том, как не сумел выручить погибшего в том бою товарища. А быть может, мысли солдат были и вовсе далеки от этой грёбаной войны.

Миновав шлагбаум складского КПП, Валерий отдал короткий приказ.

— Никому не расходиться! Из машины, сразу все за мной!.. Пожалуй, вовсе не лишним будет провести с вами кое-какие реабилитационные мероприятия!

Солдаты, вернувшиеся с поля боя, кое-как сумели втиснуться в комнатушку командира. После чего, Валерий извлёк на свет божий ту самую флягу, на которой совсем ещё недавно «погорели» дембеля.

— В тесноте, да не в обиде!.. Вот и спирт ваш пришёлся кстати!.. — пояснил майор. — …Помянём Славку, героически погибшего при захвате чеченского бандформирования!

Выпили. Закусили.

— Жаль парня!.. — заполняя паузу, тяжело вздохнул Самолюк. — …Совсем немного не дотянул Бут до дембеля!..

— Вот тебе, Якушев, и «ВВ»!.. — Князев напомнил Сергею о некогда брошенной им реплике, относительно «вертухаев». — …Видел, как на деле оно вышло!..

— Да ведь я вовсе не просил меня прикрывать! Он сам раскрылся! — чувствуя за собой определённую вину, как всегда неуклюже попытался оправдаться Литвиненко.

— Литвин, ты б лучше помалкивал!.. — вмешался в разговор Рудяев. — …Он жизнь тебе спас! Ты ему до гробовой доски теперь обязан!..

— Эх!.. — махнул рукой Литвиненко. — …Да если прямо сейчас пересчитать тех, кому за прошедшие два года я могу быть жизнью обязан, не хватит и амбарной книги, исписанной мелким шрифтом.

— Саня, тебя никто не обвиняет!.. Всем и без того понятно, что автоматы у нас старенькие. Рано или поздно, но какой-то из них обязательно должен был переклинить!.. — заговорил уже Самолюк. — …А видели, какое оружие было у этих уродов? Новёхонькое! Едва ли не в заводской смазке. Интересно, какая сука обеспечивает «чехов» нашими же стволами?..

Так, по сути, общаясь на нейтральные темы, скоротали час. И, похоже, «реабилитационные мероприятия» проводимые Князевым, возымели-таки надлежащий эффект. Солдаты отвлеклись и немного оживились.

Самолюк уж наклонился к самому уху, сидящего рядом с ним Литвиненко.

— Видел труп шахидки? — шепнул он сослуживцу.

— Нет! Как-то не до неё после боя было!.. — так же шёпотом, попытался ответить Сашка. Да только ответ его, учитывая выпитое, получился достаточно громким. Солдаты, находившиеся в комнате, тотчас обернулись на голос Литвина.

— Зря!.. — едва сдерживая ухмылку, ответил Самолюк. — …Там было на что посмотреть!.. Я наградил её ещё одной дыркой 7,62-го калибра, чуть ниже её поганого пуза!..

Тут-то и уловил Князев именно ту тонкую грань, отделявшую поминальное мероприятие от обычной пьянки с шутками и неуместными смешками.

— Так, бойцы!.. Слушай мой приказ! Ровно через пять минут, вы должны быть в казарме, каждый на своей койке! Бегом, марш!.. — для пущей убедительности, майор ткнул пальцем в циферблат наручных часов. — …Ну, чего сидим?..

Тяжкий грех

Через мгновение от солдат, умчавшихся в казарму, уж и след простыл. Валерий остался один в пустой комнате. На уровне подсознательных размышлений, он всё ещё продолжал анализировать и прокручивать в памяти моменты завершившейся операции. Уж в который раз Князев стал свидетелем гибели военнослужащих по причине чьей-то преднамеренной халатности. А точнее, банальной измены. Причём, когда майор начинал размышлять по поводу вышеозначенного, он непременно припоминал девяносто шестой год. Быть может потому, что именно тогда, как никогда близко, он и соприкоснулся с некогда далёким от него понятием, как предательство. Более того, Валерий не просто соприкоснулся, Князев на своей собственной шкуре познал все его (возможные и невозможные) оттенки и проявления.

Летом того самого девяносто шестого обстановка в некогда мятежной республике внешне начала выглядеть вполне мирной. И хотя на юге и в горных районах Ичкерии всё ещё бесчинствовали группировки полевых командиров, крупные населённые пункты республики, как и её северная часть, всё же оставались под надёжным контролем федеральных сил. Потому и очередная командировка обещала быть самой, что ни есть рядовой и заурядной в череде бесконечных поездок на Кавказ. По той же самой причине, начавшийся в августе девяносто шестого массированный штурм Грозного, выглядел абсолютно нелогичным и отчасти вовсе неожиданным. Отменно вооружённые, свежие и сытые бандиты с зелёными повязками на головах и с безумными криками «Аллах Акбар!» на огромном количестве БТРов, с нескольких сторон почти беспрепятственно ворвались в Грозный. В город, в котором только-только затеплилась мирная жизнь, и началось хоть какое-то восстановление инфраструктуры.

Как и в первую, так и во вторую чеченскую компанию, сценарий развития событий повторялся, словно под копирку. После относительных побед «федералов», неизменно наступало затишье, во время которого из Чечни частично выводились российские подразделения. Из федерального бюджета в республику начинали поступать просто фантастические суммы, якобы, на восстановление. Однако, так и не успев что-либо восстановить, тотчас следовало очередное вторжение боевиков. При этом вышеозначенные «фантастические суммы», в буквальном смысле, растворялись в воздухе.

Потому и обвинять кого-либо в том августовском штурме, вешая на него ярмо предателя, было отчасти бессмысленно. Те события скорее следует отнести к обычному воровству госбюджета определённой группы официальных и около официальных лиц, цинично «пилившей» средства, щедро выделяемые: как на войну, так и на пост военное восстановление. Данная аритмия боевых действий, стабильная и бесконечная, очевидно, вполне устраивала причастных к тому дележу, как полевых командиров, так и высокопоставленных российских чиновников. Однако всё это было лишь цветочки. Подлинная измена поджидала федералов несколько позже…

Итак, в августе девяносто шестого, как всегда неподготовленные федералы были атакованы более организованными и мобильными чеченскими боевиками. Первый натиск противника россияне всё же сдержали. Вновь развернулись уличные бои, вновь колоссальные потери в живой силе и технике… Князев, непосредственно принимавший участие в обороне Грозного, мог воочию наблюдать за тем, как после многодневной кровопролитной обороны, инициатива постепенно начала переходить уже к российским подразделениям. Пусть и с большим числом погибших, но федеральные войска постепенно переходили в контрнаступление. Безусловно, это был далеко не девяносто пятый. Кое-чему российская армия всё же успела научиться. Медленно, но верно боевиков удалось оттеснить на самые окраины пылавшего огнём города. Пришло время для последнего, решающего удара по врагу. И сил, и желания, да и ресурсов — всего этого у федералов было на тот момент предостаточно. И в этот переломный для российских войск момент, когда полный разгром чеченских бандформирований уже виделся лишь делом времени (каких-то нескольких часов), генерал Лебедь вдруг подписывает в Хасавьюрте соглашение о полном выводе войск из Чечни! Идиотизм, абсурд, нож в спину, да всё что угодно, ведь те многочисленные жертвы и невероятные усилия, одним махом, одним небрежным росчерком пера были пущены генералом коту под хвост. Героизм и мужество, проявленные в боях за Грозный, оказались попросту не востребованы. «Генерал без армии», по сути, предал всех солдат и офицеров, воевавших в те дни на Кавказе. Назвать то бегство плановым выводом войск, честное слово, язык не поворачивается. Отряды боевиков входивших в город, буквально наступали на пятки спешно покидавшим республику российским подразделениям.

Через оптику армейского бинокля Князев мог видеть, как на многострадальную площадь «Минутка» вдруг закатились «люди с гор». Полтора года назад, эта площадь была усыпана телами российских солдат и офицеров, отдавших свою жизнь за освобождение от экстремистов Президентского Дворца. В буквальном смысле насквозь она была пропитана кровью молодых, крепких и преданных России мужчин. И на этом самом месте (считай, на костях тех самых ребят) боевики принялись отплясывать свой истеричный зикр.

Для тех, кто не в курсе, зикр — это чеченский танец, представляющий собой нечто среднее между ритмичным топотом и ускоряющимся бегом на месте. В общем, никакой красоты и уж тем более, ни о какой эстетики того дикого танца не может быть и речи.

Именно в те августовские дни многие российские офицеры (для которых честь и совесть, по-прежнему являлись не абстракцией или пустым звуком), пожалуй, впервые всерьёз задумались об увольнении с военной службы. Та же мысль посетила тогда и Князева. Чем он займётся на «гражданке» майор не имел ни малейшего преставления. Однако терпеть дальнейшие унижения, быть оловянным солдатиком или, того хуже, «пушечным мясом», Князев вовсе не жаждал…

В свой родной город, по вполне понятным причинам Валерий вернулся почти на месяц раньше установленного командировкой срока. По распоряжению Кремля, война в Чечне окончилась.

Словно испытывая личную вину за случившееся на Кавказе, Князев шёл по знакомым с детства улицам, прикрываясь сдвинутым на глаза козырьком армейской кепки. При этом, во взглядах прохожих он непременно читал немой упрёк именно в свой адрес: дескать, что же вы, военные, так бездарно просрали Афган, а теперь ещё и Чечню? Просто взяли, да и отдали победу выродкам-бандитам. Успокаивало лишь одно, очень скоро он встретится с семьёй. И хотя бы на время забудется весь былой позор и внутренние душевные терзания с ним связанные.

О своём досрочном возвращении Князев предпочёл не оповещать. Не хотелось Валерию, чтоб кто-то из друзей или знакомых, ни дай-то Бог, вдруг устроил ему нечто похожее на торжественную встречу. Ну, не было нынче повода, для какого-то веселья.

В его дорожной сумке, конечно же, болтались кое-какие заранее купленные подарки — определённая дань принятым в их семье традициям. Тогда как неожиданное возвращение и лишние тридцать дней, проведённых в кругу семьи, и должны были стать главным подарком. Впрочем, взаимоотношения с супругой у Князева были по-прежнему натянуты, потому и возвращался он, прежде всего к сыну. А там, глядишь, и с Лариской всё притрётся и образуется. Короче, Князев готовил сюрприз. Потому и замок квартиры он открыл своим ключом почти беззвучно. Вовнутрь вошёл на цыпочках. По коридору двигался тихо, ступал осторожно, заранее зная, какая из половиц может скрипнуть. Едва дыша, заглянул в дальнюю комнату, где горел свет. Именно оттуда и доносились звуки, обозначавшие чьё-то присутствие…

«Предательство» и «измена» — как известно, понятия одного порядка. По своей подлой сути, они являются практически синонимами. Ведь как одно, так и другое — выражают крайнюю степень попрания верности чему-либо или кому-либо.

«Уж лучше б я сдох в Чечне!..» — именно эта грешная мысль мелькнула в голове Князева, когда заглянув в комнату, он застал врасплох свою супругу в постели с мужчиной. И не просто с мужчиной. Когда-то Валерка считал его своим другом. Это был тот самый Сашка, неизменно флиртовавший с его Лариской на их дружеских вечеринках. Факт, как говориться: был на лицо.

Увидев в дверном проёме Князева, Лариска лишь вызывающе усмехнулась. Тогда как Сашка мигом вскочил на пол. Смущённо натягивая на себя плавки, он попытался хоть чем-то оправдаться перед нежданным гостем.

— Валера, ты только не подумай ничего плохого!.. Это получилось у нас впервые и чисто случайно! И вообще, мы лишь целовались!.. О том, чтобы согрешить, мы и вовсе не думали!..

Уж лучше б он помалкивал.

Отчаяние, бессилие, некая тоска и внутренняя боль — всё это и многое другое, накопившееся за последнее время, вдруг залпом выплеснулось из Князева наружу.

Бил больно… Нет, не бил. Скорее, он их молотил. Молотил больно, безжалостно и чрезмерно жестоко, невзирая на хруст костей, на крики и мольбы о пощаде. Словно расправлялся он сейчас вовсе не с теми, кто совсем недавно был ему дорог, а с самыми настоящими чеченскими отморозками, только-только отплясавшими на его кровати свой безумный зикр. Лариска, Сашка, чеченские боевики — все они нынче были для Князева врагами, без каких-либо отличий и разницы. Потому и не было в нём ни жалости, ни послаблений.

Когда же запал злости иссяк, вернувшийся с войны офицер сгрёб свои самые необходимые вещи и покинул, в прямом и переносном смысле, свой разбитый семейный очаг.

Всю свою сознательную жизнь майор был твёрдо убеждён в том, что поднять руку на женщину — самое последнее для мужика дело. Однако в тот пасмурный осенний вечер, Валерий вдруг понял, что и в этом, казалось бы, непререкаемом правиле, возможны свои исключения. Отчасти, он успокаивал себя ещё и тем обстоятельством, что руку он нынче поднял вовсе не на жену и не на женщину, а на последнюю тварь.

Остаток вечера Князев провёл в близлежащей дешёвой забегаловке, заглушая душевную боль изрядным количеством водки. Он коротал время в ожидании наряда милиции. Отчего-то, майор был абсолютно уверен в том, что за нанесение тяжких телесных повреждений, его обязательно «закроют».

«Как не крути, а обошёлся я с ними чересчур жестоко!.. Лариска, и без того баба мстительная… Кто-кто, а она уж точно не упустит шанса со мной поквитаться. Да, и плевать!..»

Свою жизнь, майор считал уже конченой. Сейчас он не видел в ней никакого смысла.

Потому, из чисто спортивного интереса, Валерий задавался в тот вечер несколько иным вопросом.

«Интересно, впрягутся за меня наши? Попытаются ли чем-то помочь? Возможно, ребята-сослуживцы ещё как-то подсуетятся… А вот начальство — нет! Эти наверняка предпочтут, остаться незапятнанными. Как говорится: вовсе ни «при делах». Они, скорее уволят меня задним числом и сдадут ментам со всеми потрохами. Уж слишком много врагов, я успел нажить за последнее время!..»

Тем не менее, ни в этот день, ни на следующий, майора так никто и не потревожил. Не было каких-либо повесток, арестов, задержаний. То ли Лариска побоялась «строчить» на него заявление, то ли Сашка, чувствуя за собой крайнюю степень вины, сумел-таки отговорить её от этой грязной затеи.

Примерно через месяц, Князев получил письмо от побитого любовника. Именно этим посланием майор и ставился в известность о том, что застигнутая на адюльтере парочка, прихватив с собой Валеркиного сына, выехала за пределы Российской Федерации. Квартиру они оставляли майору. Все хлопоты по оформлению развода и прочим мелочам, ему предлагалось решить самостоятельно, по его же личному усмотрению.

С тех самых пор, какая-либо связь с «бывшей», у майора окончательно оборвалась. Князев не знал ни города, ни страны, в которой нынче проживал его сын. Тогда как наводить справки, бегать по инстанциям или обращаться к кому-то с личной просьбой — Валерий посчитал ниже своего достоинства.

Сразу после тех «семейно-боевых» событий, Князев вернулся на «базу». Сами понимаете: досрочно. Выглядел он в тот период предельно подавленным и опустошённым. Словно робот (чисто механически, на полном «автомате») Валерий исполнял то, что от него требовалось — ни больше, ни меньше. Какому-либо общению предпочитал тихое уединение. И всё думал, думал и думал.

«А собственно, зачем обманывать самого себя? Мне уж давно следовало признать тот факт, что наш с Лариской брак никогда не был идеальным. Скандалили, неделями молчали, были и обиды, и временные разъезды!.. Ну, а в последнее время наши отношения и вовсе зашли в тупик. Вполне допускаю, что она держалась вовсе не за меня, а за мои «боевые». Потому и о разводе, речь так ни разу и не заводилась!.. — рассуждал про себя Князев. — …Всевозможные супружеские обострения, обычно воспринимались мною не иначе, как временные неурядицы. И уж тем более, не могли они послужить оправданием для откровенной измены… Кто ей мешал оформить наш разрыв официально? Коль не желаешь ты жить с данным мужчиной, так распрощайся с ним раз и навсегда! Допускаю, что хотелось ей и рыбку съесть и ещё, кое на что сесть… Но зачем же вот так? Ниже пояса…

Впрочем, может и к лучшему, что я застал их врасплох. Ведь не вернись я в тот вечер домой, так бы и ходил «рогоносцем», ни о чем не подозревая.

Интересно, когда у них это началось? Похоже, не зря я «втащил» Саньку ещё в девяносто пятом, коль Лариска так за него «впряглась». Ведь дыма без огня не бывает.

Эх! Уж в который раз, жизнь перетасовала карты моей судьбы. Как тяжело ощущение того, что всё мне теперь придётся начинать с «нуля». И это в тот самый момент, когда, казалось бы, всё уже определено и расписано на годы вперёд. И вообще, получиться ли мне начать всё с начала?..»

Примерно в те же самые дни и посетила Валерия неожиданная мысль: «а не найти ли мне эту самую смерть?» То есть, забыв о собственной безопасности, не ринуться ли ему очертя голову в бой. Возможно, так бы он и поступил, вот только война, как назло, временно окончилась; войска вывели; границу закрыли.

Да, и к чему было сгущать краски. Ведь майор не сломался, не расклеился, не потерялся. Ну, разве что, чуть надломился. Человек — существо живучее и достаточно гибкое; ко всему привыкает; со всем рано или поздно может свыкнуться. Вот и Князев, перестрадав в себе обиду и внезапную утрату, через какое-то время немного оттаял. Казалось, уж готов он был вернуться к прежнему, армейскому образу жизни, целиком и полностью посвятив свою жизнь службе. Но, не тут-то было. Беда, как известно, не приходит одна. Неприятности обычно следуют чередой, одна за другой. Причём оттуда, откуда их и вовсе не ждёшь.

На сей раз «подлянку» подкинуло своё же собственное командование. Валерий получил приказ, который и в самом страшном сне ему вряд ли мог присниться. Суть его заключалась в следующем. Князевскому подразделению предписывалось обеспечить безопасность (вы не поверите!) официальным лицам чеченской делегации, которая в самое ближайшее время должна была прибыть в Москву для оформления ряда межправительственных соглашений. Если ж кто-то не понял, в чем был «прикол»; из чего именно вытекала абсурдность данного приказа — попробую пояснить.

Та чеченская делегация сплошь состояла из полевых командиров. То есть, госпреступников, уж давно осуждённых по «расстрельным» статьям. По сути, князевским бойцам предстояло охранять своих самых злейших врагов. Тех самых, чьи «головы» были для них наипервейшими целями, с кем вели они самую кровопролитную и беспощадную войну. А ещё, это были, те самые головорезы, кто беспощадно убивал их друзей и сослуживцев. Ко всему прочему, «почётных гостей» принимали в Кремле. То есть, в самом сердце России. В тот самый период, когда федеральные войска уже покинули территорию Чечни. Когда в республике полным ходом шли шариатские суды и в массовом порядке гибли люди, хоть как-то сочувствовавшие федералам; когда вырезались последние русские, не успевшие покинуть Ичкерию.

В те дни мало кто знал, что в преддверии Президентских выборов московские политики, в буквальном смысле, готовы были вылизать зад самопровозглашённым руководителям мятежной автономии. Надеялись, что и те будут более покладисты и сговорчивы в отношениях с Москвой. Чеченские главари, быстренько прочувствовав подхалимские настроения Кремля, вели себя вполне адекватно. Развязность, наглость и бескультурье стали для них нормой. Везде и повсюду «люди с гор» диктовали свои, порой самые идиотские условия. Именно тогда чеченцы вдруг заявили о том, что без сопровождения российского спецназа, на московскую землю они не ступят. Быть может, кое-кто из тех отморозков, изрядно «пощипанный» офицерами спецподразделений, вот в такой, предельно извращённой форме (то есть, через откровенное унижение) решил отомстить своим былым обидчикам.

— Позвольте уточнить? От кого же нам следует оберегать этих выродков?.. — с ухмылкой поинтересовался тогда Валерий. — …От родителей пацанов, погибших в Чечне?.. От обычных людей, потерявших в терактах своих родных и близких?.. Или от ребят-инвалидов, оставивших своё здоровье и конечности на территории Северного Кавказа?..

В общем, жутко поссорился в тот вечер майор со своим непосредственным командиром. И, тем не менее, отрицательного ответа от Князева, пусть и всё понимающий генерал, так и не принял…

Эх, слышал бы кто, как скрежетали зубы офицеров спецназа, ставших невольными свидетелями ночных вакханалий тех полевых командиров от злости и своей беспомощности. Когда небритые, грязные и вонючие варвары (едва ли не в самом центре столицы) с проститутками, с изысканной выпивкой и жрачкой, совершенно не стесняясь, удовлетворяли свою похоть. Им было дозволено всё, исполнялся любой их каприз. Целую ночь бойцы спецподразделения выслушивали пьяный, циничный и отвязный трёп о боевых подвигах тех самых головорезов. «Люди с гор» наперебой бахвалились о жестокости, с которой они убивали и казнили российских военнослужащих, как устраивали они взрывы в российских городах и как легко уходили от ответственности за их совершение. Как тяжело было сдерживать себя от мысли о том, чтоб не перестрелять этих скотов прямо здесь и сейчас, ко всем чертям и ядрёной матери…

Покончив с тем отвратительным сопровождением (ещё, будучи в Москве) Князев вдруг куда-то исчез и вновь объявился лишь спустя двое суток. Своё отсутствие майор объяснил обычным загулом. Мол, душа требовала, вот и оторвался.

Сослуживцы Валерия поняли; начальство ему поверило. Тем более что случилось это с майором впервые за многие годы службы.

Где ж на самом деле болтался те два дня Валерий, никто и по сей день не знает. Фактом остается лишь то обстоятельство, что в «самоволку» ушёл озлобленный и нелюдимый Князев. Тогда как назад вернулся именно тот самый Князь, которого знали офицеры. То есть, с прежним чувством юмора, привычным взглядом, с открытым и каким-то окрылённым блеском глаз. Короче всем, без каких-либо слов было понятно: мужик отвёл душу. А где и с кем, не суть важно.

Правда, по странному (а может и вовсе не странному) стечению обстоятельств, в то же самое время, когда майор «куролесил», заливая былое унижение спиртным, в элитном районе Подмосковья был убит один из лидеров кавказской (читай: чеченской) организованной преступной группировки, обосновавшейся в столице и контролировавшей большую часть московских авторынков. Ближе к следующему вечеру средства массовой информации наперебой и во всех подробностях уже принялись освещать детали данного преступления. Большинство экспертов и сотрудников следственных органов склонялись во мнении о том, что убийство чеченца мог совершить лишь профессиональный киллер, в совершенстве владевший навыками спец подготовки разведчика-ликвидатора. Таких специалистов, способных в одиночку преодолеть несколько колец охраны, справиться с современными средствами безопасности, при этом, ещё и уйти абсолютно незамеченным — ещё следовало поискать.

Никто из сослуживцев майора и не помыслил каким-либо образом связать то преступление с неожиданным «загулом» Валерия. На вполне конкретные вопросы, возникшие в процессе расследования столь громкого убийства, уверенно и не задумываясь, отвечали: «Кто?.. Князев?.. Да вы с ума сошли!.. Кроме «подземки», он ничего в Москве и не знает! Чё вы вообще, к мужику пристали? Ну, забухал!.. Подумаешь! С кем не бывает?..»

Побилат

Каждый раз, отправляясь в штаб, Князев надеялся на то, что именно в этот день он окончательно прояснит ситуацию, связанную с присутствием на его объекте фактически гражданского лица. Речь, как вы и сами, наверняка успели догадаться, идёт о Побилате. Однако сесть с командиром за стол и предметно определиться с нынешним, неопределённым статусом лейтенанта, а так же, о его ближайшем будущем, майору до сих пор не удалось. Лютый непременно был чем-то очень занят, всегда решал более важные, либо более срочные вопросы. Так бы, наверное, данный вопрос ещё долго оставался открытым, если б накануне не изменились, кое-какие обстоятельства в отношении вышеозначенного лейтенанта. И уже сегодня, майор пообещал самому себе: без чёткого и однозначного ответа на склады не возвращаться. Как ни крути, а всё ж придётся подполковнику расставить все точки над «i».

— Майор, ты кого-то ждёшь? Уж ни меня ли?.. — закончив утреннюю «раздачу слонов» и распустив офицеров по своим подразделениям, Лютый обратил внимание на задержавшегося в коридоре Князева. Тот неопределённо переминался с ноги на ногу. — …Что там у тебя? Давай, по скорому!

— Так ведь я, товарищ подполковник, всё с тем же!.. С Побилатом!.. — ответил Валерий. — …Или я вновь некстати?

— Чёрт с тобой, заходи!.. — Лютый недовольно указал на свободный стул. — …Вот только не пойму я, чего же нам тут, прикажешь решать? Ты, Князев, лучше вслушайся в предложение. Молодой человек желает служить в Чечне! Что-то не припомню я среди своих подчинённых подобного рвения. Если ж ты считаешь лейтенанта чокнутым, то я попробую тебе кое-что разъяснить… С волеизъявлением служить на Кавказе я сталкивался лишь дважды. В случае с Побилатом!.. И с майором Князевым!.. Может, слыхал о таком?

— Подполковник, я бы попросил вас не путать «хрен» с пальцем!.. — огрызнулся Валерий. — …В отличие от этого «домашнего мальчика», я попал в действительно безвыходную ситуацию!..

— Надо полагать, что в вышеозначенном сравнении, «хреном» ты считаешь именно себя!.. — усмехнулся Лютый. — …А лейтенант, выходит, «палец». Наверно, это правильно. Ведь ты, товарищ майор, боевой офицер. А он, кто? Пацан, сбежавший из дома. Фанатик с идиотской идеей отомстить за своего погибшего брата!.. А теперь, «хрен»!.. Уж, коль ты сам себя, так обозвал! Скажи-ка мне, как офицер офицеру: разве поступок Побилата не достоин уважения? Майор, быть может, настало то самое время, когда нам следует кое-что пересмотреть, переосмыслить? Вполне допускаю мысль о том, что кое-чему мы можем поучиться даже у нашего нынешнего врага. Имею в виду кавказцев!..

Тебе не кажется, что русские стали излишне мягкотелы и либеральны? В нас плюют со всех сторон, а мы, знай себе, утираемся. Ты только представь, что бы здесь началось и что осталось бы от нынешних бандформирований, да полевых командиров, если бы, по примеру твоего лейтенанта, сюда, на Кавказ, нагрянули бы братья, сыновья и отцы погибших российских военнослужащих, за своей кровной местью!

Великую отечественную войну, к сожалению, я вовсе не застал. И, тем не менее, отношу себя к людям старой формации. По мне, Князев… Таким пацанам, как наш Побилат памятники нужно ставить и отправлять к их каменным изваяниям школьные экскурсии. Так сказать, для воспитания в нашей нынешней молодёжи военно-патриотического духа. А ты, майор, заладил: «забери, да отправь». Ни мне, ни ему житья не даёшь.

Я вот, что тебе скажу. Воинское звание Побилата, его ныне занимаемой должности вполне соответствует. Так какие проблемы? Поднатаскай парня в военном ремесле, и получишь себе отличного, башковитого зама.

— Одного лишь желания мстить, боюсь, тут будет недостаточно!.. — Валерий с сомнением покачал головой. — …И вообще, к чему мне офицер, которого и в бой-то не пошлёшь?

— Не беспокойся!.. — подполковник быстро сообразил, на что намекает сейчас майор. — …Документы и соответствующие запросы на Побилата я уже отправил. Уверен, что положительный ответ мы обязательно получим. Дай только срок!..

Несколько отвлекаясь от основной канвы повествования, стоит отметить, что именно сейчас Лютый несколько слукавил. В действительности, он лишь собирался разослать документы лейтенанта по соответствующим армейским инстанциям.

— Кстати, как он тебе? — поинтересовался вдруг подполковник.

— Побилат не девушка, чтоб нравиться или не нравиться!.. — ухмыльнулся Князев. — …Да собственно, я и общее мнения о нём вряд ли сейчас сформулирую. Потому как крайне редко я с ним вижусь. И, уж тем более, общаюсь. Он ведь по вашему приказу всё больше у Михайленко в складских ангарах торчит. Порой забываю, есть ли у меня такой офицер.

— Эх, чёрт! Моё упущение!.. — тяжело вздохнул подполковник. — …Парень на передовую рвался, а я запихнул его в глубокий тыл, барахло пересчитывать. Майор, не в службу, а в дружбу!.. Ты, при случае, объясни лейтенанту ситуацию с его документами. При этом намекни ему о том, что сейчас он занят крайне важным делом! Пообещай, что после складов, мы обязательно найдём ему более серьёзное занятие! Именно тебе он обязательно поверит. А толк из него будет! Уж поверь мне, наверняка будет!..

— Если раньше этого дня, Побилат не разочаруется в нашей армии!.. — тяжело вздохнул Валерий. — …Между прочим, вчера на нашем КПП вдруг объявилась целая делегация комитета «Солдатских матерей»!.. На объект их, естественно, не пропустили, вот и устроили они на мосту что-то вроде митинга. После чего официально передали мне письмо от родителей Побилата.

— И что ж было в том послание? — насторожился Лютый.

— Известно что!.. Родители считают, что мы насильно удерживаем здесь Побилата и, соответственно, вовсе незаконно. Требуют немедленно вернуть сына. Угрожают обращением в газеты, на телевидение, к Министру обороны, в военную прокуратуру! Учитывая смерть их старшего сына, понять стариков, конечно же, можно!..

— Эти, мля, бабы совсем охренели!.. — подполковник не удержался от резкого словца. Очевидно, наболело. — …Ни армия, а бедлам какой-то! Приезжают когда и куда хотят!.. Кого пожелают, того и забирают!.. Словно солдаты наши не службу несут, а в пионерском лагере отдыхают!.. Князев, ты можешь себе представить подобный идиотизм, скажем, в период Великой Отечественной войны?.. Ты только представь себе битву за Москву!.. На дворе лютая зима сорок первого. С тяжёлыми потерями наши войска держат оборону, где-нибудь под Ржевом. И тут, через сугробы, через заградотряды НКВД, по пояс в снегу, к передовой пробирается с десяток гражданских толстух. Этакие, чересчур умные мадамы!.. Спросишь: для чего они прутся к нашим окопам? Отвечу. Это комитет «Солдатских матерей». И несут они в ставку Жукова некие списки солдат, с немедленным требованием об отзыве тех парней с передовых позиций. Им абсолютно плевать на то, что враг в ста километрах от Красной Площади, что на фронте недостаток снарядов; техники; людей… У их ребятишек, видите ли, слабенькое здоровье. В то время как сволочи-командиры держат больных мальчиков в сырых, не отапливаемых землянках и блиндажах, нещадно муштруют и заставляют идти с винтовками наперевес, против бронированных немецких танков. Да ведь наших деток, наших кровиночек могут убить!..

Абсурд? Конечно, абсурд! А ныне, это суровая реальность.

Или скажешь: мол, времена уже не те, иная ситуация. Дескать, другая в стране власть, иной порядок. Соглашусь. Да только законы войны и правила побед, как были, так и остались прежними. А быть может, они стали ещё более суровее, ещё жёстче и беспощадней.

И после всего этого вертепа, который устроили власти с нашей армией, они ещё смеют с нас что-то спрашивать. Дескать, как это вы, военные, позволили какому-то Басаеву беспрепятственно войти и захватить мирное селение или почему упустили банду после их кровавых бесчинств и всевозможных терактов? Да потому, что вы!.. Вы сами и разложили армейскую дисциплину, своим долбаным либерализмом!.. Невозможно воспитать матёрого охотничьего пса, в квартирных условиях, а потом ещё и требовать от бедной животины поиска звериного следа!

Похоже, Князев и впрямь зацепил в душе Лютого нечто живое, давно наболевшее. Такого эмоционального и словоохотливого подполковника Валерий ещё не видел.

— Вот скажи мне, майор!.. На что живут эти «солдатские матери»?.. Имею в виду, на какие шиши существуют? Откуда они берут средства, чтобы мотаться за тридевять земель?.. — продолжал тем временем командир. Складывалось ощущение, что сегодня он решил высказаться до конца. Предпочёл выплеснуть всё, до последней капли. — …Возможно, квартиры свои продали или членские взносы у них такие щедрые?.. Чёрта-с два! Этих истеричных бабёшек, наверняка спонсируют всевозможные зарубежные фонды, как мухи на дерьмо налетевшие на тухлятину нашей внутренней войны!..

Ну, а деньги им дают вовсе не из благих намерений, не за здорово живёшь и не за красивые глазки. Тут намного глубже, гораздо серьёзней. Как говориться: кто платит, тот и музыку заказывает. А «музыка» та!.. По-моему примитивному разумению, нынче такова. Найти в зоне боевых действий любые возможности для вывода из строя, как можно большего числа наших с тобой бойцов. Ну и попутно, опять же по возможности, наковырять какие-то факты о бесчеловечном и жестоком обращении российских военнослужащих в отношении «тихого» и «кроткого» чеченского народа. Короче, тащи весь негатив своим «кормильцам», а уж они, там сами разберутся: чего та или иная информация стоит!

Им бы действительно помочь своим сыновьям! — выпустив пар, Лютый заговорил более спокойно. — …Ну, там, пленных на «халявные» доллары вызволять или заниматься поиском без вести пропавших военнослужащих. В конце концов, детей своих к серьёзным жизненным испытаниям готовить.!.. Взять, к примеру, твоего Цымбала. Ну, какой на хрен из него боец? Ханура ханурой — кожа, да кости. Его же лёгкий порыв ветра сдуть может. А парня на войну отправили! Где же были те бабы, когда этого пацана в армию призывали? И кстати!.. — вдруг спохватился Лютый. — …Ты чего этим матерям, мать их так, ответил?

— Ничего! Просто вызвал Побилата с вещами на КПП!.. Говорю им, дескать, хоть сейчас забирайте. Мол, мне он и даром здесь не нужен!

— И как же воспринял данные слова лейтенант?.. — то ли в удивлении, то ли в непонимании вдруг нахмурился Лютый. — …Не обиделся? Домой не запросился?

— Нет! Послал всех куда подальше, и попросил впредь не отвлекать его от службы из-за подобных пустяков. А, кроме того! Там же у шлагбаума, уже по моей просьбе, он написал ответ своим родителям. На том, собственно, и разошлись!

— Молодец, Сашка! Говорю тебе: толк из нашего Побилата обязательно будет!.. — удовлетворённо потёр руки подполковник. — …Пусть солдатней своей занимаются, а офицеров мы им не отдадим. И ведь, что интересно!.. Откуда, вообще, они пронюхали о месте службы лейтенанта?

— Вопрос, уж точно, не по адресу!.. — пожал плечами Валерий. — …Сами же говорили, будто бы, документы на него отправили. Очевидно там и следует искать «доброхотов». А может, кто-то из штабных… Как говориться: на всякий случай, проинформировал начальство о ваших нарушениях.

— Зря ты так, майор! В «своих» я уверен! Считай, что каждого своего подчинённого, из той или иной передряги, я лично вытаскивал. Они, вроде как в долгу передо мной!.. — коряво, но всё же доступно объяснил Лютый.

— И Михайленко? Он так же, среди должников затесался?

— Нет. Этот субъект достался мне «по наследству»! Танкисты… То есть, бывшие хозяева твоих складов, сбагрив мне прапора, наверняка, тут же перекрестились. А ты что ж, по-прежнему, с ним «в рамсах»?

— Придерживаюсь совета своего непосредственного командира, стараюсь держаться от него подальше! — припомнив пожелания Лютого, отшутился Валерий.

— Да и правильно делаешь! Чем меньше дерьмо ворошить, тем чище воздух. Мне ж его, едва ли не силой навязали. Сердцем чуял: троянского коня беру, и всё же взял!.. Уж в который раз убеждаюсь в том, что чаще нужно прислушиваться к своему внутреннему голосу, и не идти на чужом поводу!.. Вот и нынче. Когда ты рассказал мне о вчерашнем случае, у меня вдруг неприятное предчувствие возникло. Может, и в самом деле, погорячился я, оставив Побилата в части?

— Может быть, может быть!.. — буркнул Князев. — …Лично меня, это предчувствие с самого первого дня вовсе не покидало!

Собравшись уходить, Валерий вдруг обернулся.

–В отношении Цымбала вы, товарищ подполковник, вовсе не правы! Он, уж давно не «ханура». Парнишка окреп и поздоровел. На равных с остальными бегает марш-броски. Отлично проявил себя во время нашего недавнего оцепления!..

Возвращаясь на свои склады, Князев наблюдал привычную для этих мест картину. Окопы, блокпосты, повсюду солдаты, весенняя грязь распутица, слякоть. Обстановка, как всегда: вроде бы мирная, и всё же, неспокойная. Регулярные обстрелы, забытые и вновь установленные мины по-прежнему не позволяли перевести дух. Любые одиночные передвижения были равносильны купанию в кишащей крокодилами реке. Именно этот унылый пейзаж зоны боевых действий неожиданно натолкнул Валерия на простую и вполне логичную мысль.

«И ведь верно!.. Каким-таким образом вчерашние женщины-комитетчицы умудрились миновать столь опасные рубежи и беспрепятственно добраться до нашего отдалённого объекта? Да и собираясь в обратный путь, они отказались от предложенной им машины!.. Как, вообще, они ориентировались на чужой территории, если мне, боевому офицеру, понадобилось для этого, как минимум, три-четыре продолжительные командировки. Эх, Князев–Князев!.. Где же твоя былая боевая хватка? Стареешь, стареешь!.. Ведь тут и козе понятно, что их кто-то сопровождал. И самое главное, направлял в нужную сторону. Тот самый провожатый и знал здешний ландшафт, в обязательном порядке был он знаком и с местными. Что ж я раньше-то о том не докумекал?

Друг моего врага — мой враг. Пусть примитивно, пусть упрощённо, зато в самую точку. А как иначе? Те женщины, появившиеся вчера на КПП (как бы при этом, они себя не называли), быть может, и не враги, однако и друзьями или союзниками, их так же трудно назвать!..»

Примерно так, рассуждая о «своих» и «чужих», Валерий добрался до дальнего объекта. Прибыв на место, он первым делом распорядился вызвать к себе «виновника» нынешних хлопот.

«Ну, Побилат! Хочешь настоящей службы? Так я тебе её устрою!.. Хорош прохлаждаться в тёплых складских ангарах. С данной минуты ты займёшься своими прямыми служебными обязанностями! Погоняю-ка я тебя с месячишко. Да так погоняю, чтоб припотел, чтоб взвыл, попросил о пощаде!.. На том, собственно, мы с тобой и распрощаемся!.. Ну, а коль сдюжишь — так и быть, соглашусь я с Лютым, оставлю тебя в своём взводе!.. Эх, летёха!.. Считай, что настоящая армия для тебя только сейчас и начнётся!..»

— Товарищ майор, разрешите доложить?.. — растерянный дежурный вернулся примерно через пять-семь минут. — …Лейтенанта нигде нет!

— То есть, как? — прикрикнул на солдата Князев.

— Всё обыскали. И помещения, и территорию!.. — дежурный продолжал неуверенно оправдываться. Он и сам понимал, что просто так, Побилат исчезнуть с объекта не мог.

— Бред какой-то! Он что ж, по-твоему, испарился или улетел на воздушном шаре?.. — Валерий уж начал выходить из равновесия. — …Ну, а прапорщик?.. Хотя бы он, на месте?

— Я здесь, товарищ майор!.. — из-за спины дежурного предусмотрительно выглянул вышеупомянутый Михайленко. — …Услышал шум, вот и поспешил! Честно сказать: я и сам в полном недоумении!.. С самого утра мы были с лейтенантом на оружейном складе. Чуть ближе к полудню, без каких-либо объяснений, лейтенант вдруг покинул ангар… Парень-то с гонором. К тому же, ни с чем не считается; ни перед кем не отчитывается… Короче, сам себе на уме. Я и посчитал, что он на обед отправился. Потому и не придал данному обстоятельству какого-либо значения. А впрочем, куда он денется, с «подводной-то лодки»? Спит, поди, где-то!.. Валера, ты бы забрал его от меня!.. — будто читая мысли Князева и совсем уж по-свойски обратился к майору прапорщик. — …Пользы от лейтенанта никакой. А в работе, ох, как мешает!.. Не далее как вчера, еле успел машину до заката загрузить.

— Дежурный, объявляй тревогу! Всех, без исключения, в ружьё!.. — игнорируя просьбы Михайленко, да и сам не особо веря в мистичность случившегося, Князев не упустил случая, лишний раз потренировать личный состав подразделения, а заодно и проучить лентяев-дневальных.

Через пару часов интенсивного поиска, майору было впору задуматься о присутствии на его объекте некой потусторонней силы, способной растворить человека в воздухе. Побилат действительно бесследно исчез. Оперативный опрос караульного наряда, дежурившего по периметру объекта, так же не дал ни зацепок, ни каких-либо иных положительных результатов. Если полагаться на показания Михайленко, последним, видевшим Побилата, то потеря офицера могла произойти где-то между двенадцатью и тринадцатью часами дня. В то самое время, когда Валерий вернулся из штаба. Именно в эти часы, по клятвенным заверениям караульных, никто из военнослужащих и уж тем более посторонних, границы объекта: ни «туда», ни в обратном направлении не пересекал. При этом ни один из постовых, ни на минуту с места дежурства не отлучался.

На всякий случай (не очень-то и рассчитывая на успех), майор организовал прочёсывание прилегавшей к складам местности. Но и там следов лейтенанта обнаружено не было. Вновь переключились на внутреннюю территорию. Заново обыскали каждую кочку, каждый закуток, каждый квадратный сантиметр, заглянули и в те места, куда ранее никто никогда не заглядывал. Ничего. Нетронутыми и непроверенными оставались лишь складские ангары.

— Товарищ прапорщик, открывай свои закрома! Я обязан проверить складские помещения!.. — Валерий был настроен вполне решительно. — …Кроме как там, искать Побилата более негде!

— Майор, ты часом, не охренел?.. — в вызывающем тоне ответил майору Михайленко, после чего, прикрыл своим телом главные ворота. — …Это, между прочим, стратегический объект! Потому и вход посторонним, категорически запрещён!.. Командир, не глупи. Хоть чем могу поклясться, что Побилата там нет, и быть не может!

— Плевал я на твои клятвы! У меня офицер пропал! Приказываю: немедленно предоставить доступ! — рявкнул Князев.

— Валера, ты своими погонами дорожишь?.. — вдруг совершенно спокойно поинтересовался Михайленко.

— Пугать меня вздумал?

— Причём здесь угрозы?.. — тяжело вздохнул Михайленко. Лицо его приобрело багровый оттенок. — …Я и без того знаю, что погоны и звания для тебя, товарищ майор, едва ли не самое святое! Потому и попрошу учесть следующее. Как ты дорожишь своими погонами, так и я держусь за свою должность. В то время как ты, Валера, собираешься открыть склады для банды махновцев. Может вначале тебе стоит согласовать данный, поспешный приказ с моим командованием? А уж после, получив допуск, действовать. Соблюдай субординацию, ни то ты таких тут дров наломаешь!..

Сейчас прапорщик чувствовал за своей спиной надёжную защиту, потому как действовал Михайленко в строгом соответствии со своими должностными инструкциями. Ну, а кроме того, прапор уповал на то, что если и решиться Князев выйти на вышестоящее командование, то будет он обязан и обосновать серьёзность сложившейся ситуации. А именно, доложить «наверх» об исчезновении офицера. Чего Валерий, как полагал Михайленко, делать вовсе не спешил, надеясь решить возникшую проблему на месте. То есть, своими силами, не вынося сор из избы.

— Михайленко, сучий ты потрох!.. Если мы немедленно не попадём на твои долбаные склады, то знай!.. — процедил сквозь зубы Князев. — …Чего бы мне это не стоило, но с объекта я обязательно тебя уберу!

— Будет приказ свыше, будут и сорваны пломбы! — чувствуя за собой преимущество, стоял на своём прапорщик.

— Чёрт с тобой! Распоряжение Лютого тебя удовлетворит? — сообразив, что дальнейшими угрозами он ничего не добьётся, майор предпочёл пойти на кое-какие уступки. Ведь приближались сумерки, и главным сейчас было выиграть драгоценное время.

— Письменное!.. — надменно усмехнулся Михайленко.–…С указанием в том приказе, именно твоей фамилии, как ответственного за вакханалию, которую ты собираешься здесь учинить!

Вопреки смелым предположениям прапорщика о том, что майор так никуда и не станет звонить, Князев развернулся и отправился в сторону радиоузла. Сейчас в душе Валерия клокотали гнев и злость. Мало того, что у него (в абсолютно мирной обстановке) вдруг пропадает офицер, так над ним ещё и вздумал насмехаться обыкновенный прапорщик, обнаглевшая тыловая крыса.

Радист отчего-то встретил Валерия на самом пороге.

— Товарищ майор, там это!.. Вообще-то, я к вам собрался!..

— Не мямли, говори конкретно!

— На армейскую волну только что вышел посторонний!.. Требует командира. Уверяет, будто бы его информация будет для вас крайне важной!..

— На связи! — сухо произнёс Князев, перехватив у радиста трубку.

— Ты хто такой?.. Хто говорит?.. — грубо и с явным кавказским акцентом поинтересовался неизвестный.

— Тот, кто тебе нужен! Командир подразделения!

— Ну, а фамилия у тебя, командир, имеется?.. Звание?.. Доложись, как положено, по всей форме!

— Майор Князев!.. — нехотя ответил Валерий. Каким-то шестым или седьмым чувством, он уже мог предположить, что именно этот незнакомец и сможет прояснить ситуацию относительно Побилата. Потому и готов он был терпеть от него многое. В том числе, и откровенную наглость.

— Слушай сюда, Князев!.. Хочу предложить тебе хорошую сделку!.. — удовлетворённый последним ответом, кавказец сменил грубый тон на более умиротворённую речь. — …Ты уж извини, майор!.. Но к нам случайно приблудился ваш офицер, твой подчинённый. Даже и не знаю к кому обратиться… К тебе, как к командиру?.. К твоему командованию?.. Либо побеспокоить родителей лейтенанта?

— Давай со мной порешаем! К чему ещё кого-то от дел отрывать. Выкладывай свои условия. Я весь во внимании!.. — едва сдерживая эмоции, Валерий постарался отразить в своём ответе максимальную степень равнодушия. Негоже было афишировать перед врагом свою заинтересованность. Так и цену на Побилата не трудно поднять.

— Приятно иметь дело с не глупым командиром, которому не нужно по десять раз разжёвывать выгоду от предстоящей сделки!.. А, кроме того, лишний раз предупреждать о возможных последствиях, в случае отказа!.. — кавказец был весел. — …Короче так, майор!.. Слушай внимательно. В одной из ваших колоний, мотает срок наш земляк… Зовут его: Ваха Арсанов. В общем, я предлагаю тихий и незатейливый обмен твоего офицера на нашего Ваху!

— Можешь считать, что условия твои приняты к сведению!.. — подытожил майор. — …Однако ты и сам должен понимать. Как командир роты охраны, я вовсе не компетентен, в самостоятельном принятии подобных решений. Необходимо обдумать, порешать, похлопотать. Согласовать кое-что с командованием… В конце концов, нам необходимо отыскать и привезти сюда вашего Ваху!.. — Валерий пытался выторговать у собеседника хоть какое-то время. Оно работало сейчас исключительно против Князева.

— Согласен! В твоем распоряжении будет неделя! — обозначив временной лимит, чеченец немедленно прервал связь.

Теперь-то у Князева не осталось и доли сомнений. Каким-то немыслимым образом Побилат оказался в руках боевиков.

«Одно из двух!.. Либо караульный наряд облажался, позволив бандитам незаметно проникнуть на объект; либо кто-то из моих подчинённых тайно сотрудничает с чеченскими боевиками. Он-то и обеспечил последним необходимый «коридор». И ещё неизвестно, какой из вышеуказанных вариантов менее опасен!..»

Плен

Постепенно к Побилату начали возвращаться естественные человеческие чувства. Вначале он как будто бы уловил кое-какие отдалённые звуки, потом расслышал чьи-то голоса. Затем ощутил лёгкое дуновение. После чего в нос ему ударил неприятный затхлый запах: ни то помоев, ни то застоявшейся мочи. Слегка приоткрыв глаза, лейтенант увидел каменно-земляную стену и луч света, пробивавшийся откуда-то сверху.

Голова лейтенанта гудела тупой непонятной болью. Словно проснулся он с жуткого перепоя. Тошнота то и дело подкатывала к самому горлу. Стараясь не привлекать к себе постороннего внимания, Побилат по-прежнему не шевелился. Лейтенант вновь опустил веки, силясь припомнить, где он ныне находится, и как он сюда попал. Попутно Побилат пытался уловить суть, чуть различимого и едва долетавшего до его слуха постороннего разговора.

Мужчины, общаясь друг с другом, вели спокойный и размеренный разговор. По всей видимости, их было трое.

— Ты только представь!.. Чтобы я, старый хрыч, повёлся на её призывы и эротичные жесты!.. Так захотелось мне ей «вдуть»!.. Да и как мне было тогда не купиться? В августе собирался праздновать свой «сорокет», а этой стерве, лет восемнадцать!.. Молодая, стройная, аппетитная, обворожительная, с похотливыми и откровенными намёками!.. Тут любой голову потеряет. Потому и не удержался, поплёлся за той чеченкой к самому лесу. Именно туда она меня собственно и манила… Теперь здесь, уж второй месяц в подвешенном состоянии.

— Эх, Василий!.. В сравнении с моими тремя годами, твоя пара месяцев выглядит полной хренью. В Урус-Мартане попал я к Ахмадовым!.. У братьев там что-то наподобие концлагеря было. Народу тьма. Позже всех офицеров перебросили в горы. Ну, а меня перетащили уже сюда, к Даудову. Надо полагать, каким-то образом Салман «пронюхал» о том, что брат мой золотишком в своё время приторговывал. Вот и выкупил он меня у Ахмадовых, заранее рассчитывая получить многократный куш. Да только не учёл Даудов одной маленькой поправки. Дело в том, что после обвала рубля, мой брательник в пух и прах разорился. Гол он нынче, как сокол. Едва концы с концами сводит, да от кредиторов своих скрывается. Скажу больше, он вообще перешёл на едва ли не полу подпольный образ жизни. Короче, лоханулся со мной Салман!.. А уж как я пролетел со своими надеждами!..

— Не ссы, Никитос, прорвёмся!.. Вовсе не знаю, как вы ребята… Тогда как за себя я могу сказать о том, что я чертовски везуч! Ко всему прочему, я ещё и азартен! Люблю, знаете ли, пощекотать свои нервы. Заодно и лишний раз убедиться в своём исключительном фарте!.. Сколь себя помню, столько же времени я непременно ввязывался во всевозможные авантюры, постоянно играл во всё, во что только можно было играть. В детстве, это была «чика», «пристенок», «трясучка», домино или шашки. Став постарше, перешёл на шахматы, карты, нарды и тому подобное. Ипподромом, подпольным тотализатором и залами игровых автоматов, я увлёкся уже во времена Перестройки. Мне было по фигу, что будет поставлено на кон. То есть, каковы будут ставки. Играл хоть на интерес, хоть на деньги, хоть на желание. Главное, чтоб игра увлекала, затягивала своей непредсказуемостью; чтоб покруче был азарт. При этом… Возможно, вы мне сейчас не поверите, тем не менее, я ни разу по крупному не проигрался. Как минимум, домой возвращался при своих; гораздо чаще, с хорошим приварком.

В определённой степени я и жизнь свою непременно рассматривал не иначе, как самое большое и увлекательное игрище. Ведь тут на кону было: либо «всё», либо «ничего»! Непременно считал, что я сам направляю свою судьбу туда, куда захочу. Могу удвоить или утроить ставку, а где-то и пасануть. Был абсолютно уверен в том, что всё в моей власти. Что манёвр мой зависит лишь от того, как ляжет «камень». Во мне непременно присутствовало чувство, будто бы в любой момент я могу остановиться и начать партию заново. Как говориться: с чистого листа. Ведь это была только моя жизнь и, соответственно, лишь моя игра, потому и в праве я был распоряжаться ей по своему усмотрению. Так, тридцать с лишним лет и рисковал, получая от каждого своего жизненного опыта определённое удовольствие. Я и на Кавказ-то попал по собственной дурости. Сам вызвался на поездку в Чечню. Скучноватой мне тогда стала моя прежняя «игрушка». Тогда как командировка в горы, рассматривалась мною, вроде некоего перехода на более сложный игровой уровень. И, в общем-то, я оказался вовсе не далёк от истины. Потому как именно здесь, на Кавказе, я и встретил наивысшую концентрацию рисковых и отчаянных мужиков. Ну, думаю: игра обещает быть предельно серьёзной. Когда рядом со мной гремели взрывы, рвались бомбы, гибли товарищи — особо не переживал. Воспринимал это, как должное. Как обязательный антураж или атрибут, для захватывающих дух ощущений. Меня по-прежнему подпитывала уверенность в том, что я неуязвим. Ну, в крайнем случае, меня могли лишь ранить. Да и то слегка, опять же, для пущей реалистичности. О смерти тут и вовсе не могло быть и речи. Ну, сами подумайте: разве может погибнуть главный герой? Ведь вся игра в целом, тотчас потеряет свой изначальный смысл. И вот, похоже, я доигрался…

А впрочем, если быть до конца честным, то в душе я всё ещё остаюсь оптимистом. По-прежнему верю, что ни чего трагического со мной не произойдёт. Везло же мне, до сей поры. Потому и сейчас как-нибудь выкручусь. Пожалуй, лишь эта единственная надежда и подпитывает моё нынешнее существование.

— Димка, ты умом, случаем, не тронулся? — усмехнулся тот, что «парился здесь уже второй месяц».

— Иди ты!.. — с некоторой обидой огрызнулся «игрок».

— Димон, ты не обижайся!.. Просто слушая тебя, я вдруг вспомнил одного из наших врачей… При прохождении ежегодной медкомиссии, этот хитрюга непременно задавал мне один и тот же вопрос. Дескать, не кажется ли мне: что в последнее время, будто бы я наблюдаю за собой со стороны? Надо полагать: за этим симптомом скрывается некое серьёзное психическое заболевание. Спросишь: причём здесь это?.. Отвечу. Когда ты рассказывал нам о своих игрищах, мне вдруг показалось, что говоришь ты вовсе не о себе, а о ком-то другом. Как будто книгу, какую-то нам пересказываешь. И словно смотришь на себя несколько отвлечённо, будто бы со стороны. В общем, не принимай мой вопрос близко к сердцу. Это так, к слову пришлось. Честно сказать, мне и самому, кроме как на войну, и деваться-то было некуда!..

— То есть, как это «деваться некуда»? — удивлённо переспросил тот мужчина, к которому обращались, как к Димке.

— Очень просто. Последние три года я служил в Саратове. Уж тут выбирать мне не приходилось. Я и без того, едва сумел восстановиться в армии после сокращения. Так вот,

на самой окраине города мы с семьёй снимали квартиру. Микрорайон, конечно, полубандитский. Сплошная алкашня, да прочий опустившийся элемент. Однако жильё там было недорогим, к тому же, до места службы совсем недалеко. Короче, жить можно.

Итак. С определённых пор в наш подъезд повадились захаживать малолетние наркоманы. Поначалу, я не придавал им особого значения, у самого вся молодость прошла в подъездах и подворотнях. Когда же эти твари принялись день-деньской колоться; орать и паскудить, когда детей своих стало опасно во двор отпускать… Тут-то я и вскипел. От лица общественности я принялся вышвыривать тех «нариков» из подъезда. Ну и естественно, малость их поколачивал, тем самым, пытаясь взять «уколотых» на испуг. Надеялся, что подействует, что угомонятся… По крайней мере, подберут себе иное место встреч. Но, не тут-то было… Как-то под вечер, возвращаюсь я со службы. А эти суки меня уж у подъезда поджидают. Причём, у каждого из них либо кастет, либо арматурина.

Мужик я, не из пугливых. Короче, наворотил тем козлам по самые яйца. Ну и, признаться, несколько переборщил… «Переборщил» в том плане, что один из тех отморозков, падая, долбанулся своей тупой башкой о металлический бордюр. И тут же, прямо у нашего подъезда свои копыта и отбросил.

Вызвали ментов. Как порядочный гражданин, я во всем признался. Постарался объяснить, как дело было.

Не сказать, чтоб жил я со своими соседями в дружбе и согласии, однако и не враждовал. При встрече здоровались. Иногда перебрасывались какими-то фразами. Потому и не понятны мне были их последующие действия. Дело в том, что жители соседских квартир в один голос вдруг принялись утверждать: будто бы в нашем подъезде никакие наркоманы никогда не собирались. Что избил я до смерти вполне воспитанного мальчика. Более того, соседские бабы Маши и дяди Пети ни с того, ни с сего, вдруг охарактеризовали меня, как конченого пьяницу, садиста, хама и так далее. Невдомёк мне тогда было, что по своей неосторожности, я прибил сынка некоего Хафиза, хозяина местного крупного магазина. Считай, первого парня на деревне.

Короче, «упаковали» меня с «отягчающими». Законы-то у нас исполняются исключительно в угоду новых «хозяев жизни». Отсюда и свидетельские показания тех самых соседей, регулярно получавших продукты питания в магазине Хафиза под «запись». То есть, в долг.

Ну, думаю: кранты тебе парень! Однако помощь пришла оттуда, откуда её и вовсе не ждал. Выручили обычные сотрудники правоохранительных органов. Никогда бы не подумал, что и в милицейской среде могут оказаться вполне нормальные и порядочные ребята. Были они знакомы с той подъездной шантрапой, знали они и Хафиза, и его отпрыска, отпетого ублюдка, павшего под ударом моего кулака. Действия мои милиционеры одобрили, искренне мне посочувствовали. В общем, полностью заняли мою сторону. Однако пойти на открытую конфронтацию с Хафизом, вовсе не рискнули. Потому, связавшись с нашей войсковой частью, те менты и устроили мне нечто схожее с побегом.

В свою очередь, сослуживцы быстренько подсуетились с командировкой. В конечном итоге, уже утром следующего дня, я трясся в военном эшелоне, следовавшем на юг. Вот так я и оказался на Кавказе.

Казалось бы, живи и радуйся. Однако то было вовсе не счастливым финалом, а лишь началом кошмарного конца. Неудачи и неурядицы посыпались на меня после того случая, как из рога изобилия. Громили нас «чехи» и в хвост, и в гриву — везде и повсюду. У меня ж самого, то осечка; то гнойная незаживающая рана. Не одну сотню сослуживцев потерял, а сам жив. Будто бы кто свыше наказывал меня за ту убиенную душу. Смотри, дескать, как тяжко терять друзей, да сообщать близким об их гибели! Ко всему прочему, жена из дома пишет о том, что выгнали её из того самого злополучного дома. Что снять иное жильё, нет у неё средств, что сын болеет. А у нас, как назло, полугодовая задержка воинского жалования. Дефолт или какой-то там кризис, твою мать!.. Брат разорился. Помощи ждать не откуда. И как итог, как последняя черта моей непрухи — этот долбаный плен!..

От внезапно прозвучавшего слова «ПЛЕН», Побилата словно током шибануло.

«Так вот почему каменные стены!.. Почему холодная земля и запах помоев!.. — лейтенант вновь принялся перебирать в памяти все предшествующие события, которые сохранились в его памяти. — …Точно помню, как пересчитывали мы патроны!.. Как прапорщик уговорил меня передохнуть, чай попить!.. Потом, вроде как дурно мне стало!.. Собрался выйти на воздух… А дальше. Полный мрак. Словно в чёрную дыру провалился!..»

— Мужики, гляньте!.. Похоже, летёха в себя пришёл!

То, что речь ныне идёт именно о нём, Побилат понял сразу. Потому и прикидываться бесчувственным телом, не имело никакого смысла. Повернув голову, он увидел рядом с собой троих небритых, нечёсаных и исхудавших мужчин. На их грязной, выцветшей и изношенной армейской форме отсутствовали какие-либо знаки различия.

— Парень, ты кто?.. Чейный будешь?.. Как чувствуешь себя?.. — поинтересовался каждый из них.

— Ещё не знаю!.. — опершись на руку, Побилат с трудом приподнялся и кое-как сел на колени. Голова его вдруг закружилась и всё вокруг поплыло.

— Ты хоть помнишь, как сюда попал?

— Нет!.. Разве что, короткими вспышками!.. Помню какой-то тёмный и очень длинный тоннель!..

— Длинные коридоры обычно вспоминают те, кто перенёс клиническую смерть!.. — присвистнул один из «оборванцев». — …Выходит, ты парень был на волоске от настоящей смерти! Однако на твоём теле нет ни ссадин, ни следов какого-либо ранения!

— Ну, а как зовут тебя, помнишь?

— Побилат… Лейтенант Побилат…

— А имя?

— Александр. Можно, без отчества…

— Добро пожаловать, Саня без отчества, во вражеский и очень глубокий тыл!

— Димка, прекрати ёрничать!.. — улыбающегося мужичка оборвал более возрастной пленник. — …Парень соображать ещё вовсе не начал, а ты уж готов ему всю правду-матку вывалить!..

— Я действительно в плену? — с минимальной надеждой, растерянно поинтересовался Побилат.

— Да, браток! К сожалению, так оно и есть!.. Все мы здесь по уши в дерьме. Однако отчаиваться не надо, ни ты первый, ни ты последний. Шансы на благополучный исход ещё имеются. Меня Никитой величают!.. — протянул руку «истребитель наркоманов». — …Будем знакомы!

— Дмитрий! — представился «игрок в судьбу».

— Ну, а я, стало быть, Василий!..

Чуть позже Побилату станет известно о том, что трое пленников когда-то являлись офицерами российской армии. Правда, о своих званиях и былых должностях они предпочитали особо не распространяться. Очевидно полагая, что плен уровнял их всех в одном чине — в ранге рядового узника.

Невзирая на то, что каждый из нынешних побилатовских «сокамерников» угодил в чеченскую неволю по-своему, и у каждого из них была своя предыдущая судьба — сейчас их объединяла одна общая трагичность их нынешнего положения, общая безысходность.

Иногда пленники позволяли себе некоторые шутки, пытаясь произвести впечатление бесшабашных, непоколебимых и повидавших всякое мужиков. Тем не менее, полностью заглушить свою внутреннюю апатию, при всем их желании, офицерам так и не удавалось. На их серых осунувшихся лицах непременно читалась наслоившаяся бременем неволи психологическая угнетённость, бесконечная душевная усталость. Из общей группы, особо выделялся Никита. Продолжительный плен превратил этого тридцатипятилетнего мужчину, почти в ровесника Василия, успевшего разменять пятый десяток.

— И что теперь? — тихо поинтересовался Побилат. Он ещё не отдавал себе полного отчёта, в сколь тяжёлом положении вдруг оказался.

Казалось бы, отправляясь в Чечню, Сашка был морально подготовлен ко многому. К чему угодно, но только не к плену. Подобного развития событий он не мог представить себе и в самых невероятных фантазиях. Уж лучше, пулю в висок.

«Какая жестокая нелепость!.. — сокрушался про себя лейтенант. — …Просто чудовищная несправедливость! Ведь я даже не воевал. Ни разу не выстрелил. Я, вообще, ничего не успел. И вдруг этот плен!.. Рвался на Кавказ, чтобы бить врага, а вышло так, что с первых же дней обречён, держать удар и круговую оборону!..»

— Спрашиваешь: чего делать?.. — переспросил нахлебавшийся неволи Никита. — …Для начала, советую набраться терпения. Научись ждать. Заруби себе на носу, что теперь от тебя мало что зависит. Сейчас ты должен плыть по реке, его величества случая. Не дёргайся раньше времени, однако и не проворонь тот, возможно единственный шанс, который наверняка тебе представиться!..

Как у любого восточного народа, относящего себя к фундаментальному мусульманскому миру, у чеченцев существует лишь два, пользующихся уважением занятия. Умение воевать и торговать. Твой нынешний хозяин Салман Даудов отлично справляется как с первым, так и со вторым. Нынче ты для него не более чем «товар». «Вещь», которую он запросто может продать, обменять, подарить, заложить, извлекая при этом определённую выгоду. Либо уничтожить, за ненадобностью.

— Наилучшим из вариантов!.. — продолжил уже Василий. — …Для тебя будет тот, при котором среди твоих друзей или родственников вдруг обнаружится некий «подпольный миллионер» или вполне официальный «олигарх»!.. В этом случае, уже сейчас можешь считать себя освобождённым. Не исключён вариант с обменом тебя на какого-либо чеченского бандюгана. Однако для этого, ты и сам должен иметь приличный послужной список, являться носителем какой-то очень важной или секретной информации. Короче, ты должен иметь некий вес. Чтоб наши командиры зачесались и впряглись за тебя, ты должен представлять для них конкретный интерес.

— А коли, нет у тебя ни первого, ни второго!.. — воспользовавшись случайной паузой, обозначил себя и Дмитрий. — …Ставить на себе крест, так же, не стоит! Тебя могут продать в рабство какому-нибудь зажиточному кавказцу. А уж там, как повезёт с новым хозяином. Мужики рассказывали, что кое-кто из рабов, и в неволи неплохо пристраивается. Даже деньги умудрялись домой отсылать!

— Если уж вы поведали мне о наиболее благоприятных вариантах!.. — кое-как выдавил из себя Побилат. — …Может, расскажете и о самом худшем из возможных раскладов?

— Самый печальный исход будет тогда, когда за твою голову Салман не сможет выручить и ломаного гроша!.. В этом случае, ждёт тебя Сашка, публичный расстрел, либо наглядное четвертование!.. Как говорится: показательная казнь, другим для острастки.

Впрочем, и в этом есть свой плюс — быстро отмучаешься. Геройски погибнешь на глазах у своих, оставшихся в живых соотечественников.

— Дмитрий, чё за дебильные шутки? На парне и без того лица нет!.. — инициативу вновь перехватил Василий. — …Санёк, не слушай дурака и не вешай нос! Мы, хоть и бывшие, а всё же офицеры!.. Даже у чеченцев мы причислены к более привилегированной касте военнослужащих. Иначе, не держали бы нас отдельно от рядового состава. А посему, просто так нашего брата на куски не режут. Ну, а кроме того, не забывай о том, о чём ранее говорил Никита. Имею в виду умение Салмана торговать «живым товаром». Если Даудов взял тебя в плен, значит, он рассчитывает на определённую выгоду. То есть, какую-то ценность ты для него всё-таки представляешь! А ещё… В своё время, мне пришлось послужить в должности замполита. Потому, в грязной политической кухне, я всё же петрю. Так вот, парень! Довольно-таки часто… Особенно тогда, когда дело касается какой-либо смены власти или изменения политического курса. Наши депутаты и российские чиновники вступают в прямые переговоры с чеченскими полевыми командирами и ведут речь о возможном кратковременном сотрудничестве.

Всё очень просто. Полевым командирам нужны деньги; политикам шумная и популистская акция. А что ещё может быть громче, чем освобождения российских военнослужащих из вражеского плена? Здесь, главное массовость. Кто сможет выкупить у «чехов» большее количество пленных, тот и станет лидером в предвыборном марафоне. С этим самым «оптом», именно такие как мы… То есть, те самые обречённые и абсолютно безнадёжные, за которых и гроша ломанного не выручишь, обычно, на свободу и проскакивают. Авось, и нам повезёт!..

Вне всяких сомнений, пленные ничего не выдумывали. Они говорили сейчас о реальном положении вещей. Приводимые примеры и варианты, безусловно, брались ими из личного печального опыта. При этом Побилат понимал и то, что платить за него попросту некому. Как впрочем, и обменять его, наверняка, не сочтут возможным. Вовсе не тем он был воякой, чтоб ради его персоны командиры затеяли какие-то переговоры. Александр и воякой-то вовсе не считался… Всё же остальное, казалось сейчас Побилату очень далёким и весьма призрачным. Зато смерть, причём не самая почётная — была нынче, ох, как рядом! Так близко, что лейтенант, кажется, был в состоянии слышать шорох её чёрных, траурных одежд…

Офицеры

Ранее уже упоминалось о том, что из служебных взысканий Лютого, при желании можно было сброшюровать целую книжку. Казалось бы, с таким-то «послужным списком» подполковнику уж давно пора было привыкнуть к нагоняям, приобрести некий «иммунитет» и, в конечном итоге, воспринимать очередное наказание, не более чем комариный укус. Однако Лютый оставался человеком совестливым, и неприятности (периодически валившиеся на его голову) он по-прежнему пропускал через своё сердце. Более того, сейчас он переживал их намного острее и болезненней, нежели это было в годы своей лихой и разгульной молодости. Вот и на сей раз, когда Князев докладывал ему по оперативной связи об исчезновении Побилата, в груди подполковника что-то нехорошо ёкнуло.

— Твою ж мать!.. Ведь я, будто задницей чуял, что вся эта суета вокруг лейтенанта вовсе неспроста!.. Не к добру она была!.. — тяжело прохрипел Лютый. — …Однако и ты, Князев, раньше времени не паникуй, не суетись понапрасну!.. Парень он молодой и здоровый. Весна обостряет юношеские чувства. Гормоны, понимаешь, требуют своего. Быть может, устал Санёк от Михайленко, да и рванул навстречу приключениям. Ты бы, Валера, соседнее селение лучше проверил на предмет наличия там симпатичных особей противоположного пола!..

Юмор командира, Валерий понял. Однако сейчас он никак не мог его разделить.

— Менее получаса назад на армейскую волну вышел чеченский парламентёр!.. Предложил обмен: нашего Побилата, на некоего Ваху Арсанова! Якобы, тот находится в местах заключения.

— А вот это, майор, уже серьёзно!.. — чуть слышно, видимо быстро взвешивая полученную информацию, проговорил Лютый. — …И каков наш временной запас?

— На всё, про всё, семь суток!

— Негусто. Но и на том «спасибо»!.. — подполковник продолжил размышлять вслух. — …Эх, Князев-Князев!.. Как же ты умудрился проворонить его, с твоим-то опытом и профессионализмом?.. И что прикажешь, нам теперь делать? Ваха Арсанов?.. Так-так!.. Ваха Арсанов!.. Арсанов!.. Нет, о таком боевике, и уж тем более, полевом командире слышать мне ранее не приходилось!.. Да, собственно, и наш Побилат не столь известная личность. Впрочем, чего теперь гадать? Кем бы ни был этот грёбаный Ваха, любой обмен нам, один чёрт, зарубят. Так что о каком-либо «бартере» уж лучше сразу забыть.

Слушай сюда, майор! А может, нам и вовсе не стоит впрягаться? Хрен с ним, с этим лейтенантом. Помнится, ты и сам ранее утверждал: якобы толку с него, как с козла молока. Было б из-за кого копья свои ломать. Давай-ка мы попробуем сделать вид, будто бы у нас ничего не случилось. Ведь если разобраться, то в случившемся лишь сам Побилат и виноват. Какого чёрта сюда приперся? Да ещё и в плен, по собственной глупости «вляпался»! Кто он, вообще такой? Да, никто. Давай-ка, майор, мы на этом, пожалуй, и остановимся. Дескать, не было у нас этого самозванца и ничего мы о нём не знаем…

— А как же письмо, отправленное Побилатом?.. — ошарашенный неожиданным предложением, Валерий не мог найти ни то, что б аргументов, подходящего слова. — …К тому же, отправленные вами документы!..

— Князев, забудь!.. Ничего и никуда я не отправлял. Не пойму, о каких таких документах идёт сейчас речь? У нас… Имею в виду штабную канцелярию. Там все бумаги в ажуре!..

— Подполковник, его же убьют! — едва ли не в отчаянии Валерий попытался вернуть Лютого в реальность нынешнего дня.

— Ну и что с того?.. Коль убьют, нам с тобой будет ещё проще. Отправим «похоронку» по официальному адресу. Дескать, сражался ваш сын и муж вполне геройски. Однако вот беда, пропал он без вести! Уверяю тебя, майор, в том, что тот настоящий Побилат, который и должен здесь быть, только рад будет подобному развитию событий. Если память мне не изменяет, он предприниматель. Ты представь: этот мужик одним махом «разделается» с армией, уйдёт от налогов, да ещё и жена его, внезапно ставшая вдовой!.. Ведь именно она будет пенсию получать, по потери кормильца. Короче, все будут только довольны.

— Подполковник!.. Вы, вообще, в своём ли уме? — не сдержавшись, возмутился Валерий.

Конец ознакомительного фрагмента.