Цикута

Олег Минкевич

Нежданный посланник истины – в России заговорила рыба. Чудо породило немало забавностей и повлекло за собою вагон происшествий и общественных неурядиц.

НА «ВАЛЬГАЛЛЕ»

Нет ничего лучше хорошего обеда, хорошего вина и чуть-чуть испорченной женщины.

Неизвестный автор

Было совершенное безветрие. В небе вяло покрикивали сонные чайки. Быстроходная яхта «Вальгалла», спустив якорь, покачивалась на лёгких волнах под томительными лучами тропического солнца, далеко от берега, в каком-то океане, на пересечении какой-то параллели с каким-то меридианом. Одним словом, где-то далеко, очень далеко от Русской Земли.

Катя Лиман (по паспорту Мозжечкова), ничего не понимавшая ни в мореходстве, ни в географии, но когда-то «что-то такое слышавшая», свесив молодые груди за борт плавучего судна, глупо таращилась в безбурную воду в ожидании чуда и поскабливала хищными красными ноготками свежую корабельную краску.

Увидев в интернете видеозапись с говорящей рыбой, Катя тут же решила, что наступило время, когда каждой рыбе есть о чём рассказать. Эта неожиданная мысль наполнила её небывалым трепетом. Недолго думая, она с весёлым визгом выскочила на палубу, склонилась над тихой волной и стала выжидать. Девушка ждала долго. Но, увы, на поверхности не появлялись даже молчаливые рыбы. Катя задумчиво вздыхала, всё активнее работала ноготками и продолжала смотреть — а вдруг?

Не считая Кати, на палубе «Вальгаллы» находились ещё пять девушек, пять подруг, похожих на Катю. Девушки были молоды, большеглазы, узкоплечи, где надо — прямолинейны, где надо — округловаты. Подобно Кате, свесив грудки за яхтенный борт, они ожидательно таращились в подвижную океаническую массу и задумчиво вздыхали.

Читателю, наверное, интересно узнать, кто же такие Катя Лиман и её подруги и что они делали в безветренный день на яхте «Вальгалла», в каком-то океане, на пересечении какой-то параллели с каким-то меридианом. История Кати, поспешу сказать, для кого-то окажется малоприятной, для кого-то — назидательной, а кто-то (есть и такие) без отлагательств внесёт её в катехизис для отчаянных карьеристок.

Как ни странно, для Кати всё началось с морей и океанов. Как-то в восьмом классе на уроке географии она услышала роковую фразу, от которой люди, уже будучи взрослыми, просыпаются по ночам в ледяном поту.

— Мозжечкова, к доске! — тоном тюремщика произнесла учительница. Катя послушно поднялась, встала перед классом, взяла покрытую меловой пылью указку и, рассеянно теребя пшеничную косицу, уставилась в физическую карту мира.

— Покажи нам Карибское море, — попросила учительница.

— Я там купалась, меня папа возил, — похвалилась Катя.

— Замечательно, — с завистью отозвалась учительница, которая там точно не купалась. — Значит, у тебя не возникнет никаких сложностей. Ну и где же, Мозжечкова, у нас на карте находится Карибское море?

Мозжечкова знала верно, где находится табачный киоск, ночной клуб и затхлый подъезд для подростковых тусовок, но вот насчёт Карибского моря у неё были сомнения; она долго размышляла, шелестя указкой то в Персидском заливе, то возле берегов Патагонии. В конце концов она сделала выбор и остановилась на Бенгальском заливе, чем несказанно обрадовала учительницу, которая, повторюсь, никогда не купалась в Карибском море.

Жизнь несчастной девочки осложнилась, когда её заставили искать Северный Ледовитый океан. Северный под улюлюканье одноклассников Катя отыскала в Средиземном море, Ледовитый обнаружился в Южном полушарии. Какое полушарие мозга заставляло Катю принимать такие решения, определить сложно. Но можно сказать точно, что она ещё никогда так умственно не напрягалась.

Получив неуд, Катя поняла, что чего-то она не знает, и это понимание стало поворотным в её жизни; она твёрдо сказала себе, что науки существуют не для неё и что успехов она добьётся и без знания морей и океанов.

Однако уроки географии не прошли бесследно: единственное научное слово, запомненное Катей и вынесенное ею из школы, оказалось слово «лиман»¹. Правда, Катя не помнила значение этого слова, что не помешало ей впоследствии использовать его в качестве псевдонима. Дежурная фраза «это мы проходили» была вынесена Катей из школы вместе с «лиманом». Больше выносить было нечего.

Перестав быть школьницей, Катя не стала институткой, а сделалась содержанкой; она решила брать за́мки благополучия телом и нахрапом. Благо и тело обольщало, и генератор наглости работал без перебоев.

Первым богатым полюбовником восемнадцатилетней гражданки Мозжечковой стал директор молочного комбината «Великий надой». Катя пришла к нему в кабинет жаловаться на низкий процент жирности сметаны, поставляемой его предприятием в отечественные магазины, и уже через месяц прыткая красотка вторично омывалась в ласкающих водах Карибского моря.

Кате ничего не мешало, любя директора молочного комбината, любить и содержателя подпольного казино, и начальника главного управления ветеринарии Московской области, и руководителя десятка сельскохозяйственных ферм «Пищроттрест». Никто из них не спрашивал Катю, куда течёт Волга и какова максимальная высота Карпатских гор, что лишний раз убеждало её, что счастье не в знании географии.

Когда Катиных спонсоров пересажали, она их разлюбила. Не удостоив разнесчастных утешительной открыткой «люблю-скучаю», Катя пошла дальше по карьерной лестнице и дошла до кабинетов, в которых, шумя и расплёскиваясь, кипят котлы большой политики. Как водится, от такого рода кабинетов до яхт, скользящих по мировым морям, идти недолго. Так Катя Лиман очутилась на «Вальгалле», далеко от берега, в каком-то океане, на пересечении какой-то параллели с каким-то меридианом. Сходный путь проделали и Катины подруги.

Когда Кате наскучило ожидание чуда, она оторвала взгляд от океанических вод, вытянула из-за борта наливные груди и покинула палубу быстроходной «Вальгаллы» походкой уморённой солнцем цапли. Катя спустилась в полутёмную каюту, где, выпив стакан освежающей газировки, устало растянулась на поскрипывающем кожей диване, достала из розового чехольчика новейший смартфон и, складывая по-разному губки, стала себя фотографировать.

В углу, в прохладительной каютной тени, как бы нарочито укрывающей лица, за столом, в мягких ореховых креслах сидели двое, фамилий и должностей которых рассказчик, памятуя о хваткости и беспрецедентной длине верхних конечностей упомянутых персон, оглашать не будет. Эти двое — назовём их Первый и Второй, — несмотря на долгожданный отдых, вели серьёзный, деловой разговор; присутствовавшая при этом Катя, представлявшаяся обоим не более чем биологической куклой для удовлетворения биологических потребностей, не вызывала у многосильных господ ни подозрительных мыслей, ни возражений.

— Ну что, нашли? — нетерпеливо спросил Первый.

— Ищут, — отозвался Второй. — Тут дело непростое. И потасовка, и свет пропал, и свидетелей нет. Никто ничего не видел, одни домыслы. Всё как-то запутано, неясно.

— Неясно, — фыркнул Первый. — Так выясни, коль неясно, выясни. Зачем, скажи, твоих нюхачей на деньги налогоплательщиков содержать, если они поганой рыбёшки сыскать не могут?

— Так рыба — не слон, ушла в воду — и ищи-свищи. В стране водоёмов до черта. Да она, может быть, сейчас в какой-нибудь луже плавники полощет.

— Так найди эту лужу и того, кто её в эту лужу запустил, не пешком же она из магазина вышла. Кто знает, что она ещё наговорила, кому и какой умник всё это заснял. Ты пойми, человеку можно не поверить: мне, тебе, папе римскому, даже президенту, а вот в россказни говорящей рыбы верится охотно, народ поверит, уже поверил. Ты погляди, чего эти грамотеи в интернете понаписали. «Рыба врать не будет». «Устами рыбы — устами младенца». «Говорящий сом — совесть России». Тьфу! Читать тошно. А если эта рыбина сейчас где-нибудь всплывёт и о коррупции запоёт, о митингах, о национальных интересах, о народном богатстве, о конституционных правах? Допустим, скажем: ложь, провокация. А на кого свалим? Опять на Госдеп, на «пятую колонну», на вечных врагов отчизны, да? Нет, брат, не выйдет, не та история. — Первый качнулся в кресле и издал сердитый хрип.

— Отчего ж не выйдет? — возразил Второй. — Можно и на Госдеп свалить, можно и «пятую колонну» приплести. Не забывай о Пробойном и оппозиции, это ведь тоже вариант. Ты верно сказал, человеку можно не поверить; а сознательно говорящая рыба — уже немного человек. Стало быть, можно не верить и рыбе, и не поверят, если за дело возьмётся профи. Слава богу, такие профи у нас есть, и ты их знаешь, и по щелчку они сделают что угодно. Всё просто, надо только щёлкнуть. — Второй выглянул на свет, неторопливо запалил сигару и снова откинулся в уютную тень.

— Что там по Ветрушкину? — спросил Первый.

— Ищут… цифры проверяют… В стране порядка шести тысяч Ветрушкиных. Чёрт знает, который из них наш…

— Если этот Ветрушкин действительно что-то спёр, об этом следует говорить прокурору, а не какой-то там рыбе или дяде Васе-сталевару…

Первый недовольно цыкнул и резким движением открыл бутылку янтарного курвуазье; налив коньяк в бокал, он рассмеялся.

— Ты чего? — удивился Второй.

— Я представил, как бы мы помытарились, если бы эта рыбина назвала не Ветрушкина, а Иванова. Ха-ха-ха…

Второй поддержал Первого солидарным похохатыванием.

Засмеялась и Катя, но только о своём: ей было смешно, что в скором времени она выложит в соцсетях этот интересный разговор, который втайне записала посредством камеры своего новейшего смартфона.

Примечания

1

Лиман — мелководный залив при впадении реки в море.