Исход

Олег Ракитянский, 2020

Поэма "Исход" повествует о трагическом отступлении белой армии в Крым и эвакуации. В произведении раскрывается трагизм противостояния белых и красных и дается оценка происходившему. Автор пытается понять причины произошедшего и предостеречь наше поколение от ошибок того времени.

Светало поздно. Ночь спросонья

Дорогу, робко, уступала дню

Без спора, без большого сожаленья

Спустив, на землю рассвета пелену

Мы уходили с поля страшной битвы

После отчаянных, лихих атак

Шептали про себя, тихо молитвы

Чтоб Бог хранил, и не подвёл вожак

Захват плацдарма под Каховкой¹

Затмил огнём и дымом небосвод

Рвались все в бой на перевес с винтовкой

Не веря в то, что впереди — «исход»

Ничто тогда беды не предвещало

Успешно наступленье началось

«Ударными полками»² — «красных» разметало

Нас сбросить в Днепр — врагу не удалось

Бои с плацдарма под городом Каховкой

Вселяли веру в правильный расчёт

Победой вдохновлялися не лёгкой

И все сомненья были как-то и не в счёт

Двенадцатого октября, уже стемнело,

Очистив, — Трудолюбовку село

Рубили «красных», мы остервенело

Покуда не вошли в Апостолово³

Но силы таяли, редели наши цепи

Теряли мы товарищей в не виданных боях

Тела их покрывали Таврические степи,

В Малороссии, и погребали их мы второпях

О, если б было время в той стихии!

Собрать по полю трупы всех солдат

Что жизнь отдали за спасение России

На смерть идя, отнюдь, не для наград

И сколько их легло в земле Херсонской?

А сколько их скончалося в тылу?

А сколько раненных, оставленных на поле?

Дожили дни в безпамятстве, в снегу!

Сей урожай, гражданской, русской бойни

Что вновь свалился на Родину мою

Который раз, на сем веку — припомни

Мы искупали грех кровью в бою

Опять скрипит, оглобля у телеги

Опять метель, пурга метёт вокруг

И стонут раненные, лёжа друг на друге

Но, как избавить их сейчас от этих мук?

Бабиева⁴ кубанцы с тыла прикрывают

А мы идём упорно колонной полковой

Засады «красных» по пути огнём снимают

«Дрозды»⁵ лихой атакой, цепью штурмовой

Бескрайней степью тянутся обозы

Держась за них шагает стар и млад

Крепчают в Таврии первые морозы

Но не сбавляет шаг — Врангеля солдат

Послышалось не вдалеке какое-то волненье

Возница в лево съехал стал у колеи

Мы обступили, умерших в смиренье

Вздыхая тяжело, к победе, ведь, не довезли

Она⁶ лежала тихо, и казалась спящей

Была накрыта буркой до самого лица

Царевной с сказки! Точно. Настоящей,

Которую прочесть хотелось до конца

Лицо младое, брови словно дуги

Копна волос пшеничных, светло-золотых

Слегка припухшие, живые с соком губы

Ресниц больших, уж точно — не земных

Девичий стан, отточенный и хрупкий

Поднял с телеги десяток рук мужских

И бурка спала, а в гимнастёрке дырка

И строй солдатский с горечью притих

У сердца юной, защитницы Отчизны

Которой жить бы и любовь познать

Растёкся алый след, пришедшей тризны

И слёзы, с лиц солдатских, стали душу наполнять

Их схоронили, тут же при дороги

Её — красавицу и двух ещё «дроздов»

Без знаков кто — в предчувствии тревоги

Чтоб не глумились, стаи их врагов

Под вечер к берегу, уставшими прибыли

Теснила конница врага, до самого Днепра

Понтонов переправу, спешно возводили

Стремясь управиться, хотя бы до утра

Но натиск «красных» так и не снижался

Тянулось к переправе множество частей

Тогда, Драценко⁷ дрогнул, не сдержался

И дал команду — уходим! Все! Быстрей!

А в это время, другие наступали

Прорвать стремились, вражеский плацдарм

Витковскому⁸, увы, так и не прислали

Приказ, что враг задумал нанести контрудар

Всё кончилось шестнадцатого к ночи

Поспешно, выводя дивизии все в тыл

Их враг преследовал, что было мочи

И несколько частей всё ж в поле окружил

Под рёв атак, и в битвах конских «лав»⁹

Покрыли новой славою знамена

«Ударные дивизии», напор сдержав

Вновь повторили подвиг, памятного Дона¹⁰

На время стих, тогда борьбы накал

Все стороны копили снова силы

Москва с Варшавой сговор подписав¹¹

Готовила для русских вновь могилы

И снова в рукопашной, иль в седле

Сойтись придётся скоро двум стихиям

И вновь Таврида скроется во мгле

Душами русскими, насытив чрево змия

Двадцать восьмого, утром, октября

Обрушился «девятый вал» Советов

На тех, кто не желал прожить и дня

Отрёкшись от ниспосланных Заветов

Удары «красных» было не сдержать

Подброшенные с Польши их резервы

Заставили нас снова повсюду отступать

Носится по степям, и совершать маневры

И вновь отход, вновь тянуться обозы

Мешая грязь степи, не разбирая троп

Мы тянемся с трудом, укутавшись в морозы

В надежде увидать заветный Перекоп

Не дай Бог никому, увидеть то во сне

Как бесы полетели, в огненном бреду

Почуяв запах крови, и к грешной душе

С собой всех забирая, в погибельную тьму

Не мешкая в пути, свернули на Восток

В надежде мы достичь, Арбатскую косу¹²

И этот переход был памятно жесток

Лишив всех поутру, последнюю мечту

Сальково и Отрада пали почти без боя,

Железная дорога — уж взорвана была

Конармия Миронова, лишала нас покоя,

И сдаться в плен, в Геническе ждала

Но рано торжество затеял враг презренный

И рано панихидку, заказывать начал

Поднялся русский воин, солдат самозабвенный

За Русь Святую! Призыв его звучал

Сошлись мы в рукопашной по неволе

Один за власть Советов, другие за Царя

Зажав в руках винтовку, и насупив брови

Кровушкою русской, умылася земля

Прикладом били, кололи и стреляли

Рвались от ярости на теле, солдатские ремни

И с дикой матерью на православных мы рычали

Прости нас грешных. Господи прости

Картечь врага, ряды наши косила

Мы шли в атаку, в рост, и не клонясь

Влекла вперёд, нас всех, неведомая сила

К ней мы взывали, мысленно молясь

А вдалеке, за бруствером, в окопе,

Прижав приклады, нервно целясь в нас

Дрожа от страха, и крестившись Богу

С звездой в фуражке, мёрз рабочий класс

Тот, что крестьян и казаков подавно

Не допускал, Бог весть, в созданный Совет¹³

Теперь сидел в земле и, что забавно

Твердил, что атеистов, в окопе вовсе нет!

А сам крутился, словно в лихорадке

Кусали тело вши, за грязное бельё,

За то, что позабыл как в дедовской кроватке

Рос сам. Землю пахал. За сельское житьё

За то, что на печи, сижывал без штанный

С икон дедовских, часами глаз и не сводил

А как надел картуз, рабочий, долгожданный

Забыл, что из крестьян. От Бога нос вратил

В селе за речкой, с покошенной избёнкой

Где нет рабочих, крестьян и боя жар

С чекисткой Дорой и мутной самогонкой

О всенародном счастье, булькал комиссар

Мы после боя — Дору¹⁴ ту, схватили

И привезли её к себе в армейский штаб

Там, в контрразведке, даму допросили

Всех поразил, кровавых дел масштаб

Родилась Дора, в маленьком местечке

В Малороссии, средь степных дорог

Резвилась с детства и купалась в речке

А папа ейный, держал в селе шинок¹⁵

Летели годы, Дора подрастала

Душа её всё полнилась страстьми

Черта осёдлости, свободы не давала

Зничтожу!… Пред фото Маркса, поклялась она в те дни

Забросив хату, маму и папашу

Марксизмом модным, Дора увлеклась

Отвергла всё, — шинок и пшону кашу

И революции всем телом отдалась

Любить, рожать в марксизме не училась

Всё больше — бомб кидать или стрелять

На баррикадах — это пригодилось

В экстаз входила — просто не унять

Ну, а когда, сраженья разгорелись

Когда в страну, пришёл «красный террор»

Её способности как раз в ЧК-а сгодились,

Чтоб исполнять, немедля приговор

Маланку¹⁶ Дору знали за Одессу

Сим именем, стращался одессит

Встречаться с ней, не было интересу

Свидания в ЧК, кончалися — убит

Но счастье Доры было скоротечно

Маланку, увели куда-то в тьму

Поставили спиной к холодной стенке

И выстрел сделал, дырку ей во лбу

А мы месили землю вновь ногами

Ложился день за чёрный небосвод

Упрямо вторили тогда себе губами

В поход, в поход, а слышалось — «исход»

Снег падал тихо, землю устилая

Густая грязь всё липла к сапогам

Мы отходили, себя превозмогая,

А «красный» шёл за нами попятам

Колона встала, прямо у развилки

И командир полка, решал куда идти

Казак внимание привлёк, запорошённый,

С копьём, торчащим, прямо из груди

Лежал он, видно, сутки на морозе

Заледенели всё — руки, голова

Но, что-то странное угадывалось в позе

И не всегда, тут подберёшь слова

Карман шинели, вывернутый кем-то

Чубук от трубки, — видно с дальних мест

Прижав к груди, почти и не заметно

Сжимал в руке, казак — нательный крест!

А рядом с телом, у главы чубатой

В лице застывшем, — пуля в глаз вошла

В грязи из снега, словно виноватой

«Будёновка», изрубленной была

Как уместить в душе такое можно?

Зачем, когда, скажи хоть, почему?

Понять тебя, казак мне невозможно

С какой же верой, сгинул ты в бою?

Зачем отрёкся, ты всего Святого?

Предал в безумстве, Родину свою

Не уж-то возжелал, рая земного?

Внушив себе, что жил всегда в аду

Теперь лежишь в степи без эпилога

А где-то с детьми, не спит твоя жена

И мать-старушка просит снова Бога

Чтоб в битве с нами, Он уберёг тебя

Поди старался, выслужить награду

А чтоб не тыкал, комиссар свой перст

И от совдепов, — получить усладу

Ты снял с груди, дедовский, Святый крест

Носился бесом по фронтам «гражданки»

Рубал, колол, стрелял, и снова разорял

Не было времени, порой, сменить портянки

Ну, а на Бога, — так вовсе наплевал

Так, что ж случилось при последнем вздохе?

Когда копьё пронзило насквозь грудь

Поди, представил, не уж-то на Голгофе

Схватил за крест — «Прости»! Успел шепнуть

Ну, хоть за это, скажем — Слава Богу!

Забрал к себе, Он грешного, кровавого раба

Который в жизни, сменил «красну» дорогу

В ад собирался — поди, а всё за зря!

На утро снова стычка с авангардом

«Будёновцы» проворно, догнали нас в степи

И снова снег, окрасился кровьями

И вновь Барбовича, спасли нас казаки

А вскоре, появился сам Кутепов

Один, без штаба, возглавил наш прорыв

Разбили мы тогда войска Советов

И всею массой ринулись в разрыв

Бросали многое, что было на учёте¹⁷

Важней всего — вывести людей

Солдат всё меньше становилось в роте

Теряли в схватке преданных друзей

Чонгар от «красных» всё же удержали

Явили «марковцы» доблесть в том бою

Златыми буквами в скрижалях записали

«Стояли насмерть за Родину свою»

Проследовал последний бронепоезд

Холодный ветер с моря наседал

А ровно в полночь громыхнуло слева

И мост в Геническе¹⁸ с неба оседал

Всё. Таврия закончилась на веки

Мы вновь одни, осталися в Крыму

Закончился исход как жизни вехи

Мы выстояли — слава лишь Ему

Не все, увы, зашли на полуостров

Колокола в церквах, по ним и ныне бьют

Они для нас лежат в качестве форпостов

Им панихиды, степные ветры, вновь поют

Советы отдыхать дали лишь только сутки

Уставшие с похода, брюзжа от воротясь,

Окапывались мы бурчя, а в промежутки

Поспать ложились тут же, торопясь

Турецкий вал¹⁹ «дрозды», сооружали

Копали блиндажи, минировали ров

Колючей проволокой штакетник обносили

Покуда, кто бы знал, ну, не хватило дров

Не скрою, было разочарованье

Когда мы в первый раз, пришли на Вал

Такое создавалось впечатленье

Что нас никто, отроду, тут не ждал!

Расписанный газетными писцами

Он представлял — чудовищем врагу

Но увидав, не инженерными очами

Он вызывал у солдат, прискорбную тоску

Куда девались Ставки нашей заверенья

Антанта²⁰ мол, давно и плотно занялась

Создала непреступным — ну, точно, без сомненья

Короче, вся затея Русским — удалась

Не верили союзничкам нисколько

Не верили, что жаждут помогать

Они с Москвой, заигрывали бойко

Всё норовя, мир в тайне подписать

Но прежде, на Барона надавили

Чтоб мирный договор, в марте подписал

Коль нет! Грозили — руки мол, умоем

Ты — русский генерал! Царя же предавал!

С ответом, Барон не задержался,

«Я русский генерал и долг свой не забыл»

А сам отдал приказ, никто не догадался

И Черноморский флот тоннажем прирастил²¹

Ответ Антанты, застали на Турецком

Замёрзшие остовы, брошенных работ

Но нам не привыкать, взялися мы задело

Простя союзничка в месиве хлопот

Но не один — союзник был виною

Что мощный вал лишь в прессе представал

Его создать, должны были весною

Судно с проволокой подогнав

Стоял транспорт прямо в Южной бухте

Стучались долго волны о его борта

Оно снялось, не сделав запись в акте

И где-то в мае — его смыла волна

Нашли его союзники в Царьграде²²

Поднялся шум, запахло тут статьёй²³

И контрразведка, мечтая о награде

Тылы сдушила железною рукой

Нашли они виновника конфуза

Агента двух разведок — двойника

Тогда же заподозрили француза

К нему «колючка» будто уплыла

И не было б так больно и печально

Ежель на том, закончился сей ляп

Агент Климовича²⁴ открыто и нахально

Продал нам проволоку ту, опять

И если б нам досталась проволока

Опутали бы ей Турецкий вал

А Ставку не раскалывала склока

Когда и кто, кому по чём продал

Не радужней картина под Ишунью

Там «марковцы», «корниловцы» стоят

Их рубежи — уж как-то сиротливо

Солдатскими кострами чуть дымят

Проблема их была в боеприпасах,

Которых невозможно доставлять

Взялись создать железную дорогу

Не справились, пришлося оставлять

Решилися, помочь немного флотом

Четыре баржи к Ишуни подошли

Усилили эскадру одни ботом²⁵

И «красных» штурм тогда же пресекли

Литовский полуостров, что правее

С задачею — хранить Ишуньский тыл

Его рубеж значительно важнее

Фостиков бригадою прикрыл²⁶

Дальше — Чонгар²⁷ с дорогой до Джанкоя

Кратчайший путь блокировать войска

Его рубеж лишал нас всех покоя

Степень прорыва — уж больна велика

Вот, почему залили здесь бетоном

Позиции под каждый пулемёт

Снабдили рацией и новым телефоном

И потянулися ожиданий счёт

Рубеж последний, на Арбатской стрелке

«Донцами» и «кубанцами» закрыт

И хоть подходы с моря — очень мелки

Флот подошёл, позиции прикрыть²⁸

Всё что смогли, собрали по сусекам

И как могли, почистили тылы

Отказ в призыве, — сделали калекам,

А все «другие» — в тылу были нужны²⁹

Таких «других» — собралось тысяч сорок

С них сделать можно было новый Вал

Приказ издать — без всяких оговорок

И не было б «исхода» — как финал

Но, как же, как же, мыслимо ли дело?

А как же пресса, ей каждый доверял!

Она давно, чужим фальцетом пела

«Тиснула» глянц, что не преступен Вал

А тут «Массандра» — погреба открыла

«Мадера», «Херес» — в бордели поступил

И «тыловая тьма» в экстазе, аж завыла

И даже тот — кто с детства трезвым был

Иная часть, нисколько не смущаясь,

Коммерцией — «колючкой», опутала весь Крым

Пускала на продажу, союзников «подачу»³⁰

Совесть, погоны, делягам заложив

А рядовой солдат?! Завсегдатай Ишуни

Заказывал себе, пол фляги кипятку

А чаевые?! О них не ведали и в помине

У тех хозяева — «Ох, братец, — угощу!»

Когда «дроздовец», «марковец» и прочий

Сухарь «краюхи» жарил на костре

Наш тыловик до речь — столь сыпучий

Пил за Россия, уткнувшись в декольте

А Ваня. Солдат. Голодный на всё тело

Вставал на пост, конечно был он смел

А тот с бравадой, слегка и захмелело

Вёл мадмуазель на рандеву в постель.

Ну, а Иван, ему то, что за дело?

Шестой уж год поди в окопах и боях

А ведь жена, не бойсь, так наболело…

Слезьми умылася, и Богу отдалась…

Шестой годок — одна в сырой избёнке

Детей — приют. И просто — не до сна,

Где Ванечка — ужель в чужой сторонке?

Склонил головушку свою не за Царя!?

А Ваня ночью, согревал винтовку

И снилася ему родимая жена

Надев нарядную свою косоворотку

Ей песню пел, глаза не отведя

Сон оборвался под звуки канонады

Блиндаж крепился выдержать удар

И принимал, летящие снаряды

Не отвлекаясь на печки перегар

Блиндаж в миг наполнился народом

А сверху, всё сыпалась сера земля

Втиснулся также ротный, мимоходом

Темляк шашки нервно теребя

А на верху от грохота орудий

Земля кукожилась и в судорогах тряслась

За ночь прошло их несколько прелюдий

Под утро лишь она, покоя дождалась

8 ноября, подул промозглый ветер

Ему на помощь, пришёл ещё мороз

Пройдя позиции и никого, не встретив

Унёс он воды Сиваша обидно, аж до слёз

Подарок от природы врага приободрило

И комиссаров вой, пронёсся над водой

С гнилого Сиваша «чудовище» завыло

И легион бесов, погнали на убой

Литовский полуостров нами удержался

Пришлось оставить линию окоп

Казак кубанский, остервенело дрался

Пуская лошадей в отчаянный галоп

На помощь подошли свежие резервы

И красные полки дальше не прошли

А белые бригады — натянутые нервы

На запасной рубеж ночью отошли

Но, основной удар достался Перекопу

В молчании вздымался грозный вал

Подвергся он, бесовскому потопу,

Который с яростью на него влезал

Турецкий ров убитыми мостился

Носились пули, впивалися в людей

В грохоте атак Турецкий вал силился

Сдержать натиск пламенных зверей

Вторые сутки почти в изнеможенье

«Ударники» держались из последних сил

И чтоб не допустить прямого пораженья

Кутепов резервы в бой благословил

А ночью на девятое, весьма поспешно

Противник с фланга обошёл наш вал

Нанёс удар, и смял тылы успешно

И отходной манёвр нам всё же навязал

Очередной удар сдержали под Ишунью

Бесовский легион сгущал над нами тьму

Неслась «краснота», обезумевшей лунью³¹

Её «косили» мы, в упор, как трын-траву

Опять сошлись тогда мы в рукопашной

Истошный рёв воздух разрывал

Опять! Сечь была ужасно страшной

И демон в попыхах, жатву собирал

Гремели выстрелы, взрывалися снаряды

Огнём свинцовым залевался пулемёт

На приступ шли всё новые отряды

И слышалось картавое: товагищи — впегьёт!

Но, первый штурм, всё же мы отбили

С тяжёлыми потерями для нас

И трупами врага долину всю покрыли

На сколько в темноте мог видеть глаз

Тяжёлая утрата на нас тогда свалилась

Погиб телефонист «дроздовского» полка

Да, стороной прошла наверно милость

На вале, мы потеряли — генерала К.³²

Судьба к нему была не милосердна

Угрозою расправы к красным приведён

Опасность потерять семью была смертельна

И этим фактором служить им принуждён

Когда же град, родной был очищён

Вернулся домой с надеждой о семье

Но, местною полицией — тайно сыщен

Чрез месяц оказался в городском суде

Процесс вершился, суд что-то писал

И как-то в тайне верстался приговор

Когда уже шептать закончил трибунал

Стража под руки К. вывела во двор

Но, что-то случилось, а может и судьба

Деникин, сменил гнев на милость

А может семьи, донеслась мольба

И благодать на землю опустилась

Разжалован судом. И наш телефонист

Взвалил на плечи новый крест

Стал важен, ценен как специалист

Не страшен был ему теперь арест

Его служенье было нам примером

Как надо жить и долг свой исполнять

Не быть как Романовский³³ иудой-лицемером,

Вертеть Деникиным, чтоб «белых» предавать

И всё ж пятно, осталось на мундире

Предатель мол, присяге изменил

Но, хочется сказать, всё сложно в этом мире

Присягу?! Какову?! Генерал не сохранил?!

Присягу, он давал в служении народу

Царю Романову и в ней примерен был

Керенскому министру-сумасброду?!

Но, не Корнилову, Деникину, — он с ними не служил

Его судьба постигла многих тысяч

Тех офицеров, присягнувших своему Царю

Безжалостное время свободой охмурило

И присягнули на погибель — упырю

Клеймо сомнений с них так и не сняли

И чтобы с картами к своим не убежал

На фронт лишь с комиссаром отпускали

Коль повод, чтоб не мешкая, «Нагана» спуск нажал

И если откровенно про это речь вести

Кто в стане своих — вражий диверсант

Придётся о крамоле правду донести

Им был известный генерал-лейтенант

Достовалов³⁴ начштабом у Кутепова служил

Его приказы вызывали подозренья

Их исполнение влекло потерю сил

А зачастую и провалы наступленья

Но как бы не роптали на него

Не проклинали в минуты возмущенья

Он лучшим другом был кое-кого

И Романовский покрывал все прегрешенья

Кутепов, не отважился в бою

Исправить ход Орловского сраженья

Когда случайно удалось узнать ему

Что Д. слил «красным» карты наступленья³⁵

Но и тогда, когда погибли батальоны

Трагедией закончился победный марш

Он издавал приказы — оставлять районы

Лоснился от радости, впадал в особый раж

Причина неудач на нашем Перекопе

Прорыв «красноты» на Ишунь по Сивашу

Прошли стремительно как в калейдоскопе,

Благодаря, наверное, Достовалову

Мы ночью снялись в спешке и нервозно

Одиннадцатого ноября начался наш отход³⁶

Задействовать резервы было поздно

Сиваш преодолён врагом был в брод

«Ударники» за рубежы хватались

Остановить стремились лютого врага

А конники Барбовича метались

Закрыть пытались брешей берега

А поле, поле грозной, страшной битвы

Повсюду трупы, кровь со снегом, грязь

И не слыхать уже покаянной молитвы

Здесь все безмолвно спят, с долею смирясь

Четыре «бэшки»³⁷ с моря подходили

Своим огнём «ударников» прикрыть

От варварских атак они изнемогали

Заставили «красноту» сбросить прыть

К ним на подмогу «Альму» подослали

«Атаман Каледин» правее в миле встал

Своим огнём они тогда врага сдержали

Узнали бесы про корабельный шквал

Под вечер, после яростного боя

Приказ пришёл отряду сняться в путь

Идти на Евпаторию собой рискуя

А баржи вмёрзли в лёд никак их не стянуть

Лишь только по утру в густом тумане

Когда на мель зашёл буксир наш «Буг»

Увидев с берега — ожили горожане

И встретить комиссар — прошёл испуг

Как только в город «красные» вошли

Как только выстрелы раздались

Четыре тысячи своих — сняли корабли

И в море вышли. Праворно всё же снялись

А первого числа — эвакуированы были

Прогнойск, Покровка, на Кинбургской косе

«Корнилов»³⁸ десанта роту снял, её не позабыли

Других на «Добычу»³⁹ передал на заре

Потерь серьёзных не было в помине

В Прогнойске лишь, «Игрушка»⁴⁰ взорвалась

Скадовский гарнизон, зажатый в долине

С трудом, но всё же, с мыса удалося снять

А там же, в Скадовске, у причала порта

«Саратов» грузился — черноморский зерновоз

И удалось нашим ребятам, хотя второго сорта

Но, всё ж, от коммуняк угнать тот пароход

Про Евпаторию добавить очень важно,

Что первый порт, ближайший для врага

Мы сняли там, с пристани отважно

Всех, кто не ждал «счастья» от ж…да

А в это время, клуб боя дымился

И поднимался, заслоняя Крыма небосвод

И как-бы русский воин не силился

Судьба решалась не у Севастопольских ворот

А в это время, истекая кровью,

С боями к Симферополю, отходил отряд

Месил он грязь, идя по бездорожью

Чтобы уйти от «красных» и выполнить приказ

Держаться! Из последних сил держаться!

Не допустить «красноты» той прорыв!

Чтобы другим отрядам к морю прорываться

Своей ценой?! Да! Кровью, своей его обмыв!⁴¹

Такой приказ, издал наш Верхоглавный

Добавил он, что шагу не ступлю вперёд

Покуда не возьму всех, кто со мной призванный,

И тыл с гражданскими не будет погружён

Поклон земной ему от всех спасённых

Кто, как не он, предвидя сей «исход»

Заранее об том с «небес» не вразумлённый

Не принял бы приказов целый свод

И закипела буря, военной бюрократи

Бумаги, телефоны крутилися не зря

И в этом вихре доблестной, русской рати

Армейской чести «Я» решалася судьба

Кому, куда, идти к порту какой приписки

Подальше от врага решался скрытый план

Грузиться в N-ом порте, те кто в этом списке

А почему?! Зачем?! Закончить балаган!

И в это время Главковерх конкретно

Дал в массы лозунг — мы идём на Дон⁴²

Туману дал в глаза чужим и сделал всё секретно

Готовил про запас «исход» — наш Барон

Как будто где-то лопнула пружина

Ту, что тянули поди уж года полтора

Не в силах одолеть бесовского нажима

Сдержать «красноту» Армия не могла

Чонгар, враг одолел лишь через сутки

Бригада Фостикова цеплялась за Сиваш

Но силы таяли, потери были жутки

В ночь на двенадцатое — захвачен Танагаш*

Конец ознакомительного фрагмента.