Первая кровь осени

Олег Рогозин

Прошлое неопределенно и зыбко, чуть приглядишься – рассыпается на цветные осколки, точно разбитый витраж. Будущее не разглядеть в густом тумане, что укрыл зеленые холмы Ирландии. В настоящем же – один бывший полицейский, начинающий жизнь с чистого листа, его напарник, любитель страшных сказок, и ведьма-викканка, мечтающая возродить древнее искусство. А в темных городских подворотнях кружат в хороводе осенние духи, воспевая хвалу Матери. И не каждый уйдет живым с кровавого праздника урожая. Книга содержит нецензурную брань.

© Олег Рогозин, 2020

ISBN 978-5-4498-0421-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Wyrd (Пустота)

«Мне больше некуда идти».

Люди любят эту изрядно потасканную фразу за драматизм, за едва уловимый холодок, пробегающий по коже, сквозняк из приоткрытой двери, ведущей в ледяную бездну равнодушия и одиночества, о которой с таким знанием дела писали европейские философы-экзистенциалисты. Однако, насладившись острыми ощущениями не более секунды, любой нормальный человек вернется к успокоительной иллюзии своего стабильного и безопасного бытия. Захлопни дверь, приятель, из нее дует. Если, конечно, ты не европейский философ-экзистенциалист, или, скажем, бывший наркоман, стоящий на пороге реабилитационного центра — спиной к двери, не метафорической, а вполне реальной, лицом к пасмурному осеннему дню.

Мэтт привычно потянулся к нагрудному карману куртки, выругался вполголоса, вспомнив, что сигарет там больше нет, да и быть не должно. Личные вещи ему вернули, но сигареты к ним, видимо, не относились. Личные вещи — звучит странно для человека, который никак не соберет воедино осколки того, что считал своей «личностью». Не так уж много от нее и осталось.

Он шагнул на ступеньку ниже, потревожив на миг легкий ворох осенних листьев. Ветер тут же прилежно вернул их на крыльцо, воссоздавая исчезнувшее было ощущение заброшенности. Словно Мэтт был первым человеком на этих ступеньках за долгое, долгое время.

«Я не хочу, чтобы ты приближался к нашим детям, ты, грязный ублюдок».

Что составляет нашу личность? Привычки, привязанности. Работа. Семья. Принадлежность к социальным группам и классам.

«Позор для нашего департамента — такие, как ты».

Уверенность в завтрашнем дне. Цепочки причин и следствий, которые мы выстраиваем в голове. Планы на двадцать, тридцать лет вперед.

«Товар высшего качества, валяй, сними пробу, не пожалеешь»…

В кармане обнаружился пакет с документами, предусмотрительно обернутый в целлофан. Несколько крупных купюр — хватит на междугородний автобус. Можно вернуться в квартиру, из которой тебя вышвырнули, и попробовать убедить бывшую жену, что стал другим человеком. Явиться к бывшим коллегам и многословно поблагодарить их за то, что наставили на путь истинный, так сказать, вовремя пресекли и куда надо сообщили.

«Это так шокирует, правда? Когда полицейский, имеющий дело с наркоторговцами и наркоманами, начинает пробовать „товар“? А чего вы, собственно, ждали?»

Мэтт не сразу сообразил, что понятия не имеет, в какой стороне автобусная остановка. В том состоянии, в котором его привезли сюда несколько месяцев назад, ориентировка на местности была, мягко говоря, не самым важным приоритетом. Стоило остановиться и подумать, однако ноги упрямо несли его вперед. Слишком уж соблазнительной была аллея, усыпанная листьями. После опостылевших больничных коридоров она казалась почти бесконечной. Глоток свободы перед добровольной сдачей в очередной плен — почему бы и нет? Все равно эта аллея рано или поздно выведет к трассе. Все дороги ведут либо к трассе, либо, в конечном счете, к океану — в этом счастье и проклятие жизни на острове.

В куртке, меж тем, обнаружилось что-то лишнее — прямоугольный сверток, провалившийся в дыру в кармане и застрявший за подкладкой, упирался в бедро при ходьбе. Пришлось изрядно повозиться, чтобы вытряхнуть его на свет божий.

— Твою ж мать, — пробормотал Мэтт, рассматривая помятую книгу в «карманном» переплете. Было бы так в духе медсестер из центра — подсунуть ему Библию или молитвенник, но это?

— Да пошел ты, — сказал он растерянно, читая вычурное двойное имя Дэвида на обложке. В какой такой период помутнения сознания он успел купить эту книгу, раз она оказалась в его «личных вещах»? Точно ведь не собирался. Не хотел даже слышать ничего о бывшем напарнике.

Он просто «сломался» после той истории, говорили они. Психологическая травма после ранения, говорили они. Да пошли они, вместе с Дэвидом. Ясно как день — парню просто надоело светить рожей в ночном патруле, не имея возможности даже отстреливаться. Серьезно, какой придурок выдумал эту «Гвардию покоя»? Скользкие темные улицы портовых кварталов, пристанища самого гнусного отребья и площадки для игр международной мафии… И ты на посту, этакий воин света с фонариком и блокнотом, положенными по регламенту, в ярком светоотражающем жилете, на котором не хватает лишь нарисованной мишени. Отступать некуда, за тобой — насквозь коррумпированные бюрократы из центрального управления, за тобой — мирное население катящейся неизвестно куда страны… толпа доброжелательных идиотов, трогательно гордящихся своей историей и своим пивом, рассуждающих о взлете экономики и живущих в кредит…

«Видишь, какая штука, Дэйв. Из нас двоих я больше гожусь в философы-экзистенциалисты. А книги писать почему-то взялся ты. Что-то здесь не сходится».

Заднюю обложку украшали рецензии каких-то малоизвестных журналов. «Выход за пределы обыденности», «сокрытое под пеленой бытия» и прочий словесный мусор. Взгляд выхватил строчку «поселился в небольшом городке на северо-западе…» Мэтт перечитал абзац, замедлив шаг.

Такие вещи обычно не пишут на обложках книг, или это новая мода? Вроде как «приезжайте на чашку чая, дорогие читатели»? А ну как возьмут и приедут… все одновременно. Тираж-то не маленький.

Меж тем аллея действительно привела его к трассе. Влажное от недавнего дождя полотно дороги терялось в тумане вместе с дальними холмами. Поймать автобус или попутку — и домой… Слово «дом» застряло в голове, мысль забуксовала, не находя в памяти подходящего образа.

Что такое «дом»?

…Утренняя суета — дети проснулись и планомерно превращают дом в руины. Мэл готовит завтрак, беззлобно ворча на окружающих. Мэтт затягивает галстук под воротом рубашки…

Ничего не шевельнулось в душе, там, где раньше находилось что-то важное, а теперь нехотя перекатывались остывшие угли, словно в не чищенном с весны камине.

Лениво, нарочито медленно Мэтт пересек дорогу, и ни одна машина не вынырнула из тумана, чтобы прервать его мрачные размышления самым радикальным из способов. Он замер на узкой обочине, бездумно листая книгу и не решаясь почему-то прочесть ни строчки.

Белый «пикап» остановился рядом с ним.

— О, вы голосуете, верно?

Чистый британский выговор сбил его с толку — Мэтт даже не сразу понял, чего хочет эта женщина.

«Если бы я голосовал, я бы поднял руку, вам не кажется?» — ядовитый ответ уже почти сорвался с губ.

— Мне нужно… на северо-запад.

Голос был его, слова — будто родившиеся не в голове, а сгустившиеся из вездесущего тумана вокруг. А что, пусть будет так, неплохо для начала. Есть дорога и есть направление, и это неизмеримо больше, чем то, что было у него еще полчаса назад.

Пара, подобравшая Мэтта, оказалась до отвращения дружелюбной. Они впервые выбрались так далеко от дома, и непосредственно восхищались всем, что видят вокруг. Как будто бы у них другие туманы, или трава растет в противоположном направлении, честное слово.

— О, это же настоящие развалины замка! Ах, милый, посмотри, овечки пасутся!

Мэтт сопел на заднем сиденье, натужно улыбаясь, и с хладнокровием патологоанатома исследовал еще одну сторону своей вновь обретенной личности под названием «мизантропия».

Они остановились на ночь в гостинице на окраине небольшого городка. У них были на это деньги. Мэтт вежливо попрощался, перед уходом попросив ненадолго карту. Причудливый узор дорог будто мгновенно отпечатался под веками, стоит прикрыть глаза — вот он, сияет и пульсирует, как заполненная кровью сеть сосудов. Думать над этим феноменом не хотелось, вообще ничего не хотелось — только двигаться дальше, не прерываясь на глупости вроде еды или сна.

«Наркоман — это на всю жизнь, это не лечится. Ты просто сменяешь зависимость на менее разрушительную».

Стоянка перед неприметной ночной кафешкой была забита массивными машинами дальнобойщиков. Мэтт прошелся между белоснежными громадинами рефрижераторов на колесах, с опаской поглядывая по сторонам — на мгновение ему показалось, что вокруг вздымаются ледяные бока айсбергов, которые вот-вот сомкнутся, ломая и круша кости зазевавшегося ничтожного человечка. По сравнению с этими монстрами обычный крытый грузовик показался почти родным и уютным. Мэтт заглянул в кабину, запрокинув голову. Седой краснолицый водитель настороженно глянул на него в ответ.

— Далеко едешь, отец? — спросил Мэтт, старательно копируя «деревенский» выговор и безбожно «глотая» гласные.

Люди невольно расслабляются, услышав, как ты коверкаешь чопорный английский, мешая его с родным гэльским, и заподозрят тебя во всех грехах, стоит тебе начать плеваться во все стороны безупречными дифтонгами. Это у народа в крови, это почти инстинктивное, и чем дальше на запад, тем вернее этот принцип. Так говорил Дэйв, и успешно претворял в жизнь свою параноидальную теорию, прикидываясь «парнем из глубинки» перед мало-мальски незнакомыми людьми — при том, что запросто мог говорить, как хренов лорд, если в том была необходимость.

— До самого океана, — ответил дальнобойщик, ухмыляясь.

— Туда-то мне и надо…

Это было слишком легко, словно во сне. Впрочем, временами Мэтт и правда проваливался в сон. Моргнул — и холмы сменились хвойным лесом, ночь сменилась утром, дождь омывает лобовое стекло, а книга в кармане больно впилась в бок острым углом переплета.

Да пошел ты, Дэвид Киллоран или как там тебя нынче зовут.

Как они ржали, все в центральном офисе просто по полу катались. Дэйв написал книгу, вы подумайте. Наш простодушный работяга Дэйв и вдруг — писатель. Не иначе как решил издать сборник анекдотов, подслушанных в пабе на углу. Эй, Мэтт, твой кореш точно пулю в руку получил, а не в голову?

«Пошли вы нахер», — неизменно отвечал Мэтт. «Никакой он мне не кореш, и книжку я его не читал и не собираюсь».

Потому что он бросил меня в этом дерьме, бросил и сбежал. Все меня бросают рано или поздно. В детстве — отец, потом — напарник и друг, теперь вот — Мэллори, любовь всей моей жизни, мать моих детей, видеть меня не желает. А пошла бы она нахер, вот так, да.

Потом они вдруг перестали смеяться, потом они вдруг стали ужасно серьезными, подходили по одному и спрашивали, каждый сукин сын счел своим долгом спросить: «А ты знал, какие у него проблемы с головой?»

Книжку прочли, видимо.

«Пошли вы нахер».

«А теперь и у тебя проблемы с головой, дружище, и кто бы смог внятно объяснить, зачем один псих едет к другому, потому что я не возьмусь, пусть я и твой внутренний голос, я не хренов гугл, я не знаю всех ответов.»

В свое время Мэтт не видел ничего плохого в том, что в напарники ему достался флегматичный деревенский увалень. К черту тонкочувствующих интеллектуалов, он сам по юности успел вдоволь наиграться с этим амплуа, и вылететь из колледжа ему это ничуть не помешало.

«Дэйв парень хоть и недалекий, зато верный и надежный», — говорил он будущей жене через пару месяцев после знакомства с напарником.

«Пригласи его на ужин», — сказала Мэл. Они тогда только съехались, и Мэл старательно осваивала новую для себя роль «хозяйки очага», устраивая по любому поводу «торжественный семейный ужин».

Классическая сцена из голливудского детектива. В следующем эпизоде они должны найти чью-то голову в мусорном баке.

А в реальности случилась массовая облава, ловили кого-то чуть ли не с Интерполом, патрульных кинули на усиление, хотя толку от них, прямо скажем, было немного. В итоге они с Дэвидом ночь просидели в машине, периодически произнося в рацию бессмысленный код и пристально глядя на освещенный участок перед домом одного из подозреваемых. Никто так и не появился, и ночь имела все шансы стать одной из сотни таких же, скучных и бессмысленных. Но тут Дэйв, руководствуясь своей долбанутой логикой, решил, что настало время тыкве превратиться в принцессу, и начал болтать. Он болтал, а Мэтт ловил отвисшую челюсть далеко под сиденьем и почти всерьез прикидывал шансы на то, что его напарника похитили фейри, подсунув взамен какого-то особенно хитрого дьявола из своего племени. Сколько можно таскать деревенских детишек, настало время внедряться в силовые структуры, действительно.

Но если так, откуда этот дьявол успел узнать всю подноготную их отдела?

Нет, это Дэйв, вежливый новичок с деревенским выговором, вдруг сменившимся хорошо поставленной речью, именно Дэйв все это время следил за своими коллегами, подмечая мелочи и тонкости, незаметные детали и косые взгляды, запоминая разговоры, которые даже не приходилось подслушивать — его довольно быстро привыкли воспринимать как бессловесную и исполнительную «мебель».

И теперь в форме обычного дружеского трепа он решил изложить напарнику всю подноготную их начальства. Кто с кем спит, кто куда сливает информацию, кто, сколько и от кого «берет на лапу». И все это — с улыбкой, с шуточками, отмахиваясь от комментариев, мол, это же очевидные вещи, было бы о чем говорить. Мэтт и сам замечал кое-что, но Дэвид его поразил. Он как будто воочию видел скрытые связи между людьми, предметами и событиями.

— Тебе бы в детективы с таким талантом…

— Может, и пойду, — ответил незнакомец с лицом его напарника. — Когда-нибудь.

— Одного не пойму, нахрена ты мне это все рассказываешь?

— Да потому что я тебе доверяю, только и всего. Ты-то парень простой, никаких скелетов в шкафу, верно?..

Гром грянул через пару месяцев. Старик Мерфи пошел на повышение. В зал для собраний набилась тьма-тьмущая народу, высокое начальство в блестящих погонах, даже парочка журналистов, которым не о чем больше было написать в ежедневный выпуск. Мерфи произнес благодарственную речь, а потом Дэвид встал и мягко, вежливо, не забывая по-деревенски сокращать гласные, поинтересовался, будет ли тот в новой должности продолжать взаимовыгодное сотрудничество с Даффи, воротилой наркобизнеса, чей фоторобот регулярно присылают нам из штатовского ФБР.

Поднялся шум, через пару дней Мерфи куда-то исчез, а Дэйва затаскали по высоким кабинетам. Департамент затаился, ожидая развязки. «А дурачок-то наш не промах», шепотом говорили одни. «Совсем у него мозги отшибло», бормотали другие. Многие ждали, что карьера Дэвида теперь пойдет в гору, однако тот, как вскоре выяснилось, не стал просить для себя никаких привилегий и бонусов. В итоге все ограничилось благодарностью в личное дело и небольшой премией. Все окончательно убедились, что парень прост, как сосновое бревно.

«Да он меня просто выбесил», — сказал Дэвид. На премию они с Мэттом купили ящик пива и уехали за город. Из пустых банок вышла отличная пирамида, символизирующая их презрение к системе — по крайней мере, так утверждал Мэтт. Пирамида была расстреляна комьями земли в знак того, что систему нужно сломать, — по крайней мере, так обосновал этот жест Дэвид. Они становились теми еще анархистами, сбросив форму, а что толку-то. Всегда приходило время надевать ее обратно.

«Знаешь, когда человек все время лжет, он как будто вонять начинает. Пропитывается этой ложью, как грязью. С Мерфи невозможно находиться в одной комнате, я просто задыхаться начинаю, веришь?»

Мэтт верил. С первого дня, иррационально и бессмысленно, как не верил даже школьному пастору в детстве.

«Черт бы тебя побрал, Дэвид. Как ты мог оставить меня с ними? Они все пропитаны ложью и страхом, я тоже стал это чувствовать, стал задыхаться, вот и начал забивать ноздри всякой дрянью, а потом…»

Самооправдание — не выход, говорили в клинике. Признай свою вину. Это ты проявил слабость, это ты сдался, ты и только ты принял добровольное решение сбежать от жизни в иллюзорный мир, порожденный химическими реакциями в клетках мозга.

А впрочем, мысль это тоже, говорят, химическая реакция. Электрический разряд. Как молния, только крохотная, умещающаяся под черепушкой…

Стоило ненадолго прикрыть глаза, и что-то вновь поменялось, даже воздух, просачивающийся в неплотно прикрытое окно кабины, сменил вкус и запах.

— Хотел увидеть океан, а? — водила насмешливо глянул на него.

Мэтт заворочался, озираясь. Сколько же он провел в тяжкой полудреме на самом деле? За окном был типичный прибрежный пейзаж: нагромождения скал и валунов, поросшие низкой травой, и где-то за ними — серая вода с белыми языками пены.

— Мне нужно было выйти на повороте…

— Повороте куда?

Название маленького городка, где укрылся от мира модный писатель, любимец снобов из литературных журналов, как назло, выскочило из памяти. Мэтт несколько раз беззвучно раскрыл рот, как выброшенная на берег рыба, но не смог издать ни звука.

— Больной, что ли, — констатировал его спутник и затормозил. — Вали-ка ты искать свой поворот, пока не уехал хер знает куда. Мне еще добрую сотню километров пилить.

— Куда, я, блин, пойду? Завез меня в какие-то ебеня, и рад… — вяло возмутился Мэтт, открывая дверь. С тем, что придется неизвестно сколько топать обратно по трассе, он уже смирился. А вот мощный пинок под зад стал неприятной неожиданностью. Падать с высоты кабины грузовика — не смертельно, даже головой на камни. Наверное, не смертельно, раз Мэтт успел подумать об этом, и даже подняться, опираясь на содранные ладони.

— Мудила ты неблагодарный, — водитель захлопнул дверцу и тронулся с места.

Мэтт хотел крикнуть вслед что-нибудь подобающее случаю, но очумевшая память не сподобилась подсунуть ему хоть какое-то мало-мальски заковыристое ругательство. В голове вертелась только идиотская поговорка из арсенала Дэвида: «Чтоб тебя кошка сожрала, а кошку ту черти унесли». Дэйв говорил, так ругалась его бабка. А Мэтт смеялся как припадочный, особенно после второй-третьей рюмки, и предлагал дать новую жизнь этому сокровищу местного фольклора, описав подробнее дальнейшую судьбу кошки. Вот, например: чтоб тебя кошка съела, а кошку ту украл наркокурьер, набил ее брюхо пакетами с героином, повез через границу да спалился, таможенник отобрал кошку, сделал из нее чучело, а дом его подожгла мафия, и чучело сгорело, а пепел бросили в мусорку, а в мусорку попала ракета…

Выслушав версию, где бессмертная кошка сражалась с захватчиками из другой галактики, Дэйв сказал, что ему на сегодня уже хватит, и потащил домой, и сдал на руки ехидничающей Мэл. Сам он умудрялся знать свою меру, и за исключением пары случаев в основном оставался на ногах к концу попойки. Странно для ирландца в хер знает каком поколении, говорил Мэтт. Смотри, мои родители переехали сюда всего два десятка лет назад, а я уже заправский «пэдди», даром что не рыжий…

Через пару километров прибрежные скалы ненадолго уступили место отмели, усыпанной мелкой галькой, и Мэтт не удержался от искушения, спустился к воде, умылся, вздрагивая от прикосновений к коже холодной влаги.

Что за странная блажь — увидеть океан, в самом деле. Можно подумать, он не видел его в родном городе. Пусть и под иной личиной, в липких татуировках мазутных пятен, молчаливо и жадно глотающим трупы неугодных кому-то из местных банд мелких чиновников, с одинаковым равнодушием качающим на волнах рыболовецкие суда и катера контрабандистов…

Что за дурость — пересекать остров из одного конца в другой, чтобы умыться? Символический акт воспаленного подсознания? Вроде как — смотри, парень, ты дошел до самого края. Дальше ничего нет, понимаешь. Тебе едва перевалило за тридцатник, еще не возраст Христа, но уже не возраст Кобейна, и вот — ты разрушил свою жизнь, отрекся от самого себя, был погребен и на третий, а может, сто тридцать третий день выполз на свет в разорванном саване. Омывать ладони в океане.

Мэтт поднял руку, рассматривая сбитые костяшки пальцев. Вода размыла уже подсохшую кровь, и ярко-алая, невозможно алая капля медленно ползла по тыльной стороне ладони. Только сейчас он понял, что последние два дня не различал оттенков окружающего мира. Информация о них достигала мозга, но не обрабатывалась — как-то так, наверное. А сейчас цвет бесцеремонно ворвался в сознание, самый первый и важный из цветов.

Он зашел в воду по колено, наклонился вперед, гладя своенравные «барашки» волн по ускользающей шкуре.

— Твою ж мать, — сказал человек океану. — Я живой.

Так бы и стоял вечность, не чувствуя ног, растворяясь в горьковато-соленой воде, бесстрашно глядя в наползающий туман. Только что-то завозилось на границе поля зрения, насторожило, заставив обернуться.

Женщина в мешковатом платье стирала что-то у самого края воды… а нет, полоскала в океане ветхую рыболовецкую сеть. Спутанные космы и клочья тумана надежно скрывали ее лицо, но узловатые руки коварно выдавали возраст.

— Простите, — Мэтт развернулся, нехотя выходя из воды. — Я мешаю, наверное.

Старуха на мгновение подняла глаза, и меж прядей волос мелькнуло лицо, обезображенное временем и чем-то еще, видимо, ожогами. Мэтт снова пробормотал извинения и почти бегом вернулся к трассе, вздрагивая от налетающих порывов холодного ветра. Идея купания в одежде уже не казалась столь привлекательной, как полчаса назад.

— Кого тут местные ловят у берега, интересно? Морских ежей? — поинтересовался он полчаса спустя у очередного дальнобойщика, милосердно подобравшего промокшего путника. В этот раз Мэтт попытался учесть свою ошибку и сразу завязать с водителем приятельский треп.

— Какие ж тут местные, — ответил водитель, молодой парень в бейсболке с логотипом какой-то американской компании. Орущий из динамиков шепелявый голос Bon Jovi подтверждал, что временный благодетель Мэтта грезит о жаркой Калифорнии, что где-то на противоположном конце земного шара. — Тут и поселков-то нет до самого Клиффдена.

— Женщина кого-то ловила сетью, — пояснил Мэтт. — Там, где ты меня подобрал.

Парень только пожал плечами, всем видом демонстрируя, что ему, в общем-то, плевать.

«I finally found my way, say goodbye to yesterday//Hit the gas, there ain’t no brakes on this lost highway» — хрипло похвастался американец из динамиков.

«Да пошел ты», — мысленно ответил ему Мэтт и, окончательно отчаявшись завязать разговор с водилой, вынул из кармана потрепанную книгу. Открыл на середине и попытался вникнуть в происходящее.

— О чем пишут? — неожиданно заинтересовался дальнобойщик.

«…видел, как воздух заполняется прозрачными сферами, они толкаются, мешая друг другу, проходят насквозь…» — вещал со страниц какой-то псих. Мэтт прикрыл книгу, заложив ее пальцем, посмотрел на обложку.

«Первая кровь осени». Что, черт возьми, Дэвид хотел этим сказать?

— Ну… тут, в общем, про выход за пределы обыденности, м-да. И про сокрытое под пеленой бытия, — процитировал он на память, чувствуя себя полным идиотом.

Парень за рулем наморщил лоб, точно пытаясь добавить к своим немногочисленным извилинам еще несколько, только снаружи.

— Фэнтези, значит.

— Скорее детектив, — ответил Мэтт, изучая обложку. То, что валялось в куче осенних листьев, сильно походило на труп, или же художник был редкой бездарью. Ну, если книгу написал бывший полицейский, и в названии есть слово «кровь», глупо было бы искать под обложкой сентиментальный роман или что-то типа того, верно?

— А я вот книжки не люблю, — доверительно сообщил ему водитель.

— Понятно, — сказал Мэтт. Подумал и убрал многострадальный томик обратно. Еще не время.

Дождь застал его аккурат на въезде в город, под табличкой с названием, где любитель американской культуры его и высадил. Накинув на голову капюшон, Мэтт без колебаний свернул на то, что подразумевалось здесь под главной дорогой… и обещало вскорости безнадежно размокнуть. Не похоже, чтобы город — или даже скорее, поселок — жил насыщенной культурной жизнью.

«Отлично, и каков наш дальнейший план?» — спросил он себя, рассматривая невзрачные вывески редких пабов на центральной улице. Вряд ли хорошая идея — ввалиться в питейное заведение и начать расспрашивать, где тут у них писатель живет. Знал он эти маленькие городки, здесь каждый кому-то троюродный брат, все друг за друга горой и чужаков ох как не любят…

Буквы на одной из вывесок были удачно стилизованы под руническую вязь. Мэтт пригляделся и понял, что это вовсе не бар — сквозь мутное от дождя стекло виднелось убранство экзотического магазинчика.

Стряхивая воду с куртки, он нырнул под козырек навеса и потянул на себя скрипучую дверь.

Теплый воздух тут же окутал его, ворвался в ноздри непривычной смесью восточных ароматов. Над головой мелодично зазвенела конструкция из металлических трубочек — кажется, такие штуковины продавали в китайском квартале.

— Вам чем-нибудь помочь?

За прилавком будто пламя полыхало — настолько рыжими были волосы продавщицы. Мэтт даже не сразу разглядел ее лицо, засмотревшись на волосы. Еще один цвет ворвался в его сознание, бесцеремонно расталкивая по углам накопившуюся серость. Красный, оранжевый — идем по порядку, с начала спектра, все правильно.

— Если честно, да, вы могли бы мне помочь. Мне нужно, как же там было-то… выйти за пределы обыденности, вот. Там прячется кое-кто, с кем я хочу поболтать.

— Мы этим не торгуем, — сказала рыжая, демонстративно сложив руки на груди. Пока она сверлила взглядом посетителя, наверняка отметив его потрепанный вид и двухдневную щетину, тот подошел к вертикальной стойке с книгами.

— О, а вот и она, значит, долго объяснять не придется. Полупрозрачные сферы заполнили воздух и все такое.

Книжка Дэвида красовалась точно на уровне глаз, между руководством по гаданию на Таро и карманным путеводителем по графству. Новенькая, не то, что потрепанный томик у него в кармане, который еще и промок теперь, наверное.

— А, так вас книга интересует, — девушка улыбнулась, несколько расслабившись, и Мэтт отметил, что она довольно хорошенькая.

— Книга у меня уже есть, — с ответной улыбкой он продемонстрировал свой экземпляр. — Мне бы теперь автограф получить.

— У нас как раз здесь проходила встреча с автором, — похвасталась рыжая. — Но вряд ли мне удастся уговорить его на еще одну, знаете, он очень занят…

— Не сомневаюсь, — Мэтт тщательно следил за своим голосом, чтоб в него не просочилось и капли сарказма. — Но не думаю, что он откажет одному читателю в такой скромной просьбе. Человек, который столь глубоко понимает… ну, знаете, все эти скрытые мотивы. Ну, вы понимаете, о чем я. Связи и все такое.

Искусство блефа явно удавалось ему лучше в те времена, когда физиономия его была чисто выбрита и не несла отпечаток жизни в психушке. Во взгляде собеседницы появилось сомнение.

— Знаете что, если вы оставите мне книгу, думаю, я смогу добыть для вас автограф. Мистер Киллоран-О’Хэйс иногда заходит к нам…

— Спасибо за предложение, но мне бы очень хотелось с ним увидеться. Я специально приехал издалека, понимаете?

Продавщица все еще колебалась, и пристально рассматривала его, словно пытаясь проникнуть взглядом за неказистую оболочку докучающего ей бродяги и прочесть его тайные намерения. Мэтту вдруг стало не по себе — а ну как у нее получится? Он отвел глаза, притворившись, что рассматривает бредовые картины на стене, пакеты с травяными сборами и подвески с разноцветными камнями, снабженные табличками в строгом соответствии со знаками Зодиака. Похоже, мода на весь этот языческий нью-эйдж докатилась и до сельской глубинки… а впрочем, разве не прячется в таких вот глухих городках дикая смесь народных верований — с незапамятных времен, когда ныне распиаренный церковью святой еще не изгнал с острова всех эльфов вместе со змеями?

— А давайте-ка узнаем, — неожиданно предложила девушка, — суждено вам с ним встретиться или нет?

Словно в подтверждение мыслей Мэтта, она вынула из-под прилавка мешочек из грубой ткани и с серьезным видом запустила в него руку.

— Руны — это древнейший инструмент общения с судьбой, — пояснила она. — Или с богами, если ваши чувства не заденет подобная трактовка… Ой!

На раскрытой ладони юной прорицательницы лежала гладкая прямоугольная дощечка размером не больше сувенирной монеты.

— Руна Вирд, — продавщица удивленно рассматривала дощечку. — Нечасто она выпадает…

На взгляд Мэтта, там и вовсе не было никакой руны. Он наклонился ближе, пытаясь что-нибудь разглядеть.

— Это пустая руна, и она означает… — девушка слегка нахмурилась, припоминая. — Либо что у человека нет своей судьбы… либо, что все в руках богов, и бесполезно пытаться что-то изменить. Но я, если честно, спрашивала о другом…

— Лиэн, душенька, как же там льет! — донеслось от дверей. Там шумно возилась весьма крупная пожилая дама, отряхиваясь и сворачивая огромный зонтик.

— От самого холма Сид я бежала, с вершины настоящий водопад. Этак, пожалуй, старый дом О’Хэйсов скоро совсем водой снесет, говорила вот я Мэдди, когда она еще жива была, пусть укрепят фундамент…

О«Хэйс, значит. Дэвид, внезапно уйдя из полиции в писатели, столь же неожиданно присоединил к своей фамилии и девичью фамилии матери. Черт его знает, зачем, хотя ходили слухи, что дело в некоей давней имущественной тяжбе, вроде как без этого он не мог получить какое-то наследство. А теперь вот поселился в глуши… Мэтт сложил в уме кусочки головоломки и быстро повернулся к новой посетительнице.

— Простите, вы ведь о доме писателя, верно?

— Ну конечно, — воскликнула толстушка. И только после этого присмотрелась к собеседнику. — Ох! А мы с вами еще не знакомы?

— Я тут проездом, — пояснил Мэтт. — Значит, за холмом он, да?

— Да, за городом, на выезде… — дама вконец растерялась, увидев, что продавщица отчаянно подает ей какие-то знаки.

— Не беспокойтесь, я не собираюсь ему досаждать, — обернувшись, Мэтт подмигнул рыжей Лиэн. Он надеялся, что это выглядело не слишком угрожающе, с его-то нынешней рожей. Но, уже отойдя от магазина на десяток шагов, зачем-то обернулся, и успел увидеть за стеклом встревоженное лицо в обрамлении огненных локонов. Девушка следила за ним, но, встретившись взглядом с объектом слежки, поспешно отпрянула вглубь помещения.

«Все в руках богов, верно?» — усмехнулся Мэтт. Если бы он был способен хоть на секунду поверить в гадания и предзнаменования, он сказал бы, что боги выразили свою волю достаточно ясно, прислав ему местную тетушку-болтушку с нужной информацией.

За большим и лишь с одной стороны пологим холмом городок действительно заканчивался, и начинались столь милые сердцу поэтов вересковые пустоши.

«А знаешь, Дэйв, чей дом всегда стоит на отшибе в твоих любимых народных сказках? Колдуна, конечно».

Одинокий дуб на склоне выделялся ярким пятном, неохотно отдавая ветру ярко-желтые листья.

«Желтый, — сказал себе Мэтт, запоминая то неясное чувство, что цвет вызывал в сознании. — Значит, дальше — зеленый».

А зеленого в пейзаже было предостаточно, этот остров зеленел зимой и летом, и поэтому выкрашенный бледной зеленой краской дом словно терялся, прятался за изгородью из пестрого кустарника.

Зеленый — спокойный цвет, он умиротворяет и дарит душевное равновесие, так говорили в китайском квартале, где промышляла проститутка по имени Ли, почти как Лиэн, только короче. Он приходил к ней под видом клиента, прижимал ее к стене в темной подворотне за рестораном и слушал, как она шепотом на ухо выдает ему секреты местных мелких дилеров, очаровательно коверкая слова. Ли знала фэншуй и даже, кажется, японское искусство икебаны, но это ей не помогло. Однажды ее нашли со свернутой шеей, телу было уже несколько дней, и оно местами уже приобретало «умиротворяющий» зеленый оттенок…

Мэтт понял, как он устал, и осознал, что буквально грезит наяву, только когда увидел дом совсем вблизи. Словно, дойдя до цели, позволил телу расслабиться наконец, вспомнить, что он давно не спал по-настоящему, что ослаб за месяцы обитания в четырех стенах, что почти распрощался с собственным «я» в наркоманском бреду, что, в конце концов, ничего не ел черт знает сколько времени. Он едва переставлял ноги, цепляясь за колючий кустарник и безжалостно обдирая руки о шипы. А оказавшись перед дверью, долго пытался вспомнить, что надо делать. Кажется, стучать.

— Да ладно, — сказал Дэвид, увидев его на пороге. — Серьезно, что ли?

Мэтт хотел ответить что-то столь же едкое, но горло перехватило. Качнувшись вперед, он шагнул через порог, и тут его «повело». Он ухватился за ближайший устойчивый предмет, которым, как ни странно, оказался Дэйв. Голубая джинсовая рубашка была не слишком яркой, но как-то умудрилась мгновенно заслонить весь мир, закрыть все расплывающееся поле зрения, а потом, безбожно нарушая стройную палитру цветов, пришла чернота, и Мэтт позволил ей забрать себя целиком, без остатка.

Возвращаться из счастливого небытия в мир овеществленных форм не хотелось, но кто-то настойчиво пытался привести его голову в вертикальное положение, и пришлось открыть глаза, чтобы, как минимум, выяснить, что происходит.

Внешний мир рассыпался на фрагменты, не желая собраться в единую картину. Вот рука Дэвида держит его голову, вот стакан у его губ — пахнет молоком и чем-то еще, а внимательный взгляд будто лазерным лучом обжигает кожу.

— Пей же, черт возьми. У тебя явная гипогликемия и обезвоживание. Сколько дней ты не ел?

— Разве может быть обезвоживание, когда все время идет дождь? — прошептал Мэтт. А может, едва шевельнул губами, но его услышали.

— Пей и не выебывайся. Все равно ничего больше нету. Какого хрена вообще у тебя вид, как у восставшего мертвеца?

— Пошел ты, — с удовольствием произнес Мэтт. Он долго носил эту фразу с собой, берег, как самый драгоценный дар. Вот и пригодилась.

— Ты, блин, рухнул в обморок, как только я открыл дверь, считаешь, это нормально?

Молоко было с привкусом меда и каких-то трав. Мэтт мельком подумал, что в жизни не стал бы пить такую гадость, если бы не… что? Если бы не Дэвид. Черт бы его побрал.

— Увидел твою мерзкую рожу, и не смог устоять на ногах, — проворчал он, невольно вспоминая те времена, когда они преимущественно вот такими вот подколками и общались.

— А выглядело так, будто ты приполз помирать на порог моего дома. Символично, мать твою.

— Поздно горевать, я уже умер, — прошептал Мэтт, откидываясь назад.

Движение это оказалось бесконечно долгим, он падал, падал и только вяло удивлялся — куда еще падать, ведь он и так уже на самом дне. А потом вдруг возникло встречное движение, сквозь его тело снизу вверх прорастало дерево, распускало ветки, одевалось листвой. В листве танцевала рыжая Лиэн, одетая лишь в ожерелье из молодых весенних почек. Корни омывал невидимый в тумане океан, на берегу тумана сидела старуха и перебирала свои сети, вылавливая оттуда белесые шарики глаз с разноцветными пятнами радужки, вяло шевелящие тонкими нитями-щупальцами окровавленных нервов.

— Пришел за новыми глазами, да? — спросила она, и улыбка трещиной прорезалась на морщинистом лице. — Дружок твой вон, сразу с такими родился, спроси его, много ли счастья это ему принесло? Ну да воля твоя, забирай!

С ее ладони будто стрела сорвалась, вонзилась в голову Мэтта раскаленным металлом, начала ветвиться, прорастая в глазницы и виски. Он застонал, не в силах разомкнуть губы. На лоб его опустилась прохладная ладонь, и где-то далеко и одновременно рядом возник голос Дэвида, который шептал знакомые и незнакомые слова, странно искажая их, точно в старых-старых песнях:

–… пусть три смерти они заберут… пусть три жизни тебе вернут…

«Да пошел ты», — в последний раз попытался ответить ему Мэтт, но все закрыл туман — молочно-белый, не оставляющий места иным цветам, только вкусу молока на губах.

Он проснулся окончательно несколько вечностей спустя, под теплым шерстяным одеялом, и долго пытался сфокусировать взгляд перед собой, пока не осознал, что смотрит в потолок, где по скрещенным балкам змеится причудливый узор — то ли руны, то ли просто старинные буквы.

За окном была все та же молочно-белая пелена, что окружала его во сне. Возникло жутковатое ощущение, будто дом повис в пустоте, и Мэтт на всякий случай подошел вплотную к окну, пытаясь рассмотреть в тумане хоть какие-то признаки того, что он еще на земле, а не в неведомой бездне. С облегчением выдохнул, обнаружив вдалеке смутные очертания холмов. Просто комната на втором этаже дома, вот сходу и не разглядеть земли.

В доме было слишком холодно, чтобы разгуливать только в штанах и майке, так что Мэтт, недолго думая, завернулся в одеяло. Так и спустился по лестнице, внимательно следя, чтоб не наступить на полы импровизированного «плаща».

— Кажется, мне не приснился запах кофе, — хрипло прокомментировал он, увидев Дэвида с чашкой. Тот расположился за низким столиком в гостиной, щелкая по клавишам ноутбука, однако при виде друга сразу отвлекся и захлопнул крышку, отправляя машину в «спящий» режим.

— Не уверен, что тебе сейчас можно кофе.

— Почему это, интересно?

Дэйв смотрел на него пристально, точь-в-точь как детектив на подозреваемого. Или как врач на пациента. Этот вариант Мэтту уже порядком надоел за последние месяцы.

— Я говорил с твоим врачом. Из клиники.

— Вот как, — Мэтт не нашелся, что сказать. Уселся в ближайшее кресло, безуспешно пытаясь укутать пледом ноги. — Здесь отопления нет, как я понимаю? Холод жуткий…

— Есть камин. Не уходи от темы. Первым делом я позвонил Мэл, чтобы узнать, какого хрена. Она мне все рассказала. Я не поверил и позвонил на работу. Они мне дали телефон клиники. Твою мать, Мэтт, так какого хрена?

— Что именно тебя интересует? Зачем я приперся? Буду честен — хотел занять у тебя денег. Ты ж теперь, как-никак, модный писатель и все такое. А меня и в магазин охранником не возьмут, после клиники и всей этой херни. Но я что-нибудь придумаю, наверное. И все верну, не сомневайся.

Ложь срывалась с губ с невообразимой легкостью, совсем как недавний фальшивый акцент. Да и почему сразу ложь, просто рационализация. Мозг наконец включился и заработал, перебирая варианты дальнейшего выживания. И действительно, зачем один взрослый мужик прется через полстраны к другому в гости? Не за чашкой же молока. И не за тенью потерянной дружбы, о господи, мы же не в дешевом сериале для домохозяек, где даже мужики поголовно сентиментальны, как стареющие бразильские шлюхи.

Дэвид сорвался с места, шагнул к нему, угрожающе нависая, еще немного — и двинет в морду, не иначе.

— Меня интересует, какого хрена ты сделал со своей жизнью!

— А что мне было делать? — перейти на повышенные тона оказалось проще простого. На тебя орут, ты орешь в ответ. Можно еще кулаком в грудь себя бить, для убедительности. Канал «Дискавери», сюжет из жизни диких обезьян. — Ты сбежал, не сказал никому ни слова, а я остался в этом змеином гнезде. Меня перевели в отдел к О'Райли, можешь себе представить? Повышение, да. За особые заслуги. Ни одной хоть немного тронутой интеллектом рожи, поговорить не с кем! И все, каждая сука у кого-нибудь да берет на лапу, ты понял? Патрульные покрывают уличных торговцев, инспектор покрывает их поставщиков, а шеф департамента пьет виски из личной коллекции их босса! Куда ни плюнь, везде чья-то территория, и тебе намекают «не суйся»… а я один, понимаешь, один против всей этой блядской системы, а ты меня бросил! Мой напарник меня бросил, да!

Ах ты черт, не вышло все-таки без соплежуйства. Привет вам, старые бразильские шлюхи, одолжите мне боа из перьев, возьмите с собой на карнавал. На карнавале можно прятать лица, и тогда не страшно говорить правду.

— Твоим родителям стоило завести второго ребенка, — неожиданно спокойным тоном сообщил Дэвид и отошел. Полез в шкаф за второй кружкой, оставив собеседника давиться продолжением фразы, хлопать глазами, беззвучно глотать воздух с мыслью: «Что?..»

— Единственный ребенок в семье получает слишком много внимания, — Дэвид спокойно развивал свою мысль, чем-то наполняя кружку.

«Если это опять молоко, то я его придушу нахрен».

–… и вырастает капризным, эгоистичным и эгоцентричным говнюком вроде тебя. Смотри-ка, его бросили, оказывается! Тебе не приходило в голову, что у твоего напарника могут быть свои проблемы? Свои причины бросить эту чертову работу? И я что-то не припомню, чтобы приносил клятву у алтаря, что-нибудь вроде «клянусь ходить с этим засранцем в патруль, пока кого-нибудь из нас не пристрелят».

Он изобразил торжественную клятву, прижимая к сердцу ладонь и размахивая кружкой в другой руке. Мэтт невольно фыркнул, наблюдая эту клоунаду.

— Впрочем, ты же читал мою книгу, — неожиданно закончил Дэвид. — Значит, примерно понимаешь, почему я сбежал, да? Тем более, не так уж далеко я уехал. И оставил адрес Мэллори, между прочим.

— Вот это новость, — Мэтт покачал головой. — Она мне ничего не говорила. Но, знаешь… может, забыла… я в больнице провалялся тогда долго, в конце концов…

— Я ей никогда не нравился, верно? Думаю, она считала, что я плохо на тебя влияю, — Дэвид усмехнулся и поставил перед ним кружку.

— Мне что, по-твоему, три года? — вяло возмутился Мэтт, обнаружив там молоко.

— С кофе пока рисковать не будем. А нормальной еды в этом доме давно не водится. Я смотаюсь в город, куплю чего-нибудь. Тебе надо нормально питаться, а у меня тут одни консервы и концентраты.

— Спасибо за заботу, — Мэтт с гримасой отвращения отставил кружку. — Но я здесь надолго не задержусь.

— Никуда ты не поедешь, — категорично сказал Дэвид. Даже сделал неосознанное движение к двери, будто собрался стать в проходе и не выпускать гостя. — Пока я не увижу, что крыша у тебя на месте. Пока что до этого далеко.

— С чего это ты решил, интересно?

Он не успел ни заметить перемещения Дэвида, ни толком среагировать. Да, реакция ни к черту, после долгих месяцев на транквилизаторах и антидепрессантах. Мир порою распадается на статичные картинки. Вот бывший напарник еще стоит у двери, а вот он уже рядом, стискивает его запястье железной хваткой, развернув руку так, чтоб были видны шрамы на предплечье. Когда пытаешься зубами перегрызть себе вены, следы остаются некрасивые, правда. Как он тогда еще инфекцию не занес и не помер от сепсиса — уму непостижимо.

— А. Ну да, — Мэтт безразлично пожал плечами.

— Удивительно, что тебя вообще выпустили после такого.

— Это было один раз, в самом начале. Во время ломки еще и не такое творят. — Мэтт наконец высвободил руку из захвата. Он только сейчас понял, что на нем чужая футболка с короткими рукавами. Вроде у него таких не водилось. — А ты, значит, воспользовался моим бесчувственным состоянием, и нагло глазел на мое прекрасное юное тело?

— Я выкинул твою рубашку, там спина вся в крови. И на башке у тебя нефиговая ссадина, между прочим. Вполне могло быть сотрясение.

— Ага. Это был дальнобойщик номер один, — зачем-то пояснил Мэтт.

Дэвид все не отходил. Положил ладонь ему на затылок, смотрел сверху вниз с непонятным выражением лица.

— Какого же хрена… — тихо повторил он, явно не ожидая, впрочем, внятного ответа.

Мэтт качнулся вперед, уткнувшись лбом ему в грудь. Кажется, персонаж сериала на этом месте должен был хотя бы секунд пятнадцать порыдать на груди товарища. Потом режиссер милосердно переключит план и покажет зрителю других второстепенных героев.

Слез не было, в голове был только вездесущий белый туман.

— Извини, — сказал Мэтт, сам точно не понимая, за что. Наверное, за неудавшуюся мелодраматическую сцену.

Дэвид осторожно потрепал его по волосам, прежде чем отстраниться.

— А еще из твоей куртки выпала моя книга, — сказал он, усмехнувшись. — Надо же, ты с ней таскаешься, как с Библией.

— Я вообще не помню, откуда она у меня взялась, — признался Мэтт, снова кутаясь в плед. — Купил, наверное, во время очередного «прихода». Знаешь, я ведь ее не читал.

— Серьезно? — Дэйв выглядел обиженным. — Но почему?

— Из-за страха, наверное, — подумав, заключил Мэтт. — Это означало бы смириться с существованием в мире, где ты больше не мой напарник, с которым мы ходим в патруль, в бар и на рыбалку примерно с одинаковым результатом… а какой-то, понимаешь ли, писатель.

— Но тебе надо ее прочитать. Ты тогда все поймешь. И почему я сбежал, и все мои, как ты всегда говорил, странности.

— Что вообще за дурость, — проворчал Мэтт, — если у тебя есть проблема, ее надо обсудить с другом, потом нажраться с ним вместе и забыть благополучно, а ты предпочел уехать жить в глуши и писать о ней книги! Кто вообще так делает, америкосы? Стивены Кинги всякие? Ты вообще ирландец или кто?

— О, немного махровых национальных стереотипов от потомка янки, отлично, то, что нужно с утра, — рассмеялся Дэйв. И это было так похоже на их прежний треп, что у Мэтта внезапно защипало в носу. Ну вот, приплыли наконец.

— Я ее вынул из кармана и подумал, а не поехать ли к тебе, — пояснил он, хватаясь за кружку с молоком, чтобы хоть этой гадостью перебить ностальгическую горечь воспоминаний о лучших временах. — Все равно других вариантов не было.

— Между прочим, Мэл сказала, что просила сестру встретить тебя на машине. Но ты ее не дождался.

— Сестру, — Мэтт скорчил рожу. — Ты помнишь Хелен? В последний раз, когда мы виделись, она была ярой вегетарианкой. Но все равно съела бы мой мозг еще на полдороге. Если бы Мэл по-прежнему считала меня своей семьей, приехала бы сама. Нет, там все кончено, и говорить не о чем. Она сказала, что запретит мне видеться с детьми, и я ее не виню. Я не лучший пример для них, это точно.

— Может… может, еще все наладится, — Дэйв исчез на мгновение в прихожей, и вновь появился, застегивая кожаную куртку. Мэтт критически посмотрел на него. Не похож он был на «модного писателя». Скорее, на еще чудом не спившегося фермера. Еще и лохмы отрастил — в косу заплетать, подражая викингам, еще рано, но от форменной стрижки не осталось и следа.

— Я сгоняю в магазин, — пояснил Дэвид, — тут недалеко. Заодно заскочу к местным представителям закона, пусть удостоверятся, что я живой. А то они приезжали вечером, пока ты дрых. Предупреждали, что меня ищет какой-то маньяк с небритой рожей и в синей куртке.

— И что ты им сказал? — фыркнул Мэтт.

— А что я мог сказать? Спрятал за спину окровавленную синюю куртку, которую как раз собирался кинуть в стирку, и сказал «Все в порядке, офицер».

— Это все Лиэн, — рассмеявшись, проговорил Мэтт. — Та девчонка… из лавки…

— Да, похоже, ты ее чем-то напугал. Она вообще-то не из пугливых, странно это.

— Она сама себя напугала, — пожал плечами Мэтт. — Стала мне гадать на каких-то дощечках, вытащила пустую и уставилась на нее, как на откровение от Иоанна…

— Руна Вирд, значит. Да, необычно.

— И ты еще этой хренью интересуешься? Ну понятно, выход за пределы реальности и все такое… Что это значит хоть? Она сказала что-то вроде «твоя судьба в руках богов»…

— Это один из вариантов, — Дэвид задумчиво потер подбородок. — А еще это может значить, что у тебя нет судьбы. Вроде как, тебя стерли из «книги жизни». И это очень выгодная позиция, потому что дальше ты сам можешь выбирать, куда пойти. Это как ноль, точка отсчета, понимаешь?

— Я понимаю, что ты стал настоящим писателем. С ходу выдаешь лекции на философские темы, — рассмеялся Мэтт. — Впрочем, помнится, в пабе по пятницам ты еще и не такое выдавал… Это вот в таком духе у тебя книжка написана?

— Ты прочти сначала, — загадочно сказал Дэйв. — Я второй раз все равно так ясно не сформулирую. Там все описано. Потом обсудим…

Рев машины за окном быстро стих, удалившись в сторону поселка. Мэтт поднялся наверх, прихватив по пути ту самую книгу, валявшуюся на столе. Туман за окном чуть рассеялся, открыв взгляду все те же однообразные холмы — лишь на одном из них виднелись серые камни каких-то древних развалин. Смотреть все равно было не на что, оставалось и вправду засесть за чтение бестселлера, раздвигающего границы и бла-бла-бла так далее. Вообще-то Мэтт предпочел бы прямой и честный разговор с другом, но раз уж тот настаивает… ладно. В конце концов, это просто книжка. Не перевернется же мир от того, что он ее прочтет, верно?