Волны времён

Олег Сергеевич Роменко

«Волны времён» – первая книга стихов Олега Роменко включает в себя два десятилетия 1999—2019 единой и неразрывной судьбы человека и страны.Поэт показывает, что современная поэзия может оставаться верной классическим традициям, соединяя высокое и обыденное, поднимать больные и немодные темы. При этом авторский стиль сдержан, искренен и чуть ироничен.И как высшая награда, которую обещал и исполнил поэт, после прочтения сборника – «душа становится мудрей»

В ПРОСТРАНСТВЕ ЗАМКНУТОГО КРУГА

Название моих заметок выбрано не случайно. Это строчка одного из стихотворений книги «Волны времен». Ее автор — Олег Роменко, подаривший мне несколько экземпляров своей первой небольшой по объему книги стихов. И первое впечатление — сам он давно из этого круга вырвался, но до сих пор переосмысливает пережитое.

За последние несколько лет я пересмотрел десятки книг наших молодых и возрастных авторов, среди которых были даже пенсионеры. Сейчас издать книгу не проблема. Напечает любое издательство. Цензуры нет, редакторы не нужны. Товар-деньги-товар. Чаще всего все чтение их опусов заканчивалось на 2-3-4 страницах, остальное — по диагонали. По своей натуре я вредный читатель, а когда сборники перенасыщены псевдопатриотизмом, лжедуховностью, невнятными и затасканными строчками о любви, природе, родном крае, отсутствием рифмы, ритма, то просто откладываешь все это в сторону. Кроме того, подспудно чувствуется самолюбование, непомерная амбициозность, неуклюжие попутки новаторства.

У Олега Роменко этого нет. Со мною такое редко бывает, но его сборник за две недели я перечитал уже 3—4 раза. Классический стиль, искренность и простота, легкая ирония и грустный юмор, явно выраженная социальная окраска с глубоким философским подтекстом, в чем когда-то упрекали (или обязательно указывали) меня самого. Предисловие к книге написано моим другом и сверстником Виталием Волобуевым. У нас обоих разница в возрасте с Олегом почти в 25 лет. И ему, наверное, пришлось гораздо труднее прожить свои годы. Он родился и воспитывался в одну эпоху, а взросление и становление личности пришлось на переломные годы для всей страны. И не каждому было дано так глубоко прочувствовать ломку устоявшихся идеалов, принципов и обыденной жизни.

Надо было иметь определенную силу воли и мужество, чтобы выйти к читающей публике именно с такими стихами первого сборника. Он действительно прошелся по всему двадцатилетию, как раненый по полю боя. Нет смысла цитировать отдельные понравившиеся отрывки. Придется дублировать целиком всю книгу — о любви к родителям, деду и бабушке, к природе, к Родине, России, острые строчки о наших друзьях-соседях разных стран. Многие стихотворения кажутся незаконченными, словно автор предлагает нам додумать и дописать окончание.

Очень интересно построение и структура практически всех стихов с обыденным началом, неожиданным развитием сюжета и и такой же концовкой. Не метафоричной, не поучительной, а, в какой — то степени, позволяющей понять, зачем вообще это было написано автором. Небольшие по объему каждые стихи непростые. Когда-то Наталья Дроздова дала определение моим стихотворениям — «неуютные». Такое впечатление и от произведений Олега, но тем интереснее их читать. И, мне кажется, что с первого прочтения необходимо возвращаться к началу книги.

Может я ошибаюсь, но чувствуется влияние на его творчество наших (к сожалению уже ушедших из жизни) земляков — Николая Гладких, Геннадия Островского, Анатолия Форова.

В его произведениях есть чувства и мысли, что ставил во гаву угла Николай Гумилев. И такому поэту нужен читатель-друг, принимающий и понимающий душу автора с его переживаниями и размышлениями.

И последнее. Очень интересны автобиографические заметки (как отдельное произведение). Отдельно — качественная работа редактора сборника Л. П. Брагиной и корректора О. В. Сытник.

Олег! В добрый путь! Все впереди!

Член Союза писателей России Анатолий Папанов.

16 апреля 2020 г.

Стихотворения Олега Роменко я читал много лет назад на семинаре молодых авторов, посвящённом премии «Дебют». Это был один из самых многообещающих представителей моего семинара. И, читая сейчас рукопись его книги, я вижу, что он многое сохранил — в первую очередь, свежесть поэтического восприятия мира, отсутствие которого невозможно восполнить никаким формальным мастерством. Есть в стихах Роменко ощущение первозданности чувства, которое выражается временами грубовато, временами — косноязычно, но это — подлинное, незаёмное, только ему присущее.

Сергей Куняев

Москва

«Волны времен»

(Стихотворения 1999—2019)

Золотые очки

Что-то в сердце моем лепетало прощально.

Стали сохнуть цветы, стали дни коротки.

Моя мама сейчас улыбнулась печально,

Из кармана достав золотые очки.

Их надела она и в окно смотрит долго:

Листопад за окошком, как ливень, ревет…

Мама просит меня вставить нитку в иголку

И, тихонько вздыхая, рубаху мне шьет.

Стало тягостно мне, время бросилось в бегство.

Я еще не привык видеть маму в очках.

И, как в ясной заре, свое раннее детство

Я хочу отыскать в светло-карих глазах.

Только мама грустит, окунувшись в заботы,

Начал я понимать, что и сам стал другим.

Смех кота в сапогах, свист ковра-самолета

В книжных полках затихли, растаяв, как дым.

Детство в сердце моем, как вино, отыграло,

Захмелела душа от настоя тоски.

Мама, кончив шитье, улыбнулась устало

И в футляр убрала золотые очки.

Дачный автобус

Вот, показавшись за березами,

Автобус старенький вдали,

Вращая горестно колесами,

Плывет, бедняжечка, в пыли.

Автобус, временем овеянный,

Остановился у колонн.

И я, собаками осмеянный,

Вхожу в проветренный салон.

Здесь нет ни девочек, ни мальчиков,

Кондуктора здесь не снуют.

Автобус «божьих одуванчиков»,

С которых плату не берут.

Я прохожу, сажусь, задумчивый,

И напряженно хмурю лоб.

А мне лицо щекочет сумчатый,

Такой навязчивый укроп.

…Хотя прочесанными грядками

Еще шевелится земля,

И перед новыми порядками

Не сникли хлебные поля,

Уже ни девочек, ни мальчиков

Та не поманит сторона.

Автобус «божьих одуванчиков»…

Ну хоть бы «ягодка» одна!

Литстудия

В четыре ровно, без накладки,

Не гол, а все-таки сокОл,

Поэт неробкого десятка,

Стихами бряцая вошел.

Сперва запахло катаклизмом,

Поэт зловеще хохотал.

Своим здоровым оптимизмом

Он осторожность всем внушал.

Вдруг замолчал, лицом светлея,

Как отпускающий грехи,

И тут же, горла не жалея,

Исторгнул дивные стихи.

Лишенный крова и ночлега,

Но молод телом и душой,

Любил подругу в стоге снега

Его лирический герой.

Поэты медленно бледнели,

Нутром почуяв холода.

У поэтесс глаза блестели

От слез восторга и стыда.

Околдовал поэт дурманом.

Все замечтались, а потом…

Его назвали графоманом

И обозвали пошляком.

Мимолетное

Проходит в зеленом берете

И в сером осеннем пальто.

И, кажется, женщину эту

Уже не волнует ничто.

И, кажется, сбился с дороги

Ее затуманенный взгляд.

На бледном лице как ожоги

Пунцовые пятна горят.

В затерянном городе мглистом

О чем ее сердце болит?..

Чернеют опавшие листья

И дождь обложной моросит.

Наверное, в будущем свете

О нас и не вспомнит никто…

Проходит в зеленом берете

И в сером осеннем пальто.

***

На остановке замерзаю,

Как лист, дрожащий на весу.

И нос ладошкой потираю —

Зима, как видно, на носу…

А утро с самого рассвета

Холодный выплеснуло свет.

Как быстро выкипело лето!

Как возросло богатство лет!

Исчезла радужная слякоть.

Душа становится мудрей.

Но разве можно не заплакать,

Смеясь над бренностью своей.

Союз

Он говорил, что горек мед на вкус

Душе, истосковавшейся по воле,

И повторял: «Супружеский союз —

Союз коня и всадника, не боле…»

И философски озирал жилье,

Корыто, уплотнившее жилплощадь,

Над ним жена, стиравшая белье,

Вся в мыле, словно загнанная лошадь.

Разбор полета

По заведенному порядку,

По пустякам не суетясь,

Достала девушка тетрадку,

Улыбкой доброю светясь.

И так была представить рада

Стихи, которые вчера

Она за плиткой шоколада

Прочла подруге на «ура».

Ее заветные листочки

С усмешкой каждый прочитал.

И ученические строчки

Гуртом пошли под трибунал.

Один, как призрак человека,

Промямлил: «Нечего сказать.

Романс пятнадцатого века.

Так может всякий написать.»

Другой по древу растекался,

Не избегая общих тем,

Одним вопросом задавался:

«Зачем, скажите мне, зачем?

Вот я от скуки чуть не помер.

Здесь все — мышиная возня.

Дешевый трюк и дохлый номер.

Таких стихов… никак нельзя!»

А третий ласково, как с дочкой,

Беседу вел, но гнул свое.

Переживал над каждой строчкой

И пережевывал ее:

«Здесь нет твоей «инициативы»,

И, между прочим, твой жених,

Ей-богу, больно сикутливый,

Все хочет сделать за двоих!»

А вслед за ним, как настоятель,

С глазами полными тоски,

Закоренелый председатель

Сказал, массируя виски:

«Вот ты все где-то там летаешь,

А нелегко тебя достать.

Стихи! Они вот понимаешь…

Не знаю как тебе сказать.

Скажу лишь в качестве совета:

Не растеряй свой жар и пыл.

Отметить надо как-то это…»

И я там был. Мед-пиво пил.

***

В пространстве замкнутого круга

Метель по-старому мела.

На всю печальную округу

Свою вуаль надела мгла.

Здесь люди к жизни притерпелись.

Судьбой развенчанные все,

До отупения вертелись,

Как белки в пятом колесе.

На власть чахоточно чихали,

Кучкуясь в кухонной пыли.

И долго в долларах считали

Здоровьем взятые рубли.

Когда усталость их томила

И разговоров пустота,

С экрана за нос их водила

Американская мечта.

Гасили свет, и спать ложились

С гудящей тяжестью в ногах.

И души их, как птицы, бились

В тревожных сумеречных снах.

…В такую ночь вино и вьюга

Мои оплакали года.

Пространство замкнутого круга

Не разомкнется никогда.

***

«Пушкин?.. Начхать!» (Альманах виртуализма)

Они на Пушкина чихали

Почти до самой темноты.

И в подземелье уползали

Поджав, как следует, хвосты.

И там беспомощно копались

Среди словесной шелухи.

Перед глазами разлагались

Скоропостижные стихи.

И долго вслушиваясь в грохот

Подземных гнилостных ночей —

Расслышали глумливый хохот

Давно изблеванных теней.

И снова глазки продирали,

С трудом выказывая прыть,

Опять на Пушкина чихали…

Кого хотели удивить?

Уже и прежде так бывало,

Что выползающий раз в год

На свет из затхлого подвала

На солнце глянет — и чихнет!

Адам и Ева

Замкнута вечность в сплошной суете.

Время из крана течет.

Сдобные пышки на новой плите

Старая Ева печет.

Дом забубенный стоит на ушах.

Только посуду не бьют.

Племя младое растет на дрожжах.

Сладкие пышки жуют.

Ветхий Адам помнит рай в шалаше.

Дикий, дурманящий мед.

Скучно и больно уму и душе.

Только и это пройдет.

Перестройка

Как будто ужас воплощенный,

Не зная отдыха и сна,

Смущая разум возмущенный,

Кипит холодная война.

Резвитесь, братские народы,

Пока в России день за днем

В три смены ухают заводы

И золотится чернозем.

Пока неистово из бездны,

Хватая усики антенн,

Ревет сквозь занавес железный

Голодный ветер перемен.

***

«Его только за смертью посылать» (пословица)

Прыгал по столику солнечный зайчик

Между уснувших людей.

Бледный вошел и упал на диванчик

Тот, кто был послан за ней.

Долго куранты в обеих столицах

Били отбой кутежу…

«Что же вы спите на скомканных лицах!

Дайте я вас уложу.»

Так говорила, а может быть пела,

Не поднимая очей…

«Лучше бы женщина ты не гремела

Связкой утешных ключей!»

Бросились к ней, но глаза распахнула

И в полуночных глазах

Чья-то душа светляком промелькнула…

Вот он поверженный в прах!

***

В неисповеданных лесах,

Где ропщет дух,

Изба стояла на ногах,

На курьих двух.

Над ней унылая луна

Да воронье.

И я, измученный без сна,

Вошел в нее.

Избушка тесная, внутри

Гуляет хмель.

— Пойдем за тридевять, за три-

десять земель.

А на пути глубокий ров

Упрятал дым.

Там столько сгинуло голов…

— Перелетим!

Хрустит иссохший бурелом.

Пошла изба…

Вдруг обожгла меня крестом

Моя судьба.

***

Всю округу застилающий

Дождь осенний моросил.

Возраст жаропонижающий

Никого не пощадил.

Сердце сжато, сердце сковано

Конец ознакомительного фрагмента.